Мишарин Борис Петрович : другие произведения.

Изломы первой Чеченской

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первая Чеченская война.....

  Борис Мишарин
  
  
   ИЗЛОМЫ
   ПЕРВОЙ
   ЧЕЧЕНСКОЙ
  
  Михайлов вышел покурить, присел на валявшуюся чурку, достал пачку неизменного "Бонда" и вытащил сигарету. Чиркнул зажигалкой, прикуривая, глубоко затянулся дымом. После больничного запаха свежий воздух пьянил, поднимая настроение, вливал в жилы энергию, и уже хотелось ее выплеснуть - казавшуюся застоявшейся, размять суставы и мышцы, взлететь над долиной и осмотреть горы с высоты.
  Он потянулся, напрягая мышцы, словно выдавливая излишнюю энергию, набрал в легкие воздуха и выдохнул, "уменьшаясь" до расслабленного состояния. В конце февраля солнце припекало сквозь белый халат по-летнему. Легкий ветерок иногда уносил в поле больничный запах, принося обратно свежесть горной долины. Захотелось домой, поваляться на родном поле, пожевать травинку, наблюдая за кузнечиками и бабочками, подышать родным сибирским воздухом. Мечты...
  Он посмотрел на подходящих легкораненого офицера и его товарища-танкиста.
  - Отдыхаете, доктор? - спросил танкист, присаживаясь на корточки и пододвигая раненому другу что-то вроде деревянной колоды.
  - Тихо сегодня... Солнышко. Первый раз раненых не привозят, тьфу, тьфу, тьфу, - сплюнул Михайлов и постучал по чурке. - Не сглазить бы, полдня впереди.
  Ему вдруг захотелось выговориться, два месяца шла необъявленная война в Чечне - с применением авиации, артиллерии, бронетехники, морской пехоты. Солдаты гибли тысячами, творились непонятные вещи... Понимал он, что не ответят эти офицеры на его вопросы, наверняка у них своих вопросов хоть отбавляй. Но изболевшаяся душа требовала разрядки...
  - В первые дни много танков пожгли, - начал Михайлов. - Неужели командиры не понимали, что нельзя брать Грозный танками? Не помню, в каком фильме про Великую Отечественную войну видел: командующему танковой армией предложили взять город, но он ответил, что обойдет его с флангов, отдавая славу матушке пехоте, ибо пожгут его танки на узких улочках... Не поверю в бездарность командиров, в то, что не предвидели они плачевного исхода в Грозном. Почему же так случилось?!
  Михайлов достал сигареты, предложил их офицерам и пожалел о сказанном, чувствуя, как закипает в тех злость и обида. Он знал смысл ответа и все равно ждал его...
  - Командиры знали, - с горечью ответил старший по званию. - Приказы не обсуждаются, - и замолчал, не желая бередить душу...
  Курили в тишине, часто и глубоко затягиваясь дымом, опустив голову и думая о своем. Вздыхали тяжело, не находя ответов. Раненый танкист чертил палочкой на земле незамысловатые фигурки, сглаживая неловкое молчание, стыд и обиду кадрового офицера за себя и правительство.
  - Доктор, сколько еще я здесь пробуду?- спросил раненый, ломая палочку.
  - Неделю, - ответил Михайлов.
  Танкисты встали и пошли потихоньку, унося с собой свою долю тяжкого разговора. Может, и найдут они когда ответы. Иначе жить им с этой болью, заливаясь водкой по праздникам и черствея душой от безысходности...
  Михайлов вздохнул. "Почему боевой армией командует милицейский генерал Егоров? Кто он по воинскому званию - рядовой, сержант? Как он согласовывает действия родов войск? Какая там согласованность! - Михайлов сплюнул на землю. - Сколько в госпитале раненых, получивших пули от своих!"
  Декабрь 94-го, первые дни необъявленной войны. Наши гибнут тысячами, и нет ответственных и виноватых...
  Июнь 41-го, первые дни иной войны. Тогда наши тоже гибли тысячами, и Сталин расстрелял командующего Павлова. Мог ли что-то изменить расстрел генерала, не стал ли тот козлом отпущения - это вопрос другой. Но сейчас-то?! Замалчивает правительство ситуацию, уменьшает санитарные потери в сотни раз, держит страну на голодном информационном пайке. И нет ответственных ни за что...
