Аннотация: Что было, если бы события "Снежной Королевы" Ганса Христиана Андерсона происходили в жестокие времена викингов?
Королева Снегов
Всякая любовь думает о мгновении и вечности, -- но никогда о "продолжительности".
Фридрих Ницше
И, над равниной дымно-белой
Мерцая шлемом золотым,
Найдешь мой труп окоченелый
И снова склонишься над ним:
"Люблю! Ты слышишь, милый, милый?
Открой глаза, ответь мне: "Да".
За то, что я тебя убила,
Твоей я стану навсегда".
Николай Гумилев
Дом спал.
Ветер глухо взвывал за заиндевевшими стенами, свистел и рыдал, словно женщина над трупом своего мужа. Засаленные шкуры слабо колыхались в неверном свете жаркого пламени, поддаваясь промозглому шепоту коварного сквозняка. Успокоительно потрескивал очаг.
Сегодня пришла зима.
Юноша, ещё совсем мальчик, не спал. Он ворочался в своей старой, деревянной кровати, которая досталась ему от старшего брата, а тому от младшего брата отца. Юноша слушал плач ветра и жалел лето.
Зима пришла неожиданно.
Казалось, ещё неделю назад матери и сестры, слуги и рабы собирали урожай, а дети играли в розовых кустах у подножия иссиня-зеленых гор. На лоснящихся полях, паслись огромные стада. Дома утопали в зелени необычайно высокой травы. А радостное солнце почти обжигало объятиями своего тепла...
И вот пришли густые хитрые туманы, что уводят отцов прочь с протоптанных дорог. За туманами налетели серые, безразличные тучи, скрывающие веселый лик солнца. Утром, под руку с тучами, пришёл и серебристый, колючий снег. А ночью взревел неистовый ветер.
Юноша понял: ветер оплакивал лето. Совсем как он сам.
Но жалел мальчик не о красотах капризной природы. Не об убаюкивающем тепле солнца. И не о том, что его отец и отцы других детей, его старший брат и старшие братья других детей в это лето опять не вернулись домой, продлив томное, почти колдовское ожидание ещё на один год.
А жалел юноша о счастливом времени. О времени, в которое устраивали совсем детские, веселые и, конечно, невинные игры он сам и девочка.
Девочка по имени Герда и он - мальчик по имени Кай.
Они не были в родстве, но любили друг друга, как брат и сестра.
Поместья их родителей, большие и богатые, украшенные рунами и резными узорами, драконьими главами и вьющимися цветами, стояли над самыми плодородными землями, где раскинулись золотые поля ячменя. А коровники этих семей с великолепными молочными коровами, свинарники с жирными, большими свиньями и конюшни с быстроногими скакунами, славились на многие дни пути вокруг.
Летом от дома Кая до дома Герды можно было дойти за шестую часть дня, а до подножия гор, усыпанного розовыми кустами - их любимого места, они добегали и вовсе быстро.
Но зимой всё менялось.
День становился совсем коротким, а путь, усыпанный вязким снегом, делался совершенно непроходимым. Даже те из детей, кто был постарше, переставали бегать друг к другу. Вся долина будто бы замыкалась в себе, ожидая прихода благоухающей весны, а потом и плодородного лета.
Кай и Герда научились ждать. Они оба знали, что самая счастливая встреча происходит после самой долгой зимы.
Мальчик, почувствовал, как ледяные пальцы сквозняка прошмыгнули под бурую медвежью шкуру, с неприятной нежностью погладили его ребра и исчезли.
Кай перевернулся на бок и проклял зиму за то, что она так неожиданно отобрала у него Герду на долгие-долгие дни.
Ветер бесился, переходя с грустного воя на яростный визг, замолкая и вновь набирая низкий угрожающий гуд, переходящий в мощный оглушающий свист.
Каю хотелось заснуть, но вместо этого он видел нежные бутоны разноцветных роз, светловолосую Герду и её смеющиеся глаза. Зеленые, добрые глаза, напоминающие пышущий свежестью летний лес после особенно теплого дождя.
Заснул юноша ранним утром. Вслед за тем, как ветер закончил свою душераздирающую поминальную пляску.
Утро встретило его темнотой ночи. И пробирающим до костей холодом.
Очаг слабо тлел под покровом пушистой золы, подмигивая редкими зеницами красных углей.
Большинство женщин хлопотали на кухне, слуги и рабы трудились на улице. Поэтому общая зала оказалась пустой. Только самая старая из женщин, прабабушка Кая, куталась возле главного очага.
Она немножко раскачивалась и еле заметно дрожала. Из-под груды мохнатых шкур торчала только её голова с белыми, совершенно седыми волосами. Они напоминали снежную шапочку на вершине большой горы. Кай невольно улыбнулся и почтительно поклонился, прежде чем сесть рядом.
Прабабушка одобрительно кивнула. Немного помолчала и пожевала свои губы. Она так делала всегда, перед тем как начать говорить. Кай любил её истории и слушал их внимательно, ведь они никогда не повторялись.
