Длинными осенними вечерами я развлекал своих друзей, людей расположенных к литературе и просвещенных рассказами о великих литераторах и корифеях.
Избегая крайностей и смакования, я не пропускал ничего из того, что было вымарано иконописцами от литературоведения, как неугодное и компрометирующее литературную идею.
И тогда Владимир Иванович Языков, человек редких дарований и удивительной судьбы. Задолго до Гагарина он побывал в космосе, использовав в качестве ракеты переоборудованную паровозную топку, сказал мне:
--
Пиши, не взирая на подробности. И на тех, кому эти подробности могут
не понравиться. В случае чего, поддержим.
Полностью записки не сохранились из-за санитара Фёдора Григорьевича,
который их использовал...
То, что осталось отправляю вам.
Адрес сообщу, как только выпишусь.
В прошлом учитель литературы, а ныне критик Николай Чернухевский.
--
Пушкин Александр Сергеевич.
Наталья Николаевна Пушкина значилась в списке имени известного
бабника дона Жуана, который вёл её муж поэт А.С. Пушкин под номером 113.
В списке Натальи Николаевны Пушкиной, кроме мужа поэта А.С. Пушкина никого не было, что заставляло её сокрушаться по поводу тяжелой женской доли.
Это продолжалось до тех пор, пока не появился душка Дантес, кавалергард и прожигатель жизни, а также ужасный волокита.
У Дантеса был покровитель. Некто барон Геккерен. Барон представлял в России голландского короля и сексуальные меньшинства.
Под каким номером в списке барона Геккерена значился душка Дантес, мы не знаем из-за халатности историков и архивариусов.
Но сам факт не вызывает сомнения. Поскольку об этом открыто говорили в петербургском обществе, состоящем из одних аристократов и великих князей.
У Дантеса был свой список. И он хотел расширить его за счёт Натальи Николаевны, жены поэта. Что самого поэта никак не устраивало. И он, время от времени, посылал душке Дантесу оскорбительные письма и секундантов.
Тогда муж душки Дантеса барон Геккерен объявил себя его папой.
А сам душка Дантес срочно женился на свояченице поэта А.С. Пушкина, пожилой девушке Екатерине Николаевне Гончаровой, родной сестре Натальи Николаевны Гончаровой.
Изменения в списочном составе барона Геккерена и его новоиспеченного сына душки Дантеса на поэта А.С. Пушкина никакого впечатления не произвели.
И он, подталкиваемый светским обществом, которое веселилось по этому поводу и составляло затрагивающие супружескую честь и мужское достоинство, оскорбительные дипломы, продолжал настаивать на дуэли.
Дуэль, как известно, состоялась. Она плохо закончилась для поэта А.С. Пушкина и всей русской литературы.
По этому поводу без должного сожаления, но справедливо высказался жандармский осведомитель из писателей, некто Фаддей Булгарин.
--
Великий был человек, - сказал он, - а погиб, как заяц.
Вот до чего доводят списки. Особенно такие двусмысленные, как список
имени известного бабника дона Жуана.
--
Лермонтов Михаил Юрьевич
М.Ю. Лермонтов был приставучий и любил дразниться. Пристанет к кому-нибудь и дразнится.
Тем, кого он дразнил, это ужасно не нравилось
Вот, что сказала, доведенная выходками гениального поэта до нервного срыва девица Эмилия Верзилина:
--
Если бы я была мужчиной, - сказала М.Ю. Лермонтову девица Верзи-
лина, - я бы не вызывала вас на дуэль. Я бы вас за ваши возмутительные штучки-дрючки из-за угла убила. В упор! Вот!
Отчаянная была девица. И откровенная тоже.
У Эмилии Верзилиной была сестра Надежда. В эту надежду влюбился некто Мартынов. Приятель М.Ю Лермонтова и одновременно объект для приставания.
М.Ю. Лермонтов буквально преследовал Мартынова, отравляя ему этим жизнь и ставя в неприличное для офицера и дворянина положение.
Он обзывал его "мартышкой" и рисовал обидные карикатуры, которые потом показывал всем желающим.
У Мартынова тоже была сестра. М.Ю. Лермонтов её немножко любил и даже вывел в качестве княжны Мэри с воем широко известном романе про Печорина под названием "Герой нашего времени"
Сестра Мартынова М. Ю. Лермонтова не любила. Но доверяла ему, как потомку шотландских лордов.
Поэтому она попросила М.Ю. Лермонтова передать брату Мартынову письмо и деньги.
