Миррэй Фианит Копосова А.А : другие произведения.

Аэтернус Сомниорум Кровавый Закат, или Мир для Людей! Книга 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда стремление изменить мир выходит за рамки дозволенного, вспыхивает пожар войны, а во что он выльется, остается ведомо лишь эмпиреям, что бесстрастно взирают на творимое со своих незримых тронов. год написания 2019 Хоррор, Эротика
   *Миррэй Фианит*
  
  ***
  
  *Аэтернус сомниорум*
  
  ***
  
  *Кровавый Закат, или Мир для Людей*
  
  ***
  
  Когда стремление изменить мир выходит за рамки дозволенного, вспыхивает пожар войны, а во что он выльется, остается ведомо лишь эмпиреям, что бесстрастно взирают на творимое со своих незримых тронов.
  И когда он пожирает все континенты, то приходит время делать выбор и решать, что важнее: свое личное будущее или мир и покой в жизни всех и каждого, кто когда-либо жил или будет жить на планете.
  И уже от этого выбора и будет зависеть, как лягут карты и к кому повернется фортуна: к человечеству, к серафимам или ко всем сразу...
  
  ***
  
  *Книга 3*
  
  ***
  
  *Пролог*
  
  ***
  
  *Квантовый век*
  *Гринвуд*
  *За 1000 лет до Пробуждения*
  
  ***
  
  Ночь улыбалась. Улыбалась улыбкой богини...
  В камине пылало пламя.
  Жрецы стояли кругом. Стояли, смотря в кипящую черной кровью, древнюю золотую чашу, стоящую на покрытом алой тканью алтаре.
  Их глаза заполняла ночь. Слышался чей-то призрачный и безумный смех. Смех, звенящий на разные лады хором множества голосов: детских, женских, мужских...
  Они то пели в унисон, то плакали, заходясь в крике, то смеялись, переходя в шепот и угрозы. Стены и своды замка дрожали. В зале творилось великое колдовство. Мир ждали великие перемены. Эфемерная тень скользила по кругу. Скользила, раня реальность летучими лоскутами своего эфемерно-черного и при этом совершенно невесомого и нематериального платья.
  Она заглядывала в лица священнослужителей. Заглядывала и продолжала улыбаться. Продолжала улыбаться улыбкой полной смерти и яда разочарований. Старший жрец, подойдя к чаше, поднял над головой кинжал. И подняв его, со всей силы погрузил в чашу. Погрузил, выкрикнув какое-то гротескно-монументальное проклятие, что густым черным туманом хлынуло от него во все стороны и заволокло зал. Заволокло, а затем улеглось, погасив многочисленные свечи, стоявшие в нишах и альковах полуразрушенного храма, в коем и творилась месса. Сверкнуло. Тени на миг погасли, умерев в потоках этого безумно чистого света. Субстанция, заполнявшая чашу до краев, словно бы взорвавшись, брызнула во все стороны, закружившись багрово-черными смерчами. Лезвие атама полностью почернело, а в глаза жрецу заглянула первозданная тьма. Заглянула, чтобы навечно остаться в них, омрачив его лицо своим серым пеплом, перерастающим, в тлен и безысходность. На ее выточенном из мрака лице, пронизанном всполохами разрядов и клубами невесомого черного дыма, алела багровая улыбка чистого безумия. А залитые первородным огнем глаза выжигали, пожирая саму душу.
  Первосвященник ответил ей влюбленной улыбкой, а после безумно рассмеялся, полностью падая в открывшиеся для него бездны мрака и силы. По его белому, как мрамор, лицу заструились, заползали, вырисовывая узор сложной татуировки, черные рунные змейки.
  Он смеялся, а его глаза из коньячно-карих становились обсидианово-фиолетовыми, расчерченными вертикальным багрово-стальным зрачком, в котором, казалось, бушевало пламя самой преисподней.
  Он продолжал смеяться, а тьма кружилась вокруг его тела. Кружилась, облекая своей силой и меняя в нем все, каждую клеточку его тела, каждую крупицу бытия.
  'Наше время пришло, собратья! Настал час дать бой!
  Мы сравняем с землей мир этих выскочек, что на заре времен явились в наш мир! Мы изгоним их из Зестирии!
  Мы очистим от их благодати наш Мидганд! Этот мир существует только для нас - Людей! В нем нет места тем, кто называет себя серафимами! К оружию, братья! К оружию! Идемте и положим конец этому вековечному противостоянию!' - воскликнул глава ордена, выдирая атам, ставший источающим тьму мечом, из чаши и вскидывая его вверх над головой.
  Его поддержал единый хор пропитанных злобой голосов, а тень продолжала улыбаться. Она продолжала парить в зале, ласково касаясь лиц аколитов и обвивать своими гибкими руками шею главы ордена, появляясь за его плечами, уходящим в надзвездную ночь плащом.
  Ее мечта начинала сбываться. Вызов был брошен, и закат, окрасившись кровью, взошел над миром, что отчаянно желал принадлежать только одной расе - Людям.
  Битва за место под солнцем началась. Начался новый вальс стихий. Пришло время кровавого заката взять свое, окрасив мир в багровые тона вселенского разрушения, великая битва добра и зла взяла новый старт, придя на землю в обличье первородной тьмы, что во все времена желала лишь одного: смерти и разрушения. Время пришло. Битва началась, а вот закончится ли она когда-либо, этого не знало даже само время...
  
  ***
  
  'Разбитого сердца раны - змеиным подобны клыкам...
  И блекнет во мраке разум, поддавшись печали сквозь ад...
  Все блещет слезою пламя от осколков, пролившихся в чан...
  Слезы зеркальными змеями все бегут без конца по щекам...
  И в самые разные стороны уносится вихрем душа.
  Бушует магмою море. Окрашена в сумрак земля.
  
  И черное ночью солнце горит сквозь времен глаза.
  Все блещет звезда-чертовка, одетая кровью сердец.
  Пылает, ей вторя, в небе красотка бессонных ночей.
  Луна изначального времени глядит на идущих людей.
  И злато, окрасившись кровью, сияет в иллюзии дней.
  Война не прощает виновных, осколки крадя их мечей...
  
  На черном от ужаса взморье пылают огнем паруса.
  Танцуют стихии безумно, собой прославляя века.
  Пылает, вздернутый в небо, алый от крови стяг.
  И каждый на свете знает, кто его главный враг.
  Боль бесконечно кусает, раня в сердце живых.
  Но небо, оно не прощает проклятых, но не живых...
  
  Оно проклинает, рыдая, проклятия шля живым.
  Ведь даже оно страдает, весь ужас в себе воплотив.
  И брезжит, разорванный в клочья, алой чертой горизонт.
  Он знает, что прошлое все же само не проходит порой.
  Безмолвно внимает небо. Все плачет слезами дождь.
  Ведь в пепел разбитому сердцу порою совсем не помочь...
  
  Пылает любовь и разлука, разрухой пронзая глаза.
  И черная призраков скука скрепами скрепляет года.
  Зло неизбывною злобой, в образе волка войны,
  Идет по тропе из орудий, окрашенных тенью зимы...
  Идет, незаметно петляя по алой от крови листве,
  Что тьмою из сердца пылает, росою горя на клинке.
  
  Идет, исчезая беспечно, с собой уводя навсегда
  Тех, кто сгинул бесследно, кого стылая тьма забрала.
  Реки текут из туманов, пылая огнем исподволь,
  Ведь месть все ж порою желанна, как алая в чаше кровь...
  Гнев потушить может только чистая сердца любовь,
  Но все же, всё в мире безтолку, ведь разлюбить может даже любовь...
  
  Мир может изменчиво очень предстать пред глазами весны,
  И в облике милой воровки похитить из сада цветы.
  А жизнь, как плутовка-змея, как ворожея времен
  Играет, порою, чертовка, смеясь, крадя у себя...
  Все так же, играя в безумство, дарует себя всем другим,
  А пламя, сияя все ярче, восходит над миром сквозь дым...
  
  Зарею оно пылает и плачет огнем роковым.
  Кровавым Закатом одевшись, горит сквозь осколки и миф.
  Снов золотые рулады, как дымка ушедших времен.
  Звучат, словно песня снаряды, собою украсивши мир.
  И там, на границе восходов, на перигее времен
  Застыли в танго исходов - двое, творящие вновь...
  
  Им не нужно, поверьте, ни слов, ни житейских проблем...
  Лишь танец над бездной из скорби, что танго зовется времен.
  Им так отчаянно нужен безумный танец стихий,
  Что опьяняя бездумно, уводит за грань и за мир...
  Над лезвием, что как алмаз, они все танцуют безнравно, роняя печаль сквозь туман,
  А в сердце сияет жарко жестокий огонь из их ран...
  
  Сияет забытым тем светом, что ранит холодным огнем,
  И душу терзает ответом, всегда быть собою, даже сквозь вечности сон.
  И розы, омытые кровью, все расцветают в ночи...
  Царица, в обличии Ночи, свои разбивает сады...
  Все вертится танец священный. Все вечная битва идет...
  Ведь две стороны Мироздания, в сражении Время куют...'
  - шептали небеса.
  
  *Вендетта 1*
  
  ***
  
  *Квантовый век*
  *Лейк*
  *За 1000 лет до пробуждения*
  *Война*
  
  ***
  
  Переведя дыхание и прижавшись спиной к шершавой, влажной от дождя стене, Миклео взглянул в небо. Тучи сгущались. Темнело. Все сильней и сильней редкие, злющие молнийки одиночными, боязливо-грохочущими разрядами расчерчивали небосвод. Собравшись с силами и перехватив жезл поудобнее, серафим на миг выглянул за угол, а затем вновь вернулся в укрытие, сжав зубы. По улице суетливо сновали вооруженные группы людей. То тут, то там слышались крики, раздающие команды и указания. Повсеместно звучали редкие взрывы шальных снарядов и бьющей откуда-то с высоты снайперской картечи. Отблески пламени от, разыгравшегося не на шутку пожара, безумными тенями скользили по закопченным стенам и выбитым стеклам домов Лейка, что клыкастыми пастями взирали на залитую революцией улицу ночной столицы Хайленда.
  Миклео нахмурился, сведя в раздумье брови.
  Он напряженно думал, размышляя о сложившейся ситуации. Думая, он отчаянно пытался понять, как подобное, вообще, могло произойти? Что стало причиной, приведшей к столь печальному развитию событий? Почему, вообще, все это произошло? Может, это было не простое стечение обстоятельств, а чья-то вина? К сожалению, он не знал наверняка, и все его гадания были пусты, равно как и, поливающий сейчас Лейк, дождь. Вновь тяжело вздохнув, он сосредоточился на окружающей его действительности. Вода послушно отозвалась, услужливо посылая видения всей карты местности и происходящего в городе действа.
  Миклео, почти перестав дышать, закрыл глаза.
  Он выровнял дыхание, почти остановив его и подавив все чувства. Вся его природа, все естество в этот момент были отданы его стихии.
  Серафим слушал воду.
  Он слушал мир. Слушал саму войну...
  Образы людей, размытые и дрожащие, возникали перед его внутренним взором, постоянно меняясь и перетекая из светлых структур во все более темные и пропитанные недоброжелательностью.
  Малевонтность в Лейке значительно окрепла и ничего, кроме раздражения, обиды, грусти, тоски и разочарования, происходящее в его сердце не вызывало.
  Миклео слышал их. Слышал и видел...
  Видел, как течет по их венам кровь, как бьется в них пламя жизни и как оно окрашивается в черные цвета, поглощая их человеческую природу и неотступно обращает их всех в, столь ненавистных сердцам серафимам, хеллионов. От душевной и физической боли Миклео еще сильнее сжал пальцы на жезле и прикусил губу.
  Недоброжелательность усиливалась. Тьма в людях крепчала. Крепчала и понемногу брала над ними верх, вырывая их из реальности, превращая в кровожадных и гротескных чудовищ, что жили, руководствуясь только одной идеей пожрать саму первопричину жизни.
  Открыв глаза, Миклео с холодной решимостью посмотрел перед собой во тьму проулка.
  Он знал, что должен был сделать, и он собрался пойти на это, решив все свои проблемы радикально - раз и навсегда, коль уж все остальные средства оказались бесполезны и неэффективны.
  Его одежда постепенно пропитывалась кровью. Ранения давали о себе знать. Зло усмехнувшись, он вновь обратился к воде. Обратился, отдавая ей свой немолчный приказ: слушаться своего лорда, стать единой с ним, выполнять все, что он прикажет...
  Он использовал уже не только воду...
  Он использовал свою собственную кровь...
  Кровь серафима воды, что делала его стихию еще сильнее и безжалостней к его врагам. Переняв дар иллюзии у Симонны и часть силы ветра у Завейда, и крупицу пламени Лейлы, он призвал шторм, создав кровные иллюзии, несущие в себе частицы его собственной души.
  Миклео знал, сейчас его друзья и коллеги сражаются. Сражаются с еретиками, не щадя своих жизней...
  Бетельгейзе и Андромеда вместе с Плутоном, Денебом и Симонной были в западном районе Лейка.
  Завейд и его группа - в восточном.
  Лейла вместе с Эдной и Айзеном была в генштабе, откуда и руководила обороной города.
  Пастыри сражались. Сражались не на жизнь, а насмерть.
  Они сражались за свое будущее и будущее серафимов.
  Они сражались за их общий мир. За мир, который так страстно желал подарить им Сорей. Мечтал, погрузившись в вечный сон очищения.
  Миклео понимал, что они сражались за мир, который Сорей так и не увидел...
  Не увидел, ведь он все еще спал...
  Спал, отдавая всему миру свою сияющую душу. Окончательно решившись и буквально одевшись в безумие шторма, создавая тысячи стрел изо льда и воды, призывая небесные молнии, Миклео вышел из-за угла. Вышел, мгновенно попав под град плазменных выстрелов. Его спектральный плащ, созданный им уже практически на автомате, оказался бесполезен. Очки ночного виденья и тепловизоры видели сквозь серафимические артемы. Но все же на этот раз это его не остановило...
  Вокруг его тела уже была броня...
  Броня, созданная его стихией. А гнев...
  Праведный гнев Великого Владыки Вод придавал ему сил. Сил, стереть с лица земли все несовершенное и пропитанное злобностью, и террором. Разряды бластеров обиженно разбивались о силовое поле, а он шел...
  Шел вперед...
  Шел, вновь оправдывая свое проклятое имя - Энфорсер...
  Он шел вперед, воплощая собой саму смерть...
  Он шел и земля под его заиндевевшими, покрывшимися ледяной коркой сапогами, окрашивалась кровью. Полы, ставшего полупрозрачным, лазурного плаща развевал, злой от ярости серафимов, ветер. Развевал, превращая фалды в могучие драконьи крылья...
  Миклео понимал - он на грани превращения в Дракона, но знал, что даже став им, он все равно будет защищать то, что было дорого его сердцу.
  Он будет защищать мир, за который Сорей отдал свою жизнь, даже если ценой за спасение Лейка станет уже его собственная...
  Он помнил свое обещание...
  Помнил, что пообещал Сорею сделать этот мир лучше. И он выполнит это свое обещание. Сделает это, даже если и не дождется столь желанного его сердцу пробуждения друга.
  Миклео шел вперед, а члены ордена 'Кровавого Заката' продолжали стрелять...
  Взрывы алыми цветами окрашивали улицы Лейка, а клубы черного, как ночь дыма, смешиваясь со стальными струями дождя, дымкой печального безмолвия, словно саваном черной смерти, закутывали Лейк в свои кружева, погружая его в пучину отчаяния...
  На щеке серафима замерзла слеза, внезапно разлетевшись хрустальными искорками. Миллиарды ревущих молний ударили одновременно, устремившись вниз, с рыдающих от неизбывного горя небес...
  Вода в озере закипела. Все поглотил замерзающий на глазах пар...
  Битва обещала быть долгой...
  
  
  ***
  
  'Безумна песнь души разбитой болью... Цветут цветы, одевшись жизни штормом...
  Горит огонь, сжигая естество... И только небу вечно все равно!
  Слагают строки прошлого поэты, а мир кричит всегда одно: 'Вендетта!'
  Он не желает в рамках жить! По правилам, по счету...
  Желает уничтожить жизнь, перекроив судьбы слепой работу.
  
  Как катафалк минувших дней, летят стальные в небе птицы...
  Им не дано среди ветвей из счастья гнезда свить.
  Они уж свиты из камней, из тьмы и мрака, и костей, что на войне святой сложили чьи-то дети.
  Все бьется пламя в тьму дверей, преобразившись из пера жар-птицы
  И говорят всё небылицы наивным крохам старики, на мир глядя из призрачной светлицы...
  
  Вода сметает города... В пучину все ж погребена: свобода воли и деяний...
  Повсюду смерть, повсюду бой... Идет война в обличье диком...
  Все стало серою рекой, в которой затерялись все обличья.
  На баррикады из теней, одетые в осколки дней, взошли хранители вселенной...
  Взошли, отринув в прошлое себя... Взошли, забыв чему равна мечта...
  
  Сложив в душе любви слова, под стяги будущих свершений, объединив времен уменья,
  Закрыв глаза на зло сердец, они пошли во тьме искать Ответ...
  Ответ, ценою равный Мирозданью... Они пошли во мрак, платить за плод святой познанья...
  Пошли платить за право в этом мире жить, чтоб бескорыстно жизнь любить.
  Теперь неважно уж ничто: кто человек, кто бог, кто демон...
  
  В одной когорте наваждений, сжимая ствол ружья в руке, бросая в ночь скупые взгляды
  На пролетевшие снаряды, сквозь боль сердец глядят они...
  Глядят, страдая в сердце вечно, под касками храня отвагу, стать, надежды стяги...
  Они решили просто так великий бой затеять с мраком, ведь жизнь - она ценнее всех наград...
  Ценнее золота, смарагдов. Лишь победитель будет прав, а проигравший вечность будет плакать...
  
  Бушует пламя роковое... Течет во тьме живое море...
  Огонь горит, сверкает свет, и молнии венчают брег...
  Все тонут корабли в пучине, ведь правят бал здесь серафимы...
  Когда в бою сошлись сердца, то идеалы бытия решили разыграть спектакль...
  А получился лишь бардак... И кровь, окрашенная тьмой, украла враз у всех покой...
  
  Одевшись в тьму и в мрак столетий, родив безумье всех тысячелетий,
  Не раз, не два продавши жизнь, хранители держали мир...
  Но тьма безумием полна, народ людской свела с ума...
  И разделился мир на два... Одни желали только света...
  Познать в блаженстве сладость лета...
  
  Другие мрак алкали лишь... Желая уничтожить мир, что подарила им судьба... Свобода воли их ушла... Они стремились превозмочь святой судьбы немую ночь...
  Ведь свято верили сердца: лишь для Людей живет Земля!
  И места в царстве в этом нет для тех, кто видел первых дней рассвет!
  Великий гнев, обида, боль в душе их разожгла войны святой огонь...
  
  И потому цветы цвели, огнем войны круша мечты...
  Пылали в тьме святой века... Все города сожгла война...
  Сожгла, одев иллюзии из снов, на трон печали вновь и вновь всходили гении судьбы...
  Их называли 'Короли', но век недолог все ж их был ...
  Ведь не хранили небеса от зла земного их сердца...
  
  На побегушках у войны сложили головы они...
  Любовь в своих сердцах тая, исчезли боги, как волна...
  Переменились имена... Иная жизнь тогда пришла...
  Иллюзий полон мирный дол, бушует штормом легион...
  Идет война святых народов, за то, кто нынче равен будет богу...
  
  И править должен миром кто? Кто? Человек иль Божество?
  Кипит в котле войны вода... Она как ночь - алей костра...
  Бушуют ярость и дурман... Закат отчаяньем всех пьян...
  Все льется кровь за окоем, а сердце все в любви живет...
  И брезжит свет, во тьме горя, сжигая тьму - мир не щадя...
  
