Аннотация: Рассказ участвовал в литературном конкурсе "Нео-нуар - 2023". Вышел в финал, но призовых мест не занял.
Татьяна Минасян
Хочешь мира...
Перед тем, как уйти, Ната еще раз обошла обе комнаты и кухню, проверяя, плотно ли задернуты шторы, а потом, подойдя к входной двери, на мгновение замерла, прислушиваясь к доносящимся с лестницы звукам.
- Все-таки слышимость здесь жуткая, - вздохнула она, поворачиваясь к Коле. - Очень тебя прошу, двигайся как можно меньше! Не броди по квартире без необходимости. Только на кухню и в туалет и только когда тебе будет очень нужно. Если кто-нибудь из соседей услышит...
- Да понял я, буду тихо сидеть, - проворчал Коля. Ему страшно не хотелось, чтобы Ната уходила, но она уже раз двадцать повторила, что он не должен ни шуметь, ни включать свет, ни выглядывать в окна, и это потихоньку начинало его раздражать.
Наташа, как это всегда бывало, почувствовала его эмоции.
- Мы все будем очень скучать, - сказала она, обнимая Колю. - Но ты же понимаешь, что иначе нельзя. Речь идет о твоей жизни.
Он и сам прекрасно это понимал. Раздражение испарилось, словно его и не было, и он тоже крепко прижал к себе жену:
- Держитесь там без меня. Не грустите. Это ненадолго, скоро мы будем вместе.
- Очень надеюсь, что ненадолго! - Ната чмокнула его в щеку и, поспешно отстранившись, шагнула к двери. Громко щелкнул замок, скрипнули старые петли - и она выпорхнула из квартиры на лестничную площадку. Коля успел увидеть дверь соседней квартиры, расположенной напротив, и узкую полоску исписанной какими-то каракулями стены, а потом дверь его нового жилища захлопнулась, и он остался один. Шаги спускающейся по ступенькам Наты быстро стихли, и вместе с ними, казалось, пропали вообще все звуки. Правда, ненадолго - звукоизоляция в старой "хрущевке" действительно была ужасной, и Коля внезапно явственно услышал шаги над головой и глухую музыку за стеной.
Вспомнив увещевания Наташи, он медленно, на цыпочках, прокрался в ближайшую к прихожей комнату и осторожно опустился на продавленный скрипучий диван. Кроме дивана, в этом маленьком помещении была только тумбочка, сложенная и прислоненная к стене гладильная доска и несколько связок книг в углу, из-за чего комната выглядела намного просторнее, чем была на самом деле. В соседней, совсем крошечной комнатушке вещей было еще меньше - только кресло, такое же древнее и продавленное, как диван, и несколько лежащих на полу досок и кусков фанеры. Все остальное хозяева квартиры - Наташины тетя и дядя - забрали с собой при переезде или вынесли на располагавшуюся почти прямо под окнами этого дома помойку. Коля сам помогал им таскать туда старое барахло пару лет назад.
Кресло с диваном они в тот день вынести не успели. Собирались заняться им позже, но все как-то руки не доходили, другие дела оказывались важнее. Но это и к лучшему - иначе теперь Коле пришлось бы спать на полу. Он оглянулся на ведущую в прихожую открытую дверь, за которой виднелся новенький чемодан, так резко контрастировавший с обстановкой в его временном жилье. Ната заранее привезла ему сюда одеяло и одежду на смену, но вот подушка в чемодан уже не поместилась - придется спать без нее. Хотя это будет далеко не главное его неудобство...
Он встал с дивана, сделал пару шагов к двери и замер, когда старый, потемневший от времени паркет громко заскрипел у него под ногами. Неужели ему придется все время ходить с черепашьей скоростью? Или он слишком уж перестраховывается, и в соседней квартире не могут услышать такой тихий звук, как скрип пола? Коля сомневался, что это возможно даже с такими тонкими стенами, как в "хрущевке", но в ушах у него все еще звенел испуганный голос Наты: "Нельзя допустить даже мизерного шанса, чтобы кто-нибудь узнал, что ты здесь! Речь идет о твоей жизни!!!"