  Два месяца идет чеченская война, уже давно отдымили пожарища в Грозном, превращенном большей частью в руины, а в воронках и на обочинах, как и в подвалах домов, еще валяются неубранные трупы, еще идут "зачистки", обустраиваются комендатуры, то там, то тут вспыхивают дворовые бои, унося жизни, не давая расслабиться. Но днем все же доминирует мирная жизнь. С утра поджидают жители бронетранспортеры - и делятся солдаты хлебом, чаем, куревом, медикаментами, понимая незавидную жизнь местных жителей без электричества, тепла и воды в уцелевших подвалах. Мирные жители и солдаты надеются на скорое окончание войны. Одни ждут отправки домой, другие надеются восстановить некоторые дома и построить новые. Они еще не знают, что и через несколько лет здесь будут раздаваться выстрелы, греметь взрывы, будут гибнуть люди, проклиная бандитов и правительство, неспособное остановить войну...
  Михайлов заметил подъехавшую "коробочку", из БТРа осторожно вытащили раненого со жгутом на ноге. "Накаркал", - подумал он и подошел к больному. Солдат, совсем мальчишка, физически явно не тянул на свои паспортные восемнадцать. Что-то было в его лице непосредственно детское: то ли худоба молодила его, то ли черты лица отставали в мужском развитии. Светлый пушок на его подбородке еще не братался с бритвой, а русые волосы и светлые глаза придавали лицу больше нежности, чем мужской воли. Нецелованый, наверное, еще любви не познавший, а уже фронтовик с боевым ранением... Война перемешивает всех - молодых и старых, калечит, ломая судьбы. Сидеть бы ему сейчас в аудитории вуза или техникума, грызть гранит науки, вечерами ходить на танцы, волноваться от слабого пола, а не валяться на госпитальной койке. Какая же это доблесть прославленной армии - пустить необученного солдата в бой? Не "Москва ж за нами"!..
  - Заносите, - скомандовал Михайлов и пошел мыть руки.
  Натирая их щетками, пытался отогнать привязавшиеся мысли, но вместо этого вспомнил лермонтовскую "Бэлу": "...Чеченцы, хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки..." Социальный нарыв лопнул на Кавказе, исторически славящемся необузданным нравом и военными конфликтами. И теперь гибнут здесь простые люди - чеченцы и русские, идет борьба вер, денег и властей, замешанная на невинной крови, которую пьют зажиревшие бонзы.
  "Фу, лезет в голову всякая дрянь", - сказал про себя Михайлов и пошел в операционную. Руки привычно делали свою работу, мозг сосредоточился на ревизии раны и возможных осложнениях. Закончив, обрадовался - не лезли больше в душу страшные мысли.
  Солдату особенно тяжело на войне, когда видит он, что является пушечным мясом, товаром в чьей-то игре. Михайлов снова вышел на свежий воздух, вдохнул полной грудью: "Эх, сейчас бы домой!" Пусть в Сибири еще нет таких теплых дней, лежит снег, но разве можно променять родной дом на южное тепло?.. Собраться бы с друзьями, отметить конец своих военных дней и никуда более не уезжать в добровольно-принудительном порядке!..
  Михайлов вытащил сигареты, предложил их подошедшей операционной сестре.
  - Что, Зина, погреться вышла?- спросил он. Та кивнула, прикуривая. - Вчера мне два блока "Бонда" привезли. Говорят, в Маздоке скидывают цены бородатым военным.
  - Боятся, наверное. Бородатые спецназовцы с поля боя - злые. Ездят-то в основном на "Тюльпан", - ответила Зина.
  Михайлов помолчал, перевел разговор на шутливый тон:
  - Хорошо-то как, Зина! Был бы свободный, женился б на тебе. А ты кого-нибудь присмотрела?
  - Кого тут присмотришь? - вздохнула она. - Желторотые салажата да женатые мужики... Снимут колечки и табунятся... А ППЖ - это не по мне.
  - Слово-то какое подобрала... Ничего, скоро война кончится, найдем тебе красавца.
  Зина вздохнула тоскливо, выбросив недокуренную сигарету, и ушла в госпиталь.
  "Э-э... - подумал Михайлов, - уже нашла кого-то. Женатый, видимо... И на войне природа берет свое..."
  Зина зашла в сестринскую и неожиданно расплакалась: "Пень толстокожий, хотя бы раз посмотрел..." К ней заглянул раненый с букетом искусно подобранных прошлогодних трав и веточек, и она сорвалась:
  - Уйдите все, кобели проклятые! - она обхватила голову руками, замолчала и уставилась в одну точку...
  Не женское дело - война. Не сладко мужчинам, а слабому полу вдвойне. Хрупкие женские плечи военной медсестры выдерживают немалый груз. Ее ласковые руки заживляют раны, отдавая сердцам раненых теплоту матери, сестры, любимой, но и у них накипает внутри. А изливается душевная боль слезами, освобождая место для чуткости, доброты и нежности...