  Любовь одна лишь мир спасет... И чудо светлое вернет, когда падут все цитадели...
  Свободны будут в бездне звери, но до того твориться будет ад...
  И будет всякий все ж не рад, что бой начат священный...
  Гореть пылая будет свет... И будет битвой полон век...
  Добро и зло сойдутся в схватке, но будут оба хороши... Ведь идеалы Мирозданья
  Для Всех Всегда - Равны!'
  - слышалось в стоне ветра...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 2*
  
  ***
  
  *Квантовый век*
  *Марлинд*
  *За два месяца до начала войны*
  
  ***
  
  Лэндон в очередной раз неверяще взглянул в бинокль. Количество хеллионов поражало, но больше всего его пугал даже не сам факт их присутствия, но люди, свободно с ними взаимодействующие...
  Он отложил устройство и потер переносицу. Ситуация начинала его порядком раздражать. Он и его группа уже почти месяц вели террористов и как итог вышли на их логово, а вернее, в нем оказались...
  Хеллионы...
  Целое море хеллионов...
  Капитан, зло, сжав зубы, перевернулся на спину, вонзив усталый взгляд серых глаз в холодное ночное небо, с которого на него бесстрастно поблескивали одиночные гвоздики звезд. Материализовавшаяся радом Целестия, неодобрительно на него посмотрела, но все же, смолчала. В ее багровых глазах в буквальном смысле бушевало пламя. Ведь как бы то ни было, но она была огненной серафимой и это иногда мешало. Мешало, ведь импульсивность этой стихии была известна всем и каждому. Капитан не был исключением, испытав праведный гнев своей парии на своей, прожженной временем, шкуре.
  'Ну, что смотришь? Думаешь, я не понимаю, что мы в полной заднице? У нас тут по моим подсчетам не меньше полусотни падших и около восьми тысяч хеллионизированных. Это полная засада и я понятия не имею, как мы из всего этого дерьма выбираться будем!' - зло, сощурив сине-сиреневые глаза, произнес Лэндон, повернувшись к компаньонке.
  'М-м-м...
  Ты вот тут лежишь, прохлаждаешься, хема считаешь, а я думаю, что нам нужно действовать и накрыть это осиное гнездо одним махом! Накрыть его, пока они нас сами не засекли и не прикрыли уже нашу конторку!' - произнесла девушка, всмотревшись вдаль и словно покрываясь язычками пламени, что задорно заискрились в ее причудливых, разноцветных волосах. Некоторые пряди, раскаляясь, приобретали ярко багровый оттенок, часть переходила в белый и золотой, а часть упорно отливала непроглядной тьмой, в которой назло всем и на зависть ее подругам поблескивали отнюдь не искорки костра, а далекие и немного нахальные звезды, некогда украденные ею с седого небосвода.
  'Нет, Целестия, это плохая идея.
  Мы разведчики, а не опера. К тому же все слишком серьезно. Нам потребуется помощь. Лучше целая дивизия и желательно не одна! Нужно будет сделать запрос в главный штаб. Думаю, в Лейке все просто счастливы будут! Ох, чует мое сердце, полетят погоны вдоль по мостовой!' - нервно рассмеявшись, вновь произнес капитан, пристально взглянув на серафиму.
  Целестия вновь промолчала, возмущенно-ехидно и чуточку обиженно стрельнув в него глазами, а затем и вовсе растворилась в воздухе, скрывшись в глубине сердца своего сосуда. Ожидание ее убивало.
  Она ненавидела сидеть в засаде и часами ждать на море погоды. Будучи огненным серафимом, она жаждала действа и действа немедленного, а Лэндон...
  Лэндон дать ей этого не мог, но она не собиралась оставлять его. Не собиралась, ведь как бы то ни было, но она все же любила своего Пастыря. Любила и не намеривалась его никому отдавать или, тем более, делить.
  Она решила сделать все, чтобы стать для него единственной. Стать его самой прекрасной и не проходящей любовью, и как ни странно, но у нее получилось...
  Лэндон действительно любил ее. Любил свою веселую, задорную подругу, что не раз и не два вытаскивала его из буквально безвыходной ситуации. И даже сейчас, попав в столь сложное положение, оказавшись в стану врага, ни он, ни его возлюбленная не унывали. Ведь они оба знали: из любого лабиринта выход есть всегда, а если его все же нет, то они сами сделают его, проложив путь к спасению - в свое прекрасное светлое будущее, что всегда искрилось в глубине ее искрометных глаз. Глаз, пылающих то небесной лазурью, то багровым светом адских глубин, то золотом полуденного солнца, а иногда нежным мерцанием, завораживающей души, Луны...
  Лэндон тяжело вздохнув, сел.
  Он понимал: нужно писать депешу в генштаб и чем скорее, тем лучше! Но что-то подсказывало ему, что ситуация может накалиться в любой момент и вылиться им боком, если они замешкаются. Воспользовавшись темнотой, капитан скрылся под пологом ночи, совершенно не замечая, крадущихся в лесной тени, волков-хеллионов.
  Звери чуяли людей, а серафимов даже еще лучше...
  И от этого в буквальном смысле бесенели, злобно рыча и истекая пеной.
  Они мягко ступали по, умирающей под их мощными, пропитанными скверной лапами, траве.
  Ночь задрожала и застонала, освещаемая угольками их алых глаз и длиннющих клыков. А затем ее пронзил слаженный хор их яростных голосов.
  Разведчики поняли - их явка провалилась, нужно уносить ноги, иначе к утру от них и косточек не останется.
  Хеллионы в отдалении заволновались, получив предупреждение от волков, но их погонщики удержали свое безумное стадо от опрометчивых действий.
  Удержали, сочтя, что с членами епархии разберутся волки, им не стоит марать о них свои руки. У них и так забот полон рот, и им некогда возиться еще и с помехами в виде шпионов.
  Террористы продолжили подготовку атаки на Лейк и на Марлинд. Продолжали, упиваясь тьмой, щедро дарованной им их прекрасной богиней вечной тьмы.
  Мрак в впадине Глайвенд сгущался сильней.
  Лэндон и его люди, отстреливаясь от хеллионов, скользили живыми тенями между деревьев. Время неумолимо уходило. Они должны были спешить. Должны были спешить, потому что будущее могло и не наступить...
  Ночь продолжала свою кровавую песнь, а Целестия танцевала. Танцевала, расцветив гущу леса своим всепоглощающим пламенем вечной любви. Ведь ее пламя было призвано в мир, чтобы выжигать зло, а о том, что оно могло погубить и невинные жизни, она предпочитала не думать. Ведь она жила ради любви. Жила ради жизни. И она предпочла бы стать драконом, чем потерять того, кого любила больше жизни, и поэтому ее пламя цвело алыми цветами ярости. Цвело, сжигая лес, окружающий впадину.
  Оно цвело, еще раз доказывая, насколько сильно серафимы любят людей...
  Лэндон смотрел на это. Смотрел, и на его лице цвела хмурая улыбка неизбывной печали, а в глазах плескался пожар. Пожар, сотворенный его любимой.
  Он понимал, она не виновата, это безвыходная ситуация, и это действительно единственное решение, какое только могло быть.
  Он понимал, полностью осознавая, что надежда все-таки есть. Есть, надо только сбежать от огня, и тогда...
  Тогда они, действительно, успеют. Успеют, ведь любовь и смерть, неразлучные подруги и одной без другой не бывает...
  Грустно рассмеявшись, он растворился во тьме, увлекаемый в сень лесов, ведущей его за руку Целестией, а хеллионы остались...
  Они остались ни с чем...
  Остались, потеряв свою добычу и обзаведясь подпалинами на своей, изъеденной скверной, шерсти.
  Богиня смотрела в след беглецам. Смотрела и в ее багровых глазах все сильней и сильней разгоралась ненависть к роду людскому...
  Волки завыли вновь...
  Завыли, но Лэндон и его люди уже не слышали их тоскливой серенады. Не слышали, ведь они были уже на полпути к цели.
  Они смогли - сбежали из смертельных когтей смерти, вырвались из западни, предложенной им самой судьбой и теперь...
  Теперь в буквальном смысле стояли у врат в грядущее, что уже сияло им огнями форпоста, представшего пред их взорами во всем своем грандиозном великолепии.
  Ведь как говорится: надежда умирает последней...
  В их случае умирать она отказалась наотрез.
  Начинался новый день.
  Начиналась великая война.
  
  ***
  
  'Сталь клинка одета в пламя. По глазам несется стая мыслей, чувств, эмоций, силы...
  И в броне из серафимов с искореженной душой, начинают смертный бой
  Те, кто выпили закона чашу - полную раздором...
  И теперь в красе и тлене, на неведомой арене, в пылу битвы роковой, бьются с тенью и с собой...
  
  Тьма рекой течет ретивой... Нарисована картина, тушью черной, тушью серой...
  Ало-белыми краями и узорами из стали, нарисована огнем и застывшим серебром...
  По воде бегут круги... Песнь свою поют клинки...
  Воет небо канонадой, а в руке сверкает пламя... Молнии, трепеща люто, ищут цели, ищут чуда...
  
  Лед с волной куют рассвет, а закат - сильнее всех...
  Все кричит в огне земля, вторят вечно небеса, что победа не дана и что бой еще идет...
  Потому, что весь народ, потерял свое величье и теперь, в войны обличье, бродит тенью по земле...
  Все сильней горят истоки... Льется магия сквозь сон...
  
  И поют о Рагнареке стражи призрачных времен...
  Рев драконов небо слышит... Слышат море и земля,
  А в людских сердцах дремает воля чистая огня...
  Золото сверкает в небе, брезжит ярко луч любви,
  
  Но идет война с победой, тьмой окрашивая сны...
  Бьется пламя с тьмой сражаясь... Души в тьме времен горят...
  Без конца сердца врачуют те, кто в дне всегда стоят...
  Ночь сдаваться не желает, брезжит тысячью очей, но огонь сильней пылает, он дарует смертным день...'
  - тихо шептал эфир...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 3*
  
  ***
  
  *Квантовый век*
  *Лейк*
  *За месяц до начала войны*
  
  ***
  
  Медея смотрела в окно. Небо было мрачным, а в воздухе витало беспокойство.
  Арктур спал.
  Бетельгейзе шутила, показывая Андромеде новинки из сети.
  Дафна нервно вертела в руках ручку.
  Ее что-то беспокоило, но юная Мейвин никак не могла понять, что именно...
  Медея, чуть улыбнувшись, перевела взгляд на монитор. Данные поступали непрерывным потоком. Все было в относительном порядке. По крайней мере, на первый взгляд...
  Стукнув, дверь отъехала в сторону. В аудиторию зашел Миклео.
  Серафим выглядел чуть подавленным.
  Он держал в руках целую кипу папок, что в свою очередь говорило о том, что магистры все же завалили бедолагу работой сверх всякой меры.
  'О, милый!
  Они снова злоупотребляют твоей добротой?' - ахнув, произнесла старушка, посетовав на беспрецедентный эгоизм старейшин.
  'Нет, Медея, ты ошибаешься! Это чисто моя личная инициатива!
  Мэтр Вернер просил передать тебе эти документы. Здесь все отчеты за последние несколько лет о состоянии дел в камланнском регионе и Круглолесье', - усталым голосом произнес серафим, передавая тетушке папки.
  'О, вот как...
  А я-то уж было подумала, что он завалил тебя работой курьера!' - прижав ладошку к пухлым щечкам, посетовала старушка.
  Миклео чуть улыбнулся, в его глазах мягкими звездочками заискрились веселые огоньки.
  'Что ты, тетушка! Это не так!
  Мне несложно, поверь! К тому же...' - он внезапно осекся.
  'Есть кое что поважней.
  Мне нужно будет съездить в Марлинд. Кажется, там назревает что-то неладное. Поступили множественные сообщения и депеши о внезапном росте уровня недоброжелательности и преступности в регионе. А с чем это связано, пока сие не ясно. Известно только одно: Пастыри там не справляются с возложенными на них обязанностями. Именно поэтому и требуется прямое вмешательство Магистрата', - тяжело вздохнув, произнес он, а затем взглянул в окно.
  
  ***
  
  'Алое с белым... Черное с серым... Вышитое руно...
  Будет вечность, как сталь... В сердце вечно пребудет печаль...
  И лишь слепое стекло, будет ведать на свете всё...
  Страшная будет хмарь, только все же ни капли не жаль того, что навечно ушло...
  Время пройдет, все порастет быльем...
  В новом мире, сквозь дебри снов, живая взойдет трава...
  
  Только имя свое отринь... Из прошлого жизнь сотри...
  Сам изменись и зачеркни строки святые в книге судьбы...
  Личность возьми иную, новую и живую...
  Забудут пускай все твое чудо... Не печалься, так будет нужно...
  В личине иной и в ином обличье, под звездами и под светилом,
  Жить ты должен будешь в тени, стертый жизнью из мира тьмы...
  
  Должно будет жить в темнице, что светлица станет дней,
  Потому что ад потерь мне в этот день настанет здесь...
  В день, когда из сердца рана обратится в кровь...
  И когда закат туманом выжжет все, украв любовь...
  Так забудь же все на свете, погаси огонь волшебный!
  Сделай так, чтоб все в сей вечер позабыли вечный зов!
  
  Власть земли вбери в себя, погаси в душе сиянье,
  Пусть исчезнут, расстоянья! Ждет тебя твоя судьба,
  А покуда гром не грянет, не раскроются врата,
  То в священный сад желаний не спеши, прошу тебя!
  До намеченного срока, до последнего истока,
  Будет крепко спать душа...
  
  Будет сон волшебный длиться бесконечно, как река.
  Только солнце возродится, когда проснутся небеса...
  Сотрет рука заката тени, и кровь из сердца истечет...
  В тот миг сойдутся на арене сорвавшие священный плод...
  Из тьмы и мрака измерений придет чужая духом рать,
  Придет святая сила мира судить всех, кто в чем-то виноват...
  
  Сокрой же силу! Свет сокрой! Исчезни с глаз! Не будь собой
  Ты облик светлый измени и имя мира одолжи!
  Иначе будет та война греметь, как темные века!
  Ты подожди еще чуть-чуть! Развеет грусть священный луч!
  С небес сойдет святая сила! Поверят люди в власть стихии!
  Покуда же, замкни уста! И человеком стань пока!
  
  Пускай твоя дремает власть! Держи в узде святую страсть!
  Пускай поток волны лихой, драконом спит, свой сторожа престол!
  
  У трона древнего царя найдешь ответ спустя века!
  Покуда ж, скройся с глаз долой! Живи, прошу чужой судьбой!
  Остерегайся колдовства, что тьма ночная принесла!
  Ведь чародейка-темнота в мир человеческий пришла!
  
  Проснулись боги ото сна, и битва древняя пошла в народ, взяв новый в жизни поворот.
  Спеши, покуда день горит! Иначе кровью мир умыт, увидишь из окна...
  Закат, одетый в блеск огня, пред взором оживет...
  И все поймут в тот час лихой, кто правдой, ложью век живет...
  И пусть изменятся слова, личина, словно маска, но я скажу начистоту:
  'Не бойся! Все не страшно!'
  
  И словно в самой доброй сказке, любовь сметет беду...
  А посему прошу, храни в своей душе мечту...
  И вспоминай под блеском дня ночь в городе, в котором песнь, весной звеня, немолчно пели звезды...
  Пройдут года... Минует век лихой... И снова станешь ты собой...
  Но мир иным все ж будет... И в танце времени святом вернешься снова к людям...
  Корона будет в волосах и крылья как рассвет, ведь дарит истина любовь, а счастье сотни лет...'
  - внезапно пропела Дафна и, под взглядом опешивших студентов, упала в обморок.
  Миклео подбежав к девушке, аккуратно подняв ее на руки, положил на стоящую у стены лавку.
  'Леди Дафна, очнитесь!' - обеспокоенно воскликнул он, применяя лечебный артем к ней, но девушка не пришла в себя.
  Серафим помрачнел. Что-то явно было не так...
  Нечто в ней противилось его исцеляющему искусству.
  'Это плохо!
  Мне требуется помощь! Позовите Уно и других медиков! На этот раз с ней что-то серьезное!
  Ее душа в нестабильном состоянии и отвергает поток мира!' - произнес он, вскинув встревоженный взгляд на столпившихся вокруг него сокурсников Дафны.
  Андромеда, недолго думая, убежала за помощью, а Ариадна подошла к подруге, протягивая учителю аптечку.
  'Может, все же поможет...' - произнесла девушка, неуверенно глядя на серафима.
  Миклео взглянув на мед препараты, отрицательно покачал головой.
  'Спасибо за попытку помочь, но - нет...
  Леди Дафна необычный человек. Препараты на нее не действуют или действуют из вон рук плохо. Только специализированные артемы оказывают хоть какой-то мало-мальски благотворный эффект. Но сейчас с ней, кажется, случилось что-то действительно из ряда вон выходящее!' - серьезным тоном произнес Миклео, пытаясь выровнять ток энергии в теле юной Мейвин.
  'Подозреваю, что она все же очнется сама, без посторонней помощи, если это действительно один из тех случаев...' - усмехнувшись, произнес мрачный, как всегда Плутон хмуро, исподлобья воззрившись на Миклео.
  'Надеюсь...
  Все запомнили, что она сказала?
  Мне кажется, это были прямые рекомендации. Вопрос, правда, в другом, кому они адресовались? Кто должен изменить свои имя и внешность, и стереть данные о себе? Что такое страшное должно будет произойти, чтобы потребовались подобные меры?' - ответив Плутону, спросил у всех Миклео. Студенты промолчали, теряясь в догадках.
  'По всей видимости, что-то серьезное!' - зло, усмехнувшись, вновь произнес Плутон, собирая учебники, так как урок явно был окончен, ввиду его срыва Дафной, глядя на все еще бессознательную подругу.
  Задумавшись, Миклео на миг бросил взгляд в окно, в сторону Марлинда. Смутное подозрение в его душе усилилось. Это означало только одно - проблема имела место быть и, по всей видимости, все было серьезней некуда...
  Пришедшие медики унесли Дафну на носилках. Урок был перенесен.
  Медея ушла вместе с врачами, Плутон и девушки отправились на внеочередное дежурство, ведь, если занятий не было, они были обязаны патрулировать район.
  Миклео, доложив в ректорат о случившемся, отправился в Марлинд.
  Ему предстояло разобраться со всеми своими делами, а заодно разгадать услышанное пророчество.
  Оно не давало ему покоя, ведь говоря его, Дафна неотрывно смотрела ему прямо в глаза...
  'Переписать свою жизнь...
  Вот как...
  Что ж, я сделаю как ты хочешь, но лишь тогда, когда пойму, что для этого пришло время', - негромко произнес он в пустоту, взглянув в помрачневшее небо. Начинал накрапывать дождь.
  Явно начиналась буря...
  
  ***
  
  'Лед, сверкая на клинке, пророчит будущее в боли,
  И море, полное раздором, и чашу с непролитой кровью...
  Сверкать пророчит тьма звезде, что вдруг родится в пустоте...
  
  Шептать уста немолчно будут, что скорбь в душе людской пребудет...
  Все по вине богов... И черный ветер мрачных снов навек украсть любовь решится...
  Но только все же не свершится, задуть войне живой любви огонь...'
  - пел ветер, перерастая в ураган.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 4*
  
  ***
  
  *Марлинд*
  *Время то же*
  
  ***
  
  Центавр слушал донесение.
  Оно его морально уничтожило, раздавив своим железобетонным грузом проблем. От злости он сжал кулаки. Все-таки в их время настолько огромное количество хеллионов было просто невозможно, но оно все-таки было...
  Было, и с этим требовалось считаться. Дослушав докладчика, он отдал распоряжения немедленно готовиться к наступлению на противника. Как ни как, но жизни жителей Марлинда были под угрозой. Сначала требовалось разобраться с хема, а уже затем с террористами или, с так называемыми 'потенциальными владыками бедствия' в лице таких же 'потенциально падших пастырей', ежели таковые вообще будут иметься. И пока суд да дело, он отправится в святилище. Ему требовалась помощь Рохана и, по возможности, Мирны. Укрепить барьеры требовалось по всему периметру города. Хоть стены уже давно и не были крепостными, силовые барьеры из энергии и артемов пока никто не отменял. Переступив порог штаба, он буквально всеми фибрами души ощутил, что в воздухе повисла буря...
  Дыхание сперло. Схватившись за грудь, он, сильно закашляв, рухнул на колени. Кашель буквально свел грудную клетку.
  Его глаза резко расширились, когда он увидел капли черной крови, внезапно упавшие на песок...
  'Проклятье...' - тоскливо пронеслось в затуманенном миазмами и скверной сознании.
  Центавр понял, находясь под защитой хранимого серафимами здания, он банально не ощущал повисшую над городом недоброжелательность, и теперь она его настигла...
  Настигла, отыгравшись самым мерзопакостным образом, заставив испытать жесточайший приступ астмы и головокружение. Отерев кровь рукавом шинели, чуть шатаясь и костеря свалившуюся на него и горожан напасть в виде хеллионов, он направился в святилище, туда, где его уже ждали...
  
