Аннотация: Рассказ участвовал в литературном конкурсе "Презумпция виновности - 2012". Занял 6-е место.
Павел Виноградов
Татьяна Минасян
Схема доктора Но
Как только сознание оттеснило в глубину моего дремучего существа какую-то гадость, которая снилась мне всю ночь с назойливостью цыганского ребёнка, я хриплым голосом провозгласил две-три фразы, воспроизводить которые не хочу. Исторгла их из меня мысль, возникшая одновременно с включением сознания: вчера я забыл принять соду! Ерунда, скажете? Как сказать. По крайней мере, последние три года, с тех пор, как меня вышибли с работы, чайная ложка соды на полстакана воды, выпитая на ночь - единственное, что более-менее спасало меня от удручающих постэффектов ежедневной выпивки.
Я пошарил рядом с диваном, на котором валялся, не раздевшись. Так и есть - на треть полная бутылка. С натугой принялся вспоминать конец вчерашнего вечера. Так, пошёл за третьей. Магазин уже закрывался. Умолил знакомую продавщицу сжалиться. Принёс домой, пил. Не допил - вырубился. И соду забыл, идиот! Господи, как мне хреново!
Но шоу должно продолжаться. По-русски говоря, жизнь, ёрш её медь, не окончена. Надо вставать. Вставать надо, Гриша! Григорий Александрович, подъём, мать твою!
Я с трудом встал, справился с приливом тошноты и мощным усилием воли зафиксировал в горизонтальном положении качающийся, как корабельная палуба в шторм, пол. Убедившись, что я ему перпендикулярен, поднял бутылку и отправился на кухню. Вы думаете, алкаши так из горла и хлещут, как проснутся? Нет уж, не оскорбляйте профи. На кухне я первым делом накапал на треть стакана воды по тридцать капель корвалола, пустырника и боярышника и, морщась, выпил. Бешено колотящееся сердце почти сразу успокоилось. Прекрасный коктейль, только составные части слишком часто надо покупать - вечно то пустырник, то боярышник выпиваешь в целях "догонки", когда лень или поздно уже идти в магазин.
Так, теперь другой коктейль. Налил в стакан водки на палец, остальное долил кефиром. Выпил, закурил сигарету. Жить стало чуть лучше. Налил водки на два пальца, долил кефиром, выпил, докурил. Жить стало почти можно. Налил на треть, долил кефиром, выпил, курить не стал. Жить стало просто можно. Но водка кончилась.
Размешал и проглотил соду - лучше поздно, чем никогда. Теперь и желудок почти в норме. Можно расслабиться. От предыдущего заказа (японский барельеф слоновой кости "Гейша", XVIII век) осталась какая-то мелочь, которой хватит посидеть сегодня в паре баров, да захватить напиток домой. А завтра придут документы на другой заказ (золотые часы типа брегет, начало XIX века), и клиент тут же расплатится. Всё океюшки. Я расслаблено нажал на пульт телевизора и чуть осоловело стал глядеть в долбанный мир.
Уже год, после того, как Галя ушла от меня, я твержу себе, что в одиночестве куда больше плюсов, чем минусов. И иногда даже верю в это. Когда здоровье позволяет.
Вспомнив жену, я отвлёкся от скорбных новостей, злорадно зачитываемых диктором, потому от очередной поймал лишь хвост: "...квартиру известного коллекционера Дмитрия Лапшина. Похищен знаменитый "Архангел Гавриил", предположительно кисти Андрея Рублёва".
Мысль первая: "Что значит "предположительно"? Вам академик Крутой не указ, блин?!" Мысль вторая: "Ё!.."
Я подскочил, словно вдруг начисто протрезвел за пять минут до закрытия магазина, и побежал в комнату. Не удостоив взглядом привычный бардак, лихорадочно включил компьютер, надеясь, что не забыл оплатить интернет. Пока шла загрузка, пошарил в старинном буфете, ибо вдруг вспомнил, что там скрывается почти пустая бутыль коньяка. Именно - почти пустая! Добивая её прямо из горлышка, кликнул на новостной сайт.
Всё правильно - Димину хату подломили. Несмотря на все его навороченные системы охраны. Говорил я ему: "Дмитрий Вадимович, не держите вы всё своё добро дома!" Впрочем, совету моему он всё-таки последовал: его Боттичелли висит в Эрмитаже, а Дионисий - в Третьяковке. Но Рублёва никак не хотел отдавать в музей - слишком любил, хотел, чтобы тот всё время был рядом. Вот и долюбился.
Я крякнул и закурил вторую за день сигарету. Рановато, но есть от чего... Нет, я Диму понимаю, если бы у меня была эта чудесная доска, я бы пялился на неё с утра до вечера - просто чтобы всё время знать, что она есть. Три доски из Звенигородского чина были обнаружены сразу после революции в дровяном сарае. Что это Рублёв, сомнений не было. Так и думали, что от всего деисуса остались лишь "Спас", "Апостол Павел" да "Архангел Михаил". Но в другом сарае, в убогой деревеньке по соседству, огромную бочку, в которой ежегодно засаливали на зиму капусту, прикрывала ещё одна доска. Уже в шестидесятых, во время иконного бума, туда забрёл охотник за "дровами". Не найдя ничего достойного внимания в избе, он для очистки совести заглянул в сарай и сразу же увидел доску. Просто тёмную доску. Но охотник был квалифицированный, сам реставратор, и тут же углядел, что доска эта страшно старая. А это значит, что под слоями краски и копоти там могло быть нечто. За доску хищник отдал пару бутылок "Столичной". Расчищенное им в Москве "окно" подтвердило - без сомнения, пятнадцатый век. Но когда были сняты все слои и предстал поясный образ Архангела, прекрасно сохранившийся, в голове у охотника забрезжили первые проблески потрясающей истины. Тогда был ещё жив великий Илья Крутой. Что стоило мелкому торговцу антиком добиться консультации такого специалиста - теперь никто не узнает. Но атрибуция почтенным академиком была проведена безупречно: Андрей Рублёв. Всё могло бы повернуться совсем по-другому - в те годы такие вещи не могли находиться в частных руках. Но в ночь после атрибуции старенький корифей скончался - несомненно, от потрясающего открытия он разволновался сильнее, чем ему было можно. И охотник остался с бесценной доской и сертификатом об атрибуции, подписанным учёным с мировым именем.
