Порядок цен провентилировали давно, но деньги Лада смогла поднакопить только к середине октября. Есть в Лужниках на рынке, один магазинчик, где стиральные машины - полуавтоматы, стоят сущий пустяк. Сто долларов экономии выходят легко, плюс на транспорт - тридцатка баксов. На всякий случай Андруччо своему она даст полтинник, сдача наверняка останется на нее можно будет и обмыть покупку, пригласив родственников и друзей.
Накануне вечером подробно написала мужу, как добраться до метро "Спортивная", как найти магазин, а потом - "Газельку", которая доставит ценный груз до их Выселок - это сто с лишним зверст по Ярославскому шоссе.
Необходимо уточнить, что по паспорту Ладин муж был Андруччо, экзотическое имя досталось ему от отца - итальянца, которого звали Джованни, и родом тот был из Флоренции. Приехав в Советский Союз тридцать лет назад в качестве туриста, Джованни с первого взгляда влюбился в самую красивую русскую девушку Маргариту, настоящее серьезное чувство заставило итальянца стать коммунистом, жениться и осесть в России. По поводу этого своего скоропалительного решения он сделал Маргарите шикарный подарок - сына, которого и назвали Андруччо. Проваландавшись пару зим, нестойкий "макаронник" затосковал по родине, перестал ходить на работу и запил. Возвращаясь как-то из гостей перед новым 1966 годом, в дупель пьяный, Джованни упал в сугроб, заснул и не проснулся, морозы тогда стояли крепкие, за тридцать. Отцов потом у Андруччо было много, Маргарита Ивановна женщина была любвеобильной и хороша собой до преклонных лет.
Андрюха (для простоты его все так звали) парень был симпатичный: черные глаза, кучерявые волосы, правильного сложения, но только маленького роста, сто шестьдесят пять сантиметров, Лада выше была его на голову.
Отправился рано утром, еще темно было, и к часу дня Андрюха увидел Лужники. Народу на рынке толклось - тьма. В первой половине девяностых - это был настоящий, восточный базар, с гордостью именующий себя "крупнейшей торговой площадкой Европы". Магазин Андруччо нашел быстро. Реклама не обманывала, цены, оказывается, еще больше снизили, экономия лишней двадцатки долларов выходила запросто. Свободного времени было много, Андрюха решил прогуляться по рынку, на котором не был ни разу. Прогулки ему хватило ровно на пять минут, до ближайшего лохотрона.
Пылесос по собиранию денег, находился под синим тентом, представлял он из себя стул, стол, пятнадцати дюймовый компьютерный монитор, светившийся резво скачущими разноцветными лошадками, кассовым аппаратом и миловидной улыбчивой девицей. Разношерстная массовка вокруг точки неистовствовала, делая вид, что непрерывно выигрывает крупные суммы.
Андруччо, как человек с нешуточными примесями южных кровей, верил в Фортуну и знал, что она благоволит только к настоящим мужчинам. "Двадцатью долларами можно рискнуть, Лада не узнает",- подумал он, в глубине души Андрюха был уверен в выигрыше. Излишне напоминать, что лошадка лоха навеки обречена была приходить к финишу второй. С помощью нехитрого электронного устройства (разработанного умельцами в МФТИ), присоединенного к компьютеру и расположенного под кассовым аппаратом, улыбчивая барышня, нежно трогая две выпуклые кнопочки, регулировала скорость бега электронных скакунов. Эта важная деталь лишь через три года всплыла на следствии, когда облапошенных граждан стало столько, что они образовали отдельную прослойку электората.
Как водится в таких случаях, Андрюха сначала непрерывно выигрывал и заработал целых пять долларов пятьдесят пять центов.
Сгрудившаяся вокруг публика, искренно, от всей души, поздравляла, "болела", желала удачи. Андруччо и сам не заметил, как втянулся, за двадцать три минуты сорок пять секунд он спустил все деньги. Окружающие тихо и проникновенно стали интересоваться: "Нет ли еще монет?"
- Дело чести настоящего джигита стремиться к победе, нельзя останавливаться на середине реки, опускать руки, - говорил морщинистый мужчина неопределенных лет с фиолетовой татуировкой "Вася" на левом веке.
Потрясенный Андруччо, молча отошел от гудящей своры жуликов, их внимание переключилось на прилично одетую даму в широкополой шляпе с прибалтийским акцентом, ее активно стали окучивать.
Бедняга побрел, куда глаза глядят. Шел какими-то живописными старыми переулками, светило яркое солнце, люди спешили по своим делам, транспорт дисциплинировано останавливался на красный свет светофоров, Андруччо не замечал ничего. Пришел немного в себя он только через час, захотелось выпить водки, у него оставалась заначка, транспортные деньги, лежавшие во внутреннем кармане куртки-ветровки.
Зашел в забегаловку над дверями которой висела покосившаяся вывеска "Три пескаря". В помещении клубился мутный праздный народ одетый по-летнему, столик у окна оказался свободным. Андруччо заказал бутербродов, двести грамм водки и большую кружку пива. Чаво делать, совершенно отчаянно было непонятно. Без денег ехать домой он не мог, Ладка его четвертует. Срочно надо было сочинить какую-нибудь душещипательную историю, жена у него женщина была строгая, но сентиментальная. Андрюха постепенно напивался, в голове все больше густел беспросветный туман, глухое отчаяние копошилось на дне сосуда под абстрактным названием "Душа".
-Братан, у тебя места свободны?
-Угу, - пробормотал Андрей, за столик к нему подсели с пивом, бутербродами и двумя полными гранеными стаканами водки два персонажа. Лица у них были загорелыми и оптимистичными: у одного физиономия была худая, костистая, как бок старой воблы, рот большой чуть не до самых ушей, из-под тонких бесцветных губ торчали мелкие зубы. У второго - лицо было круглым, коротко стриженые волосы, и уши так плотно прижаты к голове, словно их приклеили. Глаза его непрерывно шныряли, как облитые дихлофосом тараканы.
-Да это то же самое, наперстки из моды вышли. Там девка на кнопку нажимает, забег редактирует, выиграть невозможно.
- Да?