Деньги М.Ю. Лермонтов, конечно отдал. Отдал все, до копейки. Тут он чист перед историей. Зато письмо прочёл и выбросил.
М.Ю. Лермонтову ужасно не понравилось, что родственница Мартынова писала о нём гораздо менее возвышенно, чем он рассчитывал.
М.Ю. Лермонтов даже обиделся. Я к ней со всей душой, а она мало того, что меня не любит, так ещё наговаривает всякое. Разве порядочные прототипы так поступают.
Уже за это М.Ю. Лермонтова следовало вызвать на дуэль. Но Мартынов его не вызвал.
--
Очень нехороший человек этот Ю.М. Лермонтов, - подумал Марты-
нов,- чужие письма выбрасывает. Но стреляться я с ним на этот раз не буду.
Я его прощу на первый раз. Может быть, он одумается.
М. Ю. Лермонтов не одумался и продолжал дразниться. Более того, он
дразнил Мартынова в присутствии сестры девицы Эмилии Верзилиной
Надежды, в которую Мартынов был влюблён.
И тогда Мартынов вызвал М.Ю. Лермонтова на дуэль.
Если бы Мартынов не сделал этого, его бы сочли трусом и перестали впускать в дома, в которых жили порядочные семейства города Пятигорска.
Тогда от офицеров и других мужчин требовали, чтобы они вызывали друг друга драться по любому оскорбительному поводу.
Для этого существовал специальный дуэльный кодекс и обученные всем дуэльным тонкостям секунданты.
Мартынов не собирался убивать М.Ю. Лермонтова. Это точно. В худшем случае он рассчитывал попасть в ногу.
Но когда стреляешь в ногу, сплошь и рядом, пуля летит в другое место. Наверное, от большого волнения.
И Мартынов убил на дуэли М.Ю. Лермонтова. Этим он покрыл себя несмываемым позором.
Ужасно жаль М.Ю. Лермонтова, как гениального поэта.
А Мартынов что? Мог бы тоже дразниться. Так нет, сатисфакцию ему подавай.
Нехорошо поступил Мартынов. Хотя чисто по человечески его понять
можно. Что ни говори, а гениальный поэт М.Ю. Лермонтов был ужасно приставучий.
Недаром девица Эмилия Верзилина хотела убить его безо всяких дуэльных формальностей. Просто так. Из-за угла. В упор.
3.Гоголь Николай Васильевич.
Н.В. Гоголь был ужасным ипохондриком.
Известный московский врач Овер, так и говорил своим знакомым:
--
Ужасный ипохондрик этот Н. В. Гоголь, - говорил он, - не приведи Бог
его лечить.
И чего только Н.В. Гоголь не рассказывал про себя. О каких только ужасах не распространялся.
Так поэту Языкову он намекнул, что, будто у него, у Н.В. Гоголя желудок лежит вверх дном.
А писателю Аксакову уже не про желудок, а про кишки:
--
Вы не поверите, Сергей Тимофеевич, но у меня они все перекручены.
ли. Я из-за этих самых добродетелей ничего делать не могу. Потому как ужасно мучаюсь, особенно после обеда. Ближе к вечеру.
По поводу своего пищеварения и связанных с ним других функций Н.В. Гоголь говорил долго и обстоятельно.
Княжна Репнина, несмотря на благородное воспитание однажды не выдержала:
--
Мы жили в его желудке, - писала эта аристократка.
Всё это портило характер Н.В. Гоголя до чрезвычайности. Но как человек
гениальный Н.В. Гоголь нашел своему испорченному характеру применение.
--
Я стал наделять, - писал Н.В. Гоголь, - своих героев сверх их собствен-
ных гадостей своей собственной дрянью.
Вот как он описывает этот литературный фрейдизм и идентификацию:
--
Мне с этой минуты, - утверждал Н.В. Гоголь, - любой герой смертель-
ный враг. И я его преследую, чем попало, как последнюю собаку. Пока он на страницах моих произведений не будет выглядеть как живой во всех своих отрицательных проявлениях.
Немудрено, что Н.В. Гоголь считал, после всего этого, себя человеком загадочным и таинственным.
--
Я почитаюсь загадкой для всех, - писал он. - И никто не разгадает меня
совершенно.
Удивительное всего, что так оно и было.. Причем у некоторых сложилась уверенность, что разгадку тайны Н.В. Гоголя следует искать не в желудке великого писателя, а в его голове.
Писатель Тургенев, так и утверждал.
--
Мы ехали, - писал автор "Муму", - к Гоголю, как к гениальному чело
веку, у которого в голове что-то тронулось. Вся Москва была о нём такого мнения...
