Клеопатра: Песнь о Змее Нила

В песках, где солнце плавит камень,
Где Нил течёт, как вечная река,
Родилась дева, словно пламя,
В чьих венах кровь богов текла.

Клеопатра, дочь Птолемея,
Наследница великих фараонов,
В её глазах мерцала тайна,
И мудрость древних, словно в омуте, тонула.

Она владела языками мира,
И знала звёзд небесный хоровод,
Её ум был острым, словно кинжал,
А голос - сладким, словно мёд.

Когда Юлий Цезарь, грозный воин,
Приплыл на берега Египта,
Она явилась пред ним, как богиня,
В ковре, что скрыл её от взгляда.

И Цезарь, покоритель мира,
Был пленён её красотой и властью,
Он видел в нёй не просто королеву,
А воплощение самой судьбы.

Любовь их вспыхнула, как пожар,
Оставив пепел на полях сражений,
Но смерть Цезаря, словно удар грома,
Разрушила их хрупкий мир мгновенно.

Затем пришёл Антоний, триумвир,
Влюбленный во славу и вино,
И Клеопатра, словно сирена,
Заманила его в свой плен давно.

Она строила дворцы из золота,
Устраивала пиры, достойные богов,
Но Рим не мог простить ей этой роскоши,
И жаждал крови, словно голодный зверь.

В битве при Акциуме, у берегов моря,
Судьба Египта была решена,
Антоний пал, сражённый горем,
И Клеопатра осталась одна.

Она знала, что Рим не пощадит её,
Что ждёт её позор и рабство,
И выбрала смерть, достойную царицы,
В объятиях змеи, ядовитой и прекрасной.

Так умерла Клеопатра, последняя царица,
Чья красота и ум пленили мир,
И в песках Египта, словно эхо,
Звучит легенда о Змее Нила, до сих пор.
***
Птолемей Авлет: Песнь о Флейте и Падении

В дельте Нила, где солнце печёт,
И сфинксы дремлют, храня вечный счёт,
Воссел на троне, не царь, а актер,
Птолемей Авлет, флейтист и проклятый.

Не меч в руке, а тростник он держал,
И звуки сладкие в мир извлекал.
Боги внимали, но хмурили бровь,
Видя, как царство тонет в крови и вдовстве.

Он флейтой играл, когда Римский орёл,
Над Египтом крылья свои распростёр.
Он флейтой играл, когда брат на брата,
Поднял свой меч, забыв клятву святую.

Легенда гласит, что флейта его,
Была зачарована, полна колдовства.
Звуки её усыпляли народ,
И волю к борьбе, и веру в восход.

Он продал богатства, он храмы осквернил,
Лишь бы услышать похвалу и хвалу.
Он золото Риму рекой отдавал,
За право на трон, что сам потерял.

Но боги не дремлют, и карма грядёт,
И флейта молчит, когда смерть зовёт.
Изгнанный, преданный, всеми забыт,
Птолемей Авлет, в бесславии спит.

И шепчет лишь ветер в руинах дворца:
"Не флейтой спасти, а силой сердца.
Не звуки пленительные, а воля и честь,
Могут народ от гибели уберечь".

Так помните, люди, урок сей простой:
Нельзя продавать свою землю за строй
Аккордов фальшивых, за лесть и обман.
Иначе постигнет вас участь Авлета.
***
Александр: Сын Зевса и Грозы

Рождённый в ночь, когда Олимп дрожал,
Когда комета полоснула небо,
В Пелле, столице, мальчик закричал,
И мир застыл, предчувствуя победу.

Отец Филипп, царь воинственный и строг,
Мечтал о славе, о великом царстве.
Но мать Олимпиада, словно бог,
Хранила тайну в сердце, словно в ларце.

Шептала ночью, глядя на луну,
Что Зевс, громовержец, посетил её ложе,
Что сын её - не смертный, а полубог,
И мир лежит у ног его, как подножье.

Учитель Аристотель, мудрый старец,
Вложил в него любовь к наукам, знаньям.
Но больше жаждал юный царь сраженья,
И слышал зов далеких стран и далей.

Буцефал, конь дикий, непокорный,
Лишь Александру подчинился взгляду.
Он стал его крылатым, верным другом,
Вперед несущим к славе и награде.

При Херонее, юный полководец,
Разбил священный Фиванский батальон.
И Греция, склонившись перед волей,
Признала власть Македонского царя.

Но не хватало мира Александру,
Его манил Восток, богатство, слава.
И с войском небольшим, но полным жара,
Он двинулся на Персию, державу.

При Гранике, Иссе, Гавгамелах битва,
Разгромлены Дарий и его войска.
И Персия пала, словно под копытом,
И Александр - владыка Востока.

Он шёл вперед, сквозь горы и пустыни,
Основывал города, дарил надежду.
Но жажда власти, словно яд змеиный,
В его душе росла, как прежде.

Дошёл до Индии, до края света,
Но войско, утомлённое войной,
Взмолилось о пощаде, о возврате,
И Александр, скрепя сердце, пошёл домой.

В Вавилоне, в роскоши и славе,
Он заболел, сражённый лихорадкой.
И умер, не оставив завещанья,
Разделив мир на части, словно клад.

Но имя Александра не забыто,
О нем слагают песни и легенды.
Он - полубог, герой, завоеватель,
Чья слава будет жить в веки веков, наверное.
***
Битва при Гранике: Песнь о Громе и Реке

В долине Граника, где воды быстры,
Сошлись два мира в яростной борьбе.
Восток и Запад, словно два костра,
Взметнулись в небо, предвещая смерть.

Александр, сын Зевса, юный бог войны,
Вёл войско македонское вперед.
В глазах его пылали небеса, полны
Решимости, что страх в сердца вселяет.

На берегу, персидская стена,
Щиты и копья, словно лес густой.
Мемнон Родосский, мудрый воевода,
Готовил войско к битве роковой.

Река бурлила, словно зверь в цепях,
Преградой став меж жизнью и войной.
Но Александр, презрев и страх, и мрак,
Вперёд бросился, ведомый лишь судьбой.