- В Лужках один крутой чувак заправляет, у него там двадцать точек, денег они гребут не меряно, все схвачено менты и бандиты - все прикормлены.
- Много проиграл?
- Триста баксов.
- Ну, брат, считай, легко отделался, раз сидишь "ерш" употребляешь. Плюнь и забудь, урок стоил три сотни. Там люди квартиры с машинами оставляют, а иногда и жизни. Твое здоровье, с крещением!
- Спасибо, ваше - тоже.
- Тебя как звать-то?
- Андреем
- А меня Сергей, - сказал круглолицый, а это - Игорь
Посидели, поговорили о том сем. Игорь и Сергей представились археологами - альпинистами, которые ищут клады индейцев майя в Андах, сейчас у них был отпуск перед следующей командировкой. По мере употребления водки с пивом, Адруччо они все больше и больше нравились.
- Ты знаешь, - начал Сергей, после того как они заказали еще пятьсот грамм водки, - парень ты хороший, мне ты симпатичен, хотелось бы помочь, тебе как другу, честное благородное слово. У меня похожая беда стряслась. Этот барыга, который заправляет в Лужках, обобрал меня три года назад, хату и тачку ему проиграл. Из-за этого у меня жена ушла, любимая, между прочим. Проигрался я в чистую, в общем, лишился всего самого главного движимого и недвижимого имущества, теперь живу у Игоря улице Лесная, на "Белорусской". Оба трудимся археологами - альпинистами, разведываем вымершие индейские цивилизации, клады ищем, прикасаемся к истории ушедших тысячелетий. Работой доволен, но живу не трудом, а надеждой, что рано или поздно отомщу этому негодяю. И вот сегодня, видно так звезды сошлись, Судьба так наворожила, тебя встретили, тоже пострадавшего от этого мерзавца. Нельзя нам это так просто с кондачка оставлять, опрометчиво это, удача сама к нам в руки плывет. Барыга этот лег в больницу, на обследование, жена его с любовником уехала на модный курорт на Багамы, решил я вернуть свои деньги. Залезу к нему в квартиру через крышу, сделать это будет проще простого. Квартира моя стоила сорок тысяч долларов, а у этого олигарха в холодильнике, в морозилке, в брюхе гуся, лежит сто тысяч зеленых, представляешь?! Хочешь, пойдем с нами.
- Что должен буду делать?
-Ничего особенного. Ты субтильного телосложения, с собой у нас веревочная лестница вот здесь, в сумке. Живет этот барыга на последнем двадцатом втором этаже. Залезаем на крышу, вечером, часов в десять, сбрасываем лестницу. Ты по ней спускаешься, прикрепим к тебе к поясу страховочный конец, чтобы ты не брякнулся с непривычки. Залезаешь на балкон, с него - в форточку, возьмешь гуся в холодильнике, откроешь входную дверь, и мы сваливаем до приезда ментов. Квартира стоит у них на сигнализации, так что сделать нам это надо будет порасторопнее.
- И что дальше?
- Получишь свои триста долларов, плюс - еще тысячу, а нам отдашь все остальное. Ты как думаешь, Игорек, хорошо я придумал? - обратился тот к своему другу.
- Толково придумано, - пробубнил Игорь простуженным голосом, - надо помочь Андрюхе хороший он парень, такие люди - соль земли.
- Тысячу маловато будет, - произнес Андрюха, неизвестно почему, но ему показалось, что эта операция очень даже может получиться. - Если я полезу, то мне надо десять тысяч баксов, а не тысяча.
- Побойся бога, Андрюха, ну какие десять тысяч! Надо залезть в форточку, взять гуся с деньгами открыть дверь, мы спускаемся на лифте, прыгаем в тачку, и - адью! Откуда за такую работу десять тысяч?!
- А вдруг он в этот момент придет или в квартире кто-то будет? А по крыше с двадцатого этажа лезть? А квартира у ментов на охране? Может еще какая сигнализация подцеплена? Вы что, это я еще мало прошу!
- Игорек, а мне Андрюха все больше нравится, раз парень умеет торговаться, значит, есть серьезный настрой, характер бойцовский присутствует, желание победить.
- Да мне тоже импонирует, это и понятно, такие люди - соль земли, - опять пробубнил Игорь.
- Давай дадим ему пять тысяч, за его красивые глаза и замечательный характер, он ведь - друг.
--
Не возражаю.
- Плюс - еще триста долларов, несправедливо отобранных у него в Лужниках.
--
Ну что же... Давай, чего не сделаешь ради хорошего человека.
--
По рукам? - протянул протянул Сергей пухлую ладонь.
- Ладно, - нехотя согласился Андруччо, - маловато будет, всю грязную работу делаю я.
- Давайте, друзья, последний тост: за Удачу. Больше не пьем, к двадцати двум ноль ноль надо быть трезвыми, как стеклышки.
Времени было часов шесть вечера, когда компаньоны, выйдя из забегаловки, сели на троллейбус и поехали к "Парку культуры". Погуляли по Парку, покатались на Чертовом колесе, обозревая вечерний город. Погода была теплая, в Москве стояло бабье лето. Весь Парк светился калейдоскопом оттенков осеннего цвета, Москва река с солидной неторопливостью уверенно отражала силуэты домов, арки Крымского моста, зажигающиеся фонари Фрунзенской набережной.
- Лепота... - удовлетворенно крякнул Сергей, оглядывая окрестности, - чувствую сегодня будет фартовый день, ветер удачи дует в наши паруса.
- Сплюнь, постучи.
--
А чего стучать, надо действовать уверено,
Фортуна - девушка, которая любит ребят наглых, недисциплинированных, ей направится, когда хватают ее за вымя и волокут в кусты.
Ровно в десять вечера концессионеры были в "Крылатском". Высокий панельный дом стоял недалеко от метро на улице Крылатские холмы. Нужная им сторона выходила на лесопарковую зону, где вообще не было ни какого жилья, соответственно, увидеть их никто не мог.
Игорь пошел первым. Поднялся на последний этаж, взломал висячий замок двери, ведущей на
чердак. Сергей с Андруччо поднялись минут через пятнадцать, когда в кармане джинсовой куртки южноамериканского альпиниста зазвонил пейджер, и на дисплее появилась надпись: "Фортуна с нами".
