Дело было вовсе не в состоянии Виктора - напиваться до потери мироощущения ему было не в первой, - а в том, где он это состояние переживал. Попасть в вытрезвитель в принципе неприятно, а в его весьма скромной и тихой сорокасемилетней жизни это был первый такой опыт. К тому же, посещение этого места сулило штраф в пятьсот или шестьсот (Виктор не вспомнил бы точно) рублей. Деньги, по меркам его невесёлого (невесёлость эта в последний год особенно усугубилась) житья. На пятьсот-шестьсот рублей можно было приобрести немало вещей первой необходимости, таких, как хлеб, консервы или сигареты. А в последнее время и так было много проблем.
. . .
Виктор поёрзал на чём-то неопределённо мягком, вгляделся в пляшущую в глазах кашу, что-то пробурчал и попытался думать. Сейчас это было для него особенно отвратительным занятием: напился он для того, чтобы не думать хотя бы какое-то время, а тут поневоле приходится, да ещё и не о старых, известных проблемах, с которыми он, как-никак, свыкся, а о совершенно новой, исходящей, к тому же, от людей в форме (они с юности вызывали у Виктора только чувство неприязни и опасности). Его затуманенных глаз хватило только на то, чтобы определить, что он по-прежнему в вытрезвителе; помещение, в котором он валяется среди прочих пропитанных спиртом тел, в основном больнично-белого цвета, а на улице ночь, хотя вполне возможно, что это поздний вечер или самое раннее утро.
Мысли, к несчастью Виктора, внезапно расшевелились (он неподдельно удивился тому, как быстро трезвеет) и поплыли в голове серыми простынями монотонной тоски: жена снова давила изо рта слова, переходя чуть ли не на рычание; дочь испуганной мышью выглядывала из комнаты; а в почтовом ящике была бумага, её было много, много белой канцелярской бумаги с печатными буквами и печатными словами, смысл которых иногда переставал доходить до него.
Этих по-пьяному расплывчатых образов хватило для того, чтобы по Виктору волной прокатилась ядовитая, дикая тоска. К его ужасу, от выпитого она была только сильнее, чем обычно и полнее его пронимала.
Виктор обхватил лицо руками и стал хрипеть что-то бессловесное в грязные ладони. Вскоре он перешёл на рык, а потом на беспорядочный мат. Не дождавшись от этого облегчения, Виктор перевернулся на живот и начал орать в пахнущий мочой и немытыми телами матрас, но уже вскоре его голос осёкся, он запищал и, впервые за очень долгое время, заплакал. Вначале он почувствовал присутствие какого-то глупого стыда (как будто делать ему подлости не стыдно, а стыдно ему немного, да и по-пьяни к тому же, пореветь), но уже вскоре стыд отошёл куда-то на освещённую электрическими лампами периферию и там растворился. Виктор плакал искренне и отчаянно, будто убивая этим кого-то.
Он уже чувствовал под своим лицом намокший матрас, когда кто-то подошёл и аккуратно потряс его за плечо. Виктор не отреагировал. Потряхивание повторилось, но уже с большей силой. Он решил, что, если это не прекратится, то надо, всё же, как-то ответить.
- Эй, мужик, ты чего это? - донёсся до него спокойный мужской голос.
- Ничего - пробухтел неразборчиво Виктор сквозь слёзы и матрас.
- Как это "ничего"? Мужик, что это с тобой? Тебе хреново?
- Нормально мне... - ответил Виктор отрывисто и с некоторым недовольством от того, что в его горе лезут.
- Вижу я, как тебе нормально - сказал голос сквозь невесёлый смех.
Виктор утёрся рукавом куртки, медленно повернулся на бок и, щурясь от раздражающе яркого света ламп, посмотрел на разговаривающего с ним: это был человек в форме. Виктор судорожно протёр глаза от остатков пьяных слёз и разглядел получше: это был мужчина лет тридцати с лишним со вполне обычным и довольно приятным лицом, недлинными русыми волосами и внимательными глазами неопределённого цвета. Он точно был в каком-то офицерском звании, и это удивило Виктора: что за участливость такая у офицера полиции к подобранным на улице колдырям? А офицер продолжал его удивлять и вгонять в недоумение.
- Как это ты сюда попал? Вроде на алкаша не похож. Случилось что-то, что так нажрался, что ли?
- Случилось... - выдохнул Виктор, глядя на кафельный пол - Весь год только и случается...
- Ясно. Я то и смотрю: мужик ты, вроде, нормальный.
- Вроде...
Виктор закрыл слезящиеся глаза.
- В семье что-то?
"Хули это он такой добрый?" - подумал с некоторым недоверием Виктор Антонович, но ответил:
- Жена, сука...с дерьмом жрёт...
