- Маня, Маня! - громко и отчаянно звал маленький мальчик, бродя вокруг помойки с куском колбасы в руке, - Кс, кс, кс! Ма-аня!..
Кошка не шла на зов. Кошек в этот день вообще не было, они попрятались кто куда, и полосатая Маня в компании двух подруг сидела теперь под навесом заброшенной автобусной остановки, испуганно принюхиваясь и прижимая уши. Если бы она могла думать, она наверняка удивилась бы, почему люди так беспечны.
- Маня! - уже сквозь слезы пробормотал мальчишка.
Начинался дождь. День, и без того серый, темнел и съеживался. Низко опустилось небо, стаи галок проносились над самой землей, ища убежища от непогоды. Людей не было видно.
Помойка, вокруг которой бродил мальчик, расползлась на целый пустырь в самом конце улицы, застроенной серыми однообразными домами. Дальше, к едва видимым в тумане корпусам химкомбината, вела широкая тропа, которую весной и осенью развозило в кашу.
Проехал облезлый темно-синий фургон, и в воздухе повис тяжелый запах гари. Мальчик присел на корточки, обнял колени руками и загрустил. Кроме Мани, он почти ни с кем не общался, потому что мать целыми днями ходила по инстанциям, добиваясь жилья в нормальном районе, отец вел себя более чем странно, а старший брат устроился в какую-то контору по очистке водоемов и пропадал там допоздна.
Что-то шевельнулось среди гор слежавшегося мусора. Мальчик не услышал. Его грустные глаза скользили по небу, затянутому облаками, а мысли упорно возвращались к кошке. Он пытался понять, почему любимое существо так поступило с ним, и не сам ли он виноват в этом. Да, родители не разрешили взять ее домой, сказали, что у нее блохи, грязная шерсть, и что от нее воняет. Они и ему запретили с ней общаться, но разве он может что-то против взрослых? Слава Богу еще, что отец не швырнул Маню в окно, как собирался.
Снова шевельнулось, покатилась консервная банка. Мальчик вздрогнул и испуганно огляделся:
- Маня?..
Обычно кошка выходила почти сразу и смешно трусила к нему, глядя детскими глазами на протянутое угощение и заранее начиная урчать. Но сейчас никто не вышел.
- Кто здесь?..
Ему показалось: кто-то смотрит. Оттуда, из завалов мусора. Взгляд был не кошачий, а вполне человеческий, осмысленный и серьезный.
Мальчик поднялся с места и на этот раз увидел, как под слоем бумажек, картофельной шелухи, пустых целлофановых пакетов и прочей дряни что-то живое заворочалось и вздохнуло, заставив огромную ворону в страхе сняться с места.
- Кс, кс!.. - на всякий случай позвал он, уже уверенный, что это не кошка. Подошел, стараясь наступать только на асфальт.
Дождь усилился, он уже не моросил, а лился с неба, быстро наполняя лужи и превращая землю в жидкую грязь. Мальчик надел капюшон, всматриваясь и протягивая вперед руку с куском колбасы. Кто бы там ни был - он живой, и его надо покормить...
Боль возникла так внезапно, что он не успел испугаться и почувствовать ее до конца. Что-то захлестнуло его ногу повыше лодыжки, дернуло, и через мгновение он уже не мог понять, где находится, а еще через мгновение - вообще ничего не понимал.
* * *
- А где Игорек?..
Этот вопрос пришел Оксане в голову в семь часов вечера, когда вернулся муж, а у соседей, как обычно, начался скандал.
- А что, его еще нет?! - отец семейства безмерно удивился, - Ну, если он опять возится с этой кошкой, я ему башку сверну. Честное слово.
- Подожди... - Оксана покусывала нижнюю губу, - Кошка кошкой, но обычно он приходит все же раньше. А тут я что-то завертелась... Время - семь. А Игоря нет, - она выдохнула и начала натягивать плащ, - Пойду посмотрю.
- Если он на помойке... - начал ее муж, но Оксана остановила его движением руки. Ей не хотелось выслушивать угрозы, ставшие за последние годы до тошноты однообразными. Болела голова. Искать сына совершенно не хотелось, особенно на помойке.
- Ты могла и раньше сходить! - вслед ей крикнул муж, когда она уже закрывала за собой входную дверь.