Поднялись на крышу, закрепили веревочную лестницу, бросили ее вниз. Андрей по ней спустился на балкон без особых затруднений, на всякий случай к его ремню привязали страховочный трос.
Форточка на балконе была полуоткрыта, подтянувшись, Андруччо без труда в нее проскользнул.
Квартира была большая, судя по солидным силуэтам мебели, белому роялю в гостиной, принадлежала она человеку зажиточному и не чуждому музыкальных пристрастий. На кухне стоял здоровенный, высотой метра два, холодильник. Гусь был на месте. Найдя кухонный топорик, Андруччо, с трудом расковырял массивную замерзшую птицу. Десять темно-зеленых пачек, перетянутых черными резинками от бигудей, в прозрачном целлофановом пакете, отливались в скудном свете карманного фонарика... Не обманули археологи.
Андруччо не был таким уж простаком, чтобы поверить басням Сергея, скорее всего за свою работу он не получит не только ни одного доллара, а еще, дай бог, если живым уйдет. Тихо на цыпочках подошел к двери, силуэты двух его новых друзей маячили на лестнице.
Выходить не хотелось. Андруччо поступил мудро. Возле зеркала лежала пачка телефонных счетов, на них был написан адрес, он набрал номер телефона милиции.
-Алло, милиция? Здесь какие-то два подозрительных типа ошиваются, возле квартиры. Выезжайте, пожалуйста, срочно. Адрес: улица Крылатские холмы, дом 37, квартира 266, третий подъезд, 22 этаж.
Три милиционера с автоматами наперевес вышли из лифта минут через семь, Игорь с Сергеем шмыгнули вниз по лестнице, милиционеры бросились за ними. Андруччо все это наблюдал в дверной глазок. Минут через пятнадцать, распихав пачки денег по карманам ветровки, Андрюха выскользнул из квартиры и стал аккуратно, но динамично спускаться по лестнице. Как только он скучающей походкой отошел от подъезда, к нему опять подкатила желтая милицейская машина, с синим мигающим фонариком на крыше.
Возле метро Андруччо поймал такси.
- Куда ехать? - спросил водитель.
- Давай по Центру, покатаемся, плачу сто долларов, в час.
Внезапно свалившийся на него куш, Андруччо воспринимал без ажиотажа, философски, с чувством глубокого удовлетворения. Оно и понятно, это не могло не произойти, он столько страдал в этой жизни. К нему, такому классному парню, Фортуна рано или поздно должна была повернуться передней частью своей соблазнительной фигуры.
Теперь он знал, был непоколебимо уверен: госпожа Удача, эта пошлая провинциальная кокетка у которой в голове такой субтропический сквозняк, - никогда его не покинет. Андруччо и дураком никак нельзя было назвать, умный он был, даже - очень, но и на старуху бывает проруха. Проезжая по Центру он увидел переливающиеся красным зеленым и голубым неоном надпись "Казино". Андруччо решил, что зайдет и проиграет всего тысячу долларов, потом возьмет такси и поедет домой, с такой кучей денег, стиральную машину пока можно будет и не покупать. В глубине души Андруччо был уверен, что не проиграет, а - наоборот... "Сто тысяч долларов непременно сегодня поимеешь еще сверху, выиграешь обязательно, куй железо, пока горячо", - подсказывал ему ВГ (внутренний голос). Удвоить содержимое своих грузных карманов казалось ему совсем несложным. "Сегодня - мой день" - подумал Андруччо, соглашаясь с мудрым ВГ, - в этом я уверен, такое бывает раз в жизни". Щедро расплатившись с таксистом, он вышел из машины и смело шагнул на порог заведения со стеклянной дверью.
Андруччо начал играть. Мудрый ВГ его не обманывал, через два часа он удвоил свой капитал! Многие из нас знакомы с этим приятно щекочущим волшебным ощущением, когда мадмуазель Удача сидит у Вас на коленях, доверительно прижимаясь божественным телом в легком полупрозрачном платье от "Gucci", и что-то нежное лепечет вам на ухо. Жизнь в эти мгновения становится искрящимся карнавалом, все кажется победно легко, весело, беззаботно.
Товарищам, которым не знакомы подобные переживания, требую немедленно перевернуть данную страницу.
К трем часам ночи у Андрюхи было двести тысяч американских долларов, без каких-то пошлых пяти сотен! Свойство Внутренних Голосов заключается в том, что, к сожалению, они не всегда сообщают, когда надо вовремя остановиться, госпожа же Удача может с легкостью перебраться на коленки вашего соседа за барной стойкой .
За ночь Андруччо проиграл все. Выйдя из дверей гостеприимного заведения в пять утра, он спросил у сурового дворника, в какой стороне Москва река и не спеша зашкандыбал к ней.
Утренние сумерки растворялись в солнечном свете, начинался новый день, отражения островерхих башенок Кремля, преисполненных византийской спеси, вальяжно покачивались в грязной воде. Андруччо, присев на гранитные ступени, снял ботинки, носки, достал одноразовую шариковую ручку "Bic" и записную книжку. Надо было черкнуть пару слов, с Ладой попрощаться. Воспитанная с детства бережливой мамой привычка оставлять заначки, спасла Андруччо жизнь. В блокноте он обнаружил пятьсот долларов, положил он туда их машинально, как только начал играть и выигрывать.
"Судьба опять подарила мне шанс", - именно так он справедливо растолковал находку. Андруччо поехал в Лужники и наконец-то приобрел то, что хотел. "Газельку" в указанном месте нашел сразу и в середине дня был уже в своих Выселках.
Лада была крайне недовольна его длительным отсутствием, но полностью удовлетворена приобретением, сдачи осталось на целых двадцать долларов больше, чем она рассчитывала!
- Встретил в магазине своего школьного приятеля, тот оказался продавцом. - Начал Андруччо в восьмой раз рассказывать историю, сочиненную им в машине на скорости шестьдесят километров час на пути домой. - По блату, на двадцать долларов дешевле, достал ему такую же машину. Покупку пришлось с ним отмечать и пить водку до пяти утра, не удобно было просто так уехать, ведь все-таки лучший друг детства, тем более он угощал. Зовет в гости, оставил телефон, обязательно как-нибудь у него побываем.
