Осень мягкой поступью, неспешно, но своевременно пришла в наш город и лукавым взглядом окинула свои владения. Осень - полноправная царица и безоговорочная владычица своего сезона, вальяжная дама преклонных лет в бархатном пальто рыжеватых оттенков. Она кутается в него неуютно, выдыхая первые облачка пара. В одной руке осень держит медную флягу с дымящимся, горячим какао, смешанным с терпким виски, а в другой - вязанку потрёпанных, позабытых книг. Это её любимые книги и она перечитывает их каждый раз, наведываясь к нам в гости. И с каждым её визитом книги обрастают новыми страницами.
Она смело ступает по дорожкам, по-хозяйски, с особой гордостью, а шлейф её мягкого пальто собирает палые, жухлые, шелестящие листья и становится всё длиннее. Осень - настоящая женщина в каждом своём проявлении: мягкая, но мудрая, часто плаксивая, прохладная, а в чём-то даже жестокая. Но она щедра и всегда приходит не с пустыми руками, а с чудным подарком - последними тёплыми деньками. Бархатный сезон - её пальто - лёгкое, ненавязчивое напоминание о безумных, жарких летних ночах и послеполуденном зное.
И вот, с наступлением осени дремлющий покой в доме мастера канул в Лету. Не осталось ничего: ни заботы, ни старого массивного кресла, ни глухого потрескивания деревянных поленьев в камине.
От широкой реки веяло сыростью. Впрочем, сыростью веяло от всего, даже от угрюмых прохожих.
Меня по-варварски раздирали четверо мальчишек. Этакую находку им удалось раздобыть! Этакое изумление им приходится делить! Затеяв озорные игрища под мостом, мальчишки и сами не ожидали, какой ценный клад попадётся им сегодня. Дети искали гладкие, оточенные водой, камешки, а нашли туго завязанный мешок с удивительной добычей внутри. И каждый из мальчишек пытался перекричать другого, доказывая до боли в глотке, что желанная находка принадлежит только ему одному. Но, не придя к мирному соглашению, замурзанные, заляпанные и мокрые маленькие люди принялись разрешать спор старым проверенным способом: грубой и по-детски беспощадной дракой. Кто устоит последним и получит меньше всего тумаков, тот и станет обладателем приза. Трое самых резвых, оголтелых ребят сразу ринулись в бой, а четвёртого оставили меня сторожить.
Несчастный мальчишка с глазами полными грусти и обиды. Он ведь тоже всей душой хотел участвовать в сражении и продемонстрировать боевую удаль, но его желания не соответствовали его возможностям и у него не было ни малейшего шанса на победу: низкорослый, тощий и щуплый, со впалыми щеками и большими оттопыренными ушами. Друзья и подельники в мальчишеских шалостях тоже осознавали всю тщетность его возможной попытки и потому вовсе не брали в расчёт своего слабого товарища. Он скорее был нелепым придатком компании, нежели её полноправной частью и неохотно смирялся со своим обидным, безрадостным и безвыигрышным положением наблюдателя. Хилого ребёнка разъедала зависть - едкая, неприкрытая, отчётливо запечатлённая на ещё не оформившемся лице.
Мальчишки дрались, что было мочи, ведь эта драка стала отличным поводом не только заполучить желанную куклу, но и показать превосходство и главенство в их компании. Они галдели, рвали друг другу одежду и валялись в грязи.
Внезапно к этой бурной, несмолкающей катавасии приблизилась хрупкая невысокая девушка в чёрном пальто и в чёрной же шляпке и окликнула детей. Ребята замерли в неловком ожидании, а она сунула в ладони каждого из них (даже самого мелкого) по блестящей монете. Затем незнакомка положила меня обратно в мешок и ушла.
Девушка достала меня уже вдалеке от реки, прогуливаясь по набережной со своей спутницей. И в этот момент я, наконец-то, смогла разглядеть их обеих.
Подруги были настолько внешне противоположны друг другу, что невольно казались обоюдным отражением в кривом зеркале. Такой яркий, грубый контраст - день и ночь прогуливались под руку под пасмурным, осеним небом.
Та, что меня выкупила, была азиатского происхождения, что уже само по себе являлось большой редкостью в наших краях. Мелкокостная, жилистая и прыткая, смуглокожая, с круглым лицом, крупными скулами и широким носом, казалось, она была очень молодой или не имела возраста вовсе. Она носила чёрные прямые волосы, туго уложенные в высокую причёску. Глаза азиатки шустро и пытливо бегали по сторонам, а рот улыбался рядом немного острых неровных зубов. Однако девушка колоритно выделялась, вызывая некую неуловимую, притягательную симпатию и интерес. Своей манерой юрко и деловито управлять маленьким тельцем, в купе с оливковым цветом кожи, она походила на миниатюрную чёрную птичку. Птичку беспокойную и суетливую, но вызывающую бесспорное умиление.
Её спутница и, по-видимому, госпожа была совсем другой: высокой, породистой, с вытянутыми удлинёнными очертаниями фигуры, бледной и светловолосой, с серо-голубыми глазами и утончёнными чертами лица. Все своей статью она походила на тонкую мраморную колонну или лениво ползущую змею. В её взгляде читалась лёгкая надменность, сытая скука и призрение к "одичавшим" горожанам, особенно к таким, как та оборванная мальчишеская стая.
- Ты принесла? - поинтересовалась белокурая дева.
- Да. Звон монет решает любые споры. Деньги - это универсальное средство. Но, госпожа, надо возвращаться. Стало слишком холодно. Вы можете простудиться.
- Сколько раз говорила, прекрати называть меня госпожой.
- Но я принадлежу Вам.