И Белинский так думал, когда в своем широко известном письме требовал, чтобы Н.В. Гоголь не занимался разглагольствованиями, а, бросив всё, звал Русь к топору.
Это вместо того, чтобы лечиться и укреплять нервную систему.
Аксаков тоже намекает. Дескать, не всё в поведении Н.В. Гоголя стыкуется и даже не лезет в рамки.
Правда, в отличие от неистового Виссариона он никуда не звал, а только интеллигентно скорбел.
А вот, что на самом деле было, какие такие болезненные расстройства влияли на психику национального гения, никто не знает.
То, что было что-то, здесь вопрос ясен. Все за. А вот что именно? Никакого единодушие. Полный разброд во мнениях и нешуточная борьба.
А один вообще договорился.
Не будь, говорит, Н.В. Гоголь с приветом, ни в жизнь бы не написал ни "Мертвых душ"; ни даже про то, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем.
И примеры приводит соответвующие. Из книги Ломброзо.
Все это конечно интересно и даже поучительно. Но для литературы, как таковой, и многих миллионов граждан, повышающих благодаря Н.В. Гоголю свой культурный уровень, особого значения не имеет.
Больно хорошо писал Н.В. Гоголь. И про Днепр при тихой погоде. И про остальной тоже..
Гениальный он был писатель, несмотря на ипохондрию и другие предположения.
4. Некрасов Николай Алексеевич.
Демократы тоже люди. И гребут под себя не хуже реакционеров и консер-
ваторов. И от всех прочих в чисто человеческом плане не отличаются.
Есть, разумеется, исключения в лице одержимых идеей и фанатиков. Но их
немного. И "печальник горя народного" Н.А. Некрасов к ним никак не от-
носится.
Нет, как поэт он выше любой критики. Самостоятельный поэт. И стихи у него есть для хрестоматии. Общеизвестные стихи. Там, "Выдь на Волгу..." или "Ну пошёл ты ради Бога...".
На что уж Грановский, был такой умеренно прогрессивный деятель в области литературы и искусства, не любил Н.А. Некрасова, но и он отдавал должное поэтическому гению поэта.
--
Кто бы мог подумать, - удивлялся Грановский, - "мелкий торгаш", ока-
зался, на самом деле, "глубоко и горько чувствующим поэтом".
А разве Герцен при его тонком уме и вкусе не понимал, на какую поэтическую вершину взобрался Н.А. Некрасов, благодаря исключительным природным дарованиям.
Хорошо понимал. Но он, вместо того, чтобы широко распространяться при помощи журнала "Колокол" и заслужено хвалить; где только мог, обзывал Н.А. Некрасова, то гадким негодяем, то сукиным сыном, то шулером.
Где Герцен только таких слов набрался. Слова, конечно, вполне цензурные, но все равно, неприличные и даже обидные.
Ну, обмишурил Н.А. Некрасов кое-кого из литературной братии. То ли не доплатил, то ли обсчитал. Огарева с помощью гражданской жены Панаевой надул.
Так это личное, суетное. А идеалы, они на века.
С одной стороны, Бог весть куда, подевавшееся имение Огарева. С другой - "Умри не даром, дело прочно, когда под ним струится кровь...".
Разумеется, Н.А. Некрасов не ангел. И картишками баловался. И к женщинам был расположен.
Приедет какая-нибудь мамзель из Франции, чтобы показывать на сцене свои артистические ноги и другое искусство, Н.А. Некрасов тут как тут.
--
Позвольте, - говорит, - быть вашим гидом и оказать всяческую протек-
цию. Я, - говорит, - Францией с детства болею. У меня, - даже болезнь была... французская. Два года лечил ртутью. Пока не вылечил.
Ну, там королевские охоты в имении. Чревоугодие.
Ещё оду написал Муравьёву-вешателю. Приветственную.
Плохо всё это. И огорчительно очень. Но ведь, как каялся потом. Как рыдал
в стихах. Как бичевал недостатки. Как звал на борьбу.
--
Да, что там говорить, если у музы Н.А. Некрасова, вся, пардон, задница
была кнутом иссечена.
В аллегорическом смысле, разумеется. Но, всё равно, неприятно.
Большой был поэт Н.А. Некрасов, несмотря на недостатки. И, самое глав-
ное, социально значимый, в смысле демократии и общественного процесса.
Его, вместо того, чтобы шулером обзывать, поддержать надо было, посо-
ветовать что-нибудь. Так мол, и так.
А Огарев что. Он бы свое имение, все равно, по ветру пустил. Мот он был ужасный и бабник. А так, хоть что-то.
