Аннотация: Изнасилованная в детстве и чуть не ставшая наркоманкой, Диана взрослеет и расправляется со своим обидчиком. Всегда помнит о своем тяжелом и голодном детстве, помогая заблудшим и обездоленным.
+18
Борис Мишарин
Мечты и реальность,
фантастика и бытие.
ПРОЛОГ
Книга написана на основе реальных событий конца прошлого и начала нового столетия. Но - это не документальное, а художественное произведение. Настоящие образы дорожных жриц любви имели авторскую художественную аранжировку. Может, кто-то из них и узнает себя. Или конкретный случай, эпизод. Или в ком-то свою частичку.
Автор всего лишь хотел донести читателям общую картину реальной правды, не искаженную СМИ и отчетами правоохранительных органов.
КУРТИЗАНКИ ДОРОГ
Диана проснулась от поднывания в желудке - пустой, он требовал пищи, и она тяжело вздохнула. 'Может, что-то осталось на кухне'? - мелькнула в детской головке мысль. Тихонько приподняв свое хиленькое тельце на руках и стараясь меньше скрипеть старым диваном, она подошла на цыпочках к двери, которая при открывании не издавала противные звуки. Девочка проделывала такое не раз и заранее смазывала шарниры маслом.
'Только бы не проснулась мать', - думала она, прошмыгнув на кухню. Глянула на стол - в животе приятно заурчало: объедков было достаточно. Косясь на дверь, Диана быстро кидала руками в рот пищу - остатки шпрот, хлеба, сала и огурцов. Глотала, полупережёвывая, привычно смахнула несколько небольших кусочков на ладонь, сколько вошло, и быстро вернулась в свою комнату. Здесь можно доесть все не торопясь.
Отец, как и всегда в таких случаях, храпел прямо на полу в ее комнате. Мать привычно пожурит его, когда встанет: дескать, нажрался опять, как сволочь, до дивана даже дойти не смог. Плеснет ему на опохмел немного водки и на этом все. Разойдутся все. Первым уйдет материн хахаль, который и обеспечивал водку и нехитрую закусь. Потом отец, мать, а с обеда и она поплетется в школу.
Диана улеглась под покрывало и уже не торопясь жевала сало и хлеб. Сегодня она встала раньше матери и смогла немного поесть. Иначе бы пришлось терпеть до школы, где ее кормили бесплатным скудным обедом, если не болела буфетчица или столовую не закрывала санэпидстанция.
Она смотрела на отца, так он валялся почти каждый день. Мать приводила в дом мужиков, отец выпивал с ними бутылку водки и обычно засыпал прямо за столом. Его переносили в комнату к дочери, оставляли на полу и уходили в спальню. Диана не могла выходить после этого из своего небольшого уголка и если хотела в туалет, то ходила в заранее припасенную стеклянную банку, выливая ее из окна на улицу.
Битой быть не хотелось, да и привыкла она уже к этому - молчать. Молчать, что мать ночует не одна, не ходить по квартире и не таскать продукты, что приносили ее любовники.
Всем в доме заправляла мать - постоянно кричала на отца, что он не мужик и ничего не может. Чего не может - Диана не понимала, но понимала, что он пьет каждый день, что это плохо. Она любила его, любила слушать рассказы про Афганистан. Но об этом отец рассказывал крайне редко, всегда напивался до чертиков - махал кулаками в воздухе, скрипел зубами, проклиная каких-то духов, потом плакал и засыпал. Трезвый, что было очень нечасто, старался позаботиться о дочери. Но забота его была до первого глотка водки и чаще сводилась к простому обниманию и ласковому слову.
Но и это могла оценить Диана, собственно ничего большего и не видевшая. Мать словно не замечала ее, только била, когда девочка пыталась выйти при мужиках из своей комнаты или стащить продукты, чтобы утолить голод.
Диана дожевала сало и хлеб, укуталась поплотнее и закрыла глаза. Думать о матери не хотелось - все равно заметит пропажу продуктов со стола, пусть не много она взяла, но заметит. Уйдет дядя Володя, который приходит уже несколько дней подряд, и будет она бита. Бита, но не сильно, терпеть можно. Сильно мать бьет, когда застает ее с поличным за воровством продуктов или, когда она пытается подсмотреть за ними в постели. Но подсматривать - давно охота пропала.
'Вырастет она и будет к ней приходить мужчина, станет приносить хлеб, молоко, колбасу и сало. Может и конфет когда-нибудь принесет или даже цветы. А если совсем добрым окажется - то и апельсины с бананами. Будут они на чистых простынях лежать голыми, кушать все без ограничения и целоваться. Хотя, - рассуждала Диана, - ничего хорошего в этом нет, слюни одни'.
Совсем недавно ее поймал в подъезде шестиклассник, больно мял груди и целовал взасос. Ей не понравилось, но какое-то необычное чувство осталось. Чувство, которое она объяснить не могла.
Для своего девятилетнего возраста она развивалась физически рано. Мальчики всегда поглядывали в ее сторону, особенно на уроках физкультуры. И не удивительно. Несмотря на ранний возраст, ее грудь уже почти оформилась, а ноги не казались спичками, как у других девчонок.
Диана вздрогнула - отец страшно закричал во сне, видимо, вел бой с духами. Заглянула мать, выматерила его и захлопнула дверь. 'Сегодня, может быть, и без битья обойдется', - подумала она. Мать, обычно, второй раз не заглядывала.
Диана встала и подошла к окну. День начинался славно. Белые пушинки-снежинки кружились в воздухе, постепенно покрывая октябрьскую землю. Кое-где таяли, оставляя серые пятна, но, в основном, ложились ровным, нетронутым слоем, чтобы растаять под обеденным солнцем. Вспомнились стихи.
