Аннотация: Как-то написалось... Про так жил мужик, жил, а потом понял что он дурак.
Ну так получилось...
Ох! Ну мы вчера и да-а-али! Ой, тяжело-то как! И где я? Так, дома, уже хорошо. Значит тут должна быть вода. Ох ты ж! Как меня качает, хорошо ро-даки уехали на выходные...
Стоп, какие родаки, я ж один живу? Потому Лёшка с Серёгой ко мне и пришли!
О! Вода-а-а, открываем кран, вот она, родимая! ... Всё, можно и не зав-тракать, сколько воды выпил, живот как бараб... мама! Сбросить воду надо, срочно...
Фу-у-у... Не понял, а куда унитаз делся? Я ж его лет десять назад по-менял! И бачок... Эта цепочка с гирькой от часов, её ещё батя повесил...
... Который с матерью и уехал на выходные, потому ко мне Леха с Се-рёгой и пришли! Принесли две по рупь две, потому как пьётся как по рупь семь. Или не две? Точно, Лёха потом растряс мою копилку и принёс потом ещё две по... не помню почём, но хреновые.
Вон как мне паршиво с утра, голоса слышатся, прям как в детстве...
А разве четырнадцать не детство?
Какие четырнадцать? Пятьдесят девять, а завтра шестьдесят! Приказ на пенсию уже готов. В понедельник на работу приду и всё! Последний чай и ту-ту! Долой с работы! Можно будет и за компом сидеть сколько хочу, телик смотреть... лафа!
Э-э-э... какие пятьдесят девять! Мне завтра четырнадцать! Потому ро-даки и смотались! Они поехали мне велик покупать.
Ну да, велик, мне его хотели подарить на мои четырнадцать... но это было давно! Очень давно! Да и не подарили, шторы новые купили. Мамка увидела очень красивые. А велик, да мне и без него было неплохо.
Это будет завтра...
Всё. Не знаю что мы пили, но такое больше пить нельзя! У меня раз-двоение личности, приятно конечно, что есть с кем поговорить, но ... не, я в психушку не хочу! И... точно! Окно! Вид же за окном не тот что был в дет-стве? Сейча-а-ас! А-а-а! ... Вид как в детстве! Это что? Я в детство прова-лился? Как в книжках? Так! Точно! Я в детстве! Ну всё! Сбылись мечты! Те-перь я буду богат! Как там в книжках написано? Автомат Калашникова, песни Высоцкого, да и не только Высоцкого, книжки, все что читал. Ух я теперь... Так, где тут бумага и карандаш? Ага, автомат, так, ствол, приклад, какая-то коробка между ними, кривой рожок снизу. Во! Внешний вид! Вроде точно? Или кривизна рожка не такая? Не, этого маловато, но я не знаю что внутри ко-робки, да и используют его уже... Не. Не пойдёт...
Тогда песни... песни... Тили-тили... трали-вали... э-э-э... Да что такое! Не помню я их! Книжки... красивые... и внутри слова... и их не помню... кла-ды? ... Не знаю... Да что ж такое! А где бонусы? Рояли всякие? Во всех книж-ках всегда роялей много, а тут... Эт чё? Ничё? Фигушки? Мне фигу! Ничего не дали! Облом, облом по полной!
И не смейся! Этот внутри смеётся. И мне ещё с ним сживаться. Мы те-перь как два человека говорящие по одному телефону но с разными абонен-тами. Надо договариваться.
Лёжа на диване и периодически бегая попить, принять холодный душ, ну не душ, так, руки облил, да рожу сполоснул, мы и разговаривали. Догова-ривались. Даже точнее соединялись. Как-то оно само-собой происходило. Ну и хорошо, не надо напрягаться. В очередной раз пойдя в ванну поскользнулся и... а-а-а! Как же я руку-то разодрал об эту отколовшуюся от удара моей баш-кой плитку! У-у-уй! Кровищи-то сколько! Это что делать? Йод! Нет, зелёнка! И бинт, а-а-а, у нас же нет бинта! Я последний истратил на ловлю Барсика! Так, пока рукой зажму, может чуть меньше течь будет...
Я... я... я что-то почувствовал... так... прям перед глазами картина встала... только крупно, разрез, точнее разрыв. Мусор, мусор оттуда долой, края кожи завёрнуты внутрь, расправим, жила, из которой сочится кровь, верх распорот, складываем, разглаживаем, вот, ровненько, и шкурку теперь, так, ровненько, разглаживаем, во-о-от... нормально!
Фуф! Это что было? Кровь, надо же зелёнкой... та-а-ак, а нет раны. Ровненько, гладенько, только небольшой шрам по загару, здесь белая полос-ка, незагорелая. Это что? Я могу себе раны заделывать? Ух! Я ж теперь таким доктором стану! Таким... Ко не все пойдут... я всех... и все будут денежки... мне...
Облезнешь. Ты уверен что к тебе за деньги пойдут? А ты кто? Док-тор? И документы есть? Придут к тебе пациенты в форме, и будешь ты больных с соседних коек лечить.
Мда, это я что-то не подумал, а я вообще кого-то могу кроме себя ле-чить? А как выяснить? Пойти кого-то пырнуть, а потом рану заживить? Ага, заживишь, себя, потому что если кого-то резанёшь, то моментом огребёшь по-полной, хорошо если не до больницы. Уговорить? Как? Дай я тебя резану, а потом может быть... а может и не быть, рану залечу. Дураков нету, никто не пойдёт на такое.
За время моих метаний, терзаний и попыток снова стать трезвым чело-веком, наступила жара. Вроде конец августа, лето вот-вот кончится, а жара как в начале. Собрался походить, поискать раненых-покалеченных. Даже по-завтракал, ну точнее попытался позавтракать, вчера с этим вхождением во-взрослую жизнь, эти два проглота сожрали всё что было... не всё... судя по луже на полу суп они не сожрали. В оставшейся на боку кастрюле лежали остатки гущи. Это ж над прибраться! Не дай бог родаки раньше... а ведь точ-но, они раньше вернулись... Ох мне тогда и влетело! И пьянка была... И не прибрался я, в связи с этой жарой... Так, тряпку... Ох, не до тряпки, как жрать-то охота! Гуща с огрызками на ура пошла, вроде голод притупил, мать денег на хлеб оставляла... ага, они тоже на выпивку ушли... сходить в магаз и попросить тётю Лиду хлеба в долг? А потом у матери денег выпрошу и от-дам! Точно, так и сделаю, а приберусь потом, после того как поем! Всё!
Не поел... Выйдя из квартиры я увидел... и это Алёнка? Моя одноклас-сница? В которую влюблена половина школы включая меня? Нет, правая по-ловина лица по прежнему прекрасна, хотя и чуть перекошена а вот левая... Это нечто бугристое, сине-красно-фиолетовое рубище со съехавшим вниз полуоткрытым глазом? Я в ужасе вжался в незапертую дверь и почти вошёл обратно когда на меня налетел вихрь... ураган... смерч... он шипел что-то про убью... про то что ненавидит меня и бил, бил меня по груди своими кулака-ми... а я отступал... отступал... упал на диван, а она уселась на меня сверху и размахнувшись в очередной раз, что бы теперь ударить меня с удоволь-ствием вдруг сама упала сверху и зарыдал. Это был водопад слёз. Что-то бормотала, всхлипывала, сопела, а я обняв её гладил по голове и успокаи-вающе журчал словами. Что говорил не помню, как вдруг... Есть... есть кон-такт! Я зацепил краешек этого безобразия и передо мной вновь развернулась картинка, не вся, тот краешек что зацепил... досталось же ей. Кожа завёрнута и туда и сюда, клоки вырваны, кости черепа повреждены, да и шил какой-то коновал, а грязи-то, грязи там! Мама дорогая!
- Алён! Алёна - вроде пробился к сознанию. Услышала! - Послушай меня! Я могу попробовать справиться с этим... с этим... что на твоём лице. Не гарантирую, но могу попробовать. Не надо вопросов. Потом объясню. Сейчас от тебя мне нужен ответ "да", ну или любой другой как "нет".
Она ничего не сказала, судя по всему у неё перехватило горло, голос внутри съехидничал про то, что я очень умный, вон какие слова знаю. Она просто кивнула. Ну что ж. начнём. Попросив слезть с меня и лечь на диван. И молчать. Молчать изо всех сил. А теперь руки... поднести их к её лицу. Так, касаться не обязательно, где-то сантиметра до лица достаточно. Есть, есть контакт, я закрыл глаза, провёл руками над лицом, есть, есть вся картинка. Ага, вначале мусор, медленно, ей будет больно, осторожно, вот шов, через него и выведем, всё. Все багровые точки выведены. Теперь красные, это по-хоже трещины лицевой кости... первая трещина, самая багровая, это что, как багровые точки вывел, перераспределились цвета? Потом, всё потом. Вторая трещина, тре... а вот с третьей напряг. Всё. Я упал. Как живот скрутило, и слабость. Хорошо что не на Алёну пал, на пол сполз.
- Эй! Саня! Ты что! Ау! Саня! Саня!
Это Алёна меня зовёт? Так, собираемся с силами, ответить надо.
- Алён. Извини, не смог помочь, свалился, просто есть очень хочется и ... - сказать про слабость? Красивой девчонке, в которую тайно влюблён? Не-е-е! Ни за что!