- Тогда зима тоже началась слишком рано. Листья на деревьях не успели опасть, а леса уже замело таким глубоким снегом, что самые высокие мужчины проваливались в него с головой. Я тогда совсем юной была. Женщины всё больше пеняли на колдовство, мол, вот кто-то из семей в долине напакостил. А моя мать говорила, что это сами великаны из Йотунхейма наслали на наши земли ту стужу. Не помню уж, за что наслали, но я ей поверила, как делала это всегда. А потом, тем же вечером поднялся чудовищный ветер, как сегодня ночью, и я, перед сном, вышла проведать лошадей. Тогда я увидела Её. И, конечно, перестала думать, что во всём виноваты великаны. - Прабабушка замолчала, будто задумавшись.
Где-то на улице молодцевато и звонко стучал топор. Яростно лаяли псы, отбирая друг у друга окровавленные бычьи кости. Из кухни тянулся густой запах мясной похлёбки и свежесваренного пива.
Кай нетерпеливо кашлянул, но прабабушка никак не отреагировала.
- Кого ты увидела?
Она вновь отрешенно посмотрела в лицо Кая.
- Сьёфн. Самую настоящую Сьёфн, мой мальчик. Уж, не знаю, как она связана с холодом, но я думаю, что это была именно Сьёфн. Она стояла чуть поодаль от дома, на свежем снегу, но не оставляла следов. И вокруг неё, словно пчёлы, кружили льдинки и сияющие неземным серебром снежинки. Мне казалось, что и сама она источает свет, словно месяц в чистом ночном небе. Она посмотрела на меня с удивительной нежностью и поманила своей прекрасной рукой.
- И ты пошла?
- Конечно, пошла. Я подошла и пала перед ней на колени, а она коснулась своей обжигающе-холодной рукой моей щеки. Улыбнулась и протянула мне тёмно-синий осколок льда, один из тех, что кружили вокруг неё.
- Зачем?
- Этот осколок был волшебным, Кай. Стоило мне прошептать имя моего избранника, и он тут же влюблялся в меня без памяти. И в этот же момент нас начинали связывать нерушимые узы любви. Сьёфн мне это объяснила. Осколок же сразу после исполнения желания исчезал, но я могла выбрать любого. - Прабабушка печально улыбнулась.
- И выбрала?
- А как же. Твоего прадедушку. Правда, счастье у нас получилось недолгим, но это было настоящее счастье. Пусть он пал всего через одну зиму, но я верю, что он и по сей день участвует в бесконечном пиру за столами благословленной Вальхаллы, пьёт свой любимый мёд, а потом исступлённо сражается. О, боги, как он любил сражаться!
Она заулыбалась и её лицо порозовело, а глаза увлажнились.
- И ты никогда больше не встречала Сьёфн? Никогда-никогда?
- Нет, но зачем? Я получила своего избранника, а осколок льда исчез. Кроме твоего прадедушки я больше никого не любила. - Прабабушка вдруг понимающе улыбнулась - Ты тоже хочешь получить осколок льда? Поверь, тебе это не нужно. Ты - мужчина. Твой осколок льда будет у тебя в руке, как только ты повзрослеешь.
Кай смутился, но смолчал. Негоже оправдываться мужчине перед женщиной, подумал он.
Они ещё долго сидели молча, слушая непрерывную возню слуг. Глядя как вновь разжигают очаг и разносят еду женщины. И думая про явление белоснежной Сьёфн.
Ночью ветер стал ещё неистовей, чем прежде. Он яростно бился в стены дома, пытаясь ворваться внутрь. Кай опять не мог уснуть, но теперь его мысли занимали не добрая Герда и не пышущее жизнью лето, а Сьёфн о которой ему рассказала прабабушка.
Он слушал вой и представлял волшебную белокожую девицу, окруженную свитой сияющих снежинок. Проваливаясь в беспокойный сон, и тут же выныривая из него, он всё отчетливее чувствовал, что стоит ему выйти из дома, и он увидит Её.
Мальчик пытался стряхнуть наваждение. Он смотрел на язычки рыжего пламени в каменной колыбели. Вспоминал свои игры с Гердой, о которых только вчера так мечтал. Но теперь они казались ему смешными. Совсем детскими! Совсем глупыми! И даже благоухающий розовый куст превратился в далёкую, ненужную тень.
Кай сжался в комок, пытаясь отогнать липкий страх, который вдруг наполнил всё его существо. Он знал, что мужчина не должен бояться.
Ветер безумно толкался в дом, переходя на животный визгливый крик, казалось ещё немного и он выбьет ворота.
Но вдруг он стих. Мгновенно.
Повисла звенящая, упоительно спокойная тишина. И сквозь это благодатное молчание, Кай услышал своё имя. Кто-то произнес его совсем тихо, почти робко.
- Кай - Хрустнул снег.
- Кай - Шепнул укрощенный ветер.
- Кай - Крикнула какая-то птица.
Мальчик поднялся с кровати и одел длинную шерстяную рубаху, потом кожаные штаны.
- Кай - Принесло эхо далеких гор.
Мальчик обулся и вышел из комнаты.
- Кай - Проскрипели ветви старой сосны.
Мальчик оставил дом.
Снег искрился под диском почти полной луны.