. Нет, не принадлежишь, - отшутилась девушка. - Ты не моя вещь, ты моя подруга. Компаньонка, да, именно компаньонка - мне нравится, как звучит это слово. И домой я пока не собираюсь, не хочу: мы даже не дошли до конца набережной.
- Но, госпожа, тот человек, которого прислал Ваш отец, устал и продрог. Он ходит за нами уже четыре часа.
- Не моя забота: отец ему щедро платит за то, чтобы он следил за моей безопасностью, вот пусть и отрабатывает своей хлеб. Неумелый из него тайный агент, я так скажу. Я не под замком, чтоб за мной день и ночь следил надсмотрщик. Это низко и лишает всякой воли, даже самого стремления к воле, - скривилась девушка и недовольно цокнула языком.
Она ещё раз бросила едкий взгляд в сторону мужчины, а он оторопел, замешкался, нахлобучил на лоб шляпу, откашлялся, поднял ворот пальто и неуклюже поспешил скрыться за деревьями.
- Пффф, ищейка и прихвостень, да ещё свои обязанности не способен исправно выполнить, - тут светловолосая девушка повела бровью, и в глазах снова запрыгали огоньки. - Покажи, покажи мне скорей, что это?
- Это кукла. Госпожа, Вы разве не разглядели?
- Не особо. Я просто увидела, что эта дикая стая голодранцев не может что-то поделить, вот любопытство и взяло верх. А, так это была кукла.
- Вот, - и азиатка достала меня из мешка.
Надменная молодая госпожа брезгливо приподняла меня за плечи.
- Фу, какая она мокрая, - сморщилась она. - Только перчатки испачкала. Держи её лучше ты, а я пока рассмотрю.
Азиатка покорно взяла меня в руки, а её подруга продолжала пристально рассматривать. И чем дольше она не отводила глаз, тем сильнее менялась в лице.
- Тебе, моя хорошая, она не кажется странной? - спросила, по-видимому, моя новая владелица. - Эта кукла меня пугает, но я почему-то хочу смотреть на неё ещё и ещё. В выражении её кукольного лица есть нечто завораживающее, человеческое. Это навевает лёгкую панику, даже ужас, аж мурашки по коже. Лицо... Почему-то оно кажется мне знакомым. Нет, глупости, быть не может.
- Госпожа, возможно, кукла что-то говорит, - предположила компаньонка. - Мой народ остерегается кукол. Говорят, они могут навлечь проклятие, болезни и даже забрать душу. Поэтому у кукол не должно быть лица, тем более, почти человеческого. Госпожа, оставьте её здесь, не берите с собой.
- Какая дикость, чушь несусветная, суеверия - эти ваши магические бредни! Даже смешно, и тебя никак не могу разубедить. Ты больше не у себя в убогой деревеньке на краю мира. Ты теперь в центре цивилизации, ходи в библиотеки и на семинары, развивайся, я всё оплачу. Ты моя лучшая подруга и бессменная спутница уже много лет, поэтому я хочу, чтобы ты познала все блага и прелестные пороки прогресса и забыла навсегда о своих диких архаичных корнях. Посмотри, как меняется мир - так давай же вместе насладимся этими переменами, а средства нам предоставят.
- Госпожа скоро уйдёт в новый дом. Мне туда нельзя, - смутилась темноглазая девушка.
- С чего ты взяла? Ты пойдёшь со мной, таково моё условие. Мы ещё не один год будем прогуливаться по этой набережной. Однажды отец сделал мне лучший подарок, бесценный и на всю жизнь. Помнишь, когда мне было двенадцать лет, он привёз мне экзотический сувенир из путешествия - компаньонку. И мне больше никогда не было скучно, одиноко или грустно. И больше никогда не будет: я разбалованная, капризная и потому не отпущу того, с кем мне весело. А мне пока с тобой весело, - лукаво улыбнулась моя надменная хозяйка. - Но, всё же, эту куклу я забираю домой, так что отмой её и высуши по приезду. Не хочу, чтобы она замарала мне всю комнату, но хочу поиграть. Хммм, стало как-то зябко, - девушка поёжилась и спрятала руки в карманы. - С реки так и тянет влагой. Осень.
Затем белокурая статная дева обернулась и приказала наблюдателю:
"Эй, ты, подгони автомобиль, мы едем домой!"
Так Ваша покорная кукла-рассказчица обрела новый дом и новую госпожу.
Мы приехали в чудесную усадьбу, окрашенную преимущественно в кремовые тона. По обе стороны коридоры были уставлены вереницей массивных, белокаменных вазонов, сочетающих несколько видов благоухающих цветов. К слову, судя по антуражу и даже мелким деталям интерьера - это был исключительно девичий дом. Молодая аристократка была воистину принцессой в маленьком замкнутом королевстве, ограниченным просторным, светлым домом, раскидистым садом и чередой разнообразных слуг. Миниатюрное королевство принцессы-невесты и ее свадебное торжество было уже не за горами.
Меня усадили на резное трюмо, украсили длинной жемчужной ниткой в несколько рядов и гребнем с крупным розовым кварцем и густой россыпью лилово-фиолетовых аметистов.
Раз в месяц, заранее оповестив, мою молодую хозяйку навещал жених, и все начинали бурно готовиться к его приезду. Впрочем, девушку эти визиты не впечатляли и не волновали, но она исправно выполняла правила этикета: так было нужно и так было принято. Каждый раз он привозил дорогие подарки, в основном украшения, которые она потом с безразличием вешала не меня. И я была невероятно красива в сиянии утончённых ювелирных изделий и отшлифованных, редких камней. Да что там, я была прекрасней, чем сама невеста.