Поэтому следующие полчаса он передвигался по квартире, словно в замедленной съемке, крайне медленно делая каждый шаг, медленно перенося свой вес с одной ноги на другую и останавливаясь при малейшем шорохе. За это время ему удалось перенести в большую комнату чемодан, достать из него одеяло и остальные вещи и выложить их на диван, а кроме того, заглянуть в маленькую кладовку, доверху заставленную упаковками лапши и хлопьев быстрого приготовления, и еще раз убедиться, что еды ему должно хватить не меньше, чем на год. Это, с одной стороны, успокаивало - можно было не бояться, что придется как-то незаметно вылезать из укрытия в магазин - но с другой, пугало едва ли не сильнее, чем мысль о голоде: неужели ему придется так долго сидеть здесь взаперти?
Нет, разумеется, не придется, нельзя даже думать об этом! Разумеется, все закончится гораздо раньше, максимум через пару месяцев! Коля закрыл дверь кладовки, вздрогнув, когда она негромко скрипнула, и все так же медленно и бесшумно вернулся в главную комнату, где остановился рядом со связками книг. У него не было с собой ни телефона, по которому можно было бы вычислить его местоположение, ни планшета, так что эти старые бумажные книги были теперь его единственным способом убить время. Правда, он не мог не только включать свет, но и раздвигать шторы, так что в комнатах было слишком темно, чтобы читать, даже днем, но в кармане его куртки лежал маленький фонарик, о котором он ничего не сказал Наташе, опасаясь, что она заберет и его "на всякий случай". С ним можно будет не помирать целыми днями от скуки.
Коля взял одну из книжных связок, перенес ее к дивану и поставил на пол рядом с ним, а потом, все так же медленно и осторожно, сходил в прихожую за фонариком. Верхняя книга в стопке, к его разочарованию, оказалась школьным учебником физики, но под ней обнаружились какие-то незнакомые ему старые художественные произведения. Он с любопытством провел лучом фонарика по выцветшим потрепанным обложкам, читая имена авторов и названия: Соболев, "Зеленый луч", Богомолов, "Момент истины"... Изданы все книги были давно, в лучшем случае в 70-е годы, и можно было не сомневаться, что читать их будет скучновато, но Коля все равно обрадовался, что не знал этих авторов - читать что-то новое в любом случае будет хоть немного интересно, а без книг он здесь точно помрет с тоски.
Пока, впрочем, читать он не стал - было уже слишком поздно, а в прошлую ночь Ната так нервничала, и ему пришлось так долго ее успокаивать, что поспать он успел всего пару часов. Так что теперь он разделся, свернул из рубашки, джинсов и свитера отдаленное подобие подушки, улегся на диван, с головой укрывшись одеялом - и почти сразу провалился в сон.
Ему снился уже знакомый кошмар, почти каждую ночь преследовавший его в последние недели: он пытался убежать от нападавших на него темных фигур, одетых в военную форму, но они бросались на него с разных сторон, заставляли бежать в сторону какого-то полуразрушенного строения, и там загоняли его в угол, а когда он, понимая, что больше бежать некуда, начинал отбиваться от них и бил кулаками в их затянутые чем-то черным лица, перед ним возникало искаженное ненавистью лицо Наты, и он слышал ее яростный крик: "Ты такой же, как они! Такой же бандит и убийца!!! Ты мне больше не муж, я запрещаю тебе видеть детей!!! Ты убийца, убийца, убийца!.."
Коля всегда просыпался на этом моменте, и страх, испытанный им во сне перед бегущими за ним врагами, перерастал в еще более леденящий ужас, что супруга может догадаться о том, что ему снилось, узнать, что он может ударить человека, пусть даже и не наяву. Иногда она просыпалась вместе с ним и спрашивала, что случилось - тогда он отвечал, что видел что-то кошмарное, но не запомнил подробностей. И продолжал бояться, как бы она не догадалась, что он лжет.
Теперь он тоже проснулся от звенящего в ушах обвиняющего вопля Наты, с трудом сдержался, чтобы тоже не закричать, и, открыв глаза, в первый момент вообще не понял, где он и не продолжение ли это его сна. Вокруг было темно - но не совсем, сквозь задвинутые шторы проникали какие-то крохи света, и Коля смог различить очертания двери с одной стороны и тумбочки с другой, но не сразу вспомнил, что это квартира Наташиных родных. Лишь спустя минуту или две в памяти у него начали всплывать вчерашние события: как они с женой ждали наступления ночи, как тайком выходили из дома и ехали в эту "хрущевку", как оставили машину в паре кварталов и шли пешком по темным дворам, стараясь не попасться никому на глаза, как Ната сперва сама прошла в эту квартиру, а потом прислала ему на телефон сообщение, что он тоже может подниматься...