Кай оглядел спокойные конюшни, большое жилище прислуги и непривычно тихие псарни. Немного постоял, чувствуя, как ветер гладит его щеки и лезет под рубаху. Вдохнул свежий холод ледяной ночи. Посмотрел на яркие стекляшки рассыпанных по небу звезд.
В окружающем покое было что-то волшебное. Но сердце мальчика исступленно стучало, а в животе перекатывалась громада склизкого ужаса. Кай и сам не смог бы объяснить чего он так боялся, но вся его сущность пыталась загнать его обратно в натопленный дом, под защиту волчьих и медвежьих шкур.
Тишина достигла своего апогея.
Плавно поднялась снежная пыль и начала стекаться в один большой вихрь чуть поодаль от дома, весело искрясь в лунном свете.
А потом появилась Она.
Вспыхнула жемчужным светом и очутилась, сияющая, среди кружащего снега. Нагая и прекрасная. В этот момент она казалась настолько беззащитной, что Кай с трудом верил в её божественное происхождение, даже несмотря на неземной свет.
Мириады снежинок осторожно обволакивали её безупречное лунно-белое тело и совсем скоро превратились в полное подобие великолепных песцовых мехов. И только тогда Она открыла глаза. И тут же её холодное, но прекрасное лицо ожило. Эти глаза, глубокие как самые древние из озер, ослепляли своим сине-фиолетовым огнём. И в них дрожали бескрайние поля ирисов, полыхало сияние севера и дышали льды вечной мерзлоты.
В них не было кротости.
Кай смотрел на неё с восхищением и ужасом. А Она смотрела на Кая со спокойным любопытством. Так они стояли почти минуту. Высокая, невероятно красивая женщина, закутанная в великолепные меха, окруженная вихрем снежинок и осколков льда, больше похожего на драгоценные камни, а напротив неё маленький мальчик, в невзрачной меховой рубахе и растоптанных кожаных сапожках.
- Обычно я встречала здесь молодых девушек. - Наконец произнесла Она и еле заметно улыбнулась. - Как тебя зовут, дитя?
Голос у неё был почти человеческий, приятный слуху, серебристый и юный. Да и сама она казалась юной.
- Кай, госпожа.
Мальчик перестал испытывать страх. Он смотрел в Её сине-фиолетовые, пышущие непокорностью и беззастенчивой смелостью глаза и думал о том, что не видел ничего прекраснее на этом свете.
- И что мне с тобой делать, Кай? Я не могу подарить мужчине осколок льда. Но и отпустить без дара, раз уж я тебя встретила, не могу тоже. - Она сделала маленький, легкий шаг навстречу юноше и из-под мехового подола, на какую-то долю секунды, выскользнула маленькая алебастровая необутая ножка. - Хочешь покататься на моих санях?
В вопросе прозвенели детские нотки, казалось, что Она боится отказа. В этот момент богиня стала еще милее для Кая. Юноша подумал, что Она, наверное, одинока.
Мальчик жарко кивнул.
Как и откуда появились великолепные сани, запряженные огромными оленями, мальчик так и не понял. И не хотел понимать. Они неслись по долине, даже не касаясь земли. Около них радостно смеялся ветер, и кружились счастливые снежинки. Мимо проносились гигантские леса и высокие горы, безбрежные озера и широкие реки. А Кай всё смотрел на белую щеку богини, кутаясь в её ледяных мехах и мечтая, чтобы этот безумный полёт никогда не кончался.
Но он кончился.
Небо на востоке чуть посветлело и сани остановились. Мальчик ошеломленно огляделся и понял, что они стоят возле длинного дома его семьи. Богиня ласково улыбалась, а Каю хотелось плакать.
- Может, ты чего-то хочешь, дитя? - Вдруг спросила она.
- Всё, что угодно?
- Ах, он ещё и торгуется! - Она серебристо рассмеялась, но потом посмотрела на юношу серьезно. - Всё, что в моих силах.
И тогда Кай загадал желание.
Напрасно слуги рыскали по глубочайшему снегу тридцать дней и тридцать ночей. Напрасно гибли легавые псы и рабы, тщась отыскать след Кая. Напрасно ходили рыбаки по замерзшей реке, пытаясь найти полынью. От мальчика не осталось ни следа.
Много горьких слез было пролито, но ещё больше горечи и боли осталось внутри.
Траур закончился вместе с зимой.
Когда стаяли снега и солнце погорячело, о смерти Кая узнала и Герда. Она услышала новость от других детей и приняла её за дурацкую шутку. Конечно же, Кай был жив, быть может, просто заболел и поэтому сейчас не резвится с другими ребятами, думала она.
Герда побежала в дом его семьи, бежала без устали по покрывалу из молочной травы, усеянному маленькими лужицами. Лужицы тонко вскрикивали, когда она наступала в них и обиженно замолкали. Трава скорбно безмолвствовала. А солнце вдруг спряталось за единственным пушистым облаком, будто боясь глядеть на землю.
Герда не верила в смерть своего названного брата, но что-то в ней уже понимало, что случилась беда.
Она так и не добежала до поместья родителей Кая. Споткнувшись о невинный корешок невысокого дубка, Герда кубарем прокатилась по мягкой траве и остановилась прямо под крупным, почти черным камнем, на который были нанесены страшные руны.