Deja vous.
Зовут меня Аркадий, в начале восьмидесятых проходил я срочную службу радистом в роте связи, в Харькове, во "Внутренних Войсках". Казармы полка располагались напротив тюрьмы на Холодной горе, которую построили еще во времена Екатерины Великой, Царицы - Матушки. Служба радистом непыльная и весьма почетная: "Обеспечиваешь круглосуточную связь подразделения со штабами, министерством находящимися в Москве и Киеве".
Сначало это увлекало, потом превратилось в рутину, а последние пол года до дембеля
служба обрыдла так, хоть - на стенку лезь. Однообразие убивало, не хватало новых лиц, переживаний, ощущений - всего того, что называется полнокровной жизнью двадцатилетнего молодого человека.
Жара - за тридцать, сидишь за высоким желтым забором и знаешь: если сегодня май, то выйдешь ты отсюда в лучшем случае в конце ноября. Двенадцать здоровых дембелей убивали время как могли. Развлечения были убогие, но насыщенные; ребята по ночам бегали в самоход в женское общежитие при носочно-чесальной фабрике дислоцированной в километре от части (между нами именуемое "ЦПХ", "Центральное П..... Хранилище"), там запросто можно было поймать триппер или жирных белых мандавошек, честно говоря, туда я был не ходок. Курили анашу один из наших сослуживцев, съездив в марте в отпуск, в свой родной Баку, привез оттуда целый чемодан этого зелья. Пили бормотуху "Золотая осень" по рубль шестьдесят пять, называя ее "дембельской", яд - редкостный, блевалось от него особенно вдохновенно. Ну и всякие остальные малоинтересные события, которые случаются всегда, когда в роте маются дурью от жары и скуки двенадцать лоботрясов, не знающих куда себя приткнуть. Скажу вам честно, ребята, по себе знаю, нет ничего в мире мерзопакостное, чем сидеть и чего-то ждать.
Так уж получилось, что за полтора года службы в полку сделал я "карьеру", не знаю за какие заслуги, назначили меня заместителем командира взвода и дали звание старшины, что в солдатской иерархии высший чин, как генералиссимус у офицеров. Шутка.
Утром, шестнадцатого мая, в субботу, после завтрака, приехал в казарму "Роты связи" наш прапорщик уже малька под шофе и вполне жизнью довольный, подходит ко мне.
- Аркадий Тимофеевич, выдели пять салаг на разгрузку двух вагонов с кошками и доставку животных в Центральный Харьковский Цирк. - сказал прапорщик и поправил очки, вид у него был интеллигентный, но глуп он был, как пробка.
- Обеспечим, товарищ прапорщик, при условии: берете меня с моим дружбаном Велимиром, две недели в городе не были, надо нам пробздеться.
- Ладно. Через пятнадцать минут жду вас на выходе, на КПП.
Мы с моим приятелем Велимиром взяли четырех "салаг". Встретились с прапором на КПП, отправились на товарную станцию, пешкодралом - всего-то двадцать минут.
Распахиваем дверь товарного вагона, смотрим, а там в клетках сидят львы, рыси, леопарды, пумы и пантеры. Красивые до невозможности, только прибабаханные дальним переездом. Вытянули клетки из вагонов, погрузили их в машины, довезли до цирка в центре города, опять перекантовали. Я с Велимиром чутко руководил процессом, "молодые" работали четко слажено, выполнили все, на "отлично". Че дальше-то делать? До ужина - как до Китая раком, времени только два часа дня. Выпить винца - страсть как охота, и весьма желательно - на холяву, денег в кармане двадцать копеек. И тут к нашему "куску" (так на армейском жаргоне зовут прапоров) подваливает толстая тетка в бархатном темно зеленом платье и о чем-то с ним долго улыбчиво гутарит. Мадам - колоритная: в высоту и ширину совершенно одинаковая, похожа на бочку с пивом. Зубы у нее - верхний ряд были золотые, нижний - стальные, черные густые брови, как у Брежнева, срослись на переносице, лицо цвета перезревшего помидора. Лет бабе, наверное, пятьдесят, не меньше.
В армии, по окончанию второго года службы, в ветеранах просыпаются невиданные сенсорные способности, холяву чувствуешь каким-то новым сформировавшимся органом.
-Вэл, - говорю, - наклевывается маза выпить.
- Шо за дело?
Друг мой Велимир - здоровенный "шкаф", два метра ростом, по национальности гагауз, родом из Молдавии. Немного флегматичный, но только не в драке, в кулачном бою этот "тормоз" порхает, как бабочка. Подружились мы с Вэлом как только в роту пришли после учебки, год назад, вместе, спина к спине, от "дедов" отбивались. Они нас напрягали барахло их стирать, а мы: отказывались. Так, блин, нас и не заставили... Но зуб передний мне все-таки мне выбили.
Вэл кормил кусочками мяса пантеру с руки, та уплетала с удивительным достоинством, щуря при этом изумрудные глаза. Черная шкура котяры блестела, пластика же движений была настолько изящной, завораживающей, что поневоле залюбуешься. Невозможно описать эту красоту.
- Вон "кусок" идет, сейчас растолкует.
- Ребята, - подваливает к нам прапор, потирая руки, - работенка - кайф. У трудящихся сталелитейщиков новоселье, надо помочь мебель с машины передвинуть на первый этаж. Обещают накормить, напоить, может еще по телке себе рубанете, потрахаетесь. Ехать только далековато, на окраину города, но это - ничего, нас доставят.
- Конечно, товарищ прапорщик, мы завсегда готовы к такому труду, только "молодых" не берем.
- Хорошо, салаг отправляем в часть, но вы, ведете себя прилично, не нажираетесь, шоб меня не подвели.
- Товарищ прапорщик, мы завсегда годны к такой службе. - говорю я, - особенно, где можно на холяву пожрать и выпить.
- Офигенно... - бормочет довольный Велимир ухмыляясь, рожа у него широкая, как совковая лопата, и вся оспинами изрыта, вид довольно зверский, неандертальческий, пока улыбаться не начинает, тогда видно сразу, что парень он добродушный.