Думаю, он просто испугался владеть таким сокровищем и продал его некоему тайному коллекционеру, о котором мало кто знал, но чья коллекция могла довести до инфаркта не одного искусствоведа. Часть вещей из неё имела весьма сомнительную историю. И "Гавриил" тоже схоронился там на долгие годы, пока владелец не отдал Богу (хм...) душу, а его детки не стали осторожненько выпускать вещички на рынок. По всей видимости, они просто не поверили сертификату - иначе Дима Лапшин, паренёк из глухомани, разбогатевший на нефти, а потом вдруг увлёкшийся собиранием живописи, не купил бы у них Архангела за смешную сумму в семьдесят тысяч долларов. Насколько я знаю, сейчас его страховочная стоимость составляет двести пятьдесят миллионов того же самого...
Тут я немного отмяк. В самом деле, чего я так разволновался, вон, даже третью за час сигарету курю, хотя постановил не смолить в день больше десяти - в виде компенсации за потребляемые горячительные напитки. Не касается меня больше ни похищенный "Гавриил", ни осиротевший олигарх Дима. Я ведь уже не лучший сыщик в отделе борьбы с кражами произведений искусства при МВД, артсквод, как зовут нас на Западе, а совсем наоборот. Меня подставили и вышибли с любимой работы, жена ушла, я ежедневно выпиваю не меньше литра водки, и утром мне не хочется смотреть в зеркало.
Мой "тайный", известный только избранным, телефон разразился мрачным вступлением к Пятой симфонии Бетховена. И кому это я, блин, в такую рань сдался?
- Григорий Александрович? - булькнула трубка.
Я сразу узнал его - Стасик, мелкий жучок на антикварном рынке, как все они, обуянный мечтой однажды за трёшку приобрести страшной силы шедевр. Такого с ним, разумеется, никогда не случится. Мне он был неприятен, но полезен, поскольку знал всех и мог устроить вкусный заказ.
- Есть работа... Очень серьёзная. Солидные люди. Большая капуста. Вас это интересует?
Ещё бы не интересовало! Но меня царапнуло "большая работа". В моём деле это означает очень большие проблемы. Пока я не совершаю ничего особо противозаконного. Если меня просят легализовать какую-нибудь вещицу, обещая хорошо заплатить, почему бы мне этого не сделать? У меня осталось достаточно связей и в моём отделе, и в Минкульте, мне легко получить заверенные бумаги, что данная вещь не числится в розыске, а имеет вполне невинную историю находки и приобретений. Короче, я делаю сомнительным вещам то, что французы называют "провенанс" - историю бытования. Скажете, что я работаю на преступность? Но я не могу знать, краденые это вещи или просто залежавшиеся где-то и поэтому подозрительно выглядящие. И в любом случае мои услуги касаются вещей незначительных, для музейных коллекций не подходящих. Пусть уж они спокойно лежат в частных. Но сделать провенанс какому-нибудь шедевру - за это я не возьмусь ни в коем случае. И потому что это почти самоубийственное занятие, и потому что я хоть и бывший, но всё же артсквод...
Потому я насторожился.
- Что за дело?
- Не по телефону. Если вы заинтересованы, вас будут ждать в кафе "Магнолия" рядом с вашим домом. Вы придёте?
- Да.
Я нажал отбой и задумчиво вперился в окно. Там был дождь, противный, ровный, превращающий всё и вся в липкое месиво - уже вторую неделю. Мне совершенно не нравилось дело Стасика. С другой стороны, мне совершенно не нравилась моя жизнь. Я вздохнул и поплёлся ополоснуть похмельную морду.
Надевая пиджак, я вдруг остановился, открыл сейф и вытащил предмет, который не брал уже очень давно - наплечную кобуру. Не пустую. Заряжая пистолет, я понятия не имел, зачем его беру. То ли похмельная тревожность, то ли остатки ментовской "чуйки". Впрочем, ничего серьёзного - всего лишь травматика.
Свой "москвичок" я седлать не стал - принятое сегодня благополучно смешалось со вчерашним, и первый же мент меня бы расколол, не прибегая к алкотестеру. Благо, "Магнолия" была в соседнем квартале. Путь я преодолел рысью и мокрый ворвался в приятный полумрак, откуда пряно и расслабляюще потянуло всеми выпитыми тут горячительными напитками. Заведение отнюдь не из первоклассных, но мне в самый раз.
- Триста и селёдку, - бросил я знакомому официанту и через четверть часа налил первую стопку. Вторую, однако, не успел - в кафе ввалилась парочка явно по мою душу. Немолодой дядечка в дорогом костюме и очках в золотой оправе и ладный крепыш-боровик в джинсе, с добродушным круглым лицом и ловкими движениями. Шофёр-телохранитель, надо полагать.
Я угрюмо глядел, как они подсаживаются за мой столик. Вихрем подскочившему официанту дядечка заказал виши - для обоих. Хотя мне показалось, что джинсовый кент охотнее приложился бы к моему не пустому ещё графинчику.
- Григорий Александрович? - с утвердительной интонацией произнёс дядечка. Выговор у него был, как у профессора филологии.
Я глядел на них молча. Телохранитель положил руки на стол. Костяшки были сбитые и ороговевшие. Каратэ. Во всяком случае, тамешивари осваивал усердно.
- Моё имя вам ничего не скажет, - важно произнёс "профессор". Впрочем, чёрт его знает, может быть, и без кавычек. Я пожал плечами и закурил. Сдалось мне его имя... Профессор отпил виши и слегка поморщился.
- Мне бы хотелось предложить вам простое, но очень прибыльное дело.
Я молчал. Моя репутация позволяла вести себя немного невежливо. А дядя мне очень не нравился. Как и его подручный, обводивший интерьер кафе скучающим взглядом, но при этом ни на минуту не теряющий из вида мои руки.