Кай потерян. Кай мёртв. Среди ледяных снегов и мрака ночи.
Румянец сошел с лица девочки, а из зеленых глаз посыпались раскаленные слёзы. Она плакала целый день, обнимая безжизненный камень, и только когда солнце скрылось за горами, а небо стало красным, словно угли в остывающем горне, Герда поняла, что слёз больше не осталось. И тогда она поцеловала черный камень и побрела домой.
Этой весной, а за ней и летом, Герда ходила к розовым кустам в одиночестве. Она целовала нежные бутоны разноцветных цветов и вспоминала счастливые дни, когда она бывала здесь с Каем. Как они играли в салки, а потом смотрели в сапфировое небо и смеялись чему-то своему.
Она не могла больше плакать.
Осенью вернулись отцы и братья, дяди и кузены, сыновья и внуки. С собой они привели рабов, смуглых наложниц, прекрасных заморских жеребцов, полные телеги мехов, злата и драгоценных камней. И вся долина погрузилась в долгие месяцы ничем неомраченного счастья, веселья и пьянства.
О Кае забыли. Его огромному воину-отцу и его мудрой матери не впервой было терять любимых сыновей. Продолжала помнить о мальчике только добрая Герда, которая любила его всем сердцем.
За желтоглазой осенью пришла хмурая зима. Снега почти не было, но морозы стояли страшные. Мужчины зимовали дома, поэтому все тяготы переносились куда легче, чем обычно.
Половина скотины издохла. И когда, наконец, наступила оттепель, вся долина восприняла её с облегчением. Зима так и не набрала прежнюю силу, и совсем скоро зазеленели деревья, расцвели первые цветы.
Мужчины вновь собрались в поход. Суровые, со вмиг остекленевшим взглядом, они напоминали героев из древних героических саг. Можно было бесконечно любоваться, как они седлают коней и точат свои длинные копья, топоры и мечи. Они не позволяли себе нежности и, тем более, слез. Вскакивали в истёртые седла, бряцали начищенными кольчугами, бросали единственный слепой взгляд в сторону столпившихся женщин и больше на них не глядели.
Они стояли возле своих домов долгие минуты, готовые в любой момент броситься в бешеный галоп. И их, заботливо сшитые любящими руками, плащи, напоминали уже не об уютном доме, но о полосатых парусах грозных драккаров, что стояли на далёком берегу.
Потом оглушительно и грозно взвывал рог ярла, и мужчины мчались прочь. Мчались, пока не исчезали из виду.
Герда тоже провожала своего отца. Смотрела на его черного коня и русую, с проседью, бороду. Он был не молод, но ещё крепок. И смотрел вдаль он не со сдержанной сосредоточенностью, но с торжественной радостью.
Тогда Герда отчетливо поняла, что видит отца в последний раз, но не заплакала. Она знала, что он мечтал погибнуть на поле битвы, погибнуть славно, чтобы наследовать своё место в Вальхалле, среди других знатных воинов и героев.
Кончилась весна. Началось лето. Герда больше не ходила к розовым кустам. Мать учила её пряже и ткачеству, кулинарии и варке пива, а потом и многим другим вещам, которые должна была знать каждая благородная девушка.
Лето пролетело незаметно.
Той ночью, неподалеку от поместья семьи Герды нестройным хором выли волки. На небе, среди россыпей звезд, висела полноликая луна. Погода стояла холодная, но совершенно бесснежная.
Девочка не спала. Она выжидала.
Давно не было слышно шагов слуг и сестер. Но Герда хотела исключить даже малейший риск.
Где-то совсем рядом закаркали вороны и вздохнул ветер.
Тогда она встала с кровати, быстро, но тщательно оделась. Взяла заранее подготовленную котомку и бесшумной тенью выскочила в холодную ночь. Ловко оседлала свою любимую кобылку и с безрассудством ранней юности, не оглядываясь на отчий дом, умчалась на север.
Только когда порозовел восток, она перешла с галопа на рысь, а потом и на шаг. Несмотря на шубку, которую она стащила у своей сестры, Герда всё равно замёрзла. Только упоительно-тёплая лошадка по кличке Ваньо спасала девочку от окоченения.
Днём они шли, а ночью останавливались, и Герда разводила крохотный костерок, чтобы хоть немного согреться. Спали они бок о бок.
Первую неделю они никого не встречали, но вскоре после того, как началась вторая неделя их путешествия, они наткнулись на одинокий домик, что стоял в небольшой сосновой роще.
Вечерело. А маленькие оконца соблазнительно светились.
Герда слезла с кобылки и неуверенно постучала в дверь, готовая в любую секунду сбежать. Но дверь открыла крепкая, чуть сгорбленная старушка с добрым лицом. Она посмотрела на синие губы девочки, на её заиндевевшую лошадь и вздрогнула.
- Заходи, заходи, девица. - Захлопотала старушка.
Усадила замершую девочку возле жаркого очага, а сама убежала заботиться о кобылке.
Когда старушка вернулась, Герда уже отогрелась и теперь разглядывала комнату. А посмотреть было на что: стены оказались, сплошь завешены разными засушенными растениями и странными, но притягательными куклами, выполненными из соломы.
