Ана́мнез (гр. anamnesis = воспоминание) - совокупность мед. сведений, получаемых врачом от больного или его близких при опросе об истории развития болезни и его жизни; результаты такого опроса, собираемые с целью их использования для диагноза, прогноза, лечения, профилактики.
Главный тезис гносеологии Платона состоит в том, что знание - это припоминание (анамнезис). Отсюда ставка на интуицию. Но последняя обеспечивается искусством диалектики как "определенной способности задавать вопросы для разрешения соответствующей проблемы".
Априори (лат. a priori - предшествующий) - знание, предшествующее опыту и независимое от него. Априорным называется взгляд, правильность которого не может быть доказана или опровергнута опытом.
Отвергая постмодерн как "повторение", Лиотар ратует за "постмодерн, достойный уважения". Возможной его формой может выступать "анамнез", смысл которого близок к тому, что М. Хайдеггер вкладывает в понятия "воспоминание", "превозмогание", "продумывание", "осмысление" и т. п. Анамнез отчасти напоминает сеанс психоаналитической терапии, когда пациент в ходе самоанализа свободно ассоциирует внешне незначительные факты из настоящего с событиями прошлого, открывая скрытый смысл своей жизни и своего поведения. Результатом анамнеза, направленного на модерн, будет вывод о том, что основное его содержание - освобождение, прогресс, гуманизм, революция и т. д. - оказалось утопическим. И тогда постмодерн - это модерн, но без всего того величественного, грандиозного и большого, ради чего он затевался.
Позвольте тем временем советовать грядущему, или же настоящему читателю, если он подвержен меланхолии. Пусть не ищет знаков или провозвестий в том, что сказано ниже, дабы не причинилось ему беспокойства, и не вышло более зла, нежели пользы, если он применит это к себе... как большинство меланхоликов.
R. Burton. Anatomy of Melancholy. Oxford, 1621, Introduzione.
Ты не найдёшь, да, наверное, не станешь искать скрытые тексты, феноменальные шифры в этой "книге маленького бреда", возвёдшего себя в систему. Зачем тебе эти дурацкие шеренги непонятных знаков? Эти столбцы, строки, точечки, выдумки греков. Можно и без этого жить, посмеиваясь. Значенье, хорошее или какое, никогда не станет известным, не сможет отгадкой единственной стать.
Три точки справа, три точки слева, а между ними всё, что захочешь... Вы, может быть, думаете: это - ничего?
А вот поставишь там закорючку в правильном месте и всё налаживается - жизнь, как стихотворение обретает некоторую бессмысленность или хотя бы законченность, что одно и то же. Вашей загубленной жизни я и посвящаю следующее стихотворение.
Память тела несовершенна и фрагментарна, почерк сна дрожащ и невнятен. В закорючках угадывается: и без филологического выстукивания и выслушивания понятно, что "знаки" не обмениваются больше на "означаемое", они замкнуты сами на себя.
Неотвязно тебя преследуют и к делу совершенно не относятся.
Поэт всегда может найти выход на словах из тупика; в конце концов, это его призвание. И я здесь не для того, чтобы говорить о затруднениях поэта, который, если разобраться, никогда не бывает жертвой обстоятельств. Я здесь для того, чтобы поговорить об участи аудитории, о вашей, так сказать, судьбе.
Стихотворение как бы говорит читателю: "Будь как я".
Трогаю, оплодотворяю строки (курсив мой) леплю слова пластилиновые фокуснические фразы, отказывающиеся повиноваться (закруглю потом) - сумбурный бред, - подбираю патроны трачу, ловлю на словах, их больше, чем встретите прохожих на улице, вообще звуки на сцене не только слова, а обыкновенные, сугубо вспомогательные, казалось бы... как хочу играю.
...И даже не представляют собой последовательного сцепления мыслей - стиль вольных ассоциаций. Посему нет смысла стремиться к соблюдению последовательности в моём рассказе.
Техника наивна, композиция ошибочна и банальна, декаденская эстетика минувшего столетья с некоторой невоздержанностью языка, извиняемая, впрочем, молодостью лет. Плохой перевод западной статьи.
По-моему, просто набор слов? Может это какие-то заклинания?
Я, как фотоплёнка: всё отпечатываю в себе с какой-то чужой, посторонней, бессмысленной точностью. Блистательно написано. Патологическая память.
У меня такое чувство, будто я собираю множество рассеянных страниц в одну книгу. Эмпирическая жизнь бессмысленна так же, как выдранные из книги клочки страниц бессвязны. Но сделана из отброшенных мыслей и неоконченных фраз.
...Тот, кто ткёт паутину утончённых разговоров, дабы улавливать любое насекомое. По всей вероятности, вряд ли стали бы суетиться и изображать поток сознания, поскольку их больше интересует его пар.
Это уж как водится: известно, что есть думы, которые как будто не продумываются, а влияют прямо на сердце, но даже и сердце при этом (не говоря уж о рассудке) не отдаёт себе отчёта; и получаются смутные побуждения, а иногда не очень смутные, которые выливаются в роман, притом что тебе кажется, ты описываешь в романе мысли не свои, а других...
Я привожу эти строчки, потому что они мне нравятся, потому что я узнаю в них себя и, коли на то пошло, любой живой организм, который будет стёрт с наличествующей поверхности... "Помни меня", - говорит пыль. И слышится здесь намёк на то, что, если мы узнаем о самих себе от времени, вероятно, время, в свою очередь, может узнать что-то от нас. Что бы это могло быть? Уступая ему по значимости, мы превосходим его в чуткости.