  Зина глянула на часы, засуетилась, приводя в порядок лицо. Пора в перевязочную. "Не заметил бы", - подумала она, подпудривая припухшие веки. Когда он зашел - покраснела, готовая натянуть маску чуть ли не на глаза, и первый же инструмент подала невпопад. Михайлов посмотрел внимательно, не подавая вида, привычно обратился к раненому. Он любил поговорить на перевязках - это снимало стресс, отвлекало и уменьшало боль.
  - Давай, сынок, рассказывай: кто, откуда, где служил?
  - Пономаренко я, доктор, из Сибири. Неужели не помните?
  - Да, да, - Михайлов отчетливо вспомнил рассказ солдата на предыдущих перевязках. Его призвали в октябре 94-го, в декабре часть направили в Чечню и бросили на Грозный. В страстных боях на площади Ленина его ранило в ногу, и он единственный уцелел из роты. Там почти целиком лег и его батальон. Никто не посещал его, не осталось в живых друзей-однополчан... Мучили солдата переживания еще и от того, что не знала ничего о нем его мать. Он не писал ей с призыва, все откладывал на потом, не хотел волновать, что находится в Чечне. Боялся написать и о ранении - вдруг поймет неправильно и подумает, что тяжело ранен и останется калекой. Понимал, что не прав, и со временем все больше увязал в переживаниях: почему не написал раньше?.. Михайлов пожурил его тогда, объяснил, что для матери нет ничего важнее сыновней весточки. Главное - жив и очень скоро будет совсем здоров. "Нет желания, так про ранение можно и совсем не писать", - объяснял он основы маленькой солдатской лжи во имя добра.
  Как сложна жизнь: герой-солдат боится написать письмо...
  - Ну что, сынок, сообщил матери? А то вылетел птенчик из гнездышка и забыл про маму, - подзадорил его Михайлов.
  - Не забы-ыл, - расплылся солдат в улыбке. - Написал ... и про ранение тоже. Сообщил, что выписываюсь здоровым. На душе легче стало... Сколько мне еще лежать, доктор?
  - Дома я бы уже выписал, а здесь кругом грязь... В общем, побудешь еще несколько дней...
  Зина работала сегодня молча, изредка приговаривая солдатам: "Потерпи, миленький. Скоро, скоро закончим". Михайлов все больше убеждался, что стал ее избранником, и не радовался этому - красивая и добрая девушка заслуживала лучшего. Любил он ее как сестру, но большего предложить не мог.
  Вошел начальник госпиталя:
  - Слышали новость? Из штаба звонили: мать Пономаренко приехала. Дал им сейчас пару минут по телефону поговорить, через полчаса подъедет.
  - А мы с ним только что о ней говорили, - удивился Михайлов. - Написал он письмо домой, но ведь оно по времени еще не успело дойти. Значит, сама искать поехала.
  - Вот ты и встретишь, - обрадовался полковник. - Он все больше о тебе говорил, как ты его с того света вытащил... Как у него со здоровьем?
  - Можно выписать.
  - Отлично! Оформляй. Отпуск ему дадут, а там, глядишь, где-нибудь около дома дослужить оставят.
  Михайлов задумался о матери. Ни один журналист не смог пробиться сюда, а она сумела - без паролей и пропусков, обходя кордоны и блокпосты. Пробилась в Грозный, на пути к которому погибали целые военные колонны... Одним словом - МАТЬ.
  Встречать ее вышли все свободные от службы сотрудники госпиталя и ходячие раненые. Вышли заранее и грелись на солнышке, радовались за Пономаренко и единодушно с уважением говорили о его матери. А он не находил себе места от радости, курил сигареты одну за одной, держался поближе к Михайлову.
  И вот вдалеке показался БТР. Он вырастал, приближаясь к напряженной тишине. Кого везут? Может раненого?.. Чуть не доезжая, остановился, дверцы бокового люка открылись, и появилась ОНА, и Пономаренко, слегка прихрамывая и не обращая внимания на боль в ноге, бросился ей на встречу. А она, смахивая слезы, раскинула руки - побыстрее обнять сына. Но вдруг раздался далекий выстрел, и солдат упал замертво. Снайпер!..
  Долго не могли оторвать бьющуюся в истерике мать от мертвого тела. Потом она затихла, решив, видимо, умереть вместе с ним, не видя и не слыша ничего вокруг. Теребя и поглаживая разметавшиеся русые волосы сына, она шептала ему только ей понятные ласковые слова и иногда почему-то улыбалась дрожащими губами. И когда ее попытались поднять, она, не понимая слов, обняла сына с невероятно могучей силой.
  БТР, умчавшийся на выстрел снайпера, вернулся. С брони спрыгнули бойцы с винтовкой чеченца. Опустили головы, словно были виноваты в чем-то...
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"