Аннотация: День принятия в пионеры... Апрель. На Красной площади собрались мальчики и девочки. Они переходят в пятый класс. А через несколько месяцев - землетрясение в Армении, распад Советского союза, взрослая жизнь. И никаких пионеров больше не будет.
Из окна видна ещё не распустившаяся сирень. Месяц - и во всём доме начнёт пахнуть сладко-приторно. А пока - только голые ветви. Смотреть не на что.
Но Надя смотрит. На залитый солнцем пруд, на людей, на дорогу. Смотрит в большие окна первого этажа.
В Надиной комнате всегда темно. Толстые бардовые портьеры на окнах не пропускают солнце - но даже если их отодвинуть, света не много. На стенах - огромные портреты. Бабушка - молодая, в простом чёрном платье, до того, как она стала председателем Верховного Совета Белорусской ССР. Дедушка - после того, как выиграли войну. У бабушки - Орден трудового красного знамени и Орден почёта. У дедушки - не сосчитать. На двадцати Надя обычно сбивается.
Она проснулась сегодня рано. У неё важный день. Так говорят в школе. И Надя верит. Она всему верит.
В комнате родителей висит её новая форма - праздничная. Мама вчера гладила и не разрешила трогать - "испачкаешь, помнёшь".
Надя тихонько открывает свою дверь - массивную, с витражным стеклом - и выглядывает в коридор. Никого нет. Рядом с её комнатой в гостиной спит бабушка. Спит с включённым телевизором - слышно, как он шипит. Напротив бабушкиной комнаты - родители. Дальше - комната сестры. Но туда Надя не идёт.
Стоит посреди длиннющего коридора - на велосипеде можно кататься. Вокруг - привычный полумрак. Садится на сундук, который дедушка привёз из Германии после войны, и смотрит вверх. Люстра - тяжёлая - прямо над ней. Но до неё не дотянуться - слишком высоко. И в огромной тихой тёмной квартире Надя вдруг чувствует себя совершенно одинокой.
Вспоминает слова, которые должна сказать сегодня. Они были написаны на тетрадке с обратной стороны. Она учила их целый месяц.
Аня - старшая сестра - заставляла повторять их снова и снова.
- Так хорошо? - спрашивала Надя, замирая от ожидания и волнения.
- Нет, плохо, - Аня усмехалась и почти не смотрела на Надю и не слушала её, - давай заново.
И Надя послушно вставала посреди огромной комнаты под портретами и повторяла ещё и ещё. Потом ещё и ещё. Но Аня всё равно говорила:
- Тебя не примут.
- Примут! - злилась Надя, - примут!
- У нас, думаешь, всех принимали? Не всех. И тебя не примут.
Но Надя никому не жаловалась. Повторяла и повторяла одни и те же заученные слова:
"Я, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю...", "Торжественно обещаю..." - несколько раз.
Сложно.
Аня училась в десятом классе, и её назначили наставником для маленькой сестры. Аня носила платье - короче, чем у остальных девочек, красила глаза - и ей было всё равно, примут Надю в пионеры или нет. Главное, чтобы родители отвязались. Но она заставляла учить клятву.
- Что ты над ней издеваешься, - как-то сказал папа, - она вон как переживает.
- Было бы из-за чего! - огрызалась Аня.
И сегодня именно она должна была вести Надю на самое главное событие в её жизни - посвящение в пионеры.
. . .
Около школы никого нет. Только несколько одноклассников. Среди них - Ира.
Ира - лучшая подруга. Они с Надей всегда вместе.
Ира - "неказистая", как про неё говорят. Даже сейчас. Стоит около школьного забора одна. Форма на ней висит как на вешалке. В очках. В руках тетрадка. Повторяет слова. Глаза зажмурила. Как заклинание - "всегда готов, всегда готов, всегда". Открывает глаза. Замечает Надю. Вздыхает. На Наде форма сидит лучше. Рубашка - белая-белая, как июньский пух. Юбка - светло-синяя, как цветы. И все сегодня придут такие.
- Я с мамой пойду. А ты? - спрашивает Ира.
- Я одна! - гордо говорит Надя. - Ну, Анька ещё, - про сестру.
Неделю назад им сказали, что принимать в пионеры будут на Красной площади. Прямо около мавзолея. И это - с ума сойти как важно.
- Ты вначале пойдёшь, - говорит Ира, - ты первая по списку.
- Там, может, и не по списку.
Надя всегда должна быть первая. Так говорит папа. И дедушка с портрета.
И она лучшая во всех играх. И на уроках. Она боится быть не первой. Но ведь нельзя - всегда первой? Или второй - нельзя?
- А ты не можешь со мной? - Надя спрашивала, пока мама гладила форму.
- Нет, ты пойдёшь с Аней. Ты боишься разве?
Бояться нельзя. У них в семье не принято.
- Не боюсь. Только Аня не очень хочет со мной. Она говорит, что всё это ерунда.
Мама кладёт утюг.
- Что ерунда?
- Ну пионеры... Клятвы эти.
Мама гладит по голове. Обнимает.
- Ты очень хочешь стать пионером?
- Я? Очень.
Разве может быть по-другому?
- Тогда это не ерунда. Это очень важно. Аня просто так говорит.
Но сейчас Аня болтает с мальчиками, а на Надю даже не смотрит.
И Надя берёт Иру за руку.
- Давай вместе пойдём.
. . .
От школы до Красной площади - рукой подать. Автобус едет медленно.
