Пентиселея: Эхо Амазонки

Вздымались волны Эгейского моря,
Когда корабль, как раненый зверь, причалил к Трое.
Не золото, не славу, не земли искала,
А искупление, что душу терзало.

Пентиселея, царица амазонок,
Чья стрела, в миг роковой, сразила сестру.
Теперь, в доспехах, блестящих как лунный осколок,
Пришла на помощь троянскому костру.

Она помнила клятву, что дала Аресу,
Богу войны, чья кровь текла в её жилах.
И в ярости битвы, забыв про небеса,
Рубила врагов, словно колосья в полях.

Ахилл, герой пелопонесский, могучий,
Сразился с ней в схватке, что длилась вечность.
И в миг, когда копьё пронзило девичье плечо,
Увидел в глазах её не страх, а бесконечность.

Он снял с неё шлем, и в лучах заходящего солнца,
Увидел лицо, прекрасное и гордое.
И понял, что жизнь, как нить, оборвется,
И даже герою не избежать рокового жребия.

Ахилл оплакал её, амазонку-воительницу,
Чья храбрость затмила собой все сомнения.
И похоронил с почестями, как царицу,
На поле брани, где стихли сражения.

И шепчут ветра над троянской землёй,
О Пентиселее, чья слава бессмертна.
О царице амазонок, что нашла покой,
В объятиях смерти, но не забвения.

Её имя живёт в легендах и мифах,
Как символ отваги и женской силы.
Пентиселея, эхо амазонок в стихах,
Навеки останется в памяти мира.
***
Розамунда: Легенда о Шипах и Луне

В долине спящих туманов, где шепчет древний лес,
Росла Розамунда, дева неземной красы.
Её волосы - золото солнца, глаза - глубина озёр,
А голос - песня ветра, что в кронах сосен поёт.

Она была дочерью Луны, что в небесах царит,
И ветра, что землю ласкает, и тайны в себе хранит.
Росла Розамунда вдали от людских глаз,
В окружении фей и эльфов, в волшебный час.

Но однажды, принц Эрион, охотник молодой,
Забрёл в долину туманов, преследуя оленя робкого.
Увидел он Розамунду, и сердце его замерло в груди,
Красота её затмила всё, что он видел до сих пор в пути.

Он предложил ей руку, обещал ей трон и власть,
Но Розамунда, дитя природы, не знала людскую страсть.
Она отказала принцу, сказав: "Я - дочь Луны и ветра,
Моя судьба в танце с ветром, в сиянии лунного света".

Разгневанный Эрион, отвергнутый красотой,
Решил силой взять то, что не дала ему судьбой.
Он схватил Розамунду, намереваясь увезти,
Но лес восстал против него, не дав ему уйти.

Шипы роз обвились вокруг, словно живой щит,
Защищая Розамунду, от зла и обид.
И в тот же миг, Луна, увидев страдания дочери своей,
Пролила слёзы серебра, превратив их в росу на ней.

Розамунда исчезла, растворившись в лунном свете,
Оставив лишь аромат роз, в прохладном рассвете.
А на месте, где стояла дева, вырос куст роз,
С шипами острыми, как память о пролитых слёзах.

С тех пор, говорят, в долине туманов, в лунную ночь,
Можно услышать шёпот Розамунды, что гонит печаль прочь.
И если сорвать розу с этого прекрасного куста,
То можно увидеть в её лепестках, отражение лунного света и грусть.

Так родилась легенда о Розамунде, деве луны и роз,
О любви и свободе, о шипах, что защищают от угроз.
И помните, путник, если встретите куст роз в лесу,
Будьте осторожны, ведь в нём может жить душа Розамунды.
***
Марина, Царица Амазонок

В тумане вечном, где волны бьются о скалы,
Где ветер шепчет древние сказанья,
Родилась Марина, дочь бури и стали,
Царица гордых амазонок племени.

Её глаза - как глубина морская,
В них отражались штормы и закаты.
Коса, как ночь, густая и густая,
Венчала лоб, где мудрость и отвага.

Она владела луком, словно богиня,
Стрела летела, смерть неся врагам.
И меч её, из звёздной пыли выкованный,
Сиял в бою, как молния во мраке.

Марина правила железной волей,
Защищая земли свои от бед.
Её народ, свободолюбивый, вольный,
Не знал ни страха, ни покорных лет.

Однажды, царь чужой, надменный, жадный,
Позарился на земли амазонок.
Он войско двинул, злобой ненасытный,
Чтоб покорить их, словно слабых птенчиков.

Но встретила Марина его войско,
С дружиной верных, храбрых амазонок.
И битва разгорелась, словно искра,
В которой пали гордые герои.

Марина, впереди, как львица в гневе,
Рубила врагов, не зная устали.
И меч её, как молния небесная,
Сражал врагов, что на неё напали.

И дрогнуло войско чужое, испугалось,
Бежало прочь, оставив поле битвы.
Марина победила, торжествовала,
Царица гордых, вольных амазонок.

И долго помнили о ней народы,
О силе духа, о любви к свободе.
Марина, царица, дочь бури и стали,
Легендой стала в вечном хороводе.

И до сих пор, когда бушует море,
И ветер воет, словно зверь голодный,
В нём слышится отголосок той истории,
О Марине, царице амазонок гордой.
***
Песнь о Богумире, Первом Пахаре

О, Богумир, сын Сварога и Лады,
Первый пахарь, что землю возделал.
Не мечом и копьем ты прославил свой род,
А плугом, что в землю глубоко вошёл.

Когда мир был юн, и леса дремучи,
Когда люди скитались, голодны и злы,
Спустился ты с неба, исполненный мудрости,
И дар земледелия людям принёс.

Ты научил их пахать и сеять зерно,
Ты показал, как взрастить урожай.
И земля, что молчала, вдруг заговорила,
Колосьями золотыми, что тянутся в Рай.

Богумир, ты дал людям надежду и силу,
Ты научил их трудиться и ждать.
И в благодарность тебе, они песни слагали,
О пахаре первом, что землю стал знать.

Твои дети, Богумил и Славуня,
Продолжили дело отцовское свято.
И от них пошли роды славянские славные,
Что землю родную берегут, как когда-то.

И доныне, когда плуг землю взрезает,
Когда семя бросают в темную грудь,
Мы помним тебя, Богумир, великий пахарь,
И просим тебя, урожай нам вернуть!

Пусть солнце сияет над нивами нашими,
Пусть дождь напоит землю сполна.
И пусть будет хлеб на столе у каждого,
Во славу твою, Богумир, навсегда!
***
Сказание о Славуне, Защитнике Земли

В седые времена, когда мир был юн и дик,
Когда боги ходили по земле, а лес был полон див,
Родился Славуня, богатырь небывалой силы,
Чей дух был крепок, а сердце - полно любви.