Вспомнив обо всем, Коля снова содрогнулся от страха - что если он кричал во сне? Что если в соседней квартире услышали его крик? Достаточно ли этого будет живущим там людям, чтобы позвонить "куда следует"? Сам Коля привык думать, что большинству городских жителей наплевать, что творится у их соседей, но Ната говорила, что теперь все только и думают о том, чтобы донести на уклонистов, и порой ее уверенность передавалась и ее мужу.
Коля попытался встать - это тоже едва не заставило его издать громкий звук, на этот раз жалобный стон. Диван, долгие годы, если не десятилетия, прослуживший дяде и тете Наты, был страшно бугристым, мягким в одних местах и жестким в других, и после проведенной на нем ночи Коля чувствовал себя так, словно его избили. Укладываясь спать, он не придал этому особого значения, хотя и почувствовал, что постель у него не самая удобная, но теперь "неудобства" дали о себе знать по полной!
"Как на этом вообще можно спать?!" - мысленно простонал Коля, заставляя себя сесть, а потом и встать на ноги. У него болела чуть ли не каждая мышца, и ему, наверное, стоило бы поделать разные упражнения, чтобы привести себя в норму, но он побоялся, что может случайно зашуметь, и вместо этого неслышно проковылял в ванную, включил тонкую струйку холодной воды и умыл лицо, чтобы хоть немного освежиться.
А дальше потянулся самый долгий день в его жизни. Он медленно вернулся в комнату и оделся, медленно нашарил в чемодане зубную щетку с пастой и снова прошаркал в ванную, потом медленно дошел до кладовки, достал оттуда упаковку хлопьев и отнес ее на кухню, где пустил из крана все такую же тонкую струю горячей воды, залил ею хлопья и наполнил найденную вместе со щеткой чашку. В кухне не было стола, но осталась табуретка, которую он придвинул к заменившей ему стол плите. Он жевал хлопья, почти не чувствуя вкуса, запивал их горячей водой, в которой размешал ложку растворимого кофе, и старательно напоминал себе, что его "заключение" не должно продлиться слишком долго. Через неделю, месяц, максимум, пару месяцев все должно было закончиться - так говорила Ната.
После завтрака Коля снова лежал на диване, стараясь устроиться поудобнее, и все собирался почитать одну из сложенных рядом на полу книг, но почему-то руки у него до чтения так и не дошли. Вместо этого он просто мечтал о том, как Ната приедет к нему - уже не скрываясь, при свете дня, радостная и счастливая - и объявит, что они едут домой. А дома к нему выбегут с радостными воплями Рита и Эдик, они повиснут на нем, и он будет расспрашивать их, как они жили без него, и играть с ними...
Предаваясь этим приятным размышлениям, он снова задремал, и на этот раз ему вообще ничего не снилось, да и проснулся он уже не таким разбитым, как утром. И снова был медленный поход в кладовку за упаковкой лапши, потом медленное шествие с ней на кухню, безвкусная и жесткая еда, которую нужно было заливать кипятком, а не просто горячей водой из крана.
Из-за окна, выходящего во двор, доносились детские крики - на площадке возле дома играли малыши. Коле хотелось выглянуть в окно, посмотреть на них - хоть какое-то развлечение - но он помнил, как строго Наташа наказывала ему даже не прикасаться к занавескам, так что ограничился тем, что попытался представить себе, что за дети резвятся в этом дворе, во что они играют и о чем болтают их мамы и бабушки, наверняка сидящие рядом на скамейках.
После обеда его снова потянуло в сон, так что он вернулся на продавленный диван и вскоре отключился - самому ему показалось, что ненадолго, но когда он в следующий раз открыл глаза, в комнате царила практически полная темнота, так что на улице должно было уже стемнеть. "Интересно, сколько сейчас..." - подумал Коля, машинально сунул руку в карман, и лишь потом вспомнив, что у него нет с собой мобильника. Он даже удивился, что прожил без телефона целый день и ни разу о нем не вспомнил, но теперь отсутствие этой незаменимой в обычной жизни вещи встревожило его. Часов у Коли тоже не было - он давно перестал носить их, привыкнув смотреть время на телефоне - так что теперь у него вообще не было возможности узнать, который час.