Хозяйка проследила за взглядом Герды и усмехнулась.
- Нет, девочка, я не колдунья. Но зато умею варить разные полезные напитки. Один от хвори избавит, другой в могилу сведет, знаешь ли. - Она снова усмехнулась, по-доброму.
- А зелья, которые могут растопить мужское сердце? - Спросила Герда.
- И их могу. - Старуха заулыбалась. - Как тебя зовут?
- Герда.
- А меня Льот. И что, позволь спросить, привело столь юную деву в эти почти необитаемые земли?
Старушка поставила на очаг небольшой котелок из которого ароматно пахло какими-то травами.
Девочка помолчала, думая с чего бы начать. И рассказала про своё детство, а потом и историю исчезновения Кая.
- ...И вот в прошлое полнолуние, моя двоюродная тётка во время традиционной ворожбы заговорила чужим голосом и сказала, что ответит на три вопроса. Мы с сёстрами рассудили, что каждая спросит по разу. Сёстры, конечно, спрашивали про мужей. - Герда брезгливо скривилась, но спустя мгновение её лицо расправилось, а глаза заблестели - Ну, а я спросила про Кая.
- И что ответила тётка? - Старушка уже разливала напиток.
- Она тяжело вздохнула, будто всю душу свою выдохнула. А глаза её закатились так, что были видны только желтые белки. Она словно в загробный мир заглядывала. И тогда она сказала, что Кай жив. Далеко-далеко на севере, где небо пылает разноцветными огнями, а лето никогда не наступает, он ходит среди мертвецов под руку с королевой снега. И сердце его, замерзшее в глыбу льда, бьётся только ради неё. Тогда на губах тётки выступила пена и она закричала в исступлении, напугав меня с сёстрами, что вместе они покорят народы севера железом и мором. А потом пришла в себя, будто ничего и не случилось.
Старуха пригубила отвар и довольно крякнула.
- Слыхала, слыхала. - Задумчиво начала она. - С севера давно дурные вести идут. То все коровы падут, то деревня вмиг опустеет. И о королеве твоей слыхала. Мол, она девкам осколки льда волшебные дарит, а те, стоит имя прошептать, любого мужчину в шептунью на века вечные влюбляют. Но есть и изъян, как без него. - Старуха ядовито усмехнулась. - И трёх зим не проходит, как мужчина, околдованный, в Вальхаллу отправляется.
Воцарилась тишина. Только дрова потрескивали в жаркой печи. Девочка и старушка пили отвар. Герда почувствовала, что её начинает клонить в сон. Веки приятно отяжелели и вскоре она уснула.
Ей снился Кай. Но не тот голубоглазый мальчик, который бродил по её счастливым воспоминаниям с улыбкой и радостью на своём красивом лице. Не тот мальчик, что смотрел в её глаза своим, по-морскому свежим, взглядом. Не тот мальчик, который должен был стать знатным мужчиной, унаследовавшим и преумножившим всё то, чем славилась его семья.
Нет.
Ей снился возмужавший, почти взрослый юноша, что скачет по бескрайним льдам на своём огромном белом коне и за ним молча идёт неисчислимая армия почерневших, суровых мужчин с дымящимися углями вместо очей. И в глазах юноши нет больше спокойного моря, но есть яростная буря, и нити белых молний, которые готовы вырваться наружу. Но не глаза напугали Герду. Не жестокая усмешка милых ей губ. И даже не легионы немых воинов идущих за ним.
Её напугала женщина, что неслась над Каем, среди свинцовых облаков, окруженная ледяным смерчем и звездным светом. Она счастливо смеялась и бросала на Кая хищные, но восторженные или даже, может ли это быть, влюбленные взгляды. Так они и мчались неведомо куда, сквозь белую ночь. Разгоряченные и счастливые.
Потом Герде снилась горящая рыбацкая деревенька и белый скалистый берег, чуть правее от неё. Черный дым поднимался прямым столбом, выли бабы, плакали дети. На крохотной площади лежала куча обезображенных, окровавленных и совершенно мёртвых мужчин. А на глинистом берегу стоял отец Герды и ещё дюжина дюжин воинов. Они в торжественном молчании смотрели на пожарище и наслаждались им.
За их спинами хлопали парусами грозные драккары, под вселяющими ужас знамёнами ворона.
Затем девочке приснилась плачущая мать, окруженная грустными дочерьми. И розовый куст, с нежными бутонами самых прекрасных цветов.
Когда Герда проснулась, за окнами зеленела трава. И жар улицы чувствовался внутри дома.
Девочка вскочила с соломенной лежанки и с ужасом прильнула к окошку.
- Сколько же я спала! - вскрикнула Герда.
- Шесть месяцев. Но это было необходимо. Я не могла удерживать тебя здесь силой. Ты бы ушла и, в конце концов, замерзла. А если бы и пережила зиму, то захлебнулась в одной из разлившихся рек во время весеннего половодья. Я бы вообще отговорила тебя от этого безнадежного путешествия, но это же невозможно. Верно?
Девочка яростно кивнула.
- Ну-ну, не злись. Я только хотела помочь. У меня зажарен отличный окорок, пошли.