Учительница говорит:
- Ребята! Вы будете приняты в пионеры. Это важный шаг в вашей жизни. Теперь у вас есть...
Надя не слушает. Надя смотрит в окно. Проплывает Тверской бульвар, театр, улица Горького. И с каждой минутой сердце стучит всё быстрее.
- Это великая честь - быть пионером, - учительница села на своё место.
- Прямо там принимают? - водитель спросил громко, все услышали.
- Прямо там, - ответила учительница.
Водитель усмехнулся:
- Надо же! С нами так не возились.
Красная площадь полна народу. Но все сейчас смотрят только на них. На одинаковых мальчиков и девочек, идущих к мавзолею. Найди различия - не найдёшь.
Надя и Ира - за руки. Все взрослые - позади. Сейчас важны не взрослые. Сейчас они - совсем далеко. И дети жмутся друг к другу, как только что родившиеся котята.
Около мавзолея их выстраивают в ряд. Каждый со своим наставником. Надя и Ира - рядом. Между ними - Аня.
- Стой нормально, - говорит сестра. - Слова повторяй. Не опозорь меня.
Их учительница, вожатый и ещё какой-то неизвестный вышли перед всеми.
Долго-долго говорят. Надя с Ирой переглядываются.
- Что ты дёргаешься, успокойся, - шепчет ей Аня, - подумаешь, пионеры, важность какая.
А у самой - новая юбка, блузка. Как будто это у неё праздник, а не у Нади.
Стоять холодно - без плащиков, в одних рубашках. Ветер. Туфли новые. Натирают.
Стали вызывать. Шли не по списку. Шли по порядку. По порядку Надя была пятой. Ира до неё.
Вышел первый. Прочитал клятву. Уверенно, быстро. Повязали галстук. Значок. Пошёл назад - красный. Пот на лбу.
Второй. Третий. Затем Ира.
Пошла неуверенно. Споткнулась. На каблучках - непривычно. Юбку синюю поправляет.
Заикаясь, прочитала клятву.
- Будь готов! - крикнули ей.
- И ты будь готов! - крикнула в ответ Ира. Громко. Чётко.
Все засмеялись. Кроме Нади. Она побледнела. Не те слова. Не то сказала. А ведь повторяла у школы. Теперь не примут! Теперь только через год!
Но нет. Повязали галстук. Значок. Приняли, значит.
- Громова Надежда!
Это же она. Аня подталкивает - "иди давай! Ты чего замерла? До утра будешь стоять?"
Идёт.
Нет, не идёт. Только кажется, что идёт. Стоит на месте. Не её вызывают - бабушку. Это бабушка - Громова Надежда, председатель Верховного совета, министр пищевой промышленности. А она - Надя, Наденька, Надюша. Не Надежда вовсе.
Все ждут.
- Ты чего? - шепчет ей Аня, - иди быстрее.
Теперь уже идёт по-настоящему. Смотрит на учительницу. Та улыбается. Что-то надо сделать - не просто так вызвали... Надо сказать клятву! Надо сказать!
Вспоминает тетрадку. На тетрадке было написано - 10 копеек. И слова. Да, слова!
- Я, Громова Надежда, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно... торжественно обещаю... обещаю...
Молчит. Забыла.
"Только не забудь слова", - говорил папа.
Но его сейчас нет.
- Горячо любить, - шепчет учительница.
Надя глубоко вздыхает. Собирается. Вскидывает голову. И громко, как никогда.
- Горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза.
Вожатый повязал галстук. Приколок значок.
- Будь готов! - крикнул он.
- Всегда готов! - и маленькая ручка взлетела вверх.
Всё, теперь можно идти назад.
- Никому не говори, что слова забыла, - прошептала Аня.
Но уже всё равно. Она теперь не Надя. Она - Надежда. Как бабушка. В её честь назвали.
. . .
Улица залита солнцем. Надя идёт гордо. Идёт одна - сестра осталась в школе.
Плащик расстёгнут, хотя замёрзла. Она - пионер. Пусть видят галстук.
На Патриарших все смотрят на Надю. Она садится на лавочку напротив дома с каменными львами. Напротив своих окон.
В окнах горит свет. Там всегда свет. Даже днём. Без электрических ламп в квартире - полумрак. Высокие потолки, огромные окна, тяжёлые шторы, старая дедушкина мебель - и никакого солнца.
Солнце - здесь.
И Надя смотрит на пруд, сверкающий от отражающегося в нём света.
Она в третьем классе, но весь месяц ей разрешат ходить в синей юбке и белой рубашке. И никто не сможет сказать про неё - "мелкота". Она уже не мелкота. Она - Надежда. Она - часть взрослого мира. В сентябре опять наденет коричневое платье и будет как все. Но сейчас - она часть той жизни, за которую стоит потерпеть и холод, и неудобные туфли, и забытые слова, и даже Аньку.
- Эй, пионер, галстук-то криво завязан! - какой-то прохожий остановился.
И правда - концы в разные стороны торчат. Перевязал.
. . .
Через восемь месяцев землетрясение разрушит город Спитак в Армении.
Через три года распадётся Советский союз.
Через тринадцать лет не станет бабушки.
Через двадцать лет Аню объявят в розыск за мошенничество в особо крупном размере.
Ира с отличием окончит МГУ и будет работать в фирме, выводящей деньги в офшор. И иногда преподавать латиноамериканские танцы.
Квартиру в доме со львами на Патриарших продадут.
А Надя станет известным адвокатом и будет защищать.