Зима уж на дворе, белёсый ветер
Кружит поземкой первенец снежок,
И заметет низинки он под вечер,
Прикроет их хорошенький пушок.
В лесу запорошились ветви сосен,
Опавшие листочки на земле,
Ушла, брат, не вернется быстро осень,
За горизонтом спрятавшись в тепле.
Зима в лесу, как чистый лист бумаги,
Отображает всю его судьбу -
Вот заяц пробежал в большом овраге,
Следов нам оставляя ворожбу.
Лиса под утро, слюнкой истекая,
Бежит по следу, нюхая его,
Корявый почерк зайца понимая,
На завтрак бы поймать хоть одного.
И я пойду, блокнот свой оставляя,
Тропинкою судьбу свою ищу,
Про лист бумаги сразу забывая,
Стихи в снегу я веткой напишу.
(здесь и далее стихи автора)
Первый снег всегда поднимал настроенье. 'Теперь дождаться, когда уйдут все, - подумала она, - и можно выйти, поиграть в снежки или слепить бабу'. В школу идти не хотелось, но она ходила всегда - кто еще ее накормит обедом? Училась - двоек не получала, пятерками не блистала, оставаясь серой и не заметной в классе для учителей. За три года все привыкли, что на родительские собрания никто не приходит. Ругать ее было вроде бы не за что, как и хвалить тоже, деньги на классные нужды - ремонт и так далее, она сдавала исправно: мать хоть и костерила учителей разными словами, но всегда находила нужную сумму, не желая привлекать к себе лишнего внимания. Как в действительности живет девочка - в школе не знали, по домам никто не ходил, все это осталось в другой стране: Советском Союзе.
Диана замерзла у окна и вернулась в постель. Теперь можно поспать часика полтора, пока не уйдут все, потом помыться и выйти на улицу. Первый снег всегда манил поиграть. Она закрыла глаза и, засыпая, подумала, что арифметику тоже сделать надо - даст списать Сашке за лишнюю порцию обеда.
* * *
Вечером, вернувшись из школы, Диана дома мать не застала. Это было хорошо и плохо. Хорошо, что она предоставлена сама себе - мать заявится с любовником поздно, видимо загуляла где-то с ним на вечеринке. Плохо, потому что поесть будет нечего. Но зато можно сходить к подружке.
Диана бросила в коридоре портфель, немного подумала и занесла его в свою комнату, чтобы на всякий случай не побеспокоить мать утром. Она торопилась - Ленка наверняка скоро сядет ужинать, если успеет, то пригласят поесть и ее.
На улице стемнело, но Диана темноты не боялась. Подружка жила не далеко, в таком же деревянном двухэтажном восьмиквартирном доме. Она быстро засеменила в нужном направлении, невольно убыстряя шаг около полуразвалившихся кладовок, которые использовались, как места для выброса ненужной мебели, тряпья и прочей домашней рухляди. Ночью проемы кладовок от сгнивших досок казались пугающими черными дырами, и она всегда спешила пройти это место побыстрее.
Дверь открыл Ленкин отец.
- Здравствуйте, дядя Сережа, а Лена дома?
- Дома, Диночка, дома. Заходи.
Он помог ей снять куртку и провел на кухню.
- Садись с нами, покушай.
- Но, если только немного, - застеснялась для приличия Диана.
Дядя Сережа улыбнулся, он знал, что подружка его дочери никогда не отказывалась поесть. Вообще - как существует эта семья: неизвестно. Отец нигде не работает, не может или не хочет устроиться, мать по несколько месяцев не получает и тех грошей, которые причитаются ей в проектном институте.
Родители Елены не понимали такого - совсем брошенной живет подружка их дочери, никто за ней толком не смотрит. Ходит полуголодная вечно и одеть-то иногда совсем нечего. Пара дешевеньких платьиц и, наверное, все.
Тетя Наташа, мать Лены, налила ей полную тарелку пельменей. Поужинав, девочки ушли в детскую комнату.
Лена незаметно поморщилась - мультики она и одна могла посмотреть, но перечить подруге не стала. Знала, что у той нет 'видика' и посмотреть кассеты ей негде. Конечно, лучше поиграть в куклы, но 'Ну, погоди' тоже не плохо.
Она поставила кассету... Два часа девочки неотрывно смотрели ее, хохотали над волком и зайцем. Видели не раз, но все равно смеялись и смотрели с большим удовольствием.
Диана засобиралась домой.
- Поздно уже... Если мать придет и закроется - домой не попаду, - как бы оправдывалась она.
Лена пожала плечами - как можно не попасть домой? Но верила и сочувствовала подруге.
Выйдя на улицу, Диана привычно засеменила к дому, настроение упало - опять все сначала. Если мать дома и откроет дверь - выпорет за поздний приход. Если дома нет - можно лечь спать, а если дома и не откроет? Так тоже бывало, приходилось спать прямо в подъезде, благо он теплый, в отличие от большинства других подобных. А утром порка... Она съежилась - то ли от нахлынувших мыслей, то ли от зияющих дыр полусгнивших и заброшенных кладовок.
Внезапно к ней быстро метнулась тень. Сильные руки зажали рот и потащили, как ей показалось, в тартар. Бросив на тряпье в угол кладовки, парень связывал ее запястья. Она пыталась кричать и вначале не понимала, почему не может открыть рта и только мычит. Широкий пластырь стягивал губы и щеки. Парень расстегнул ее куртку, а затем и блузку, холодные чужие руки мяли грудь, слюнявые губы забирали соски в рот. Обнаженная, Диана не чувствовала, не ощущала уличного холода, только ее детский ротик пытался перекоситься под пластырем, да глаза расширялись от темноты и охватившего ужаса. Ноги инстинктивно задергались, заметались, пытаясь не впустить, вытолкнуть холодную чужую ладонь, но она с силой проникла под трусики, теребила и гладила промежность. Сорвав трусики, парень сел на ее колени, задышал чаще, расстегивая и спуская свои брюки, с силой раздвинув ноги, тыкал членом в промежность, не попадая внутрь, сопел при этом сильно и снова тыкал. Диана пыталась освободиться, сбросить с себя ненавистное тело, как могла, извивалась под тяжестью мужика. Резкая боль пронзила хилое тельце, парень задергался на девочке и вскоре затих. Потом встал, натягивая штаны, бросил угрожающим шепотом: 'Скажешь кому - убью!' И растворился в темном проеме.