Копьё пронзило воздух, словно гром,
И первый перс упал, сражён в бою.
За ним другие, в хаосе густом,
Сражались насмерть за свою страну.

Кони ржали, всадники кричали,
Мечи звенели, кровь лилась рекой.
Боги с Олимпа, молча, наблюдали,
За смертной пляской, страшной и лихой.

Александр, словно вихрь, крушил врагов,
Его копьё не знало промаха.
Он был подобен льву средь овец, готов
Разорвать цепи, что сковали страх.

Мемнон Родосский пал, сражён в бою,
И персидское войско дрогнуло тогда.
Увидев гибель вождя своего,
Бежали в страхе, словно от огня.

Река Граник покраснела от крови,
И стоны раненых наполнили простор.
Победа Александра, словно зов любви,
Звучала громко, заглушая спор.

Так битва при Гранике завершилась,
И Запад победил Восток в тот день.
Но память о героях сохранилась,
В легендах, что поются до сих пор, как тень.

И шепчет ветер над рекой Граник,
О храбрости, о славе и войне.
О том, как Александр, словно феникс,
Восстал из пепла, чтобы править на земле.
***
Юлий, рождённый бурей и сталью

Из чрева матери, в час грозы и битвы,
Явился Юлий, судьбой отмеченный.
Не плачем младенца, но громом раскатным
Приветствовал мир его первое дыхание.

Боги шептали о нём в тиши храмов,
Сивиллы пророчили славу и кровь.
В глазах его плескалось пламя Марса,
А в сердце таилась мудрость Минервы.

Он рос, как дуб, что корнями вцепился
В гранитную почву древнего Рима.
Учился владеть мечом, словом и волей,
И каждый шаг его был поступью льва.

Он видел величие Рима в руинах,
И жаждал вернуть ему прежнюю мощь.
Он шёл сквозь заговоры, предательства, войны,
Как бог, что спустился на грешную землю.

Он покорял Галлию, как буря сметает
С полей золотых спелые колосья.
Он перешёл Рубикон, бросив вызов судьбе,
И Рим содрогнулся от поступи Цезаря.

Он правил, как царь, но в сердце остался
Солдатом, что помнит вкус пыли и крови.
Он строил мосты, воздвигал храмы, писал законы,
И имя его стало символом власти.

Но зависть и страх, как змеи, обвились
Вокруг трона, что кровью был обагрён.
И в день Ид Мартов, под кинжалами Брута,
Пала великая душа Цезаря.

Но смерть не смогла его имя затмить,
Оно засияло звездой в небесах.
И до сих пор, сквозь века и столетия,
Звучит эхом слава Юлия Цезаря.

Он стал легендой, мифом, божеством,
Воплощением силы, ума и судьбы.
И каждый, кто жаждет власти и славы,
Вспоминает о Юлии, рождённом бурей и сталью.
***
Брут: Песнь о Падении и Возрождении

В тумане древних рощ, где дубы шептали тайны,
Родился Брут, дитя судьбы, в крови запятнанный.
Изгнанник, сирота, на чьей душе лежало проклятье,
Он скитался по земле, ища себе пристанище, прощенье.

Его предки - короли, чья слава ныне прах,
Погрязли в жажде власти, в коварстве и грехах.
И Брут, невинный плод их злодеяний тёмных,
Нёс бремя прошлого, в скитаниях бездомных.

Он видел, как рушатся царства, как гибнут города,
Как брат восстаёт на брата, не ведая стыда.
И в сердце юном зрела ненависть к тирании,
К тем, кто народ свой предал, в угоду лишь гордыне.

Он странствовал по Галлии, сражался в битвах ярых,
И меч его сверкал, как молния в грозе.
Он набирал союзников, изгнанников, как он сам,
Готовых жизнь отдать за светлое, свободное завтра.

И вот, пророчество древнее, как шёпот ветра в поле,
Указало Бруту путь к острову в море.
Британия, земля туманов и легенд,
Ждала его, как ждёт рассвета день.

Он высадился на берег, с дружиной верных воинов,
И встретил сопротивление, ярость и злобу древних.
Но Брут был силён духом, и вера в сердце крепла,
Он знал, что здесь, на этой земле, его судьба навеки.

Он сражался за свободу, за право жить достойно,
И кровь лилась рекой, на землю плодородную.
Он победил тиранов, изгнал чудовищ древних,
И основал народ свой, сильный и свободный.

И город Трою Новую, он Лондоном назвал,
В память о павшей Трое, что в пепле погребалась.
И правил Брут мудро, справедливо и честно,
Забыв о прошлом тёмном, в котором было тесно.

Так Брут, изгнанник, сирота, проклятый родом,
Стал основателем народа, свободного и гордого.
И имя его живёт в легендах и сказаниях,
Как символ надежды, веры и возрождения.

Пусть миф это только, правда в нём сокрыта,
Но помните о Бруте, когда душа разбита.
Ищите в сердце силу, и веру в светлое начало,
Ибо даже из пепла, возможно возрождение!
***
Марк Антоний: Легенда о Багряном Льве

В песках Египта, под солнцем палящим,
Родился лев, не зверь, но муж могучий.
Марк Антоний, римский легион блистающий,
Судьбой отмеченный, страстью мучимый.

Он был воином, чья сталь звенела яростно,
В его глазах горел огонь победы.
Но сердце льва пленила Клеопатра,
Царица Нила, чаровница древняя.

Она явилась, как богиня из пены морской,
В золотом челне, под парусами шёлка.
И лев, забыв про Рим, про долг геройский,
В её объятьях нашёл свою погибель горькую.

Он правил Востоком, как царь и повелитель,
В роскоши пиров, в вине и наслажденьях.
Но Рим не простил ему измены зримой,
И Цезарь Октавиан поднял свои легионы.

При Акциуме, в битве роковой и страшной,
Сошлись два мира, две судьбы, две силы.
Антоний бился, как лев, раненый смертельно,
Но флот его разбит, надежды рухнули.