- Разводиться решила?
- И это тоже. Да на это... - Виктор решил не материться перед ним - Не это главное...
- Понятно.
"Нихуя-то тебе не понятно, товарищ, ты ж, мать твою, офицер и без денег не сидишь" - подумал в ответ Виктор.
- Слушай, мужик, не хрена тебе тут валяться и прованивать всем этим. Да и холодно тут до ужаса. Вставай, пойдём, чаю попьёшь.
Этого Виктор уже совсем не понял. Чтобы удостовериться, что всё это не его пьяный бред от вылаканной без закуски дешёвой дряни, он открыл глаза, посмотрел, сквозь слепящий свет, на офицера и перепросил, как бы ослышавшись, но тот повторил то же самое. Виктор вынужден был поверить в то, что офицер всё это действительно говорит своим ртом, хотя по-прежнему не доверял ему: вдруг это начало какого-то затеваемого со скуки издевательства? Но Виктор решил, что отказываться не надо и начал подниматься. Сначала медленно сел и икнул так, что подпрыгнул, потом вытащил из-под себя ноги и поставил их на пол, потом, поднапрягшись, медленно встал, но голова всё равно закружилась, внутри черепа всё ожгло огнём и ему пришлось хвататься за стену.
- Нормально? - спросил офицер.
- Нормально.
Виктор куда-то пошёл за ним, видя только синее пятно формы и совершенно не различая смазывающегося, как непросохшая краска, окружения. Вскоре пятно остановилось у какой-то двери, открыло её и зашло внутрь. Виктор зашёл следом. Офицер указал на стул и чуть пододвинул его. Виктор тяжело опустился на стул и стал рассеянно озираться: он сидел у громоздкого казённого стола с разложенными на нём листами, ручками, файлами, папками и ещё маленьким и жалким триколором на пластиковом древке, в обычном бездушно-казённом кабинете с портретом Путина и гербом не стене. Неизвестно, чего он ожидал, но что-то выделяющееся всё-таки должно было быть: какая-нибудь фотография на стене, статуэтка, картина, чучело, в конце концов. Напротив, кабинет был даже как-то слишком обычен, обычен до неестественности, будто в нём заправлял не человек, а машина.
Но странный офицер заставлял попросту не замечать этого отборного уныния. Перед Виктором, буквально через минуту после прихода в кабинет, дымилась чашка с чаем. Офицер сел недалеко от него с торца стола со своей чашкой и, после минутного молчания, стал говорить:
- Тут получше, наверное - заметил он с полуулыбкой.
- Конечно - стеснённо ответил Виктор и покосился на чай.
"Может он подсыпал что-то?" - мелькнула у него в голове странная мысль.
- Меня Игорь Иванович зовут, если что - прибавил офицер - ну просто Игорь.
"Псих какой-то" - уже почти решил Виктор.
- Ладно - невпопад проронил Виктор и, обратив внимание на шум дождя, посмотрел за окно: в мокрой черноте расплывались жёлтые кляксы фонарей. Похоже, что дождь был очень сильным.
- Даже тут одуреть можно, если ночь сидеть. А спать, часто не получается... да вы пейте, холодно ведь.
- Угу, спасибо - еле слышно ответил Виктор, окаменело глядя в пол: в более комфортной обстановке снова вернулись прежние мысли; он судорожно отпил чаю (вкусовые рецепторы были начисто отбиты выпитой сивухой, так что ничего кроме температуры и горечи он не ощутил).
- Вас что-то гложет ведь, - Игорь вдруг перешёл на "вы" - сильно гложет. Прям смотреть страшно. Может расскажете, полегчает?
"Да что это, блядь, такое?" - подумал несколько выведенный из ступора Виктор, но внутри у него что-то шевельнулось и рот, казалось, заговорил сам собой:
- Как сказать даже... уже год какой-то дурдом, блядь, творится. С работы вылетел сначала - сократили. Ну, думаю это, хрен с ним, новую найду. Новую, блин. Ничего просто нет, кроме всякого дерьма! Я уж не знал, куда кидаться мне! На одну пошёл уж грузчиком - кинули на деньги за целый месяц! Только аванс, блядь выплатили!
- Ё моё...
- А ничего ты сукам этим не скажешь, всё ж неофициально, на честном, сука, слове!!!
- Ясно - протянул задумчиво офицер и, вспомнив о чае, торопливо отпил.