  ***
  
  Рохан стоял в дверях святилища в компании великого серафима воды Миклео. Сам факт присутствия оного в Марлинде уже не мог не радовать. Обеспокоенный взгляд серафимов, брошенный на центральную площадь, над которой безраздельно царствовало Мировое Древо, говорил о том, что они уже все знают, а значит, все защитники города могут рассчитывать на их помощь. И к своему стыду, улыбаясь и протягивая в знак уважения и приветствия руку, Центавр, все же дошедший до святилища, не эстетично свалился лицом в пыль. Свалился как подкошенный, под ошарашенный взгляд пары серафимов, мгновенно бросившихся к нему. Последнее, что он слышал, это встревоженный голосок нормина Атакка, всегда сопровождавшего Рохана и, кажется, так же бросившегося на помощь...
  
  ***
  
  Миклео, приехавший в город всего час назад, был крайне обеспокоен и испуган. Густой смог недоброжелательности он ощутил еще на подступах к городу. Единственное, что спасало - это то, что половина народонаселения все еще оставалась не восприимчивой к малевонтности, иначе чума Эры Хаоса могла повториться вновь или разразиться еще с большей силой...
  Рохана он нашел там же, где и всегда - в святилище под Мировым Древом. Старик творил какие-то странные, по мнению Миклео, действия над чашей с вином, по всей видимости, любезно ему преподнесенной прихожанами.
  Атакк нервно расхаживал по каменным плитам пола, суетливо сверля их своими коротенькими мохнатенькими ножками и непрестанно позванивая своим громоздким, резным, позолоченным шлемом, как колокольчиком. Увидев Миклео, нормин буквально подпрыгнул в воздух. Подпрыгнул, засветившись от счастья на манер лампочки, и стремглав бросился к старинному другу.
  'Миклео, дружище! Сколько лет, сколько зим?! Давно не виделись! Почему ты так редко заходишь к нам?' - запричитал-затараторил он, фонтанируя слезами радости и пытаясь обнять ногу Миклео.
  Серафим, слегка опешив от такого теплого приема, растерянно взглянул на скупо улыбнувшегося ему, мрачного как вечер, Рохана.
  'Атакк, успокойся! Держи себя в руках!
  Миклео здесь по делу! И ты сам знаешь, по какому! Это я пригласил его в Марлинд! Ситуация, как мне доложили, хуже некуда! И в любой момент может выйти из-под контроля! Нам нужно экстренно решать, что с ней делать и принять меры для ее решения как можно скорей!' - печально произнес престарелый серафим, формируя перед нахмурившимся Миклео панораму впадины Глайвенд.
  Атакк, отстав от гостя, успокоился и пристыжено поник.
  Он плюхнулся там, где и стоял - у ботинка Миклео и тоже воззрился на инсталляцию.
  'И, что это, любезный Рохан?
  Я понимаю, что дело серьезное, но не могли бы вы все же, поконкретней обрисовать ситуацию?' - спросил Миклео, подходя к импровизированной голографической модели.
  'Отчего же, могу! Это началось еще несколько лет назад, но активность возросла где-то с месяц назад. Нам стали поступать данные о беспрецедентном росте активности хеллионов и об увеличении их численности. Разведчики информировали о том, что видели стада хеллионов. Да, да!
  Ты не ослышался! Именно стада! Некие лица, назовем их террористами, так сподручнее, используя некие технологи, не исключено, что артемы, вполне успешно скрывали их от наших взоров. Но когда численность чудовищ перевалили за определенный барьер, скрывать их существование дальше они не смогли. И как результат - были замечены. Несколько групп разведотрядов было уничтожено. Погибло полтора десятка человек и примерно два десятка серафимов. Хеллионы оказались особо устойчивыми к стихиям огня и земли. К тому же, согласно докладам, среди террористов были замечены и пастыри, если их, конечно, можно так назвать, в чем я уже искренне сомневаюсь...
  Вероятней всего, они - ренегаты и это усугубляет проблему. Если мы имеем потенциально нескольких Владык Бедствия, то наша песенка, по умолчанию, спета! Но! Если это просто одержимые, то еще не все потеряно и не так плохо, как кажется на первый взгляд! Но, к сожалению, я не знаю этого наверняка. И да, Миклео, мне нужна твоя помощь! Твоя и людей из Лейка! Сомневаюсь, что мы справимся со всем этим безумием только своими силами! Все же их там слишком много!' - серьезным тоном произнес Рохан, продемонстрировав другу макет.
  'Вот, как...
  Значит, у нас внезапно появилась целая туча хеллионов...
  Н-да, странно...
  Весьма странно, если брать в расчет, сколько святых используют свои логосы для очищения мира, помимо Сорея. Сам факт такого числа хеллионов уже странен! За этим, по-любому, должно что-то крыться и, вероятней всего, кроется! Вот только - что, хотел бы я знать?..' - тяжело вздохнув, произнес Миклео, отвернувшись от чаши.
  'Что ж... Я так понимаю, господин Рохан, вы хотите, чтобы я их уничтожил. Так ведь? Очистить такое количество хема, все же нереально. Хотя...
  Хм...
  Если подумать...
  Если их отлавливать группками, то можно было бы попытаться...
  Мы ведь не звери, а я не убийца, хоть и ношу имя - Палач, да и становиться им все еще не горю желанием, хоть на моих руках и есть кровь Хельдальфа!' - чуть помолчав, добавил Миклео, вновь посмотрев на Рохана и также сжав кулаки.
  'Прости меня, Миклео! Я не прошу от тебя ни самопожертвования, ни героизма, но мне действительно нужна твоя помощь! Вернее, не мне, а народу Марлинда, как в добрые старые времена!
  Ты ведь поможешь мне как друг, по старой дружбе? И знаешь, судя по всему, помощь потребуется не только Марлинду, но и народу Лейка, ведь как-никак, но сейчас ты за глаза слывешь эмпиреем вод! И, если ты считаешь, что убить их было бы слишком негуманным деянием, то заморозь их, превратив в глыбы льда, а пастыри тогда уж и очистят их одного за другим! Не обижайся на меня! Просто их действительно слишком много и они слишком сильны! Их надо замедлить и остановить, пока есть время, и подвернулся такой удачный шанс! А у нас, как ты сам знаешь, людей все еще не хватает...
  Вот поэтому мне и нужна твоя помощь, Миклео! Прошу, не откажи! Уважь старика! А я буду ходатайствовать за тебя перед консулом! Глядишь, он избавит тебя от постоянных разъездов по стране и педагогической деятельности в Магистрате!' - слегка усмехнувшись, произнес Рохан, похлопав Миклео по плечу и направляясь к выходу из святилища.
  Миклео задумался и принялся тереть подбородок. В его голове роились мысли. Он обдумывал ситуацию и причину ее возникновения, а также пути ее решения. Придя к согласию со своим внутренним я, он вышел вслед за другом и стал свидетелем странной, на его взгляд, картины: один из местных генералов, кажется, Центавр Проксима, шатаясь как пьяный, подходил к святилищу.
  Он радостно улыбнулся им во все тридцать два и протянул руку в приветственном взмахе, явно с целью их поприветствовать, а после рухнул на месте, как подкошенный, подняв ввысь небольшое облачко пыли...
  Глаза Миклео расширились от ужаса.
  Он внезапно увидел миазмы, которые будучи до этого скрытыми от его взора, наконец-то, явили себя во всей своей первозданно-жуткой красе и в буквальном смысле затопили собой улицу, на манер грязевого селя.
  'Генерал Центавр!' - закричал Рохан, бросившись к другу, а Атакк, заверещав, указал куда-то в небо.
  Миклео, проследив за его лапкой взглядом, чертыхнулся и, призвав лук, мгновенно выстрелил. Стрела, сверкающей звездой умчалась в небеса, ранив их своим белоснежным светом очищения, ведь он все же принял присягу, быть в вечном странствии, в обмен на способность очищать хеллионов. Мгновение, и оттуда, куда унеслась, радостно шипя, стрела, тотчас же камнем, издав предсмертный рык, рухнул сбитый им молодой малый Дракон...
  'История повторяется...' - овеяно печальной грустью, пронеслось у него в голове.
  'Только вот сейчас со мной нет Сорея...' - с болью в сердце подумал он, грустно глядя на бессознательное чудище.
  'Кажется, мы опоздали...' - сняв шляпу, произнес подбежавший к Рохану его коллега Ниф, ставший серафимом еще во времена бодрствования Сорея.
  Старик выглядел расстроенным, но взбодрить его сейчас не мог никто, ситуация действительно была хуже некуда и просвет в ней явно не предвиделся...
  'На нас идут Драконы!' - с вымученным болью от скверны лицом, изможденно произнес он и на этой его фразе полил черный дождь. Сильнее сжав в руках лук, Миклео понял: началась Новая Эра Хаоса...
  Эра, в которой было так много Пастырей, но не было одного единственного...
  Того, кого он ждал больше всего на свете...
  В этом новом мире, представшим перед ним, не было его лучшего друга, того, с кем он делил душу - Сорея...
  Миклео зло усмехнулся.
  Он знал - он сильный.
  Он справится!
  Он справлялся со всем всегда и справится и в этот раз, ведь то, что происходит сейчас - не исключение. Вновь улыбнувшись, омрачившемуся мглой небу, он вскинул лук в небо, сжатый в руке. Вскинул, оповещая мир о своей решимости и о своем ответе: 'Услышьте меня!
  Мы не сдадимся!
  Я не сдамся! И мы все не позволим таким, как вы, уничтожить все то, что было выстроено нами всеми с таким трудом!
  Мы будем бороться до победного конца! Слышите?
  Вы, кто начал все это?!
  Я знаю!
  Вы слышите мой голос! Что ж, слушайте! Слушайте и бойтесь!
  Мы сильнее, чем вам кажется!
  Мы победим! Добро всегда побеждает зло! И сейчас победит! Слышите?
  Мы всенепременно победим!
  Мы больше не позволим повторяться этому кошмару! Бойтесь нашего гнева! Бойтесь, ибо мы - глашатаи небес!
  Я - Эмпирей Воды - Миклео! И я бросаю вам вызов! Придите и сразитесь со мной! Сразитесь за право властвовать над миром!'
  И словно соглашаясь с ним, и принимая его вызов, в небе блеснула первая молния... Дождь полил сильнее...
  Гортанно взревев, с небес рухнули Драконы и над Марлиндом расцвели цветы серафимических артемов. Началась новая битва нового мира. День клонился к закату. Приближалась ночь...
  ***
  'Льется скорбь Луны из глаз...
  Мрак сознанья гложет сердце...
  А из дальней-дальней дали, все летит пожар военный...
  
  Воют все литавры лихо, и ретиво бьет набат...
  Бьет копытом конь спесивый, скинуть, тщась с себя наряд...
  Бьется загнанною птицей, сердце в клетке душ,
  
  А в глазах из тьмы сверкает сгинувший навечно луч...
  Тают краски, исчезая и закат горит в ночи...
  Каждый точно нынче знает: правят миром Дети Тьмы...'
  - тихо шумел ветер.
  
  
  
  
  *Вендетта 5*
  
  ***
  
  *Лейк/Рейм*
  *Время то же/Тысяча лет спустя*
  
  ***
  
  Стоя на вершине кафедрального собора Ле`Гард смотрел в небо. В той стороне, где располагался Марлинд, бушевала гроза...
  Он явственно видел, как кружат в небе Драконы, как купаются в переливах трескучих молний, и как бьют в них, сбивая сверкающие молнии-стрелы...
  Ле`Гард усмехнулся. Перед его глазами стояла совершенно иная битва...
  Битва, что еще не произошла, а только должна была случиться...
  На миг он отвернулся и посмотрел назад. За его спиной светило солнце. Вздернув в удивлении бровь, мастер, улыбаясь, пошел по улице совершено иного города. Города, внезапно возникшего перед ним в облаках.
  Он буквально шагал по небу. По небу, освещаемому светом совершенно чуждого зестирийцам светила. Вокруг сновали, суетясь, люди. Повсюду цвели, благоухая, сады. Играя в лапту и салочки, мимо проносились веселые ватаги розовощеких, босоногих, обгоревших на солнце светловолосых малышей.
  Ле`Гард остановился. Перед его взором предстала небольшая площадь. Площадь, в центре которой стоял мраморный памятник, изображающий крылатых серафимов, людей и демонов, отчаянно тянущихся к сияющей над их руками звезде. Радужная сфера, переливаясь, разбрасывала свои искристые красочные всполохи и парила, не касаясь земли, зачарованная неведомыми мастерами-скульпторами.
  Ле`Гарду казалось, что фигуры под его взглядом оживали одна за другой. Оживали, взмахивали своими каменными крыльями и взлетали...
  Взлетали, стремясь к ускользающей, и совершено недосягаемой для них звезде-мечте.
  Они взлетали ввысь, преодолевая притяжение постамента. Взлетали, в своем вечном стремлении поймать ее, но она оставалась, для них, недостижима...
  Но они все равно, раз за разом тянулись к ней. Тянулись, тщась исполнить свое самое сокровенное желание - даровать людям вечное блаженство...
  Казалось, ветер колыхал их тоги и мерцающие всполохами магии туники, ворошил легкие, невесомо-воздушные волосы.
  Он буквально овевал их вечную погоню за мечтой, превращаясь в бесконечный ветер странствий и перемен.
  Ле`Гард видел их лица...
  Буквально на глазах они также оживали. Оживали, становясь лицами живых людей или, вернее, демонов и серафимов...
  Они оживали, но стоило ему моргнуть или отвести взгляд в сторону, как они вновь обращались в камень...
  Обращались в него, теряя свою душу и силу, теряя стремление жить...
  Мастер внезапно понял, что представший пред ним монумент был собирательным образом всех героев вех времен и народов.
  Он понял - это памятник вечной борьбе человечества за свою жизнь и за свою мечту, а кто его воплощал или олицетворял - человек или серафим - было уже неважно...
  Он улыбнулся вновь. На сердце цвела тихая светлая печаль.
  Ле`Гард был счастлив и при этом чуточку расстроен. Ведь он понимал...
  Понимал, что как и на этой статуе, люди не всегда могут осуществить желаемое, но, несмотря на это, они все равно всегда будут бороться за свои идеалы и свою веру.
  Они будут всегда идти вперед и только вперед. Будут идти, шаг за шагом. Будут падать, и оскальзываться, подниматься и снова падать, пока не добьются поставленной перед ними цели и не станут, по-настоящему, счастливыми...
  Внезапно что-то мягко врезалось в него со спины. Оглянувшись Ле`Гард встретился взглядом с златоглазым мальчишкой лет десяти-двенадцати. Пушистые, золотые кудряшки развевались на ветру, а на его лице цвела счастливая улыбка.
  Его розовощекое, веснушчатое, румяное от быстрого бега лицо дышало летом и здоровьем. Казалось, малыш излучал свет.
  Его белоснежное одеяние развевалось, как минуту назад, облачение статуй. На шее мальчика, сияя ослепительным золотым огнем, висела большая, тяжелая, золотая, овальная чаша, подвешенная на такие же, золотые цепи. В ней бушевал огонь. В воздух из нее поднимались, вспыхивая и тут же угасая, миниатюрные звездочки-осколки.
  Они сверкали миниатюрными язычками пламени, что внезапно превратившись в рой искристых бабочек, облетел их обоих и стремительным салютом унесся ввысь, осыпавшись на головы золотым дождем. Вновь лучезарно, во все тридцать два улыбнувшись Ле`Гарду, малыш зажмурился и внезапно распахнул небольшие драконьи крылья, что все это время были сложены у него за спиной, на манер полупрозрачного, золотистого плаща, покрытого цветочными узорами. Малыш продолжал улыбаться Ле`Гарду, а Ле`Гард, все еще не до конца понимая что происходит, улыбнулся в ответ. Смутное предчувствие счастья закралось в его сердце, но он пока не мог с полной уверенностью сказать, действительно ли все так и было или ему это только казалось. В любом случае мастер решил узнать причину, почему этот малыш врезался в него, а для этого нужно было спросить мальчика, но его опередили...
  'Теорлинг! Почему ты опять убежал?!' - прозвенел бархатистый, чуть мурлычащий голос с легкой ноткой беспокойства и тревоги. И словно из тени, пред удивленным Ле`Гардом материализовался черноволосый, темноглазый парень лет шестнадцати-восемнадцати. К удивлению мастера, а Ле`Гард был мастером, у паренька тоже были драконьи крылья и чаша, но уже черная, как и крылья, и в ней кипела, клубясь темными бурунами, настоящая тьма. Тьма, что вспыхивая багровыми сполохами, буквально запечатлевающаяся в глазах юноши, разбрасывала алые искры, выжигая самые настоящие бреши в реальности. Ле`Гард моргнул, происходящее начало казаться ему нереальным, словно он уснул средь бела дня или просто попал в сказку, ведь крылатых серафимов в их мире не было уже несколько миллионов лет...
  Тем временем, взглянув сначала на названного 'Теорлингом', а затем и на самого Ле`Гарда, юноша как-то растерялся, но затем тоже улыбнулся, и положив руки на плечи мальчика, потянул того на себя. А затем, все еще нервно улыбаясь, с легкой грустью в голосе внезапно произнес:
  'Здравствуйте, лорд Ле`Гард! Не думал, что вы придете сюда...
  Сожалею, но вам нельзя быть здесь!
  Вам еще рано находиться в этом мире!
  Вам должно вернуться обратно!
  Ваше время здесь как человека уже давно прошло, а время как серафима еще не настало! Простите моего младшего брата за это, он не со зла!
  Он всегда пытается сделать как лучше, а получается как всегда!'
  Ле`Гард слегка растерялся и внезапно осознал, что не может вымолвить ни слова, а реальность, окружающая его, словно подрагивает, говоря о своей нереальности. Что-то в этих двоих отчаянно казалось ему неправильным, и в некотором роде, даже невозможным, но он все равно не мог понять, что именно, и что вообще не так с ним самим и с миром их всех окружающим...
  'Теорлинг!
  Маомару! Ну, сколько раз вам говорить, не покидайте храм!
  Вы должны всегда быть подле трона Уробороса!' - вдруг произнес теплый, словно пронизанный летом и солнцем, голос.
  Мастер медленно обернулся и вздрогнул. За его спиной, на фоне статуй стоял человек, чье изображение он уже неоднократно видел на многочисленных портретах и гравюрах. И именно поэтому, его присутствие здесь само по себе было совершено невероятно...
  'Л-лорд С-сорей?!' - чуть заикаясь и теряя самообладание, протянул он, внезапно для самого себя вновь улыбнувшись.
  Он, не отдавая себе отчет, непроизвольно сделал шаг к архиепископу.
  Сделал и остановился, почувствовав, как все его тело словно связало незримыми нитями силы, что внезапно возникнув из ниоткуда, оплели его тело на подобии незримых лиан.
  Сорей, в свою очередь, мгновение непонимающе глядел на мастера, а затем что-то мелькнуло в его глазах, и на его лице отразилась печаль узнавания.
  'Вы лорд Ле`Гард? Почему вы здесь?
  Вас призвал А`Рен`Ри? В любом случае без разницы!
  Я хотел поблагодарить вас за 'Звездный Предел'!
  Он очень помог Пастырям будущего!
  Вы вдохновили своим творением на прорыв в инженерии лорда Де`Виля!
  Его 'Камитерра' и по сей день защищает планету от угроз из космоса!' - произнес Сорей, улыбаясь и не сходя с места.
  Он знал, приближаться к Ле`Гарду ему было запрещено...
  ' 'Камитерра'...
  'Звездный Предел'...
  Н-но я не знаю!? Я никогда не слы...' - произнес и осекся Ле`Гард, ошарашено смотря на все еще улыбающегося ему Сорея.
  'Не беспокойтесь, мастер! Еще услышите! По крайней мере, о 'Звездном Пределе'! А о 'Камитерре' услышат ваши потомки!
  Вы должны вернуться!
  Вас ждут в вашем времени! А здесь, в Рейме, вам быть не должно!
  Ваше время здесь еще не пришло! Этот мир открыт не для всех! Однажды вы вернетесь сюда, но пока еще рано!
  Уроборос еще не призвал вашу душу!
  Сансарра не завершила полного оборота! А врата времени вот-вот закроются! Возвращайтесь домой, лорд Ле`Гард! Возвращайтесь и проживите свою жизнь, как подобает человеку!' - мягко улыбаясь, произнес Сорей все же подойдя к мастеру и подав растерявшемуся Ле`Гарду руку для рукопожатия.
  Ле`Гард пожал и почувствовал, что его словно ударило током, а по жилам разлилось неведомое тепло.
  'Я дарую вам свое благословение. Будьте счастливы!' - изрек Великий Пастырь.
  Ле`Гард не мог подобрать слов, чтобы выразить свою признательность, он был потрясен до глубины души и несказанно тронут тем, что его облагодетельствовали удачей на всю оставшуюся жизнь.
  Он продолжил улыбаться. Продолжил, чувствуя, как счастье заполняет каждую клеточку его души. Из этого состояния его вывел звенящий голосок Теорлинга, который подергав его за край плаща, тихонечко произнес:
  'Дяденька волшебник! Дяденька волшебник!'
  Оглянувшись, он увидел, что мальчик протягивает ему свет, заполняющий его ладошки.
  'Возьмите, дяденька волшебник! Это вам!' - лучезарно улыбнувшись, произнес малыш.
  Мастер словно во сне медленно поднял ладонь и свет из ладошки Теорлинга перекочевал в его. И так же внезапно, как он и оказался в этом залитом светом городе, он вновь очутился на верхушке башни Магистрата. Вот только сейчас в его руке билось, сияя солнечным светом, огненное, живое сердце...
  Мастера словно поразило током.
  Ему пришло осознание того, что даровал ему мальчик.
  Он понял, что такое 'Звездный Предел' и что ему должно делать.
  'Теорлинг, значит...
  Ну, что ж, Теорлинг, я исполню твое желание!
  Я создам для тебя дракона мирового равновесия!
  Я сделаю величайшее божественное оружие! Оружие для того, кто еще раз спасет этот мир!' - произнес Ле`Гард, вспоминая крылатого серафима, из чьей золотой чаши, казалось, истекало само лето и сама жизнь.
  Звонко смеясь и буквально начав излучать свет благодати, он отправился в свою лабораторию. Отправился вершить историю, зная, что битва будет выиграна, а его потомки будут счастливы. Ведь он создаст для них то, что приведет их в лучшее будущее. Все так же звонко смеясь и излучая свет, он спустился по лестнице вниз, а над Марлиндом продолжалась гроза...
  Продолжалась гроза, постепенно перетекающая в битву...
  День клонился к закату.
  Улыбаясь во сне, Сорей продолжал спать, а Кали...
  Кали смеялась...
  А`Рен`Ри ждал, его время тоже еще не пришло...
  Буря набирала обороты.
  