Покинутый всеми, преданный судьбою,
Он вернулся в Египет, к своей царице.
И там, в её объятьях, перед смертью лютою,
Он прошептал: "Любовь моя, прости меня..."

Клеопатра, змеёй ужаленной смертельно,
Последовала за ним в царство теней.
Их имена навеки сплетены нераздельно,
В легенде о любви, что сильнее смерти.

Так пал багряный лев, в песках египетских,
Оставив после себя лишь эхо славы.
Марк Антоний, воин, любовник, трагический,
Навеки вписан в анналы истории кровавой.
***
Агриппина: Тень Империи

В тумане Тибра, где шепчут боги,
Родилась дева, с огнём в крови.
Агриппина, змея у порога,
Судьбу плела в шелках любви.

От Цезаря кровь в ней бурлила жаждой,
Власть опьяняла, как терпкий хмель.
Мужей сжигала взглядом однажды,
И пепел их был ей лишь колыбель.

Клавдий, старик, в её сети попался,
Сына Нерона на трон возвёл.
Агриппина, хитрая, не сдавалась,
В тени империи нити плела.

Но юный Нерон, как зверь проснулся,
Увидел в матери лишь оковы.
И яд, что в кубке тихо плеснулся,
Оборвал жизни её оковы.

На вилле, у моря, где волны бьются,
Упала Агриппина, сражена.
"Ударь меня во чрево!" - слова несутся,
Проклятьем матери, что рождена.

И с тех пор призрак её блуждает,
По коридорам власти, в ночи.
Агриппина, что вечно страдает,
Безжалостная мать, в вечном кличе.

Её имя - шёпот в стенах Рима,
Предостережение, страшный урок.
Агриппина, вечная дилемма,
Между любовью и жаждой строк.

Так помните, смертные, эту сказку,
О женщине, что правила огнём.
Агриппина, в трагической маске,
Навеки вписана в римский том.
***
Ливия Друзилла: Тень Империи

Взошла звезда над Римом, багряная и злая,
Когда Друзилла, дева, судьбу свою узнала.
Краса её затмила луну в ночи беззвёздной,
А ум её был острым, как меч, в ножнах железных.

Она была женой Тиберия, сурового воина,
Но сердце её томилось, в клетке золотой стонало.
И боги, видя муку, шепнули ей пророчество:
"Ты станешь матерью империи, владычицей потомства".

Август, Цезарь божественный, увидел в ней величие,
И развелась Друзилла, презрев людское клише.
В объятьях императора нашла она свой трон,
И стала Ливией Августой, чьим словом был закон.

Но тень сомнений пала на её чело высокое,
Ведь путь к вершине власти устлан кровью и пороком.
Шептались злые языки о тайнах и интригах,
О ядах и проклятиях, что плела она в книгах.

Она лелеяла Тиберия, как сына и наследника,
Но сердце её болело о сыновьях от первого брака.
Друз и Германик, воины, любимцы легионов,
Ушли в мир иной, оставив лишь эхо похоронных звонов.

И шептали, шептали, что Ливия виновна,
Что ради власти сына, она была готова
На жертвы и злодейства, на козни и обманы,
Чтоб трон империи навеки был ей предан.

Но кто познает правду, скрытую в веках?
Лишь боги знают тайны, что таятся в облаках.
Была ли Ливия ангелом, иль демоном в плоти?
Лишь эхо её имени гуляет в древнем Риме, в памяти.

И до сих пор, сквозь время, слышен шёпот тихий:
"Ливия Друзилла... Императрица... Великая... И лихая..."
И тень её, как прежде, над Римом проплывает,
Напоминая смертным, что власть всегда играет.
***
Юлия Старшая: Мятежная Императорская Дочь

Я - Юлия, дочь Августа, кровь Цезарей во мне кипит,
Но не в золоте и шелках душа моя, а в буре спит.
Рождена для власти, для поклонения, для славы,
Но сердце рвётся из оков, забыв про честь и нравы.

Отец, ты видел во мне лишь продолжение рода,
Печать на договорах, гарантию для народа.
Ты выдал замуж, как пешку, в политической игре,
Но пламя страсти не угаснет в этом каменном костре.

Я видела мир, что скрыт за стенами дворца,
Где голод, нищета и боль не знают конца.
Я слышала стоны рабов, проклятья бедняков,
И в сердце росло сомнение в справедливости богов.

Мужья сменялись, как тени, в лучах заходящего солнца,
А я искала искру жизни, что в сердце бьётся.
Я пила вино свободы, танцевала под луной,
Искала утешение в объятиях, забывая про покой.

Меня клеймили распутницей, позором для семьи,
Но разве можно удержать волну, что рвётся из земли?
Я не хотела быть куклой, в руках твоих, отец,
Я хотела жить, любить, гореть, а не носить венец.

Ты изгнал меня на остров, в холод и пустоту,
Лишил меня имени, власти, красоты.
Но даже в заточении, вдали от римских стен,
Я остаюсь Юлией, дочерью, что не встала на колени.

Пусть шепчутся о падении, о грехах моих,
Я знаю, что в истории останется мой крик.
Крик женщины, что жаждала свободы и любви,
Крик дочери, что не смогла простить отцовской лжи.

И пусть ветра принесут мой голос сквозь века,
Напомнят о Юлии, что не сломалась никогда.
Мятежная императорская дочь, навеки проклята и жива,
В легендах Рима, в памяти людской, моя душа.
***
Медея Палатинская и Муза Поэта: Миф Клодия

Клодий, чьё имя шепчут тени форума,
Чей стих, как яд, пронзает сердца римлян,
В объятьях ночи, во мраке Палатина,
Искал не славы, не любви, а знанья.

Он звал её, ту, чьё имя - эхо бури,
Медею Палатинскую, колдунью,
Чей взгляд, как сталь, пронзал любую душу,
Чья красота - погибель и безумие.