"Знаю! - зло подумала она, спускаясь по лестнице и, как обычно, продолжая мысленный спор с главой семьи, - Я много чего могла бы сделать раньше. Например, сбежать от тебя. Чтобы не видеть. Думаешь, пропала бы одна? Да ни в коем случае! И месяца бы не прошло, как я познакомилась бы с нормальным человеком. Который хоть иногда замечал бы, что я женщина".
Идея сбежать от мужа грела ее сердце уже давно. В свои сорок два она неплохо сохранилась и в зеркало глядела без тоскливой жалости. Если бы не загрубевшие от бесконечных стирок руки, седые нитки в волосах и морщины на лбу, ее можно было бы назвать красивой женщиной. Но все пропадало впустую.
Над помойкой в конце улицы темными росчерками носились птицы.
- Игорь! - громко позвала Оксана, - Игорек, ты где?!
Ей никто не ответил. Мальчика не было видно, только смутно знакомая кошка (Маня?..) быстро, по-беличьи, пронеслась через дорогу и скрылась в мокрых зарослях.
Набивший оскомину за двадцать пять лет район вдруг показался ей почти незнакомым. На улице не было ни души, словно люди, услышав по радио сигнал тревоги, торопливо позакрывали окна и притихли в своих квартирах, ожидая. Дождь то затихал, то снова расходился. Мокрое шоссе уходило в туман, как в воду.
Ей очень хотелось отсюда уехать. Казалось даже иногда, что, стоит только перебраться на новое место, все сразу изменится к лучшему. Перестанет болеть голова, и депрессия, ставшая за последние годы близкой подругой, уберется, откуда пришла. Но дом никак не хотели признавать аварийным, несмотря на падающие с полотка пласты штукатурки, гнилые перекрытия, текущие трубы и отсутствие ванной. Никого не смущало даже то, что в прошлом году провалилась лестница, и жильцы поднимаются теперь по сколоченной из досок времянке.
Оксана очень живо помнила свой последний визит в одну из многочисленных контор, где толстая накрашенная дама смерила ее снисходительным взглядом и терпеливо, как умственно отсталой, объяснила, что износ дома составляет всего пятьдесят три процента, а потому ни о каком переселении в ближайшие пятнадцать-двадцать лет не приходится и говорить.
- Да вы бы видели его, этот дом! - не выдержала тогда Оксана, - Он же и до сноса не доживет, сам рухнет скоро!
- Вот когда рухнет, тогда и приходите, - отрезала дама и отвернулась к недопитому чаю.
Все было бессмысленно, не помогали даже взятки, и после очередного унижения в очередном начальственном кабинете Оксана вдруг поняла, что дом не снесут.
Нужно было как-то выживать, но в преддверии зимы начали проверять отопление, и лопнула труба, залив кипятком подвал. Моментально подмокли стены, начали отклеиваться обои, вздулся паркет. Их квартира на первом этаже превратилась на короткое время в подобие прачечной, а потом выстыла и запахла плесенью. Этого нервы Оксаны уже не выдерживали.
Шагая к помойке с твердым намерением дать сыну по шее, если он найдется именно там, она отчетливо вспомнила свой дом: сырой, полуразвалившийся, с торчащей местами дранкой, покосившимися окнами, ржавыми трубами, выбитыми стеклами в подъезде и ветхой крышей. Возвращаться туда не хотелось.
На помойке мальчика не оказалось, и она, разочарованной вздохнув, еще раз крикнула, уже со звенящей злостью:
- Игорь!..
Словно в ответ на крик, что-то зашевелилось в мусоре буквально под ногами, и Оксана испуганно отскочила, ойкнув. Она боялась крыс, а кто же еще мог вот так возиться в мусорной куче, если не крыса?
Через секунду она узнала ответ на свой вопрос.
* * *
Ивану показалось, что вдалеке завизжала женщина. Он встал, приглушил звук телевизора и подошел к синеватому дождливому окну, всматриваясь. Оксана ушла больше часа назад, и ни ее, ни Игоря еще не было дома.
Не то чтобы он сильно испугался, но женский крик в отдалении (чертовы подростки, когда же они утихомирятся!..) напомнил ему о главном кошмаре, терзающем душу последние полтора месяца, и он поежился.
Все вышло случайно: застрял на работе, выпил с друзьями прямо у проходной, автобус не ходил, а потому двинулись всей компанией через жидкую рощу. Пьяненькая женщина в кургузом плаще, равномерно икая, нетвердо шагала впереди них, пытаясь напевать. Догнали, и... он даже не помнил, кто первый... она и не противилась, в общем-то, а им в ту минуту было все равно.
