Илья Ильич Обломов по профессии был киллером. Но он был ленивым киллером. Из дома выходил редко. А когда получал заказ, то глубоко вздыхал, заряжал снайперскую винтовку, садился возле собственного окна, из которого хорошо просматривался двор, в кресло и ждал, что по какому-либо нечаянному стечению обстоятельств его предполагаемая жертва сама пройдет мимо.
Теория вероятностей, которую он изучал в институте, говорила ему о том, что такое в принципе возможно. Хотя он сейчас уже плохо помнил, чему его там учили, да и был троечником, поэтому, возможно, и не знал. Но интуиция подсказывала: теория вероятностей спасет. Поэтому, он свято чтил ее, и книга с соответствующим названием всегда лежала у него на столе на почетном месте.
Каждый день он просыпался со светлым намерением начать ее изучать, но когда после завтрака садился в кресло и брался за цевье, то видел во дворе, например, играющих детей и сразу вдохновлялся мыслями о том, как своей благородной деятельностью он освободит мир от нечисти. И тогда мать, отпуская своего ребенка гулять, не будет бояться, что его в подъезде может поймать какой-нибудь волосатый кавказец. Ну в общем, обложка книги по теории вероятностей покрывалась все более и более толстым слоем пыли.
Иногда в гости к Илье Ильичу приходила Ольга. Она формально числилась его женой, но являться таковой по-настоящему не могла, так как Илья Ильич еще с молодых ногтей страдал импотенцией.
А жила она со Штольцем - давним товарищем Обломова, с которым они когда-то учились вместе во Всероссийской Академии Предпринимательства и Бандитизма на кафедре Организованной Преступности по специальности "заказные убийства".
Но Штольц после окончания ВУЗа пробыл киллером всего лишь год или два. И поскольку он был евреем, то пошел наверх, стал банкиром и теперь уже ворочал абсолютно неудобоваримыми деньгами.
Однако, старого друга он, тем не менее, не забывал. Когда Илья Ильич долго не мог выполнить ни одного заказа и сидел на мели, Штольц с широкого плеча подбрасывал ему бабоса.
Ольгу эту Штольц откопал в каком-то борделе, отряхнул, почистил и стал с ней жить. Потом он определил ее в Институт Гуманитарных Наук и выдал замуж за Обломова, который, по его памяти, в студенческие годы не поимел ни одной девушки, а только усиленно дрочил, запершись в кабинке туалета в общаге.
Теперь, если бы Илью Ильича грохнули или посадили, то у Ольги была бы своя квартира. Да она у нее, собственно, и так была. Обломова можно было во внимание не принимать.
Ольга была натурой тонкой и ранимой, а Штольц человеком грубым и беспардонным. Поэтому, он часто оскорблял ее и даже бил и не ценил ее трепетного отношения к нему.
Когда ей становилось уже совсем невмочь, она вскакивала и убегала к Обломову. Он гладил ее по голове, а она, потупившись и в слезах, крепко держалась за цевье его винтовки. И здесь она получала полное моральное удовлетворение и душевное спокойствие.
Однако, проходил день, в лучшем случае два, и на пороге появлялся с широкой улыбкой Штольц. Он сильно хлопал Обломова по плечу, так, что у того чуть не подкашивались ноги: "Что, дружище, сколько клиентов за последнее время завалил?", молча, брал Ольгу за руку и уводил за собой. У нее в глазах в этот момент сверкало искрами счастье.
Бывали случаи, когда Илье Ильичу надоедало просто тупо пялиться в окно, да и геморроем это грозило - беспрерывное сидение - и он отправлялся прогуляться во двор. Для этой цели у него существовал специальный пистолет с глушителем, кобура с которым располагалась под широким пиджаком слева в районе сердца.
И вот однажды во время одной из таких прогулок для Обломова настал его звездный час. Сработала та самая пресловутая теория вероятностей, в которую он всегда так беззаветно верил.
В этот день еще с самого утра, когда он завтракал, то испытывал какое-то необъяснимое радостное предчувствие. А когда он вышел на улицу, то здесь его уже не одолевали, как обычно, подавленность и угрюмость, а наоборот проявились вдруг не свойственные ему прежде бодрость и жажда деятельности.
Он весело прогуливался вдоль дома, чуть не приплясывая от непонятной радости, и поминутно засовывал руку за пазуху и любовно притрагивался к рукоятке пистолета.
И вдруг свершилось! На стоянке возле их дома припарковался джип. Еще не дожидаясь конца маневра, из-за его передней двери образовался охранник, с подобострастьем распахнул заднюю, произошла небольшая пауза, и затем оттуда, кряхтя и не по-русски что-то бормоча, появился ОН.