Герда метнула в старушку злой взгляд, но смолчала. Ей очень хотелось есть.
Лошадка за зиму прибавила в весе и истосковалась по свободе. Поэтому шла она весело, то и дело, переходя на легкий галоп.
Вокруг юной всадницы цвел последний месяц весны. Все живое дышало свежестью и удалой молодостью. Даже угрюмые колючие кусты, обросли смешными цветочками и оранжевыми искрами ядовитых ягод.
Герда шла на север. Она не знала, сколько ей придется идти и не знала, что ей там искать. Но твердая убежденность в том, что Кая надо спасти, неуклонно росла. После своего вещего сна, она убедилась в правдивости слов своей тетки. И теперь ничто не могло заставить девочку повернуть назад.
- Если бы я могла, то давно забыла ту страшную зиму. - Женщина посмотрела на Герду невидящим взглядом и продолжила. - Мужчины собирались в поход. Ещё целый месяц никто не ждал никакого снега, но зима решила по-своему. И мужчины остались. А ты знаешь, девочка, что делают мужчины, когда остаются в доме на зиму без своего на то желания? Они пьют. Бесконечно и самоотверженно. Всё свое неистовство они бросили на сражение со снегом и в ту зиму, в ту единственную зиму, все семьи округи, а это несколько десятков огромных усадеб, могли легко добраться друг до друга. А потом грянула чума. И не будь этих проложенных троп, то она коснулась бы только какой-то одной семьи, но заболели все. В основном, почему-то, мужчины. Ты, конечно, знаешь, что воин, который умер своей смертью в постели, покрывает позором не только себя, но и всю свою семью? Другие народы, говорят, относятся к такой смерти куда спокойнее, но наш создан именно для войны. Сложно представить, что тогда творилось. Мужчины не могли позволить болезни убить себя. И тогда они начали закалывать друг друга, девочка. Сыновья убивали отцов, братья братьев, те, кто не имел братьев и отцов просил об избавляющей смерти своих жен и матерей. Снег в округе почернел от пепла погребальных костров. А ночами над нашей бедой смеялся ветер. Умер ярл, а он был моим мужем, умерли и все наши сыновья. Мы молили Одина об окончании мора, но он нас будто не слышал. И вот, однажды ночью, в черноте ледяного неба, мы узрели валькирию. Она осматривала наши наделы, словно свои владения, а потом спустилась на землю и посмотрела в наши изможденные лица. Говорила только она, а мы слушали.
- И о чем она говорила?
Герде было бесконечно жаль эту, покрытую нитями преждевременных морщин, молодую женщину. Как несчастную мать. Как жену ярла, потерявшего все свои владения.
- Она говорила о несправедливости. О жестокости судьбы. О безмерных потерях, которые мы понесли. Мы плакали, и она вместе с нами роняла льдинки своих синих слез на снежный покров. Потом она сказала, что мы заслуживаем счастья, но на этой земле нас ждет только бесславная смерть. Она ловила осколки синего льда, которые водили вокруг нее хоровод, и раздавала нам. Они, шептала валькирия, принесут вам счастье с любым мужчиной. Стоит только уйти с этих проклятых земель и произнести его имя над осколком льда. И тогда вас, даже если вы его еще не любите, свяжут нерушимые узы. И вы обретете счастье. Мы послушались. И вот я здесь. На гостеприимном юге. Пусть мой новый муж, уже год как погиб. Но на этой земле я была действительно счастлива. - Женщина улыбнулась своим воспоминаниям.
- А почему вы решили, что к вам спустилась именно валькирия?
- Ну, она пришла к нам из-за погибших мужчин. Я, конечно, не слышала, что валькирии заботятся о счастье женщин, но кем ей еще быть?
- Не знаю. - Ответила Герда и поглядела в окошко. - Но я иду на север и надеюсь встретить ее.
- Глупенькая. - Женщина нежно потрепала девочку за плечо. - Вальхалла и охотничьи угодья богов не на севере, а там. - Она возвела очи горе. - А на севере холод и мор. И чем дальше - тем хуже. Возвращайся лучше домой и не ищи своего мальчика. Он может быть и хорош, но не на край света же за ним идти!
- А вы бы пошли за своим мужем, если бы знали, что сможете его вернуть!? - Запальчиво спросила Герда.
Женщина потупила взор, а потом опять печально улыбнулась.
- За ним - да. Хоть на край света.
Началась осень и воздух пропитался усталой прохладой, отходящей ко сну природы.
Много роскошных усадеб, бедствующих деревенек, охотничьих лагерей и одиноких домиков осталось позади.
Перед тяжелым горным перевалом, Герда повстречала небольшой торговый караван. Состоял он сплошь из очень смуглых мужчин, одетых в цветастые заморские одежды. Вместе с ними ехало и несколько утомленных белых женщин. Серые кони, запряженные в многочисленные телеги, удивляли своими небольшими размерами и крепким сложением. Особенно красивыми, казались их шелковые, высоко поднятые хвосты.
Торговцы и их немногочисленная охрана, со странными изогнутыми мечами, заметили Герду издалека. Когда она подъехала поближе, к ней навстречу отправился тучный мужчина, видимо начальник каравана.