Поехали на "Жигулях" вчетвером на "точку" за рулем - эта баба трещит, как из пулемета, рот не закрывает и все время улыбается. Имя у нее Фрося, Станкостроительный завод им. Камо, где они всю жизнь проработали, "дал им - таки пятикомнатную квартиру". Семья у нее большая, семь ртов, в очереди простояли десять лет. "Новоселье, - говорит эта тетка, - праздник покруче свадьбы в два раза, а если с Новым годом сравнивать, то - в восемь".
Ехали, долго, минут сорок пять, прибываем на какую-то окраину, больше похожую на город Кологрив, чем - на Харьков. Кругом - покосившиеся халупы, заросшие кустарниками, сиренью, столетними липами, тополями. Посреди этой тургеневской рощи стоит новый панельный девятиэтажный "зуб" соцреализма.
Квартира, действительно, на первом этаже, ничего себе, клеевая: в комнатах оптимистичные обои в мелкий треугольничек, кухня большая, раздельный санузел, а в большой комнате самолет "Ан - 24" запросто уместится и, весьма кстати, метров двадцать в длину, стол заканчивают накрывать. Успели мы к шапошному разбору, всю мебель с машин уже сняли перетащили, только десять стульев мы и отнесли.
- Фрося! Фрося! - подбегает маленький лысый мужичок с лицом орангутанга, состоящий весь из дерганных движений, как будто что-то потерял, найти никак не может, - тут ребята из соседнего Кузнечного цеха узнали, шо у нас новоселье пришли, помогли разгрузить, погрузить... А где водка, Фрося? Кто спиздил? Двадцать ящиков водки и сорок ящиков портвейна?
- Ермолай, ну, что ты... Еб... Я же тебе говорила, все у тебя в машине, в кунге, голова твоя, еб, худая.
-Фрося ты это себе на ухо говорила, я ни хера не слышал.
-Ну, еб, глухая тетеря.
-А зачем ты солдатиков привела?
-Да ты же с утра мудозвонил, шо надо...
-Да? Я? Ты наверно опять не тем местом услышала, ну хуй с ним, сегодня праздник. Меня Ермолай зовут, - обратился он к нам с Велимиром.
- Аркадий
- Велимир.
- А шо имя такое армянское? Ты шо еврей?
- Гагауз.
- А-а, ну тогда ладно, не румын, значит. Ну, шо, ребята... Милости просим. Праздник сегодня у нас нестандартный, новоселье, квартиру, как видите, дали нам с Фросей, так шо гуляй, веселись. Извините, шо работы уже нет... Все сделали, значит. Ну, шо отдыхайте, вас двое как я понимаю?
- Еще прапорщик с ними, - опять встряла в разговор тетя Фрося.
- А он-то на хера?
- Он их руководитель, дурень.
- Посади их вон там, возле окна, места есть свободные, рядом с Прохором, почетным гостем, он обещал непременно заявиться, поздравить. Все, располагайтесь, я побежал, надо еще бутылки с стаканами расставить и прочую жратву.
Помаленьку стали рассаживаться. В комнате набилось человек пятьдесят: все люди простые, пролетарии, одеты без изысков, некоторые даже в спецовках, после смены. Нанесли тарелок, расставили бутылки водки, портвейн "Агдам", "Солнцедар" и "Золотую осень". Сварили молодой картошки в мундире, порубили крупными кусками докторскую колбасу, открыли тушенку. Положили отдельно огурчики, помидорчики, лук, чеснок свежие, только с грядки. Расселись на длинных досках положенных на табуретки. Сначала все было чинно, благородно: поднялся долговязый мужик, сидевший рядом с нами.
- С Новосельем, мир этому дому! Дай бог, не последний раз отдыхаем такой дружной кампанией и не последнюю квартиру обмываем. Богатеет наша страна, хорошеет, туда ей и дорога. Поздравляю моих давних старинных друзей Ермолая и Фросю, хозяина и хозяйку, со столь неординарным ярким днем. Выпьем за их здоровье, чтобы жили они долго, счастливо и бесконфликтно. Ура! - запрокинув голову, залпом опорожнил стакан водки.
- Ура! Ура! - стали все стали кричать и чокаться.
- Хорошо сказал, лаконично, красноречиво, молодец Прохор.
- Умеет, шельмец, выражать свои мысли.
- Конечно, он же техникум закончил.
- Мы пригубили по пятьдесят грамм водки и стали налегать на еду, потребляя, "про запас", как это заведено в армии, когда подворачивается дармовой харч. Прохор - мужик, который первый тост "толкнул", тип был колоритный, весь состоял из острых выступов: скулы, подбородок, локти, кадык, нос, надбровные дуги - все выпирало углами, с разбросом от 15 до 87 градусов, сам - персонаж был худой, как вешалка, одет в засаленный неопределенного цвета пиджак. От стакана, который хряпнул оратор, окосел мгновенно, буквально через десять секунд. Потом, удивительно, сколько бы не пил весь вечер водки, чуть ли не ведрами, Прохор оставался все таким же "датым", но - не более. Вокруг все стремительно надирались, а Прохор пил и не падал, мен феноменально выносливый. После пятого тоста, гости с красными от возбуждения физиономиями, говорить стали одновременно, пафос торжества постепенно растворялся в пьяном гуле голосов. Где-то через час празднества Прохор, до этого чинно- благородно, с царской осанкой почетного гостя сидевший, вдруг ни с того ни с сего, демонстративно, с каким-то даже вызовом, встал и взял со стола непочатую бутылку водки. Засунул ее во внутренний карман пиджака. Все сначала замерли, а потом началось нечто неописуемое, стали орать.
- Подонок, мерзавец!
- Выбросите его отсюда на хер.
- Ворюга.
- Несун.
- Так ты любишь родной завод!
- Подводишь правофланговый коллектив!
- Не быть тебе в передовиках, курва!