Он был сыном ветра и матери-земли,
В его жилах текла кровь древних родов,
И с самого рождения судьба ему пророчила
Защиту слабых, борьбу против зла и невзгод.

Славуня рос не по дням, а по часам,
И вскоре стал могучим воином, равных которому нет.
Его меч, выкованный в недрах гор, сверкал,
Рассекая тьму и даря надежду свет.

Он сражался с чудовищами из глубин лесов,
С драконами, что небо затмевали крылами,
С колдунами, что плели сети лжи и обмана,
И всегда выходил победителем, славя свое имя.

Славуня защищал деревни от набегов кочевников,
Охранял поля от засухи и града,
Он был опорой для стариков и детей,
И его имя шептали с благодарностью уста.

Однажды, злой колдун, позавидовав славе Славуни,
Решил погубить его, наслав на землю мор.
Люди стали чахнуть, скот умирал,
И отчаяние охватило их сердца.

Тогда Славуня, не раздумывая, отправился в путь,
Чтобы найти лекарство и спасти свой народ.
Он прошёл через горы, реки и леса,
Преодолел множество испытаний и преград.

Наконец, он достиг пещеры, где обитал древний мудрец,
Знающий тайны жизни и смерти.
Мудрец поведал Славуне о волшебном цветке,
Растущем на вершине самой высокой горы.

Славуня взобрался на гору, сражаясь с ледяным ветром,
Преодолевая пропасти и камнепады.
И вот, наконец, он увидел цветок, сияющий ярким светом,
Словно звезда, упавшая с небес.

Сорвав цветок, Славуня вернулся в свою деревню,
И приготовил из него целебный отвар.
Люди исцелились, скот ожил,
И радость вновь вернулась на землю.

Славуня продолжал защищать свой народ,
Совершая подвиги и прославляя своё имя.
И до сих пор, когда над землей нависает опасность,
Люди шепчут имя Славуни, надеясь на его помощь.

Ибо сказано в древних преданиях,
Что дух Славуни жив и поныне,
И он всегда придёт на помощь тем,
Кто нуждается в защите и любви.
***
Царь Ян: Песнь о Солнцерожденном

В багряных небесах, где дремлют драконы,
Родился Ян, дитя небесного огня.
В его глазах пылали солнца искры,
А в жилах текло пламя бытия.

Он был царем, чья власть была безмерна,
Над землями, где горы в небо рвутся.
Его народ, как рожь под солнцем зрелый,
В его тени нашёл покой и мудрость.

Царь Ян, был не просто смертный правитель,
Он был мостом меж небом и землей.
Его дыханье - ветер, что колышет,
И шепчет сказки древние порой.

Он правил справедливо и бесстрашно,
Сражался с тьмой, что выползала в ночь.
Его мечом, как молния, сверкавший,
Он прогонял зловещих тварей прочь.

Однажды, змей великий, Черный Дракон,
Затмил собой небесное светило.
И мир погрузился в вечный мрак и стон,
Надежда в сердце каждого остыла.

Но Ян, царь Солнца, не склонил головы,
Он вызвал силу древнюю, забытую.
И пламя, что хранилось в глубине души,
Взорвалось, тьму кромешную пронзая.

Он бился с Драконом, как равный с равным,
В небесной битве, что потрясла миры.
И меч его, огнём небесным плавясь,
Рассёк чешую змеи, словно кору.

Дракон повержен, тьма отступила прочь,
И солнце вновь засияло над землёй.
Царь Ян, герой, он спас народ свой в ночи,
И стал легендой, вечной и святой.

И до сих пор, когда закат пылает,
И небосвод горит багряным цветом,
Народ царя Яна вспоминает,
О Солнцерожденном, воспетом поэтом.
***
Тритонское Озеро: Песнь Забытых Глубин

В песках ливийских, где солнце - бич и гнев,
Лежит Тритонское озеро, древнее, чем миф.
Не море, не река, но зеркало иное,
Где отражается небо, странное, чужое.

Когда-то, говорят, здесь племя жгло смелых,
Тритонов - полулюдей, полурыб, умелых.
Они владели тайной дыхания под водой,
И строили дворцы из ракушек морских, порой.

Тритон, сын Посейдона, сам правил этим краем,
И трезубцем своим усмирял бушующее пламя.
Пустыни, что пыталась поглотить их дом,
Но озеро хранила, как драгоценный сон.

В его глубинах скрыты сокровища веков,
Коралловые рощи, шелка морских богов.
И шепчут древние раковины песни о любви,
О битвах и победах, что в памяти земли.

Но гнев богов обрушился на гордый этот род,
За дерзость, за богатство, за непокорный ход.
И озеро, взбесившись, поднялось до небес,
Поглотив дворцы и храмы, оставив лишь песок и лес.

Теперь лишь ветер воет над мёртвой гладью вод,
И солнце выжигает всё, что еще живёт.
Но если прислушаться, в тишине ночной,
Услышишь тихий шёпот, зовущий за собой.

То духи Тритонов, из глубин веков,
Напоминают миру о величии былом.
И ждут, когда найдется тот, кто сможет вновь
Открыть врата в Тритонское озеро, где живёт любовь,

И память о народе, что в глубинах спит,
Пока песок ливийский над ним безмолвно спит.
И может быть, однажды, из пепла и огня,
Восстанет Тритонское озеро, как феникс из золы.
***
Мургун: Двойной Клинок Зари

В тумане вечном, где рождаются мифы,
Из искры хаоса, из вздоха тишины,
Восстал Мургун, бог яростный и дивный,
Владыка битвы и пленительной весны.

В его глазах - закат пылающий багряный,
И утренняя роса, что на траве дрожит.
Он - буря ярости, что рвёт оковы старые,
И нежный шёпот, что в сердце говорит.

В одной руке - клинок, что жаждет крови,
Им рушит царства, и армии ведёт.
В другой - цветок, рожденный из любви,
Что исцеляет раны, мир в сердца несёт.

Он - воин в латах, кованных из стали,
Что отражают свет далеких звёзд.
И юноша прекрасный, без печали,
Чей голос - песня, льющаяся без слёз.

Мургун - загадка, тайна мирозданья,
Где красота и смерть сплелись в один узор.
Он - вдохновение для новых начинаний,
И вечный страх, что будит древний спор.

Когда на поле брани льётся кровь рекой,
И солнце прячется за дымом и огнем,
Он там, Мургун, с поднятою рукой,
Ведёт своих к победе, днём за днём.

Но если видишь ты в лесу поляну,
Где расцветают дивные цветы,
И слышишь песню, нежную и странную,
Знай, там Мургун, исполнен красоты.