- Что именно вы хотели бы от меня? - задал я, наконец, вопрос, решив, что для начала поломался неплохо. Профессор оживился.
- Ничего сложного, всего лишь посреднические услуги. Сумма же...
Он быстро черкнул на салфетке позолоченным паркером и показал мне. Ого! Но я не выдал своего удивления, хотя этого мне хватило бы год безбедно гонять балду, потребляя при этом самую лучшую водку. Тем подозрительнее.
Я всё же сделал им приглашающий жест к графинчику, но, как и следовало, оба помотали головами. Я налил, выпил, подцепил кусочек селёдки вместе с половинкой оливки, запустил их вслед водке. И только после этого поинтересовался.
- Конкретика?
- Всё узнаете в своё время, - торопливо заверил Профф. Всё-таки, пожалуй, он не такой крупняк, как я сначала подумал.
- Нет.
Его передёрнуло.
- Почему?
Вот так. Он считает, что сумма с четырьмя нулями - это всё, что нужно для спивающегося отставного мента.
- Плохо пахнет.
Каратист напрягся. Я тоже. Зря я столько выпил. Впрочем, ствол выхватить успею в случае чего.
Да ерунда. Ничего здесь не будет - не тот человек этот Профессор.
Он пожал плечами.
- Ну что же, не смею вас больше задерживать, - и дал еле заметный знак клеврету. Тот резво вскочил.
- До свидания, - Профф слегка поклонился. Вежливость урки.
- И вам не хворать, - пробурчал я, наливая.
Домой я шёл поздно и здорово покачиваясь. Дождь слегка ослаб, сделался мелким и настырным, норовя пролезть за воротник. Порывы ветра едва не сносили моё бренное тело в волнующиеся лужи. Словно огни глубоководных рыб, фонари жалобно мерцали в весеннем атмосферном безобразии. Я даже не был пьян, просто смутен и расслаблен, бурчал под нос "Пьяный корабль", и сумеречная музыка французских слов навевала нуарные грёзы. Я думал о Гале. Ну, может, не только о ней... Но вот о чём точно не думал, так об имеющей прилететь мне по голове арматуре. А зря. Впрочем, торопливое шебуршание за спиной услышал, успел уклониться и даже провести приём. Правда, не очень чисто - гопник с матом отлетел в сторону, но на ногах удержался и железный прут не уронил. А второй наподдал мне ногой. Очень красиво наподдал, в прыжке. Я едва успел разглядеть летящую из сырой тьмы раскоряченную фигуру, как страшный удар положил меня на асфальт. Приём киношный, конечно, на грани фола, но бывает столь же эффективным, сколь удар ломом. Если исполняется мастером. А это был мастер - всё сделал чисто и не вопил по-дурацки, как лох, во второй раз вышедший на татами. В общем, это мог быть только давешний каратист.
Первый опять замахивался арматурой, но у меня в руке уже был ствол. Парню снова пришлось взвыть: резиновой пулькой по животу почти в упор - удовольствие сомнительное. Тяжкий телесный синяк обеспечен. Гопник сложился вдвое и стонал. А я не успел выстрелить во второй раз - каратист саданул меня мыском ботинка по запястью. Пистолет вылетел из руки и исчез во мраке.
Метелили меня минуты две-три - молча и сосредоточенно. То, что убивать не будут, я понял сразу. Но костей со злобы могут наломать. Я свернулся в позе эмбриона и ждал окончания экзекуции.
- Завтра тебе позвонят, и ты будешь паинькой, - услышал я спокойный голос каратиста.
Он не стал ждать ответа, а наподдал мне ещё по рёбрам - больно, блин! - и вместе с напарником исчез в вечерней мокрети. А я принялся потихоньку поднимать своё тело из лужи. Поднялся, взял упавшую сумку, открыл и с облегчением убедился, что вечерний боекомплект не разбился - чудом, не иначе.
Только рухнув на диван, я стал осознавать, что со мной произошло. Болело всё, но, полежав немного, я попробовал пошевелиться, ощупал себя с головы до ног и окончательно убедился, что били профессионалы, которым было велено не причинять мне серьезного вреда. Кости целы, только ушибов много по всему телу, и они жутко ныли, но на такие случаи существует универсальное лекарство.
Я с трудом поднялся с дивана, доковылял до сумки и достал оттуда бутылку коньяка. Через несколько минут боль немного стихла, а окружающий мир уже казался не таким уж враждебным. Впрочем, длилось это приятное ощущение недолго - потом я вспомнил из-за чего, собственно, наполучал синяков, и снова стал реально смотреть на вещи.
Терпеть не могу "предложений, от которых невозможно отказаться". Честно говоря, я от них зверею и мне хочется кого-нибудь отметелить. Но стоит ли нарываться - ведь жизнь моя такая налаженная, размеренная. Что мне, больше всех надо, что ли?..
Я застонал сквозь зубы и поспешно пропустил стопку. Эту бы... жизнь!..
Так и не решив ничего, я допил остатки коньяка и снова завалился на диван. Мелькнула мысль, что утром мне будет ещё хуже, чем сейчас, потом - что следовало бы принять душ и бросить в стирку одежду, но я отогнал их. Последнее, что всплыло у меня в памяти перед забытьем: "Блин, опять не принял соды!"
Разбудил меня пронзительный, как сирена опаздывающей на вызов "скорой", телефонный звонок. Рычал мой давно уже молчавший домашний аппарат.
- Алло! - рявкнул я в трубку таким голосом, что любой добропорядочный гражданин, услышав это, должен был бы нажать "Отбой".
- Эксперт Черных? - спросила трубка равнодушным мужским голосом. Звонивший явно не был добропорядочным гражданином.
- Ну да, я это, - вздохнул я, свободной рукой сжимая бедовую голову.
- Вам следует подъехать к метро "Прибрежная" к двум часам, - сообщила трубка. - Вас там встретят и объяснят всё, что касается порученного вам дела.
Я посмотрел на часы - без пяти двенадцать. Успеваю даже с запасом...