Это что? Вода? Мне приподняли голову и приложили к губам стакан с водой. Вода! Стакан быстро опустел. И снова стакан, и ещё... всё, теперь по-есть бы... желудок заявил об этом вслух, громко и не раз. А это что? Ложка с супом? Холодным? Да плевать! Но откуда суп, его же разлили? Ладно, едим... Ох! Хорошо-то как, теперь можно и глаза открыть. А шрам-то на лице посветлел, чернота ушла, да и нет провала, точнее вмятины на лице, точнее есть, но не такая страшная... или страшный... Не о том думаю. Это что? Лож-ка с картошкой? Пюре? Но мама никогда пюре не делала! Откуда у нас пюре? Так, сесть, сесть удобнее. Это меня Алёнка кормит. Но откуда еда? И много? На тарелке куча пюре, с котлетами. У нас нет котлет, мама не делала их.
- А...лён... от...куда еда?
- Сань, еда из дома, ты так животом бурчал, что я принесла из дома, - Точно, не наша тарелка. - И знаешь что? Шрам перестал ныть, и стал лучше. Я так понимаю что у тебя силы кончились...
- Да ты что! Я...
На губы мне лёг пальчик, милый такой пальчик, маленький и сладкий и я его... поцеловал! Ох ты ж как она лицом полыхнула! Обе стороны теперь красные! Но это наслаждение, пальчик с моих губ не убрала! Уау! Я... я счастлив! И кажется на лице у меня глупая улыбка смыкающаяся на затылке. А она! Она смотрит на меня!
- Так. Набирайся сил. Была у вас на кухне, что там за бардак? Ты что пьянствовал? Один?
Я помотал головой, мол не пьянствовал, я там... похоже не поверила.
- Я так и поняла, Опять Лёха с Серёгой развели тебя как всегда. Ну да, квартира пустая, денег они с тебя как всегда выцыганили, потом снова всем будут рассказывать какой ты придурок и они ловчилы. И смеяться.
Это что? Правда? Они меня... а я ... во я придурок!
- Родители где?
- У меня завтра день рождения, поехали за велосипедом, но вернутся сегодня. Правда без велосипеда, но с новыми шторами в залу и новым пла-тьем для мамы, так как старой совсем у неё истрепалось. Ей в нём и ходить стыдно.
- Откуда знаешь?
И что ей сказать? Проболтался я. Сказать что я попаданец? Дурак буду. Во! Я этот, экстрасекс! Ой! Экстрасенс. Придумал.
- У меня... немножко способность. Лечить и видеть будущее, но сраба-тывает не всегда.
Опа! А картошечка-то кончилась. Да и котлеты тоже. Да и силы у меня появились. Чай. Чай же надеюсь остался, надо попить чай. Сладкий, очень сладкий. С трудом встав я поплёлся на кухню. Силы по дороге прибывали. Я чувствовал себя всё лучше и лучше. Алёнка шлёпает сзади. Она что? Не пе-реобулась? Точно от мамки влетит! Да-а-а. На кухне... Содом и Гоморра на следующий день! И бутылки, а вот за них мне особенно влетит. Так, где вед-ро? Всё туда. И вынести мусор.
- Алён, ставь чайник, будем пить чай. Мне надо много чая. А я быст-ренько мусор вынесу.
Ох как хорошо я себя чувствовать начал! Оклемался!
- Саня! Ты что? Бутылки на мусорку несёшь? Их же сдать можно!
А вот и Серёга. Это что? Я утром так же выглядел? Кошмар! Молча от-дал ему все пузыри и побежал выносить ведро. Серёга что-то кричал вслед а я его не слышал. У меня дома сидела Алёнка! Да, лицо у неё... но я его по-правлю! Да, не сразу. Но она у меня!
На обратном пути Серёги не было, а вот чай на столе был, это что за суперкружка? У нас нет такой, тут что? Литр? Откуда?
- Ты сказал что много чая, я кружку из дома принесла. Сахар сам поло-жи.
Это сюда надо ложек... десять? Попробовал, ещё десять... ещё...м-м-м... пять, и ещё две. О! нормально! Чаёк! Сладкий, горячий, на кухне, за чи-стым столом! ... Э-э-э, как чистым? И на полу чисто. Взгляд на Алёну... Алё-нушку...
- Ну пока тебя не было, я немного прибралась. Хотя в квартире послед-ствий вчерашнего много. Если хочешь... то я помогу...
И глазки так опустила. За косу схватилась и кончиком той косы по гу-бам себе водит... Я что? Стальной? Меня и так радость от неё переполняет, а тут она... да мне поможет! Мы вместе убираться будем... да я... да за это... А ведь снова могу помочь!
- На диван!
Ох какие гневные глаза! Прям готова испепелить меня! Я что сделал?
- Ты что думаешь?!...
- Стоп! Лечить дальше!
И опять краска на лице, и глаза вниз...
- Извини, я не так тебя поняла... - и негромко так. Прям шёпотом.
Снова руки на лицо. Что у нас с багровостью? Трещины. Две. Ведём, Первая. Опа, а тяжело. Точно, надо их по чуть. То одну, то вторую. Есть, пошло! Радость во мне прям пела. Я восстанавливаю красоту! Алёнка снова будет радовать мой взгляд! Конечно она мне не достанется, найдётся парень и покрасивее, таких у нас в школе море а я так, в сторонке постою. Как в му-зее. Стоишь и любуешься картиной, а ручонками ни-ни! Так, чуть ту трещину, чуть эту, чуть ту... Есть! Есть всё! И снова картинка изменилась. Багровым стал шрам, но... именно но, хоть под ним и красное, но куда выводить эту красноту? Мать твердит что я умные, но ленивый думать могу, но не хочу, так что чистим красноту. И как её чистить? Так, это что? Кровь застоявшаяся? Медленно выводим её, и эту хрень, и эту и вот отсюда, а вот тут похоже мышцы повреждены, скла... э-э-э, а как? А вот так попробуем, и так, и во-о-от! Есть, следующая... всё. Исчерпался. Осталось сил только не упасть на пол. Открываем глаза... Это что? Это я так испортил всё? Что за потёки? Всё лицо в крови, гное, каких-то выделениях. Я то всё испортил?
Алёнка почувствовала что-то, открыла глаза и увидев ужас в моих гла-зах улетела в ванну. По-моему у неё были слёзы в глазах. Всё. Я всё испор-тил! Я загубил такую красоту! Что ж я за бракодел такой! Звонок в дверь и крик Алёны из ванны раздались одновременно. Не пойду. Никуда не пойду. Ни в ванну, пусть Алёна меня здесь убивает, ни к двери. Нет меня. Умер. Точнее ещё не умер, но сейчас придёт Алёна и меня убьёт. Я даже глаза за-крыл. Во! Дверь открылась. Бубнёж из прихожки. Это что? Удар? Дверь за-хлопнулась. Снаружи или изнутри? Придёт убивать или ушла? Идёт. Всё. Я готов к смерти. Слабость не позволит мне защищаться и снова голод... ну что ж. Гроб будет легче. Да что ж такое! Почему никто не убивает? Желудок снова завёл свою песню. С бурчанием.
Медленно открываю глаза. А ничего так получилось. Правая половина выпрямилась. Видать когда зашивали лицо, то из-за вырванных кусков кожу стягивали, вот оно всё и перекосилось. А теперь расправилось. И левый глаз выпрямился и полностью открылся. Шрам, вот шрам это да, но он стал уже. Не на пол лица, как был, а просто шрам через всё лицо, некрасивый, уродли-вый, безобразный, но не пугающий. И лицо, обычный цвет лица, ушла та зловещая палитра из него. Сам шрам багров, но так он же нов, н зарос ещё, хотя может быть и его удастся исправить. И смотрит она на меня так... хо-лодно. Оценивающе.
- Так. Приходил Серёга. С пузырём. - Точно, приходил! Мне ещё влете-ло и за то, что был выпимши! - Дала по шее и выгнала. С этого момента ты больше не пьёшь! И ты мой парень. Согласен?
Я её парень? Да я за это, да я Луну с неба прикачу! Все звёзды с него же повыковыриваю! Во мне звучало... звучала... душа пела!
- Никакой выпивки и курения! Мне это не нравится! Согласен?
А я сижу дурак-дураком, и просто улыбаюсь. Всё-таки я переоценил свои силы, поздно остановился. Спать, глаза сами прям слипаются. Так что с этим сладостным видением я и выпал из этого мира в мир снов и грёз.
- ... я же не Жаботинский! Не могла я его на диван взгромоздить!
- Бу-бу-бу.
- Да я к вам за солью зашла, смотрю дверь открыта, а он на полу ле-жит, спит. Ну я домой вернулась, дверь закрыла и к вам! Что с ним непонят-но. Спит, просто спит на полу, да вы сами гляньте! Вот! Скорую вызывать? А они приедут и скажут что он спит, неудобно как-то...
И тут мой живот выдал фразу, что его надо наполнить. И сильно напол-нить. Тут кто-то мен поднял, положил на диван и обнюхал мой рот. Зачем? Похоже отец проверял, не пьян ли я. А вот женские уже на кухне бубукают. Негромко, что б меня не разбудить. Не, надо просыпаться, а то они там... мне плохо будет. Так. Батя ушёл. Судя по голосам на кухню и неудачно. Голоса стали погромче и отец ворча что-то под нос ушёл на улицу. Видать в магаз послали. Ну да, хлеба-то нет! Я ж его так и не купил.
Ох! Как же сложно вставать. Ох ты ж ёрш твою медь! Как меня штор-мит-то! Чуть на диван не упал. Поднимаемся, стабилизируемся, фокусиру-емся, со зрением нелады. Такое впечатление что глаза живут сами по себе и каждый смотрит куда ему хочется. Собираем в кучку, нацеливаемся на дверь, а вот и мама! Подошла ко мне и понюхала воздух. Хорош я зубы почистить успел, да и много, давно правда, поел. Качаться перестаём.