Он - Бог двойственный, он - Бог противоречий,
Он - Мургун, Бог Войны и Красоты,
И в каждом сердце, что надежду лечит,
Живёт его бессмертный светлый ты.
***
Песнь Алфесибея: Заклинание Луны и Заблудшей Любви

В тиши оливковой рощи, где цикады плетут свой знойный хор,
Алфесибей, пастух печальный, к Луне возносит скорбный взор.
Не стадо овец его тревожит, не волчий вой в ночной тиши,
А сердце, что любовью жжётся, и боль, что нечем заглушить.

"О, Селена, дева лунная, в колеснице серебра,
Ты видишь всё, что в мире творится, и тайны ведаешь добра и зла.
Ты знаешь, как любовь жестока, как сердце может быть разбито,
Как нимфа Дафнис, гордая и строгая, меня навек отвергла, позабыто.

Я принесу тебе в жертву ягненка, белее утренней росы,
И мёд душистый, собранный пчелами, с цветущей горной полосы.
Я сплету венок из вербены, и мирры дым вознесу к тебе,
Лишь помоги вернуть Дафниса, лишь укажи дорогу мне в судьбе.

Я знаю, ты любила Эндимиона, пастуха, что вечно спит,
И спускалась с небес к нему, тайком, когда весь мир молчит.
Так сжалься же над моим страданьем, над мукой, что терзает грудь,
И научи меня заклинанью, чтоб Дафниса любовь вернуть.

Я трижды обойду алтарь твой, босой, под лунным серебром,
И прошепчу слова забвенья, чтоб Дафнис забыла обо всем другом.
Я брошу в пламя локон волос, и пепел развею по ветру ночному,
И пусть забудет она обиды, и вернется к сердцу моему.

Пусть Геката, богиня мрака, усмирит её гордый нрав,
Пусть Эрос, бог любви игривый, направит стрелы в её нрав.
Пусть нимфы гор и дриады леса, нашепчут ей имя моё,
И пусть во сне увидит Дафнис, как я страдаю о ней одной.

Но если воля богов иная, и Дафнис не суждено мне любить,
То дай мне силы пережить разлуку, и сердце новое сотворить.
Пусть лунный свет омоет раны, и залечит боль мою навек,
И пусть найду я утешенье в песнях, и в тишине пастушьих рек".

Так пел Алфесибей, пастух печальный, под бледным светом Луны,
И эхо разносило заклинанье, сквозь шёпот трав и тишины.
И кто знает, услышала ли Селена, его мольбы и скорбный стон,
Но в сердце пастуха затеплилась надежда, что не останется он одинок.
***
Эрехтей: Песнь о Земле и Крови

Из чрева Геи, взращённый Афиной,
Рождён Эрехтей, царь земли святой.
Двойной природы, смертный и божественный,
Он правил градом, мудрый и прямой.

Афины дар - олива вечнозелёная,
Источник света, мира и добра.
Но Посейдон, владыка вод могучий,
Взметнул трезубец, ярость в нём остра.

Соленый источник, горький и бесплодный,
Напомнил людям о морской судьбе.
И спор богов, жестокий и холодный,
Разделил город, словно по борьбе.

Но Эрехтей, царь, не дрогнул пред угрозой,
Он знал, что долг превыше личных чувств.
И ради мира, ради всей Эллады,
Он принял вызов, полный горьких мук.

Пророчество гласило: кровь нужна,
Чтоб умилостивить гнев богов морских.
И дочь его, прекрасная Орфия,
Была избрана жертвой роковых.

Отец и царь, он сердце разрывал,
Но ради блага, ради всех людей,
Он жертву принёс, себя же проклиная,
В пучину горя, боли и скорбей.

И после смерти, в храме Эрехтейоне,
Он стал героем, богом для людей.
Его душа, в земле родной покоясь,
Хранит Афины, город светлых дней.

Так помните, потомки Эрехтея,
О жертве той, что мир вам принесла.
И чтите землю, что его взрастила,
И мудрость ту, что в сердце он нёс.
***
Каллипатейра, тень древней Эллады

Ох, Каллипатейра, тень древней Эллады,
Чей подвиг шепчет ветер сквозь века.
Ты, дочь Диокла, гордость Родоса, отрада,
В ком кровь царей и сила велика.

Забыв закон, что женщинам запретен,
В Олимпию войти и созерцать,
Ты, словно бог, в мужской одежде, светел,
Решила сына в битве поддержать.

Пейсирод, твой сын, кулачный боец,
В пыли и поте, к славе он стремился.
И ты, забыв про страх и свой венец,
За ним, как тень, украдкой пробиралась.

Когда Пейсирод победу одержал,
И крики ликования взметнулись к небу,
Ты, в радости безумной, оплошала,
И плащ сорвался, обнажив тебя.

Увидели все грудь твою, и плечи,
И женственность, что скрыта под плащом.
И ужас, и восторг в глазах навстречу,
Смешались в миг, как буря над холмом.

Но честь твоя, и подвиг материнский,
Смягчили гнев судей, что восседали.
И лишь закон, суровый и старинный,
Не смог тебя, как преступницу, предать.

Ведь ты, Каллипатейра, не нарушила
Закон из жажды власти или славы.
Любовь к сыну, что в сердце ты носила,
Толкала на поступок этот славный.

И в память о тебе, о силе духа,
Закон был изменён, чтоб впредь не смели
Входить на игры матери без страха,
Чтоб сыновей своих они видеть зрели.

Так Каллипатейра, в мифах ты осталась,
Как символ материнской, чистой страсти,
Как женщина, что правила нарушала,
Во имя любви, во имя счастья.
***
Царь Диокл: Песнь о Смене и Судьбе

В землях Сицилийских, где солнце палит,
И Этна дымится, свой гнев изрыгая,
Восстал из народа, судьбой одарит,
Муж крепкий душою, Диокл нарекая.

Не царского рода, не знатный он воин,
Простой земледелец, с руками в мозолях.
Но сердце его справедливости полно,
И мудрость искрится в усталых глазах.

В те дни Сицилия стонала под гнетом,
Тираны алчные, кровь лили рекой.
И каждый молился о лучшей судьбе,
О вожде, что принесёт долгожданный покой.

И вот, в час отчаянья, когда надежда угасла,
Диокл поднял знамя, к свободе зовя.
И люди пошли за ним, верой объяты,
Готовые сражаться, за правду стоя.

Он бился отважно, как лев разъяренный,
И тактика мудрая вела к победам.
Тираны бежали, страхом сраженные,
И Сицилия вздохнула, свободой согрета.

Диокла избрали царем единогласно,
И правил он мудро, законы творя.
Заботился о нищих, слабых и властных,
И справедливость была его заря.

Но слава и власть - опасные чары,
И зависть змеёй обвивает сердца.
На Диокла восстали, плели интриги,
И в спину вонзили предательства стрелу.