Он помнил, что темнеет на улице пока еще рано, и предположил, что вряд ли спал слишком долго и что, скорее всего, проснулся не очень поздним вечером. Есть ему не хотелось, но он не знал, чем еще заняться, так что залил горячей водой еще одну упаковку лапши и еще одну ложку плохо растворяющегося в такой воде кофе и долго жевал и пил все это, стараясь мысленно представить себе, что на самом деле ест Наташино фирменное блюдо, макароны в остром мясном соусе, и пьет заваренный по всем правилам кофе со щепоткой соли.
С улицы донесся собачий лай и недовольный женский крик, и Коля стал фантазировать о том, как какая-то дама выгуливала непослушного пса, сорвавшегося с поводка и убегающего от нее. Эта картина заставила его улыбнуться, и он вернулся на диван, твердо решив, что со следующего дня будет придерживаться хоть какого-то режима, делать зарядку со всеми предосторожностями и читать - а то иначе можно быстро деградировать от такой жизни.
Частично ему удалось выполнить свой план - он снова долго спал, снова проснулся с болью в спине от неудобного положения на диване, но заставил себя размяться, умудрившись при этом не шуметь и даже не скрипеть паркетом. Пачка хлопьев, взятая им наугад из кладовки, оказалась довольно сладкой и неожиданно вкусной, даже несмотря на то, что они по-прежнему плохо распаривались в недостаточно горячей воде. За окном было светло, кухонные занавески были не такими плотными, как в комнате, и Коле казалось, что он чувствует сквозь них слабое тепло солнечных лучей. А еще за окном играли дети, он слышал и мальчишеские, и девчоночьи голоса и представлял себе, что там играют его Рита и Эдик...
Но потом он, взяв одну из книг и фонарик, уселся в стоявшее в маленькой комнате кресло, собравшись почитать - и только скользнув взглядом по предисловию, понял, что ему придется идти за другим произведением. Дальнейшее же изучение книжек показало, что развлечься чтением ему не светит: все книги во всех стопках были о разных войнах. Это объясняло, почему хозяева квартиры не стали брать их с собой - дядя и тетя Наты уже давно полностью разделяли ее взгляды - но для Коли означало, что он должен будет придумывать себе какие-нибудь другие занятия. Если бы Наташа узнала, что он читал об убийствах... если бы у нее хотя бы закралось такое подозрение - об этом Коле не хотелось даже думать. Конечно, он мог бы сказать ей, что только просмотрел все книжки и не стал читать, но ему никогда не удавалось обманывать ее в куда менее серьезных вещах, а уж в этом вопросе не стоило даже и пытаться.
Не зная, чем еще можно развлечься, он еще раз обошел на цыпочках всю квартиру, заглядывая с фонариком в каждый угол, но нигде не нашел ничего интересного. Тяжело вздохнув, он подошел к кладовке, чтобы достать обед, и тут луч фонарика в его руке стрельнул под потолок, и Коля увидел над дверью кладовки еще одну маленькую закрытую дверцу. Точно, здесь же была еще и антресоль! Вроде бы Наташины родственники перед отъездом доставали оттуда какой-то хлам, но может быть, там еще что-нибудь осталось? Например, книги - не военные, а нормальные, которые могут читать по-настоящему добрые и порядочные люди, такие, как Коля с Натой.
За обедом Коля прикидывал, сможет ли он бесшумно придвинуть к кладовке кресло или лучше принести туда более легкую, но хлипкую и ненадежную на вид тумбочку. В конце концов, он остановил свой выбор на кресле, и всю вторую половину дня оно медленно "ехало" из комнаты в коридорчик с кладовкой, заставляя Колю вздрагивать при малейшем скрипе. Но зато когда он смог, наконец, забраться на спинку этого кресла и открыть дверцу антресоли, он почувствовал себя героем, совершившим великий подвиг.
Правда, на антресоли было пусто - хозяева выгребли оттуда все. Осветив фонариком пустое пространство, в котором не было ничего, кроме пыли, Коля слез с кресла и слегка отодвинул его от двери кладовки, чтобы достать очередную порцию еды.