Ошеломленная, Диана думать не могла, боль отпустила немного, и она с трудом встала, так и пошла босиком, в расстегнутой куртке и блузке, не чувствуя холода. Инстинкт привел ее к дому и позвонил. В сознании промелькнула открывающаяся дверь, искаженное лицо матери и все - черная пелена укутала и согрела оседающую на пол девочку.
* * *
Тамара Мурашова поглядывала на часы, до конца рабочего дня оставалось минут сорок, и она с нетерпением дожидалась. Скоро приедет ее Володя, но в здание не зайдет, останется сидеть, поджидать в 'Волге' недалеко от проходной.
Она предпочитала не заводить определенные знакомства с мужчинами своего двора или коллегами по работе, скрывала от подруг свои связи, а если кто и видел ее с другим полом - всегда уходила от вопросов. Дескать, так, случайная встреча - не более.
Вот и с ним она познакомилась по случаю - подвез ее Владимир до дома, да так и остался на ночь. Она задумалась, вспоминая первую встречу...
У Мурашовой не было денег, чтобы ездить домой на такси или останавливать частников, и она этого никогда не делала. Правда, иногда мужики сами останавливались и предлагали подвезти, получали отказ и отваливали неудовлетворенные. Но в этот раз получилось по-другому.
Погода, обещавшая с утра хороший день, к вечеру испортилась, заморосил поздний, пронизывающий осенний дождик. Маршрутки, снующие всегда друг за другом, как назло провалились неизвестно куда, словно тоже не хотели месить стылую слякоть.
'Волга' подрулила к остановке внезапно, дверца открылась напротив Тамары и водитель, улыбнувшись, пригласил: 'Садись, подвезу'. Она окинула его взглядом - мужчина около 50-ти лет, в костюме и галстуке, внешне приятный и располагающий, указывал рукой на сиденье. Но не эта улыбка, внешность или жест толкнули ее в салон. Холод подогнул коленки, тепло втянуло внутрь и дверца захлопнулась.
- До какой остановки едем? - спросил водитель.
Он не спросил, куда или где живешь? Это как-то успокоило чуть-чуть Тамару.
- До пятой, - машинально ответила она, не собираясь продолжать разговор. Вскоре встрепенулась испуганно, схватила ручку двери, почти выкрикнула: - Почему вы повернули'?
Водитель ответил спокойно и убежденно:
- Впереди большое ДТП, авария крупная, простоим в пробке час, как минимум. Объедем по параллельной улице - всего-то делов, - он доверчиво улыбнулся, видимо понимая ее озабоченность, и добавил шутливо: - Не зверь я, не бойтесь, никто вас есть не будет.
Тамара попыталась улыбнуться, пожимая плечами, но так и не нашлась, что ответить. Сообразив - почему не ходят маршрутки, и не только они стали сворачивать на эту улицу: немного успокоилась. Заметила, что он изредка оглядывает ее, поправила короткую юбку для ее возраста. Под сорок лет мало женщин носили такие юбки, но носили, если было что показать.
Некоторое время ехали молча, Тамара окончательно успокоилась и ни о чем не думала, просто ехала и все. Неожиданно произнесла:
- Можно не выворачивать обратно: как раз к моему дому подъедем, - и замолчала снова.
Водитель заговорил сам.
- Хорошо... вы не думайте, я обычно не подсаживаю девчонок по дороге, холодно и сыро сегодня, а вы одеты не по сезону. Легко слишком. Жалко почему-то вас стало... Плохо, когда красивые женщины болеют...
- А я и не собираюсь болеть, - возразила пассажирка. Слова про девчонок понравились ей - значит, еще выглядит она привлекательно, нравится мужикам.
- Что ж, прекрасно, - он улыбнулся и, немного помолчав, добавил: - Меня зовут Володя, а вас?
- Тамара, - беспокойно ответила она, но сразу же остыла, - вот и дом мой. Приехали. Спасибо вам, Володя.
Она очнулась от дум, снова глянула на часы - 18-10, точно в это время 'Волга подруливала к зданию. Наверное, Владимир выходил ровно в шесть, 10 минут, и он здесь. Пора выходить и ей.
Владимир не говорил, где работает, чем занимается и вообще ничего не говорил о себе. Да она и не спрашивала, понимала, что связь на время. Ее вполне устраивало, что он дает деньги на продукты, одежду, водит в ресторан, а она отдает ему свое тело. Своеобразный бартер секса и товара. Зарабатывала она мало, но все равно на жизнь бы с трудом хватало, однако и эти гроши платили не регулярно. Последний раз выплатили немного полгода назад и все - живи, как хочешь. Администрация старалась сохранить кадры, не увольняла совсем, а отправляла многих в длительные отпуска без сохранения заработной платы.
Тамара повернула за угол здания, привычно плюхнулась в поджидавшую 'Волгу'.
- Привет, Володя, - чмокая его в щеку, заговорила она, - давай сегодня никуда не поедем, посидим дома. Купим все сами - поесть и выпить - дешевле станет, - и, как бы оправдываясь, добавила, - не хочется шума. Оркестры у нас не играют, а орут, хотя молодежи нравится...