5. Тургенев Иван Сергеевич.
Такой чистоты и нравственности у других известных писателей нет. Только
у И.С. Тургенева. Одни тургеневские девушки чего стоят. Сплошные выс-
шие материи и целомудренность.
Есть, правда, в творчестве великого писателя одно место. Даже не место, а
фраза насчёт тела. Про то, что тело у одной дамочки помещицы было такое роскошное по правильности своих форм и пропорций, что его можно было показывать желающим в анатомическом музее.
Но это так. Между прочим. И потом, кто говорил? Говорил Базаров. Нигилист и ниспровергатель. Он с научной точки зрения так говорил. Чтобы студентам-медикам было интереснее читать. И другим изучающим природу. А также любопытным.
Ещё И.С. Тургенев демократом был. О нём так и говорили:
--
Вот, - говорили, - идёт известный демократ И.С. Тургенев. Не револю-
ционный, правда, а либеральный.
Это ещё до Жириновского было. И книги у него тоже были либерально-демократические. Ужасно на людей влияли в лучшую сторону. Причем, в законных рамках.
Александр II, как прочёл "Хорь и Калиныч", сразу же побежал к себе в кабинет. Указ об освобождении крестьян подписывать.
--
Я думал, что они так, - говорил царь жене за ужином, - живой инвен-
тарь. А они ничего. С чувствами, с мыслями и вообще.
Когда И.С. Тургеневу рассказали про царя, он страшно удивился.
--
Я, к примеру, автор этого произведения. Сам читал несколько раз на
благотворительных вечерах. Нет там ничего такого, чтобы крепостных на волю отпускать
И то, правда. У самого И.С. Тургенева пять тысяч крепостных было. Он бы
первый отпустил. А так, как все. По указу. За выкуп.
Крепостные И.С. Тургенева любили, Все пять тысяч. Он добрый барин
был. Веселый
Весёлым его девушки сенные прозвали.
Наберёт полную горницу девушек и веселится. Причем со всеми сразу.
У нас про это молчали. А на Западе докопались. Оказывается такого полового гиганта, как писатель И.С. Тургенев в мировой литературе не было. Куда там Бальзаку вместе с Мопассаном. Уникум.
А мы то думали, старенький, с бородкой. Друг Полины Виардо. Может быть даже платонический. А он видишь, какой любвеобильный.
Нет, не знаем мы наших писателей, в том числе либерально-демократических.
Последнее время, правда, о Жириновском много пишут. Только Жириновский что? Он всё больше про политику. И, вообще, безобразничает.
"Певцов", там или "Бежин луг" Жириновскому не написать...Слабо.
6. Фет Афанасий Афанасьевич.
А.А. Фет терпеть не мог, когда его называли Фетом. Если там стих подпи-
сать или книжку, тогда ещё ничего. Тогда он особенно не возражал. А чтобы в обществе или по какому-нибудь официальному случаю. Ни за что. Только Шеншин и Ваше превосходительство.
--
Посмотрите на себя в зеркало, - говорили ему близкие знакомые, - вы-
литый Фет. И нос как у Фета. И глаза.
А он ни в какую.
--
Шеншин я и точка.
Даже с Толстым были пререкания. Толстой любил А.А Фета, как большого русского поэта и друга семьи. Так и он говорил, что Фет больше похож на Фета, чем на Шеншина.
И жена его Софья Андреевна была такого же мнения.
А А.А. Фета, вместо того, чтобы насмехаться, пожалеть надо было.
Рождается себе человек в семье штабс-капитана Шеншина. Смотрит на себя как на будущие сливки общества. И вдруг оказывается, что папа его не столбовой дворянин штабс-капитан Шеншин, а непонятно кто. Не то гамбургский раввин, не то кенигсбергский трактирщик.
У А.А. Фета-Шеншина из-за этой неразберихи образовалась ужасная двойственность.
С одной стороны "шелест, робкое дыханье, трели соловья...". А с другой, еврей все-таки, и удачная женитьба, и большие связи, и деньги.
Был такой К.Р. Поэт средних способностей и великий князь Константин Романов в одном лице. Ваше высочество.
Так вот этот князь А.А. Фета на руках носил.
--
Вы, - говорит, - Афанасий Афанасьевич, мой духовный отец и самый
большой учитель. Просите, чего хотите.
А.А. Фет, не будь дурак, и говорит:
--
Желаю, Ваше Высочество, быть камергером двора его Императорского
Величества. Причем, непременно, в мундире и с камергерским ключом.