После ужина он в мрачном настроении потащился на неудобный диван, безуспешно пытаясь придумать себе занятие на завтра. А ночью ему снова снились бегущие за ним люди в форме и звенящий Наташин крик: "Каждый военный - бандит и убийца! Я отреклась от своего прадеда-ветерана, я отреклась от матери, которая считала его героем, и я отрекусь от тебя, если ты не спрячешься!"
В том, что она и правда это сделает, Коля не сомневался ни минуты. Он сам был свидетелем ее ссоры с матерью много лет назад и знал, что с тех пор они не общались. А еще он слышал ее телефонный разговор с Валерой, их общим другом, который позвонил сказать, что ему пришла повестка, и спросить у Наты совета о том, как собрать аптечку. Наташа тогда и слушать ничего не стала о том, что он вовсе не хочет воевать - сразу крикнула в трубку, что ни за что не станет помогать бандиту и убийце даже советом. И Коле, который заикнулся было, что он их друг, которому страшно не повезло, и что пока он точно никого не убил, она напомнила, что защитников убийц рядом с собой не потерпит.
Он не стал защищать Валерку и созваниваться с ним тайком от жены. И сам не стал дожидаться повестки, спрятался, как Ната и хотела. Ей не в чем было его упрекнуть, она не бросила бы его - эта мысль помогла Коле немного расслабиться и снова уснуть.
Третий день, судя по всему, был пасмурным: сквозь занавески не проникало ни единого кванта света, и из-за окна не доносилось ни звука. Коля долго лежал, все собираясь встать и сделать себе завтрак, но не мог заставить себя даже пошевелиться. Потом из-за стены послышались приглушенные крики - то ли там ругались соседи, то ли работал телевизор - и он все-таки поднялся с дивана, подошел вплотную к стене и попытался понять, что там происходит, но шум, как назло стих, и как он ни прислушивался, больше ему не удалось уловить ни звука.
Следующие дни слились в сплошной темный поток времени, прерываемый сном, едой и, изредка, шумом, доносящимся то с улицы, то с лестницы, то из-за стены. Вроде бы на восьмой или девятый день Коля сообразил, что можно спать не на бугристом диване, а на полу, вытянувшись на одной половине одеяла и укрываясь второй - это оказалось намного удобнее. Еще через шесть или семь дней после этого он попробовал читать учебник физики, и хотя в школе у него всегда были пятерки по этому предмету, с удивлением обнаружил, что не понимает почти ничего из написанного в книге. А спустя еще какое-то время в квартире стало заметно холоднее, так что он передвинул свою постель из одеяла к самой батарее и стал есть и пить кофе, сидя возле нее и прислонившись спиной к ее горячей поверхности.
Он еще несколько раз принимался за учебник, но, в конце концов, бросил это безнадежное дело. Он попробовал все-таки взять одну из книг про войну, но успел прочитать лишь первую страницу, как лампочка в фонарике начала тускнеть, и теплое желтое пятно света, которое она оставляла на странице, перекрасилось в оранжевый цвет. Испугавшись, что скоро в фонарике сядет батарейка и он останется в полной темноте, Коля выключил его, отложил книгу и завернулся в одеяло, как в кокон, решив еще немного поспать - с каждым днем он спал все больше, но это его даже радовало. Кошмары ему теперь снились все реже, а время во сне проходило быстрее и незаметнее.
Днем он иногда усаживался у стены, общей с соседней квартирой, и прислушивался к доносящимся оттуда звукам. Разобрать слова, когда живущие в этой квартире мужчина и женщина разговаривали, было почти невозможно, но так подслушивать было даже интереснее: Коля пытался угадать, о чем они говорили, по интонации, представлял, что они при этом делают, как смотрят друг на друга, какая в их квартире обстановка...
Был вечер - потому что незадолго до этого Коля поужинал - но с улицы проникал свет, и это было немного странно. Наверное, во дворе повесили яркий фонарь, решил он, закрывая глаза, и тут из-за окна раздались уже хорошо знакомые ему детские голоса. "Это Рита... и Эдик... Ната выпустила их погулять... - пронеслось у него в голове. - Хотя откуда им здесь быть, мы же живем в другом районе?.. Да неважно..."
- Падай, падай, ты убит! - кричал на улице звонкий мальчишеский голос, и эти вопли сопровождались треском игрушечного автомата.