Он мог бы сражаться, он мог бы убить,
Но вспомнил он клятву, народу данную.
И ради спокойствия, ради любви,
Он власть отпустил, судьбе покоряясь.

Ушёл он в изгнание, в тихую рощу,
Где солнце сквозь листья ласкает лицо.
И там, в уединении, мудрость познавший,
Он встретил свой смертный, последний покой.

И пусть он не правил до старости лет,
И пусть его имя не гремит в веках,
Но помнят сицилийцы, как яркий рассвет,
Царя Диокла, что вывел их из мрака.

И шепчут легенды, что дух его бродит,
Над землями Сицилии, вечно храня.
И если беда над народом нависнет,
Диокл вернётся, всем свободу даря.
***
Песнь о Телесилле

В Аргосе древнем, где мифы сплетались с былью,
Росла Телесилла, душою чиста и сильна.
Не пряла она шерсть, не пела унылые песни,
Её сердце горело огнём, жаждой битвы полна.

Когда Клеомен, спартанский волк, к стенам подступил,
И воины Аргоса в страхе бежали назад.
Телесилла, презрев укоризны и шёпот толпы,
Вооружила дев, подняла их на смертный парад.

"За Аргос, сестры! За честь и свободу земли!
Пусть спартанцы узнают, что значит женская ярость!
Мы будем сражаться, как львицы, за каждый свой дом,
И кровью врагов утолим свою вечную жажду!"

И вот, словно вихрь, обрушились девы на врага,
Их копья сверкали, как молнии в грозную ночь.
Телесилла вела их, как богиня войны,
И спартанцы дрожали, не в силах ей превозмочь.

Клеомен, увидев, что войско его сломлено,
В ужасе бежал, оставив поле битвы.
Аргос был спасен, благодаря девичьей силе,
И имя Телесиллы навеки вписалось в молитвы.

Она правила мудро, законы творила во благо,
И город её процветал, как сад весной.
Но слава не затмила её скромности,
Она помнила битву, как урок, данный судьбой.

Так пойте же, лиры, о Телесилле, деве-героине,
Чья храбрость и мудрость спасли родной город.
Пусть помнят потомки, что даже слабейший духом,
Может стать героем, если сердце его горит!
***
Агнодика: Шёпот Запретного Знания

В тени Эскулапа, где мрамор храмов бел,
Жила Агнодика, душой чиста и смела.
Не суждено ей было ни прясть, ни ткать узор,
Её влекло другое - целительный простор.

В Афинах, где законы, как камень, тверды,
Женщинам путь к науке был наглухо закрыт.
Но сердце Агнодики горело ярким огнём,
И знание врачевания манило, как сон.

Она сменила платье на мужской наряд,
И под именем Гиерона вошла в священный град.
Училась у Герофила, мудрейшего из мужей,
Впитывая тайны трав и исцеляющих дней.

Искусство акушерства, что женщинам дано,
Она постигла глубже, чем кто-либо до неё.
И когда роженицы в муках изнемогали,
Гиерону тайно, шепча молитвы, призывали.

Он приходил, как ангел, в ночной тишине,
И возвращал здоровье, даря жизнь вдвойне.
Но зависть змеёй вползла в сердца врачей,
Увидевших, как слава Гиерона растёт всё сильней.

"Он соблазняет женщин! - кричали они в гневе, -
Использует знание в корыстной лишь цели!"
И перед судом Афин Гиерон предстал,
Обвинённый в злодействе, что мир не видал.

Тогда Агнодика, сбросив мужской покров,
Предстала пред толпою, полная любви и слов:
"Я женщина! Я лечила, не требуя наград,
Лишь облегчить страданья, вот мой единственный клад!"

Взметнулся ропот в толпе, гнев и испуг,
За нарушение закона - неминуемый круг.
Но женщины Афин, услышав правды глас,
Восстали, как львицы, в свой решительный час.

"Она спасала жизни! - кричали они в ответ, -
Без неё мы б погибли, и света бы не было след!"
И дрогнули законы, под натиском любви,
Агнодику простили, и путь к знанию открыли.

Так родилась легенда, о женщине-враче,
Что ради исцеления, презрела страх и меч.
И шепчут в храмах Эскулапа имена,
Агнодики, Гиерона, что стала легендой одна.

И помнят до сих пор, в веках её урок:
Что знание и милосердие - священный поток,
И нет преград для сердца, что жаждет помогать,
И свет истины вечно будет сиять.
***
Киниска: Песнь о Колеснице и Славе

В долине Олимпии, где боги пируют,
И смертные в битвах за славу ликуют,
Родилась Киниска, дочь царя Аргивского,
В крови её - гордость, в сердце - стремление к высшему.

Не суждено ей было меч держать в руке,
И в битве с врагами стоять на острие.
Законы Эллады, как цепи, сковали,
Женщинам путь к славе навеки закрыли.

Но дух Киниски был пламенем ярым,
Не сломлен запретом, не скован уставом.
Она увидела силу в конях и колеснице,
И в скорости ветра, что в гривах искрится.

Купила она лучших коней Фессалии,
И лучших возниц наняла в Италии.
Дни и ночи тренировки не знали покоя,
Под плетью возницы, под взглядом героя.

Смеялись над ней, шептали за спиной:
"Что может женщина? Ей дом - удел иной!"
Но Киниска лишь крепче сжимала поводья,
И в каждом заезде ковала свободу.

И вот настал день, когда трубы запели,
И в Олимпии игры священные гремели.
Колесницы взвились, как птицы в полёте,
И пыль золотая взметнулась в зените.

Киниска не правила, но знала, что сила
В её конях, в их мощи неукротимой.
Возница послушен, он слышит её волю,
И мчится вперёд, к победному полю.

Круг за кругом, соперники отстают,
Кони Киниски, как молнии, рассекают.
И вот финиш! Победа! Ликует народ!
И имя Киниски в веках пронесёт!

Не важно, что правил возница умелый,
Киниска - хозяйка, она - вдохновитель смелый.
Она доказала, что дух не имеет пола,
И слава доступна тому, кто упорен и волен.

Так пусть же звучит эта песнь над Элладой,
О женщине сильной, о воле богатой.
Киниска, царевна, что правила конями,
И вписала имя своё в историю пламени!
***
Клитемнестра: Песнь Крови и Возмездия

В Аргосе тень легла, как саван чёрный,
Над домом Атридов, где гнев зрел упорно.
Клитемнестра, царица, в сердце носила
Обиду, что ядом ей душу травила.

Агамемнон, супруг, герой, победитель,
Вернулся с трофеями, славы носитель.
Но в памяти вечной, как рана открыта,
Ифигения, дочь, на жертвенник сбита.

Богам угодна жертва, так он сказал,
Но сердце материнское в пепел упало.
И клятву дала Клитемнестра в тиши,
Что кровью за кровь он заплатит души.