- Сын, что с тобой? - А вот голос напряжённый? Испуганный... не могу понять. Ясно что волнуется.
- Не... Не знаю. И я хочу есть. Есть что?
Это что? Мать меня как сестрички в фильмах про войну раненых ведут? Встала мне под руку, опа, и Алёнка под другой рукой! И опять на моём лице улыбка. Я снова счастлив. Вот и кухня. Картошечка! Жарится! На сале! У ме-ня слюна закапала на пол, да какой закапала, ручьём полилась! А вот и батя! С хлебушком! Мать тут же отрезала ломоть, набросала сверху сала и дала... Алёнке? А мне? Мне! Мне Алёнка дала откусить от этого блаженства, а потом чайку глотануть, несладкий, хотя вон сахар кладёт и мешает, и снова глоток. Моя улыбка не могла ползти дальше, концы сомкнулись, уголки губ поползли вверх. М снова откусить дали, и снова чай! Я закрыл глаза. Я в раю! Не по-нял, а что это я так тщательно жую этот бутерброд? Глотать! Глотать немед-ленно и мне дадут ещё откусить... хотя нет, что-то во мне против этого. Хо-рошо, будем тщательно пережёвывать пищу. И снова бутерброд и чай. Не. Не буду глаза открывать. Сзади стенка, так что с табурета не упаду, точнее угол, вот в это угол я и забился. Родители о чём-то шепчутся за дверью, а кормит меня Алёнка... Алёнушка...
- ... он же спит! Он ест во сне! ...
Опять мать строит отца что тот ничего не понимает в воспитании де-тей, ага, вот полотенце по спине ему хлопнуло. Это всегда конец спорам, а я... а я цапнул Алёнкину руку и не хочу её отпускать. Опа, незнакомые голоса, не. Знакомые, Алёнкины пришли. Вот они приблизились, скрипнула дверь на кухню, смотрят на меня? Рука попыталась выскользнуть... не! Не отдам! Тем более что-то началось налаживаться. Я. Что-то нащупал, какая-то неправиль-ность в ней.
И тут я вспомнил! Вспомнил Алёнку! Да, она не пошла в школу. В де-ревне где она была сорвалась цепь с бензопилы, которой они хотели что-то там спилить. Этой цепью её ударило по лицу. Пьяный фельдшер зашил как мог и умел. Он так на фронте раненых лечил. Зашил как спьяну смог. Непро-фессионально. Пришедшие сейчас родители нашли её дома и повезли к вра-чам, лечить такое только в Москву надо, а это деньги. Рана постоянно гнои-лась, это мусор, что я вытащил, гнил там, только через два года гноение пре-кратилось. Что б набрать на поездку в Москву её отец полез напролом в ха-панье денег, как-то ухитрился пролезть на должность выше там его и подста-вили. Десятку схлопотал. Мать. После ареста отца, стали проверять магазин, где она чем-то там командовала, и вскрыли тоже какие-то недостатки. Алёнку в детский дом. Родители на зону. Мать там и умерла, а отец вернулся и спился. Алёнка... Алёнка умерла в детдоме, что-то у неё не так с организмом было. Похоже это я и нащупал! Точно! Вот эта гадость! У неё... у неё... в жи-воте! Нет, не в животе, рядом, где-то рядом, это надо не через руку, это надо накладывать руки и смотреть внимательно. Это что? Я уже картошку ем? Это сколько же времени прошло? А что так тихо?
- Сынок! Это что? Всё правда?
Мать? Я что это вслух говорил? Открываю глаза. Мамочки! Тут и мои и Алёнкины сидят и смотрят на меня как... как на бога. Ой глаза как-то плохо открылись, неполностью. А меня ведь Алёнка кормит, а что глаза опустила и лицо розовое?
- Алён? Насчёт бензопилы правда?
Это батя её, я что, и про бензопилу вслух сказал, опа, а у неё слезинки в глазах блестят. Кивнула.
- Значит говоришь я выше полез, меня там и подставили, а ведь я ни-кому этого не говорил... И там мне червончик обломился, а потом я спился... может быть, может быть. И у матери значит непорядочки, - так как мои глаза снова закрылись, то я не видел ничего, но женский голос всхлипнул.
- Так, Борис, пусть Алёнка у вас посидит пока, а ты пошли с мной, кор-мить его надо, я чуток продуктов подброшу, а вы бабоньки тут пока посидите, посмотрите что да как, ну и поесть приготовьте.
Бати ушли, а картошечка лезла ко мне в рот и лезла. Я её ел и ел. И наслаждался. И вкусом картошки, и тем что я насыщаюсь, и тем что мне её суёт Алёнка...
А вот это уже не картошка, это конфета. Леденец! Сладкая! А как хру-стит! И ча-а-ай! С ложечки!...
Где-то по дороге наслаждения я потерялся. Нашёлся на своём диване. Без Алёнки. Раздетый. Судя по солнышку, которое меня и разбудило, уже больше двенадцати, оно ко мне после полудня заглядывает. И я сыт... Ой! Много чая выпил! Надо срочно... Да-а-а... Даже наше старое зеркало не смог-ло исправить моё мятое лицо. Хорошо видно его мял. Об подушку. Ну что, утренние процедуры, что за стук? Кто-то в стену стучит? Дверь хлопнула? Кто-то пришёл? И значится я вываливаюсь из ванны, весь в утреннем негли-же, трусы на голое тело, а в коридоре стоит она! Алёнушка! И довольная! Улыбка прям ослепляет! Ну я не сразу сообразил, а сообразив челюсть вер-нул на место, выпрямился, трусы подтянул и галопом приводить себя в по-рядок. Штаны там, рубашку. А что это мама дома? Ой! Сегодня же воскресе-нье! Значит и отец где-то тут, но раз дома его нет, то или во дворе "козла" забивает, хотя какой козёл! Сегодня же у меня днюха! Значит в магаз погнали бедолагу. Закупить что-то. Тогда штаны наденем от новой формы, они пона-ряднее, ну не треники же надевать! И рубашку новую. И гал... Не, галстук это перебор. Носки! Носки точно надо надеть, а о в новых штанах и босиком... не комильфо! Да перед таким солнышком! Кстати о солнышке... нет, вначале поесть.
На кухне всё как всегда. Мама шуршит, готовит, Алёнка что-то режет, хотя это не типично для нашей кухни, а меня ждёт снова та супербольшая кружка с чаем. И бутеры! Пять! Разных. С колбасой, сыром, шпротами, шоко-ладным сырком и маслом! Вау! Это ж праздник живота прям! А шрам на Алёнкином лице уже смотрится коряво, но не пугает, как раньше.
- Сынок, сахар тебе не клали, смотри сам, сколько надо. Бутерброды тебе выбирай, каких хочется?
Каких. Мне всех хочется! Нет, как Алёнка-то сияет. Сидит, сияет и мол-чит. Сахару... Не, хочу суперсладкий, обычного попьём, три ложки умножаем на четыре настолько кружка больше стакана... или на три? На три, потом ес-ли что доложу. Мешаем... М-м-м... в самый раз! А теперь бутербродики!
- Алён, рассказывай, что, как?
И на меня выплеснулся вал новостей. Во-первых шрам. Вёл себя спо-койно, а не как раньше. Свербел, зудел, был хрустким, мокрым... а тут, шрам и шрам, ведь я его вылечу? Я занятый поеданием бутербродов только кив-нул. Во-вторых, меня когда понесли спать я всё равно Алёнку не отпускал. Ели-ели её удалось освободить из моих рук. И не больно вроде, а не выта-щить было. В-третьих её сегодня отец возил в больницу, там доктор знако-мый посмотрел, что у неё з проблемы возле живота. Аппендицит. Пока конеч-но не страшно, но проблемы есть. Нужно лечить, но отец сказал подождать и походить ко мне. Может поможет. В-четвёртых, почему он так сказал, она рассказала про шрам, каким он был, каким он стал, и что я после этого терял силы и очень хотел есть и пил очень сладкий чай. В-пятых, мать усвистала на работу, что-то там урегулировать. В-шестых, её родители приглашены на мой день рождения. Колбаса, шпроты, это всё от них, сейчас её батя поехал ещё продуктов и торт привезти.
Так, бутерброды и чай закончились, посидеть чуток надо, не знаю по-чему, но организм этого хочет. Мать на меня как-то хитро поглядывает. Видно что довольна, но чем? Ладно. Пора заняться Алёнкой. В залу, на диван. Это что? Мне мама указала что б я её голову положил на свои колени? Девочку? Ко мне на колени? Что-то произошло в мире! Ла-а-адно, её голова на моих ко-ленях, закрываем глаза. Руку приближа-ем, есть контакт. Поехали. Так, ну что. Пациент скорее жив чем мёртв. Багрового нет, почти. Одна маленькая деталь. Я так понимаю разорванные мышцы, но я уже наловчился их склады-вать.
Ага. Размечтался! Наловчился... Так, эта мышца постоянно дёргается. Спокойствие только спокойствие. И не мне, а Алёнке... Она спит? Отлично! Теперь сращиваем, и вот эту, эту и эту... и ... нет, а вот тут надо кожу вос-станавливать, она не даст мне ничего сделать. Разводим края, неровно сши-тые, нитки эти долой! Сколько же у неё вырвало шкурки! Прям жуть! Ну что, мышцы восстанавливаем. Ну вроде все. Порядок. Кожа. Что с неё делать, со-чится всё. А мы тоненькую кожицу наложим! Дырки закроем! И надо крове-носные сосуды восстановить. Но это позже. Чуток сил оставим, до кухни до-ползти. Только отдохну чуток. Руки уберу, что б нечаянно не коснуться. Ага, бутербродики ещё не полностью усвоились, силы чутка восстановились. По-толще сделаем. А теперь отдых. Она спит, и я посплю, скорее подремлю.