- Приветствую. - Мягко и картаво произнес он и сделал полупоклон, не слезая с коня и не спуская черных глаз с девочки. - Мы торговцы из далеких южных стран, что лежат за Ромейской Империей. - Он замолчал, давая понять, что ждет какого-то ответа.
- Меня зовут Герда и я тоже с юга, хоть и не такого далекого. Я иду на север, чтобы отыскать там своего названного брата. - Девочка, в подражание торговцу, внезапно замолчала. Тучный мужчина сделал новый полупоклон.
- Мое имя Ала ад-Дин аль-Багави. И мой караван тоже идет на север. Я слышал, что за этими горами, раскинулось молодое и богатое королевство?
- Правда? - Удивилась Герда. - А мне сказали, что там свирепствует голод и мор. А лето больше не наступает.
Ала ад-Дин расхохотался. Просмеявшись, он с напускной мудростью изрек:
- Не все то, что хорошо для королевства, хорошо и для народа, юная госпожа.
- Но это неправильно!
- Конечно, неправильно. - С охотой согласился торговец. - Но нищие и больные с большей ревностью гордятся своей страной, ибо им больше нечем гордиться. И даже с радостью переносят все тяготы своего существования, ведь они знают, что страдают ради блага своего отечества.
- Глупость какая. - Недоверчиво вздохнула Герда.
- Умные убегают из таких стран в первую очередь, уж поверь. Но вернемся к земным делам. Я приглашаю вас, юная госпожа, сопроводить наш караван, раз уж мы едем в одну сторону. А после перевала, думаю, наши дороги разойдутся. Как вы на это смотрите?
- Наверное, вместе с вами будет не так скучно ехать.
- Очень мудро, юная госпожа. - Ала ад-Дин ослепительно улыбнулся. - Тогда скачите за мной, я вас представлю остальным. А потом перелезайте в повозку, думаю, вы уже устали от седла.
- Устала. - Подтвердила Герда.
И они поскакали к пестрой колонне телег, над которыми развевались вытянутые треугольные штандарты с непонятными, червеподобными надписями.
На третий день в горах пошел снег.
Торговцы и стража переоделись в богатые меха, а женщины закутались в пышные шали.
В караване царила атмосфера подавленности. И не малодушие этих крепких мужчин, было причиной уныния, но сами горы. Черный камень, изогнутый и изъеденный северными ветрами, нависал над яркими точками, продрогших путников. Немногочисленные деревья напоминали околевшие руки мертвецов. И даже свежий снег походил на стальную крошку.
По ночам к стонам ветра прибавлялся вой волков. Страже казалось, что звери ходят возле самого лагеря. Поэтому к невыносимой симфонии ночи, прибавлялся еще и свист выдергиваемых мечей, когда во мраке загорались желтые глаза, случайно поймавшие свет теплины.
В то утро снег повалил с еще большей охотой, и путь приходилось находить буквально на ощупь.
- И часто у вас так?
К повозке, в которой сидела Герда, подъехал Ала ад-Дин. Его богатая одежда была щедро осыпана снежной пудрой.
- Каждую зиму. - Пожала плечами Герда.
- В наших священных землях снега вообще не бывает. Круглый год лето!
- Правда? - Девочка округлила глаза - Все вокруг цветет целый год? Ох, наверное, это прекрасно. И какие, должно быть, у вас урожаи! И их можно собирать дважды...
- Не совсем так. - Пробурчал Ала ад-Дин. - Растений у нас не так уж и много. И плодородной почвы тоже. Все больше песка. Но никаких холодов!
- Песка? Такого, что бывает на морском берегу?
- Примерно. Только у нас он встречается и вдале... - Ала ад-Дин вдруг замолчал.
Герда открыла рот, но торговец резко поднял руку, призывая к молчанию. Тогда девочка тоже вслушалась. Но вокруг стояла почти полная тишина, только похрустывал снег под колесами повозок. Даже ветер утих.
В этой тишине действительно угадывалась какая-то угроза.
Потом что-то взвизгнуло. И перевал, в мгновение ока, наполнился диким ревом. Где-то впереди, за непроглядной стеной мягко ложащегося снега, зазвенела сталь, закричали мужчины. Герда испуганно посмотрела на Ала ад-Дина. Тот с болезненной сосредоточенностью вглядывался в белое марево. Мимо него проносились улюлюкающие стражники, скрываясь в снежных завихрениях.
Торговец медленно достал свой изогнутый меч, а потом перевел взгляд на Герду. И неожиданно улыбнулся.
- Все будет хорошо, юная госпо... - Его слова потонули в нелепом бульканье, ибо прямо на глазах Герды в шею Ала ад-Дина, вошла огромная, черноперая стрела. И жемчужины белых зубов, оросило алой кровью. Торговец выпустил меч, схватился за торчащую из шеи стрелу, дернулся, ударив пятками лошадь, которая тут же медленно пошла. И выпал из седла.
Далеко впереди все еще звенела сталь, и слышались крики. Но теперь к ним прибавились и предсмертные вопли, полные ужаса и отчаянья. Так могли кричать только заморские стражники.