  ***
  
  'Горит, сверкая пламя, горит наперекор... На баррикады славы бросается прибой...
  Кровавой пеной брызжа, из сотен тысяч душ идет волна из бездны, чтоб смыть невзгоды грусть...
  Она идет шальная - великою грядой и плачет небо кровью, ломая жизни трон...
  Сверкают отраженья, дрожит немая даль, на лезвии затмений играет месяц май...
  
  Пылают звезды тихо, трепещет огонек... На лепестке соцветий дремает мотылек.
  Война идет потехой и меркнут зеркала, ведь вечность-неумеха всю славу забрала...
  Пылает ярко очень зерцало бытия и плачет осень горько, огонь, украв клинка.
  Померкли краски лета. Уж осень отошла... Весны же век не сыщешь, пришла сквозь хмарь зима...
  
  Пролился дождь несмелый, заткав весь небосклон, и мир забыл навеки: в чем же жила любовь...
  На миг, на долю мига, разъялась ткань времен... На грани измерений, в одежде из времен,
  Вдруг повстречались сказки, звеня как ясный гром... Самих себя не зная, шутя и причитая,
  Истории бесстрастно, поведав всем, пропали... И полились потоки, окрашенные речью...
  
  Познало человечество сокрытое судьбой... Молва тысячеликая, стоустная молва,
  Сломала искрометная замерзшие сердца. И колесо волшебное, слетев со всех петель,
  Помчалось вниз по горочке, стирая расы в сон... Оно бежало ярое, шальной летя тропой...
  Дракон смотрел печально на мир седой сквозь звон. Горело небо синее магическим огнем
  
  И на границе времени пылал миров костер... Сверкало небо звездное, глядя глазами древними,
  Глядя в глаза восходами, творило новый день... И замыкали древние, те двери иноходние,
  Открытые в нигде, шальной рукою времени, ведь время быстротечное текло-текло как сон.
  А те, кто вечно ищет, находят без конца, но только не приемлят их сердце и душа
  
  Сокрытого до срока, под сотнями пудов, великого зарока, что смертным отдала, начальных дней любовь.
  И вот теперь, непрошено, воришками полношными в любые щели вечности они попасть хотят...
  Те люди непоседливы, что вечно знать хотят, все тайны мироздания, сокрытые от глаз...
  И ищут, вечно пьяные, любовь и веру в сказ, ведь жизнь живет дурманная в сиянье звездном глаз...'
  - приглушенно шептал ветер.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 6*
  