- Давай, - простодушно ответил он, уже зная, что ее муж выпьет граненый стакан водки залпом, закусит немного и уснет, уткнувшись лицом в стол или руки.
В гастрономе Тамара набрала продуктов, взяла водки и пива, всего много, на несколько дней. Мужики обычно исчезали с ее горизонта внезапно - не приезжали больше и все. Зато никаких сцен ревности и объяснений. Бывали, правда, и по несколько месяцев, но чаще всего обычные 'недельки', до выходных дней.
Дочери дома не оказалось, но Тамара поняла, что из школы она уже пришла, догадалась по портфелю, оставленному в комнате. Муж, вечно хмурый при ее 'сослуживцах', оттаивал при виде водки, быстро накрывал на стол, пока она с другом мыли руки в ванной.
Сели за стол без Дианы - сама виновата - шарится неизвестно где. Если придет, когда отец захрапит, то и за стол не попадет. Она это знает и прошмыгнет тихонечко в комнату.
Владимир любил раздевать ее прямо на кухне, снимал все, кроме чулок и раздевался сам. Оглядывал, как бы со стороны, любуясь телом, возбуждался и подходил, целуя в губы и шейку, мял груди. Прислонив к стене, поднимал одну ее ногу, входил в лоно и трахал стоя. Потом снова садился за стол, выпивал немного, закусывал и говорил. Поговорить он любил на разные темы, удивляя женщин своим кругозором. Через час начинал гладить ножки, живот, грудь, легонько подталкивал голову вниз навстречу вырастающему проказнику и смотрел, как губы обхватывают, вбирают в себя его плоть. Но до развязки не доводил, подсаживал Тамару на стол и входил в нее с особым удовольствием. Потом можно было идти в постель, где он еще раз занимался любовью, но уже под утро.
В этот раз, завершив стоячий вариант, Владимир и Тамара беседовали о политике. Вернее, говорил Владимир, а она просто слушала, иногда поддакивала и соглашалась. Понимала, что таким лучше не перечить - не противно и ладно.
- Вот, возьмем, к примеру, Чечню, - убежденно говорил Владимир, - сколько в нее денег вбухано: тьма. А в результате что? Только и слышишь - ушли денежки не по назначению, затерялись неизвестно где. Но кто спросил конкретных лиц о целевом их использовании, кто сел за растрату, где возмещенный ущерб, кто виноват? Пшик один, ворон ворону глаз не выклюет. Не понимаю я этого, не понимаю и все... Почему уголовное дело не возбудят, разве невозможно найти человека, который загнал эти деньги не по назначению, а попросту в свой карман через подставных лиц? Куда смотрит президент и правительство? - Владимир налил себе пива, сделал несколько больших глотков, продолжил: - А налоги, как у нас собираются налоги? Да никак! В России все секрет и ничего не тайна. Все знают, что от налогов уходят, знают, как уходят и что? Несут по телевизору полную чушь - или не знают, или играют в белиберду. Если не знают, оторвались от народа, заелись совсем - стрелять таких чиновников надо. А если играют - то и с ними поиграть в рулетку на револьвере, чтоб обосрались или получили пулю. Бюрократия полная... Я вот кредит хотел в банке взять, и мне потребовалась справка об открытых счетах. Пришел в налоговую, написал заявление, заплатил денежку за справку и говорят мне, что приходите, мол, за ней через десять дней. А почему так долго? У них все компьютеризировано и выдать такую справку - две минуты, не более. Корчат из себя что-то, имидж свой, наверное, таким образом, повышают, а у самих бардак полный...творится черте знает что. Продал я как-то свою машину, принес в налоговую справку - все, как положено. А на следующий год получил по почте квитанцию - заплатить налог за машину, которой у меня нет. Пошел разбираться, а они и разговаривать толком не хотят - ничего не знаем, ничего не получали: плати и все тут. Еще раз принес справку, что машина продана, настоял на том, чтобы они расписались мне на копии в получении. И что ты думаешь? Опять на следующий год та же песня - ничего не знаем, ничего не получали, плати и все тут. До прокуратуры дело дошло...
Звонок не дал закончить мысль, прозвучал резко и требовательно, Владимир вопросительно посмотрел на Тамару. Она пожала плечами, накидывая халат на голое тело.
- Не знаю, у Дианы ключ есть.
Недовольно пошла к двери, открыла, выматеревшись непроизвольно при виде дочери и кое-как успела подхватить ее, оседающую и растерзанную на пол. Злость мгновенно прошла, и она действительно испугалась. Блузка и куртка с оторванными пуговицами, голые, замерзшие до синевы ноги с подтеками крови... Тамара всплеснула руками.
- Да что же это творится-то? Звери... ребенок же совсем!
Владимир быстро засобирался, натягивая брюки, рубашку, в его планы не входило подобное мероприятие.
- Скорую надо вызвать, - подсказал он, - да и ментов тоже.
- А их-то зачем? - удивилась Тамара.
Владимир бросил со злостью:
- У тебя дочь изнасиловали, не понимаешь что ли? Врачи все равно позвонят в милицию. Лишних проблем захотела?
Он надел куртку.
- Я пойду, ни к чему мне здесь светиться.
Он, не дожидаясь ответа, выскочил за дверь.
- Но и вали отсюда, говнюк, - бросила в уже захлопнувшуюся дверь Тамара, - и не приходи больше! - кричала она, срывая злость и безысходность.
Заплакала, набирая трясущимися пальцами 03, а потом и 02.
Скорая приехала достаточно быстро, видимо была где-то рядом. Врачи осмотрели девочку, смерили давление, поставили какие-то уколы и попросили одеть ее. Она так и лежала без сознания, голая ниже пояса.
Тамара поняла, что дочку забирают в больницу, спросила трясущимися губами:
- Как она?
Врач пожал плечами.