Обломов знал каждого заказанного ему клиента не просто хорошо. В его памяти, как глубокие траншеи, отпечатывались все складки и морщинки на их лицах. Он узнал бы любого из них, даже если бы тот находился в многотысячной толпе у подножья холма, на которую бы он сам, при этом, смотрел с вершины.
И теперь, о чудо! Перед ним находился тот самый армяшка, чья фотка была приколота на пробковой доске самой правой, и в которую сразу упирался взгляд Ильи Ильича, как только он отводил его от окна. Сомнений быть не могло. Все тело и душа Обломова завибрировали от волнения и счастья. Он снял пистолет с предохранителя.
Армяшка в сопровождении двух своих охранников вышел со стоянки и не спеша пошел прямо по направлению к Илье Ильичу. Обычно тормозной и задумчивый, тот в этот момент вдруг проявил чудеса резкости и быстроты реакции. Видимо, они накапливались в нем долгие годы и теперь выплеснулись в одном неуловимом мгновении, как будто жидкость под страшным давлением, вырывающаяся через отверстие диаметром в десятые доли миллиметра.
Все произошло молниеносно. Охранники шли чуть сзади, с обеих сторон от клиента. Илья Ильич поймал момент, когда один из них, клиент и он сам оказались на одной линии, то есть когда один из охранников был закрыт от Обломова своим боссом, и выстрелил последнему в голову. Времени, пока он падал, хватило, чтоб застрелить ближнего - открытого - охранника, и затем уже пуля поразила дальнего.
Успех был абсолютным и непререкаемым. Все было сделано чисто и квалифицированно. Илья Ильич даже начал в некоторой степени себя уважать, чего с ним раньше практически никогда не случалось. Он победно поднял руки вверх и несколько раз выстрелил в небо.
А на скамеечке возле подъезда, где жил Илья Ильич, во время всего этого действия сидели старушки - его соседки. "Ой, Илюшенька!" - всплеснула руками одна из них - "Да ты у нас, оказывается, киллер! А мы не знали. Ну теперь мы будем к тебе обращаться, когда нас будут в СОБЕСе обижать".
А рядом тут проходил еще и старый школьный товарищ Обломова, с которым он когда-то сидел за одной партой: "О! Илюха, ты чурок завалил! Круто! Правильно! Вали их всех черножопых!".
Прошло буквально несколько минут, и из всех дыр, как тараканы, начали вылезать местные азербайджанцы. Самый первый подошел к убитому армянскому боссу, наклонился над ним и начал сначала шептать, а потом что-то гневное орать ему в ухо и размахивать руками, как будто тот мог его слышать. Затем он с достоинством выпрямился, плюнул на труп и пнул его ногой. Моментально еще два десятка азеров стали оплевывать и пинать трупы армян.
Дело принимало какой-то неэстетичный, гнусный оборот. Илья Ильич с досадой швырнул пистолет обратно в кобуру и, победоносно скрестив руки на груди, наблюдал за происходящим.
Тут подъехала полицейская машина. Усталый толстый мент с фуражкой на затылке даже не вышел, а вывалился с одного из сидений, встал на две широко расставленных ноги и полез надолго копаться в кармане одной из своих штанин.
Наконец он извлек оттуда пачку сигарет и принялся столь же остервенело шариться в другом кармане. Когда на свет появилась зажигалка, он закурил, как будто делая над собой усилие, и скривив рожу и обращаясь к Обломову, сказал: "Хотел сегодня со службы пораньше свалить, с женой на озеро поехать. Так, хрен та! Теперь до ночи. Побрал бы их бес этих чурок! Между собой разбираются, а мы потеем". Обломов сочувственно покивал.
И в этот момент произошло непредвиденное. Возле подъезда Ильи Ильича неожиданно появилась Ольга. Она осторожно подошла к нему, посмотрела на него, потом прошла дальше, посмотрела на трупы, наклонилась, внимательно вгляделась в них, вернулась обратно и уперлась глазами в глаза Обломова: "Это ты? Неужели?! Наконец-то!".
Стоявший рядом мент не обратил никакого внимания на эти ее восклицания. Он просто курил и в прострации смотрел вдаль. Илья Ильич, широко улыбаясь губами и зело радуясь душой, не смел поднять глаз.
Вдруг мент очнулся и обратился к Ольге: "Будете понятыми?". "Да," - сказала она, не колеблясь, отвечая за них обоих. Обломов пожал плечами и не возражал. Мент записал их фамилии и опять принялся за экзистенциальное курение.
Приехала какая-то бригада в резиновых перчатках, начала собирать гильзы. Другие - без перчаток - вымеривали расстояние от гильз до тела. В общем, работа кипела.