Пушкин выше камер-юнкера не прыгнул, несмотря на древний род и другие достоинства. А А.А. Фет, пожалуйста.
В дворцовой книге приходов и уходов никакого А.А. Фета, разумеется, не было Только Шеншин. Но всё равно, непорядок.
Все в крик. Министр двора при виде новоявленного камергера в обморок падает. Аристократы в кулак фыркают. Доброжелатели изгаляются. Один так и брякнул:
--
Фет - это имя. А Шеншин, так, фамилия и ничего более. Пустой звук.
На что уж Чернышевский человек с идеалами. И про сны Веры Павловны
писал. И в крепости сидел. Так и он не выдержал.
--
Дурак, - говорит, - ваш А.А. Фет первостепенный, хоть и с талантом.
От всех напастей и противоречий А.А. Фет впал в депрессию. И умер при
загадочных обстоятельствах от сердечного приступа.
Ох, уж мне эти еврейские истории.
--
Достоевский Фёдор Михайлович.
Ленин обозвал Ф.М. Достоевского архискверным.
Талантливый писатель, но архискверный и, главное, несозвучный. Не о том
говнюк пишет.
Прав был вождь мирового пролетариата. Чувствуешь себя джентльменом в подтяжках. Заедаешь "столичную" соленым огурцом или пирожком с ливером сорта "тошнотик". А как начнешь Ф.М. Достоевского читать, обязательно у себя в подкорке головного мозга что-нибудь обнаружишь. Если не предпосылки эпилепсии, так запущенный садомазохизм.
Ф.М. Достоевский и сам мучался. Эпилепсия у него само собой. Ну и другие проблемы. И с характером, и в области чувств.
Если бы третья жена писателя Анна Григорьевна оставила в любовных письмах, всё что там было. Не повычеркивала все, что не нужно. Куда там Боккаччо с его "Декамероном". Или немецкому психиатру Крафт-Эбингу автору широко известной книги "Сексуальная психопатия".
Анна Григорьевна и сама рассказывала про закидоны своего великого му-
жа. Про то, как он её от большой любви задушить пытался, когда она брякнула, что у неё в медальоне портрет любовника спрятан.
Шутила она так. Никакого любовника у неё не было. Просто она процитировала сцену из романа, что муж написал. И ничего больше.
А Ф.М. Достоевский хвать за горло.
Анна Григорьевна в крик:
--
Ты что, - кричит, - дописался. Своих романов уже не помнишь.
Еле разняли.
--
Ещё Ф.М. Достоевский любил в казино бегать.
Схватит последние деньги, те, что на хлеб и колбасу оставлены и шасть в
казино. Пока не просадит, домой не вернется. Азартный, не доведи Бог.
Ну, а потом терзания и поиски.
Терзается и пишет гениальные романы. Для души и, чтобы с долгами рас
считаться.
Ф. М. Достоевский был предсказателем. Можно даже сказать, пророком. Почти, как Нострадамус.
Только Нострадамус обо всём предсказывал. В мировом масштабе. А Ф.М. Достоевский только про Россию. Ну и насчет евреев.
Но всё равно очень хорошим писателем был Ф.М. Достоевский. Даже выдающимся.
А то, что евреев не любил. Так, кто ж их любит, евреев то.
--
Толстой Лев Николаевич.
- Великий российский писатель граф Лев Николаевич Толстой. Не ел он ни рыбы, ни мяса. Ходил по деревне босой.
Так и было. И в лаптях ходил. И косою орудовал. И по хозяйству, что надо, если соседи попросят.
Потом диета у него была:
--
Не хочу, - заявляет, - трупами питаться. Душа такого варварства не
приемлет.
Но это с годами пришло. К старости. А до этого вояка, аристократ, бабник.
Сядет в карты играть, всё спустит.
Пить, хоть целую ночь.
За зайцами гоняется или за другой живностью. Кого не увидит. Бах! Бах! А
если что не так, кричит:
--
Граф я, или не граф!?
А когда писать стал, всеобщий восторг и сплошные комплименты. Многим писателям, даже выдающимся "Войны и мира" с головой бы хватило. И на жизнь, и чтобы в историю мировой литературы войти.
А он "Анну Каренину, бац. "Воскресенье", бац. И ещё, и ещё. Одним словом, кумир читающей публики.
И вдруг всё побоку. От всего отказался. И начал искать смысл жизни.
Первой забеспокоилась жена Льва Николаевича Софья Андреевна. Кто будет детей кормить, если отец от миллионных гонораров отказывается.
Что же до царского правительства, так ему, всё это на первых порах было