Аня помнила всю свою жизнь, кроме той осени. Более ярких эмоций она, пожалуй, потом не испытывала. А вот событийный ряд как будто отсутствовал. Где-то они бывали с Женей, с кем-то встречались, да и институт периодически посещали... Но в памяти не осталось ничего, кроме ощущения полёта и какого-то щемящего небытия.
В середине ноября Женина тётя уехала на "историческую родину", куда-то в Ростовскую область. Вышла на пенсию и осуществила давнюю мечту - провести, как она выражалась, "вторую молодость" в родительском доме. Тётя была двоюродная или троюродная, Женька не особо в этом разбирался. Но других родственников у неё не было. Поэтому в тётину квартиру переселили племянника, чтоб "не досталась государству". Завещать жильё по тем временам было нельзя, пришлось провернуть какой-то "семейный обмен" или что-то в этом роде. Впрочем, в этом племянник тоже не разбирался. Поставил подпись, где надо - и всё.
Вот в этой "тётиной" квартире и началась их совместная жизнь. Сначала они заходили "просто погреться". Пили чай, смотрели телевизор и целовались. Дальше дело не заходило. Аня боялась, а Женя не настаивал.
Каждый вечер Анюта уезжала домой, подолгу лежала в своей кровати, глядя в потолок в полной прострации. Наверное, это было примерно то состояние, которого добиваются путём медитации. Во всяком случае, сознание ничем о себе не напоминало. Так она и засыпала, а утром не помнила, закрывала ли на ночь глаза...
Однажды мама, не отрываясь от мытья посуды, спросила:
- Где ты всё время пропадаешь? Хоть бы в выходные дома посидела.
Аня подумала, что настало время рассказать о Жене, о том, какой он славный. И как они друг друга любят. И как хорошо жить на свете... Глаза её расширились, брови упорхнули под чёлку, а голос задрожал, когда она впервые заговорила вслух о своём счастье.
Валентина Ивановна слушала молча, насупившись и сосредоточенно выскабливая ножом потемневшую сковороду. Наконец, вынесла свой вердикт:
- Смотри, обрюхатит он тебя! Больше ему ничего не надо.
Аня на мгновенье замолчала от неожиданности, а потом произнесла упавшим голо-сом:
- Мама, зачем ты так! Ты ведь его совсем не знаешь!
- А что тут знать! - невозмутимо ответила мать. - Все они одинаковые. Только одного им и надо. А как получат - привет! Прошла любовь, как говорится, завяли помидоры... Вот поживёшь ещё немножко на свете - сама поймёшь.
- А ты сама когда это поняла? - Аня чуть не плакала. - У тебя-то была любовь? Или только помидоры?! Что ты вообще можешь понимать... Эх, мама...
Ей всегда хотелось поговорить с мамой по душам - сейчас девушка очень остро это почувствовала. Она никогда не лезла к матери со своими проблемами, не знала, с чего начать, как подступиться. А сегодня вот так, вдруг, открылась, хотела поделиться самым нежным, самым сокровенным. Хотела увидеть понимание во взгляде, услышать несколько добрых слов... Почувствовать материнское тепло, согреться в нём. Хотела говорить и говорить о Жене. О любви. С мамой.
- Что ты сразу психуешь! - после паузы заговорила Валентина Ивановна. - Он что - тоже на учителя учится?
Аня с надеждой подняла глаза и кивнула.
- Ну, ты даёшь! - разочарованно поморщилась мать. - Даже если он на тебе женится, что в этом хорошего! Будешь вечно в нищете жить, как вон я со своим инженером. Какая тут любовь, когда пальто по две пятилетки носишь, потом перелицовываешь и снова носишь... Люди как-то крутятся, всё в дом... Вон посмотришь - и дачи строят, и машины имеют. А этот... Моральный урод!
Мать погрозила кулаком в нужном направлении, а дочь хотела выкрикнуть, что ещё неизвестно, кто больший моральный урод и о какой вообще морали можно говорить в их семье, но вовремя опомнилась. Назревала очередная семейная склока, сценарий которой отработан годами репетиций. Поговорили...
Неизвестно, как развивались бы отношения Анюты и Евгения, но после разговора с матерью девушка утвердилась в мысли, что роднее Жени у неё никого нет, собрала кое-какие вещи и ушла к нему жить...