  ***
  
  *Марлинд/Рейм*
  *Время то же/Тысяча лет спустя*
  
  ***
  Сознание возвращалось медленно. Тело зверски болело, а в голове звенело, словно она была медным колоколом, по которому бесчеловечно-безжалостно ударили, словно по вечернему набату.
  Миклео еле-еле продрал, разлепив, глаза, будто налитые свинцом и осмотрелся. В тусклом свете подземелья почти, что ничего не было видно. Кажется, просматривались неясные в неровном свете свечи очертания каких-то предметов, навроде стола и стульев, но он не был в этом уверен до конца, так как ночь со всеми, равно как и с ним, любила играть свои злые шутки. Внезапно он понял, что раздет по пояс и подвешен за руки, на которых к его удивлению посверкивали, мигая лампочками какие-то сомнительного вида гротескные браслеты под потолком.
  Он припомнил, что уже, кажется, видел подобные приборы раньше. Видел их среди разработок по блокированию духовной энергии. Кажется, это был один из засекреченных проектов инженеров Магистрата...
  Сам этот факт его слегка разозлил и опечалил...
  Творенье рук человеческих вновь обратилось во зло...
  Ведь создавались подобные вещички аккурат из благих побуждений для тех, кто не мог, в виду своей неопытности, контролировать свои, часто выходящие из-под контроля, способности...
  И вот к чему это привело...
  Блокаторы были надеты на него и добросовестно блокировали всю ману, какая была в его теле. А уж это-то не могло не расстраивать. Ведь в подобной ситуации у него оставалась надежда лишь на свои артемы. Но сейчас стараниями инженеров, он был ее лишен, а значит, полностью беспомощен и беззащитен.
  Ему оставалось лишь уповать на волю провидения или на оперативность ребят из Сантерии. Но он не особо на это надеялся и рассчитывал. Ведь они были далеко, а добираться до Марлинда предстояло два часа езды на внедорожнике. За это время его вполне успешно могли тысячу раз убить или сделать еще что-либо неприемлемое, в итоге приведшее бы к его неминуемому превращению в Дракона, а вот уж этого-то он допустить все же никак не мог, и не желал. И именно по этой причине он все же решил рискнуть и начать бороться.
  Он призвал силу, но она промолчала. Промолчала, оставшись глуха и нема к его мольбе, словно и вовсе не слыша и не желая признавать его своими лордом...
  Миклео вздохнул и взглянул вниз. Такие же браслеты были на его щиколотках и, по всей видимости, на шее.
  Он буквально чувствовал, как ее сдавливает невидимое и неведомое нечто. Это начало его раздражать. Чувство беспомощности злило все сильнее, а то, что его стихия сильнее всех поддавалась очернению, радости не прибавляло...
  'Вот же ж, хема...
  Ну и что произошло? Как я, вообще, попал в эту ситуацию? Что стало с Роханом и Атакком? Где тот человек? Где я? А самое главное, где Драконейты?
  Я ведь, кажется, сбил их штук десять! Неужели один упал на меня? Или я вырубился от истощения? Да нет! Быть такого не может! Сейчас я в одиночку могу положить тысячу таких тварей, как они! Нет, тут явно дело в чем-то другом! Вот только в чем...
  Вот же ж, не помню!..
  Черная пелена перед глазами, словно от меня сокрыли нечто важное и все тут...' - рассерженно подумал серафим, дернув цепь.
  А потом он чуть расслабился, ведь он понял. Понял, что просто так ее не вырвать, а значит, стоит подождать тех, кто его сюда притащил, а затем решать, выбираться или все-таки нет...
  А вода...
  Вода рано или поздно ответит, отзовется на его призыв, ведь он все-таки ее эмиссар и живое воплощение...
  Миклео еще чуть расслабился и закрыл глаза, словно погружаясь в сон, и вдруг понял, что его больше ничто не держит, а сам он стоит на улице Лейка и вокруг суетятся люди. Суетятся люди, к его искреннему непониманию спокойно проходящие сквозь него, как ни в чем, ни бывало, словно вернулись древние времена, когда мир серафимов был полностью отделен от мира людей...
  'Да что же это?! Что творится-то?!' - ошарашено пронеслось в его сознании прежде, чем он услышал звенящие голоса, внезапно прорезавшие вату, заполняющую эфир.
  'Мия!
  Мийка! Ну, Эмилия! Ну, стой же ты! Стой-й-й-й! Куда ты так несешься-то как ошпаренная! Стой, мне поговорить с тобой надо!' - кричал какой-то облаченный в черную мантию паренек, несясь по улице за одетой в такую же черную мантию рыжеволосой девушкой, что быстроногой ланью на всех парах бежала в направлении выхода из города.
  'Отстань от меня, Бладди! У меня дела! Не видишь, я спешу! Лучше к Эмету поприставай! У него, кажется, новый гаджет появился! Или лучше вообще - к Хелене!
  Она должна тебе помочь с домашкой, а то тебя, не приведи лорды, все-таки турнут из академии, и будешь ты спецназовцем 3S класса и недоучкой одновременно! Вот же позор то! А когда об этом узнают, то непременно подымут на смех и вообще уволят из органов за профнепригодность! С такими познаниями в кибертронике, как у тебя, тебя не то, что коллеги пастыри, тебя даже куры засмеют! Так что иди и учись, Бладди, и не приставай по пустякам к людям, которые заняты! Ну, все, бывай! Мне и, правда, бежать надо! Покедова!' - произнесла, смеясь, убегающая девушка, махнув обиженно-растерянно смотрящему ей вслед пареньку.
  'Н-но, Эмилия...
  Ты же забыла свой рюкзак с домашкой...' - протянул он в пустоту, смотря на собственность сокурсницы.
  'Н-да...
  Ну и что мне с этим делать?
  Эмет скажет, что я дурак, раз не отдал его девушке ее сумку...
  Вот беда...
  А, ладно! Пойду, скажу ректору, что Мия забыла учебники и не захотела их забирать! Может он тогда ее отчислит за неуспеваемость! А мне зачтет зачет за третий семестр по синтезу квантовых частиц!' - нервно смеясь своим прозаично 'злобным' мыслям, явно порочащим его мантию санта, произнес Бладди. Взвалив рюкзак девушки на плечо, и махнув на нее рукой, отправился к некоему метафорическому ректору, чье существование, по мнению Миклео, оставалось под очень большим вопросом...
  Миклео был озадачен.
  Он не знал этих двоих, хоть на них и была форма пастырей-студентов. А сам уровень названного Бладди ранга его морально сбил с толку. Ведь оный уровень подразумевал под собой просто чудовищную силу, да и нашивки говорили о том же, а именно о том, что они оба были мастерами экстра-класса, но почему-то еще учащимися в академии Магистрата...
  Серафим, задумчиво просмотрев им вслед, посчитав, что Бладди все же пошел не к 'ректору', а к некоему Эмету, что был, вскользь упомянут в разговоре. Ведь ему показалось, что о благополучии своей непутевой сокурсницы тот все-таки заботился, хоть на словах и говорил обратное. Благодаря своему умению видеть сокрытое от глаз и читать в людских сердцах, Миклео видел, что помыслы юноши на самом деле все же были чисты. А сказал он про ректора чисто для проформы, повышения своего уровня крутизны и отчаянного самовнушения, призванного поднять его моральный уровень на необходимую ему высоту, придав уверенности в собственных силах и в завтрашнем дне, в котором он будет на коне...
  Миклео усмехнулся поведению подростков, а после, вздохнув, пошел к своему дому.
  Он искренне пытался понять, что же все-таки произошло, но по мере того, как он приближался к зданию, он понимал, что что-то все-таки все еще не так...
  Город, который он за все тысячелетия знал, как свои пять пальцев, выглядел иначе...
  В нем было слишком много нового и незнакомого, а то, что было ему знакомым и привычным, казалось, стало старым и поношенным, утратив свой блеск и шарм. Дойдя до старого колеса, Миклео остановился, задумавшись уже всерьез. Увиденное его, откровенно говоря, пугало. Пугало своим великолепием и новизной. Казалось, прошла не одна сотня лет, а это в свою очередь могло говорить о многом, особенно тот факт, что он не увидел света Сорея. Осознание этого напугало его еще больше, и он внезапно понял, что совершенно не желает узнавать, почему светоч не горит. Не желает узнавать, потому что ответ на этот вопрос мог его уничтожить...
  Он, закрыв глаза, выдохнул, а открыв их, пришел к окончательному выводу, что пред ним раскинулся совершенно иной, чуждый ему Лейк.
  Лейк из другой эпохи. Эпохи, в которой Сорей возможно уже проснулся и был жив, а возможно, что и нет, ведь отсутствие светоча все-таки не было показателем выживаемости конкретно взятого пастыря.
  Миклео вздрогнул и стер, побежавшие по щекам, слезы.
  Он с удивлением воззрился на них, а затем, тихо, не веря в звук собственного голоса, изрек:
  'И? Почему я вижу это? Почему я вообще здесь? Почему это случилось именно со мной? И где же все-таки Сорей, если он проснулся? Кто сыграл со мной эту злую шутку?'
  Будучи в смятении и с переполненным эмоциями сердцем, он нервно огляделся, тщетно ища ответы на высказанные и невысказанные вопросы. Но город ответил ему лишь многоголосым шумом улиц, мягким током благодати в воздухе и шумом листвы в кронах древних деревьев, в изобилии произрастающих на улицах древней столицы Хайленда.
  'Мяу-у-у!' - внезапно услышал он звонкое мяуканье. И маленькая пушистая бомбочка мягко врезалась ему в щеку, принявшись ее вылизывать и тереться о нее.
  'Ч-что?! Что это еще такое?! Это...
  Это что, шутка какая-то? Если шутка, то мне совсем не смешно! А ну-ка покажись, кем бы ты ни был, а то я за себя не ручаюсь!' - произнес серафим, призывая силу, отдирая от себя котенка и внезапно осознавая, что с ним тоже что-то не так...
  Про крылатых зверей и зверей-серафимов он читал еще в детстве. Читал в древних манускриптах и уже давно не верил в их существование, но сейчас перед ним был именно такой крылатый зверь-серафим, который отчаянно порывался вырваться из захвата и облизать его снова.
  'Ну, и?
  Кто ты и что ты тут делаешь?' - спросил Миклео у котенка, деактивируя артем. Котенок же в свою очередь только вновь мяукнул и попытался снова его лизнуть.
  Миклео помрачнел и нахмурился, все становилось еще боле странным, чем было до сих пор. Рядом, примерно в метре от Миклео, что-то вдруг ярко засветилось, а котенок вновь пискнул и засветился в ответ, удивив тем самым, напуганного происходящим, юношу.
  Серафим застыл, непонимающе смотря перед собой, а в воздухе тем временем внезапно материализовались четырнадцать норминов. Они все быстро вращались, размахивая миниатюрными крылышками, и странно посверкивали. В самом центре созданного ими круга внезапно возник человек. Длинные, янтарно-каштановые волосы ниспадали до земли.
  Он стоял босиком на каменных плитах тротуара.
  Его золотую мантию буквально пронизывали искры благодати, а за спиной на одно мгновение сверкнули золотые крылья и исчезли, растворившись в эфире.
  Миклео сел, где стоял, а в руке у человека внезапно возникла зеркальная маска. Надев ее, он изменился. Волосы стали белыми как снег, и одежда побелела, утаив его принадлежность к сантье. На плечах внезапно материализовался зеркальный плащ с капюшоном, который так же стал чисто-белым.
  'Сир Солярис! Простите! Трансгрессия - не самое лучше мое умение!' - произнес, поклонившись один из норминов, все еще паря в воздухе.
  'Ничего, Квант! Со всеми бывает! Главное - найти то, что мы ищем! В Марлинде и Логрине пусто!
  Я не нашел ни одного серафима в состоянии резонанса с ключами! Это какое-то безумие! Если их нет во всем Гринвуде, значит, они должны быть в Лейке! Это единственное место, где они могут быть! Что-то сильно сомневаюсь, что они все дружно покинули континент! Все-таки серафимы - народ консервативный и изменения не любят', - произнес Солярис, накидывая капюшон.
  Миклео медленно встал.
  Он внезапно увидел сверкающую тиару, на миг появившуюся над головой юноши, и тот же час исчезнувшую.
  Серафим нахмурился. Происходящее явно не вписывалось в нормы, а летающие котята и нормины, тем паче в ее рамки никак не вписывались. Внезапно вновь что-то резко сверкнуло. И словно из ниоткуда возникли еще двое мальчишек со странными чашами и крыльями, сложенными у них за спиной.
  'Сир Солярис, мы пришли узнать, как у вас дела!
  Лорд Лей сейчас с леди Вельвет в Тир-на-Ноге.
  Сир Уроборос просит вас поторопиться! Этот сосуд не может долго существовать без своей изначальной души!
  Вы должны будете вернуть его лорду Лею как можно скорее!' - произнес один из новоприбывших, поклонившись в пояс Солярису.
  'Да, знаю я, знаю!
  Я понял вас - Теорлинг, Маомару!
  Вам не стоило ради этого спускаться в Зестирию!' - произнес лорд.
  Миклео опешил и окончательно перестал понимать происходящее, ведь оно переставало укладываться в его голове, взбесившись на подобии моря, трепаемого штормом девятого вала.
  Вдруг он услышал мяуканье еще одной кошки. Мгновение, и в него врезалась вторая кошачья бомбочка.
  Солярис резко оглянулся, мгновенно насторожившись.
  'Зести, Миг! Что вы двое делаете? Там ничего нет! Прекратите немедленно! Не летайте здесь!
  Я не хочу, чтобы вас поймали до того, как я вручу вас Луниасу!' - явно обеспокоенно произнес он, сделав шаг к на миг зависшим и явно удивленным, котятам.
  Миклео в свою очередь непонимающе посмотрел на зверьков и внезапно встретился с двумя парами, явно заинтересованных в нем, глаз...
  'Значит, вы и вправду не видите, лорд Солярис...
  Возможно, это потому, что этот сосуд принадлежит не вам.
  Лорд Лей, вероятней всего, обязательно бы увидел, но вы - не он.
  Вы - сотворенный лорда А`Рен`Ри!' - внезапно произнес говоривший прежде юноша.
  'О чем ты, Маомару? Что я не увидел?' - непонимающе спросил у него Солярис.
  Маомару лишь грустно усмехнулся.
  'Я так понимаю, на этот раз это не ты сделал, не так ли Теорлинг?' - обратившись к брату и игнорируя норминов и Соляриса, спросил Маомару, выразительно посмотрев на светловолосого юношу рядом.
  'Нет, братик! Это не я! Это братик Лей сделал!
  Он слишком сильно хотел с ним встретиться!' - запальчиво произнес Теорлинг, чуть виновато потупившись.
  Миклео растерялся, но, все же, набравшись мужества, подошел к странным серафимам и в открытую спросил:
  'Кто вы такие и что все это значит? Почему и для чего ваш друг перенес меня сюда?
  Мы с ним знакомы?'
  Солярис же, тем временем говоря что-то неразборчивое, снял с себя маску и на глазах, вконец, опешившего Миклео, превратил ее в зеркало, которое, к вящему непониманию серафима, его почему-то не отразило.
  'Ну и где?' - спросил Солярис, ведь зерцало истины всегда показывало истину, даже если она и была незрима...
  'Вы морочите меня?' - начиная злиться, спросил он у мальчишек.
  Те переглянулись и синхронно ответили: 'Нет, сир Солярис! Это за пределами ваших полномочий! Это воля высших сил! Лорд Лей - контрактор лорда А`Рен`Ри, а вы - нет! Вы лишь феникс возрождения, а не душа и сердце Зестирии! К тому же, узреть блуждающую сквозь время и пространство душу могут лишь немногие! Да и посвящения элементов проходили не вы, а сир Лей!'
  'Лорд Миклео, вы должны вернуться в свое время!
  Вам еще рано встречаться с сиром Леем! Пожалуйста, верните нам элементарные ключи! Лилианнен и Германарих должны поспать еще немного, а сир Лей...
  Думаю, вы узнаете его, когда увидите! И, пожалуйста, не обижайтесь на сира Соляриса! Это - последствия сделки между несколькими сильными мира сего! К тому же, это временно!
  Он обязательно вернет облик лорду Лею!' - произнес Маомару, подойдя к Миклео и забирая у него котят под явно возмущенный взгляд Соляриса.
  До Миклео внезапно дошло, кого именно ему напоминает названный Солярисом, а осознав, произнес и был прерван: 'Не понял, почему вы называете его Леем?
  Он ведь...'
  Теорлинг зашипел на него, приложив пальчик к губам и буквально распушившись из-за внезапно охватившей его силы.
  'Тише! Это имя стерто!
  Оно рассыпалось в прах! Произнесешь его, и все рухнет как карточный домик! Была дана клятва размером с мирозданье! Слишком многие в ней упомянуты! Осторожней, если не хотите сломать чью-то жизнь или уничтожить свое собственное будущее!' - добавил он, а Миклео внезапно понял, что стоит уже совершенно в другом месте.
  Странное трио исчезло вместе с котятами, а солнце продолжало светить, согревая землю своим благодатным теплом.
  Миклео понял, что где-то совсем рядом весело щебечут птицы, а на подоконнике здания, в котором он внезапно очутился, сидит златовласая девочка в белом, мерцающем светом платье, а на ковре у камина мирно спят два крылатых пса.
  'Билли, ты здесь?
  Я принес тебе чая с вареньем!' - радостно произнес, входя в зал, странный парень с кошачьими ушками и причудливыми крыльями.
  'Он новый вид серафимов или мутировавший котег? Интересно, кто с ним так?' - пронеслось в сознании у Миклео.
  'Спасибо, Этьен!
  Ты такой милый!' - произнесла она, улыбнувшись ему.
  Этьен чуть покраснел, а затем остановился, озадаченно взглянув на Миклео.
  'Э-э-э...
  С-сир Луниас? А что вы здесь делаете? Разве вы не с моим братом должны быть? Леди Муза, вроде бы сказала, что вы вернетесь только к завтрашнему вечеру?..
  К тому же, я что-то не заметил, чтобы Райвен и Хавенир вернулись! И почему вы так выглядите? Леди Симонна снова решила вас разыграть?' - озадаченно спросил Этьен у совершенно ничего не понимающего Миклео.
  'Этьен! Это не лорд Луниас! Это господин Мирико или, вернее, лорд Миклео!' - произнесла девочка, спрыгивая с подоконника и забирая чай у слегка сбледнувшего Этьена.
  'Э-э-э...' - нервно протянул попятившийся к дверям юноша, побелев еще сильнее.
  'Этьен, не надо так нервничать! Все хорошо! Ну, или почти все!
  Я скажу лорду Уроборосу и он закроет врата времени, иначе небеса вновь рухнут!' - мило улыбаясь, произнесла Билли, похлопав Этьена по плечу и еще раз улыбнувшись Миклео, исчезла в дверях. Спустя миг она вновь в них показалась и произнесла:
  'Ах, да, чуть не забыла, спасибо! Какой вкусный чай! Ты сам делал?'
  'А? Д-да!..
  С-сам!..' - заикаясь, произнес Этьен, а Билли, подойдя, ухватив его за рукав, потащила к выходу, все еще продолжая улыбаться.
  'Пойдем, Этьен, погуляем, позлим Райфсета! Пусть побегает!
  Ему полезно!' - добавила она, продолжая излучать свет.
  'Н-но...
  Н-но как же...' - все еще заикаясь, спросил Этьен испуганно смотря то на подругу, то на Миклео.
  'Расслабься Этьенчик! Все нормально!
  Тебе не о чем беспокоиться!' - проворковала Билли, уверено таща его к дверям.
  'Я на твоем месте не была бы столь беспечна, Сибилла!' - произнесла, внезапно вошедшая в комнату девушка.
  Ее золотые глаза сверкали бурей, а черные волосы и платье развевал магический шторм.
  'Доброе утро, Лазров Рулай! Рада, что ты все-таки зашел, но прости, ты немного разминулся с Сореем!
  Его сейчас здесь нет, равно как и твоих стражей! Но уверена, вы еще встретитесь, а пока, вернись обратно в мир, в котором ты должен пребывать!' - произнесла она
  'Кто ты? И откуда ты знаешь это имя?' - задрожав, спросил Миклео, непонимающе воззрившись на нее.
  'Я?
  Я - Вельвет! Первая леди катастрофы, а ты Лазров Рулай - эмпирей воды и времени! Это твое имя и его знают все! Немедленно вернись обратно, а не то, я поймаю Кванта и заставлю его перемыть все часы в Тир-на-Ноге! И Акварис с Кроносом меня не остановят!' - произнесла она, яростно сверкнув глазами.
  Миклео вздрогнул и все вновь переменилось...
  Он внезапно понял, что сидит на огромной кровати под балдахином, на девственно былых простынях, а пара уже знакомых ему и весьма подросших кошек спит на пуфике рядом.
  Серафим огляделся и, встав, подошел к окну. Золотое небо и уходящий в бесконечную даль город, вот, что открылось его взору...
  'Нравится?' - внезапно тихо спросил такой знакомый и такой невозможный здесь голос.
  'С-сорей...
  Значит, я все-таки сплю...' - расстроено произнес Миклео, тяжело вздохнув и закрыв глаза. Слезы вновь заструились по его щекам, крупными каплями начав капать на подоконник. Его тело сотрясли рыдания, а Сорей подойдя к нему, обнял со спины, и аккуратно стер их с его щек, мягко улыбнувшись.
  'Нет, Рю!
  Ты не спишь! Это Рейм - небесное царство и мои владения!' - произнес он.
  Миклео взглянув на друга, увидел, что в его волосах посверкивала изящная тиара, а на плечах, кусая себя за хвост, спал явно живой, но при этом, все же, механический дракон...
  'Почему я здесь? Почему это происходит?' - пристально посмотрев на Сорея спросил Миклео, отерев все еще слезящиеся глаза рукавом и слегка шмыгнув носом.
  'Почти тысячу лет с того момента, как ты попадешь в Марлинд, будет длиться кровопролитная война между людьми и серафимами. Возможно, и вероятней всего так и будет, что ты забудешь о нашей встрече, но что-то все равно останется...
  Пожалуйста, пообещай мне, Миклео, что дашь мне в своем времени клятву вечной верности! Это спасет тебе и другим жизнь в будущем! Измени имя на Мирико - оно будет означать саму землю и еще...
  Сейчас имя Лазлав Рюлей принадлежит не только тебе, но и мне...
  Мы оба разделяем его...
  Именно поэтому никто больше не сможет заключить с тобою пакт пастырь-серафим! Имя Мирико вполне объясняет нашу общую природу. Ведь я - душа и сердце Зестирии, равно как и ты.
  Мы - это истинная суть планеты! И поэтому прошу, не злись на меня, я действительно попытался сделать все как можно лучше!' - произнес присевший на подоконник Сорей, с грустью вглядываясь, в возмущено помрачневшего друга.
  'То есть ты вот-вот проснешься в моем времени?' - внезапно переменившись в лице, с надеждой спросил Миклео, так же присев на подоконник.
  'Нет, я проснусь лишь спустя тысячу с небольшим лет, но когда это произойдет проснуться все спящие, а еще мертвые воскреснут, и произойдет еще много чего еще!' - тихо произнес Сорей, отведя взгляд.
  'Значит, ты призвал меня сюда, чтобы сказать все это и только это?' - уточнил Миклео, понимая, что начинает понемногу злиться.
  'Нет, не только! Еще...
  Еще я очень хотел извиниться...
  Извиниться за то, что заставил тебя страдать, но знаешь...
  Может в своем времени ты и пострадаешь, но в моем я смогу спасти тебя!
  Я исцелю твою души, Миклео, так что ничего и никого не бойся и верь в меня!
  Ты просто подожди еще немного и великий кошмар закончится!' - внезапно произнес, улыбнувшись, Пастырь, все же взглянув в глаза Миклео, и тот понял, что из его очей текут слезы. И еще Миклео внезапно понял, что в них сверкают магические шевроны стихийных престолов и сигил демиурга...
  У Миклео перехватило дыхание, и он внезапно очнулся, осознав себя уже не в залитой светом спальне, а в темном, мрачном и сыром помещении.
  Было холодно.
  Он закашлял. Вода стекала с волос и одежды на пол холодными, жгуче-бодрящими струями, ведь его только что окатили, что было весьма не предусмотрительно со стороны его пленителей. Ведь окатить водой водного серафима, было тем же, что бросить рыбу в реку, что в свою очередь означало - смерти подобно для совершивших сие не благонравное и явно поспешное деяние. Кто-то, выйдя из тени, подошел, к нему и, подняв его голову за подбородок, заглянул ему в глаза. Единственное, что Миклео увидел в глазах террориста, была лишь одна непроглядная ночь...
  Вдруг человек отшатнулся, шипя и ругаясь в голос. Веревка осыпалась пеплом, а оковы сами собой спали, обиженно звякнув и улегшись у босых ног пленника.
  'Какого хеллиона! Что за шуточки!' - взревев, взвыл человек.
  Миклео растерянно всмотрелся в заискрившуюся перед ним темноту. То, что он увидел, было похоже на странный и сюрреалистичный сон...
  Расправив крылья из сумрака, перед ним стояли трое: девушка, словно сотканная из снегопада, уже виденный ранее паренек-котег и еще один, одетый в миражи и вооруженный горящей черным пламенем чудовищных размеров косой.
  '...' - Было в сознании Миклео, когда в воздухе вновь вспыхнул тот самый странный сигил, что минуту назад он видел в глазах Сорея.
  'Беги!' - внезапно услышал он чей-то душераздирающий вопль на грани слышимости и огляделся по сторонам, но говорившего так и не увидел.
  'Беги!
  Я долго их не задержу!' - вновь донеслось из ниоткуда и Миклео понял, что действительно должен бежать. Жуткий грохот и рев внезапно донеслись откуда-то сверху, и Миклео осознал, что где-то над ним сейчас идет бой...
  'Свали отсюда, ты - ошибка природы!
  Кроноса на тебя нет! Почему я вечно должен исправлять все? За что мне это наказание, лорды?! За что?!' - вдруг яростно прокричал странный парень, ниспосылая перед собой потоки серебристого света, и Миклео внезапно оказался у заставы Лейка, причем в компании Рохана и еще нескольких человек из охраны Марлинда...
  'Что произошло? Как мы здесь оказали?' - растерянно задавали в эфир вопросы люди.
  'Сорей...
  Это сделал Сорей...' - каким-то полупризрачным, совершенно незнакомым для самого себя голосом, от враз пересохшего горла, произнес Миклео, падая на дорогу и начиная плакать и смеяться одновременно.
  Его тело сотрясали рыдания, а он смеялся. Смеялся, стирая слезы, а после, взглянув в затянутое тучами небо, внезапно воскликнул:
  'Я обещаю!
  Я клянусь тебе в вечной верности!'
  Рохан непонимающе на него посмотрел, посчитав, что его друг пережил нечто из ряда вон выходящее, хоть и выглядел вполне нормально, если не считать странной ауры исходящей от его тела, словно бы время вокруг него внезапно перестало существовать...
  А Атакк, дернув Рохана за рукав мантии, указал в небо, где уже угасал сияющий сигил из четырнадцати рун...
  'Это ведь знак Демиурга! Да что происходит-то? Почему Творец вмешался? Что за напасть пришла в Марлинд, что вмешиваются даже боги!' - в ужасе произнес, потрясенный Рохан, пятясь к вратам Лейка.
  'Река Времен бурлит! Слишком большие силы были и будут пущены в ход! Поэтому времена переплетаются, и поэтому эмпирей времени вмешивается в ход вещей!
  Он не может допустить, чтобы ключевые фигуры будущего были уничтожены! Мир выдержит, но главное, чтобы выдержали те, кто будет вершить грядущее!' - внезапно произнес тоненький голосок и Рохан с Миклео увидели маленького прозрачного нормина, возникшего в воздухе...
  Нормина, чья шерстка постоянно менялась, как и крылья странного паренька, что с друзьями вломился в подземелье.
  Она непрестанно менялась, непринужденно-хаотично показывая на себе события прошлого, настоящего и будущего...
  'Ты...
  Ты кто такой?' - испуганно протянул Атакк, протирая глаза.
  'Я не помню тебя среди своих собратьев!' - воскликнул он, прячась за Роханом.
  'А ты и не можешь! Эмотивы находятся на земле - в Зестирии, а мы - элементали, вечные спутники эмпиреев!
  Я - Квант, слуга владыки времени! Прощайте!
  Мне пора! Врата Тир-на-Нога вот-вот закроются! Владыка мирового равновесия еле его удержал! Знайте, против вас выступают боги! Будьте осторожны! Глядите в оба! Это только начало!' - произнес нормин и исчез, а на руке Миклео, посверкивая золотом, лежала пернатая сережка Сорея. Лежала, излучая незамутненный свет благодати и стойкую уверенность в благополучном будущем.
  Миклео улыбался. Слезы продолжали литься из его глаз, а на теле внезапно засветилась, налившись кровью, незамеченная им доселе метка...
  О ее существовании он не знал, ведь на него, как мимолетно заметил Рохан, были наброшены временные чары. Проклятье, наложенное на него террористами, вступило в силу, но он успел чуть раньше...
  Успел изменить нечто в себе, и оно изменилось...
  Изменилось, не приобретя смертоносных нот. Магия метки связала его жизнь с жизнью Сорея, и теперь он был свободен от странных, а порой страшных и не в меру жестоких законов мира, в котором он жил. Ведь, как известно, было всем, почти всегда за маской добра скрывалась личина зверя...
  Зверя, вечно жаждущего крови.
  Миклео улыбался, а террористы сражались с пришедшими по тропе времен серафимами, решившими чуть переделать грядущее, облегчив себе задачу тем, что уничтожат часть врагов ранее намеченного срока...
  Драконейты падали с небес, расстроено воя.
  Марлинд горел...
  Вновь занялся дождь.
  Закат окрасился в алый.
  В Мидганде началась буря...
  
  ***
  
  'Ветер и сон... Много порой унесено было водой... Уж и не счесть прожитых лет, Иллюзий - сотканных снов... Но просто поверь! Даже легкая тень,
  Способна открыть в мироздании дверь и воплотить любовь...
  Если пойдешь по дороге из рос, будь уверен, в раю оказаться из слез ты сможешь,
  В тот же проклятый день...
  
  Но если пойдешь по дороге из лоз, то возможно окажешься ты у дверей, что в царство ведут теней...
  А если пойдешь по стеклу и теням, по кирпичу между серых лиан, по вереска легким. Порой невесомым, цветам... Будь уверен, друг мой, то откроется путь, ведущий стремниною в рай...
  Хоть намереньями все же благими и выложен долгий путь, но в ад он ведет,
  
  Сладкой песней зовет, всех, кто желает любви... И поэтому, друг, ты гляди, что горит впереди:
  Смерти верной костер иль маяк корабля, или кровью души вечно пьяна Луна...
  Или алый закат, умеревшей зари, что как стая собак, воет вечно в ночи...
  Или чьи-то глаза, что как звезды горят. Ведь любовь ждет всегда, как награда-наград.
  
  Осмотрительней будь! Отыщи же свой путь! И беги по нему ты вперед!
  И тогда будь уверен, не забудут все дети, сказку любви твою!
  А покуда - смотри! Вот сверкают ручьи и дорога бежит по траве...
  Под ногами лежит золотой светом путь... Так иди же вперед по нему!
  
  Ты беги пересуд и тогда ты окажешься в круге из рук,
  Что на конце его вечно в счастии ждут!
  Ждут всегда и везде, замыкая собой самый праведный дней путь.
  Ты иди и тогда станет былью молва, что историю пишет как труд...'
  - слышалось в тихом плаче дождя...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 7*
  
  ***
  
  *Марлинд*
  *время то же *
  
  ***
  
  Жрец задумчиво смотрел на погром. Серафимы сбежали...
  Сбежали вместе с пастырями, бросив горожан на произвол судьбы. Правда, сбежали они с боем, как говорится, лиха беда начало, и явилась она аккурат оттуда, откуда не ждали, из разлома времени...
  Он нервно потер переносицу, вспоминая, как все хорошо начиналось: они успешно ликвидировали несколько групп разведчиков, выпустили в воздух пол сотни виверн, обезвредили защитников гарнизона и взяли в плен пришедших им на подмогу людей из Лейка...
  Падший усмехнулся, судя по всему, те так и не поняли, что же именно случилось...
  А случилось следующее: они привязали к вивернам мешки с порошком, способствующим быстрому впадению в сон, и как итог - горожане отключились...
  Кажется, виверны все-таки никого не убили, а вот их покрошило в месиво... Пришедшие на подмогу защитникам пастыри, слегонца озверели, узрев творимый беспредел, да еще и Миклео, с его безотказными, бронебойными стрелами, бьющими точно в цель...
  ''Робин Гуд' наших дней! Чтоб ему пусто было, мать вашу!' - ругался в мыслях жрец, вспоминая то, с какой легкостью поименованный серафим сражался с вивернами.
  И именно из-за этого, именно, что из-за своей неприязни к конкретно взятому серафиму, он - глава западного отделения ордена, сейчас и был зол как фурия, ведь оный фрукт ухитрился улизнуть у него из-под самого носа, хоть сначала и попал в цепкие лапки ордена. И что расстраивало жреца - так это то, что пленник ухитрился улизнуть весьма при странных и загадочных обстоятельствах...
  'Ну, ничего!
  Он еще мне попадется! Дайте только срок! Метку мы на него поставить все же успели!
  Она рано или поздно доконает его, сожрет душу и приведет его к нам, но уже не виде серафима воды, а в образе темного бога!' - зло прошипел себе под нос жрец, смотря в хмурую грозовую даль, а затем его мысли, вновь вернулись к произошедшему в подземелье. Что-то явно не сходилось и не укладывалось в рамки нормы, зудя у него под кожей назойливым червем алогизма...
  Внезапно он ощутил холодок и лезвие, словно сотканной из звезд полупрозрачной, черно-пепельной косы, внезапно коснулось его горла. Не дав слабины, усмехнувшись, медленно, но при этом совершенно уверенно, он повернулся и встретился со взглядом льдисто-фиолетовых глаз какого-то золотистого блондина с кошачьими ушками. Парень ему внезапно приветливо улыбнулся, сверкнув самыми настоящими звериными клыками.
  'Ну и кто ты?
  Ты и вправду думаешь, что это тебе с рук сойдет? И что ты вообще уйдешь отсюда живым, а?' - мрачно поинтересовался у горе ассасина, по его мнению, второй магистр ордена 'Кровавого Заката'.
  'О, лорд Вольдемар, извольте, но уже сошло!
  Я - Этьен!
  Этьен Хельдальф! Старший брат архиепископа и да, чуть не забыл!
  Я - шинигами, а вы - мой заказ! Так что, не поминайте лихом!' - произнес юноша, вновь улыбнувшись и взмахнув косой...
  Сверкнуло. В воздухе мгновенно стало нечем дышать.
  Магистр ухитрился выхватить из-под полы два лазерных кольта и открыть огонь на поражение прежде, чем коса отсекла ему голову.
  Он швырнул в Этьена дымовую бомбу, но как выяснилось, все было зря...
  В этой белой тьме внезапно зажглись багровым глаза, расчерченные вертикальным зрачком. И магистр услышал громогласный звериный рев. Метнулись смазанные тени. Выстрелы не находили цели, температура внезапно стала быстро понижаться, стремясь достигнуть точки ниже нуля...
  'Твою мать! Что за хрень! Гребанные серафимы! Будь они все прокляты!' - смачно выругался магистр, швыряя в туман светошумовую гранату. Та взорвалась и цветок ее взрыва, расцветая, внезапно замер, освещая собой комнату. Магистр в шоке взирал на это.
  Он взирал на то, как в свете замершего взрыва стояли трое: девушка-буря, одетая в снегопад, представившийся ему близким родственником Сорея парень и еще один, чертовски похожий на Миклео, только почему-то с темными, как шоколад волосами. На лице этого юноши явственно читался вынесенный ему, магистру, смертный приговор. Иного было не дано.
  'Ну, вот и все, голубчик!
  Ты доигрался, так как порядком заигрался, как и твои дружки-подельники, игрой в бога! Мы здесь не в игрушки играть пришли! Есть некоторые вещи в мире, которые созданы для того, чтобы изменять историю! Все-таки, если события творятся по воле богов, то боги имеют полное право в них вмешиваться, меняя ток времени и количество игроков! Уж прости, но мы не намерены позволять и дальше происходить случившейся или, вернее, для тебя только собирающейся случиться трагедии! Мы положим этому конец прежде, чем начнется война!' - произнес шатен, тоже материализовав косу.
  Магистр лишь рассмеялся, с вызовом взглянув в глаза юноше.
  'Что ж, посмотрим, чья возьмет! Будь уверен, серафим, люди не лыком шиты! Мы выберемся из любой передряги, а вы...
  Вы будете стерты жерновами истории, и наш закат действительно станет для вас поистине кровавым или, вернее, последним!' - дико захохотав, произнес он и нажал кнопку на браслете. Мгновенно со всех сторон ударили лазерные лучи, а сам магистр исчез во вспышке телепорта, сбежав с поля боя, словно трусливый шакал.
  Герман зло смотрел перед собой. Лазер развеялся. Часы Кванта бежали вспять... Взмахнув сверкающим веером, Лиэ потушила, вспыхнувший было, пожар. Минул еще один миг, и странное трио исчезло, ничего более не напоминало об их присутствии. В городе шел погром. Горожане, не желавшие мириться с идеологией террористов, дали им бой. Людская любовь к серафимам была куда больше, чем могли себе представить те, кто пришел в город с огнем и мечом с целью уничтожить вековые заветы и устои Марлинда.
  Защитники отказались сдаваться на милость победителей.
  Они сражались до последней капли крови, а спустя час явился десант из Лейка и первая волна наступления ордена была отбита.
  Обе стороны конфликта взяли паузу. Великое Мировое Древо зазвенело, начавшей светиться листвой.
  Начиналась долгая ночь.
  