В остальное время моя госпожа запиралась в спальне со своей компаньонкой, и азиатка учила играть её в макрук - что-то наподобие шахмат, а девушка в свою очередь, заставляла подругу читать газеты и книги вслух. И хотя у раскосой девушки это получалось с трудом, смешно и крайне неумело, она не осмеливалась противиться или перечить. Моя владелица по-доброму хохотала, но почему-то очень любила слушать неразборчивое произношение - почти бормотание, неравной подруги, хотя обычно этот резкий акцент раздражал всех остальных обитателей дома. И только одна моя хозяйка могла понимать то, что временами пыталась сказать её компаньонка. Так же белокурая девушка, по-видимому, любила играть в своего рода живые куклы. И потому она часами могла возиться с трепетной мелкокостностью азиатки, наряжая её в дорогие кружевные платья из чистого хлопка, причёсывая с особым удовольствием гладкие крепкие, словно канаты, чёрные волосы, окрашивая ей лицо контрастными белилами и румянами. Должна сказать, что было что-то пугающее в этой вполне невинной игре, однако у каждого свои причуды.
Однажды моя новая госпожа посадила компаньонку перед зеркалом и принялась, по своему обыкновению, с особым удовольствием, медленно и методично расчёсывать азиатке волосы и сплетать их в десяток косичек.
- Госпожа, вы выглядите усталой и бледной, белее обычного, - заметила смуглая девушка.
- Отчего же?
- Вы встречались сегодня со своим женихом?
- Да. Он подарил мне рубиновое колье, - и девушка указала на меня. - Но я снова повесила подарок на куклу. Не люблю красный цвет. Что-то есть в нём дьявольское.
- Алый - цвет страсти.
- Так принято считать, но страсть может быть любого цвета. Например, аметистовая страсть - страсть интеллектуальная, зрелая, даже последняя. А вот сапфировое влечение - смиренное, скромное и меланхоличное. Или же аквамариновая тяга - прохладная, но чистая. Далее изумрудная - скорее мирная, стремящаяся к возрождению, однако придавливающая к земле, а янтарная - энергичная, но в тоже время болезненная. Остаётся топазная пылкость - благодатная, плодотворная, но замкнутая. А красная страсть - бурная, неугомонная, выжигающая всё дотла и вместе с тем крайне опасная - такой страсти нельзя доверять. К тому же не стоит забывать, что есть ещё белая и чёрная страсти, как две грани одного целого, как начало и завершение, как рождение и угасание самого чувства, будто лёгкий прыжок в светлое неизведанное и погружение в бездонный омут печали.
- Так какого же цвета Ваша страсть, госпожа?
- Моя... Хммм, вероятно, всё же изумрудная: с каждым моим шагом в небо, я всё больше приближаюсь к земле. А твоя?
- Алая - горит, будто пламя.
- Я много думала об этом, но знаешь, цвет не так уж и важен, важны только чувства, что мы испытываем, соприкасаясь со страстью. Но, тем не менее, я чувствую покой, ведь у меня есть много всего ценного. Однако ты всего дороже.
- Госпожа, но Вы ведь любите своего жениха?
- "Люблю" - немного громко сказано - скорее, я слегка очарована его харизмой. Мне любопытно, я ценю и уважаю будущего мужа.
- Он щедрый человек и дарит Вам такие красивые вещи.
- Ах, милая, не в этом суть нашего брака. Так уж у нас аристократов заведено из поколения в поколение, что мы не можем позволить себе насладиться большой и чистой любовью в полной мере. Почти у всех нас одна участь - мы идём под венец и клянёмся вечностью у алтаря с совершенно чужими нам людьми. Мама и папа никогда не любили друг друга, младший брат не любит свою супругу, а я не люблю своего жениха. Пойми, наши семьи заключили выгодный договор. Мне двадцать один год, я "перезрела", и матери стыдно перед обществом благородных дам, и вот отец, наконец-то, получил заманчивое предложение. С поддержкой будущего зятя он сможет значительно вырваться вперёд на политической арене и задушить всех своих оппонентов. Каждый получит желаемое: мама перестанет стыдиться нерадивой дочери, отец порадуется солидной инвестиции в предвыборную кампанию, а я - относительной свободе. Все будут довольны и заняты любимым делом. Нас с детства приучают не любить, и мы свыкаемся, желая лишь одного - не терять своего положения. Это и моя цель тоже - остаться на своём месте. Я хочу сохранить статус и привилегии. К тому же, нам с любимым мужем не обязательно часто видеться, наша основная задача - произвести на свет наследника и время от времени проводить время в копании друг друга на светских вечерах, пафосно разыгрывая достопочтимую пару.
- Госпожа, страшно знать с самого начала, что любовь никогда не придёт, - подчеркнула компаньонка.
- Нет, не страшно, отнюдь. Я получу свободу. Уверена, что мой супруг не станет вмешиваться в мои дела, а я в его. И меня совершенно не волнует, что он определённо будет посещать дома утех с завидной регулярностью и проводить свободное время в компании юных продажных девиц. Потом я обязательно "вдруг" начну томиться душевною тоской и уеду поправлять здоровье куда-нибудь на юг, поближе к морю. И там я смогу жить и любить, конечно же, инкогнито, но, главное ведь, что смогу. Я всё продумала и присмотрела чудный домик, где солнце и лазурь, мидии и синева. И ты поедешь со мной, это не обсуждается, - приказала моя владелица, вкалывая в высокую причёску азиатки булавку с гранённым горным хрусталём. - Смотри, как ты красива. Красивей, чем все куклы мира. Не хватает только цветка лотоса для совершенства.
- Цветка орхидеи, - улыбнулась девушка с раскосыми глазами.