Эгисф, любовник тайный, в заговоре с ней,
Разделил её гнев, её ярость огней.
Годы плели паутину мести густую,
И ждали они часа, судьбу роковую.

И вот он вернулся, герой, утомленный,
В багряных одеждах, победой пленённый.
Кассандра, пророчица, вопила в бреду,
О смерти, о крови, о страшном суду.

Но голос её заглушён был ликующим хором,
И Агамемнон вошёл в свой дом, полный горем.
В купальне его ждала Клитемнестра,
С улыбкой на устах, как змея, хитра.

Ткань пурпурная, сеть, ловушка смертельная,
И сталь заблистала, безжалостно, гениально.
Два крика пронзили ночь, полные боли,
И кровь оросила стены, как дождь в неволе.

Клитемнестра стояла, с топором в руке,
В глазах её пламя, в душе - налегке.
"Я мстила за дочь, за поруганный род,
За все унижения, что вынес народ!"

Но месть не приносит покоя и счастья,
Лишь горечь и пепел, и тьму ненастья.
И дети её, Орест и Электра,
Восстанут, чтоб месть свершить, как спектры.

И будет литься кровь, не зная конца,
В проклятом доме Атридов, без милости лица.
Клитемнестра, царица, в истории тень,
Жертва и палач, в один сплетённый день.
***
Эгисф: Тень предательства и жажда власти

Рождённый в тени, от кровосмешения,
Эгисф, дитя Феста и дочери его,
Не знал ни чести, ни благословения,
Лишь жажду власти, злобы торжество.

В Микенах царских, где Агамемнон правил,
Он рос, как сорняк, в сердце царских стен.
В душе его коварство корни ставило,
И ненависть к героям, к славе их имён.

Когда Агамемнон отплыл к Трое славной,
Вести войну, что длилась долгие годы,
Эгисф, как змей, проник в покои главной,
И Клитеместру пленил в свой тёмный плен.

Он шептал ей ложь, о жертвах, о потерях,
О муже, что погибнет в дальней мгле.
И в сердце царицы, полном недоверия,
Зажёг в ней огонь сомнений и вранья.

Семь лет он правил, в тени Агамемнона,
На троне, что по праву не принадлежал.
И ждал, как хищник, возвращенья воина,
Чтоб нанести удар, смертельный, злой, коварный.

И вот, вернулся царь, герой победоносный,
С Кассандрой, пророчицей, в плену.
Но ждал его Эгисф, коварный и злокознённый,
С мечом, готовым утопить в крови вину.

В купальне царской, где Агамемнон мылся,
Эгисф напал, предательски, подло.
И кровь героя в мраморе разлилась,
Запятнав трон, что так ему был дорог.

Кассандра кричала, видя смерть грядущую,
Но голос правды был заглушен мечом.
И пала жертвой, участь разделив с мужем,
В объятьях смерти, в царстве роковом.

Эгисф ликовал, на троне восседая,
С Клитеместрой, соучастницей злодейств.
Но тень Агамемнона, не отступая,
Над ним висела, предвещая месть.

И месть пришла, в лице Ореста юного,
Что вырос вдали, чтоб отплатить за кровь.
И пал Эгисф, отмщённый, обесчещенный,
За предательство, за ложь, за вечную любовь.

Так кончил жизнь Эгисф, в тени проклятия,
Предатель, царь-узурпатор, злобный змей.
И в памяти людской, навек останется,
Как символ подлости, как тень минувших дней.
***
Деянира: Тень Геракла

В Калидоне росла, как лилия белая,
Деянира, дочь царя, не знавшая бед.
Но судьба, словно пряжа, нить свою плела,
И в сети Геракла попала, как её след.

Речной бог Ахелой, могучий и ярый,
В любви к ней пылал, как лесной пожар.
Но Геракл явился, герой легендарный,
И в битве жестокой поверг его дар.

Он взял её в жены, трофеем победы,
И увёз из родного, цветущего края.
Но счастье их было недолгим, как лето,
И тень ревности в сердце росла, играя.

Переправа через реку, кентавр Несс,
Предложил Деянире помочь перейти.
Но похоть в глазах его, словно злой бес,
Заставила женщину в страхе уйти.

Геракл стрелой отравленной Несса сразил,
Но тот, умирая, шепнул ей слова:
"Собери мою кровь, это зелье любви,
Вернет тебе мужа, когда он уйдёт в чужие края".

Доверчиво сердце, обмануто горем,
Деянира поверила лживым речам.
Когда Геракл вернулся, объят новым морем
Любви к Иоле, она поддалась страхам.

Одежду, пропитанную кровью кентавра,
Послала Гераклу, желая вернуть его страсть.
Но яд разъедал его тело, как лава,
И муки ужасные стали его участь.

Узнав о содеянном, в отчаянье диком,
Деянира покончила с жизнью своей.
Она стала жертвой обмана великого,
И тенью Геракла осталась навек.

В её смерти сплелись любовь и ревность,
Доверчивость, страх и отчаянье души.
И в мифах Эллады, как вечная древность,
Звучит её имя, в трагической тиши.
***
Брюнхильда: Песнь Валькирии в Оковах Судьбы

В чертогах Вальгаллы, где пир вечен и ярок,
Сидела Брюнхильда, валькирия-воительница,
В глазах её - отблеск битв, в сердце - пламя яро,
Но в голосе - грусть, словно песнь уходящей птицы.

Она, дева щита, из рода небесных дев,
Решала судьбы героев, павших в бою,
Кому в чертогах Одина пировать, кто - в тень,
И меч её, словно молния, рассекал тьму.

Но гордость её, словно скала, неприступна,
И воля - как ветер, что гонит облака.
Ослушалась Брюнхильда веленья Всеотца,
И гнев его пал на неё, словно буря дика.

Уснула она, околдованная сном,
В кольце огня, на вершине горы Хиндельфьялль.
Лишь тот, кто бесстрашен и сердцем силён,
Сквозь пламя прорвётся, развеет печаль.

И вот, явился Зигфрид, герой без страха и лжи,
Дракона Фафнира сразивший, кровью омыт.
Он пламя прошёл, и Брюнхильда, взглянув на него,
Вспомнила небо, и битвы, и славный свой вид.

Любовь их вспыхнула, ярче костра, что горел,
Но судьба, словно змея, плела свой коварный узор.
Обманом и ложью Зигфрид был ослеплён,
И предал Брюнхильду, забыв свой священный зарок.

Она же, проснувшись от горького сна,
Узнала обман, и сердце её застыло.
И месть её, словно лавина, страшна,
И кровь прольётся, и мир содрогнётся от силы.