- Хорошо, приеду, - буркнул я, и в трубке тут же послышались короткие гудки. Я ещё раз скривился от боли и побрел на кухню - лечиться. Потом надо будет ещё в ванную - сделать всё то, на что вчера у меня не хватило сил. Эх, житие мое...
Слегка освежившись, я принялся думать, что взять с собой. Решение я уже принял - во сне, не иначе. Но было оно твёрдым. Не для того я отказался нагнуться перед начальством, через что вылетел из органов, чтобы меня теперь нагибала всякая мелкая уголовная шпана. Да, честно говоря, было ещё и любопытно узнать, в чём там дело. Так что поехать-то я поеду, но беседовать мы будем на моих условиях. Я вытащил из сейфа кобуру (надо же, не поленился вчера убрать - навыки не пропьёшь!). Подумав, достал потёртый кожаный футляр с ухватистыми берёзовыми нунчаками на шнуре - делал сам лет двадцать назад, и ни разу они меня не подвели. Кобура и футляр привычно повисли с двух сторон на плечах, сверху я накинул куртку.
Я стоял неподалеку от эскалатора, прислонясь к стене, и ждал. Но, к моему удивлению, ни Каратиста, ни Профессора поблизости не наблюдалось. Интересно, что случилось? Может быть, придут другие? Парень с цветами, девушка с газетой и две тетки с туго набитыми чем-то сумками... Не то. А вот расхлябанный юноша с бородкой типа "крутой перец" и серьгой в ухе, занявший позицию возле дверей и внимательно оглядывавший всех выходящих с эскалатора, пожалуй, мог бы оказаться тем, кто меня ждал. Но на меня он даже не посмотрел... Странно.
Все же я решил приглядеться к нему получше. С эскалатора как раз начала сходить толпа пассажиров, приехавших очередным поездом. Он шагнул им навстречу и опять принялся пялиться в лицо каждому. Хотя нет, не каждому - только женщинам! Значит, я ошибся, он, видимо, подружку ждет, а не эксперта Черных.
Черных... Черных! Хотите верьте, хотите нет, тут я словил просветление. То есть, в одно мгновение уяснил ситуацию, и она предстала во всей своей неприглядной нелепости. Кой на хрен я эксперт?! Никто меня так никогда не называл. Для них я просто "мусор", хоть и бывший. А эксперт Черных... Господи, Галя!
Теперь понятно, почему звонок был на домашний - Галя почти никому не давала номер своего мобильного. Да, Галина Черных, один из ведущих экспертов по древнерусскому искусству, в своё время неизвестно почему влюбившаяся в простого мента (правда, тоже с дипломом искусствоведа), а потом разлюбившая. Нелепая ошибка бандюков...
Да, но первый звонок был, несомненно, мне, и Профессор говорил именно со мной. Тут имелась неувязочка. И её следовало прояснить. Когда ствол ткнулся манерному юнцу в спину, тот содрогнулся - явно не ожидал такого поворота.
- Сейчас, сынок, ты проводишь меня к тому, кому нужен эксперт Черных, - сказал я замогильным голосом, - или я тебя завалю на месте.
Он поверил. Я бы тоже поверил.
- Туда на машине ехать, - с трудом проговорил он пересохшим ртом.
- Так идём.
Полуобнявшись - как есть два любовничка! - мы подошли к "Вольво" с тонированными стёклами. Парень мешком плюхнулся на водительское место.
- Трогай.
Ствол по-прежнему был ненавязчиво повёрнут в его сторону. Он не мог знать, боевой у меня пистолет или нет. Впрочем, с такого расстояния резиновая пуля в лицо... тоже неприятно.
"Вольво" съехала с виадука на боковую дорожку. Теперь я знал, куда мы едем - под мостом, на берегу реки, был довольно обширный пляж. Летом на нём всегда было полно отдыхающих, но сейчас, холодной весной, он должен был быть пустынен. Так оно и было: ближе к быкам моста стояла серебристая "Мазда", возле которой маячили две тёмные фигуры. Я глядел на них под прикрытием тонированного стекла. Профессор всматривался в нашу машину с явным беспокойством. Каратист был невозмутим. Парень остановился "Вольво", и я тут же легонько наподдал ему ребром ладони по шее. Он обмяк. Не теряя времени, я выскочил из машины и сразу открыл пальбу. Профессор скорчился от пули в живот, а Каратисту подбило обе ноги. Он рухнул, но сразу попытался вскочить. Я не дал - приложил нунчаками по загривку. Неспортивно, ага. Но времени на церемонии не оставалось. Минут десять проваляется, а мне больше и не нужно.
Нунчаки сошлись на шее Профессора в удушающем приёме.
- Лезь в машину, - бросил я.
Тот, хрипя, полез. А куда деваться... Я сел рядом, и, слегка ослабив хватку, велел:
- Едем.
- Куда? - прохрипел тот.
- Отсюда, - ответил я индифферентно.
Мы выехали за город, свернули на глухой просёлок и я велел ему остановиться.
- Говори.
- Что?
Я сжал нунчаки, морда профессора покраснела, глаза выпучились.
- Ты меня не убьёшь, - без особого убеждения квакнул он, когда я ослабил захват.
- Убью, - ответил я, и это произвело на него впечатление.
Он не был ни боссом, ни даже его помощником - так, шестёрка, вроде Стасика. Профессором тоже, кстати, не был. А помощником босса, которого Профф даже не знал, был Каратист. Он и передавал указания, и из-за этого случилась путаница. Босс пожелал, чтобы посреднические дела вёл "эксперт Черных" - передано это было вот так, бесполо. Профф, мелкая сошка и вообще лох, обо мне, конечно, слышал - они все слышали, те, кто крутится на рынке антика - но как до меня добраться, не знал. Потому передоверил это Стасику, который поручение и исполнил. Когда я отказался работать, Каратист по своей инициативе решил меня вразумить, и лишь после этого доложил боссу, что мужик упёрся. Я живо представил себе зловещее молчание в трубке, а потом полный сдерживаемой ярости голос босса: "Какой мужик?.." Сам виноват - кадры надо подбирать тщательнее. Дурак Профф наступил на те же грабли: нашёл мой (Галин, как он думал) домашний и велел позвонить по нему очередной тупой сявке. Когда до Проффа дошло, что он вновь облажался, морда его мгновенно стала синюшной: представил, что скажет босс.