- Орхидея, так орхидея. А теперь почитай мне вслух книгу: уже пора спать.
Компаньонка уселась в кресло возле кровати и принялась читать вслух, и моя молодая хозяйка безмятежно уснула. Её подруга закрыла книгу, бережно убрала белокурую прядь со лба своей госпожи и тихо ушла к себе.
Тревожен и тих предрассветный час, так говорят мудрецы и поэты. Белокожая принцесса проснулась внезапно, встрепенулась и нечаянно опрокинула стакан воды на пол. Она пристально посмотрела мне в глаза и сказала:
- Я вспомнила, я тебя знаю!
Девушка резко спрыгнула с постели и в одной ночной сорочке понеслась в другую часть дома - крыло для прислуги. Она вытащила сонную компаньонку из постели, начала её тормошить, затем схватила за руку и потащила обратно к себе в спальню.
- Посмотри! - трепетала моя владелица. - Посмотри же! Помнишь, я говорила, что у этой куклы странное выражение лица, почти человеческое, и оно мне знакомо? Так вот, я вспомнила, я её знаю, я действительно её видела! Я проснулась сегодня так резко. Казалось, будто душа сначала вырвалась из тела, взлетела высоко-высоко, а потом вернулась обратно, будто спрыгнула в пропасть. Мне было так трудно дышать. Я будто нырнула в глубину своей памяти. Меня даже пробрала дрожь, а гнетущая жажда клеит рот до сих пор. Послушай, только я открыла глаза, только попыталась вздохнуть, и взгляд как-то сам упал на куклу. И я поняла: она существует на самом деле, она живая, только стала поменьше размером, взрослее и бледнее.
- Госпожа, куклы не могут взрослеть.
- Нет-нет, не то, совсем не то! Сейчас объясню! Когда-то давно я видела девочку, как две капли воды похожую на эту куклу. Восемь лет назад мой отец только начинал политическую карьеру и занимался всевозможными благотворительными мероприятиями для укрепления репутации. В том числе, он финансировал одну женскую гимназию и принимал активное участие в развитии просвещения, образования и культуры. Только потом мама узнала, что он симпатизировал хорошеньким гимназисткам из старших классов и закатила грандиозный скандал, но это уже другая история. А до того он позиционировал себя в роли щедрого мецената и покровителя юных дарований. Он часто лично посещал занятия, читал там дополнительные лекции и стремился из обычной городской девичей школы сделать элитный закрытый пансион, цветник, как он говорил, где расцветут лучшие матери и жёны страны. Несколько раз он даже брал нас с матерью с собой, чтобы визуально усилить эффект своего красноречия. И я почему-то постоянно сталкивалась с одной девчонкой. Она была младше на несколько лет и намного ниже ростом, всё горделиво стояла сама по себе в стороне, хотя остальные девочки сбивались в толпу, галдели, смеялись и играли. Но она демонстративно их игнорировала и только внимательно наблюдала за улицей через кованые ворота. Эта странная девочка была весьма смазливой, что-то было в её глазах глубокое, тёмное, и она смотрела из этих бездонных дыр на всех свысока, будто ощущая своё первородное превосходство. Детишки постоянно звали её играть, а она только надменно отвечала, что нет желания и продолжала смотреть за ограду, словно кого-то ждала. Однажды мы даже встретились взглядом, вернее она ощутила, что я за ней неосознанно слежу, и посмотрела мне прямо в глаза, так холодно и резко. Затем она оценивающе окинула меня взором с ног до головы, цокнула языком и повела бровью так едко, будто мы были на равных, нет, будто она стояла выше меня. Я разозлилась не на шутку: подобная наглость, невежество и неуважение к моей персоне вызвали жгучее желание схватить нахалку за ворот и тыкнуть носом в лужу, где ей было самое место. Я хотела наказать простолюдинку, чтобы она никогда не смела на меня так смотреть и запомнила своё место. Я - аристократка, наследница древнего рода и представительница уважаемой фамилии, а она - никто, челядь, отрепье без роду и племени. Смешно теперь вспомнить, но дошло до того, что мы продолжали сверлить друг друга взглядом в молчаливом споре, у кого духу не хватит и кто первый моргнёт. И тут мои ресницы на правом глазу предательски задрожали, а веко дёрнулось и опустилось. Я посчитала победу соперницы недействительной, подошла к ней и потребовала:
"Эй, ты, невежда, склонись в почтительном реверансе!"
"Это почему ещё?" - возмутилась девчонка.
"Да потому, что мой папа оплачивает всю вашу убогую школу! Я скажу ему только слово, и весь ваш рассадник нищеты закроют!"
"Пусть закрывают, мне-то что. А поприветствую я тебя реверансом только тогда, когда ты это сделаешь первой. Ты не лучше меня, такая же девчонка, только разбалованная и капризная. Выпороть бы тебя или в угол на бобы поставить. Ну и что, что твои ботиночки новее и шляпка моднее, без всего этого - ты такая же, как и я. Потому склоняться перед тобой я не собираюсь".
"Я поняла, ты сумасшедшая! - негодовала я все сильней. - Да как ты смеешь? Я всё папе расскажу, и тебя накажут!"
"А вот и смею. Пусть наказывают, не в первый раз, а тебя всё равно не боюсь", - и она показала мне язык.
Я уже было собралась запихнуть подальше всю свою великолепную родословную и благовоспитанность и влепить дерзкой девчонке затрещину, что было силы, но тут за ней пришли. Это был такой красивый и статный юноша, что я не смогла оторвать взгляда, а в горле застрял комок. Даже несмотря на его простецкое одеяние, лохматость и лёгкую небритость, что-то в нём было удивительное и неповторимое. Он и злобная девчонка были похожи, как две капли воды, только словно женственное и мужественное отражение одного и того же.
