Милявский Валентин Михайлович : другие произведения.

Ещё не допито вино

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


   * * *
  
   Я по телевизору кино,
   Раз увидел, простенькое, давнее.
   Дождь стучал в закрытое окно,
   И скрипели сорванные ставни.
  
   В полумраке комнаты одна
   Женщина сидела на диване.
   И печаль была её видна.
   Видно, что печалью она ранена.
  
   Я смотрел когда-то этот фильм.
   Мы с тобой сидели в темном зале.
   На экране дождь осенний лил,
   Непременный штрих кинопечали.
  
   Где ты? С кем? Осталось ли ещё,
   Что-то из того, чем я был болен?
   Время предъявляет людям счет,
   Заменяя сахар жизни солью.
  
   У судьбы свои сквозные линии.
   Предопределенный свыше путь.
   Но бывает, прошлое нахлынет
   И встревожит давешнюю муть.
  
   Я по телевизору кино,
   Раз увидел, простенькое, давнее.
   Это было всё давным-давно.
   Там, где я оставил что-то главное.
  
   * * *
  
   Обрастает время деталями.
   Оседают детали в памяти.
   Оттого не другими стали мы,
   Что в своей преуспели грамоте.
   Нам завещаны были правила,
   И судьба поставила штамп.
   За то время, что жизнь оставила
   Изменить бы, да где уж там.
   Пусть, как будет. И пусть случится.
   Что случится должно уже.
   Но проносятся чьи-то лица,
   И уходят на вираже.
  
  
  
   * * *
  
   Ещё не выпито вино.
   Ещё не вымыты бокалы.
   И то, что в жизни суждено,
   Им до конца ещё не стало.
   Но близок неотвратный час,
   Близка последняя разлука.
   И время растворится в нас,
   И превратятся в крылья руки.
   За указующим перстом
   Слежу немного отрешенно.
   А капли капают на стол
   И вниз стекают по наклонной.
  
   * * *
  
   Под сенью пальм...
   Какая, к черту сень!
   Засело в голове заезженное слово.
   Я просто коротаю летний день
   Под ненадежным пальмовым покровом.
   Сквозь лапы пальм лучится солнца луч.
   Сочится пот по вспаренному телу.
   И не пригонит с моря ветер туч.
   И не вернется дождь в эти пределы.
   До поздней осени.
   Я жду её приход,
   Как ждет толпа обещанного чуда.
   И дождь на землю жаркую польет.
   Напоит её вдоволь и остудит.
   Под сенью пальм...
   А где-то вдалеке, за тридевять земель
   Дожди идут, июньские благие.
   И ветер вертит капель карусель.
   И капли бьют в лицо, ядреные, тугие.
   Там вдалеке...
   Я в те места едва ль,
   По прихоти судьбы заброшен буду снова.
   И будет неотвязная печаль.
   И будет ею вскормленное слово.
  
  
  
  
  
  
  
   * * *
  
   Ищу в себе я прежнего себя.
   Какие-то надежные приметы.
   Собрать бы за столом моих ребят,
   И обсудить за водкой с ними это.
   Иных уж нет. Другие далеко.
   Мне не с кем разделить мою тревогу.
   Я, что ни есть, поставил бы на кон,
   Чтоб отыграть ту старую дорогу,
   Где мы с тобой под пьяною луной
   Полны были особым первым счастьем.
   Другое всё. И я давно другой.
   И не идут мне карты нужной масти.
   Собрать бы за столом моих ребят,
   И выпить так, как пили мы когда-то
   Ужасно много лет тому назад.
   Ещё до той, сломавшей всё утраты.
   Собрать бы за столом моих ребят...
  
   * * *
  
   Повисла мгла. На рейде корабли
   Растаяли, как призраки ночные.
   Смешались воедино даль и близь.
   И берег сей, и берега иные.
   Начало, где всему и, где конец?
   Не отыскать ни выхода, ни входа.
   Сейчас бы двести грамм, да огурец,
   Да пару с ветчиною бутербродов.
   Я б пир устроил прямо у воды.
   Я разложил бы здесь свои припасы,
   И пил бы за предчувствие беды.
   За то, что и с бедою мир прекрасен.
   За то, что лишь убийственный контраст
   Дает постигнуть суть иных событий.
   Поступков странных и случайных фраз.
   И выявляет то, что в них сокрыто.
  
   * * *
  
   Моих воспоминаний пласт,
   Не тот, что прежде.
   Не помню вкуса прежних яств,
   Я стал невеждой.
   В искусстве тонком пития,
   Хотя был докой.
   И на пиру у бытия
   Кусаю локоть.
   Забвенья, кто измерил дно?
   Координаты?
   И помнить, только лишь дано,
   Что мог когда-то.
  
   * * *
   Меня спасла эвакуация
   Июльским жарким прелым летом.
   А мог бы, запросто, остаться я,
   И всё б окончилось на этом.
   И то, что в жизни со мной было,
   И то, что в ней ещё случится,
   Вглубь наспех вырытой могилы
   Свалилось бы бескрылой птицей.
   Я помню привкус той печали,
И вижу сквозь провалы лет,
   Как дед и бабушка стояли,
   И долго нам глядели вслед.
   * * *
  
   Есть что-то непростое в простоте.
   Заметная не сразу нарочитость.
   Простак - он и ответчик и истец.
   И учит всех, и сам готов учиться.
   Его порывов радужных каскад.
   Его к добру всегдашняя готовность.
   И то, что он всему живому рад.
   И то, что не зажат он, а раскован.
   И то, что обращен ко всем лицом.
   И то, что рассуждает беспристрастно.
   Уж лучше иметь дело с хитрецом.
   С ним всё и без того предельно ясно.
   * * *
  
   Ещё не дошло время твиста
   До провинциальных широт.
   И мы танцевали неистово
   Под звуки оркестра фокстрот.
   И медные трубы звенели
   Фрейдистский творя подтекст.
   И было это в апреле,
   И верховодил секс.
   Он тайно присутствовал в зале.
   Он правил наш школьный бал.
   Это было вначале...
   Потом был ночной вокзал.
   Нам было легко и весело.
   И не пугала даль.
   Мы думали, что на месяц.
   А вышло, что навсегда.
  