Нет, это не мог быть Эдик... Эдику однажды подарили игрушечный пистолет, и Ната тут же выбросила его в мусоропровод и выгнала подарившую его подругу вон. А потом долго кричала сперва на плачущего Эдика, что если он станет бандитом и убийцей, она отречется от него, а потом на Риту, что если она захочет замуж за военного, то Ната ей больше не мать. Рита тогда тоже расплакалась и долго обещала Наташе, что ни за что никогда даже не посмотрит ни на одного солдата.
Но если на улице играл не Эдик, то кто же это был? Что это был за ребенок, откуда он взялся там ночью? Коля вылез из-под одеяла, подошел к краю окна и осторожно отодвинул штору в сторону - совсем чуть-чуть, чтобы выглянуть на улицу только одним глазом. К его удивлению, там было светло. Был день, светило солнце, и на площадке бегали двое мальчишек с тарахтящими игрушечными автоматами. Среди них не было Эдика, и нигде поблизости не было Риты, и Наты тоже не было... Но она запретила Коле выглядывать на улицу, так что он быстро выпустил занавеску и вернулся на расстеленное на полу одеяло. Нельзя было выглядывать, его могли заметить, на него могли донести, за ним могли прийти, чтобы сделать его бандитом и убийцей - а этого нельзя было допустить, потому что тогда Ната развелась бы с ним и забрала бы детей.
Больше Коля не смотрел в окна. Он старался даже не прислушиваться к тому, что происходило за пределами его убежища, ни на улице, ни у соседей, хотя это было сложно - он спал у самого окна, так что от уличных звуков было никуда не деться. Но потом батареи вдруг стали холодными, и он перетащил одеяло на середину комнаты, откуда все было слышно уже не так отчетливо. А чтобы не скучать, он придумал себе новое занятие - царапать случайно найденным на полу гвоздем плитку паркета, пытаясь проковырять в ней дыру.
Ночные кошмары к тому времени прекратились вовсе - он спал без сновидений, а когда просыпался, чувствовал себя довольным и умиротворенным. Только иногда его охватывало беспокойство - если он, думая о Наташе, вспоминал не приятные моменты из их жизни, а те случаи, когда она спорила с кем-нибудь о войнах и сердилась. "Если на страну нападают, единственный правильный вариант действий - сдаться! - как наяву слышал он ее пронзительный голос. - Простым людям, жителям городов, абсолютно все равно, флаг какой страны развевается над городской администрацией! Если не сдаться, многих убьют, а еще больше людей станут бандитами и убийцами, защищаясь от врагов, это могут допустить только такие же бандиты и убийцы!"
Когда на Колю накатывали эти воспоминания, он старался напомнить себе, что сам он не такой. Что Ната выбрала именно его, а не тех, других парней, которые, в отличие от него не стали косить от армии. Что она ждет, когда все закончится и их семья сможет воссоединиться. А потом он улыбался в темноте и снова проваливался в сон.
Работа с паркетом тоже потихоньку продвигалась - первую плитку он ковырял гвоздем долго, но после того, как она оторвалась от пола, дело пошло быстрее, и вскоре в центре комнаты уже образовалось большое "пятно", лишенное деревянного покрытия, которое постепенно расширялось во все стороны. Коля даже уже начал задумываться о том, что ему делать, когда он отковыряет от пола весь паркет - может быть, займется обоями?
Дни по-прежнему иногда бывали темными, а ночи светлыми, в квартире после отключения батарей долгое время было холодно и промозгло, но потом потеплело, а еще через какое-то время опять стало прохладно. Это Колю не беспокоило, но в один прекрасный день - тоже почему-то темный - он полез в кладовку за едой и обнаружил, что ему приходится низко наклоняться, чтобы взять упаковку лапши. Он включил слабо горевший фонарик и увидел, что еды в кладовке осталось совсем мало - упаковки были уложены всего в два слоя. Хотя, по расчетам Наты, все должно было закончиться, когда Коля, в худшем случае, съест половину содержимого кладовки. Она перестраховалась, привезя в квартиру намного больше еды, а значит, получалось, что он прожил в укрытии гораздо дольше, чем они планировали.