Она явилась, сотканная из мрака,
Из шёпота ветров и звёздной пыли,
В её глазах горели искры ада,
В её устах - проклятия и были.

"Чего ты хочешь, смертный?" - голос,
Как скрежет камня, резал тишину.
"Я жажду слов, что мир перевернут,
Я жажду Музу, что ведёт ко дну!"

Медея улыбнулась, змеиной лаской,
И протянула руку, словно жало.
"Я дам тебе слова, что жгут, как пламя,
Я дам тебе Музу, что тебя сломала".

И Клодий пал, сражённый красотою,
И принял дар, проклятый и желанный.
Он пил из чаши, полной яда-слова,
И стал певцом, безумным и избранным.

Его стихи, как молнии, сверкали,
Обличая ложь, разврат и лицемерие.
Но каждый стих, как кровь, из сердца вырван,
И каждый стих - Медеи наваждение.

Он видел мир сквозь призму колдовства,
Он слышал шёпот мёртвых и богов.
Но плата высока - его душа,
В плену у Музы, вечно без оков.

И вот он бродит, тенью по Палатину,
Поэт безумный, гений и проклятый.
И шепчет стихи, полные печали,
О Музе, что его навеки покарала.

Медея Палатинская смеётся,
В её глазах - победа и презрение.
Она питается его страданием,
Его талантом, его вдохновением.

И каждый, кто читает стих Клодия,
Вдыхает яд, что Муза подарила.
И каждый, кто познал его искусство,
Узнает цену гения и силы.
***
Боудикка: Песнь Кровавой Жатвы

Я - Боудикка, дочь земли и грома,
Королева иценов, чья воля - сталь!
В моих жилах течёт кровь древних друидов,
И гнев богов в моих глазах пылал!

Римские псы, в железные латы закованные,
Пришли на нашу землю, как саранча.
Они осквернили наши священные рощи,
И надругались над памятью отца.

Они отняли у меня всё, что было свято,
Истерзали тело, сломали мою гордость.
Но не сломили дух! В сердце моём зажглась
Неугасимая жажда мести, словно порох!

Я собрала племена, что стонали под гнётом,
Иценов, триновантов, всех, кто жаждал свободы.
Мы вышли на войну, как лесной пожар,
Сметая римские легионы, словно непогоду!

Камулодун, Лондиниум, Веруламиум -
Горели в пламени нашей ярости святой!
Кровь римлян лилась рекой, обагряя землю,
И крики их ужаса услаждали слух мой!

Но Рим - это гидра, чьи головы растут вновь,
И силы наши таяли, как снег весной.
Предательство, раздоры, усталость и голод -
Всё против нас восстало в час роковой.

И вот, стою я, на поле битвы, одна,
Окружена врагами, чьи лица искажены злобой.
Но не увидите вы страха в моих глазах,
И не услышите мольбы о пощаде из моих губ!

Я - Боудикка! Я - королева! Я - свобода!
И лучше смерть в бою, чем рабское ярмо!
Пусть имя моё станет проклятьем для Рима,
И вечным напоминанием, что свобода - это всё!
***
Регина: Песнь Вольноотпущенницы

В тумане Альбиона, где Рим оставил след,
Родилась Регина, дитя неволи, бед.
В Британии суровой, под властью легионов,
Взросла она, как роза средь серых бастионов.

Рабыней наречённая, в доме господина,
Смиренно выполняла работу неустанно.
Но в сердце юном теплилась искра свободы,
И взор её горел, как пламя у народа.

Она плела узоры, как будто нити судеб,
И в каждом стежке прятала тайну, что любезна.
Она слушала рассказы о древних богах кельтских,
И в шёпоте ветров слышала зов предков.

Однажды, в день весенний, когда земля цвела,
Господин её, устав от жизни, отошёл.
В завещании странном, свободу ей даруя,
Он словно искупил грехи, что накопил.

Регина, вольноотпущенница, вздохнула полной грудью,
И мир пред ней открылся, как книга новой сути.
Она покинула дом, где годы провела,
И в лес дремучий, древний, свой путь направила.

Там, у священных рощ, где друиды шептали,
Она нашла приют, и сердце успокоила.
Она училась травам, что исцеляют раны,
И слушала легенды о битвах великанов.

Регина, вольная птица, меж древних камней бродит,
И дух её силен, как ветер, что свободу родит.
Она - символ надежды, в туманной Альбионе,
Вольноотпущенница, что песнь свою поёт.

И шепчут листья леса, и вторят ей ручьи:
"Регина, ты свободна, ты - дочь своей земли".
И в каждом вздохе ветра, в сиянии луны,
Звучит её история, как эхо старины.
***
Корнелия, Пламя Рима

В священном сердце Рима, где Веста бдит,
Стоит Корнелия, дева чистых лилий.
Не кровь царей, но дух её горит,
Она - хранительница вечного светила.

Рождённая в тени Капитолийских скал,
Избрана богами, юная и невинная.
Она оставила отчий дом, прощальный бал,
Чтоб стать невестой Весты, богини дивной.

Её руки нежны, как лепестки весны,
Но в них - судьба империи, её величие.
Она плетёт молитвы, словно сны,
И пламя Весты - её единственное личное.

Когда враги стучались в городские врата,
И страх сковал сердца патрициев гордых,
Корнелия, в молитве тихой и святой,
Уберегла Рим от бедствий и невзгод.

Однажды, злой огонь, посланник тьмы,
Погас в очаге, предвещая гибель Риму.
Но Корнелия, полная веры и любви,
Своим дыханием пламя возродила дивно.

За это чудо, за преданность богам,
Её прозвали Пламенем Рима, вечной девой.
И даже смерть, что ходит по пятам,
Не властна над душой её, чистой и смелой.

И до сих пор, когда над Римом ночь темна,
И звёзды смотрят с высоты небесной,
В священном храме Весты, тишина,
И пламя вечное горит, как сердце честное.