  ***
  
  'Миражи, как кошка мерцают на окошке.
  Вода застыла в плошке - вдруг став из льда ершом.
  Сверкает ярко очень далекий горизонт.
  
  И блещет в сердце вера, что праведен все ж бой.
  Сверкает чистым светом в глазах людей любовь.
  Все знают твердо очень - идет Последний Бой...'
  - слышалось в шуме листьев.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 8*
  
  ***
  
  *Лейк*
  *месяц спустя *
  
  ***
  
  Миклео сидел в зале собраний и нервно тарабанил пальцами по столу. Сидящие рядом магистры хмурили брови, напряженно переговариваясь. Ситуация понемногу накалялась. С инцидента, произошедшего в Марлинде, прошел месяц, но дела все так же, оставляли желать лучшего. Террористы продолжали совершать нападения на город почти каждый день...
  Миклео мимолетно взглянул в окно. Там бушевала гроза. Недоброжелательность густой, туманной дымкой была разлита в воздухе...
  Он сжал кулаки. Сила Пастырей, по не вполне понятной причине, оказалась неэффективна, словно зло, явившееся в их город, было каким-то уникально новым и наотрез отрицающим саму природу благодати...
  Он краем уха слушал доклад Лэндона и чуть сбивчивую речь Центавра. Эти двое, наконец-то, оправились после произошедшего. Сейчас они делились всей имеющейся у них информацией с членами Верховного Совета Лейка, а он сам был мыслями сейчас очень и очень далеко, в сказочно зовущем дворце Тир-на-Ноге, вместе с Сореем и с теми, о ком там мимолетно шла речь...
  Перспектива стать эмпиреем, его, к сожалению, совсем не радовала, а даже печалила, но Сорей, живой, жизнерадостный и при этом такой безгранично-родной Сорей, что могло быть лучше? Правда, ему совершено не нравилось, что предупреждение о забвении начинало сбываться...
  Воспоминания о его времени в грядущем неумолимо выжигались, истираясь из его памяти. Но он не отчаивался, он принес клятву, которую потребовал с него Сорей, а значит, в какой-то мере они все были спасены...
  Он вновь сжал и разжал пальцы. Свет Сорея вел его по жизни. Вел, даруя ему силы жить, и он не хотел этого терять. Не хотел терять, любой ценой цепляясь за осколки дарованного ему счастья...
  Сидя за столом, он слышал, как вмешались Лейла и Эдна, как выступал со своим докладом Завейд. Кажется, он был на границе и там дела обстояли совсем плохо...
  Сектанты, а они оказались не просто террористами, а сектантами, некой странной и нетривиальной секты 'Кровавый Закат', злобствовали по полной.
  Миклео немного напрягал тот факт, что их лозунг гласил:
  ' Мир для Людей!'
  Серафим понимал их мотивы.
  Ему даже было их чуточку жаль. Но он понимал, что рано или поздно подобный конфликт мог произойти и он произошел...
  Произошел, положив начало крупномасштабной внутриусобной войне. Войне тех, кто верил и доверял серафимам, веря в них и тех, кто ненавидел, презирал последних, отвергая сам факт их существования...
  Это был конфликт между теми из людей, кто желал передать все богатства мира в руки только одной из сторон, полностью уничтожив другую...
  Миклео вновь взглянул в окно и вздрогнул, расширив глаза. Вальяжно разлегшись, на подоконнике лежал огромный каштановый крылатый кот, с такими же аметистовыми глазами, как и у самого Миклео...
  Кот, вернее, мохнатый лев, зевнул, а затем вновь вперил свой взгляд в серафима.
  Миклео потер глаза и даже ущипнул себя за руку. Глюк не исчез.
  Он упорно продолжал лежать на подоконнике, созерцая всех присутствующих.
  'Чей это 'котик'?' - каким-то мертвенно-глухим голосом спросил серафим, дрожащей рукой указав на мохнатого гостя.
  'Котик? Какой котик?' - не понял магистр Норман, удивленно посмотрев на Миклео.
  'Этот!' - вновь повторил Миклео, указав на кота.
  Лев сел и принялся чесать задней лапой ухо, он явно скучал.
  'Но там ничего нет, многоуважаемый лорд!' - попробовал уверить его Норман.
  'Нет!
  Он там есть!' - раздраженно ответил Миклео, мрачнея.
  'Если Миклео говорит, что там что-то есть, значит, там что-то есть! Все-таки он, как и Симонна, очень близок к стихии иллюзий, а там может быть морок! Серафимы способны видеть сквозь завесы!' - произнесла подошедшая к Миклео, Эдна.
  'Что-то не так с этим 'котиком'?' - мило спросила она у него.
  'Да, не так!
  Я уже видел его в Марлинде, вернее в Лейке, но другом Лейке! Это сложно объяснить...
  Понимаешь, Эдна, этот котик...
  Он...
  Он из очень далекого места и у меня такое впечатление, что за нами следят!' - нервно косясь на 'кота', произнес серафим.
  'Вот как...
  И кто же за нами шпионит? Сектанты?' - смеясь, спросил магистр Арчибальд, с недоверием глядя на чуть бледного Миклео.
  'Нет, не сектанты...' - произнес Миклео, на миг осекшись.
  'Я видел этого кота с теми, кто принес мне послание от Сорея', - все-таки произнес он, отведя взгляд.
  'Так, стоп! Великий Спящий передал вам послание? Но как? Когда?' - ошарашено, воскликнул магистр Донахью.
  Эдна, вздернув бровь, непонимающе взглянула на Миклео, материализовав свой зонтик.
  'И почему ты не рассказал об этом раньше?' - спросила она, нахмурившись.
  'Я не мог! Прости, Эдна!
  Я думал и все еще думаю, вы мне просто не поверите...' - произнес он голосом полным печали.
  'Ну, ты нас уже почти убедил, Микстер! Так что не тушуйся, излей душу, мы все поймем!' - смеясь, произнес Завейд, внезапно оказавшись рядом с подоконником и ухитрившись сгрести в охапку пушистого шпиона.
  'Котёночек' же в свою очередь мяукнул и попытался вырваться из его захвата, царапнув Завейда по носу мохнатой лапищей.
  'Ох, ты ж, твою мать!
  Мик, ты 'Это' назвал котиком?! Ну, у тебя и чувство юмора! Это не котик! Это целый слонопотам! И давно он за тобой хвостиком ходит?' - все еще посмеиваясь, поинтересовался Завейд, пытаясь скрутить льва маятником.
  'Не знаю! Возможно, с того дня, когда на нас с Роханом напали! Но я не уверен, что он опасен! Как раз наоборот! Просто я не пойму, зачем они продолжают делать это?' - чуть обеспокоенным голосом произнес Миклео.
  Завейд же тем временем стреножил, как ему показалось, льва, но тот внезапно уменьшился до размера мыши и обиженно куснул его за нос, а после крылатым, меховым шариком рванул к Миклео, став видимым и мгновенно запутавшись у того в волосах...
  'Н-да...
  Дела...
  Кажется, ты ему действительно нравишься, Микки!
  Ты, надеюсь, валериану-то хоть не пил?' - вновь смеясь, спросил Завейд, прислоняясь спиной к стене и с подозрением смотря на возмущенно мяукающего пушистика.
  'Твои шуточки, Завейд, выносят мне мозг!
  Я просил узнать, чей это кот, а не натравливать его на меня!' - возмущенно произнес Миклео, выдирая мяукающий клубок из локонов.
  'А если я скажу, что это мой, что ты тогда сделаешь?' - неожиданно спросил чей-то вкрадчиво-бархатистый голос.
  С лица Завейда мгновенно исчезла улыбка, а маятник оказался в боевом режиме. В нескольких метрах, прислонившись спиной к одной из колонн, стоял высокий, молодой человек, одетый в странное, переливчатое облачение. Темно-каштановые волосы его были перехвачены в хвост. Кошачья полумаска на золотой цепочке свисала у него на груди, а в аметистовых глазах читалась холодная решимость.
  Миклео медленно встал. Все в его теле внезапно замерзло.
  Он внезапно вспомнил, что видел этого юношу в подземелье Марлинда.
  'К-кто т-ты?' - заикаясь, с трудом вымолвил он, глядя на своего двойника.
  'Неправильный вопрос, лорд!
  Вы бы лучше спросили, почему врата времени все еще открыты!' - ухмыльнувшись, произнес шатен, указывая куда-то в окно.
  'Какие еще врата?' - сузив глаза, спросила Эдна, а Лейла, подойдя к Миклео, с опаской посмотрела на странного юношу. Внезапно раздался странный звон, словно зазвенели хрустальные колокольчики, и дико зашипев, на пол упал человек, а на него - большой пушистый пес, который виновато гавкнув, мгновенно принялся вилять хвостом.
  'А ну слезь с меня, Рай, скотина ты пушистая! Да что ж это за напасть такая! Нужно будет попросить Мерфи дать мне эти треклятые коды!
  Я задолбался постоянно нарываться на завесу!' - все еще шипя от боли, произнес рыжий, садясь на пол и потирая ушибленные локти.
  'Нэ, Герман, какого хеллиона ты творишь?
  Ты совсем из ума выжил? Хочешь, чтоб эмпиреи тебя тонким слоем по эфиру размазали? Так они размажут!
  Ты им только волю дай!' - нервно смеясь, добавил он.
  'Шел бы ты, Райвен, туда, куда шел, а не вламывался туда, куда не просят, а то мало ли, что!' - мрачно произнес названный Германом, задумчиво посмотрев на явно обидевшегося шатена.
  'Это не проблема! Уйду, когда будет нужно! И вообще, я по делу!
  Его величество приказал мне прекратит этот беспредел! Река Времени выходит из берегов!
  Лилианнен пытается усмирить поток, но что-то у нее не особо получается!
  Акварис злится!
  Она чувствует гнев природы! У меня такое чувство, что нам все же придется частично изменить ход вещей, ведь если я правильно помню, то, то, что здесь должно произойти приведет к чудовищным последствиям! Да, кстати, а твой лорд, он действительно восстановил целостность своей души или сир Лей аккуратно обвел всех вокруг пальца?' - спросил Райвен у Германа, обняв своего, все еще виляющего хвостом, пса.
  'Не пори горячку, Райвен!
  Ты и так все знаешь, а милорд Лей, думаю, тебе устроит! И вообще, у него самого спросить не думал, а не надоедать мне? И вообще, приставать ко мне с такими расспросами, причем на глазах у тех, кому подобные вещи знать как бы не стоит?
  Ты вообще думаешь, что делаешь, а?' - мотнув головой в сторону, указал на невольных слушателей, Герман.
  Райвен нехотя оглянулся, а затем, присвистнув, покраснел и нервно рассмеялся.
  'Н-да...
  Дела...
  А слона то я и не заметил...
  Накладочка вышла...
  Надо будет наказать за это Сибиллу!
  Она, кажется, неадекватно выбрала для меня временной отрезок времени!' - явно опечалившись, почесав песье ухо, произнес, рыжий, сверкнув ярко зеленым глазами.
  Эдна, склонила голову на бок, вопросительно произнесла:
  'Сорей? Ах, нет...
  Ты - не Сорей!
  Ты просто очень похож на него! Вопрос только - почему?'
  А затем мгновенно материализовала вокруг Райвена каменные пики.
  'Пленник' рассмеялся и пики осыпались в прах, ошарашив присутствующих.
  Эдна вздернула бровь и материализовала в воздухе небольшие валуны, готовая в любой момент пустить их в дело. Но они не потребовались, ибо Райвен щелчком пальцев развеял их...
  'Хорошая попытка, только бесполезная! На слугах эмпиреев, этот номер не работает!' - вздохнув, произнес он, бросая взгляд на, пристально смотрящего на него, Миклео.
  'Мой тебе совет, Эден, прежде чем что-то делать - думай, а лучше семь раз отмерь, а один раз отрежь и используй для этого голову, а не чувства, иначе получишь 'суп с котом'!' - мрачно добавил он, назвав Эдну каким-то странным именем.
  Но девушка на его оговорку даже ухом не повела, стягивая к себе частички пыли со всей округи. Или сделала вид, что не заметила, ведь по своей природе она подмечала каждую мелочь...
  'Брось это гиблое дело! Сказано же тебе, Хефсин Юлинд, не в этот раз!' - вмешался Герман, пресекая ее действия.
  Эдна в шоке на него воззрилась.
  Ее истинное имя, было неизвестно в эту эпоху никому, а то, что он знал его, в свою очередь уже говорило о многом и означало, что этой парочки следовало опасаться...
  Миклео помрачнел и все же вмешался.
  'Что ты имеешь в виду? Что я должен буду сделать?' - сжав кулаки, спросил он, подходя к Райвену.
  'Ничего! Не бери в голову и не принимай близко к сердцу! Это все пустое!
  Мой муж пошутил! Забудь об этом! Все забудьте! Нас здесь никогда не было!' - звенящим, как хрусталь голосом, произнесла снежная буря, внезапно возникшая в зале.
  'Лиэ...' - на одном дыхании протянул Райвен, вставая и исчезая в потоке снега вместе со своим псом.
  'Сестра?! Зачем ты...' - спросил Герман, но договорить не успел, все исчезли, а Миклео ошарашено смотрел на пустую стену, покрытую снежным и быстротающим узором в виде четырнадцати гербов и сигилом демиурга...
  Лейла, прижав ладони к устам, дрожала. В ее глазах плескался ужас...
  'Время...
  Время шло за ними по пятам...' - внезапно промолвила она, падая в кресло.
  'О, Миклео, что ты натворил?!
  Кто пришел за тобой?' - спросила она у друга, схватив того за руки.
  'Не знаю, Лейла!
  Я, правда, не знаю, но я хочу это выяснить! Больше жизни хочу! И подозреваю, что это приведет меня к Сорею или к чему-то большему - причине всего!' - усталым голосом произнес он, взглянув на окно, за которым сверкали шпили Тир-на-Нога, сотворенные белокудрыми облаками, где золотым огнем бил в небеса очищающий свет Сорея...
  Буря века продолжалась.
  Врата Времени все еще были открыты...
  
  ***
  
  'Лилий лед, мерцая, манит сквозь века. Пламенем сверкает на щеке слеза...
  Горит, мерцая в небе, далекий огонек и мчатся-мчатся стрелы, как птицы - на восток.
  Туда, где все дороги сливаются в одну, туда, где дремлют боги, печаль, сокрыв свою...
  Сверкает ярко солнце во тьме ночного неба и память в сердце дремлет, тщась враз вернуться к смертным.
  С победой воротиться мечтает не напрасно, ведь всякое случиться способно, в общем, с каждым...
  Но Мёбиуса лентой все вьется жизни путь, и прошлое однажды вернуться сможет вдруг...
  
  История как лента волшебная течет, бежит, крутясь как обруч, скрепляя жизни рок...
  И будущее с прошлым под древом бытия, стоят, одевшись светом, храня мир от огня...
  Дремают на ладони, мерцая светлячки, а лотосы, сияя, даруют людям сны...
  Сверкает нежно очень холодная вода, ведь время быстротечно и сводит всех с ума...
  В волшебном отраженье порой не счесть судьбы, но можно мимоходом узреть из сна миры...
  Мечта как птица феникс, как белый альбатрос, вдруг залетит Сирингой, сквозь призму серых вод...
  
  И в жемчуге драконьем, улыбкою кота, она предстанет, строго всем пальчиком грозя...
  И в тот же миг коварный красоткою туманной, исчезнет навсегда...
  Ведь будущее зыбко, как дымка на ветру, ей в прошлом очень сложно хранить людей судьбу...
  И сквозь века и дали несет река секрет, о том, что все узнали, о том, чего уж нет...
  Но тайны нерушимы, разгадывать их грех... Ведь коль узнаешь чей-то
  Невольно ты секрет, подставишь непременно под плаху целый свет...
  
  Ведь тайны Мирозданью порой равны бывают, а Мёбиус желаний разрушить может свет...
  Ведь повторяясь, время, ломает жизни цвет...
  Когда ж она порвется, та лента колдовства, спиралью раскрутившись,
  Иль ляжет нитью яркой, как Ариадны путь, тогда понятно станет, чью же скрывала грусть...
  Дорога жизни будет вперед лететь стрелой и будет с неизбывной всегда смотреть тоской,
  На тех, кто по дороге неправильной идет и в прошлое с грядущим желает ускользнуть...
  Когда потоки разом в один сольются все, великим маскарадом предстанет мир во сне...
  
  И в тот же миг исчезнет, рассыпавшись как снег, ведь прошлое с грядущим не может вместе быть...
  И в настоящем - грустном, не может вечно жить...
  Уходит непрестанно, назад летя поток, а в будущее рвется лишь веры огонек...
  Мы, прошлое лелея, стоим на берегу и топим непрестанно в реке времен судьбу...
  А лилии надежды, цветут как льда цветы и льется речка времени, свои снося мосты...
  Из зеркала запретного на нас всегда глядят, глаза одетых дымкою, укравших снов наряд...
  