Брюнхильда, валькирия, в оковах судьбы,
Любовь и предательство, ярость и боль.
Её имя - легенда, что эхом звучит,
О силе и гордости, что не сломить никакой судьбой.
***
Песнь о Фафнире, Драконе Жадности

В древних землях, где горы в небо вздымались,
И реки пели сказки старины,
Жил Фафнир, сын Хрейдмара, что славой упивался,
И силой, что ему дарована богами.

Был он из рода карликов, искусных в ковке,
И золото любил он больше жизни.
Но жажда власти, словно ядовитая подкормка,
Взрастила в сердце зверя, полной тризны.

Когда боги Один, Хёнир и Локи, странствуя по свету,
Отца его лишили жизни, жаждой мести.
Фафнир, презрев законы и заветы,
За золото отцовское решил отмстить.

Он брата своего, Регина, предал люто,
И отнял клад Андвари, проклятый золотом,
И в облике дракона, страшного и круто,
Залёг на сокровища, покрытый потом.

В пещере Гнитахейд, где мрак клубился вечно,
Он сторожил сокровища, дыша огнём и злобой,
И каждый, кто к богатству приближался беспечно,
Встречал лишь смерть, испепелённый злобой.

Годами копил он золото и силу,
И чешуя его, как бронь, крепка и тверда,
Но жадность, словно червь, его точила,
И в сердце не оставила ни капли добра.

Регин, изгнанный и жаждущий отмщенья,
Нашёл героя, юного и смелого,
Сигурда, чья храбрость не знала сомненья,
И меч Грам, что разрубал железо целое.

Регин выковал меч, что дракона сразит,
И Сигурда научил, как зверя одолеть,
И юный воин, смертью не грозит,
Отправился к пещере, чтобы дракона одолеть.

Подстерегая Фафнира у ручья, где пил он воду,
Сигурд вонзил свой меч в его брюхо,
И кровь дракона, словно лава, хлынула в свободу,
И мир содрогнулся от предсмертного вздоха.

Так пал Фафнир, дракон жадности и злобы,
И золото Андвари, проклятое навек,
Осталось Сигурду, как символ вечной скорби,
И бремя, что нести ему вовек.

И помните, потомки, эту песнь печальную,
О Фафнире, что жадностью был погублен.
И знайте, что богатство, словно тайна дальняя,
Не принесет вам счастья, если дух ваш сгублен.
***
Хиндельфьялль: Песнь о Спящей Деве и Пламени Валькирии

Над миром смертных, в царстве вечной зимы,
Где ледники зубами впились в небеса,
Вздымается Хиндельфьялль, гора-хранитель тьмы,
И древних тайн, что шепчет в вечных муках.

Здесь, в ледяном дворце, под сводом звёздным,
Покоилась Брунгильда, дева-воительница,
Валькирия, ослушавшаяся волю грозного,
Заснувшая сном, что длится бесконечно.

Один, Всеотец, в гневе своем великом,
За непокорность, за дерзость в битве,
Обрек её на сон, на заточение дикое,
В кольце огня, что вечно будет литься.

Лишь тот, кто страх презрит и пламя одолеет,
Кто сердцем чист и духом непоколебим,
Кто подвиг совершит, что мир весь обогреет,
Разбудит спящую, развеет вечный дым.

И вот, герой явился, Сигурд, сын Вольсунга,
Чья храбрость в песнях будет воспеваться,
Он меч свой выковал, в пламени кузницы звонкой,
И к Хиндельфьяллю смело устремился.

Огонь, что Брунгильду в плену держал,
Пред мощью сердца Сигурда отступил,
И дева-воительница очи открыла,
Узрев героя, что её освободил.

И зазвучал над Хиндельфьяллем голос звонкий,
Песнь любви и доблести, песнь освобожденья,
И ледники растаяли, и солнце стало ярким,
Над миром, что узрел новое рожденье.

Хиндельфьялль, гора-хранительница тайн,
Свидетельница любви и силы духа,
Навеки в памяти людской останься,
Как символ веры, что развеет тьму и муку.
***
Песнь о Сигурде, Змееборце

В тумане древнем, где боги правили,
Родился воин, судьбой отмеченный.
Сигурд, герой, чье имя славилось,
Взращенный Регином, кузнецом увечным.

Регин ковал мечи, но сердце злобой
И завистью к богатству Нифлунгов полнилось.
Он Сигурду поведал о сокровище,
Что дракон Фафнир в пещере хоронил.

"Убей дракона, Сигурд, юный воин,
И золото Нифлунгов станет твоим!
А я, кузнец, лишь меч тебе откую,
И мудростью своей тебя наставлю".

Сигурд послушал, сердце пламенем горело,
Жаждал он славы, подвигов великих.
И меч Грам, что некогда принадлежал
Отцу его, Сигмунду, он поднял лихо.

Пошёл он к логову, где Фафнир спал,
Дракон огромный, чешуей покрытый.
И вырыл яму, хитростью своей,
Чтоб кровь дракона в ней его омыла.

Когда Фафнир к воде пополз, рыча,
Сигурд вонзил свой меч ему под брюхо.
И кровь драконья, словно лава, жгла,
Но Сигурд выстоял, не дрогнул духом.

Регин, ликуя, подошел к герою,
И попросил сердце дракона изжарить.
Сигурд, послушный, принялся за дело,
Но кровь драконья обожгла ему пальцы.

Чтоб охладить их, он коснулся рта,
И кровь драконья дала ему дар речи птиц.
Услышал он, как птицы щебетали,
Что Регин предает его, и смерти ждёт.

Тогда Сигурд, не медля ни мгновенья,
Мечом своим Регина обезглавил.
И золото Нифлунгов, что Фафнир хранил,
Он взял себе, как воин, победивший.

Но золото то проклято было богами,
И принесло лишь горе и печаль.
Сигурд, герой, чья слава так сияла,
Погиб от предательства и злой судьбы.

Но в песнях древних имя его живо,
Сигурд, Змееборец, символ отваги.
И помнят люди подвиг его славный,
В веках грядущих, на каждой саге.
***
Золото Нифлунгов: Песнь о Проклятом Кладе

В пещерах мрачных, где вечный мрак царит,
Под корнями гор, где камень вечно спит,
Лежало золото, проклятое навек,
Сокровище Нифлунгов, что развязало гнев.

Когда-то гномы, в кузнечном ремесле,
Ковали дивные вещи, в подземной мгле.
И золото текло рекой, искрясь огнем,
Но жадность поселилась в сердце каждом днем.

Король Нифлунгов, могучий и жесток,
Свой клад берег, как зверь, что в клетке заперт.
И проклял он того, кто смеет посягнуть,
На золото его, на вечный, скорбный путь.

Пришел герой, отважный и силен,
Дракона Фaфнира он в битве одолел.
И золото Нифлунгов, как приз, он получил,
Но проклятье древнее в сердце ощутил.