- А зачем вам моя бывшая жена? - ненавязчиво спросил я, и Профессор вспомнил, что в данный момент я для него куда страшнее босса.
- Она должна связаться с терпилой, чтобы тот выкупил свою доску.
Ага, обычный вариант: коллекционера потрошат, а потом связываются с ним и предлагают выкупить его же вещи. Как правило, следует согласие, и потому о таких происшествиях мало кто знает. Желательно, чтобы посредником при этом был человек, понимающий в искусстве, чтобы хозяин вещей понимал - о них позаботятся и возвратят в целости. Но такой финт обычно проворачивают, когда украдено нечто, что очень трудно продать на сторону. А ведь Галя - спец по иконописи... Жуткая истина забрезжила передо мной.
- Кто терпила? - резко спросил я.
- Хрен знает. Какой-то Дима...
Вот именно!
- А что за вещь?
- Икона. Старинная, жуть! Страшные бабки!
Всё было ясно.
- Вези в город, - велел я севшим голосом.
Галю надо было вытаскивать: Димин Архангел сейчас буквально разил смертью.
Я тормознул Проффа в квартале от метро и вырубил для профилактики, как и прочих. На ходу набрал номер Галиного домашнего. Он не отвечал. Она жила в жуткой дыре, по какому-то недоразумению называемой спальным районом, хотя по ночам её население как раз не спало, а шаталось по улицам и освобождало неосторожных прохожих от кошельков и мобильных телефонов. А вы хотели, чтобы видный искусствовед жил в элитном районе?.. Не дождётесь! Ехал я туда больше часа, и в квартиру Гали позвонил, когда на улице уже начало темнеть. "Хоть бы она была дома! Одна, без матери с бабкой! - успел я подумать прежде, чем за дверью послышались шаги. - Вдруг удастся не только о деле поговорить, вдруг мы ещё сможем?.. Стоп, Гриша, Григорий Александрович, не сходи с ума! Что было, то прошло..."
- Ну и что тебе надо? - спросила Галя усталым голосом, впуская меня в прихожую. Нет, разговор точно будет исключительно деловым... Странно, похоже, она не очень удивилась моему приходу.
- Не бойся, я не мириться, - заверил я её. - Ты одна?
- Да, все на даче, - она нехотя заперла за мной дверь. Отлично, хоть в чем-то мне сегодня повезло!
Она почти не изменилась. По-прежнему даже дома была одета в костюм с довольно короткой юбкой и туфли на каблуке. Не потому, что собиралась куда-то идти, а на случай, если к ней вдруг явится в гости кто-нибудь, перед кем надо хорошо выглядеть. В этот раз, правда, к ней завалился всего лишь я...
- Тебе никто подозрительный вчера или сегодня не звонил? - спросил я. Галя в ответ с вызывающим видом скрестила руки на груди:
- Мне теперь может звонить, кто угодно, тебя это не касается.
А ведь когда-то сама меня ревновала к каждому звонку!..
- Тебе не звонили с какими-нибудь предложениями подработать? - продолжил я спрашивать, игнорируя её шпильки. - Проверить какую-нибудь картину на подлинность, выяснить дату создания, еще что-нибудь?
Галина равнодушно покачала головой:
- Нет, не звонили. Ты же знаешь, я левые заказы не беру.
Голос ее звучал очень убедительно, и любой другой поверил бы, что она говорит правду. Любой другой, но не я. Слишком уж я хорошо знал эту Галину интонацию - вроде и безразличную ко всему, но на самом деле напряженную. От меня ей это было не скрыть.
- Перестань, тебе звонили по поводу украденной у Лапшина иконы, - сказал я своим профессиональным следовательским тоном. Его моя бывшая жена тоже знала очень хорошо, и теперь он должен был дать ей понять, что скрывать от меня что-либо бесполезно. Полностью сохранить невозмутимость ей не удалось, она вспыхнула и гневно сверкнула глазами - я на мгновение даже залюбовался ею, забыв о грозящей ей опасности. Красивая она все-таки, когда злится!
Однако долго восхищаться собой Галя мне не дала:
- Кто мне звонит и по поводу чего - тебя не касается. Уже год как не касается, помнишь?
Еще бы не помнить! Хотя я-то как раз надеялся... Нет, зря надеялся: Галина решительно взяла меня за локоть и стала разворачивать в сторону двери:
- Иди, иди, напейся, как ты любишь, пофилософствуй, как все плохо в нашем ужасном мире, и завались спать! А мы, простые смертные, будем своими мелкими делишками заниматься, атрибуции проводить...
Бороться с ней я побоялся - ещё, чего доброго, не рассчитаю силы! Поэтому просто упирался изо всех сил.
- Галя, я сам сейчас уйду, но сначала выслушай! - попытался я уговорить её. - Не соглашайся ни на какую работу, не лезь в эти дела, это слишком опасно! Если тебе деньги нужны - лучше мне скажи, я достану...
- Да ничего мне от тебя не нужно! - бывшая навалилась на меня всей своей тяжестью, и ей удалось дотолкать меня почти до самого выхода. - Я в твои дела никогда не лезла - вот и ты не лезь в мои!
Я хотел было возразить, что в мои дела Галочка очень даже лезла, что ей всегда было очень любопытно, чем я занимаюсь и в чём вообще заключается работа следователя, хотел напомнить ей, что она даже успела кое-чему от меня научиться за то время, что мы жили вместе, но ничего этого высказать не успел. В дверь вдруг позвонили, и Галя, даже не посмотрев в глазок, протянула руку и открыла замок. Тех, кто после этого ворвался в прихожую, я не рассмотрел - сразу поймал прямой в переносицу. Похоже, кулак был оснащён кастетом - в голове словно бомба взорвалась, кровь сразу же залила лицо. Чисто рефлекторно я сделал выпад ногой и одновременно правой по корпусу. Попал, увернулся от второго удара, встретив его плечом, которое тут же онемело, боднул лбом возникшую передо мной зверскую рожу, но страшный удар по голове сзади погрузил меня во тьму. А ведь позади меня была только Галина...