  Глядят с тех лиц прохожие, знакомые и нет, друзья и просто осенью одетые в рассвет.
  Глядят, смеются, бьются и жаждут без конца в огне священном времени свои спалить сердца...
  Свою развеять грусть мечтает их душа, но время бессердечное ломает зеркала...
  Сверкает чистым пламенем волшебный огонек и мчится в небо пламенем,
  Врата открыв миров... Ведь время непрестанное, течет сквозь пуд основ...
  Оно течет, безумное, во все края судьбы... Течет стремниной бешеной,
  Сверкая сквозь миры... И невдомек, мятежному, куда оно течет...
  Ведь Мёбиус отчаянья в любой душе живет...'
  - слышалось в дыхании бури.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 9*
  
  ***
  
  *Рейм*
  *тысяча лет спустя *
  
  ***
  
  Луниас смотрел в окно. Эфир дрожал. Свет солнца словно померк. Даже птичьи трели и те унялись, замолкнув.
  Эмпирей вздохнул и отвел взгляд от видов Рейма, переведя его на свои руки. Зрелище его слегка опечалило и грустная, призрачно-скорбная тень улыбки тронула его чуть побледневшее лицо. Мерный, звездный свет, скатываясь с рукавов мантии, буквально сочился из пор его кожи...
  Он истекал, постепенно заставляя его тело истаивать, превращаясь в легкую, белесую дымку. Сила брала свое...
  Вернее даже не сила, а прошлое...
  Прошлое настигло его, вонзив свои безжалостно-смертоносные клыки в самое сердце.
  Он вновь усмехнулся, еле сдерживая слезы.
  Маомару, соткавшийся из теней, подойдя к окну, оперся о стену спиной и плавно съехал по ней вниз, опустив голову и буквально вперив уже свой взгляд в свою же черную чашу...
  'Простите, лорд, но сейчас моя магия бессильна...
  Врата времени открыты настежь, и закрываться наотрез отказываются.
  Делик сделал все возможное, чтобы хоть как-то замедлить этот процесс.
  Его лента Мебиуса работает на полную, но я не знаю, насколько хватит его сил, пусть даже он и - сантье...' - с грустью в голосе произнес хранитель черной чаши.
  'Не вини себя, Маомару!
  Ты тоже сделал все, что мог, а я...
  Я даже предположить не мог, что того, что ты и Сорей сделали для меня, будет недостаточно...
  Что этот кошмар продлится и даже мои ключи окажутся бесполезны изменить что-либо...' - надтреснутым голосом произнес Луниас, вглядываясь в мерцающую дымку. В воздухе носились драконы. Дракон, хранящий ключ времени, безумно мечась из одной стороны в другую, летал над садом.
  Его эфемерные крылья горели, а лазурные волны, истекающие из реальности, пронзали прозрачное тело.
  Акварис, усевшись на клумбе, шипела. Лил дождь.
  Луниас все явственней и явственней вспоминал свое прошлое, и от этого вспоминания на его одежде, повинуясь неведомой воле богов, вспыхивали, начиная тлеть и светиться древние раны. Раны, полученные им в ходе чудовищной войны с 'Кровавым Закатом'...
  Эмпирей понимал, его прошлое взывало к нему. Взывало, отчаянно требуя вернуть ему его бытие.
  Он сжал зубы. Воспоминания резанули не хуже кинжала, и по сжатым пальцам заструилась пропитанная магией кровь.
  Он вновь видел их...
  Видел всех тех, кого смог тогда защитить...
  Но какой ценой?..
  Имя...
  Имя, данное ему Сореем...
  Имя, что он взял тогда, после окончания кошмара - Мирико - Земля, стоило слишком дорого...
  Он ведь тогда действительно умер...
  Умер вновь...
  Умер, расщепив саму природу своей души, саму ее квинтэссенцию, ту неделимую часть ядра бытности, составляющую весь конгломерат бытности и самостийности, подарив всем иным счастливый шанс на спасение.
  Он помнил, множество сотворенных им фантомов были уничтожены.
  Они стали для него безвозвратно потерянными, исчезнув из мира и оставив его душу искаженной и разорванной в клочья.
  Он сам чувствовал себя потом все те годы всего лишь пустой оболочкой себя прежнего, а не эмпиреем или даже простым серафимом.
  Он чувствовал себя примерно так же, как Сорей, когда одолжил свое собственное тело Солярису, заключив сделку с А`Рен`Ри.
  Луниас почти зарычал от злости. Сила буквально бурлила в нем. Бурлила, ярясь и норовясь вырваться на свободу, стремясь буквально разорвать его в клочья.
  Она искала выход из безвыходной ситуации. Ситуации, в которую он угодил по собственной воле...
  Со злости ударив кулаком в стекло, из-за чего оно заиндевело и мгновенно разлетелось истаявшими осколками, он черной грозовой тучей вышел из зала.
  Маомару же остался сидеть на полу, подняв вслед ему, горящий багровым взгляд, кровавых от тьмы глаз. На лице темного серафима царили ночь и печаль, но он улыбался...
  Улыбался улыбкой смерти. А тем временем по его щеке, горя багровым светом павших душ, катила слеза скорби.
  Он был бессилен...
  Бессилен что-либо изменить, ведь он и так уже сделал уже слишком многое, нарушив чудовищное количество писанных и неписанных правил и законов...
  Даже выпив тьму из сердца Луниаса, он не смог дать тому сил скрепить все осколки его души, чтобы восстановить ее целостность.
  Теорлинг также оказался бессилен, и теперь раны, полученные лордом, давали о себе знать...
  Они давали о себе знать, раня не только лорда Луниаса, но и лорда Сорея и весь преображенный мир...
  Мир, чье имя и природу и воплощали вдвоем оба лорда, удерживающие власть небесных престолов.
  Медленно поднявшись с пола, Маомару побрел вслед за лордом, а дракон за окном вновь взревел в очередном припадке безумия, бросившись на стену и ломая себе крылья.
  Кронос страдал. Страдал так же, как и его лорд...
  Окно вновь было целым. Время неумолимо бежало вспять. Бежало, переписанное Деликом и в какой-то мере зачарованное Мирико, но даже этого все еще было недостаточно. Рейм терял себя, а живущие на планете теряли свою жизнь...
  'Проклятье!
  Мы должны что-то сделать, иначе это и вправду плохо кончится!' - злясь на себя и на собственную беспомощность в мыслях, обреченно-раздосадованно подумал хранитель зла.
  Он действительно не видел выхода из сложившейся ситуации, она действительно казалась ему безвыходной и в корне проигрышной.
  Он вышел из зала, а краски мира понемногу угасали. Угасали, чертя все больше и больше глубоких ран на душах и телах тех, кто посредством своего бытия поддерживали жизнь в мире.
  В Рейме бушевала буря.
  Время неумолимо истекало.
  Лента закручивалась сильнее.
  В отраженьях отражались осколки прошлого и несбывшегося.
  Драконы продолжали реветь, а Мирико...
  Мирико смотрел в тьму человеческих сердец, ведь коварная ночь открыла перед его взором всю глубину бездны и тьму сердец, сокрытую от глаз, как живых так и мертвых. Буря усиливалась, и стоя по пояс в реке, Сорей искал решение.
  Оно было почти на поверхности, но ускользало от него. Ускользало, уплывая золотой рыбкой, и только тени проходили мимо...
  Проходили, улыбаясь ему улыбкой осеннего листопада.
  
  ***
  
  Закат умирал, окрашивая мир в свои погребально-бордовые тона...
  И от воя драконов стыли сердца... Черной кровью окрасивши мир.
  И никто не мог разгадать, как исправить непоправимое...
  Как вылечить неделимое... И навеки растертое в прах.
  В сердце, как яд паука... Поселился проклятый страх...
  
  ***
  
  'Пламя как клинок чертит путь сквозь ночь, и течет рекой, ведя за окоем.
  Все мерцает нить, лезвием стальным. Правым быть нельзя, равно как - святым.
  Прошлое обманет, отравит как вино, что змеиным ядом было проклято...
  
  Нужно быть беспечным, шустрым как койот и тогда, наверно, будет круглый год,
  Солнце невезенья светить с небес широт разбойникам, убийцам, бандитам, торгашам,
  А не святым владыкам, хранящим силу вод...
  
  Ведь мир жесток, бесчестен, беспечен, непредвзят. Он видит только горе и сердца черный яд.
  Он алчно жаждет крови, как мрачный вурдалак, находя, неволит, лишая счастья враз.
  Огонь погаснуть может, как лепесток свечи, но только все же, прежде свои пожнет плоды...
  
  Исчезнет быстротечно волшебная заря. На место незаметно придет пургой зима...
  Она оденет латы из сумрака и слез, и по земле богатой, пойдет когортой гроз.
  Заметно и не очень расчертит небосклон и черной очень стужей сведет людей покой.
  
  На миг застынет время, в глаза взглянув судьбе. И колесо затмений помчится по траве.
  Взглянут, друг другу в душу все части бытия и в царстве, полном бурей, исчезнет разом тьма...
  Огни переплетутся, сверкая ночи сном, и чем все отольется, узнает лишь покров...
  
  Молчать безумно будет святое колесо. Ведь вечность незаметно себе возьмет свое...
  Она разымет скрепы, порвет оковы сна и выпустит на волю слепого злобой пса.
  Он волком черной стаи, помчится по земле. Луну рыдать заставит, в холодной стужей тьме.
  
  Сиять прекрасно будет волшебный серп души. На озере вселенной возникнут две звезды.
  И будет льда завеса невидимым барьером их разделять на деле, свой возведя предел.
  И даже в тьме столетий или под градом стрел, они не смогут все же, свой разорвать таймень.
  
  А коли все ж исчезнут, то враз падут века и сгинет, словно дымка святая дней весна.
  Исчезнут сновиденья, и ночь любви пройдет. Ведь только в сердце жизни любовь души живет.
  Но если все ж найдутся отчаянье и страсть, то два огня сольются, свою убив печаль.
  
  И свет тогда прольется, мрак ночи осветив, и в мир любовь вернется, всем солнце подарив.
  Проснется вера в чудо и будущего жизнь. Ведь время все ж врачует, хоть медленно как мир...
  Все раны исцелятся. Минует ночи тьма. И свет волшебный счастья пребудет навсегда...
  
  Но, а пока что буря бушует на земле и ищут, ищут люди, свой свет в кромешной тьме...
  Они блуждают тенью по призрачной реке, что омутом забвенья течет в ночной стране...
  Они блуждают вечно и ищут огонек, что верой и надеждой всегда хранит зарок...'
  - слышалось в шуме ветра.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 10*
  
  ***
  
  *Лейк*
  *Война *
  
  ***
  
  Взрыв прозвучал внезапно, окрасив окно своей печально-багровой астрой. Крики людей мгновенно заполнили собой улицу, а затем по всему городу расцвели, вспыхивая один за другим, еще полсотни проклятых огненных цветов.
  Центавр, подойдя к окну, с ужасом всмотрелся в представшую пред его взором картину. Возникшие, буквально из ниоткуда, драконы камнем рухнули вниз...
  'Тревога! Нас атакуют! К оружию! Тревога! Тревога! Тревога!' - послышалось с улицы.
  Взвыла сирена, а взрывы все продолжались.
  Миклео, подбежав к Центавру, увидел чудовищное зарево огромного пожара.
  Он был поражен.
  'Проклятье! Эти твари все-таки показали себя!' - процедил сквозь зубы Завейд.
  'И? Что будем делать?' - нервно посмотрев на серафима, спросил магистр Альтер.
  'Мобилизовать все силы и перевести всю оборонную систему в полную боевую готовность! Немедленно свяжитесь со всеми командными штабами и сообщите об атаке на Лейк!
  Мы не можем позволить этим сектантам творить все, что им вздумается! Госпожа Лейла, пожалуйста, помогите локализовать пожары!
  Я не уверен, что пожарные расчеты окажутся на местах вовремя!' - произнес магистр Лансер, ответив сначала коллеге, а затем обратившись к Лейле, сжав кулаки от бешенства.
  'Конечно же, я вам помогу, магистр! Это мой долг!
  Я немедленно свяжусь с серафимами и передам им координаты!' - произнесла леди, направляясь к выходу из зала.
  'Миклео, ты со мной!
  Мне потребуется твоя помощь! Попытайся вызвать дождь, а я пока попробую погасить огонь своими силами до прихода пожарных расчетов! Все-таки точек возгорания слишком много!
  Я сильно сомневаюсь, что Пастыри и пожарные смогут добраться до мест терактов быстро!' - произнесла она, оглядываясь на Миклео.
  Серафим кивнув, последовал за ней, а взрывы...
  Взрывы все продолжались и продолжались, заставляя дребезжать стекла и окрашивая город в багрянец 'Кровавого Заката'.
  Он слышал, как дрожала земля, и как кричали люди.
  Он буквально чувствовал их боль, страх, ужас, ненависть и отчаяние, а также ярость...
  Ярость, что начинала понемногу переполнять их сердца густой дымкой недоброжелательности, поднимаясь в воздух черным невесомым дымом злонамеренности и тления. Обрисовав ситуацию попавшимся на глаза Пастырям, они быстро направились к месту ближайшего возгорания, но дойти до него, им было не суждено...
  Вооруженный до зубов отряд боевиков, взорвав двери магистрата, вломился внутрь, открыв огонь на поражение...
  В первую минуту боя были ранены около двадцати человек...
  Видя все это, Миклео, не раздумывая, бросил перед собой силовое поле и стену воды, смывая и дезориентируя нападающих. То же сделала и Лейла, призвав свою власть. Серебряное пламя вспыхнуло пламенным вихрем, материализовавшись из воздуха и принявшись сжигать тьму, бушующую в ворвавшихся в здание. Нападающие, взревев и усилив стрельбу, рассредоточились по периметру. Пастыри, в свою очередь, ответили тем, что призвали силу своих серафимов и принялись отвечать на обстрел артемами.
  Завязалась перестрелка. От очередного взрыва выбило, высадив окна. Повалил густой дым. Стало трудно дышать.
  Миклео видел, как в разбитые окна впрыгнули, мгновенно перекатившись по полу и перехватив импульсные автоматы новые боевики.
  Они мгновенно начали прицельную стрельбу, создав тем самым сюрреалистичную картину лазерных вспышек в дымовой завесе.
  Он разозлился. Это был его долг. Долг защищать людей.
  Миклео был защитником Мидганда уже почти миллион лет и подобное отношение со стороны смертных его истинно взбесило.
  Его разозлил сам тот факт, что они посмели среди бела дня напасть на мирное население, атаковав как жилые районы, так и культурные, и административные центры, покусившись на святая святых - мир и покой государства.
  Его разозлило то, что они посмели напасть на Магистрат, то, что посмели бросить вызов защитникам Лейка, а также оскорбили хранительницу города и всех остальных серафимов.
  Его разозлило еще и то, что они были почти полностью пропитаны злобностью.
  Он видел уже не людей...
  Он видел густые сгустки тьмы, что вместо живых людей черными, размытыми пятнами посылали во все движущееся смерть из своих таких же размытых в реальности орудий...
  Кажется, они попали в него, но он не почувствовал боли, ведь ярость магмой заклокотав, полилась, побежав по его венам.
  Он чувствовал, знал, что бой будет долгим и выйдет он из него уже не серафимом, но драконом...
  И он вступил в него. Вступил, отринув свою человечность, ведь иногда для победы над чем-то приходилось жертвовать самым ценным, а именно, своими душой и жизнью, и он пожертвовал ими, не моргнув и глазом, ведь это и означало быть серафимом - защитником мира и покоя...
  
  ***
  
  'Мерцало небо, в мгле горя. Лилась из времени река... Кипели буря и борьба, а кровь в людских сердцах цвела...
  И как великий Рагнарек, сверкал над миром огонек... Горели древние врата
  И шла последняя война - война добра со злом...
  Богиня мрачною была и кровь святая в тьме жила, из ран стекая в ночь.
  Кричали, воя, звери тьмы, а люди ждали все весны, чтоб свой окончить бой...
  
  Но все ж в обличии зимы явился к ним из бездны бог...
  Как смерти вечной властелин, он подарил надежды дым и сгинул, уведя с собой в страну за окоем миров...
  Застыло все. Замерзло время и стекло. Все краски обернулись льдом...
  И небо, словно пепел снов, в сталь обернулось, ставши тьмой...
  
  И тлела ярость, как пожар и яд струился тьмой из ран, неспешно пожирая жизнь и мира вечность...
  Закат, окрасившись в бордо, пил кровь, как сладкое вино... И вечер плакал в небесах, крича как баньши - на холмах...
  Рвал стяги и траву безумный мраком ветер...
  Одевшись в стылую пургу, на перепутье и краю стояли тени, свой укравши вечер...
  
  И ночь смеялась льдом столетий, венчая славой роковой,
  Ведь лилось пламя из соцветий, мир опьянив войны вином...
  Горели травы и земля... И смерть тропой последней шла.
  Лакали волки мрак из чаши, дракон ревел, взлетев из чащи...
  
  И с неба падала звезда, сжигая в пепел города...
  Последней битва та была... Ведь небо забрало, стерев с земли лица
  Само понятье бытия, разрушив клетки стен...
  Добро со злом, спалив огнем дотла, исчезли, сгинув как река...
  
  И получила в тот же миг ключи от мира пустота...
  В ней только тихие шаги звучали без конца...
  Они звучали в тишине, час приближая зла...
  То лились слезы из души, что свой ответ нашла...
  
  Рыдали разум и тела, но битва не имела чести,
  И все окрасив просто в пепел, она с собою забрала,
  Оставив прошлое в бесчестье, ведь суть ее всегда была:
  Дарить живым забвенье...'
  - слышалось в плаче ветра...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Вендетта 11*
  