"Эй, сестрёнка, это твоя новая подружка? Какая хорошенькая, совсем как нежная принцесса".
"Да, братик, эта моя лучшая подруга, - хихикнула она и повисла у него на руке. - Ну же, идём домой, у нас ещё столько дел".
И они ушли.
Тот юноша не выходил у меня из головы несколько месяцев, а я всё ждала, надеялась его увидеть хотя бы мельком из окна экипажа. Однако отец больше не брал меня с собой. И я тосковала, вздыхала и злилась на темноволосую девчонку ещё сильнее, ведь даже в этом она смогла выиграть. У неё был такой чудесный заботливый брат, а мой меня всегда недолюбливал, отталкивал и задирал мне юбку у всех на виду. Забавно, похоже, тогда я влюбилась в первый раз в жизни, но совсем не поняла этого. А ещё через полгода отец поехал в деловое путешествие на восток и привёз мне тебя. С того момента, мне был больше никто не нужен, у меня появилась ты, - и моя хозяйка рассмеялась. - Прости меня...
- За что, госпожа?
- За то, что поначалу так жестоко издевалась над тобой. За то, что остригла тебе волосы, что сбросила тебя с дерева, что облила киселём с ног до головы, что подожгла твоё платье и ещё очень за многое.
- Госпожа, Вы были очень плохой девочкой.
- И мне теперь очень стыдно, прости меня, я даже не могу представить, как жила бы без тебя все эти годы. Кто играл бы со мной в салки? Кто читал бы мне книги? Кто причёсывал бы мне волосы перед сном? Поначалу я жутко ревновала и думала, что отец нашёл мне замену, что он поменяет меня на тебя, ведь он был к тебе так внимателен, дарил тебе сладости. Теперь же я понимаю почему, ведь у тебя было ужасное детство. Сейчас я отношусь к тебе по-другому, ты очень мне дорога. Ты моя единственная подруга, и я очень тебя люблю. Сейчас... Сейчас я ведь хорошая, правда?
- Вы очень хорошая. Даже слишком, госпожа, и я всегда буду помнить об этом. Прекрасная, чувственная орхидея.
И время безмятежно текло, словно широкая чистая река. Первые холода ненадолго отступили, и напоследок промозглый город ожил, обласканный рукой бархатного сезона. Молодая госпожа продолжала цвести в своём разноцветном замкнутом мирке, вечно сопровождаемая немногословной тенью в виде любимой компаньонки. Её отец нежился в лучах славы прочно построенной карьеры и упивался удачно сплетёнными, многоходовыми политическими интригами. Мать продолжала оказывать существенное влияние на аристократический дамский круг, организовывая благотворительные вечера и званые приёмы. Что же касается брата моей молодой владелицы, то он продолжал добиваться призвания и чинов на военном поприще, правда не без помощи влиятельности отца и будущего шурина.
Жизнь казалось благополучной, а будущие перспективы слишком заманчивыми для всех членов семьи и потому процесс решили ускорить, а свадьбу переложить на более раннюю дату. Праздничный переполох, организация и суета легли на плечи матери, которой, впрочем, нравились подобные заботы, а нескончаемая вереница слуг трудилась от зари до позднего вечера в приготовлении торжества. Поэтому невеста совершенно не сокрушалась насчёт радостных тягот и была крайне довольна, так как мечтала о собственной тихой гавани, где сможет стать полноправной хозяйкой.
В ласковые тёплые деньки жених навещал мою госпожу чаще обычного. Пара предпочитала неспешно прогуливаться по саду и подолгу беседовать о мировых событиях, научных открытиях и содержании увесистых философских романов. Не то, чтобы он или она действительно понимали суть книг, но оба собеседника имели солидный запас познаний для живого непринуждённого диалога. И так, потихоньку, будущий брак из вежливости, расчёта и обязательств перетёк во что-то большее, по крайней мере, для жениха. И мужчина всё чаще ловил себя на мысли, что испытывает необъяснимое волнение, когда девушка кокетливо подносит чашку чая к губам, величаво поправляет непослушную прядь волос или смотрит на него в упор, абсолютно не стесняясь и не краснея. Он страстно жаждал уединения со своей будущей женой, потому настоял уделять ему больше внимания и приходить на свидания без сопровождения вечно присутствующей смуглокожей спутницы. Молодая госпожа поначалу отказывалась расставаться с подругой, но жених и её родители продолжали настаивать, и она согласилась, посчитав это обстоятельство временной мерой. И пара стала гулять наедине и задерживаться допоздна, теряясь в ветвистых изгибах сада.
Однажды моя владелица, принимая ванну и готовясь к очередному свиданию, плескаясь и играясь с пеной, взяла компаньонку за тонкое смуглое запястье.
- Скажи, ты злишься? Ты почти ничего не говоришь и читаешь мне вслух с какой-то другой интонацией.
- Злюсь? Хммм, я понимаю, госпожа, что всего лишь подруга и что друзья уходят, а семья остаётся. Так получается всегда. Так что у меня нет права на злость или обиду. Я знаю своё место и помню об этом.
- Не принимай всё так близко к сердцу - это ведь всего лишь временные меры, пока я завишу от родителей. Как только я получу хотя бы чуть-чуть свободы, мы сами сможем выбирать, где, когда и с кем проводить наше время.
Рот азиатки застыл в полуулыбке, и она намылила госпоже волосы и слила пену кувшином.