- Иду от них, твою мать, как обоссанный, прихожу домой, говорю - так и так, кинули. И что же, блядь, моя дорогая жёнушка мне говорит? Да ты мудак, да ты такой, сука, растакой, да ты идиот, да как так, да где деньги взять... при дочке меня стоит, сука, уже матом кроет. Та стоит - глаза вот такие. Я стою - вообще не понимаю, как это? Это что?! Это, блядь, жена, называется?! Это жена до тех пор, пока я деньги ношу, что ли?! А потом можно обсирать?! Я, блядь, не выдержал, взял, да как и ёбнул ей, чтоб, тварь, знала, что я не подстилка! Ка-а-ак заверещала!!! Как, сука, заверещала! Катю хватает, визжит, соплями уливается: "А-а-а!!! Урод!!! Сволочь!!! Не трогай!!!" - в голосе Виктора Антоновича стали слышаться приглушённые всхлипывания - Катя плачет, ну ребёнок же, эта её за себя, за себя упихивает, типа, чтоб я её не трогал!!! Тварь, блядь... а я из квартиры выбежал - к магазину, бутылку водки взял, выпил чуть не залпом, домой пришёл - в зале на диван повалился, всё, на хрен!..
Задыхающийся от тёмного бешенства Виктор отвернулся к окну, переводя дух.
- Да, вот так рядом с тобой какие-то уроды оказываются, а ты и не знаешь - сделал вывод офицер.
- Это херня ещё! Потом хуже ещё стало. Я сам даже думал её бросить, да вот дочь-то куда девать? Я её вытянуть в одного вообще не в состоянии. Подумал, ну хуй ты с ним, потерплю какое-то время, может наладится. А эти истерики у неё каждодневными стали и, блядь, видно, что специально всё, специально! В нос мне, скотина, тыкать начала тем, что она работает постоянно и денег больше моего приносит!!! Это что вообще?!
Игорь понимающе покивал головой.
- Да, невесело.
Несколько секунд сидели молча. Виктору вдруг показалось, что из коридора донёсся какой-то знакомый голос, он даже повернулся, но дальше не было слышно ничего, кроме дождевого шума.
- Смотри, если совсем хреново, то не рассказывай - сказал ему Игорь.
Виктор махнул рукой:
- Расскажу, чё уж... вот это всё - он сделал руками собирающий жест - а потом она стала про развод говорить. Ну, это, при случае. Оно вроде и ничего, а вот Катя-то. Ей же только хуже будет. Я ей всё не смогу оплачивать, а отдадут её этой суке, а мне это ни хрена не нравится, она не любит её, мразь эта, не стала бы тогда всё это дерьмо устраивать. И так - дерьмо, и этак. Я уже не знаю, куда мне деться вообще со всем этим...
Виктор согнулся и уставился в пол намокающими глазами; его челюсть нервно подрагивала. Игорь устремил тоскливый взгляд за окно.
- Вот зачем.., зачем Катю рожали, вот... - голос вздрогнул и осёкся, но Виктор похрипел и продолжил - Меня зачем рожали?! Затем, чтобы я во всём этом говне жил!!! Это за этим, блядь, люди на свет рождаются?!!! За этим вот за всем?!!! Это для этого меня растили, чтобы я работал не пойми где, чтобы меня каждая торгашеская паскуда наёбывала при случае?!!! Это для этого?!!! Это дочка моя должна всё это видеть?!!! Да нахрен оно всё!
Он вдруг почувствовал, что Игорь похлопал его по плечу, оглянулся - тот внезапно возник рядом и его глаза показались Виктору не просто сочувствующими, а какими-то больными.
- Должна - не должна. А вы должен - сказал тот, отворачиваясь и подходя окну.
Виктор остекленевшими глазами смотрел ему вслед: "Что за? - подумал он - У меня галлюцинации что ли?"
- Ебано жить, Виктор - не поворачиваясь, изрёк Игорь отчётливо и даже как-то торжественно - Я потому и подошёл, что по тебе видно, как тебе ебано жить. Сразу понятно, что ты не для развлечения нажрался и не как те (Игорь махнул рукой на воображаемые шеренги алкоголиков), а от того, как всё вокруг. На самом-то деле всем ебано тут жить, просто кто-то этого ещё не понял. Нет, (сказал он резко, будто стряхивая с себя какое-то насекомое) алкашам не ебано. Фунфырик раздавил - дальше пошёл. Я с одним даже сам пробовал раздавить, может мне тоже бы стало хорошо. Но он как-то лживо так пил, что мне не понравилось. Сразу видно, что начальство приказало. А я не хочу быть начальством. Я тоже хочу как нибудь сюда попасть. Мундиром со всеми погонами укроюсь и буду спать или ссать под себя. Может же и мент попасть в вытрезвитель, хули тут такого, да, Витя? - Игорь повернул голову - на его лице блестела горькая улыбка.
Виктор молчал, тревожно глядя на него.