Бутылка была далеко не последняя, водки было хоть залейся, не считая двадцати ящиков в кунге Ермолая, многие пришедшие, в качестве презента, ставили на стол бутылки с огненной водой. Степень остервенения совершенно была не понятна. С какой-то яростью, словно ждали, вырвали у Прохора из кармана "пузырь", начали бить по скулам. А потом, схватив в охапку, под веселое улюлюканье, вынесли почетного гостя на крыльцо, раскачав за руки за ноги, выбросили. Из окна было видно, как, описав в воздухе дугу, он приземлился на цветущий кустарник сирени, возле толстого ствола березы. Минут пять он лежал с открытыми глазами и смотрел на небо, своим видом он напомнил раненого Андрея Болконского под Аустерлицем, из кинофильма "Война и мир". Потом тело его зашевелилось, конечности задвигались, цепляясь за березу, он поднялся, отряхнулся и, пошатываясь, пошел к парадной, из которой недавно выпорхнул. Через некоторое время в дверь позвонили. Тетя Фрося бросилась открывать, потом раздался ее радостный пронзительный вопль.
- О-о-о! Прохор?! Прохор!! Еб твою мать, куда ты запропастился! Заждались тебя! Ребята - штрафную ему! Штрафную! Мужики, посмотрите кто к нам пришел! Проходи, проходи, гостем будешь. А у нас новоселье! Праздник-то какой! Речь-то нам скажи поздравительную, ведь только ты и умеешь нужные слова найти.
Хозяйка влетела на кухню, где мы втроем Вэл, я и прапор, ковыряя в зубах, стояли курили. Жратва нам понравилась, водка - тоже. Наш "кусок", еще вполне адекватный, заливисто хохотал, рассказывая байки из своей семейной жизни.
- Пришел Прохор лучший друг моего мужа, вечно опаздывает, нахал! - заорала возбужденно тетя Фрося, влетая на кухню. - Думала он уже нас не проведает! Проходите скорее, вас познакомлю, его рядом с вами посажу, там есть место одно вакантное!!! Ладно, я побежала, надо гостей потчевать. Она рванула из кухни, вихляя верблюжьими бедрами.
- Ребята, штрафную Прохору! Ура!!! - услышали мы из комнаты Фросины крики.
Перекурив, мы пошли на свои места. Гости радостно, как ни в чем не бывало, подняли стаканы за Прохора, вновь прибывшего старого друга дома.
- Служивые, как вас зовут? - спросил Прохор, когда мы расселись на своих стульях. Мы с Вэлом повторно представились, несколько обескураженные, потому что первый дубль был не более как час назад.
-А меня - Прохор.
- А вы не помните, мы уже знакомились сегодня? - проговорил я, глядя в разбавленную водкой синеву его невидящих глаз.
- Нет, не помню, я только пришел, извините, ребята, обознались, попутали вы что-то.
Прохор деловито взял стакан, поднялся из-за стола, по его лицу было видно: ему приятно осознавать себя эпицентром взрывного оптимизма.
- С новосельем! Мир этому дому. Дай бог, не первый раз сидим такой дружной кампанией и не последнюю квартиру обмываем. За прошлую пятилетку еще больше, благодаря последнему съезду Партии, прибавилось жилья у людей с трудовыми руками в мозолях. Поздравляю моих старинных друзей Ермолая и Фросю, хозяина и хозяйку, значит, со столь ярким днем. Выпьем за их здоровье, чтобы жили они долго, счастливо и бесконфликтно.
- Ура! Ура!
Все радостно заголосили, запричитали, стали азартно друг с другом чокаться.
--
Умеет говорить, каналья.
--
Правильно слово держит, мать твою.
--
Красноречив!
--
Талант...
- Цицерон, ебать - колотить.
- А все-таки висеть ему на доске почета.
- И взносы вовремя платит.
Подошел еще табун гостей, человек двадцать, какие-то дальние родственники хозяина, среди них мы заприметили двух симпатичных девушек лет этак двадцати, блондинку и брюнетку. Мы с Вэлом молча переглянулись, времени до возвращения в часть оставалось часа четыре, пора было устраивать личную жизнь. Велимир будучи опытным специалистом по сближению с противоположным полом, отправился на разведку.
Через тридцать минут, во время произнесения очередного тоста, Прохор бесстыдно, с вызовом, словно протестуя против чего-то, спер бутылку водки и засунул ее в уже знакомый внутренний карман пиджака. Общество остолбенело, секунд десять в наступившей мертвой тишине слышно было как в оконное стекло, надрывно жужжа, страстно бьется башкой тучная зеленая муха. Потом все взорвалось праведным гневом.
- Подонок, мерзавец!
- Выбросите его отсюда на хер.
- Ворюга, несун.
- Так ты любишь родной завод!
- Подводишь правофланговый коллектив!
- Никогда тебе не быть в передовиках, курва!
Прохор получил в "пятак", то есть в нос. Бутылку вырвали у него из-за пазухи, и, схватив, как собаку, поволокли на крыльцо два одинаковых здоровенных бугая, двоюродных брата Ермолая, Доба и Боба. Их заплывшие жиром лица являли собой хрестоматийное пособие по тяжелой алкогольной наследственности.
Спикировав в кусты, Прохор чуток полежал, отдохнул, потом поднялся, бережно обнимая березу. На этот раз движения ему удавались гораздо легче, чем - в первый, помню, меня это поразило, по моим представлениям выпить он должен был уже литра два водки, не меньше. К этому времени мы с Велом на кухне налаживали мосты дружбы с девицами, они были не против романтической встречи.
Минут через пять я услышал звонок в дверь.
- Прохор! Прохор! Еб твою мать, куда ты запропастился! - раздался визг Фроси, - Заждались тебя! Ребята - штрафную ему! Штрафную! Мужики, посмотрите, кто к нам пришел! Проходи, гостем будешь. А у нас новоселье! Праздник-то какой! Ты как всегда опаздываешь!
Хозяйка вбежала на кухню и радостно завопила, брызгая слюной мне в лицо.
- Пришел Прохор, лучший друг моего мужа, как всегда опаздывает, думала он нас не посетит, нахал. Пойдемте быстрее знакомиться, я его рядом с вами посажу, там - одно свободное место. Живо, живо перекуривайте, приходите к нам, Прохор сейчас тост будет говорить. Ладно, побежала, надо гостей потчевать.
- Вэл, тебе не кажется, что это уже было? - спросил я.