Звонок в дверь меня разбудил, и шевеление на коленях. Кто-то там ви-дать проснулся. Потянуться захотел, а руки не поднять, я мешаю! Но глаза! Нет, я в неё влюбляюсь всё больше и больше! Эти глаза! В них прям ... прям весь мир! И улыбка! Ого! Какие дыры у неё на лице! Это здорово её шкурку попортило! Хотя если кремом замазать, штукатурочкой замазать, то и не за-метно будет. И шрам. Шрама больше нет! Шрама нет, а дыры есть. Но зато их можно и зарастить. Кожицу сделать потолще, да сосудики всякие вырас-тить. Ну что. Две трети работы сделано! И эта фея усвистала от меня услы-шав голос папы. Что там за шум? Все на кухню перебрались? Кухня! Еда! Много еды. А мне как раз это и нужно!
Не разошёлся? Иду как старый дед. Клюки не хватает только. Хотя нет, выправляется ходьба. Ага, все уже на кухне. Едят и без меня! И место мне не то удобное, в уголке стен, а у двери. Ну и что, зато поем! Правда с ложечки что Алёнушка держит приятнее... Ничего. Мама научила ложку держать. У-у-у... вкуснотища! Добавочка! Мням! А ещё есть? Давай! Так, кто там на второе намекал своими словами не дам супу, так как есть второе? Накладай! О! С горочкой! Мой любимый размер! Да с сосичкой! Двумя!
- Саш, а эти дыры на её лице, это убрать сможешь?
Объяснил, что сил у меня немного, так что постепенно убирать прихо-дится. Это на завтра занятия, сегодня нет, не буду, вчера вон два раза пора-ботал, ели выжил. Всё постепенно. А вот послезавтра... Я займусь её лече-нием возле живота. Мама налила чай, но я уже помню про сахар, так что сра-зу начал накладывать.
- Э-э-э, вот ещё какой вопрос, а нас не посмотришь?
- Закончу с Алёной и посмотрю конечно, Всех присутствующих здесь посмотрю. Мои родные мне дороги, а вы, вы родители Алёнки.
Ну нравится мне как она краснеет. И глазки вниз нырь. И только время от времени сверк в мою сторону, сверк.
Опять глупая улыбка наползает на лицо. А что, можно же всех прове-рить. Это сил немного берёт. И пусть приблизительно, но хоть выясним, что у них за беды. Мои родители проживут лет по сорок, а вот её... С них и начнём. С матери. Она раньше умрёт.
И снова на диван. Положить её, мне так комфортнее, сам рядом. На ко-ленях. Руку в руку... Начинаем... Долго ничего не получалось, а потом поти-хонечку-полегонечку. Розовая. Вся розовая. Организм надо смотреть весь. А в груди... справа, вот тут бяка какая-то... И в ноге, и тоже справа. Попробуем ногу. Не понял. Что, сквозь материю не берёт? Э-э-э, а что делать? Я с бес-помощным лицом повернулся к матери.
- Мам, беда, тут какая-то ... ерунда, но я сквозь штаны не вижу! - Потом к её маме. - Можно вы оденете какой-нибудь халат или платье и я потрогаю вас за голую ногу?
Когда женщинам надо, то всё происходит быстро, очень быстро, тем более что квартира-то рядом, соседняя. И дома есть юбка, правда короткая, не сильно короткая когда идёт, а вот когда лежит... а я за голую ногу влажны-ми ручонками... у меня же уши, да что уши, я весь горю как пожар в джун-глях! Но сам ищу, ищу бяку, прикосновение. Где? Ниже, выше? Всё ближе и ближе. И что тут? А ведь у неё был перелом, потому на кости и этот валик, как кость срасталась, так и... И что там за беда? Что не так? Руки не ползут никуда. Лечить? А Алёнка? Всё равно, я ей обещал завтра, а мать сегодня... Лечить?
- Извините, вы похоже ломали ногу, вас немного беспокоят боли на ме-сте этого перелома. Вы к ним привыкли но там зреет какая-то гадость. Я... Я не знаю... Лечить вас или нет?
- Но Алёнка...
- Алёнке он сказал завтра, а ногу, ногу ей лечи, если сможешь, боли эти ей иногда так мешают, шагу ступить не может!
И мать кивнула. Хорошо когда муж командует. В нашей семье команду-ет мама. Тогда руки на операционное поле, и ... поехали... Обе руки, одна сверху, одна снизу, глаза закрыть... так, локализация, делаем дырочку для выведения гадостей, в кости есть, а теперь в мягких тканях. Стоп, в верх га-дость не потечёт...
- Извините, не могли бы вы лечь на живот, и мам, у нас клеёночка бы-ла, дай пожалуйста!
Ну вот и всё! Пациент на животе, клеёнка под дыркой, начинаем, пер-вое, гадость изнутри... таз грохнул... в сторону слух, я оперирую. Бардовая зона, и снова бардовая, и снова бардовая, а теперь кольцо. Это что? Нарост на кости? Он-то чем опасен? Ладно, его тоже долой. Теперь дырка в кости... всё. Сил зарастить в мягких тканях дырку сил нет... Пробую... нет. Прям буд-то в ногу ей шило вогнали.
- Мам, у нас была зелёнка и лейкопластырь с ваткой. Принеси пожа-луйста... Вот, надо залить зелёнкой и залепить. Сил нет доделать. Не отпус-кать же женщину с дыркой в ноге!
Всё. Снова надо есть. Опять голоден. И чай. Над идти на кухню. Секун-дочку посижу и... что это тычется мне в губы? Ам! Картошечка! С сосичкой, м-м-м... глаза даже боюсь открыть, надеюсь это Алёнка. Ам... Чаёк! Сладкий! М-м-м. Хватаю ладошку. И сую себе под щёку. Не отпущу. Она ложится ря-дом. На диван. Она на диване, а я возле него. А меня устраивает! Всё устра-ивает!
И снова меня разбудила бубнение на кухне. А ладошка-то тут! Никуда не делась! Хоршо что мама полы часто моет, рубашка не испачкалась. Вот у Алёнки вид... немого недовольный.
- Немного неудобно когда рука в одном положении три с половиной ча-са.
Мдя. Действительно... это я что-то... надо как-то поаккуратнее. Зарвал-ся я. Надо на кухня сходить. Поесть... не, только попить чайку. Обычного. Отпустив руку пошёл за Алёнкой, с гордо задранным носиком. Ну конечно, она оказывала помощь мне, а я... воспользовался этим... Да что ж меня так в жар-то бросает?
- Что такие красные? Целовались что ли?
От моих ушей дыма не видно? Густого, чёрного? По ощущениям должен клубами валить. И Алёнка тоже покраснела... не так как смущается, а... а... иначе. Только скулы. Она что? Сердится?
- Нет. - Не то сказал, не то каркнул я. - Мам, чаю можно?
А сахар мне Алёнка кладёт. И жар ушёл и вновь улыбка расползлась на моём лице. А куда все ушли? Хотя голоса в зале. О! Стол грумкнул. Точно! Сегодня же днюха у меня! Стол накрывают. Ладно, а я пью чай. Алёнка сидит напротив. Странно, краснота со скул не сходит, что не так? Чего на злится?
- Алён, а что ты не помогаешь в комнате?
Мдя. Не успел договорить, исчезла. Чем её бесило сидение со мной? Я же её не заставлял, я думал она сидит потом, что хочет. Или её мама попро-сила? Но зачем? Зачем ей это нужно? А вот и она.
- Саш. Я не знаю что ты сделал и как. Но боли в ноге, это мучает меня уже лет двадцать, а ты... раз и потекла гадость, немного, стакана два всего... - тазик! Мама подставила тазик, что б гадость не испортила диван! - Но вид у этой жидкости... да и запах какой-то гнилостный. Насчёт дырки не беспокой-ся. Дырка зарастёт...
- Я завтра её заделаю...
- Да не надо. Зарастёт. Но ты у меня что-то ещё нашёл?
- Да... Ну... - Я указал на её правую грудь. Да что ж меня так в жар-то бросает? Я эти груди и мял, и целовал, и ласкал и... всякие фантазии реали-зовывал, а тут... Это во мне молодой я лезет. Я в детстве краснел по поводу и без. Потому надо мной все смеялись. Так, спокойно.
- Грудь? Правая? А что с ней?
- Не знаю. Там что-то. Надо смотреть, точнее...
- Щупать? Боишься? Боишься щупать или что я не разрешу?
А ничего так у неё смех, довольно приятный. На этот смех пришли все. Вопросительный взгляд на неё и она выдала:
- Понимаете, Сашка нашёл у меня ещё одну болячку, это на груди. На правой груди. Ну и сказать боится, и посмотреть на меня боится, и что по-прошу лечить. Ладно, схожу к маммологу, а потом если что, то к нему, и я не маммолога имею ввиду! Так что Сань начинай тренировать выдержку, а зав-тра Алёнку долечивай. Продукты я привезу. Откормим тебя. Да и супруг по-может. В общем так, завтра Алёнка, долечишь, потом меня, ну а потом мужа. Договорились?
Не-е-е, не муж у них в семье главный! Он главный иногда. Прилюдно. А так, как и у нас в семье. Ну я и кивнул. Не! А что мне оставалось делать? Только кивать. Они вон сколько вкусняшек принесли-привезли! И Алёнка. Да я ради неё...
