Утро было воскресное, выходное, базарное. Зарево на небе...сам бы заревел. На листьях деревьев высыхала последняя темно-желтая краска осеннего дня. В природе третий месяц продолжался ремонт. Осень не жалела краски. Солнце как все мастеровые люди, принимаясь за работу спозаранку, проверяло уже сделанное тем ультрафиолетом, которым определяют мастерство подделки денежных купюр. Вся земля по дороге с базара была изрыта: искали трубопроводы. Все кругом шипело, кипело и кляцкало. Подробно говорить не хочется: до того все мерзко и отвратительно... и как назло, уже час автобуса нет.
Вчера, говорят люди на остановке, в яму человек попал, так всю ночь только мерцание звезд в глазах своих видел, чуть не ослеп. Не понимаю! Столько на земле национальностей и народностей, а попадаются одни и те же. За это нас грабят, топят, в морду дают и плюют в лицо даже. Камень в воду бросят, круги по воде пойдут, и все ряской затягивается, точно в болоте живем. Глуби-на жизни такая, что не выбраться.
Спроси какого-нибудь человека тянущего или тащащего строительные материалы с базара.
-Пошто, брат, они тебе сдались?
-Знамо пошто.... Ремонт, - ответит тот.
-А зачем этот ремонт осенью у тебя случился?
Ни за что не ответит, как и сама Осень, потому что русский человек больше всех с природой скрученный. Анафемская жизнь: вширь и вглубь, вглубь и вширь.
Автобус подъехал, точно из-под земли вырос. Пассажиров раз, два и обчелся: двое мужчин и семь женщин. Не выдерживает наш мужик такого ремонта. Двери захлопнулись, автобус тронулся и тут же остановился. Водитель выругался на выскочившего из-под колес мужчину, но двери открыл и впустил его на переднюю площадку, потому что он спешил делать ремонт. На его груди поддерживаемые руками тряслись от физического напряжения три жестяные банки с краской. На кой черт спрашивается ему столько краски? Не понимаю!
Пусти к такому в дом Осень, да пусть она, к примеру, соберет всех дизайнеров по всей вселенной и сделает ремонт....
Все одно скажет: - Хорошо! Но не тот колер подобрала.
Сколько же человеку краски нужно, раз так у него выходит? Не понимаю!
Автобус тряхнуло на выбоине так, что мысли вылетели из головы, точно банки краски с груди мужчины. Он попытался поймать их, но они выскользнули из рук и со всего размаху, ударившись о ребра ступенек, точно сговорившись, вскрылись. Выплеснувшаяся краска забелила весь проход и затем медленно, языком, точно сметана стала стекать по ступенькам вниз. Пассажиры замерли, только мужчина, по-видимому, мастеровой, громко захохотал, да задремавшая было женщина, приоткрыв глаза и увидев краску, вдруг произнесла:
-Вы задумали нас краской задушить?
Мужчина ничего не ответил. Он смотрел себе на коленки брюк, обрызганных краской, и его что называется, скрючило.
На остановке он очнулся и, выпрыгнув из автобуса, убрал пустые банки из-под краски. Дверь за ним захлопнулась, и пассажиры понемногу успокоились, потому что запах краски внутри них сидел с прошлых и настоящих ремонтов.
Автобус покатил дальше, точно железный монстр, хлестая краской из подраненного бока. Машины шарахались от него в разные стороны, но водитель, точно заколдованный, ничего не замечал.
На двух следующих остановках пассажиров практически не было, не считая двух, трех: они входили и выходили через заднюю дверь. Но на автовокзале случилась демонстрация, казалось, что пассажиры со всех остановок съехались сюда разговаривать, митинговать и задерживать движение транспорта. Подраненный автобус остановился на середине дороги и народ приступом взял его. Пассажиры стали заполнять его через заднюю дверь, пока женщина больших размеров с двумя сумками не закрыла проход. К передней двери накатилась людская волна, мужчина, стоящий впереди у забеленного краской прохода, из всех сил старался сдерживать ее. Толпа народа негодовала из-за его нерешительности и подталкивала к входу. Сомнения толпы разрешила только что подошедшая женщина.
- Так это ж сметана, - воскликнула она, обрадовавшись своей догадке, и свободно, отстранив мужчину, вошла в автобус.
Как это может быть, при таком большом стечении народа, что подошедшие последними вдруг входят первыми в автобус? Вот этого никак не могут понять остальные. В одно мгновение возмущенная толпа на своем пути сбивает с ног мужчину. Он падает и, упираясь руками в ступеньки, еще некоторое время сдерживает ее. Его протаскивают по ступенькам, поднимают на ноги и всего измазанного краской пропихивают вперед к перегородке, разделяющей пассажиров и водителя. Автобус заполняется пассажирами до отказа. Последним оказывается молодой мужчина. Он еще долго нажимает на впереди стоящую молодую женщину с прекрасными формами тела, подталкивая ее на высоту, прежде чем захлопываются двери. По его виду можно понять, что ему сегодня везет на пределе его возможностей. Дыхание его прерывается, и он несколько раз поправляет прекрасные формы женщины у себя на груди, пока чей-то крик не оглушает его и всех в автобусе.
Это впереди стоящий мужчина начинает понимать, что это далеко не сметана, как его убеждали, и его совершенно новые прежде ботинки, брюки, паль-то и даже шапка измазаны краской с каким-то ядреным запахом, бьющим в нос и в голову.
- Кто, ..., разлил краску? - орет он в исступлении, не замечая окружающих.
- Какая краска, это сметана, - пробует оправдаться женщина, первая вошедшая в автобус. - Банка сметаны разбилась. Вот! - показывая измазанный краской сапог, продолжает она. - Я даже стеклом сапоги себе порезала.
- Что Вы говорите, женщина? Какая сметана? Какое стекло? - объясняют ей рядом сидящие пассажиры. - Банки были не стеклянные, а жестяные и с краской.
Но мужчина, стоящий впереди, уже ничего этого не слышит, сознание возвращается к нему на мгновение, когда он задумывается о том, как он в таком виде придет домой, и как его там встретят. Он не выдерживает такой картины жизни и орет как помешанный:
-Кто, ..., разлил краску?
Мужчина, стоящий у передней двери, чувствует, что скользит спиной вниз по смазке. Он засовывает руку в эту смазку, и тут же одернув, в ужасе, смотрит на нее.
Молодая женщина прекрасных форм тела еще не чувствует ничего. Она не может разобраться: то ли она стоит, толи сидит на ком-то, и при этом испытывает определенный комфорт, когда кто-то сзади не ширяет чем-то в ее прекрасную форму. Она поворачивает свою прекрасную головку и видит перед своим лицом перекошенное лицо симпатичного мужчины, и до нее доносится его крик:
-Проститутка! Смотри, что из-за тебя вышло...,- и он показывает измазанную краской руку.
Она еще ближе наклоняется к его лицу и, выпучив прекрасные глаза, в полголоса шипит:
-Ты что, мужик...?
- Кто, ..., разлил краску? - периодически орет свихнувшийся мужчина, не замечая окружающих.
Виновные не находятся, и это все больше и больше раздражает пассажиров автобуса. Все измазанные краской пассажиры ругаются и орут нечленораздельными словами: русская речь закончилась. Порою кажется, что автобус перевернулся и летит в никуда, а его пассажиры забыли, куда они собирались ехать в нем. Им хочется ругаться, участвовать в демонстрации, митинговать и задерживать движение транспорта.