"Сейчас застрелится" - подумал вдруг он.
- Жаль мне тебя, Виктор - сказал сбросивший улыбку Игорь, глядя в пол, и, чёткими шагами, будто маршируя, вернулся и сел на свой стул - А дочке-то сколько лет?
- Одиннадцать.
- А у меня вот нету - сказал Игорь, улыбнувшись и блеснув глазами.
- Ну тебе ещё можно - ответил Виктор, неотрывно глядя на становящегося пугающим собеседника.
Игорь резко махнул расслабленной кистью и спросил:
- И какая она?
- Ну как, какая? - Виктор оглянулся вокруг - Милая, хорошенькая такая, - он почувствовал, как слёзы пьяной сентиментальности подступают к горлу - умная. Правда, умная.
- А может тебе с деньгами помочь?
Виктор посмотрел на Игоря, ещё не вполне понимая сути сказанного.
- С деньгами. Ну денег я тебя дам - пояснил, склонившись над столом, Игорь, заметив его реакцию.
- Да я...не знаю. Нет, не надо, зачем...вам...
- Да ладно, ладно, соглашайся!!! - стал убеждать Виктора Игорь, призывно протягивая руки и улыбаясь.
- Да нет, нет!!! - почти кричал Виктор ему в ответ.
- Да почему нет то?! - завопил вдруг офицер, встав со стула и глядя на него.
- Да потому что не верю я, блядь!!! - заорал Виктор и тоже вскочил со стула, опрокинув его - Не верю я!!! Я не верю, что ты такой добрый, понимающий, что каждого обоссанного колдыря готов расспрашивать!!! Не верю я, что вдруг такие добрые!!! Не верю я!!!
Игорь стоял и смотрел на него с жалостливой улыбкой, как на недоверчивого ребёнка.
- Обратно меня отведите, - сказал Виктор уже спокойно - дайте бумажку эту со штрафом и я уйду.
- Постой - сказал Игорь, проткнув воздух указательным пальцем, и снова полез в стол.
Виктор вдруг почувствовал неловкость: к нему ведь и правда хорошо отнеслись, хоть это всё и странно.
- Вы извините меня. Правда - он закусил губу.
- Да ничего - махнул свободной рукой Игорь.
- И за чай спасибо, но я, правда, не могу поверить - проговорил он глухим и упавшим голосом.
- Да ничего!
Игорь достал из стола пистолет и приставил его к виску.
- Держи!!!
Виктора оглушило выстрелом. Голова Игоря раскололась и рассыпалась по столу и кабинету, будто окровавленные куски керамики - из неё на стол повалились купюры и мелочь.
Виктор закричал и очнулся оттого, что его лупили по щекам.
- Чё разорался-то, блядь?! Тише!!!
- А-а-а...
- Бухать меньше надо, тогда и орать не будешь!!! Вставай!!! Не хуй разлёживаться, иди, забирай протокол и вали, мест нет.
- Я...я н...не могу...
- Чего?! А бухать до усёру можешь?! Вставай...
Чьи-то руки схватили Виктора за грудки и подняли: от этого ему вдруг стало плохо, он, ничего вокруг не видя, отвернулся куда-то и стал блевать.
- Твою мать, ты хули тут устраиваешь, блядь?! Зарыгал всё!!!
Виктор повернулся и посмотрел на говорящего, но их вдруг оказалось много: чьи-то рожи кружились в глазах и пульсировали мутными пятнами, как кипящие помои.
- Пошли!
Виктор почувствовал, как его потащили куда-то. Вокруг себя он видел только цветные пятна и больше ничего: он был пьян до невозможности.
- Подписывай.
Виктор что-то черканул.
- На, бери. Стой. Пошёл. Да куда ты, блядь!
Виктор почувствовал удар.
- Вы что... делаете?!
- Что? Ты тут выёбываться ещё будешь?!
- Вы какого... меня бьёте?! Где Игорь Иванович?!
Последовал ещё один удар.
- Какой тебе, нахуй, Игорь Иванович?! На, пошёл отсюда!
Виктор вылетел в прореженную жёлтыми пятнами темноту под густой ливень. Сзади что-то железно бухнуло. Спереди засигналили какие-то белые машины. Он пошёл от них в сторону. Ноги его моментально промокли, а совсем скоро прилипла к телу и вся промокшая одежда. Вытрезвитель и белые машины остались где-то далеко. Виктора обступила гудящая ледяными потоками воды кромешная темнота. Казалось, что он провалился в чёрное озеро. Он понимал, что должен уже окоченеть, но холода не чувствовал: слишком плотно сидел в крови алкоголь.
Прошли часы, а он, погружённый в темноту и дождь, всё шёл, не видя дороги.