День рождения прошёл... как обычно. Взрослые пили, пели, ели, танце-вали. Я сидел возле Алёнки и тихо млел от счастья, а когда она меня выво-локла на танцы... Я мог её обнимать, она почти прижалась ко мне, это было явно не пионерское расстояние! Нет, она конечно не была ко мне прижата, но иногда... иногда касалась меня разными частями тела. В голове шум и лёгкое головокружение, даже эти красные пятна на её лице! А что пятна... Кто меша-ет их вывести? Завтра... кстати, а почему завтра... Сейчас, до торта, кто мне мешает?
- Идём. - Я за руку потащил её в свою комнату. Кажется я её ошело-мил. Она как-то обречённо шла за мной. - Ложись на диван. - И опять, ни звука, ни движения против. Легла. Посередине, даже скорее ближе к стенке. Ну что ж, так даже лучше. Так, свет Луны... мешает... закрываем глаза. Руки вперёд, вот её лицо. Фокусируемся... что за дрянь в её глазах? Мешает... хо-тя нет, исчезает, что это непонятно потом. Начинаем сверху вниз. Низ если что и обмотать можно, вон, на Востоке... Женщины так ходят и ничего, а гла-за, глаза должны быть открыты!
Хорошо эта цепь ещё глаз ей не выбила! Выше глаза всё. Бровь. Всё. Теперь поехали вниз... А вот тут здоровая дыра, потом, снизу... есть. Теперь передышка. Энергия есть, но мало осталось, чуть поднакоплю.
- Алён, чуток подождём, минут десять. Там дырка осталась главная.
Вот прям как змея мимо скользнула. И ... это что? Она меня в щёку по-целовала? Вау! Меня! В щеку! Я сидел на коленях и тихо балдел. Я ничего не видел, но улыбку на своём лице чувствовал! Её не было минут двадцать, из залы звучала музыка и разговор отцов, а я всё сидел и сидел. И вот скрипнула дверь...
- Саня! Ты волшебник! Осталось немного! И я снова смогу выйти на улицу! Сделай меня снова красивой!
Какой шёпот... обжигающий... и снова поцелуй в щёку. Я прям чув-ствую как энергия начинает наполнять меня! Я могуч! Я велик! И я как скуль-птор леплю свою Галатею! И вот она у моих ног, глаза... руки... пятно... начи-наем с краешку. Потихо-о-онечку-у-у... помале-е-еничку-у-у... пошла родная! Края дырки начали зарастать кожицей, слой нарастает, сосуды как-то сами-собой нарастают... всё меньше и меньше, вот она с рубль, с двадцать копе-ек, с двушку... с копе-е-еёку... всё... Единственное что успеваю, это сказать: - Брысь. - Потом я упал на диван. Алёнка успела выскользнуть. И не только с дивана, но и из комнаты. Что б появиться через минуту, с едой. Кажется я переборщил, я выдавил из себя все силы. Так что чем она меня кормила я не ощущал.
- ... лы! Ради меня! И вы хотите...
- Нет. Тем более он всё равно спит. И будет спать до утра. Идём до-мой...
Алёнка за меня бьётся! Так с улыбкой я и уснул. А утром начался кош-мар! И кто это придумал?! Меня разбудили в семь утра! В семь! Я даже в школу просыпался поло восьмого, а до школы ещё неделя! То что это Алёнка радует конечно, но в семь! И как! Жестоко! Без предупреждения на меня вы-лили кружку воды из-под крана! Мало того что постель мокрая, но и я тоже не сухой! И вот такого меня погнали на улицу! Невыспавшегося, непроснувшего-ся, мокрого, а на улице ветер! Я же могу замёрзнуть! И ребята смеяться бу-дут. Правда мы через дровник вышли, там и нет никого, через него только в лес ходят, вот до того леса мы и побежали. Не быстро, но побежали! Мой ре-корд на дистанции три километра - восемнадцать... метров, а ту до леса метров четыреста, если не пятьсот! Вскоре я был мокр более чем после подъёма. От меня валил пар, как из паровоза с дырявым котлом! Хорошо на улице туман и меня не видно, но ничего, до леса добегу и там сдохну! И эта... нехорошая девочка ... вокруг меня бегает такая лёгкая, красивая, только на щеке красное пятно, с двушку. То что вчера не доделал.
В лесу издевательства не закончились. Зарядку делали, на турнике по-висел, а ведь эта... она пятнадцать раз подтянулась! И вот ведь ехидна! Под-тянешься раз, поцелую раз, подтянешься два, поцелую два, а за десять по-целую в губы! И что? Конечно я изобразил танец дождевого червя на крючке, и даже подтянулся ... почти. Не засчитала! Я прям чуть не заплакал, как бы-вало в детстве. Но губу себе изгрыз.
А дома? Это же просто издевательство! Мама меняя в ванную погнала! И говорит, давай быстрее! А постоять под душем? Пожалеть себя такого несчастного? А когда вышел, эта вредина с улыбочкой сидит на моём месте и лопает мои оладушки со сметаной! Из моей тарелки! Ап! А-а-а... Ы-ы-ы... Долго не стонал, эта же всё сожрёт! Так что через секунду я сидел за столом и лопал оладушки из... не понял? Откуда у нас вторая такая же тарелка? Э, э, эй! Это мой оладушек! Я даже не понял, как слопал гору оладушек. Теперь чай. С варенье-е-ем... М-м-м, Вкуснотищ-щ-ща! Потом она взяла меня за руку и повела в мою комнату, посадила на диван и легла головой на мои колени! Уау! Минут пять я балдел!
- Так. Я не поняла! Ты доделывать меня будешь? Или мне так с дыркой и ходить?
Да. Жёстко разбили мои фантазии. Хотя да, доделывать надо, тем бо-лее вчерашний разговор... под который я и заснул. Да и пятнышко, что там доделывать, работы минут на пять, ну десять. Всё! И тут передо мной, на мои колени легло её пузико! Голое пузико! Так. Мне срочно нужен чай. Много чаю...
- Ты говорил, что у меня там что-то. Посмотришь внимательнее?
Уф, как у нас дома жарко. Я прям вспотел... Так. Закрыть глаза. За-крыть. Представить, что я на пляже, вокруг кучи людей, все раздеты, а не до-ма у меня в моей комнате, на диване и это тело не на моих коленях. Она ещё и улыбается! Как там говорилось у... у кого-то там. Расслабьтесь и начинай-те размеренно дышать! И р-р-раз, и два-а-а, и р-р-раз, и дв... улыбается! Всё! Все мысли долой! Смотрим тело! Руки на пуз... на тело! Смо-отри-и-им, смо-о-отри-и-им. И что видим? Так, подробнее, так, проблема левее, от меня по-дальше, ещё левее, тут! Пара багровых пятен, но они глубоко. Придётся при-коснуться к коже! К её коже! На её животике! Всё в сторону, при... при...прикасаемся. Та-а-ак, так лучше, дотянусь, учесть надо. Коль проблема глубоко, то нужно прикасаться. К обнажённой женщи... А-а-а чёрт! К коже па-циента! Аккуратно, точки маленькие, повреждения? Или наросты какие? Не важно, так, концентрируемся, если руки сложить лодочкой, то это как-то фо-кусирует направляемое мной. Две руки - два фокуса. Первая точка стала зе-лёной, Возится правда пришлось долго, пока настроился, пока сделал, вторая пошла легче. Всё. Проверка! Что за багровая сеть, где гуще, где посвободнее, что это такое? Мои руки заметались разыскивая источник, это же весь орга-низм поражён! Здесь ткань, здесь не увижу... а если руки под ткань? Всё спо-койно, а вот здесь погуще, ещё гуще, но тело стало вдруг толще, как так? Те-ло же равномерно? А тут, ребра же вот они кости, но мягкие ткани толще? Так не бывает, ладно, есть проблема. Это сердце. Что-то с ним не так. Что? Ага, ткань убрали с рук, хорошо, мешает. М какие-то жёсткие элементы сняли, во-обще прекрасно! Сердце... ага, какое оно странное. Не такое как рисуют на от-крытках, оно... какое-то бесформенное... и постоянно колышется, причём не всё, а один кусочек, потом другой... кровь качает, я помню, кто-то говорил. Ага, один кусочек бардовый. Лодочки, концентрируемся, пошло дело, пошло... поехали, что-то меня аж пот бросило, кто-то меня по голове гладит, хорошо. Успокаивает. И пот со лба убирает, наверное платком. Всё? Всё! Вы-ныриваем. И что у нас тут?
Мама! Мои руки... мои руки у неё на... груди! И она спокойно так улы-бается! Да я... а я и встать не могу! Она же на моих коленях лежит. Это что? Я ей залез под рубашку и лифчик, а она так спокойно их сняла сама? Стоп! Стоп и стоп! Я же взрослый мужик, и сколько раз мои руки оказывались на... этих местах, а тут... веду себя как желторотик какой-то, сердце тарахтит как мотор на гоночном мотоцикле, в горле Сахара образовалась, руки онемели, лежа на этих, пока небольших холмиках. Я весь какой-то парализованный.
Кто-то идёт к нам! Руки прям сразу убрались, блузку опустили, причём сами по себе. Мозг вообще отключён. Глаза застыли на холмиках едва выри-совывающихся под блузкой. Разблокируйся! Разблокируйся! Она, поговорив о чём-то с моей мамой, хорошо не застукали меня, ушла а ни голову повер-нуть, ни встать, ни взгляд отвести... память так и рисует вид, руки чувствуют что было под ними...
К моему рту поднесли ложечку. Чай. Вторую, третью... Я поднял взгляд. Она просто улыбается. Ласково так, добро...
- Саш, поесть не хочешь?
Во рту ещё сухость. Не смотря на чай. Но ничего, кивнуть это не поме-шало.