- Сейчас трудно сказать, необходимо полное обследование. Конечно, разрывы есть, но детально вам объяснят в больнице. Давление понижено - это из-за кровотечения.
Тамара никак не могла натянуть дочери колготки - руки тряслись и не слушались. Доктор завернул ее в одеяло, бросил коротко:
- Времени нет. Все равно там раздеваться.
- А мне можно с вами? - только и спросила Тамара.
Доктор кивнул головой.
- Можно и нужно, но вас к ней сейчас не пустят. Может, какие лекарства потребуются или еще что...
Он не договорил, взял Диану на руки и вышел из квартиры. Тамара, на ходу накидывая пальто, выскочила за ним. На лестничной площадке столкнулась с милиционерами. Посыпались вопросы... Врач пояснил кратко: 'Девочка без сознания, изнасилована. Подробности у лечащих врачей'. Тамара пояснить совсем ничего не могла, да и не знала она ничего в действительности. Пообещала сразу после больницы приехать в отделение милиции.
Мурашова осталась в приемном покое, дальше ее не пустили. Тяжело опустилась в кресло и прикрыла веки. Образ дочери не выходил из головы, маячил кровавыми потеками по детским ножкам. Она страдала и злилась одновременно, злилась на насильника, мысленно обещая устроить ему небывалые кары, злилась на дочь, потащившуюся гулять на ночь глядя. И не было бы ничего, если бы не пошла... Корила себя за непростительное отношение к девочке, проклинала судьбу, заставлявшую спать с мужиками из-за продуктов и денег и поэтому не уделявшую должного внимания Диане. На все находились причины - только не винила себя особо. Виноваты все - правительство, допустившее социальное обнищание и безработицу, преступники, жирующие на почве безнаказанности, менты, крышующие криминал, врачи с вечно отсутствующими лекарствами... Конечно, и она виновата, но если бы не эти причины... Металась по больничному коридору, злилась на всех и вся, в особенности, наверное, на разрушенный обычный уклад жизни, впервые начиная осознавать, что есть дочь, о которой необходимо заботиться хоть немного.
Часа через два Тамаре удалось переговорить с врачом. Операция закончилась и ей уделили время. Врач пояснил не много: 'Операция прошла успешно, состояние девочки стабильное, хотя и тяжелое, но для жизни опасений нет. Наверняка потребуется психолог - физическая травма заживет, а вот душу надо будет лечить, тяжело перебороть возможное отвращение и страх перед мужчинами'.
Лекарств никаких не попросили, наверное, в данной ситуации это не посчитали уместным, к дочери не пустили, пообещав пропускать к ней со следующего дня.
Сидеть дальше в приемном покое стало бессмысленным, и Тамара поплелась в милицию, как и обещала.
Следователь допрашивал долго и нудно, хотя Тамара ничего толком не знала. Но все-таки кое-что выяснить удалось. Мурашова предположила, что ее дочь могла зайти после школы к подружке. Позвонили подружке и это оказалось правдой. Оперативники предложили пройтись по маршруту Дианы и обнаружили в одной из кладовок одежду девочки. Прибывшая опергруппа зафиксировала следы и не сразу отданные по забывчивости Тамарой кусок веревки и пластырь. Девочка так и вернулась домой с пластырем на лице, не развязав рук. На этом все кончилось.
* * *
Где-то в глубине души Диана радовалась произошедшему случаю четыре года назад, хотя даже себе не призналась бы в этом. Но это сейчас, когда прошло время. Детские переживания практически улетучиваются или же остаются на всю жизнь, коверкая ее своеобразно. Все зависит от множества факторов - типа нервной системы, окружающей обстановки, общения с людьми и прочего.
Мать перестала ее бить и никогда больше не обделяла едой. Перенесшая физическую и психологическую травму, она впервые почувствовала внимание и заботу матери. Это сыграло решающую роль в психологическом излечении. Очнувшись в больнице, девочка больше всего боялась, что ее выпорют и когда этого не случилось - сильно обрадовалась.
Насильника так и не нашли, а отец сжег тайно ту кладовку, заметив, что дочь мимо нее никогда не ходит, делает небольшой крюк по пути в школу или когда идет к подруге. Сумерек и темноты Диана боялась - часто вставало перед глазами размытое ночной тенью лицо преступника, и она вздрагивала, непроизвольно ощущая его холодно-омерзительные руки и слюнявый рот.
Сегодня они собирались у Светки, ее родители уехали на три дня в деревню - у друзей намечалась свадьба сына. Три дня можно делать, что хочешь и молодежь желала воспользоваться этим на всю катушку.
Со Светкой Диана особо не дружила, все-таки мешал возраст. Светка старше на целых три года, а в школьном возрасте это слишком много. Но в их разношерстной компании были и младше, и старше. Как парни, так и девчонки.
Намечалась большая тусовка, народ подтягивался постепенно и каждый занимался своим делом, пока не собирались все. А все не собирались никогда. В незапертые двери одни заходили, другие исчезали на время, чтобы вернуться чуть позже. Тусовались небольшими группками, кто-то слушал музыку, кто-то бессмысленно болтался, потягивая травку. Впрочем, ширялись все, начиная с легкой марихуаны и заканчивая героином. Девчонки постарше уже работали на дороге, долго не задерживались на таких гулянках - вколют дозу, оттянутся немного, кайфуя, зависнут на полчаса и снова в путь: денежки зарабатывать на чеки. Чек приобретают за стольник, и требуется он не один, еще крыше заплатить нужно, от ментов отмазаться деньгами или натурой. ППСники и ОВОшники совсем обнаглели в последнее время, выгребут иногда все, оттрахают всем экипажем, могут и в отдел увезти - пол помыть или еще что. Беспредел полный, все знают и молчат, девки терпят от беспомощности, героинной зависимости, выплескивают злость, матерясь про себя или между собой. И терпят - деваться некуда. На адвоката денег нет, времени свободного тоже, все уходит на геру. Да и боятся они, как ментов, так и крыши. Боятся более худших последствий - напишешь заявление и не посадят мента поганого. Тогда все... труба полная. Мечтают заработать побольше, перекумарить и не колоться. Мечты...