И шепчут ветры, сквозь века летя,
О Корнелии, весталке непорочной,
Что пламя Рима, в сердце храня,
Спасла его от гибели непрочной.
***
Песнь Иокасты

Я помню шёлк, и золото, и трон,
И власть, что в Фивах правила давно.
Я помню мужа, храброго царя,
Что Сфинкса победил, не ведая огня.

Он был прекрасен, силён и мудр в бою,
И я любила, как умела, жизнь свою.
Забыла я пророчество слепое,
Что тенью висело над судьбою моею.

Забыла я младенца, что в горах
Оставлен был, чтоб избежать всех страх.
Забыла я, как сердце разрывалось,
Когда от сына навсегда я отказалась.

Но боги злобны, и судьба слепа,
И нить времён плетёт свою тропу.
Мой муж погиб, и новый царь пришёл,
И сердце вновь любовью расцвело.

Он был так молод, так горяч и смел,
И я забыла, что когда-то зрела.
Я видела лишь силу и красу,
И отдалась ему, как в сладком сне, в бреду.

Но, правда, словно ядовитый змей,
Вползла в мой дом, и отравила дней.
Открылась тайна, страшная, как ад,
И я узнала, что мой муж - мой сын, мой брат.

О, боги, почему такая кара?
За что мне эта мука и отрава?
Я не могла снести такой позор,
И жизнь свою прервала в этот скорбный час.

Пусть Фивы помнят о моей судьбе,
О том, как боги мстят за грехи в борьбе.
И пусть никто не забывает никогда,
Что от судьбы не убежать никуда.
***
Сигор: Песнь о Забытом Боге

В тумане древних рощ, где шепчут вечно ели,
В тени забытых скал, где ветры песни пели,
Жил Сигор, бог лесов, могучий и седой,
Чей лик давно исчез под времени рекой.

Он правил чащей дикой, где бродит зверь лесной,
Где корни древних дубов сплетались меж собой.
Он слышал шёпот трав, он видел сны земли,
И в сердце каждого цветка хранил свои ключи.

Когда весна вступала в свои права,
Он пробуждал ростки, дарил им жизнь сполна.
Когда же осень золотом покрывала лес,
Он укрывал зверей, даря им свой навес.

Но люди позабыли о щедрости его,
И в жертву приносили лишь злато и вино.
Забыли о молитвах, о песнях под луной,
И Сигор, бог лесов, остался сам с собой.

И гнев его, как буря, пронесся по земле,
Деревья зашатались, и звери в страхе млели.
Но Сигор, мудрый бог, сдержал свой гневный пыл,
И в тишине лесной навеки затаил.

Теперь лишь эхо слышно в чаще вековой,
Напоминает тихо о силе неземной.
И если ты, путник, заблудишься в лесу,
Прислушайся к шёпоту, молись ему в тиши.

Быть может, Сигор дремлет, но он не умер в нас,
В любви к природе дикой, в шёпоте древних трав.
И если мы опомнимся, и вспомним о былом,
Вернется Сигор в лес, и станет нашим богом.
***
Дочери Лота

В дыму и пепле, где Содом пылал,
Бежали дочери, отец их стар.
Забыв про прошлое, про грех и стыд,
В пещеру горную нашли они приют.

Отец их, Лот, был праведен и свят,
Но мир вокруг был полон зла и скверн.
И дочери, в отчаянье своём,
Решили род людской не дать угаснуть.

"Не будет семени, не будет жизни," -
Шептали в страхе, в темноте ночной.
И старшая сказала: "Напоим отца вином,
И ляжем с ним, чтоб род свой сохранить".

И младшая согласилась, в сердце скорбь тая,
И напоили Лота, спящего в ночи.
И старшая вошла к нему, безмолвно, тихо,
И зачала сына, Моава нарекла.

На следующую ночь, младшая дерзнула,
И повторила грех, в отчаянье своём.
И зачала сына, Аммона назвала,
И стали прародительницами двух народов.

Так родились Моавитяне и Аммонитяне,
От греха и страха, в пещере горной.
И стали вечным напоминанием,
О том, как тонка грань между добром и злом.
***
Песнь о Камоше, Боге Моава

В песках багровых, где солнце жжёт,
В земле, что кровью предков полита,
Восстал народ, могучий и гордый,
Народ Моава, Камошем хранимый!

От гор Нево до вод Арнона,
Раскинулись нивы, тучны и щедры.
Камош, владыка, взирает с небес,
На стада тучные, на виноградники зрелые.

Когда тьма сгущалась, и враг стучался,
В ворота Хешбона, в стены Дибона,
Камош являлся в громе и молнии,
И меч его карал нечестивых!

Он дал нам силу в битве с Аморреями,
Он дал нам мудрость в спорах с Израилем.
Он научил нас ковать мечи из железа,
И строить крепости, что выдержат бурю.

Но помните, дети Моава,
Камош ревнив, и требует жертвы!
Не забывайте алтари его умасливать,
И приносить ему первенцев стада!

Ибо гнев его страшен, как буря в пустыне,
И кара его жестока, как зной полуденный.
Он может отнять плодородие земли,
И напустить на вас саранчу и голод!

Но если верны вы будете Камошу,
Он защитит вас от всякого зла.
Он дарует вам победу и славу,
И имя Моава будет жить вечно!
***
Аммон: Песнь Песков и Солнца

Из чрева пустыни, где дюны танцуют вечно,
Где ветер поёт о забытых богах и былом,
Восстал Аммон, лик солнца, владыка беспечный,
Чей взор опаляет, как пламя, добром и злом.

Он - сын Ра, рождённый из пепла и зноя,
Чья колесница мчится по небу в огне.
Он - тайна, сокрытая в сердце покоя,
И сила, что дремлет в каждом песчаном дне.

Когда фараон взывает к нему в молитве,
Когда Нил разливается, землю даря,
Аммон слышит шёпот, в песках сокрытый,
И благословляет, от бед охраняя.

Он - баран с рогами, символ плодородия,
Он - сокол, парящий над вечной землей,
Он - мудрость, что дремлет в каждом народе,
И вера, что светит во тьме неземной.