- Идём, там мама приготовила яишенку, с колбаской!
И я пошёл за нею. Она вела меня как воспитательница в детсаду во-дила, за ручку. Посадила в угол, я сразу расползся по стене. И яишенка, и оставшиеся оладушки, и чай, всё ушло влёт. И куда это во мне всё девает-ся... потом сидел в лёгком обалдении. Почти час. Нда-а-а. Первый мальчи-шеский контакт с женской грудью, это нечто. Я не краснел, нет. Я просто ушёл в себя и забыл вернуться.
Но потом пришла Алёнкина мама. Дырку-то надо заделать! Это просто, там работы на пару минут, а потом, под Алёнкиным присмотром, её мама сняла себя всё сверху и легла мне на колени грудью вверх. И это не робкие Алёнкины бугорки, это полноценная грудь!
И тут я понял что стал мужчиной. Мама её тоже поняла. Она так Алёнке и сказала, что она чувствует моё мужество... между лопаток... Лицо Алёнки закаменело, но глаза хохотали, прям закатывались от хохота! И не вскочишь. На коленях грудь. Маму звать? И что я скажу? Глаза, закрыть глаза. Это про-сто утолщение мягких тканей над рёбрами. Просто утолщение. Так. Ищем га-дость, силы ещё есть. Хотя бы локализую, где это, вот оно, ближе, ближе... небольшое ... точнее небольшая ... в общем шарик, условно говоря. И ведь неглубоко, вывести? Ага, не всё так просто. Жгутики от него идут, пройдёмся по одному, освободим от контакта с нормальной тканью, второй... Немного сил потратил, но провозился час с лишком. Потом канал для вывода... и по-тихонечку, дабы не оборвать эти усики вытащил эту гадость. Тарелка? Отку-да? Неважно, кладём, теперь ещё обследование, сердечко, та же беда что и у Алёнки, и... и грудь? Что с ней не так? Я же вытащил гадость! Силы ещё есть. Ладно, надо... надо что? Погладить её грудь? Не совсем погладить, а близко к коже погладить? Так. Стоп. Вначале вопрос маме.
- Извините, но... как бы сказать... в-общем... я... я могу приподнять ва-шу грудь.
- В смысле?
- Ну на у вас слегка... немного...
- Обвисла и ты можешь её сделать повыше?
- Да!
- Так в чём дело, мой мальчик! Конечно!
И ещё час. Не прикасаясь, но всё время вблизи и чувствуя, как натяги-вается кожа, как сокращаются мышцы, как... как идёт процесс поднятия. И снова сил затрачено мало, а результат... Её мама сказала что она теперь у неё как у двадцатилетней! И это вертясь передо мной. Я что? Железный? Штаны придётся застирать и просушить. Хорошо дамы ушли. Быстро поме-нял их на старые и метнулся в ванну. Душ принять и застирать. Скрыть сле-ды моего позора!
Я пуст! Пуст как... как вакуум! Вся моя сила ушла на них. Хотя я ещё не дообследовал её маму, только самые актуальные проблемы устранил, хо-тя поднять грудь... это скорее не проблема.
На кухне дамы вкушали обед. Под лёгкий трёп, даже не слушал о чём, и ведь Алёнка с ними сидит, иногда что-то говорит, и никого это не раздража-ет! Я так не могу, вечно не то и не тогда скажу. Нет, не моё это. Заметив меня мама налила суп в супницу. Ну да, поесть мне надо, и много. Я исчерпался. Еле ползаю. А вот после обеда Алёнка лично уложила меня на диван и легла со мной рядом. Поглаживая по голове. Всё! Счастье снова накрыло меня и я уснул.
Три дня! Три дня ушло на устранение недостатков этих дам. И ноги на два сантиметра удлинили, обеим, и талию на три сантиметра убавили, маме, и зафиксировали вес, что б не превышал семидесяти двух килограммов, то-же маме... я правда не уверен, что это сработает, но от меня требовали что б я сделал. И навсегда устранил волосы у них обеих на ногах. Зачем это? Не знаю, по-моему просто прихоть. И видел их обеих полностью обнажённых, когда обследовал полностью их тела. Всё! Всё закончилось. Завтра будет муж. Там всё привычнее.
Тело только болит, Алёнка говорит, что болеть будет неделю, как ми-нимум, я же зарядкой не занимаюсь. Круто она за меня взялась. Зато теперь приём только вечером. Остальное время я гуляю и граю во дворе, почти все вернулись так что и в футбол сыграть можно, и в палки-банки, и... да всё можно! Только погулять с Алёнкой нельзя. То, что я её парень секрет. Утром значит на зарядку можно, а вот прогуляться что б все ребята обзавидовались нет? Ну ладно. Хотя один поцелуй у меня уже почти есть. Я почти подтянул-ся. Она сказала что считаться будет, когда подбородок на турник положу. Мне осталось сантиметров пять.
Я считал что с папой будет проще? Я ошибался! С ним я возился во-семь дней! Восемь! И сердце, и какие-то внутренние органы внутри, чуть ни-же желудка, разбух один из них. Пришлось уменьшать, да и живот умень-шать, вот почему она папу не гоняет на зарядку? Ему бы не помешало, зато в первый день школы я заработал свой первый поцелуй. Подбородок на турни-ке!
Потом мои родители. Здесь пришлось работать дольше. И хотя удли-нять или лишать волос ноги не пришлось, зато болячек больше! Месяц! Ме-сяц улетел на это! Потом день на её маму и на неё. Повторное обследование. Ну что, вес снизился до восьмидесяти двух, что б был меньше, надо как-то сделать уже скелет, а вот кости уменьшать я не умею. Пришлось перена-страивать организм на этот вес. Потом день с её отцом... Тоже хорошо всё. И вес снизился, но ещё снижается. Там есть куда снижаться. Всё. Я свободен!
Кстати, а не обследовать ли себя? Под строгим контролем проверил и излечил всё. Даже е постеснялся полностью раздеться при Алёнке, а то начала.... Мы же перед тобой раздевались, а ты... да пусть ей стыдно будет! Заблокировал все чувства и вуаля! Смотрите на голого меня... хотя да, зре-лище ещё то. Я конечно занимаюсь уже давно, но не все висяки втянулись и не все мышцы округлились. Хотя гораздо лучше чем раньше. А вот с учёбой, беда! Эта... нехорошая женщина меня каждый вечер учит. Прям из школы приходим, едим, немного лечим, меня, родаков или её и за уроки. Она из ме-ня что? Отличника делает? Ребзя на улице мячик гоняют, а я, как Ломоносов, учусь. Пока всё сделаешь, все уже разошлись. И чем вечерами заняться? Пока я думал Алёнка нашла. Мы в том же лесочке начали... не знамо что, на танцы это не похоже, но на меня учит махать руками и ногами. Странное что-то.
И заставляет читать! Ну не интересны мне эти книжки, читал я их уже. Мне б что-нибудь такое... Как-то раз рассказал, так эта притащила магнито-фон и теперь все мои рассказы записывает. Потом притащила пишмашинку и ... нет, не она. Я! Я начал печатать, что я там наговорил. Стучу двумя паль-цами, но в Ноябре идут на курсы машинисток. Буду учиться работать с этим агрегатом.
- Саш. Ты хотел бы заработать десять рублей?
- Десятку? А что за работа?
- Завтра к нам придёт одна дама. Пробежишься по ней, составишь спи-сок болезней, и поднимешь грудь. И ты получишь за это десять рублей. Два условия. Это будет происходить в тёмной комнате и молча.
- А потом лечить эти болячки? За всё те же десять рублей?
- Нет. Лечить, то что она скажет и за отдельные деньги.
- ну-у-у...
- Подумай, час работы и червонец! Твой. Хочешь семье отдашь, хо-чешь на себя потратишь.
- А куда мне тратить? Я тебя в кино пригласить не могу, в кафе... тоже. Одежда... семья купит. Так что ... ладно, деньги в семью. И вот что, сами маме отдайте. Скажите, мол заработал, а то начнёт метаться. Украл деньги или вещи какие, наркотиками торгую, да у меня фантазии не хватит, что б вс гадости придумать, которые родакам придумаются.
* * *
Да-а-а... однако! Непростой подарок на моё шестнадцатилетие приду-мал Василий Евграфыч! И он не только мне, он... он скорее всей моей семье. Ну да, семья моя станет жить лучше, следовательно и я... Это просто заме-чательно! Правда Алёнка сегодня устроила утром мне подарок не хуже. Сего-дня я заслужил третий поцелуй в губы! Ах какие это поцелуи! Они мне кружат голову! Я потом минут десть хожу очумелый. Хорошо в это время я моюсь, чищу зубы... всё такое и сажусь завтракать. Вот во время завтрака я потихо-нечку и прихожу в себя.
Да. Про подарок. На выходных, месяц назад, мы поехали за город. Ну как за город, не в нашем городке это называть загородом. С километр отъеха-ли всего. А там... В общем ему дают землю и строения. В главном доме бу-дет жить он, с супругой и Алёнкой, а в небольшом доме мы. Мама. Она глав-ная по дому. Ей будет подчиняться пара приходящих рабочих и папа. Он у Василия Евграфыча будет личным водителем. Комнаты тут раздельные, ван-на больше нашей, можно целиком лечь, а не сильно согнув ноги, и зарплата у родителей больше. Про продукты и не говорю. Питаемся тем же что и Васи-лий Евграфович с семьёй.