   * * *
  
   На кораблике памяти
   Уплыву в то, что было.
   Где свежи ещё драмы те
   И беда не остыла.
   Где клубятся и пенятся
   Волны сказанных слов.
   Где мы - пленник и пленница
   Тех неправедных снов.
   Там осталась ответчицей -
   Голубая звезда,
   И под ней нам не встретиться,
   Не сойтись никогда.
  
   * * *
  
   В комнате душно, в комнате тошно.
   В комнате маята.
   Я бы завыл, закричал истошно.
   Только ведь суета.
   Не докричаться до самой сути.
   Не изменить основ.
   Если из нервов сделаны прутья,
   Если оковы из слов.
   Если ты носишь, как черепаха
   Клетку свою с собой.
   Если последнюю рвёшь рубаху
   Каждый последний бой.
  
   * * *
  
   Я любил перестук вагонных колес.
   В полумраке ночного купе.
   Мне мерещилось, будто устроен кросс
   На железнодорожной тропе.
   Будто вдруг сорвалось с насиженных мест
   И несется, Бог весть, куда,
   Всё окрестное, что ни есть,
   Перелески, луга, вода.
   И ревел паровоз - желтоглазый зверь
   От избытка горячечных сил.
   И дрожала в истоме земная твердь
   На своей непрочной оси.
   Я любил сидеть в полуночном купе,
   И с попутчиком пить коньяк.
   Мне казалось, что можно ещё успеть.
   Оказалось, нельзя никак.
  
   * * *
  
   Уходит время по-английски.
   Уходят годы.
   Передо мной бутылка виски
   И бутерброды.
   Я наливаю по чуть-чуть,
   И не пьянею.
   А мог бы до потери чувств,
   Да вот не смею.
   Не позволяет естество.
   Не те сосуды.
   Им вреден спиртовой раствор.
   Ну и, осудят.
  
   * * *
  
   Постучу кулаком по дереву.
   Плюну, походя, через плечо.
   Меня время относит к берегу,
   Где река забвенья течет.
   Там, в глубинах её беспамятных,
   На безмолвных её волнах
   Никакими, ничейными станут те,
   В ком беда моя, и вина.
   Там раздумья мои тяжелые
   Растворятся и уплывут.
   И придет на прощанье в голову -
   До чего же покойно тут.
  
   * * *
  
   Дождь идёт, оставляя следы на песке.
   Над заливом нависли тучи.
   Зимний день - угрюмый аскет,
   Одержим тяжелой падучей.
   Он то бьется в каплях дождя,
   То под ветром дрожит и корчится.
   Надоело стоять и ждать,
   И внимать его злым пророчествам.
   Я помокну ещё в пальто
   И стряхну с себя эту муть.
   Я б пошёл в ресторан, да не на что.
   Я б к друзьям закатил, да не к кому.
  
   * * *
  
   Не сложилось, хотя могло бы.
   Не случилось. Такое дело.
   У меня был когда-то глобус
   Мы с друзьями его вертели.
   И гадали, тыкая пальцем,
   Кто куда, в круговерть земную.
   Нам казалось, что мы скитальцы,
   Что мы ищем судьбу иную.
   На дворе стояла эпоха,
   Зрелищ мало в ней было и хлеба.
   И вбивали нам в голову - плохо то,
   Что, по сути, плохим и не было...
   Жизнь сползает на тонких лапах
   В обогретый солнцем песок.
   Мне хотелось подальше на Запад,
   Ну а вышло на Ближний Восток.
  
   * * *
  
   Мое прошлое каменеет.
   А копаться в нём, право, лень.
   Там ни Трои нет, ни Помпеи,
   Так, житейская дребедень.
   Но, возможно, настырный историк
   Из грядущих зашторенных лет
   Вдруг расслышит в событий хоре
   Мой не очень громкий куплет.
   И сгорая от нетерпения
   Тиснет в толстый журнал заметку,
   Мол, теперь пред собой имеем мы
   Не известного раньше предка.
   Академики сдвинут кружки.
   И решит ученый совет -
   Жил в ту пору не только Пушкин;
   Жил ещё какой-то поэт.
  
   * * *
  
   Не проведете на мякине
   Икрой из синеньких.
   Была когда-то Финикия -
   Остались финики.
   От вавилонян вообще,
   Одно название.
   В чем суть утерянных вещей?
   Где мера знания?
   Жую под водку бутерброд
   Сорю объедками.
   Здесь жил когда-то мой народ.
   Здесь жили предки.
   И бородатый винодел
   Открыв котомку,
   Сидел у моря и скорбел,
   В души потемках.
   Он кулаки свои сжимал
   До пальцев хруста.
   Что ждёт нас всех, простак не знал,
   Но что-то чувствовал.
  
   ***
   Я юлу запустил в детстве.
   Она вертится до сих пор,
   Мимо радостных дней и бедственных -
   Непокорный маленький черт.
   И в неровном её верчении,
   В пируэтах её натужных
   Скрыто внутреннее стремление,
   Тяга трепетная к окружности.
   Но я жизнью загнанный в угол,
   Не хотел бы судьбу иную.
   Даже, если идти по кругу,
   Всё равно снесет на прямую.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   40960
  
  
   7
  
  
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"