Герда выпрыгнула из повозки и побежала к своей лошадке, которая плелась в самом конце каравана. Но до нее она не добежала. Позади послышалось хриплое дыхание усталого жеребца, к которому вскоре прибавился приглушенный звук стремительного аллюра. Девочка не успела даже обернуться, только почувствовала, как чья-то крепкая рука схватила ее за волосы и, не сбавляя хода, протащила по дороге, а потом швырнула наземь.
Герда потеряла сознание.
Очнулась она в сырой духоте.
В голове пульсировала острая боль, ныло плечо и саднило колени. Открывать глаза совсем не хотелось.
- Да вижу я, что ты очнулась. Не притворяйся! - В незнакомом голосе вспыхнула нотка неудовольствия.
Герда открыла глаза и со стоном приняла сидячее положение. Она сразу поняла, что находится в пещере. На влажных стенах гуляли отблески пылающих факелов. Пахло сыростью, чадом и какой-то едой.
Перед Гердой сидела коротковолосая, одетая в мужскую одежду, девочка. Черноглазая, крепкая, и по-своему красивая. Она щурилась, беззастенчиво разглядывая свою пленницу.
- Скажи спасибо, что я тебя к себе забрала. Остальным бабам не позавидуешь, уж поверь. - Юная разбойница улыбнулась, обнажив маленькие зубки. - Но ты там себе ничего не выдумывай. Я - дочь вожака. Будешь дергаться или попытаешься сбежать - прирежу и глазом не моргну.
В подтверждение своих слов, она достала из-за пояса достаточно длинный, отливающий медью, кинжал.
- Но зачем я тебе? - Робко поинтересовалась Герда.
Разбойница немного помолчала. А потом, будто извиняясь, произнесла:
- Тут не так, чтобы много моих ровесников. Точнее их вообще нет. А с этими грязными свиньями, воинами моего отца, разговаривать вообще не о чем. А с тобой, думаю, мы подружимся. Ну, а если нет, то... - Она многозначительно посмотрела на свой тесак. - Расскажи мне лучше, что ты делала среди тех разряженных обезьян?
И тут на Герду навалился ужас. Перед ее глазами пронеслись горы, истекающий кровью Ала ад-Дин и его вмиг заалевшие зубы. Она вспомнила про Кая и его ледяное сердце, которое, похоже, ей уже не согреть. По щекам девочки потекли слезы.
- Ах, как я ненавижу, когда хнычут. - Прошипела разбойница. - Давай, выкладывай свою историю.
И Герда рассказала все. Как она любила Кая и как они проводили длинные летние дни, возле кустов разноцветных роз. Как он исчез и все посчитали, что он умер. Рассказала про дар предвиденья своей тетки и про ее пророчество. Описала свой побег из дома. Не забыла она и про вещие сны в доме травницы. И про грозную Королеву Снегов. Герда говорила о невзгодах длинного пути, о горестях вдовы погибшего ярла и о веселом Ала ад-Дине, который предложил ей перейти горы вместе с его караваном. Когда она закончила, разбойница смотрела на нее другими глазами. В них не осталось и доли лютой угрозы.
- Да-а. Длинную же ты дорогу выбрала. И все ради чего? Ради какого-то мальчишки! Ты ведь себе и не представляешь, что по ту сторону гор! А мы с отцом оттуда сбежали. Вмерзшие в землю города, поклоняющиеся болезням и холоду! Люди там считаются знатными по количеству гноящихся язв на теле. И чем больше язв, тем больше тебя уважают! А ты отправляешься туда, ради мальчика. - Она презрительно скривила губы. - Лезть в пасть волку из-за детских воспоминаний? Этот Кай может и вовсе о тебе забыл! Сама же говоришь, что видела его счастливым.
- Его околдовали. - Смиренно пояснила Герда.
- Но, а ты, что ж у нас, великая колдунья, которая снимает проклятия мановением рук? Ты всего лишь беспомощная девочка, которая вбила себе в голову нелепую идею о спасении какого-то паренька! Посмотри на себя! - Маленькая разбойница грубо схватила Герду за плечи, и та посмотрела ей прямо в глаза. Так они и замерли, словно заглядывая друг в дружку. А потом разбойница потупила взгляд.
- Извини. - Сказала она чуть слышно. - Мне просто не хочется тебя отпускать.
Мужчины напились, празднуя удачный набег, и теперь спали. По пещере раскатами бродил разноголосый храп, а воздух пропитался винными парами. Над распластанными телами промелькнуло две маленьких тени.
Разбойница провела Герду к конюшням, где они отыскали Ваньо, все ту же веселую кобылку, что служила Герде с самого отчего дома.
- Вот тебе шуба. Она у меня самая теплая. Свою старую тоже забери. И варежки не забудь. В котомку я тебе положила солонины и хлеба, так что будешь сыта какое-то время. - Возбужденно шептала разбойница. - Надеюсь, твой Кай стоит всего этого.
Потом они вышли из пещеры прямо в ясную, морозную ночь. Герда обняла маленькую разбойницу и заплакала.
- Ну, я же тебе говорила, что ненавижу, когда хнычут. Все, давай. Тебе в ту сторону. - Она махнула рукой, указывая направление.
- Спасибо тебе за все.
Разбойница кивнула и скрылась в черном зеве горной пещеры.