Как ни странно, это был тот же самый пляж, где я утром оставил загорать Каратиста. Выбрать это место для моего убийства показалось мне жестокой иронией. А в том, что меня хотели именно убить, я нисколько не сомневался. Когда они привезли меня сюда, я, видимо, уже стал приходить в себя. Смутно помню, как колол щёку холодный песок и грубый голос откуда-то сверху: "В бошку ему шмальни, в самую бошку!" Потом - мрак.
Со стоном - болело всё тело - я поднял руку и нащупал на голове справа хорошую ссадину. То есть, "в самую бошку" мазила не попал. Но видок у меня был, видимо, не лучший, и они поверили, что я покойник. Но Галочка-то, Галина... В чем-то понять я её мог - сколько же можно мыкаться на копейки старшего научного в музее. Её интеллект, её внешность были достойны гораздо большего. Но выходит, что ради этого она готова была переступить через что угодно. Например, через такой бесполезный предмет, как я.
Ладно, хватит лирики, надо думать. Я свалился во все эти дела совершенно незапланированно, спутал карты, но сейчас они думают, что от меня избавились. Пусть так и будет. Какое-то время.
Кряхтя, я добрался до воды и кое-как умылся. До дома добраться можно, благо, денег они не тронули. Сломанная переносица, ободранная кожа и здоровенный шишкарь на голове, плечо, кажется, вывихнуто... Ерунда.
Дома, опустошив полбутылки, я уселся за телефон. Через час, после консультации со старым другом из своего бывшего отдела, я был осведомлён гораздо солиднее, чем утром. Дело с кражей у Лапшина оказалось совсем не таким простым. Димины дела были плохи: на нём висело уголовное дело о неуплате налогов и рейдерском захвате. Однако власти не прочь были заключить сделку: Дима передаёт им свои активы в стране, а также коллекцию, которая была, пожалуй, поценнее, и может мотать куда угодно. Хоть в Лондон, хоть на остров Пасхи. Естественно, Дима согласился - по делу ему светило лет восемь. То, что хранилось у него в музее, было уже официально передано. И тут случился этот казус с Архангелом. Ирония судьбы, не иначе.
- Наверху в бешенстве, - заверил меня друг, - все уверены, что доска давно за кордоном.
- У Доктора Но что ли? - я упомянул распространённую обывательскую страшилку о некоем миллиардере, собирающем тайную коллекцию похищенных шедевров. У любого артсквода она вызывала смех. Но, к моему изумлению, друг серьёзно сказал:
- Может, и у него.
То есть, в органах понятия не имеют, что Архангел ещё в России. История пахла очень плохо, но, во всяком случае, не было сомнения, что будет следующим пунктом в моей программе. Лапшин Дмитрий Вадимович, олигарх Дима.
У него дома я пару раз бывал и раньше, но обстановка его "скромного пентхауса" не переставала меня удивлять. Не роскошью - на это я у многих заказчиков насмотрелся! - а невероятным удобством каждой вещи. На диване в гостиной было по-настоящему приятно сидеть - вообще не хотелось вставать. Даже все мои многочисленные синяки как будто перестали болеть... Столик рядом с диваном был именно такой высоты, чтобы с него удобно было брать рюмки с коньяком, и ни сантиметром выше или ниже. Края рюмки были чуть загнуты внутрь, чтобы запах напитка чувствовался сильнее. Ну а сам коньяк...
- Пей, я ещё налью, - вздохнул хозяин и залпом вылил в себя содержимое своей рюмки. - Весь бар с собой в Лондон не увезешь...
Бар у него тоже был роскошный. Красное дерево, почти невидимое стекло в дверцах, а уж содержимое... Никогда не думал, что мне доведется попробовать хоть что-нибудь из хранившихся там столетних вин и коньяков! Но иногда и один из самых богатых людей страны может так сильно расстроиться, что предложит выпить первому встречному, даже если этот первый встречный - я.
Коньяк как коньяк. Крепкий, как ему и положено, но ничего особенного в его вкусе не было. Похоже, от того, что я пил обычно, он отличался только ценой. Кажется, Дима понял, что я не способен оценить его напиток по достоинству, потому что подливать мне не стал. Только налил еще рюмку себе и снова выпил её тоже отнюдь не как знаток - одним глотком.
- Единственная вещь, которую я хотел с собой взять, - повторил он уже, наверное, в десятый раз, глядя на пустой киот в углу, упрятанный в ящик из пуленепробиваемого стекла. Без Рублева внутри он выглядел пусто и сиротливо, а новейшая климатическая установка смотрелась нелепо, как пропеллер без Карлсона. Я пытался представить, каким же образом икону удалось оттуда украсть, но в голову так и не пришло ни одной мало-мальски приемлемой версии. Тогда я снова стал слушать жалобы хозяина дома.
Особого сочувствия у меня его слова не вызывали. Сам был виноват - вообразил, что с его деньгами ему можно всё, что заниматься только бизнесом ему уже не интересно, и полез в политику. А там он был нафиг никому не нужен, и ему решили это популярно объяснить. Впрочем, злорадства по отношению к опальному олигарху я тоже не чувствовал: мне его проблемы были до лампочки.
- ...хоть копия осталась, я как чувствовал, что нужно... Одному богомазу заказал - уникальный тип. На подлинной доске пятнадцатого века писал, каждый кракелюр на своём месте, - вздыхал, тем временем, Дмитрий, наливая себе третью рюмку. - Хоть её с собой заберу... Буду смотреть и представлять, что это тот, настоящий...
Копия иконы стояла прямо напротив столика, небрежно прислоненная к стене. Отлично сделанная копия, между прочим. Когда я только вошел в комнату и увидел её - решил, что это оригинал и что никакой кражи вообще не было. Галя бы на пальцах объяснила, из чего следует, что это не подлинник, а я же олух...