Но гнев его страшен, как буря песчаная,
Когда забывают о клятвах и чести,
Когда алчность затмевает сознание,
И сердце черствеет от злобы и мести.

Тогда Аммон обрушит свой гнев на неверных,
И пески поглотят их дворцы и дома,
И ветер развеет их прах в пустыне безмерной,
Напомнив, что власть его вечна, нема.

Так славься, Аммон, владыка песков и солнца,
Хранитель земли, дарующий жизнь и покой.
Пусть песнь твоя вечно в пустыне несётся,
И имя твое пребудет вовек над землей!
***
Арнона: Песнь о Крови и Камне

Из чрева гор, где вечный мрак царит,
Рождается Арнона, дух гранитный.
Не серебром струится, не блестит,
А кровью древней, яростью забытой.

Когда-то здесь, в долине мёртвых скал,
Боги сражались в битве беспощадной.
И каждый камень, что Арнона обнимал,
Впитал в себя их гнев неукротимый, жадный.

Арнона помнит крики и стоны,
Звон стали, треск ломающихся костей.
Она несёт их эхом сквозь каньоны,
Вплетая в шёпот ветра средь камней.

Её вода не утоляет жажду,
Она дарует лишь виденья битв былых.
Кто искупается в ней, будет страждущ,
Узрев в глубинах отраженье дней лихих.

Говорят, на дне Арноны дремлет зверь,
Древнейший демон, скованный проклятьем.
Он ждёт, когда река откроет дверь,
И вырвется на волю с диким, жутким взмахом.

Но есть и те, кто ищет в ней ответ,
Кто жаждет силы, что течёт по венам.
Они приходят к ней на склоне лет,
Чтоб ощутить дыхание времен.

Арнона - река крови и камня,
Река забвения и вечной памяти.
Она течёт сквозь время неустанно,
Храня секреты древнейшей трагедии.

И каждый, кто приблизится к её берегам,
Должен помнить: здесь спит древняя сила.
И лишь достойный сможет по её водам
Пройти, не сломленный, не обессиленный.
***
Песнь о Забытом Боге

В тумане древних лет, когда земля была юна,
И звёзды пели хором, не ведая разлуки.
Жил Бог, чьё имя ныне стерто, как волной луна,
С лица песка времён, оставив лишь обрывки.

Он был Творцом теней, властителем глубин,
Где спят чудовища, рождённые в кошмарах.
Он ткал из мрака сны, и каждый был один,
И каждый нёс в себе и радость, и кошмары.

Но свет восстал на тьму, и боги новых дней,
С мечами из огня, пришли, чтоб низвергнуть.
Забытый Бог сражался, не ведая теней,
Но был повержен, и его забыли тут же.

Теперь лишь шёпот ветра в руинах скал,
Напоминает нам о том, кто был когда-то.
И в глубине души, где страх навеки пал,
Живёт тоска по Богу, что был забыт когда-то.

И если ночью тёмной, ты слышишь странный зов,
В мерцании далеких, холодных звёздных искр,
То знай, что это Бог, из глубины веков,
Зовет тебя, чтоб вспомнил ты о нём, хоть близко.
***
Камбис II: Песнь о Безумии и Песках

Взойдя на трон, как солнце над землёй,
Камбис, наследник славы неземной,
Взирал на мир с гордыней в сердце льва,
И жажда власти душу оплела.

Египет пал, под натиском его,
И фараон склонил чело своё.
Но слава эта, словно мираж вдали,
Не утолила жажду, что внутри.

Безумие, как змей, вползло в умы,
Исказив правду, разрушая сны.
Камбис, забыв законы и мораль,
В безумном гневе начал свой развал.

Он брата убил, в страхе за престол,
И кровь родная землю обагрила.
Сестру любимую, в жены взяв себе,
Нарушил клятвы, данные судьбе.

В поход отправился, в земли Амона,
Чтоб бога древнего лишить трона.
Но войско сгинуло в песках пустыни,
И лишь кости белеют в тишине.

Он жрецов казнил, богов презирал,
И храмы древние в руины обращал.
Народ стонал под гнетом его власти,
И проклинал безумного царя.

Но даже царь, в безумии своём,
Не избежал предначертанного днем.
Упал он с коня, раненый мечом,
И смерть настигла в странствии чужом.

Так кончил жизнь Камбис, царь-безумец,
Чье имя стало символом безумства.
И ветер шепчет в песках пустыни,
О славе, власти, и безумной гибели.

Эта песнь - лишь эхо древних времён,
Напоминание о том, что безумен трон,
Когда правитель забывает о чести,
И в жажде власти теряет человечность.
***
Пандора и Ящик: Песнь о Любопытстве и Надежде

В те дни, когда мир был юн и светел,
Когда боги Олимпа правили балом,
Зевс, громовержец, гнев свой укротил,
И создал женщину, дивную Пандору.

Ей красоту дарила Афродита,
Афина мудрость в очи ей вложила,
Гермес же ловкость, хитрость и коварство,
Вложил в уста, что сладко говорили.

Пандору Зевс отправил на Землю,
В подарок Эпиметею, брату Прометея.
Тот, помня наказ брата, остерегался,
Но красота Пандоры сердце покорила.

В приданое Пандоре дан был ящик,
Запечатанный, с наказом строгим:
"Не открывать! Ни под каким предлогом!
Иначе беды мир заполонят!"

Но любопытство, словно змей коварный,
Шептало в уши, разум затмевая.
Пандора день и ночь о ящике мечтала,
И воля слабела, словно воск на солнце.

И вот, однажды, в час, когда все спали,
Пандора, дрожа, к ящику подкралась.
Замок сорвала, крышку приподняла,
И тьма кромешная из ящика вырвалась!

Болезни, голод, зависть, злоба, страх,
Все беды мира, что дотоле спали,
На Землю хлынули, оставив лишь прах,
И радость, счастье навсегда пропали.

Пандора в ужасе захлопнула крышку,
Но было поздно, зло уже гуляло.
Лишь что-то тихо билось в самом низу,
И слабым голосом надежду подавало.