- Я знаю только одно, госпожа, нет ничего более постоянного, чем временное. И что такова участь женщин всего мира и во все времена - быть в зависимости: сначала от родителей, затем от мужа или покровителя, а напоследок от детей. У нас самих нет права выбора, за нас его делают другие, и мы принимаем чужие решения, охотно или нет. И Вы, прекрасная госпожа, тоже примите чужой выбор, как свой собственный.
- Я всё же думаю, что ты не в духе в последнее время, и в чём причина мне не понятно, ведь сама ты не скажешь, я тебя знаю. Сколько раз говорила, не называй меня госпожой, мы - подруги, да, не на равных условиях, но это не означает, что моя привязанность к тебе ослабнет. Подай мне халат, вода остыла.
А на следующий день случилось вопиющее, неожиданное происшествие. Глупая и нелепая случайность, которая чуть не стоила моей хозяйке жизни.
Лениво попивая чай со своим женихом в летней беседке и греясь в угасающих осенних лучах под ненавязчивую болтовню, моя владелица не заметила полосатой осы, назойливо жужжащей у её уха. Затем появилось ещё несколько ос, напористо не давая ей покоя. Но она продолжала не обращать на насекомых внимания, лишь изредка отмахиваясь от надоедливых "гостей". Когда же девушку окружила неугомонная армия - целый осиный рой, она вскрикнула, заметалась, пытаясь от них избавиться. Моя госпожа бегала вокруг плетённой садовой мебели, перевернула всё верх дном: стащила скатерть, разбила в дребезги изящный, расписной сервиз. Она кричала не своим голосом от боли и звала на помощь, а осы не знали пощады и жалили её раз за разом, пока её лицо и руки не превратились в бесформенные пунцовые куски плоти. Затем гонцы нежданной беды залетели под платье и жалили уже тело. Жених пытался отбить нападение своим пиджаком, но ничего не спасало, и осы безжалостно жалили и его тоже. На крики и шум сбежалась вся усадьба. Мою молодую владелицу раздели до нижнего белья и обливали водой до тех пор, пока не утопили и не раздавили всех насекомых.
Девушку занесли в спальню в полубессознательном состоянии и бережно уложили на кровать. От такого количества укусов она распухла до неузнаваемости, покраснела, словно томат и тяжело дышала. Паникующий отец собрал всех лучших докторов города, и они выкачивали осиный яд маленькими помпами. Моя хозяйка могла не пережить это жуткое происшествие и умереть вследствие шока или аллергии, но на удивление и радость всего семейства, выжила и начала идти на поправку. Однако кожа на лице уже не была такой гладкой и упругой, она порябела и покрылась пигментными пятнами, а рот слегка перекосило с левой стороны. Приобретённые существенные изъяны вполне могли помещать бракосочетанию, ведь каждый молодой мужчина желает иметь красивую цветущую супругу, но жених проявил благородство и не отказался от своего предложения руки и сердца. Однако торжество пришлось отложить, пока молодая невеста не придёт в себя полностью. И моя госпожа стала медленно восстанавливать силы, но больше не желала выходить за стены дома, опасаясь за собственное здравие и стыдясь приобретённых увечий. Девушка не хотела никого видеть в обезображенном виде, никого, кроме любимой компаньонки и настояла перенести её кровать в свою спальню. Азиатка не отходила от хозяйки ни на шаг, была заботлива и внимательна, гладила подругу по голове, смазывала следы укусов собственноручно смешанным кремом, заплетала белокурые волосы в косы и пела ей перед сном колыбельные на родном языке. А однажды ночью, далеко за полночь, она поцеловала спящую госпожу в лоб медленно, но очень нежно, затем закусила рукав платья, чтобы не издать ни звука и не потревожить, и заплакала.
Через несколько месяцев, благодаря чудодейственной мази из неизвестных секретных ингредиентов, от ряби на лице моей владелицы не осталось почти ни следа. Девушка вновь засияла молодостью, свежестью и обаянием и стала выходить на прогулки в сопровождении старинной, верной и молчаливой подруги детства. Но тут же жених начал настаивать на возобновлении свадебных приготовлений и повторном переносе торжества на более раннюю дату. Дело было в том, что он, сам того не ожидая и познав на своём веку не один десяток разнообразных женщин, впервые в жизни по-настоящему влюбился. И хотя моя молодая хозяйка искренне не понимала, к чему так торопиться, но на всё соглашалась. Уговор есть уговор, особенно, когда вокруг сплошная выгода.
И всё опять вернулось на круги своя, пока не пришла беда, откуда не ждали. На очередной примерке свадебного платья швея допустила фатальную оплошность. Затягивая белоснежный корсет потуже, моя госпожа ощутила резкую боль и вскрикнула. Она побледнела от страха в ожидании новой опасности. Что-то острое резко впилось ей в тело: под грудью - точно между рёбер, у позвоночника и в талию. На свадебном шёлковом корсете выступили алые капельки крови. Один из проколов всё же прорвал ткань и из того места показалась железная головка крупной швейной иглы. Иглы было опасно вытаскивать собственноручно, и потому слуги были посланы в город за докторами. Моя молодая владелица замерла, словно мраморная статуя в парке. Она стояла в незаконченном белоснежном свадебном платье, тихо плакала и боялась пошевельнуться или вздохнуть. Одно неловкое движение могло надломать иглу и оставить её половинку внутри, что означала неминуемую гибель.
Так горе-невеста простояла около двух часов, пока не явились доктора и аккуратно не извлекли все три иглы целиком из её бледного, вытянутого тела. К счастью, или по воле случая, ни одна смертоносная игла не задела важный внутренний орган и впилась аккурат в мягкие ткани. Как только процедура извлечения подошла к концу, девушка рухнула на пол от усталости и затяжного испуга, будто ветхое здание, фундамент которого превратился в труху. Она долго не могла шевелиться, ибо тело затекло, стало каменным, а конечности перестали слушаться.