Кольцо Андвари, что силу даровало,
И шлем ужаса, что врагов пугало,
Всё это золото, проклятое навек,
Не принесло герою счастья и побед.

Любовь и зависть, предательство и смерть,
Сопровождали клад, что нёс лишь вред.
И кровь лилась рекой, и пламя пожирало,
Всех тех, кто золото Нифлунгов держало.

Так помните, герои, жаждущие богатств,
Что золото несёт не только блеск и глянец.
В нем может скрыться тьма, проклятье вековое,
И счастье превратится в горечь роковое.

Пусть лучше будет бедность, честность и покой,
Чем золото Нифлунгов, что правит лишь войной.
Ведь проклятый металл, что в пещерах спит,
Лишь горе принесёт, и душу погубит.
***
Кольцо Андвари: Песнь о Проклятом Золоте

В пещерах Нифльхейма, где вечный мрак царит,
Жил карлик Андвари, богатством знаменит.
Не златом кованым, не камнями цветными,
А знанием тайным, словами колдовскими.

Он рыбой жил в реке, что тьмою поросла,
И золото речное в ладонях берегла.
Но жадность гномовья не знала берегов,
И копил он сокровища, не ведая оков.

Однажды Локи, хитрец и вечный плут,
В обличье выдры, в реку бросил прут.
Убил он брата Одина, не ведая вины,
И кровью выдры осквернил воды реки.

За кровь ту выкуп Один с братьями спросил,
И Локи, испугавшись, к Андвари поспешил.
"Отдай мне золото, всё, что ты накопил,
Иначе смерть тебя, несчастный, посетит!"

Андвари, скрепя сердце, золото отдал,
Но кольцо дивное, что силу колдовства давало,
Скрыл в рукаве, надеясь, что вернёт его назад,
И проклял золото, чтоб каждый был не рад.

"Пусть золото моё приносит только боль,
Пусть жадность и раздор играет в нём роль!
Пусть каждый, кто владеет им, несчастным станет,
И смертью лютою свой путь земной помянет!"

Локи, не ведая проклятья, золото отнёс,
И выкуп за убийство Одину принёс.
Но кольцо Андвари, что в куче золотой,
Уже плело интриги, судьбой играя злой.

Так началась история проклятого кольца,
Что жадность порождало, не зная конца.
И каждый, кто коснулся золота того,
Познал лишь горечь, страх и зло.

И до сих пор легенда эта жива,
О жадности, проклятье и силе колдовства.
Остерегайтесь золота, что блеском ослепляет,
Ведь проклятье Андвари до сих пор витает!
***
Эрлькёниг: Шёпот Леса

Ночь черна, как смоль, и ветер воет злобно,
Сквозь чащу мчится всадник, словно тень.
Прижался мальчик к отцу, дрожит ознобно,
И страх в глазах его, как ледяной день.

"Отец, отец, ты видишь Эрлькёнига?
В короне он, и плащ его как дым!"
Отец молчит, лишь крепче держит сына,
"То просто клочья туч, играют с ним".

Но шепчет лес, и голос сладок, нежен:
"Дитя, дитя, зачем бежишь от меня?
В моих садах цветы, что краше снега,
И игры там, где вечная весна".

"Отец, отец, ты слышишь Эрлькёнига?
Он обещает мне игрушки и цветы!"
Отец встревожен, гонит коня лихо,
"То ветер шепчет, сын, не слушай ты!"

Но голос манит, словно песня сирены:
"Я подарю тебе наряды золотые,
И дочери мои, прекрасны и надменны,
Тебя укроют в ласке, как родные".

"Отец, отец, ты видишь Эрлькёнига?
Он дочерей своих мне хочет показать!"
Отец в испуге, мчится без оглядки,
Но чувствует, как сына начинает терять.

Эрлькёниг тянет руки, ледяные,
И шепчет в ухо мальчику слова:
"Ты будешь мой, навеки, навсегда,
И в царстве вечном будешь ты глава".

Отец пришпорил коня, летит как ветер,
Домой добрался, сердце бьётся в груди.
Но вздрогнул он, коснувшись сына,
И понял, что мёртв он, в отцовской груди.

Эрлькёниг забрал его, в царство теней,
Где вечный мрак, и нет возврата назад.
И шёпот леса, в сумраке ночей,
Напомнит всем, кто в лес забрёл, то ад.
***
Балдандерс: Песнь о Падшем Герое

В тумане древних рощ, где шепчут корни,
Родился Балдандерс, сын бури и земли.
В его глазах горел огонь небесный,
А в сердце - жажда подвигов чудесных.

Он был силён, как дуб, что ветры гнут,
И мудр, как сова, что в ночи бдит.
Его клинок, "Громобой", пел в битве яро,
Рассекая тьму, даря надежду даром.

Он сражался с драконами, что жгли поля,
И с великанами, чья поступь сотрясала скалы.
Он освобождал принцесс из тёмных башен,
И возвращал народам мир, что был утрачен.

Но слава - яд, что медленно течёт,
И гордость - демон, что в душе живёт.
Забыл Балдандерс о смирении и чести,
И возжелал власти, что не мог понести.

Он бросил вызов богам, что правили миром,
И возомнил себя равным их силе и сиянью.
Но боги разгневались, услышав дерзкий крик,
И обрушили на героя свой гневный лик.

Зевс метнул молнию, что расколола землю,
Посейдон вздыбил море, в пучину бросив бремя.
Аид призвал из тьмы легионы мёртвых душ,
И Балдандерс пал, сражённый, обезоружен.

Его тело превратилось в камень серый,
Напоминая всем о гордости без меры.
А "Громобой" заржавел, покрытый мхом,
Забытый в роще, где когда-то был его дом.

Но шепчут ветры в листве вековой,
Что Балдандерс вернётся, когда придёт срок.
Когда мир погрязнет в отчаянии и зле,
Он восстанет из камня, чтобы спасти нас всех.

И пусть его падение - урок для всех,
Что гордость губит, а смирение - успех.
Помните Балдандера, героя и злодея,
Ибо в каждом из нас живёт его идея.
***
Громобой: Песнь о Клинке, Рожденном в Буре

В кузнице небесной, где молот грохотал,
Искры ярости Зевса в горне танцевали,
Рождался клинок, что судьбы вершил,
Громобой, чье имя ветры шептали.

Не смертный кузнец, а Гефест сам ковал,
Слезами дракона закалял его сталь,
Вложил в лезвие мощь бушующих гроз,
И гнев Олимпа, что в небе возрос.

Рукоять из кости древнейшего зверя,
Что землю топтал до потопа времён,
Овита лозой, что молнией сражена,
И символом власти, что богом дана.

Когда Громобой из ножен извлекают,
Небеса трепещут, и горы дрожат,
Враги замирают, пред силой такой,
И смерть свою видят в стали живой.