То Надежда, что осталась в ящике,
Последняя искра в мире, полном горя.
Она шептала: "Не сдавайтесь, люди.
В борьбе за счастье, верьте в лучшее".

И с тех пор, сквозь боль и испытания,
Надежда светит людям, словно маяк.
Напоминая, что даже в самой тьме,
Есть шанс на свет, шанс на новый день.

Так помните, люди, о ящике Пандоры,
О любопытстве, что беды порождает.
Но помните и о Надежде, что живёт,
И в трудный час нам силы прибавляет!
***
Песнь о Гром-Косе, первом конунге

Слушайте, воины, слушайте песнь!
О Харальде, что волосы златом сплёл,
О конунге, чья слава, как пламя, росла,
О Гром-Косе, что Норвегию в кулак сжал!

Не с рождения власть ему в руки легла,
Не в шелках он рос, не в неге почил.
Земля его мала, да сердце велико,
И взгляд его ясен, как горный родник.

Он клятву дал, пред богами клялся,
Что косу не стричь, пока Норвегия вся
Под скипетром его не будет лежать,
И враг не посмеет ему возражать!

И вот, потекли реки крови и слез,
Звенели мечи, и трещали щиты.
Ярлы гордые, в гневе слепом,
Восстали против воли его, как один.

Но Харальд, как берсерк, в битву бросался,
Топор его пел, смерть врагам даря.
Он рушил твердыни, он ломал хребты,
И страх наводил на вражьи полки!

Он бился с ярлом Кьётви Богатым,
На Хаврсфьорде, где волны кипят.
Там кровь окрасила пену морскую,
И чайки кричали, над битвой ликуя.

И пал Кьётви, и войско его разбито,
И бежали ярлы, в страхе дрожа.
И Харальд, победу свою воспевая,
Взошёл на престол, Норвегию возглавляя!

И вот, свершилось! Клятва исполнена!
Коса его златом сияет теперь.
Он стрижёт её, в знак победы великой,
И правит землёй, как мудрый зверь!

Так славьте Харальда, первого конунга!
Славьте Гром-Косу, чья воля крепка!
Пусть имя его живёт в веках,
И помнят потомки его подвиги во снах!
***
Песнь Кьётви: О Ледяном Сердце и Пламени Ярости

В ледяных чертогах, где вечный мрак царит,
Где Норны прядут судьбу из снега и льда.
Родился Кьётви, великан, чьё сердце спит,
Под бронёй из инея, навеки холодна.

Он сын Морозного, чья сила велика,
Чей гнев подобен буре, что рвёт леса в клочки.
Кьётви унаследовал мощь его, наверняка,
И взгляд его, как ледник, суров и жесток.

Он жил в Йотунхейме, в краю вечной зимы,
Где горы вздымались, как кости мёртвых богов.
И слышал он шёпот ледяной тишины,
И видел, как волки воют на лунный рог.

Но слух дошёл до Кьётви, о Мидгарде, земле,
Где солнце греет землю, где зелень и цветы.
И гнев в его сердце, как уголь в золе,
Вдруг вспыхнул, и жаждал он этой красоты.

"Зачем нам вечный холод, зачем нам этот мрак?
Зачем нам только бури и ледяная смерть?
Я вырву у Мидгарда его солнечный знак,
И Йотунхейм станет владеть им, поверьте".

И Кьётви собрал войско, из инея и льда,
Великанов могучих, с сердцами как гранит.
И двинулся на Мидгард, не ведая стыда,
Что кровь невинных скоро рекой потечёт.

Но боги Асгарда, увидев эту рать,
Во главе с Тором, громовержцем могучим,
Решили Мидгард от гибели спасать,
И Кьётви встретить в битве, яростной.

И битва началась, грохотала земля,
Молоты Тора дробили ледяной щит.
И Кьётви сражался, ярость в глазах горя,
Но против силы богов он был разбит.

И пал он, великан, в снегах, обагренных кровью,
И войско его рассеялось, словно дым.
И Мидгард был спасён, любовью и болью,
А Кьётви остался лишь мифом ледяным.

Так помните, люди, о Кьётви, великане,
Чьё сердце было льдом, а ярость - пламенем.
И знайте, что даже в самом тёмном тумане,
Надежда и свет всегда найдут применение.
***
Смерть Бальдра

В Асгарде светлый пир гремел,
Бог Бальдр, сын Одина, сиял.
Но тень зловещая легла,
На радость, что сердца питала.

Приснился Бальдру страшный сон,
О тьме, что поглотит весь мир.
И Фригг, богиня, в скорбный стон,
Вся в ужасе, как зимний вихрь.

Она клялась у всех вещей,
У камня, дерева, огня,
У птиц небесных, у зверей,
Что Бальдра не коснется тьма.

И вот, ликуя, Асы вновь,
В забаву страшную играют:
В Бальдра бросают стрелы, кровь
Не льётся, раны не зияют.

Лишь Локи, хитрости полон,
У Фригг выведал тайну злую:
Забыла та о том кусте,
О хрупкой омеле лесной.

Он дал Ходу, слепому богу,
Стрелу из омелы той,
И тот, повинуясь злому року,
Пронзил Бальдра рукой чужой.

И рухнул Бальдр, как сноп пшеницы,
Свет Асгарда навек погас.
В безмолвии застыли лица,
И плач пронзил небесный свод.

Один, отец, в глубокой скорби,
Утратил сына, свет души.
И Хель, владычица загробной торбы,
Взяла Бальдра в свои тиши.

Но вера теплится в сердцах,
Что Бальдр вернется в мир живых,
Когда настанет час конца,
И новый мир восстанет из руин.

И будет править он тогда,
В земле, что светом озарена,
Где больше не царит вражда,
И смерть навеки побеждена.
***
Пещера Фолоса: Песнь о Древнем Страже

В тени Олимпа, где скалы седы,
И ветер шепчет легенды беды.
Лежит пещера, забытая сном,
Фолоса имя носит она.