Несмотря на скрытую угрозу и двойное покушение, дату свадьбы определили окончательно и не стали переносить, как бы жалостно не просила моя владелица отца. Он не стал её слушать, находясь под давлением будущего зятя и весомого делового партнёра. От этого девушка стала ещё бледнее, съёжилась и замкнулась в себе. Теперь она поняла, что первый случай был отнюдь не досадной случайностью, а вторая попытка почти увенчалась успехом, а значит, быть и третьему прецеденту. А ей ведь так отчаянно хотелось жить, такой молодой, красивой и богатой. И потому ранняя кончина никак не входила в её планы, но явно была целью кого-то неизвестного. Мою хозяйку не покидал страх такой колкий, липкий, обволакивающий её сознание и обвивающий её тонкую шею холодными длинными пальцами. Но никто не собирался прислушиваться к бредням напуганной паникующей девушки. Её совершенно не принимали всерьёз и продолжали вести активную подготовку к свадебному пиршеству. Мою госпожу просто хотели поскорей выдать замуж, замять эту неприятную историю и обрести дополнительное влияние в обществе. В конце концов, устав от неплодотворной словесной борьбы, девушка сдалась, положилась на судьбу и замкнулась в себе окончательно. Она перестала впускать кого-либо в свой девичий будуар, кроме матери, отца, который, к слову, так и не соизволил навестить её ни разу и любимой компаньонки. Больше она не доверяла никому: то тихо плакала от страха, то впадала в бурные истерики, швыряя в служанок подносы с едой с порога и раздавая им щедрые оплеухи налево и направо. Девушка кричала, бранилась неприличными выражениями и стала совсем невыносимой. Ею овладела мания преследования и семья уже хотела стать её в богадельню для душевнобольных, но никак не решалась, так как наличие сумасшедшей дочери легло бы чёрным пятном позора на безукоризненную репутацию древнего рода. И только верная азиатка была всегда рядом, утешая и успокаивая мою владелицу. Смуглокожая подруга каждый день клала голову моей госпожи к себе на колени и расчёсывала светлые локоны острыми золотыми наконечниками, надетыми на пальцы и промасленными специальным раствором с терпким сладковатым запахом. Она говорила, что это специальная смесь, тайный рецепт красоты женщин её народа, который укрепляет структуру волос. Компаньонка медленно и нежно прочёсывала каждую прядь и тихо мурлыкала под нос колыбельную на своём языке, таком затейливом и нескладном для уха жителей Старого Света. Только так несчастная невеста могла заснуть и не мучиться мыслями о безрадостном бытие и о собственном незавидном положении.
- Кто-то хочет меня извести. Мне страшно, - как-то сказала моя владелица перед сном своей подруге. - Я верю только матери и тебе. Я долго думала, кому же смогла так помешать, чтоб этот кто-то решился не раз и не два на страшнейший грех - убийство и поняла, что я уже даже не человек, а одна сплошная помеха. Помеха всем и каждому. Получается так, что у любого в этом доме есть своя весомая причина от меня избавиться. Возьмём, к примеру, самых близких мне людей: отец и мать меня стыдятся - им моя смерть наоборот принесёт сочувствие со стороны избирателей и элитного общества, а вот сдать меня в сумасшедший дом обернётся стыдом и позором. Брату не пришлось бы делиться наследством, хотя после замужества я перееду в усадьбу супруга и достанется мне немного. Что же касается ненаглядного жениха, то и он мог посодействовать покушениям, потому что просто не хочет на мне жениться. Но он дал слово в качестве гаранта и уже не может от него отказаться. Или же одна из любовниц моего будущего благоверного решила сжить соперницу со свету. Метод расправы уж больно женский. И даже у тебя, моя милая подруга, безусловно, найдётся причина от меня избавиться, не так ли?
- И какая же, моя госпожа, которая всё подмечает? - отшутилась азиатка.
- Возможно, за столько лет я просто тебе надоела донельзя. Возможно, я душу тебя вниманием и заботой подобно удаву, и ты захотела найти себе новую госпожу?
- Возможно, - загадочно улыбнулась компаньонка.
- А что ты будешь делать, если я умру?
- Найду себе другую госпожу: красивее, моложе и щедрее. Вы ведь сами всё уже решили, так что перечить не стану.
- Жестоко. Какая же ты жестокая. Достойная представительница своего народа.
- Да, и, пожалуй, новая госпожа будет вежливей предыдущей.
- Разве тебе меня ни капельки не жалко?
- Ни капельки, но почему-то очень хочется плакать.
Так продолжалось от вечера к вечеру, пока моя молодая хозяйка не слегла от неизвестной хвори. Она бредила, её лихорадило и тошнило, но компаньонка продолжала каждый вечер обмывать тело подруги благовониями, промасливать пряди волос "золотыми когтями" и нашёптывать уже не колыбельную, а молитву на своём загадочном языке своим загадочным богам. Иногда азиатка начинала тихонько плакать и целовать девушку в лоб. Отец не поскупился и собрал с десяток маститых светил медицины, но доктора терялись в догадках и ставили самые разные диагнозы, порой совершенно противоречивые. Лекари ставили компрессы испускающей дух аристократке, делали уколы, прикладывали пиявок, поили горькими микстурами и даже пускали кровь, словно в Средневековье. И иногда ей даже становилось лучше, но на следующий день неизвестная доселе науке болезнь возвращалась и продолжала пожирать со смаком некогда цветущую здоровьем девушку. А затем из пор её белоснежной бархатной кожи начала сочиться кровь, и профессура отказалась от борьбы. Отец привёл в дом священника, чтоб тот отпустил дочери все земные грехи и упокоил с миром, ибо исповедаться сама она уже не могла. Пока он читал молитву и проводил ритуал перед последним путешествием, её мать так горько плакала, что обессилев, упала в обморок. Отец же закрылся у себя в кабинете и напился до беспамятства, а взволнованных жениха и брата попросту не пускали в девичьи покои.