Диана не оставалась никогда на ночь, уходила в полночь или немного позже, когда начинали собираться девчонки с дороги. Сегодня ее угостили 'чуйкой' - первоклассной марихуаной из Чуйской долины, и она оттягивалась с наслаждением, смакуя подаренный косячок.
Вовка, парень постарше, присел рядышком на диван, обнял за плечи, иногда затягиваясь ее же косячком, выпускал дым из легких медленно и смакуя. Диана, привалившись на его грудь спиной, чувствовала легкость, словно тело парило в воздухе, ощущала ласковые прикосновения мужской руки грудью. Он щекотал губами ее шейку, доставляя особое удовольствие и волнуя внутренности, инстинктивно сжала ноги, когда рука побежала по ним вверх, и расслабилась, готовая застонать от удовольствия. Опьяненное тело наслаждалось ласками, освобождаясь от трусиков, и приняло его в себя, двигая тазом и продолжая 'полет'. Позже она поняла, что на них смотрят, впрочем, в компании это стало делом обычным, и не смутилась, хотя сама впервые в жизни познавала удовольствие секса.
После Володьки к ней стал приставать Сашка, но Диана быстро отшила его, кайф марихуаны растворялся где-то внутри живота, и она призывно посмотрела на Владимира. Другого парня сейчас не хотелось, а он взял ее на руки и унес в отдельную комнату, продолжая ласкать груди и обводя язычком вокруг сосков. Что-то укололо ее в руку, побежало по венам, туманя мозги и пытаясь вывернуть наружу внутренности. Тошнота обволокла тело, в которое успел войти Владимир, дергалось с каждым его движением и не было сил сбросить парня с себя, поблевать в туалете, очищая желудок.
Вскоре провалилась она куда-то в тартар, дурнота забрала душу, не давая пошевелиться, чувствовала подкоркой, как на ней меняются парни, и отключилась совсем.
Настала ее пора. Так, примерно, обходились с каждой девчонкой в компании, но они все-таки были на год, на два постарше. Раннее половое созревание решило все - возраст никто не спрашивал. Диана наблюдала раньше, как вкалывают первый раз дозу, как трахают потом всем скопом одурманенную девчонку, проделывают это еще разок на следующий день. И все... Зависимость достигнута, скопом трахать не станут более, но на панель придется идти. Подучат, правда, немного сексу - как лучше ублажать клиента. И сделает это наверняка Вовка, научит одевать презерватив губами, покажет наиболее часто встречаемые эрогенные зоны. И в путь... Новый источник дохода созрел.
Диана не хотела колоться, понимала, что сгубит себя этим, тем более, что кроме ощущения отвратительной дурноты не получила ничего от вколотой дозы. Под утро, немного придя в себя, она тихонько смоталась домой, решив твердо - больше не пойдет в этот или какой другой притон. Один укол не сделает ее наркоманкой, хотя редко, но и такое бывало. Главное сейчас не попадаться на глаза Вовке и его компании, и она решила не выходить из дома.
Диана легла в постель и долго не могла уснуть, разные мысли лезли в голову - как Вовка мог с ней так поступить? Как хорошо было с ним, а он воспользовался, сделал укол и отдал ее другим парням. 'Пусть привыкает', - вспомнила она его слова. Вспомнила и рассказ Верки, уже взрослой девицы, скончавшейся пару недель назад от передозировки. Как она кляла тот день, когда села на иглу, как проклинала все на свете и верила, искренне верила, что сможет освободиться от зависимости. 'Перекумарю сама, вытерплю все ломки, стены грызть стану, но не уколюсь больше. Выйду замуж за иногороднего, нет - деревенского и стану доить коров, а пока меня доят и трахают. Расскажу ему все - что наркоманка и прочее, пусть увезет куда-нибудь в захолустье и стану любить его одного, ласкать с удовольствием, как ни одного из клиентов не ласкала'. Диана помнила ее улыбку и воодушевление при последних словах, но так и не появился сказочный принц, закончилось все печально.
Мысли стали путаться в голове, и сон охватил ее.
Звонок дребезжал долго и нудно, Диана глянула на часы - поспала часа три. Кто бы это мог быть - мать на работе, наверняка кто-то из компании? 'Хрен вам с редькой, - подумала Диана, - не открою'. Она осторожно подошла к двери, глянула в глазок - Светка маялась на площадке, явно подосланная Владимиром. В детской головке появились здравые мысли: - 'Поймать и уколоть хотят сегодня, потом я буду в их власти. Черт те с два - не получится, не открою'.
Она тихонько отошла от двери и пошла на кухню, прикурила сигарету. В голове помутилось, и тошнота подступила опять. 'Не надо было курить'. Эта мысль упрочила ее решение, и она завалилась на диван. Звонок дребезжал еще долго и начал раздражать не на шутку. Хотелось встать и отматерить настырную Светку, высказать все, сорвать злость. Внутри засосало противно, захотелось выкурить косячок, беспокойство охватило весь организм и гнало на улицу - к Вовке, к Светке, к любым чертям, где можно достать травку.
'Нет, - сжала кулачки Диана, - буду держаться'. Она хорошо помнила Верку и ее безвременную кончину. Образ ушедшей подруги останавливал порывы, отрезвлял мысли, стараясь подавить пакостное волнение, укреплял волю.
Так и провалялась на диване до вечера, изредка впадая в полудрему, пока не пришла мать.
- Ты че валяешься, заболела? - спросила, раздеваясь в прихожей, Тамара Сергеевна.