"Почему же Ната не приехала раньше? - думал Коля, руками выгребая из упаковки остатки еле теплой лапши. - Она же обещала навещать меня хотя бы раз в пару месяцев, если все затянется, а я, получается, уже больше полугода здесь... Или меньше? Ничего, значит, она уже точно скоро приедет. Надо бы к ее приезду снова начать бриться и зубы чистить..."
В тот день, когда батареи снова стали горячими, Коля обнаружил, что у него осталось совсем мало еды - коробок с лапшой и хлопьями было меньше, чем у него пальцев. Он решил, что станет есть только один раз в день - тогда у него будет шанс все-таки дождаться Нату. Хотя теперь он уже не очень верил, что она приедет за ним.
"Ей мог представиться случай уехать с детьми в Европу, - думал он, вылизывая упаковку из-под хлопьев. - Возможно, надо было делать все быстро, сразу хватать детей и бежать в аэропорт - она не стала бы упускать шанс спасти Риту и Эдика, чтобы проведать меня. Но она могла попросить кого-нибудь съездить сюда и принести мне еще еды... Или выпустить меня... Нет, она бы не бросила меня здесь вот так, она бы забрала меня с собой! Неужели с ней что-то случилось, неужели она заболела тяжело или под машину попала, и поэтому не приезжает?"
В тот день, когда в кладовке осталась последняя пачка лапши, Коля услышал доносящиеся с лестницы громкие мужские голоса и в ужасе затаился под одеялом. Его все-таки вычислили, за ним все-таки приехали! Его заберут, его заставят убивать - и Ната с отвращением шарахнется от него, если они когда-нибудь встретятся. Нет, этого нельзя было допустить!
Он вскочил, бросился, спотыкаясь о выдранные из пола паркетные плитки и пустые упаковки из-под еды, к кладовке, придвинул к ее двери стоящее чуть в стороне кресло и, несмотря на то, что в последнее время у него особенно сильно болели и плохо гнулись все суставы, довольно ловко и быстро забрался на его спинку, а затем, подтянувшись на руках, влез на антресоль. Со стороны входной двери послышался стук, а потом щелчок замка, и Коля, закрыв за собой дверцу антресоли, сжался в комок в тесном, напоминающем гроб, пространстве. Его не найдут, его не должны найти! Не найдут и не сделают убийцей...
- Черт, ну и вонь! - донесся до него один из тех голосов, которые он слышал через дверь. - Эй, здесь есть кто-нибудь?
- Может, он тут помер уже? - спросил второй голос.
- Не, тогда бы здесь по-другому пахло, уж поверь... - проворчал первый, и Коля услышал приближающиеся шаги. - Эта дура, бежавшая в Финку, написала, что оставила ему целую тонну еды, он не должен был...
- Его нигде нет. Может, сбежал и в другом месте спрятался?
- А как он мог сбежать - ключей от двери нет, в окно не выпрыгнешь, четвертый этаж... Эй, Николай, выходите - мы больше не воюем, вас никто не тронет!
Коля сжался еще сильнее, словно стараясь стать как можно меньше и незаметнее. Конечно, это ложь, и конечно, он не такой дурак, чтобы в нее поверить! Он не выйдет, он дождется, пока эти бандиты и убийцы уйдут, а потом спустится и заберет упаковку с едой. Если разделить ее на несколько маленьких порций и есть каждый день по одной, он дождется Нату...
- Николай, я из МЧС. Ваша жена весной эмигрировала в Финляндию, - продолжил один из незваных гостей. - А сегодня написала оттуда хозяевам этой квартиры, что вы тут прячетесь. Они вызвали нас, и сами тоже сюда едут, выходите!
- Ну-ка, что там за креслом? - услышал Коля второй голос, а затем тяжелое кресло с грохотом отпихнули в сторону. - Хм, пусто... Мусор один...
- А чего кресло тут стояло? Смотри, там наверху дверь! Он там прячется, зуб даю! - кресло снова загрохотало по паркету, и Коля понял, что Нату он не дождется.
Можно было попытаться наброситься на этих двух парней, выпрыгнуть на них сверху и попробовать прорваться к выходу из квартиры. Они бы опешили от неожиданности, и у Коли был бы шанс сбежать.
Но тогда Ната все равно назвала бы его бандитом и убийцей и ушла бы от него. Поэтому он продолжил неподвижно лежать, скрючившись и прислушиваясь к доносящейся снаружи возне.