Врата её - пасть, зияющая тьмой,
Где эхо хранит голос древний, немой.
Когда-то здесь жил, в глубине вековой,
Кентавр мудрейший, Фол, духом прямой.

Он знал секреты земли и небес,
Читал по звёздам грядущий прогресс.
И боги ему доверили дар,
Сосуд с вином, что таил в себе жар.

Но жажда людская, как пламя костра,
В пещеру ворвалась, не зная добра.
Геракл могучий, в погоне за зверем,
Нашёл приют здесь, в обители древней.

И запах вина, как дурман, поманил,
Кентавров толпу, что в долине бродила.
Они, опьяненные, в ярости слепой,
Нарушили мир, что хранил Фол святой.

Стрела Геракла, отравлена ядом,
Сразила кентавра, что был ему братом.
И Фол, увидев гибель друзей,
Сам выронил стрелу, что смерть принесла всем.

С тех пор пещера хранит его боль,
И шепчет легенду про горькую роль.
Про жажду людскую, что мир разрушает,
И мудрость кентавра, что нас поучает.

В глубинах пещеры, где вечная тьма,
Блуждает призрак, печали полна.
Он ищет покоя, утраченный мир,
И ждёт, когда разум людской победит.

Так помните, смертные, входя в этот край,
О мудрости Фолоса, что не умирай.
И пусть эта песня, как эхо времен,
Напомнит о том, что мир хрупок и ценен.
***
Эфиальт: Песнь о Предательстве

В тени Фермопил, где скалы в небо рвутся,
Где Леонид и триста спартанцев бьются,
Родился шёпот, змеиный, низкий, гнусный,
Предательства росток, в душе Эфиальта, труса.

Он был из местных, знавший каждый камень,
Каждую тропу, что в горах таится в пламени.
Но сердце его, чернее ночи тёмной,
Затмило честь, и жажда власти скромной.

Увидев мощь персидского войска,
Услышав звон монет, что так манили близко,
Он к Ксерксу подполз, как пёс голодный,
И тайный путь открыл, предатель подлый.

"Есть горная тропа, - шептал он, заикаясь, -
Что мимо Фермопил ведёт, не укрываясь.
Она позволит вам, царь, обойти спартанцев,
И окружить их всех, лишив последних шансов".

И Ксеркс, ликуя, войско посылает,
По тайной тропе, что Эфиальт им указал.
А Леонид, узнав о страшном повороте,
Понял, что битва проиграна, в смертельном обороте.

Он отпустил союзников, велев им отступить,
А сам остался, чтобы честь свою хранить.
И триста спартанцев, с ним плечом к плечу,
Приняли смерть, за родину свою.

Эфиальт же, проклятый всеми смертными,
Бежал в испуге, преданный и отвергнутый.
Он жил в скитаниях, с клеймом предательства,
И умер в одиночестве, без покаяния.

Так помните, потомки, эту страшную быль,
О том, как жажда власти может разум ослепить.
Имя Эфиальта - символ вечного позора,
Предательства урок, для каждого народа.
***
Экехирия: Песнь Забвения и Возрождения

В сумраке рощ, где шепчутся тени,
Где дремлет земля под покровом осенним,
Богиня Забвения, Экехирия, встаёт,
И пеплом былого мир щедро кропит.

Не плачьте, смертные, о прошлом ушедшем,
О радостях кратких, навек отлетевших.
Экехирия несёт не только печаль,
Но семя надежды, что в сердце зачал.

Она - дочь Никты, Ночи бездонной,
Сестра Гипноса, сна успокоенного.
В руках её - чаша с водами Леты,
Что память стирают, как ветры приметы.

Но в этой забвении - сила сокрыта,
От пут прошлого душа освободится.
Сбросив оковы обид и страданий,
Встретит рассвет без былых терзаний.

Когда Экехирия свой посох поднимет,
И тихим шёпотом имя произнесёт,
Всё старое рухнет, как карточный домик,
И место очистится для новых забот.

Не бойтесь, смертные, её ледяного взгляда,
В нем - обещание нового сада.
Где вырастут цветы невиданной красы,
И плоды зрелые, полные росы.

Ибо после забвения - новое рождение,
Из пепла прошлого - возрождение.
Экехирия - не только конец, но начало,
В её власти - судьбы людские начало.

Так восславим же богиню Забвения,
Что дарит нам шанс на преображение.
Пусть пепел прошлого укроет землю,
И в новом мире мы обретём исцеление.

Пусть Экехирия, владычица ночи,
Наполнит сердца наши силой пророчеств.
И в тишине забвения мы услышим,
Как новая жизнь в нас тихо дышит.
***
Никта, Мать Ночи

Из Хаоса древнего, бездонной пустоты,
Родилась Никта, богиня вечной темноты.
Не знала света, солнца яркого луча,
Лишь мрак глубокий, тишина ночная.

Одета в пеплум звёзд, мерцающих едва,
Владела Никта тайнами, что скрыты ото дня.
Её дыхание - шёпот ветра в тишине,
Её поступь - тень, скользящая по луне.

Она - мать ужаса, и смерти, и обмана,
И сновидений, что плетут свои узоры рано.
Гипнос, Морфей, Танатос - дети её,
Несут они покой и страх в людское бытие.

Не любит Никта солнца золотой восход,
Когда Гелиос колесницу по небу ведёт.
Тогда она скрывается в пещерах глубоких,
Где вечный мрак царит, и нет надежды крохи.

Ночь - её царство, время её власти,
Когда стираются границы между явью и страстью.
Когда кошмары выползают из глубин души,
И тайны шепчут в непроглядной тиши.

Боги Олимпа чтят её могущество,
Ибо даже Зевс, громовержец всемогущий,
Боится гнева Никты, её темной силы,
Что дремлет в глубине, и ждёт своей могилы.

Так восславим Никту, Мать Ночи вечной,
Владычицу теней, богиню бесконечностей.
Пусть мрак её окутает нас своим покровом,
И даст нам отдохнуть от мира суетного, нового.

Конец