- А чему тут казаться? Отдыхают люди, новоселье справляют.
Девицы Даша и Глаша были не против встречи с нами. Учились девчонки в Политехническом институте на первом курсе, ночью, после отбоя, у нас наклевывался романтический "самоход" к любимым.
Прошло минут тридцать, после того как стихли радостные крики: "Штрафную ему штрафную". Из большой комнаты, где проходила главная часть фиесты, раздались крики
-Куды пузырь тащишь?! Оставь, ирод!
Потом раздались глухие удары, я стал смотреть в окно, заранее не удивляясь тому, что предполагал увидеть: минут через пять Прохор, описав своим худым телом, баллистическую дугу, шмякнулся в те же самые кусты, в которых побывал уже два раза. На четвереньки он встал на этот раз оперативнее чем - в прошлый.
До нашего отъезда Прохор спикировал в кусты еще пару раз, и каждый раз, когда он возвращался в квартиру, его привечали так радостно, так непосредственно, как будто четыре года ждали из-за линии фронта и наконец-то дождались.
Мы собрались отчаливать. Подхватив под руки нашего прапора, у которого фуражка чудом держалась на затылке (верный признак восьмой стадии упивона), искренно, поблагодарив Хозяйку, поздравив Хозяина, направились к выходу. Как раз в этот момент Прохора опять раскачивали на крыльце Боба и Доба.
Философский взгляд оратора был отрешен и покорен судьбе, почему-то я вспомнил Сократа, употребившего роковую цикуту. Да, что-то было в этом взгляде, чего нам, простым смертным, никогда не понять, например, в какой будний день недели на Землю ступят вороные кони Апокалипсиса.
В самоволку мы сходили, с девушками встретились, весьма эффективно. Там тоже случилось неординарное событие. Вэл, придурок, шмякнулся со второго этажа, своей жирной голой жопой на кусты шиповника, росшего под окнами. Это они с Дашей какую-то новую эротическую позицию обкатывали на подоконнике. Как он ничего себе не сломал, ума не приложу. Тему эту тоже как-нибудь перетрем, но уже в другом повествовании, расскажу как-нибудь потом.
Под куполом.
C погодой им не повезло, приехали десятого мая в эту деревеньку, возле моря, и три дня просидели безвылазно. Мелкий дождик перемешивался с брызгами мутных волн, разбивавшихся о торчащие из воды черные камни. Время от времени между тучами возникали голубые просветы неба, и тогда над неспокойной поверхностью моря вставала радуга. На горизонте низкое небо продолжали подпирать темно-фиолетовые сталактиты дождя, и через короткое время все опять заволакивало беспросветной хмарью, и начался мелкий дождь.
Домик располагался в середине небольшой лагуны, по форме напоминающей букву "С". На пляже лежал мелкий белый песок, вокруг были скалы. Приезжали два друга сюда каждый год, весной, вот уж лет семь подряд. На этот раз решили взять своих жен и вот: не повезло с погодой. Провизии хватило бы на пару недель осады, вина набрали целый бочонок в соседней деревне в первый же день. Взяли рыболовные снасти, рыбы в этих местах было много, лодка в хорошем состоянии лежала в подвале гаража. В четверг утром ( приехали они в воскресенье) ветер стал стихать, в подкладке его ранее бескомпромиссного напора появилась заметная слабина. Разрывы в облаках увеличивались, море то вспыхивало синевой продырявленной белыми точками гребешков неспокойных волн, то становилось опять сумеречным, как бред старого алкоголика. В воздухе, пропитанном неповторимыми ароматами свежести, соли и водорослей витала благая весть: непогода выдыхается.
Ребята, проснувшись, умылись, позавтракали, потом сели играть в преферанс. Настроение было скверное: ехать за две тысячи километров и вот сиднем сидеть и смотреть в окошко на эту ерунду за окном. Красиво, но не готово к употреблению, просто ни в каком виде не готово. О кусок скалы торчащей в море в метрах тридцати от берега, ударила мощная шальная волна, рассыпалась миллионами переливающихся разноцветными искрами брызг.
- Господа, мне подсказывает восьмое чувство, шторм выдыхается, сказал Валерий, отхлебывая глоток вина.
- Да невесело что-то в этом году, сколько сюда приезжаем, а такого не помню, - вздохнул Константин, тасуя карты.
Валерий оказался прав. Шторм к вечеру утих, море в закатных лучах солнца было гладким, как зеркало.
- Пойдем в ночное, порыбачим? - предложил Константин, присаживаясь на крыльцо, завтра утром ухи сварим.
- Давай, только надо как следует выспаться.
- Сейчас пять часов, пообедаем, потом поспим, Лера и Валя что-то вкусное приготовили.
Они вошли в дом.
- Дорогие супружницы, мы решили плыть в ночное, ловить рыбку.
- Хорошо, только приготовьте все заранее, чтобы нас не будить, - сказала Лера, мешая в кастрюле борщ, - садитесь обедать.
- Смотри, какое море классное, никогда я такого не видела.
- Знаешь, что больше всего меня поразило в истории с "Титаником"? - спросил Валера, - еще в детстве, в журнале "Техника молодежи", я читал статью, за двадцать пять лет до всей этой шумихи с "Оскарами" и кассовыми сборами. Дело
не в количество в трупов, в других кораблекрушениях погибало несравнимо больше, "Титаник" тонул в зеркально неподвижной ледяной воде, а над всем этим простиралась космическая тишина, свет полной луны и кристально прозрачный свод небес с огромными звездами.
- Кошмар.
Они сели за стол. Лера жена Константина, бывший биолог, а ныне коммерческий директор косметической фирмы, налила в глубокие тарелки душистый украинский борщ. На второе - был фаршированный перец. Ребята, для аппетита выпив по сто грамм водки, покушали и легли спать.
Проспали часов до двенадцати.
- Смотри, что творится! - сквозь сон услышал он громкий голос Валеры.
Костя проснулся, потягиваясь, вышел на крыльцо и остолбенел. Такого ночного неба он никогда не видел, неправдоподобно крупные звезды переливались ярким фосфорицирующим светом, были так близко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. Через весь черный купол шла широкая белая полоса - Млечный путь, тот мерцал, переливался мощным внутренним свечением миллиардов миров.