- Нет, мама, все нормально.
- Чего уж нормального-то - лицо все серое, с зеленью, на себя не похожа. Обкурилась что ли?
Тамара Сергеевна давно знала, что дочь покуривает втихаря, но старалась этого не замечать. Считала, что толку от ее наставлений не будет, все равно накурится где-нибудь в школе или во дворе. Она часто видела, как школьники малолетки выбегали из здания в перерыве и курили, никого не стесняясь. С ними и девчонки были. Учителя не следили за этим, да и как за этими сорванцами уследишь?
- Нет, мама, - возразила Диана, - ты же знаешь, что я не курю дома.
- Спасибо, - бросила с сарказмом мать, - хоть не скрываешь очевидное. Но что из тебя вырастет, тебе только тринадцать лет?
- Скоро четырнадцать исполнится.
- Да какая разница - тринадцать, четырнадцать: все равно легкие не окрепшие. Ох, дождешься, Дина, выпорю, как сидорову козу...
Она не стала продолжать дальше бессмысленный разговор, прошла на кухню, вытащила из пакета принесенные с собой продукты. Вспомнила, что не купила хлеба.
- Дина, - крикнула мать из кухни, - хлеба сходи, купи.
- Мама, я завтра утром сбегаю.
- Утром, - хмыкнула Тамара Сергеевна, - а ужинать с чем будем - ни крошки нет.
Диана испугалась всерьез: на улице ее могут отловить Вовка или его дружки. Подружки, суки, сразу сдадут, если увидят. А это означает конец - затащат силой, вколют героин где-нибудь в подъезде и отпустят домой. Отпустят, чтобы оставить навсегда... Матери не объяснишь - такую бучу поднимет, что свет туши. Сослаться больной - уже ответила, что здорова. Зря сказала, зря.
Мысли кружились около одной темы и не находили ответа. Что делать, что? 'Эх, если бы жив был отец'. Он ее понимал и любил. Не то, что мать - вроде любит, а не поговоришь толком, не откроешь душу. Водка, замешанная на афганском синдроме, сделала свое черное дело. Год, как отца не стало.
Диана вздохнула: 'Придется идти, будь что будет' ...
- Ладно, мама, деньги давай.
- Возьми сама в кошельке.
Диана высунулась из подъезда немного, осмотрелась - вроде бы никого из знакомых нет. Пошла крадучись, оглядываясь по сторонам, готовая в любую секунду дать стрекача. Сердце бешено колотилось от волнения.
Магазин находился недалеко, минут пять ходьбы, и она долетела до него пулей. В голове свербела одна мысль: только бы не нарваться.
Взяв буханку, Диана поспешила домой. Все складывалось на редкость удачно и, подходя к своему подъезду, она облегченно вздохнула: пронесло.
Постояла немного на улице, отдыхиваясь, и вошла в подъезд. Ноги стали сразу же какими-то ватными, и она прислонилась к стене.
- Что, сучка, добегалась? - Вовка с издевкой смотрел на нее. - А кто мне денежки вернет за травку? Косячки-то ты любила посмолить. А за дозу вчерашнюю?
- Вова, Володенька, - залепетала Диана пересохшим от волнения голосом. - Я все отдам, подожди только немного.
Страх, безмерный страх охватил ее, сжал в тиски и не давал думать.
- Все отдам, - ухмыльнулся Владимир, - когда? После дождичка в четверг? Мне деньги сейчас нужны, понимаешь - сейчас.
- Володенька, сейчас нет, но я отдам, обязательно отдам... завтра, - решила соврать она, а потом убедилась и сама. - У матери возьму и отдам.
- У твоей матери денег в кошельке - что в решете воды: капли одни. А мне деньги сейчас нужны, сейчас.
Владимир сверкнул зло глазами.
- Я и отдам сейчас... Подожди только до завтра.
- Сейчас или до завтра? Ты хоть понимаешь, что несешь? Все вы завтраками кормить горазды, а я уже завтракал сегодня, - он противно ухмыльнулся. - Нет, значит, нет.
Владимир сделал шаг вперед и видел, как затряслась Диана. Он понимал, что сейчас лучше действовать не физической силой, а психологическим напором. Страх не дает думать и рассуждать.
- Вовочка, миленький, но хочешь, я отработаю эти деньги натурой, - решилась на последнее Диана.
- Натурой говоришь, - заинтересованно бросил Владимир, - натурой можно, но опять же сейчас.
- В подъезде что ли? - опешила Диана.
- Зачем в подъезде, ко мне пойдем. Обслужишь по полной программе, и мы квиты.
- По полной программе... - испугалась Диана, - я в задницу не дам.
- Да не нужна мне твоя задница. Сделаешь другой комплекс - минет, секс. И все. Ну что, пошли?
Он окинул ее оценивающим взглядом. 'Хороша-а-а, намазюкать лицо - сойдет лет за 16, а это на дороге норма. Главное, тело созрело, а остальное мелочи'.
- Пошли, я только хлеб матери отдам. И так, наверное, уже заждалась, волнуется.
- Смотри, если обманешь, не выйдешь через минуту... Разговоров вести больше не буду. Сдохнешь...
- Угу, - бросила Диана и скрылась за своей дверью.
В прихожей прислонилась к двери, закрыла веки. Хотелось реветь от безысходности. Кто поможет, кто? 'Что ж ты, папочка, оставил меня, бросил? Только ты смог бы меня защитить'. Отца знали и боялись в околотке. Контуженый спецназовец мог запросто и голову оторвать, если за дело.