Лежащий на столе золотой мобильник заиграл что-то из малоизвестной классики. Дмитрий схватил его, поднес к уху, и следующий миг страдальческое выражение его лица сменилось озабоченным. Пожалуй, даже слегка испуганным, но при этом сосредоточенным, деловым.
- Да, - резко сказал он в трубку. - Да, разумеется. Сейчас буду.
Телефон скрылся в его нагрудном кармане, а сам Дмитрий, отставив рюмку, вскочил с дивана.
- Извини, Гриша, спасибо за сочувствие и информацию, и всё такое, но у меня срочные дела, - протянул он мне руку. - Столько всего надо уладить, пока не уехал...
При этом в глазах у него было все то же беспокойство, а движения стали какими-то суетливыми. И что за срочные дела могут быть у человека его уровня, пусть даже и попавшего в трудное положение? А ведь он даже не дослушал мою историю. Слишком уж примитивно себя вёл, к чему бы это?..
Я, было, шагнул к ведущей в прихожую двери, но затем, словно в последний момент сообразив, что хозяина надо пропустить вперед, отступил - и натолкнулся на Дмитрия. Извинившись, отошел в сторону. Дело было сделано: из дома опальный олигарх вышел, унося в кармане своего пиджака крошечный микрофон, тоже извлечённый из моего чудесного домашнего сейфика.
Машину мне одолжил тот самый мой друг из органов - мою они, наверняка, знали. Микрофон в кармане у Димы был одновременно и маячком, так что я ехал за ним, словно по навигатору. Подъехал он к популярному в последнее время среди наших богатеев кабаку, носившему красивое имя "Золотой дождь". То ли они не связывали это название с жаргонным обозначением довольно мерзкого извращения, то ли им это было просто забавно. Их, богатых, не понять. Пройдя мимо согбенных халдеев, Дима исчез внутри. Но мне не надо было идти за ним, достаточно было лишь навострить уши.
- Зачем ты позвала меня, это же опасно! - раздался в наушниках его голос.
- Сейчас всё опасно, дорогой. Но по телефону говорить о деле ещё хуже.
Галя?!. Ни... чего себе! Впрочем, в глубине души я что-то такое и подозревал. Но "дорогой"... Вот же дрянь!
- У меня только что был твой бывший, - нервно бросил Дима.
- Он жив? - в голосе Галины послышалось лёгкое удивление. - Так и знала, что твои олухи опять напортачат.
То, что стреляли в меня люди Димы, было не слишком удивительно. А Галя, значит, работает на него, а не на воров, как я сначала подумал. А может, и на тех, и на других? Впрочем, какая разница...
- Я тебя предупреждала, что он опасен, - продолжала она.
- Сам знаю, что он не идиот, - огрызнулся Дима, - но если он ещё будет путаться под ногами, завалю на фиг!
- Лучше используй его, - лениво проговорила моя любовь и, кажется, отхлебнула из бокала.
- Я подумаю, - Дима стал деловит, - расскажи лучше, не поменялись ли у них планы?
- Всё в силе, - сказала Галя, - я подъезжаю завтра и привожу Архангела. За рулём будет Профессор. Я выхожу с доской - она будет в большой сумке - подхожу к твоей машине и сажусь в неё. Тогда Каратист взрывает машину с Профессором. Дальше - твоя игра.
Надо же, как я угадал с погонялами той парочки...
- Твой новый паспорт уже готов, - подхватил Дима, гримёр подгоняет твое личико под фотку, и через час ты летишь в Лондон. Я, безутешный, за тобой, якобы, с копией. И вот мы с тобой и Архангелом, и моими Мальдивскими счетами на берегах Темзы. А оттуда, как ты знаешь, выдачи нет...
- Не забудь уничтожить настоящую копию. И про Каратиста не забудь.
- Я решу эту проблему, - заверил Дима. - Кстати, а как тебе удалось его уломать?
- А ты как думаешь? - спросила Галя, и я живо представил, как она по-кошачьи зевнула при этом, показав белые зубки.
Она вышла из ресторана первой и сразу направилась к моей машине, будто точно знала, что я там. Надо было быстро отъехать, но я не мог оторвать от неё глаз. Господи, как же она была прекрасна, и как красиво шла! Наверное, так Клеопатра выходила к Цезарю, а Мэри Стюарт - к палачу.
- Мерзавка, - сказал я деревянным голосом, когда она подошла и открыла дверцу.
Вместо ответа она положила на бардачок маленькую вещицу. Микрофон, который я повесил на Диму.
- Поговорим, Гриша, - сказала она, садясь рядом.
- Ты уж прости, старик, что мы с Галькой разыграли перед тобой спектакль, - говорил мне через пару часов Дима, наливая своего буржуйского коньяка. - Это её идея была, а поскольку она тебя хорошо знает, я и согласился.
- Спасибо, я впечатлён, - сдержанно ответил я, отхлёбывая, - что дальше?
- Основное ты слышал, а дальше я тебе предлагаю поехать на передачу со мной.
- И почему ты решил, что я соглашусь помогать вам в этом гешефте?
- Потому что ты хочешь вернуть Галю, - он рассмеялся мне в лицо, - и вернёшь. Когда я получу свою доску назад.
- Ты же с ней, вроде, в Лондон собирался?
- Она собиралась. А я... Гриша, она, конечно, классная тёлка. Но для меня крутовата. Я, знаешь ли, её побаиваюсь.
- И как всё будет выглядеть?
- Да просто. Она приносит мне Архангела, я выдаю ей новый паспорт и лечу в Лондон с "копией". А Галечка остаётся с тобой.
- А если не захочет?
- А куда денется? Я же её с собой не возьму. А воры землю рыть будут, и если узнают, что она жива, быстро это исправят. Так что хватай её, валите куда-нибудь вглубь Сибири и сидите нам на попе ровно. Тем более, она, кажется, до сих пор к тебе неравнодушна. Это ведь она моих архаровцев уговорила тебя не валить, а только вид сделать.
- А тебе-то я зачем?