Признаки болезни Иван заметил на восьмой день и сразу же подумал, что не помнит ни имени, ни лица той женщины, да и что бы это дало?.. Она тоже кричала тогда, но как-то вяло, почти нарочито, словно лишь обозначая, что ее насилуют, а не прося помощи на самом деле.
Идти к врачу было немыслимо: уж кто-кто, а Иван отлично знал, какие нравы царят в районной поликлинике - Оксана трудилась там медсестрой у терапевта. Во-первых, эти балаболки неминуемо сказали бы Оксане (впрочем, плевать...), а во-вторых, растрепали бы на весь поселок. Через неделю Игоря заклевали бы в школе, а самого Ивана - на работе. О старшеньком, Олеге, он не беспокоился.
Как странно: больше никто из них не заразился. А может, не признались, боясь сплетен.
Боли были адские, и хождение в туалет стало дикой мукой. Он глотал антибиотики, делал себе компрессы с марганцовкой и старательно, под любым предлогом, избегал жены. Боялся заразить детей, а потому тщательно мыл за собой раковину и унитаз, сам стирал свои вещи и не садился больше на мягкий диван в большой комнате. Изображая приступы радикулита, достал с антресолей теплый плед и спал под ним, отодвинувшись от Оксаны как можно дальше.
А легче не становилось. Даже порошок, купленный с рук за большие деньги, не помог, и Иван, проснувшись в одно проклятое утро с опухшими от страданий глазами, впервые подумал о том, что мучения можно прекратить, стоит только проводить Оксану и Олега на работу, а Игоря - в школу, открыть газ и чиркнуть спичкой. Заодно и квартиры всем дадут. И никто не узнает, из-за чего все вышло.
Морщась от вновь подступившей рези, Иван задернул штору, надел ботинки и куртку и вышел в сырой вечер. Дождя уже не было, но район как вымер, даже собаки не лаяли на редкие проезжающие машины.
Он не представлял, куда идти, но ноги сами понесли его к помойке, хотя возле темнеющих вдалеке мусорных контейнеров (господи, ну почему этот мусор никто никогда не вывозит?!..) явно не было ни души.
- Ксана! Игорь! - громко позвал Иван и прислушался. Никто не отозвался, лишь крыса пробежала у ног. Или эта мерзкая грязная кошка, которую сын притащил на днях домой. Эх, надо было все-таки выкинуть ее в форточку, чтобы не таскал всякую гадость. Да посильнее, чтобы об асфальт...
- Ксана! Черт тебя дери!.. Игорь!
Что-то мягкое и вкрадчивое обвило ногу, и он с отвращением глянул вниз, готовый пнуть безмозглое животное, которое вздумало ластиться в такой неподходящий момент. Посмотрел и замер.
- Ч... черт! Это что такое?! - ему захотелось отскочить, но нога уже увязла, и Иван, отчетливо понимая, что никакой газ теперь, наверное, не понадобится, задрал голову и протяжно, тоскливо закричал:
- Кса-аааа-ана!!!..
* * *
- Ты меня понял? - рослый парень так крепко держал Олега за отвороты куртки, что мысль вырваться и удрать выглядела глупой, - Завтра. В два часа. Я буду в кафе, зайдешь и спросишь Митяя. Повтори, что понял.
- Молодец, - улыбнулся парень и отпустил его, - И в дальнейшем, если я тебя возле кафе еще увижу с твоими дурацкими приборами, мозги по стенке размажу.
Они стояли на тускло освещенном пятачке возле давно закрытого кинотеатра. Олег старался не смотреть на раздавленное на асфальте содержимое рабочего чемоданчика и не думать пока о том, что аппаратуру придется оплачивать из собственного кармана. Это было не главное. Главное - это тысяча долларов для хозяина кафе, где плов готовят на радиоактивной воде, а мясо для шашлыка закупают по дешевке на комбинате по утилизации мертвых домашних животных.
Где взять такие деньги? Долларов двести ему удалось скопить, да и то ценой сверхурочных работ и бессонных ночей, проведенных на свалках и в канализационных коллекторах. А еще восемьсот?.. Но торговаться с Митяем было бессмысленно.