Он резал броню, как масло сквозь хлеб,
И души врагов отправлял прямо в склеп,
В его отражении плясали зарницы,
И слышался шёпот забытых пророчеств.

Герои сражались, держа его в длани,
Империи падали, склоняясь пред сталью,
Он видел предательства, славу и боль,
И кровь, что рекой орошала собой.

Но клинок могучий не терпит трусливых,
И слабых душою он быстро карает.
Лишь тот, кто достоин, сердцем силён,
Сумеет обуздать Громобоя огонь.

И ныне, в легендах, он дремлет в пещере,
Ожидая героя, что явится вскоре,
Чтоб вновь поднять клинок, рождённый в буре,
И мир защитить от грядущей нам хмури.
***
Квасир: Песнь о Мудрости, Рожденной из Слюны

В начале времён, когда мир был молод и боги юны,
Родился Квасир, мудрейший из всех, под сиянием луны.
Не от битвы и крови, не от страсти и гнева,
А от мира и дружбы, от божественного посева.

Асы и Ваны, враги заклятые, после долгой войны,
Решили скрепить союз, забыв былые дни.
В знак примирения, в чашу слюну свою излили,
И из этой смеси, чудо дивное сотворили.

Квасир возник, исполнен знаний, мудрости без меры,
Он странствовал по миру, даря людям веру.
Он говорил о прошлом, о будущем предсказывал,
И каждый, кто слушал его, истину познавал.

Но жадность и зависть, как тени, всегда рядом,
Два коварных цверга, Фьялар и Галар, с недобрым взглядом.
Увидели в Квасире лишь выгоду и власть,
И замыслили злодейство, чтобы мудрость украсть.

Пригласили Квасира в гости, с улыбкой лицемерной,
И в тишине, вдали от глаз, совершили злодеяние скверное.
Убили мудреца, кровь его в три сосуда слили,
И мёд из крови той сварили, что Скальдским назвали.

Кто мёд тот испьёт, поэтом великим станет,
И мудрость Квасира в сердце его засияет.
Но цверги солгали, сказав, что Квасир утонул,
И правду о злодействе своем навеки утопили в мутной волне лжи.

Один, бог мудрости, услышал о мёде волшебном,
И отправился в путь, к цвергам коварным и злобным.
Он хитростью и силой мёд тот добыл,
И богам и людям его щедро разделил.

Так мудрость Квасира, хоть и рождённая из слюны,
Продолжает жить в песнях, в сказаниях старины.
И каждый, кто ищет знания, кто жаждет познания,
Пусть помнит о Квасире, о силе примирения и созидания.
***
Кровь Поэзии: Сага о Цвергах Фьяларе и Галаре

В недрах земли, где вечная тьма,
Жили два цверга, Фьялар и Галар.
Искусны в ремёслах, ковали они,
Но в сердце таили коварный обман.

Однажды боги, в знак перемирья,
Отправили к ним Квасира, мудрейшего аса.
И цверги, притворным радушием полны,
Приняли гостя, в душе злобу тая.

Недолго длилось гостеприимство их лживое,
В укромном месте Квасира убили.
И кровь его, в котел нацедив,
Смешали с мёдом, варево сотворили.

Так мёд поэзии родился на свет,
Напиток мудрости, вдохновения дар.
Кто испил его, тот песней богат,
И знанием тайн, что скрыты от глаз.

Но цверги, злодеяньем своим горды,
Скрывали правду, ложь плели искусно.
"Утонул Квасир в пучине морской", -
Вещали они, с усмешкой гнусной.

Но слух о мёде дошёл до великана Суттунга,
И он, узнав о смерти Квасира, взъярился.
Он схватил цвергов, в скалу заковал,
И жизнью их за мёд расплатиться заставил.

Фьялар и Галар, в отчаянии полном,
Предложили Суттунгу выкуп бесценный.
Они отдали ему мёд поэзии,
И тот, довольный, унёс его в горы.

Так мёд поэзии, кровь Квасира,
Оказался в руках великана Суттунга.
И долго он хранил его в тайне,
Пока Один, хитростью не вернул его асам.

И с тех пор, кто испьёт мёд поэзии,
Тот обретёт дар слова и мудрости.
Но помните, что за этим даром стоит,
Предательство цвергов, и кровь Квасира.

И пусть эта сага напоминает нам,
Что даже в самых тёмных глубинах земли,
Может родиться нечто прекрасное,
Но цена за это может быть высока.
***
Суттунг: Сага о Великане и Медовом Напитке

В ледяных чертогах, где ветер воет песнь,
Жил Суттунг, великан, могучий и грозный.
В его жилах текла кровь древних богов,
А в сердце таилась жажда власти бездонной.

Он был сыном Гиллинга, убитого коварно,
И месть пылала в его глазах, словно пламя.
За смерть отца он кровью омыл свои руки,
И сокровища гномов забрал, как трофеи.

Но главным сокровищем, что Суттунг хранил,
Был мёд поэзии, напиток богов и героев.
Сваренный из крови Квасира, мудрейшего аса,
Он даровал вдохновение, знание и славу.

В горе Хнидьбьорг, в пещере глубокой и тёмной,
Суттунг спрятал мёд, под стражей двух дочерей.
Гуннлёд, прекрасная дева, и другая, безымянная,
Охраняли сокровище, словно драконы золото.

Один, Всеотец, услышал о мёде чудесном,
И жажда знаний в его сердце разгорелась.
Он отправился в Ётунхейм, в земли великанов,
Чтобы хитростью и мудростью мёд заполучить.

Под именем Бёльверка, работника жалкого,
Он нанялся к брату Суттунга, Бауги, в услужение.
За лето работы он просил лишь немного:
Лишь глоток мёда поэзии, капельку вдохновения.

Бауги согласился, но Суттунг отказал,
Не желая делиться сокровищем своим.
Тогда Один, хитрец, пробил скалу буравом,
И в пещеру проник, где мёд поэзии хранился.

Три ночи провел он с Гуннлёд, девой прекрасной,
И за каждую ночь выпивал по глотку мёда.
Три глотка, три бочки, до дна опустошил,
И, превратившись в орла, взмыл в небеса.

Суттунг, проснувшись, увидел пропажу,
И в ярости бросился в погоню за вором.
Но Один, быстрее ветра, летел к Асгарду,
И мёд поэзии принёс богам в дар.

Так Суттунг, великан, был обманут и предан,
И мёд поэзии, его главное сокровище, утрачен.
Но имя его живёт в сагах и легендах,
Как символ силы, жадности и поражения.

И помнят люди, что даже великаны могучие,
Не могут устоять перед хитростью и мудростью.
И что знание и вдохновение, как мёд поэзии,
Должны принадлежать всем, кто стремится к свету.

Конец