В голове четко всплыл образ умершей Верки. Она была старшая из всех и к Диане относилась по-матерински - с теплотой и нежностью, на которые способна опустившаяся наркоманка. Говорила иногда с болью: 'Никогда не колись, девочка - жизни не будет'. 'А ты почему тогда на иглу села' - спрашивала Диана. 'Я - другое дело, - отмахивалась она. - От жизни треклятой. Женщиной меня отчим сделал, насиловал почти каждый день, молчать заставлял. Может и убил бы совсем, если б сказала. Не вынесла я как-то его приставаний, ударила сковородой по башке на кухне, схватила деньги, какие были, и сбежала. До сих пор не знаю - убила или нет. В Улан-Удэ это было, лет пять назад. Так больше дома и не появлялась, - она тяжело вздохнула. - Очень хочется домой съездить, посмотреть, с матерью проститься. Коротка жизнь наркоманки дорожной. Пять лет я здесь - с моим стажем мало кто на дороге стоит, две трети уже повымерли, кто со мной начинал. Кого убили, кто от передозировки умер. Берешь чек и не знаешь, что в нем. Обычно героин, разбавленный всякой ерундой. Вот и думаешь изредка - от чего сдохнешь: от этой ерунды или тебе чистую геру подсунут. Но это редкость, конечно. Не колись никогда, девочка, не колись. Травкой побаловаться иногда можно и то иногда. Беззащитные мы - крыша только деньги дерет, менты сами оттрахать рады. Нет правды на свете'
Пять лет отработала Верка на дороге, всего пять. Еще одну знала Диана - та восемь лет уже работает. И все...
'Ублажать буду, в крайнем случае, в задницу дам, но наркоманкой не стану', - твердо решила Диана, отдала матери хлеб и вышла к Владимиру.
До дома шли молча. Снимал ли Вовка эту квартиру или она принадлежала ему - Диана не знала. И где его родители - тоже не знала. Знала, что живет он там один и дружки часто заглядывают.
Владимир усадил Диану на диван, присел рядом на корточки, гладя ее ноги и задирая юбку повыше.
- Красивая ты Дина! - восхищенно сказал он. - А одноклассники не пристают? - спросил неожиданно.
Диана усмехнулась.
- Не-ет. Смотрят, правда, сальными глазками, да пырки еще не выросли.
- А сколько тебе?
- Тринадцать.
- Сколько? - удивился Владимир.
- Тринадцать, - повторила Диана. - В конце месяца четырнадцать исполнится.
- Ну, я бы тебе меньше 15 никак не дал.
- Мать говорит - развитие раннее, - пожала она плечами.
'Ничего, - подумал Владимир, - стану выпускать ее в сумерках и на ночь. Накраситься - четко сойдет за совершеннолетнюю. У многих девок груди такой и в помине нет'.
Он разделся и приказал раздеться ей. Достал презерватив.
- Одевай, только губами, как все.
Диана научилась быстро. Он подсказывал ей, где поласкать язычком, как обращаться с яичками.
- Да не соси ты его, это же не конфета. Движения должны быть, движения. Взяла в рот и вверх-вниз, вверх-вниз, да поглубже забирай, - постанывал от удовольствия Владимир, пытаясь засунуть член в рот поглубже.
Диана ойкнула от рвотного рефлекса. Владимир наставительно произнес:
- Сама должна определить эту грань, а чтобы тебе не смогли засунуть глубоко - держи его руками у корня, как раз по грани.
Владимир задвигал тазом в такт Диане, забился в ее рту, и она почувствовала теплый и мягкий комочек спермы.
- Презерватив ты должна снимать сама, - снова наставлял ее он. - Что ж, не плохо, классно делаешь. Многие соски со стажем так не умеют.
Он сел на диване и закурил, предложил ей. Диана отказалась, испугавшись, что в сигарете может быть забит косячок. Она твердо решила - даже марихуану не курить. Владимир понял ее.
- Не дрейфь, дурашка. Это просто сигарета.
Диана с удовольствием взяла сигарету, чиркнула зажигалкой и затянулась дымом. Вкус во рту после резины стоял необычный, особенно противный с сигаретным дымом. Она сходила и прополоскала горло, стало легче.
Они покурили. Владимир взял ее ладонь и положил на свой член.
- Видишь - он упал. Надо поднять.
Диана стала ласкать его руками, глядя, как вырастал и поднимался проказник. Владимир протянул ей новый презерватив. Она смогла одеть его быстро на головку губами, расправила дальше пальцами и стала работать.
Владимир не довел дело до финала, опрокинул ее навзничь и вошел внутрь. Диана почувствовала, как страсть охватывает ее, забирает душу и нетерпением рвется в промежности. Он задвигался быстрее, забился внутри и обмяк почти сразу же. А ей еще хотелось движений, обхватив ягодицы руками, попыталась двигаться сама, но вскоре поняла, что все бесполезно. Сняла презерватив и вздохнула.
Владимир снова закурил сигарету, Диана отказалась - так часто она не курила. Одев трусы, Владимир ушел на кухню, бросил кратко перед уходом:
- Полежи еще.
Диана подумала, что в третий раз она точно кончит. А третий раз будет - он попросил ее полежать, не дал одеться. Получить удовольствие - значит остаться еще часа на два, мать потеряет ее. Уйти - нет, она сделала выбор и потянулась с удовольствием на диване.
Вошел Владимир, и Диана с ужасом увидела в его руке шприц, сжалась в комочек, умоляя глазами не вкалывать дозу. Во рту пересохло, и сказать она ничего не могла. Только мысли крутились в голове с невероятной быстротой: 'Не надо, не надо, мы же договорились' ...
Владимир и так все понял по ее сжавшемуся враз телу и округленным глазам. Такое с ним впервые, другие как-то безвольно садились на иглу. 'Может действительно отпустить ее, трахать в любое время с удовольствием, - мелькнула на мгновение мысль, - Но нет, слишком хороша собой, большую прибыль приносить станет. А все остальное - слюни'.