Самое главное, я буду и заниматься и жить рядом с Алёнкой, и никто ничего сказать мне не сможет! В школе уже привыкли что я ношу за ней портфель, так что шутки про портфель побольше, что б носить всё сразу, уже утихли. Я для неё всё. И портфеленосец, и защитник её чести и достоинства, те недотанцы, которыми я занимался, оказались карате. Правда занимаемся ими теперь больше. Утром вдвоём и вечером я один. Я совершенствуюсь, для её защиты. И школа... Мы оба идём на золотую медаль. Алёнка правда подзапустила учёбу, но ничего, я разъясняю ей всё, растолковываю. Ничего, она у меня умница, так что всё понимает. После школы поедем поступать в мед, её папа гарантировал нам поступление.
И вот сегодня. В мой день рождения мы переезжаем. Красота, а не дом! Он побольше нашего прежнего дома раза в два будет, прям радость сплош-ная! Так что гуляли тут, в новом доме. Папа утром нас будет отвозить в шко-лу, потом уже с Василием Евграфычем едет дальше, по делам. Так что и здесь всё просто супер! Да если что, то мы до школы и добежим, мы теперь много бегаем, а при новом доме вообще есть дорожка вдоль забора, бегай-нехочу. И спорткомплекс неплохой.
Недавно ездили на Чёрное море, отдыхать. Все. И мы, и они. Василий Евграфыч снял домик, в нём мы и жили! Красота! Два месяца счастья! Одно плох, каждый вечер Алёнка куда-то исчезает. Куда? Зачем? Даже выяснить некогда, то лечение, то отладка навыков карате, а сама она не говорит. Зато мы с ней с первого сентября начинаем ходить на танцы. Три раза в неделю. Она правда ниже меня, но немного, ноги я ей уже на два сантиметра удлинял, теперь могу ещё сантиметр, а может и полтора добавить, да каблуки. Прям смотрю на неё и радость переполняет мой организм. А радость мне полезна, когда я радостный у меня сила быстрее прибывает. Лечить легче, да и сила моя стала побольше, и разбираться в болячках я стал здорово. Правда по-следнее время болячек стало меньше. Точнее их столько же, но моих клиен-ток интересует больше грудь повыше, побольше, талия потоньше, ноги под-линнее, вес поменьше. Ну и на лице... То нос курнос, попрямее бы, то брови низко, повыше бы... А-а-, ерунда в общем. Зато теперь могу и вылечить, и выпрямить-вытянуть-уменьшить всё за полтора часа. И даже на то, что б по-тренироваться на изменении себя и улучшить немного родителей силы остаются.
Улучшаю себя я мало, нет-нет, ничего не выпрямляю-удлиняю, нет, я немного улучшил свою реакцию и гибкость. Я теперь мнусь и гнусь в любую сторону. Шкурка чуть попрочнее, меня недавно обследовали, так взять кровь из вены не сразу смогли, иглу погнули. Так что живу я здорово!
* * *
Прощай домик мой милый. Прощай. Это день рождения последний тут. И хоть прожил всего год, а как-то сроднился с ним. Прям жалко расставаться. Мы с Алёнкой теперь студенты. Студенты-медики. Жить будем не в общаге, не знаю уж как Василий Евграфович исхитрился, но он перевёлся в этот го-род. Так же загородный дом, так же беговая дорожка вдоль забора только те-перь ещё и небольшой водоём. Пруд - не пруд, но искупаться в нём можно, и после баньки, что на берегу, плюхнуться можно. Василий Евграфович пообе-щал что раз в месяц мы будем ходить в театр, либо на концерт какой, либо ещё куда, а он такой, пообещал - сделает.
* * *
Алёнка... Она... Она меня не любит. Я для неё как брат... Да-да, она сама мне сказала... Неделю назад... когда я избавлял её от беременности. Ну как так! Я для неё, всё только для неё, а она...
После очередного лечения я отягощённый этим знанием сидел на бере-гу прудика и страдал. Кто сел рядом. Не Алёнка, её мама. Я вокруг себя на метров пять вижу ... не знаю как сказать, но это как лицо, фигура, повадки-привычки, то что отличает человека, только это цветовые пятна, точнее струи, они струятся у всех по разному, по разным маршрутам, разные цве-та... Она обняла меня, прям как мама раньше меня лет восьми обнимала. Что-то невнятное шептала мне на ушко, не помню что, но вроде успокоился. Лёг спать я как обычно в десять уже успокоенный.
Утро... утро прошло как обычно, вот только поцелуи, за подтягивания были... сухи, не маняще-зовущие к новом свершениям, а... братские. Я ей помог а она... обида вновь всколыхнулась в душе, ну как так! Я люблю её, а она, она с кем-то там, за моей спиной! День пошёл хреново, правда на заня-тиях я чуть не схлопотал двойку, так что пришлось мобилизоваться. Да и Алёнка, она вроде потеплела ко мне, как прижалась, когда делала мне втык за разболтанность, как жарко зашептала мне в ухо, что я тряпка, что я рохля, что я... а я... я слушал и балдел. Она рядом, она со мной. И где тот? Отец её не-существующего ребёнка? Его нет! А я есть! Я! Есть! Тем более, она мне сама сказала, она его бросила, потому что он гад, подлец ... и ещё куча гадких эпитетов.
* * *
Пришла моя новая книжка. Напечатали. Я всё лучше и лучше начинаю рассказывать свои истории. Как и раньше. Вначале на магнитофон, а потом за машинку. Только сидит теперь возле меня не Алёнка, а её мама. Алёнке некогда. У неё дела какие-то. А ведь они похожи. Алёнка и мать. Это две вер-сии одного человека, только одна помоложе, а другая постарше!
Вот и мой очередной день варенья. Соберёмся как всегда, нашими се-мьями, только Алёнка будет не одна. С... с кем-то. Ничего, мама её заменила мне мою юношескую любовь на тихую, скромную грусть, скрашенную... чув-ствами к её маме. Она же тоже хорошая. Теперь не Алёнка меня учит физ-культуре и танцам, а я... я учу её маму всему этому. И целую, как в награду за подтягивания. Хоть она и настаивает на поцелуе в губы, но нет, в губы за десятый!
Институт мы закончили, закончили с красным дипломом. Даже на рабо-ту распределили нас в местную облбольницу. И кто-то, что придёт с Алёнкой в этой больнице один из руководителей этой больницы. Меня пока распреде-лили в терапевтический корпус, а Алёнка... Алёнка в управление, что б к этому была поближе. Василий Евграфович придёт, возможно, но попозже. У него много работы, он теперь большой начальник. На работу его возит специ-альный водитель, на специальной машине, а мой папа возит нас с Алёнкой, только Алёнку, ну за продуктами или ещё чем для хозяйства. У мамы теперь в подчинении четыре дамы и двое мужчин. Она сама не готовит, готовит ку-харка. Второй мужчина занимается все вокруг дома. Цветами, кустами, дере-вьями.
Кстати, а ведь я теперь могу и деревья лечить! Да-да! Я пробовал. По-лучается! Так что садовник если где видит на участке больное дерево, сооб-щает мне. Я вечером, после очередного лечения иду к нему и лечу. Все дере-вья теперь у нас прямые, с пышной кроной.
* * *
Да-а-а, однако. Сегодня произошла куча событий. Агромадная куча! Я ... я даже не знаю, как на всё это реагировать... Как относиться к этому... Нет, сначала ничего не предвещало ничего необычного, потом у нас с Еленой Пет-ровной произошёл прорыв, она-таки подтянулась десять раз, ну подтянулась и подтянулась, да, хорошо, но и только! Но когда вернулись домой настала пора целовать её за подтягивание и ... и в губы... Ну что могу сказать, целу-ется она лучше Алёнки, гораздо лучше, я даже и не понял как после этого по-целуя я оказался без одежды и под нею... Я... Да нет, скорее меня... Что го-ворить Василию Евграфычу... как себя вести? Ведь она меня или я её, но это было. Случилось. Пока я думал об этом меня поцеловали ещё... ещё... и ещё... и снова... случилось. Всё. Сил думать нет. Одно радует, сегодня вы-ходной и на работу не надо. Елена Петровна вышла из моей комнаты и ушла в свой дом, а я... я провалился в сон. В разноцветную фантазию, в которой плавали большие цветы, и я с ... Алёнкой... её мамой... с кем-то из них... хо-тя скорее этот образ собирательный, в общем я танцевал вальс среди этого парения полупрозрачных... проницательных... цветов.
Пока я думал-гадал, Елена Петровна всё решила. Вот что она умела всегда - это решать проблемы. Мы ничего ему не скажем! Ни-че-го! И про-должим наши... м-м-м... шалости. А что, она часто ко мне приходит, то по-слушать мои рассказки, то проконтролировать как я их печатаю, подправить, сгладить, что выпятить, раскрыть глубже... Мамы нет, она в доме, руководит, папы тоже нет. Или на выезде, или что-то делает по указанию мамы. Так что ничто и никто нам не мешает... а потом... потом это стало происходить ре-же... реже... и реже. В неделю три раза... два... раз... не каждую неделю...
Спасли меня студенты... или кто они там, практиканты... интерны, не знаю кто они там. Одного причисляли ко мне. Или одну. Строили их, а я хо-дил перед ними, расспрашивал. У меня было пять минут. Выбирал кто будет при мне трудится. Ну а потом обучал. Ну как обучал. Натаскивал. Стол. На столе тело, обнажённое тело потому спиной вверх. Ну кое где прикрыто. Я веду руками над телом и прошу обратить внимание то на одно, то на другое, ну и прошу ответить, что это по его мнению значит. А если это то, о чём он/она думает, то как это уточнить. Про меня у нас уже куча историй ходит. Все знают как идёт обследование и с удовольствием идут, как на минипоста-новку. Комедийную. Знают, в конце я всё правильно расскажу и объясню. Н иногда люди ржут не сползая со стола. Так что эти... м-м-м... студенты... меня побаиваются. Хотя идут с удовольствием.