  ***
  
  *Лейк*
  *Война *
  *три месяца спустя*
  
  ***
  
  Миклео, нет, уже Мирико, перевел затвор автомата.
  Он вновь выглянул из-за стены, окинув взглядом двор. Рядом присели Завейд и Эдна, вернее, Захария и Эден.
  Лейла и Алиша, взявшие псевдонимы Элисон и Рейли, были сейчас вместе с Эсмеральдой, Льюисом и Нумен, ранее носившими имена Симонна, Луннар и Роза...
  Имена...
  О, им всем пришлось изменить имена...
  Это было необходимой жертвой, но она позволила удержать их от превращения в драконов, пусть и ненадолго...
  Многочисленные теракты и нападения сектантов, и жертвы...
  Множество жертв...
  Преимущественно из числа серафимов, хоть закатовцы не брезговали и простыми людьми, активно уничтожая мирное гражданское население, как обладающее, так и лишенное резонанса...
  Но предпочитали террористы все-таки убивать людей с резонансом или Пастырей. Ведь они считали их виновными в том, что миром правят серафимы...
  Мирико сжал зубы от злости и снова передернул затвор. Злость клокотала в нем, сверкая искристыми разрядами.
  Он и его друзья попали в плен, но сбежали, выжив чудом. Но этот побег дался им слишком большой ценой... Ценой, вылившись в целый ряд многочисленных проблем...
  Мирико мысленно проклял закатовцев, вспоминая все те ужасы, что они сотворили с ним.
  Его тело до сих пор ныло, а раны жгли, но сильнее всего жгло клеймо, наконец-то проявившееся.
  Он не знал, что оно было у него с его первого пленения. Но понимал, что оно было нанесено на его тело посредством какого-то неизвестного ему проклятия... Единственное, что его утешало, так это то, что оно в некотором роде переплеталось с данной им клятвой: теперь он принадлежал только Сорею. Принадлежал всем: и душой, и телом...
  И в этом была проблема...
  Ведь любой, кто касался его, помимо Сорея, причинял ему просто чудовищную боль...
  Серафим сосредоточился, призывая влагу из воздуха и она покорно отозвалась, на этот раз, даже не думая артачиться. Отозвалась, формируя крупные капли, сверкающими бусинами зависшие в воздухе за его спиной.
  Эден бросила на него предостерегающий взгляд, но он только зло ей улыбнулся. За последние несколько месяцев он смог научиться убивать без зазрения совести и с совершено легким сердцем.
  Он научился убивать людей...
  Вернее, уже не людей...
  Настолько густую тьму могли излучать лишь владыки бедствий, а их убийство, наоборот, поощрялось...
  Его злость заставляла капли кипеть. Многие из них испарились, истаяв паровыми облачками, а некоторые, наоборот, замерзли, внезапно упав ледяными шариками на землю.
  Он чувствовал, как закипает кровь в жилах его врагов. Закипает, крадя их жизни...
  Он рассмеялся. Одежда тлела. Сияющие линии силы проступили сквозь его куртку, создавая собой сложный узор, так похожий на узоры плаща Сорея, но ему было уже все равно.
  Он был здесь только с одной целью - уничтожить зло...
  'Мирико, ты горишь!' - шипящим шепотом, выразительно сверкнув глазами, произнесла Эден, пытаясь отвлечь его.
  'Я горю уже давно, Эден! Не обращай внимания! У нас есть дело и мы должны его сделать!' - мертвым, словно арктический холод, голосом, сверкнув сталью, наполненных снежным штормом глаз, произнес он, выцеливая демонов в объектив автомата.
  'Но, Мирико!..' - попыталась вновь осадить его подруга, тронув за плечо, но была прервана.
  'Сказал же, не обращай внимания!
  Я больше не тот серафим, которого ты знала!' - холодно произнес он, начав буквально источать смерть...
  'Да, Мирико...
  Ты уже не тот, мы уже не те...
  Мы все прошли через этот ад...
  Прошли, но все же - выжили!' - зло произнесла Эден, сжав кулаки и отведя взгляд.
  Ее сердце обливалось кровью, а по щеке мимолетно побежала предательская слеза.
  Ей было больно смотреть на друга, чье сердце все-таки ожесточилось от тяжести войны.
  Ей было грустно терять того веселого, чуточку наивного и очень милого серафима, которым он был, ведь сейчас перед ней был тот, кто по праву оправдывал свое ужасное имя - Энфорсер - Палач рода человеческого - Лазлав Рюлей...
  Захария же лишь бросил на них цепкий, но мимолетный взгляд и, вглядевшись в прицел уже своей винтовки, выровнял поток ветра, превращая его в свои покорные пули. Спустя минуту холодный лейковский вечер, запел множеством выстрелов...
  В воздух полетели, сверкая звездными лучами плазменные снаряды. Вода в атмосфере замерзла, обращаемая волей Мирико в снежно-ледяные иглы. Земля же превращалась в тонкие лезвия-колья, что повинуясь воле Эден, пронзали тела врагов. Камни и обломки зданий, взлетая вверх, с грохотом падали вниз, плюща технику закатовцев. Из земли забили грязевые фонтаны и с чудовищной скоростью стали прорастать лианы и деревья, раня террористов своими гибкими шипами. Черная магия сектантов ответила тотчас же...
  По улице заструился фиолетовый туман. Заструился, обгладывая остовы зданий и чахлые, после применения ядов, деревца. Мгновение - и ветер Захарии погнал его прочь.
  Серафим не мог допустить того, чтобы защитники Лейка стали вторым полком мертвецов...
  Воздушные лезвия обрушили часть несущей стены одного из зданий и ворвались во рты нескольким зазевавшимся боевикам, разрывая тех в клочья, а рядом продолжали свистеть, взрываясь, переполненные тьмой взрывные снаряды террористов.
  Лэндон, отдав приказ по рации одному из отрядов, велел опергруппе переходить в наступление. Ученики Мирико черными тенями заскользили между руин. Бой продолжался. Где-то в отдалении вспыхнули мрачными зарницами столбы багрового пламени и раздались раскаты грома.
  Элисон, защищая гражданское население, использовала свой огонь на полную, а фиолетовая тьма тем временем постепенно пожирала кварталы...
  Лэндон, увидев это, принялся кричать в рацию, чтобы все уходили оттуда, но ответом ему стала тишина...
  Мирико, выбежав из-за руин здания, преградивших ему путь, внезапно увидел Эсмеральду, стоявшую на обвалившейся крыше одного из домов.
  Он подумал, что она от отчаяния решила совершить самоубийство, отдавшись в руки врагов, но он ошибся. Из-за ее спины, громогласно взревев, повалили полчища чудовищ.
  Она сотворила живые иллюзии и те, не долго думая, ринулись к притаившимся среди обломков зданий закатовцам. Пусть Эсмеральда и управляла тенями, сейчас она была на стороне тех, кто воплощал собой силы света. В некотором роде это радовало, но все же, и пугало...
  Ведь переметнись она на их сторону, как в былые времена, люди магистрата умылись бы уже собственной кровью...
  Мирико сделал шаг вперед. Лед покрывал все его тело нерушимой броней.
  Он пошел на врага напролом, а свернув за угол и выпав из схватки с очередным противником, он замер как вкопанный. Картина, представшая перед его взором, была странной. В круге стояли террористы. Стояли, затравленно смотря на окруживших их. Глаза Мирико округлились, а дыхание перехватило. Припав к земле в разных частях улицы, стояли драконы...
  В реальности были бреши и в них буквально клубились, источая мрак, черно-фиолетовые протуберанцы силы. Облаченные в черное и золотое, Пастыри держали террористов на мушке, но проблема заключалась в том, что никого из них Мирико не знал, кроме стоящих там серафимов и...
  Сорея...
  Один из пойманных террористов что-то дико кричал, а Сорей, держа в руках сияющий чудовищным светом жезл, явно собирался его изничтожить.
  Мирико искренне не понимал...
  Не понимал, что же именно он видит: дурной сон или все-таки бессердечную и безжалостную реальность...
  Внезапно до него донеслись слова:
  'Делик, прошу, заканчивай!
  Ты на пределе! Лента Мебиуса может не выдержать!..'
  'Не беспокойтесь, леди Сибилла!
  Я выдюжу!
  Мне не впервой!' - смеясь, но при этом явно через боль, произнес, облаченный в золото, сантье.
  'Как бы не так, старина! Дела ведь из ряда вон плохие, как не посмотришь!' - так же смеясь, через порывы тьмы и распада, произнес какой-то странный санта, явно пытаясь удержать Драконов от вояжа в самоволку.
  'Цыц, Эмет! Не сбивай концентрацию! И так тошно!' - произнесла рыжая, как бушующее пламя вселенского пожара, девушка. Казалось, ее огненные волосы и в самом деле перекинулись в сверкающие лепестки огня.
  'Ты-то хоть не лезь, Эмилия!
  Мне и без твоих нравоучений несладко приходится!
  Ты лучше погляди, что в округе то деется! Реальность то, болезная, по швам трещит! Глядишь, и вовсе развалится или в точку свернется!' - обливаясь потом, ответил, огрызнувшись, Эмет.
  'Я и без твоих замечаний прекрасно вижу, что мир разрушается! Сплюнь и займись делом, нам еще мировой баланс выравнивать и ткань мироздания латать, на пару с нитями времени! Речка-то и взаправду из берегов вышла! Не зря Кронос с Акварис буянили, ох, и не зря!' - зло произнесла она, окинув мир руками и заставив окружающую ее недоброжелательность в буквальном смысле истлеть в пламени пожара, в который превратилась ее фигура.
  'Феникс...
  Настоящий феникс!' - пораженно пронеслось осознание в сознании все еще шокированного Мирико, что словно замороженный своей же собственной силой, безвольной куклой стоял у руин дома, а разговор тем временем продолжался...
  'Да...
  Паршиво все, нечего сказать! Одним словом - тлен! И все почему? Все потому, что стихия желает быть целостной! Не разбей сир Луниас свою душу на миллиард осколков, такого бы не произошло! Но сделанного не воротишь, а прожитого не исправишь! Но попытаться все же, стоит, раз мы все сегодня здесь собрались!' - произнес еще один юноша, вмешавшись в разговор и отправляя в нокаут осатаневшего от переизбытка снизошедшей на него благодати, закатовца.
  'Ты не прав, Фенрир! По крайней мере, не во всем! Все не настолько хреново и к тому же, если бы лорд этого не сделал, то три четверти населения Мидганда были бы уже мертвы! А они живы! Живы, наперекор всем смертям, и вполне себе невредимы! Пусть у них теперь и повышенное сродство к стихи воды!' - произнес еще один санта.
  'Мимир, ты как всегда зришь в корень проблемы и видишь всю ее суть!' - смеясь, произнес взлохмаченный паренек в такой же черной мантии адепта магистратской епархии старшего звена.
  'Бладди, ты-то хоть не лезь, а!' - произнесла белокурая девушка, взмахивая сверкающей косой и скидывая черную мантию с плеч, ведь она начала тлеть, подожженная искрами иномирового пламени.
  'А что ты мне сделаешь, Хелен? Отшлепаешь?' - невинно захлопав чуть обожженными ресницами, спросил он, вздернув бровь.
  'Если надо, то и отшлепаю!' - цинично прищурившись, произнесла девушка, дематериализуя косу и доставая короткие кинжалы, лучащиеся аметистовыми всполохами.
  'Билли, поможешь мне разрезать сингулярность?' - спросила она, обратившись к Сибилле.
  'Герман, Этьен, Райвен, Хавенир, Лилианнен!
  Вы тоже помогите разорвать связи, а иначе все реальности будут стерты в порошок!' - выкрикнула она, внезапно вспрыгивая на одну из крыш.
  'Как прикажете, юная леди!' - усмехаясь, ответил ей кто-то из присутствующих и часть людей или, как подумалось Мирико, серафимов, последовало за ней, а Сорей... Сорей тем временем оглянулся и поймал взгляд, стоявшего все это время в ступоре, серафима.
  'Ты все-таки пришел, Мирико! Это хорошо! Это упрощает задачу!' - как-то тускло улыбаясь, произнес он, а Мирико в свою очередь внезапно попятился. Что-то подсказывало ему, что эта встреча ничем хорошим для него не обернется... Вернее, что-то подсказывало ему, что для них обоих...
  'Не надо убегать!
  Я ведь от тебя не убегаю!' - внезапно произнес его же собственный голос, донесшийся откуда-то сбоку.
  Мирико резко оглянулся и вздрогнул. Перед ним стоял он сам...
  Стоял и смотрел на него глазами, украшенными руной Луны...
  'Ну, привет, мое прошлое! Это я - твое будущее! Приятно познакомиться! Предлагаю прекратить это безумие и, наконец, стать нашим общим настоящим!
  Ты как, не возражаешь?' - улыбаясь, произнес Эмпирей.
  'Богиня против!
  Она не позволит тебе!..' - внезапно вновь заорал жрец, дернувшись вперед и Мирико вздрогнул, осознавая причину всего...
  Послышались шаги, и его спутники наконец-то его догнали...
  Эден, чуть запыхавшись, остановилась, непонимающе воззрившись на представшую перед ней картину.
  'Какого хеллиона?!' - вымолвил потрясенный Захария, видя, как все начинает светиться и рушиться.
  'Простите! У нас не так много времени!
  Мы должны выровнять временной поток и покончить со всем этим раз и навсегда, а для этого мне нужно снова стать самим собой!' - внезапно произнес двойник Миклео и Мирико окончательно понял, что что-то в его жизни все-таки пошло не так...
  Сорей и Миклео номер два внезапно оказались рядом с ним, а дорогу, бросившейся к Мирико Эден, преградили двое мальчишек со странными чашами. И все поглотил свет...
  Свет, в котором Мирико услышал душераздирающий вопль жрецов и полный ненависти женский вопль...
  Вопль, проклинающий их всех...
  Кажется это кричала богиня...
  А затем его поглотил огонь, а после...
  После он ничего уже не помнил. Наступила звенящая тишина...
  
  ***
  
  'Как звери ночь рыдала, ревела все огнем, а лезвия, порхая, ваяли дней закон.
  Дрожала гладь пространства, грань времени дрожала
  И лилась в чашу странствий дорога из фантазий...
  
  Горел огонь волшебный, горел из тьмы времен,
  А тайны мирозданья хранил из сна Дракон...
  Он чашу испытаний всем предлагал испить,
  
  А кто его боялся, тем говорил: 'Прости!..'
  Дрожали своды мира, столпы дрожали дней,
  А в летописи жизни горел костер ночей...
  
  Она кричала громко, что правит бал война,
  А истина-плутовка сбежала от суда.
  Она сокрыла очи, свой спрятав грозный лик
  
  И днем сердец играла, скрывая жизни смысл,
  Но ветер бесконечный трепал листы судьбы
  И перемены людям дарил из дней сумы...'
  - звучало в эфире...
  
  
  
  *Вендетта 12*
  
  ***
  
  *Лейк*
  *Война *
  *время то же*
  
  ***
  
  Сорей стоял на улице Лейка.
  Он стоял на улицах города из прошлого.
  Савиор стоял и смотрел на творимый хаос.
  Он стоял и сжимал руки в кулак.
  Его сердце обливалось кровью. По злобной воле безумного времени, он не смог исправить злоключения случившегося с Миклео в прошлом. Не смог и теперь его возлюбленный серафим был тенью самого себя...
  Да, он был жив и здесь, но при этом он был мертв и не здесь...
  Он существовал, и при этом нет...
  Да, с ним был Рюлей...
  Рюлей и все те, кто решили рискнуть и пройти по мосту времени в прошлое...
  Пойти по нему, чтобы ослабить коллапсы будущего, ведь они все знали - Кали играет нечестно. И именно из-за этой ее игры они все и страдали. Страдали, теряя свое будущее и будущее всех тех, кто доверился им...
  Он смог поймать главу ордена. Смог, хоть тот и прятался в тенях. И сейчас все, причастные к созданию 'Кровавого Заката', стояли перед его лицом. Стояли перед ликом своей смерти.
  Сорей уже собирался казнить главу ордена, когда в проулке появился Миклео из этого времени, вернее, Мирико и все завертелось...
  Он видел, как потом следом за его возлюбленным появились остальные, с такими же израненными и изорванными в клочья душами. Лорду света стало нестерпимо больно, и, взяв за руку Миклео, из своего времени, он решил исправить эту ошибку, это недоразумение - злобную насмешку судьбы.
  Он решил исправить ее, покончив со всем здесь и сейчас, раз и навсегда. И...
  И он исправил ее...
  Он окончательно и бесповоротно перешагнул грань добра и зла...
  Перешагнул, перекроив реальность планеты.
  Он сделал это, переписав судьбы и воспоминания жителей прошлого.
  Он совершил этот свой грех, восстановив их общее бытие, используя всю силу своей души.
  Сорей видел, как изменились из глаза. Видел, как жизнь возвращалась в тела и как светлели ядра их душ, а тьма...
  Тьма отступила...
  Отступила, безвозвратно покидая пределы не только Лейка, но и всего Мидганда.
  Он услышал раздосадовано-разочарованный вопль Кали, и слеза печали пробежала, скатившись сверкающей звездой, из его глаз.
  Лорд знал: Миклео снова стал самим собой, равно как и все остальные люди и серафимы, а время...
  Время вернулось в свое русло. Вернулось, стерев все воспоминания о визите будущего и лишь те, кто читали потоки времени, оставили у себя осколки памяти о случившемся.
  Сорей знал: Дафна будет помнить...
  Она будет помнить все, равно как и другие ведающие, что родятся позже...
  Он улыбнулся, обнимая своего Миклео, который на этот раз был спасен по-настоящему, окончательно и бесповоротно...
  Они оба стояли в потоке света, а мир...
  Мир приходил себя.
  'Кровавый Закат' был уничтожен. Над Лейком вставало солнце новой жизни. Вставало, даруя миру свой легендарный, золотой рассвет...
  Рассвет, что во все времена воспевали барды и сказители.
  Мир продолжал жить.
  Темная эра закончилась.
  Мир изменился.
  Будущее стало еще ближе, чем раньше.
  Весело щебеча в небесах преображенного мира, носились златокрылые элисарки.
  
  ***
  
  'Ветер качает небо на ладонях весны,
  И одетые светом, текут по сугробам ручьи.
  Мерцает лучик небрежный, искрится росой на листве
  И нежно щебечет трели соловей - на потеху мечте.
  
  Сверкает весеннее солнце, мерцая листвою в глазах.
  Качели несутся из света, сквозь время несяся в закат.
  Смеются беспечные детством и юность горит золотая,
  Ведь молодость все ж быстротечна, проходит неслышно - шальная.
  
  Искрятся осколки из света, любовь нежной птицей поет
  И верят в грядущее дети, что в сердце надеждой живет.
  Во все времена верят люди в волшебную сказку мечты
  И в то, что волшебное чудо подарит им счастье сквозь сны...'
  - шептало, нежно улыбаясь, небо...
  
  Эпилог
  
  ***
  
  *Рейм*
  *тысячу лет спустя*
  
  ***
  
  Миклео проснулся. Солнце Рейма светило в небе ласково и чисто.
  Сорей еще спал.
  Зести, пригревшись, спала у него в ногах.
  Звездный Предел, сидя на подлокотнике кровати, не мигая, смотрел на эмпирея своим звездными глазам.
  Серафим тепло улыбнулся дракончику. Темные обручи злобы, сковывающие его сердце, наконец-то, спали, а раны зажили окончательно.
  Он был свободен...
  Свободен и бесконечно счастлив.
  Прикрыв глаза, он перенесся в прошлое, в тот день, когда пал проклятый орден, а 'благая' задумка людей с треском провалилась, не принеся им ни толики успеха, ни тех плодов, что они так алчно жаждали.
  Он знал: волшебство, что тогда произошло на улице Лейка, отсрочило наступление мрака ровно до того времени, когда он стал эмпиреем Луниасом, но он сам оказавшись там - полностью исцелился, равно как и его друзья, вместе с ним вернувшиеся назад во времени. Тихо встав, он подошел к окну.
  Солнце светило, лаская землю своими золотыми лучами. Люди и серафимы жили в гармонии, найдя золотую середину. Найдя ее, они смогли сделать это - построить общество на доверии и любви.
  Он улыбался, а мир...
  Мир улыбался в ответ. Время, волшебной рекой теча по его жилам, делало его частью вселенной, а вселенная...
  Вселенная была счастлива...
  Счастлива потому, что она существовала, что даже тьма в ней смогла обрести свое счастье, ведь Кали все таки стала Парвати, вернувшись к своему Шиве, а Ле`Гард стал серафимом, Целестия вышла замуж за Центавра, Лэндон стал министром обороны своего времени, Деймос - главой Сантерии, а его однокурсницы - выдающимися личностями, положившими начало бурному развитию Хайленда...
  Эмпирей вновь улыбнулся и, распахнув руки, обвил ими шею, тихонечко подошедшего к нему, Сорея, что в свою очередь обнял его за талию. Рюлей поцеловал своего возлюбленного и счастливо улыбаясь, произнес:
  'Наконец-то это закончилось! С Днем Рождения, любимый! С Днем Рождения!'
  'И тебя, мое ночное солнце!' - ласково ответил ему Сорей, вновь целуя Миклео, а за их спинами все ярче и ярче светило пробуждающееся солнце.
  Светило, лаская своими золотыми лучами весь мир.
  Мир, пронизанный негой и любовью.
  Настал золотой век.
  Век гармонии и благоденствия.
  Вечная война была окончена.
  Все были счастливы.
  
  ***
  'Флейта тихая, мурлыча, пела песню в тишине.
  Кошка солнечная лихо танцевала на волне.
  Пес, одетый серебром, лунный луч украл сквозь сон.
  И потом они вдвоем звезд лукошко утащили.
  И в избушке из надежд вечно дружно вместе жили.
  Все менялися обличья, все текла времен река,
  А поляна колдовская все в ночи огнем цвела.
  Озеро, сверкая ярко - становилось чистым льдом.
  И волшебным циферблатом разгорался день на нем.
  
  Звезды из лукошка жизни, что украли день и ночь,
  Стрелки быстрые кружили, отмеряли ход времен.
  Кошка солнечно мурчала, ночь искала в темноте,
  Лунно пел ей песню пес, избавляя от забот.
  Время мирное дремало, повернув обратно ход.
  Ветер тихий мчался в небо, свет небесный трепетал.
  На столе, забытый кем-то, лист оброненный лежал.
  Строки замерли, как блики. Буквы полились гурьбой.
  
  И волшебным заклинаньем записали разговор.
  Строки те прочел создатель мира призрачных вершин,
  Улыбаясь сквозь сиянье, строчки воплотил он в жизнь.
  И сверкающей гурьбою, быстроногими конями,
  Понеслись они по миру, все звеня любви словами.
  Танцевали они лихо, в ритме музыки кружась,
  Ну, а кошка с псом из книжки жили мирно, в детских снах.
  Счастья всем они желали, быть желали на коне.
  
  В добрый час звучали песни, улыбался светом ветер
  И Луна в выси горела, и история как речка, по земле святой летела.
  Все звучали рифмы-стрелки, как волшебные ключи.
  И сердца горели светом, воплощая дней часы.
  В тех часах - сияньем полных, вечность светлая жила
  Потому, что только Солнце знает, кто есть доброта.
  И оно одно наверно знало тайны всей земли
  И хранило в неге сердце, воплотив людей мечты',
  - звенел эфир.
  
  ***
  
  Конец. 2019г
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"