- Для пущей убедительности. Эксперт Черных взрывается при попытки передать мне подлинного "Архангела Гавриила" на глазах у бывшего артсквода Черныха. Что ещё может лучше убедить, что шедевр преподобного отца нашего Андрея исчез из природы?..
Машина с Галей и Архангелом подъехала минута в минуту. Блеснув непроницаемыми стёклами, она стала парковаться неподалёку от неприметного фольксвагена, в котором сидели мы с Димой. Опять немилосердно лил дождь и в его монотонном плюханье взрыв прозвучал не очень сильно и даже нестрашно - будто детишки балуются петардами. Но Галину машину словно бы разметало в стороны снопом вдруг вырвавшегося рыжего пламени. Фольксваген пихнуло взрывной волной. Я тупо глядел на обугленную часть запястья, плюхнувшуюся рядом с нашей машиной.
- Гришка, ходу отсюда, ходу! - дико проорал Лапшин, и я на автомате дал газ.
Всю дорогу Дима глухо рыдал. Не по Гале конечно. А я глухо молчал - по ней.
- Старик, прости, я и предположить не мог, - дрожащие руки Димы расплёскивали коньяк.
Ни прислуги, ни телохранов в огромной квартире не было. Как и в прошлый раз. Странно, я тогда этого не отметил. Но сейчас был готов.
Я молчал.
- Да не молчи ты, - голос его был жалобным, - думаешь, мне её не жалко?
Я молчал.
- Ладно, сиди так, хрен с тобой. Только выпей со мной, а то я сейчас тронусь.
Так же молча я поднял свой бокал. Дима глядел на меня жадно, но пить я не торопился. Потеряв терпение, Дима поднял свой и отпил половину. Я последовал его примеру. Лапшин вглядывался в меня с азартным ожиданием, но вдруг побледнел и схватился за горло.
Я поставил свой бокал и рассмеялся в его посиневшее лицо.
- Я поменял бокалы, Дима. Так что цианида хватил ты. Асталависта, Доктор Но хренов!
В его выпученных глазах были ужас и недоверие, но сказать он уже ничего не смог - в конвульсиях упал на персидский ковёр.
Я могу простить многое, но не убийство меня и моих близких. Наверное, он был ещё жив, когда я вытащил у него из кармана пульт, которым он подорвал Галину машину. Потом я помыл и поставил на место свой бокал, везде стёр свои пальцы. Опальный миллиардер, потерявший вдобавок любимую картину, кончает самоубийством. Логично. Как он собирался объяснить наличие у себя моего хладного трупа, меня не интересовало. Долго и тщательно укутывал я в музейную упаковку образ, про который покойный Дмитрий Лапшин сказал, что это копия иконы "Архангел Гавриил" работы Андрея Рублёва.
Словно и правда Архангел спустился в убогую обстановку квартирки бедного искусствоведа, взглядом кротким и всепонимающим печально глядел с вершин своей немыслимой, хрустальной чистоты на земные безобразия. В тихом свете колорита, безупречно точном сочетании розовых, синих, блекло-фиолетовых и вишневых тонов, он был как живой. Более чем живой. Мы не могли оторвать от него глаз.
- Ну, я, предположим, невежда, как думал Лапшин, и не отличу копии от подлинника. Хотя я понял, что это настоящий, как только его увидел. Но тебе-то он как хотел это втюхать? - повернулся я к Галине.
Бурные события последнего времени нисколько не отразились на её красоте.
- А он и не пытался, - спокойно ответила она, - сразу рассказал мне, что задумал и предложил участвовать.
- И ты согласилась?
- А что было делать? - она передёрнула плечами. - Он намекнул, что иначе убьёт маму и бабушку. И тебя... Это был страшный человек, я поняла сразу.
- И что тебя в живых не оставит тоже поняла?
- Конечно. Потому и играла по его правилам. До поры до времени.
- А ко мне почему не обратилась?
- Обратилась бы, конечно. Но надо было выбрать момент, чтобы Дмитрий не узнал. А пока стала вести свою игру.
Я потёр шишку на голове, и она поняла, что я хочу сказать.
- А что мне было делать? Ты свалился в это дело совершенно неожиданно, из-за дурацкой ошибки Профессора. Мне позвонил Лапшин и рассказал о твоих подвигах. Я поняла, что ты едешь ко мне, но и люди Димы уже ехали. Так что мне только и оставалось дать тебе по голове, а потом сказать Диме, что если тебя убьют, я на него работать не буду.
- А Каратист?.. - в моём голосе, надо думать, промелькнула лютая ревность.
Бесенята заплясали в её глазах.
- Это было легко, - ответила она безмятежно. - Мы решили, что он прикажет Профессору от имени босса ехать одному, Дима его взорвёт, а потом мы с ним должны были шантажировать Диму.
- И он тебе поверил? - я глядел на неё с восхищением и ужасом.
- А ты бы не поверил? - бесенята заскакали ещё резвее. Меня бросило к ней, словно взрывной волной.
- Гриша, а с ним что будем делать? - спросила она по прошествии времени, указывая взглядом на Архангела.
Я тоже взглянул на исполненный неземного величия образ.
- Не знаю, Галечка, - пробормотал я. - Если сдать по закону, откроется твоё участие в этой афёре...
- ...и бокалы, которые ты поменял у Лапшина, - упавшим голосом заключила она.
- Может, в Церковь?..
Утро было чудесным - дождь кончился ночью, и небо синело так, как могло лишь весной. Я вышел из Галиного подъезда, полной грудью вдыхая пряный воздух. Уши наполняли птичьи трели. Мне совершенно не хотелось выпить, и я мимолётно удивился, что и накануне не выпил ни капли.
Из-за угла возникла фигура, и весна сразу покинула моё сердце. Каратист приближался неторопливо, но быстро, из каждого его глаза слово глядело по ядовитой змее. Ни подручных, ни оружия. Хочет честно. Почему бы нет... Я встал в стойку, зная, что змеи теперь глядят и из моих глаз. Мы оба понимали, что дело будет серьёзным. Но я был уверен, что уделаю его. Просто потому что сегодня был мой день.