В ночь после исповеди моя госпожа пристально посмотрела мне в глаза и прошептала: - Хочу быть честной до конца. Тогда я была безумно влюблена в того почти неизвестного юношу - твоего брата. И потому я так сильно презирала тебя - за невозможность одержать вверх и заставить мне покориться, даже несмотря на моё положение. Ты могла так спокойно, фривольно и фамильярно висеть у него на плече, а я не могла даже с ним поздороваться. Моё положение и родовое древо стали золотой клеткой из условности, покорности и фальшивого этикета. Я ненавидела тебя, потому что не могла стать тобой. А теперь, через много лет ты вернулась, чтобы проводить в последнее путешествие, да поглумиться.
- Спи, - ответила я. - Подумай хорошенько и найдёшь все ответы: они у тебя под носом, но ты упорно не хочешь их замечать. Спи, время позднее.
И моя владелица покорно уснула.
Едва забрезжил рассвет розоватой дымкой, девушка резко распахнула глаза. Она не могла отдышаться, будто надолго перехватило дыхание, казалась испуганной, но прозревшей. Тогда она обратилась ко мне взглядом.
- Кажется, я поняла твоё послание. Ты не смеяться надо мной пришла, ты хочешь меня уберечь.
В тот же день моя хозяйка из последних сил попросила родителей отправить её в монастырь, чтобы молиться всё то недолгое время, что ей осталось. Она попросила их никому не говорить, куда именно собирается ехать и наделить своих персональных слуг якобы важными поручениями, да отправить подальше. Измученные последними событиями члены семейства, конечно же, согласились выполнить просьбу умирающей дочери, и в тот же день отец лично и тайком увёз её в женский монастырь. Как ни порывалась верная компаньонка поехать с любимой госпожой, её просьбу отклонили и избавились от неё, отправив подальше в другое имение служить в качестве гувернантки для внучатого племянника давнего друга семьи. Тем временем дышащая на ладан невеста взяла с собой только самые необходимые вещи - совсем немного, всё уместилось в один саквояж: туалетные принадлежности, толстую тетрадку для ведения записей и меня.
Моя владелица с большим трудом осилила дорогу, боялась, что не доедет, но вытерпела. Затем она поселилась в маленькой, тёмной, убогой келье, хотя в том месте все помещения были такими, и не было особенных комнат для особенных гостей. Монастырь на то и монастырь, что там нет различий и привилегий: и убийца, и праведник изначально равны перед Богом. Бог наделяет всех и каждого без исключения равным началом - рождением и равным концом - смертью. И только от нас - грешников из плоти и крови зависит, какой путь мы пройдём от первого до последнего вздоха.
Девушка пролежала обездвижено несколько дней, была слаба и немощна, а из кожных пор по-прежнему сочилась кровь. Вечером к ней по обыкновению заглянула одна из монашек. Милосердные сёстры обхаживали мою хозяйку три раза в сутки, обмывали тело от засохших сгустков крови и нечистот, поили супом из ложечки и читали молитву. Каждая из Господних невест была смиренна и далека от мирской суеты, и искренне не понимала, почему умирающая постоялица так отчаянно цепляется за земную жизнь, полную испытаний и лишений, ведь Царство Божие и бессмертие души уже так близко. Однако девушка хотела жить сейчас так сильно, как никогда раньше, ведь соприкоснувшись с "другой" стороной, она всем сердцем желала остаться на "этой". И отомстить за предательство.
Моя госпожа схватила монахиню за руку и сжала так сильно, что женщина испугалась не на шутку.
- Остриги меня. Остриги меня наголо. А волосы сожги, - бормотала девушка, не прекращая.
И монахиня не посмела ослушаться. Она состригла потускневшие локоны почти под корень, а остаток гладко выбрила.
И с того самого вечера молодая наследница древнего рода пошла на поправку. Девушка начала подниматься с постели, ходить по комнате и неустанно записывать пометки в своей тетради. Она постилась, пила только воду и обмазывала тело оливковым маслом, которое ей по просьбе привозил отец. И к концу третьей недели поста она почти выздоровела, хоть и ослабела, исхудала и походила на белёсый скелет, обтянутый полупрозрачной кожей. Так она казалась ещё длинней, нескладней и несуразней. От пережитого зубы начали портиться и темнеть, а рябь на лице и теле от осиных укусов вновь проявилась. Моя владелица выглядела пугающе, но чувствовала себя вполне неплохо. На четвёртой неделе пребывания в монастыре она начала притрагиваться к пище, а на пятой уже полноценно питаться и набираться сил. Бывшая невеста продолжала что-то увлечённо записывать в тетрадь, зачёркивая неверное, вырывая листы, добавляя пометки цветными чернилами.
А однажды моя хозяйка попросила монахиню принести ей зеркало. Она осмотрела себя с особой тщательностью, прощупала каждый изгиб, каждую выпирающую косточку, каждую появившуюся морщинку и пятнышко.
- Мою красоту забрали - пускай - но жизнь не смогли. Теперь мой черёд платить той же монетой, - и она положила зеркало отражающей стороной вниз, чтобы больше не сокрушаться над потерянной красотой и продолжила скрупулёзно что-то записывать в пухлой тетрадке.
К концу седьмой недели восстановления моя госпожа обратилась, наконец-то, ко мне.