Метрах в пятидесяти от них, на обширной помойке, вдруг разом взмыли с воплями птицы, и Олегу помимо воли пришло на ум: двинулась крысиная семья, не иначе. Помойка - бич района, мусор не вывозят неделями, крысы бегают по головам у спящих людей, а глава района балдеет в собственном особняке среди соснового бора и в ус не дует.
- Куда ты уставился? - уже немного мягче спросил Митяй. Это был, в общем-то, незлой парень, шестерка хозяина, и, если бы дело было только в нем, можно было бы все уладить миром.
- Крысы двинулись, - отрешенно пробормотал Олег, - И, похоже, семья. Ну, люто будет. Не заснем.
- Ты и так не заснешь! - хохотнул Митяй и тут же посерьезнел, - Крысы - да-а.... У нас в доме завелись. Сеструха визжит.
- Травить надо, - кивнул Олег, - Где ты живешь?
- Так я тебе и сказал. Чтобы ты меня вместе с крысами.
- Да брось ты. Слушай, надо поглядеть. Ладно? Что-то не нравится мне, как птицы волнуются.
- Так пошли, - охотно согласился Митяй, - Я тоже посмотрю.
- Ты что, охранять меня нанялся? Чтобы не сбежал?
- Не-е... Скучно мне. Понимаешь?
В полном молчании они дошли до помойки. Птицы все кружили, не садясь, галдели в темном небе. Олег присел на корточки и вдруг с замирание сердца увидел на земле, среди рваных пакетов и картофельных очистков, знакомый ботинок на высоком каблуке.
- Ах ты, черт... - кровь сразу отлила от головы. Эти ботинки мать купила месяц назад. Сама вставила толстые черные шнурки, чтобы дольше не порвались. И чуть-чуть надрезала сбоку, чтобы не натирало лодыжку.
- Мама... - пробормотал Олег, не решаясь притронуться к ботинку. Почему-то ему показалось, что обувь, лежащая на мокрой земле, еще хранит остатки тепла. Митяй смотрел непонимающе.
- Это... моей матери... - Олег чувствовал, что от страха не может говорить внятно, - Ботинок. Понимаешь?.. Новый ботинок... Мать... она...
И тут крик, который он тщательно давил в себе, вдруг вырвался на волю:
- Ма-аа-ама!!!...
- Ой! - Митяй неожиданно отскочил, словно испугался этого крика, и Олег не сразу понял, в чем дело, пока тот не указал куда-то в сторону контейнеров, - Змея, кажись...
- Это крысы... - без голоса ответил Олег, и тут его схватило.
* * *
У Митяя были не очень крепкие нервы, но все произошло так быстро, что страх пришел с опозданием. Только что перед ним был человек, должник, сильно насоливший хозяину, но в сущности неплохой, честный парень, - и вдруг не стало. Короткий хруст ломаемых костей, испуганный, задыхающийся хрип, а потом - звучное чавканье, и - все. Митяй даже не разглядел толком пасть, поглотившую Олега, настолько мало времени все это заняло.
Еще меньше потребовалось ему, чтобы сломя голову добежать до сквера возле кафе и рухнуть на траву, сдерживая бьющийся внутри ужас. Он страха он вспотел и дрожал теперь от холода. Все смешалось. Ясно было одно: денег Олег теперь точно не вернет. Потом пришла мысль: там был ботинок, а значит, и мать Олега, скорее всего, там же, где сейчас сын.
Он встал и отряхнул штаны и куртку. Часы куда-то делись, наверное, слетели по дороге, но возвращаться за ними не хотелось. Ерунда какая.
"Наверное, там нельзя кричать. Пока мы тихо говорили, ничего не было. Эта тварь вылезла, когда он заорал. Поэтому кричать нельзя. Того, кто кричит, сожрут..."
Митяй почесал голову и нерешительно глянул на яркие огоньки кафе. Хозяин ждет, ему надо сейчас что-то объяснять, а он ведь не поверит, скотина, решит, что они с Олегом задумали его обдурить.
"А я бы в такое поверил? - мелькнуло у него в голове, - Нет. Я бы не поверил".
Вслед за этим возникла другая мысль: "А если...", и картинка, пришедшая за этой мыслью, показалась ему простой и все решающей. Неважно, что придется говорить, главное - заманить хозяина на помойку. Да это несложно. Главное - там нельзя кричать. Даже от ужаса. Кричать должен только хозяин.
Митяй улыбнулся и с довольным видом провел рукой по волосам. Все устраивалось как нельзя лучше.