Илья Ильич и Ольга стояли, несколько мерзли, и вдруг он сам для себя неожиданно протянул руку и обнял ее за плечи. Это было, наверное, в первый раз с тех пор, как они сочетались браком. Она несколько удивленно задрала на него глаза, но, тем не менее, прислонилась к нему. Обломову даже стало казаться, что у него впервые за много десятков лет начал вставать член. Но это было иллюзией. Член не вставал.
"Распишитесь," - сказал мент и поднес им какую-то ксиву. Там надо было заполнять паспортные данные, и Ольга как-то так эротично начала копаться в своих джинсах, что мент обратил на это внимание и присмотрелся: "О! Шикса".
"Я уже давно не Шикса," - прошептала она, стараясь, чтоб Обломов ее не услышал - "я теперь замужняя женщина...". "Да ладно!" - громко хохотныл мент - "Ща мы и этого придурка твоего тоже оприходуем. Поехали к нам. Понятая...".
Два мента взяли Ольгу за две руки и начали запихивать ее в свою ментовскую машину. Обломов попытался им воспрепятствовать, но и в результате лишь был сам запихнут туда же.
Следующее его воспоминание - это как он очнулся на каком-то пустыре, типа помойки, где громоздились остовы сгоревших и разбитых машин, валялись кучи мешков с мусором, шмыгали везде крысы и кружили стаи ворон.
Он лежал лицом вниз, и в анусе его что-то очень сильно болело. Он попытался прикоснуться к этому месту рукой и вытащил из свой задницы бутылку из-под шампанского. К сожалению, она была пустая: "Выпили суки!".
Он проверил карманы. Кошелька, естественно, не было. Но сохранился паспорт. Это радовало. Он с содроганием полез в кобуру и... обнаружил свой пистолет, как ни в чем не бывало, на положенном месте. Обломов вытащил его и пересчитал оставшиеся патроны. Их количество соответствовало. Однако, что же эти негодяи сделали с Ольгой?! А он не смог ее защитить! Его совесть от этого очень сильно мучилась.
Когда он вошел в свою квартиру, Ольга на кухне жарила гренки и заваривала чай. Вид у нее был бодрый и приподнятый. Она все время шутила, хлопала Илью Ильича по груди. Но в этих хлопках не было ни единой капли эротичности. Это были просто какие-то механические движения.
Они сели за стол, потрапезничали. И тут пришел Штольц. Он был несколько мрачен относительно обычного. Обломову в глаза не посмотрел. Но и Ольгу сразу за руку не взял. Как-то постоял..., попросил выпить. Обломов дал ему коллекционную бутылку виски. Он взял ее, повертел в руках, медленно задумчиво открыл (Ольга при этом начала нервно сучить руками) и опрокинул в рот.
Пузырь вылился в него почти до половины. Обломов посмотрел на этот жест с восхищением, Ольга - с ужасом. Щтольц ездил на "Феррари". В этой машине было столько лошадей, как когда-то во всей царской России. Малейшее неаккуратное касание до педали могло кончиться гибелью.
"Мусора...," - произнес Штольц и, запрокинув, допил бутылку до конца. "Как же мы теперь поедем?" - удрученно пролепетала Ольга - "Вызови водителя". "А я ща тебя за руль посажу," - развернулся он к ней резко и с издевательски широкой улыбкой. "Но у меня нет прав...," - тихо прошептала она. "А и не еб..т!" - энергично помотал он головой из стороны в сторону, как это делает собака, отряхивающаяся от попавшей на нее воды - "Значит, с мусорами трахаться у тебя права есть, а машину водить нет. Бл..ть! Ё..аный в рот!". Она отпрянула, попятилась и закрыла лицо руками. Он же отправился в комнату к Обломову, вытащил у него из энотеки еще одну бутылку виски, открыл ее и начал пить.
Обломов бросился на кухню, схватил из холодильника упаковку копченого сыра "чечил", прибежал и положил ее перед Штольцем: "Закуси!". "Спасибо," - сказал Штольц и долго жрал сыр.
Он категорически углубился в раздумья, стал напевать себе под нос на разные лады: "вызови водителя..., вызови водителя...", и выражение у него на лице было такое, как будто он вдруг неожиданно для самого себя обнаружил выход из некогда неразрешимой проблемы.
Обломов все это время пристально наблюдал за ним. Постепенно глаза Штольца начали веселеть, мимические морщины расправляться, и в его облик мало-помалу вернулись привычные скепсис, уверенность и расслабленность. У Обломова отлегло от сердца.
Штольц дожевал, прихлебнул еще один раз и, с пьяным прищуром посмотрев на Илью Ильича, спросил: "А это чо реально ты завалил этих трех чурбанов?". "Да," - ответил Илья Ильич, скромно потупив взор. "Молодчина!" - воскликнул Штольц и с прежним энтузиазмом огрел его ладонью по плечу - "Мужчиной становишься!".