На основе этих разборов пациента я кандидатскую защитил, Книгу-учебник, а не художественную к выпуску приготовил, и назвал "Том 1", так как в ней только основы, а я хочу ещё и более развёрнутое написать, так что там и том 2, и том 3, а возможно и том 4! Докторскую думаю писать.
Так вот. О студентах. Стоит передо мной стайка этих недоразумений строем, иду я перед ними, а тут... Алёнка. Глянула на меня, покраснела, как знамя революции, глаза в пол. Да я и сам столбом застыл. Минут десять стояли. Он по-моему паркет носком проковыряла уже весь, а я всё стою. Хо-рошо наш главный подошёл. Говорит при вас будет работать, но с завтраш-него дня. Сегодня у неё дело какое-то. Да ладно, дело так дело, ничего. Де-нёк-то я подожду!
Ну и начали мы с ней трудится. Ничего, головастенькая оказалась. Приезжая откуда-то, но справляется, ошибается, ну кто не ошибается, но яв-но справляется лучше остальных, что у меня были, и слушает внимательно. Да, кандидатская. В этот день у меня выходной, сдал всё, погоняли меня ко-нечно, но я объяснил всем, что по методике применения книга есть, точнее будет, через пару недель. Она утверждена, одобрена и в печать запущена. Так что спрашивайте в магазинах города. И вот приезжаю я домой, ну есте-ственно там готовы к торжеству. В беседке у прудика стол, на нём вкусняшки всякие. Елена Петровна руководит столом, мама-папа сидят довольные, гор-ничные парят вокруг, и вот я устремляюсь к гостям...
Ан нет! Меня перехватывает Елена Петровна! Глаза шальные! Не время сейчас заниматься всяким... Не время! Тем более у нас уже пару месяцев ничего не было... И я как всегда был не прав! Достаёт из-за спину красную как рак студентку ту, что при мне трудится.
- Вот Саня тебе подарок, но не подарок просто так, а заготовка. Обрати-лась ко мне эта Елена с просьбой. Помочь ей у тебя научиться диагностиро-вать пациентов. И! И она владеет карате!
Не понял. Владеет? Насколько? Сразу и проверим, так ей и сказал. Учебный бой! Как были в праздничном - сцепились. Ничего слабовато, но явно не один год училась. И ведь даже не порвали ничего! Ну если честно, то я её и поймать не смог, только на работе рук поймал. Захват и противодей-ствие. А что... можно заняться...
- Елена Петровна, девушка неплоха, но возникает вопрос. Нам надо тренироваться, а мне ездить к ней...
- Саня. Она переедет сюда. Вон у нас гостевой домик. Жить будет там, еды хватит на неё, утром зарядочка, потом Борис вас на работу отвезёт, ве-чером привезёт. Занимайся! Кто же против... Но это если ты хочешь! Это только твоё решение!
Какое моё! Смотрю на эту юную Алёнушку и сердце радость перепол-няет. Ну а дальше за стол. Праздничный ужин, это событие. Ради этого даже лечить никого не надо сегодня. Ели-пили-веселились, потом вдруг оказалось мы с Леной танцуем, а вокруг никого. На столе только чай и тортик. Ночь во-круг. Мелкая мошкара у лампочки кружит, завтра выходно-о-ой. Так что можно лечь попозже. И она смотрит на меня так... как... Нет, Алёнка так не смотрела. Ну я и поцеловал её. Даже не за подтягивания, а просто так. Просто взял... и поцеловал... И упал в пруд. Мы оказывается на краю стояли. Так что я в пруд, потом Лена, а вода уже не очень тёплая, да и на улице не жарко, и что де-лать? Бежать! Бежать туда, где тепло и куда пустят. А куда пустят? Только к ней. Ну мы и побежали. Сняли всё мокрое, завернулись в простыни, ну нет у неё ничего сухого, она же вещи ещё не перевозила, вдруг я не соглашусь, и сели целоваться. Я посадил её к себе на колени и целовал-целовал-целовал. До утра. Так мы на кресле и уснули. В простынях, она на моих коленях.
Так что зарядки утром не получилось. Два дня коту под хвост! Зато по-том всё пошло отлично. Ей интересно было всё. Театры-музеи-кино-танцульки. И как выяснилось мы неплохо танцуем и дерёмся. И вместе и по-рознь. И я начал чувствовать угрозу себе. Хоть с сантиметра, хоть с кило-метра.
Как произошло. На танцах, как обычно в новых местах, девушку мою приняли, а я был лишний. Ну мне и решили это объяснить в традициях этого общества. Да я и не против. Так и сказал, мол бой один на один. Со мной усмехаясь согласились. Ну я и победил. Одного уложил. Второму сломал но-гу. На галдёж объяснил, бой один на один. Его я уложил, не бил и не повре-ждал. А вот нога, эта нога подвернулась мне под ноги и потому я её сломал, как лишнюю деталь. Лишняя деталь, как оказалось принадлежала брату до-статочно уважаемому члену местного общества. И я это вдруг почувствовал. Я почувствовал как где-то возникла ко мне... ну скажем, ненависть, непри-язнь... что-то близкое, как эта ненависть, более спокойная уже растеклась по окрестностям и в очередной наш выход на танцульки сгруппировалась у вхо-да. Так я узнал что Лена неплохо работает в паре, куча переломанных рук и ног, и поход к главному источнику ненависти. Там... там просто разговор, разъяснение, почему нога сломана. И договор, лишнее - ломаю. Просто раз-говор один на один, роняю и всё! Так что на следующие танцы прошёл нор-мально. Я стал своим. Да, старик с молоденькой, но это моя молоденькая, остальные мне не нужны! И в дела никакие я не лезу.
Студентов мне перестали давать, Лена трудилась со мной, я её обучал. К нам на диагностику стало больше народу приходить. Да и вызывать в дру-гие корпуса начали, спорные случаи решать. Елена Петровна доставала нам билеты куда только просили, так что обошли всё, смотрели все спектакли, фильмы и концерты, за этот годы мы побывали везде, так что свадьба была неизбежна.
Потом у нас появился сын, чудесный парень, дочь, славная девчушка, а потом... потом произошло несчастье. Алёна заменила мать. Мать с отцом по-стоянно, то за границей, то где-то по стране мотается, Алёна стала отвечать за пациентов "Чёрной комнаты". И вот в очередной раз, очередная пациент-ка... подтянуть-нарастить-удлинить... вдруг начала мне рассказывать про Алёну. Да, она сейчас директор всего этого облмедцентра, но как она этого добилась? Они с мамой использовали меня. Использовали по полной. В дет-стве, когда мне платили червонец они за это излечение получали столько, что нашу семью можно было кормить год! Второе посещение - одежда нам на год! Третье - обувь. А мне всего тридцать рублей. Чаще всего платили не деньгами, а связями, протекцией, содействием. Дальше-больше. Мне копей-ки, им миллионы! Даже Леночка, жена моя. И то без них ничего бы не было. Когда Елене Петровне доложили что я застыл перед студенткой, то последо-вал приказ, доставить студентку на собеседование. Потом небольшая по-мощь и студентка стала женой! Я привязан! Привязан навсегда к этой семье!
Так вот, это всё данная пациентка узнала когда Алёнка напилась на очередном празднике. Пациентка привезла её к себе, они ещё немного выпи-ли и вдруг вылезла такое. Так вот, мне предлагают выкрасть жену с детьми, папу с мамой, меня и вывезти нас отсюда за границу. И платить мне будут там значительно более крупные деньги! Причём значительно, это раз в сто! Вот такая история. Послушал я всё это, послушал... потом сделал пациентке что требовалось... и пообещав подумать ушёл. Ушёл к Алёнке, Алёнушке... Искать правду. И нашёл её пьяной. Это что? Это для неё теперь норма? Или самое подходящее состояние для разговора?
Да-а-а... всё подтвердилось, причём грязнее чем было, она прокричала мне как вынуждена была быть со мной ласковой, что б я не сорвался с крюч-ка, как избегала встреч со мной, если была с парнями, потому меня и загру-жали, что б я не вылез из норки и не увидел что не положено, как мама её была счастлива найдя влюблённую в меня дурочку, на которой меня и жени-ли, моя задача - добывать им деньги, а их задача тратить те деньги!
Мама. Мама и папа. Потом я пошёл к ним. Как так! Что делать? Как быть... Выяснилось, что ничего страшного, деньги у них есть. И неплохие деньги. Ведь все договора, на мои книги, проверяли и составляли они. Так что в зарубежных банках лежит несколько миллионов нерублей. Жена? Жена тоже прибежала на шум, ну не сильный шум, но всё же. Она тоже специалист по диагностике, моим даром не владеет конечно, но тем не менее многому я её научил. Дети? С ними с удовольствием справятся бабушка и дедушка. И вообще, не вернуться ли нам в родной городок. С этой мыслью я и пошёл спать. Голова прям раскалывается от такого количества мыслей. Не болела раньше так, наверное я так много в жизни не думал. Тем более сегодня тот вечер, точнее та ночь, что и тогда, в прошлой жизни...
Ох! Ну мы вчера и да-а-али! Ой, тяжело-то как! И где я? Так, дома, уже хорошо. Значит тут должна быть вода. Ох ты ж! Как меня качает, хорошо ро-даки уехали на выходные...
Какой дом! Какая поездка? Какая пьянка! Я уже лет сорок не пью! Окно! Где окно! Вот, шторы долой... снова, снова за окном тот же вид. Вид детства!