- Господи, помилуй! Все планы лопнули! - сообщает каждый вечер бабка Люся, зажигая коптящую лампадку перед иконой в углу старого сырого дома, и начинает читать молитву.
Ее Бог всегда знает, что у нее лопнуло, и дополнительной информации не требует.
- Как мыльные пузыри! - сокрушается старушка после "Отче наш", мелко крестится и кланяется иконе в последний раз перед сном.
А планы лопаются каждый день. Вот нарежет она с вечера распустившиеся гладиолусы, обвяжет их в букеты, и в темный сарай до утра. А спозаранку встанет, молитву сотворит, перехватит кусок хлеба и на рынок одевается - надо на Юлькино пропитание денег зарабатывать. А эта самая Юлька тут как тут: встанет на холодной кухне в ночной рубашке и ревет, растирая кулачками свои цыганские глазенки. Не хочет одна оставаться. И что ребенку не спится в такую рань? Не поедешь на рынок в пять утра - цветы, считай, пропали.
- Пошли есть, бесенок, - вздыхает бабка Люся.
А Юлька и вправду как нечистое отродье. Нос пятачком, глазки блестят маленькими черными бусинами, волосы колтуном со сна, смуглые пухлые ножки выглядывают из-под ночной рубашки. Только хвостика не хватает.
- Все планы лопнули, - сообщает старушка иконе и опять мелко крестится.
В Горелово холодно в пять утра, солнце еще не встало. Есть старые пуховые платки. Перевязав одним платком Юльку крест-накрест, бабка Люся жарит булку на завтрак, а девочка водит пальцем по картинкам в книжке.
- Это маленький Иисусе Христе. Лежит и спит с овечками, как порядочный ребенок, - сообщает ей бабушка.
Хотя какая бабушка? Шутяева Людмила Николаевна приходится Юльке прабабушкой. Отчего же Юлька не похожа на своих исконно русских родственников? Потому что отец ребенка - кубинский коммунист, приехавший на обучение в Советский Союз да и женившейся на юной комсомолке Ирине, приходящейся старушке внучкой. А дальше приключилась обычная для 1979 года история: Юлькин отец вернулся на Кубу, а мать осталась в Советском Союзе с неоконченным высшим образованием и ребенком на руках.
Можно ли жить без образования? Можно, наверное. Сама бабка Люся закончила четыре класса церковно-приходской школы в селе Базарово Тверской губернии, еще до революции. Но у Иры должно быть образование, иначе зачем все? Зачем планы, гладиолусы, укроп и петрушка - "Девушка, возьмите зелень, пять копеек за пучок!"?
Старушка отвлекается от своих мыслей и идет в сарай, разворачивает свернутые в большие букеты цветы: "Этот поставим перед иконой, а эти отвезем в церковь".
В Горелово церкви нет. Есть маленький деревянный храм святого Александра Невского в Красном Селе. Это одна из немногих деревенских церквушек, которая работала всегда.
Юлька ерзает на скамейке, крошки жареной булки падают и застревают в пуховом платке.
- Ешь, а то Боженька уши отрежет! - грозит ей ссохшимся от земли, узловатым пальцем бабка Люся. - Боженька все видит, даже то, что сами мы не видим.
Юлька очень опасается за свои уши, но ей уже надоело сидеть на одном месте и поэтому остатки булки она крошит на пол - воробушкам. Ребенку невдомек, что птички летают только на улице.
- Смотри, какая красота! - показывает старушка кривой гладиолус. - Все равно бы не взяли, народ нынче капризный. Скажут "урод", но у Боженьки нет уродов.
Девочка всматривается в единственный распустившийся на кривом колосе нежно-розовый с алой серединкой цветок и важно кивает.
***
У Юльки белый платочек с козырьком и платье в красный горошек. Старушка держит в правой руке ее смуглую ручонку, а в левой - тяжелый, завернутый в марлю букет.
- Люська, поздно на рынок-то собралась! - у калитки старая Верка-рыжая, главная конкурентка бабки Люси. - Уже все продали, а ты-то поспать, видно, любишь.
Бабка Люся с Юлькой не обращают внимания на "всяких тут" и медленно (девочка идет короткими шажками) продвигаются на остановку в Красное Село.
Дорога в церковь короткая: нужно проехать пять остановок на автобусе, потом выйти на главной площади, где стоит памятник Ленину, пересечь большой зеленый парк, спуститься немного к речке Тутергофке - вот тут и стоит старенький деревянный храм с облупившейся зеленой краской на фасаде.
Вокруг храма никого. Внутри пахнет сосновой смолой от нагревшихся на полуденном солнце деревянных стен. Богатые лучи света струятся через стекла деревянной террасы и невесомые пылинки неспешно плывут в разогретом воздухе.
Юлька стоит подбоченясь и строго смотрит своими черными бусинками прямо на батюшку.
- Цветы принесли для украшения иконы Богоматери, - низко кланяется священнику бабка Люся, и колосья гладиолусов как будто переговариваются между собой при всяком ее движении.
- Самое время: Успенский пост! - радуется тот.
Старушка развязывает букет и, аккуратно расставляя в вазы цветы самого дорогого сорта "Юрий Гагарин", жалуется каждой иконе:
- Ведь все планы лопнули... Такая егоза, как бес в нее вселился! Нехристь, она и есть нехристь...
- Как это нехристь? - удивляется батюшка. - Так давайте ее покрестим.
- У нее отец коммунист, а мать комсомолка... - теряется бабка Люся. - И крестных у нас нет.
- Крестить, немедленно крестить! - возражает священник. - Вы и будете крестной матерью.
***
- Крестик спрячь под платье, - ворчит старушка.
Но Юльке хочется держать его во рту и чувствовать привкус олова. Девочка даже немного пожевала веревочку, на которой висит крестик.
- Иди молиться на ночь, - подзывает бабка Люся, зажигая чадящую лампадку. - Повторяй за мной.
Ребенок спрыгивает с тахты и подходит к иконе.
- Господи, все планы лопнули, - начинает бабушка.
- Господи, все планы лопнули, - повторяет трехлетняя Юлька.
Но кажется проказнице, что на закопченной иконе Богоматерь слегка улыбнулась, а младенец Иисус смотрит на нее лукавым взглядом.