Море словно замерзло и превратилось в абсолютно ровную поверхность, в которой отражался небосвод, луна тонким молодым месяцем скромно висела на горизонте. Тишина стояла звенящая, как будто в первый день сотворения мира.
- Вот это да! Красота!
Они тихо, чтобы не разбудить спавших жен, погрузили снасти, провизию, взяли канистру вина и отплыли.
- Что-то необыкновенное, такое впечатление мы одни в этом мире не хочется даже рыбу ловить.
-Да... Такая глупость, лишать кого-то жизни в такую ночь.
- Кроме комаров.
- А их нет, меня еще ни один не укусил.
- Страшно отплывать, - сказал он, налегая на весла, - возвращаемся, а берега нет, один Океан на всей Земле.
- Как в той древней исландской легенде.
- Когда-нибудь все, абсолютно все, действительно, исчезнет.
- К счастью, нас уже к тому времени не будет.
- А Ной со своим ковчегом испытывал сходные чувства?
- Наверное, давай выпьем.
Разлив по пластмассовым стаканчикам вино, отпили по глотку, долго молча смотрели на этот неправдоподобный по красоте купол, раскинутый над ними. Где-то высоко изредка вспыхивали молнии метеоритов, медленно проплывали звездочки спутников. Один раз над горизонтом появился крупный, размером с горошину, светящийся предмет и не спеша, деловито, проследовал на юг.
- Смотри, орбитальная станция, наверное.
- Да, скорей всего. Жизнь смешная и удивительная штука: человеку единственному во всей Вселенной, дано понять какой это величественный кайф - космос и одновременно отпускается ему каких-нибудь 75 лет, это в лучшем случае. Какая-то в этом есть не очень добрая ирония.
- Ты не веришь в инопланетян?
- Нет, мы летим вокруг Солнца со скоростью тридцать километров в секунду в полном одиночестве и никаким инопланетянам мы на фиг не нужны.
- Представляешь вся это сотворено какой-то разумной силой. Ни один электрон во всей этой бесконечной хреновине не шевельнется без жестких законов.
- Никем это не сотворено, это было всегда, во веки веков, нам не дано это понять разум наш имеет пределы.
- Не согласен с тобой, бахнутое на всю голову существо - человек умеет талантливо бредить против разума.
- Давай же за это выпьем, за Человека!
- Они, чокнувшись, пригубили вино и продолжали смотреть на переливающееся неземным светом бездонное небо, чем больше на него смотрели, тем больше, казалось, погружались в его пучину, растворялись в черном бескрайнем океане.
- Вселенная растянута на какие-то немыслимо колоссальные расстояния, это стали понимать только в двадцатом веке. Если космос представлять как храм, то место человека где-то не возле микроба или вируса.
- Человек не инфузория, со своим иррационализмом он преодолевает самую абсолютную и неизбежную вещь на свете - смерть.
- И как он это интересно делает?
- Сейчас звук, цвет, музыка, запах - все переходит в цифровой код. Вся Вселенная, по логике развития, рано или поздно переходит через человека в параллельное пространство, в цифру. С развитием компьютеров, которые через двести лет будут мощнее в миллиард раз самого современного четвертого "Пентиума" можно будет смоделировать и человека, со всем дерьмом и божественными ощущениями.
- Ну и что? Зачем? Я не понимаю, возможно, ли это? Один - в один не получится
- В начале двадцатого века можно было представить, что возникнут компьютеры, Интернет?
Вряд ли.
-А прошло всего сто лет, сто лет назад не было даже телефона! Я уверен, со временем возникнет оцифрованный человек с приближением к биологическому оригиналу с идентичностью до миллионного знака, при этом он не будет стареть.
- И что дальше?
- Дальше, раз есть оцифрованный материал, его можно заархивировать перевести в лазерный луч и послать в направление туманности Андромеды, до нее всего сто световых лет, там он разархивируется, и будет осваивать пространство под оранжевыми небесами.
- Зачем?
- Когда солнце погаснет, люди будут осваивать другие миры.
- Где-то я читал, если предположить, что Земля существует сутки, то человек как вид живет всего пол минуты, а письменная история существует всего три тысячных доли секунды, а динозавры существовали два с половиной часа.
- Круто.
- И до появления, человека было тупое трехмерное пространство и больше ничего, реальность в самой себе и больше ни шиша.
- Мы видим "трехмерку", до которой невозможно никогда дотянуться, если до той звезды двести миллион световых лет, то брызги материи фотоны света, падающие нам сейчас на сетчатку, вылетели из недр этого объекта, когда на Земле еще водились плезиозавры.
- Человек - это ведь не четвертое и не пятое, это и бесконечное количество измерений.
- Мир странно устроен, люди создали немыслимые по сложности конструкции: синхрофазотроны, космические аппараты, атомные подводные лодки. И до сих пор не могут дать вразумительный ответ на детский вопрос, например, как так получается что звезды, некоторые из них в миллионы раз массивнее нашего солнца, теряют излучение в пространстве, где вакуум?
- А вакуума на самом деле вообще нет, об этом еще древние китайцы знали типа Лао-Цзы.
- И почему предмет с увеличением расстояния - уменьшается?
- А что такое антиматерия? Ведь она существует, это доказано, тогда есть такая же бесконечная Вселенная в параллельном мире.
- Ты знаешь, если вдуматься самая загадочная вещь в Природе - это просто трехмерная реальность в ее равнодушном молчании все тайны мира. Обыкновенный стакан, который я сейчас держу в руках самый колоссальный феномен.
- Ха-ха, тебе еще пару раз отхлебнуть содержимое из этого сосуда и ты на него будешь молиться.
- Ага, наливай.
Они смотрели еще долго божественный купол шатра, раскинутый над их головами, вспоминали грустные, драматичные и смешные истории свои и рассказанные приятелями, вспоминали женщин, родителей, города, и страны в которых побывали.
Солнце еще не встало, весь мир утонул в молоке тумана, когда со стороны моря стал раздаваться неуклюжий плеск весел, беззаботный, и два мужских голоса старательно начали выводить.