За подборкой, которую вы тут найдёте, не кроется правила более строгого, чем мой вкус, моё удовольствие, моя грусть, или совсем иное чувство, силу которого мне, видимо, будет трудно оправдать.
Это антология существований, собрание бесчисленных кратких жизней в несколько строчек, в пригоршню слов. Единичные жизни, из-за невесть каких случайностей превратившиеся в странные поэмы, - вот что мне захотелось собрать в гербарии.
"Анамнезис..." исполнен в манере морзянки.
"Телеграфный стиль", "поток сознания", "литература подтекста" и т.п.
...в стиле бортового журнала, скрупулёзно записано всё как диагноз печальный, где скрыто много утончённых нюансов.
Здесь каждое слово пережито, глубоко, интимно; есть слова прямо кровоточащие. Пульс жизни в тончайшей струнке слова - и ещё с самой что ни на есть обычной, дико старомодной трогательностью, вплоть до слёз. У большинства других - что-нибудь одно.
Слова устают и изнашиваются, как устают и изнашиваются люди. При случае может понадобиться замена.
Я не чувствую себя в силах читать претенциозный и газетно-актуальный, где автор и герои говорят так, как никто не говорит и не думает в жизни, - какие-то рваные и в то же время напыщенные сложносочинённые с эллипсисами и через запятую, не могу, и якобы в духе времени, и все с оглядкой на чужое восприятие, нет сил, и обязательно баба, и обязательно крысы, можно подумать, Грина не было, сравнения неорганичны, ходы ходульны, сил нет, могу так километрами.
Всякое сказанное слово требует какого-то продолжения, ибо только оглянувшись и можно перевести дыхание.
Об этом вообще можно только молчать. А если говорить, то получается какая-то чушь.
Я слов не говорю. Я не обращаю внимания на них, вбирая на слух уже и не сами слова, а их меланхолию: я знаю: они - вывеска, и прочесть её трудно.
Рассказ, не знающий себе равных по страстности выраженной в нём тоски, написанный как бы из некоего далёка и высока, почти сновидения; ибо при всей кажущейся конкретности деталей, всё здесь в сущности абстрактно, условно.
Эту позицию невозможно назвать ни стоической - ибо она продиктована, прежде всего, соображениями эстетико-лингвистического порядка, ни экзистенциалистской - потому что именно отрицание действительности и составляет её содержание.
Учитывая бредовый характер нижеизложенного...
И хочешь верь, хочешь нет, дорогой читатель, но как раз разглагольствования подобного рода, от которых обычно мало толку, подводят нас прямо к сути нашего повествования.
А мне бы хотелось в те края, где тексты страшны и прекрасны в своём животном напоре, - призываю принять их красоту даже брезгливых, которым противны идущие сплошным шевелящимся ковром лемминги - осознайте величественность их цели - океан, в котором они сгинут; или тараканы, мигрирующие из холодного дома в теплую баню прямо по снегу - рыжая дорога соединяет тепло и холод, усики топорщатся как французские штыки, яйца торчат из яйцеводов смыслов и выпадают - все это один организм и он абсолютно разумен в своей безумности. Нет ничего более сладкого, чем пустить два потока навстречу, чтобы битва и пожирание, гигантский кровавый палиндром, пустеющий на глазах удивленного творца, аннигиляция тез и антитез, - и, наконец, - белая пустыня, усыпанная усиками и ножками, и солнце садится. удовлетворенно краснея. А вы хотите мне зла, хотите совершенно другого, - чтобы, склонившись над столом, я морщился и царапал пером, вдыхая отравленные логикой пары, чтобы в конце страницы при взгляде на сделанное, меня вырвало прямо на бумагу - вы этого хотите?
Нежнее и мягче - но достаточно напористо; так, чтобы особо чувствительные читательницы (если они вообще добрались до этих строк) вздрогнули с мелькнувшим в глазах восторгом, с еле слышным вскриком. На всем дальнейшем и длиннейшем пути будет много вдохов и выдохов, входов и выходов, введений и выведений - и так до самого скончания текста.
Ваши жалобы мне непонятны. Есть все условия, чтобы забыться, и не искать выхода там, где его нашли мы (имя нам, живущим в одном - легион) - и в тот момент, когда, казалось, его замуровали. Тем, кто ведет свое изнурительное наблюдение за этим животным, изучая его повадки и реакции на внешние раздражители, отслеживая броуновские перемещения его мысли (а она, если вы успели заметить, рвется, как угрюмая кошка из рук, царапая эти самые руки - но, уверяю, что, нагулявшись, вернется и сама попросится), - тем хочу сообщить следующее.
Говоря честно и грубо - именно языком хочу отпереть темницу, в которой томится жизнь - вот о чем говорю я. Но не путайте - не тем языком, который русский немец определил как мясистый снаряд во рту (хитрость науки состоит в том, чтобы вовремя уточнить начальные условия: в чьем рту?)
В конце концов жизнь - разве это не густо
затянутый звук, истонченный к концу?
Чем дальше уходишь, тем выше искусство,
но сердца глубины тем больше к лицу.
По тому, как он внезапно останавливается и взглядывает на товарищей, видно, что ему хочется сказать что-то очень важное, но, по-видимому, соображая, что его не будут слушать или не поймут, он нетерпеливо встряхивает головой и продолжает шагать. Но скоро желание говорить берёт верх над всякими соображениями, и он даёт себе волю и говорит горячо и страстно. Речь его беспорядочна, лихорадочна, как бред, порывиста и не всегда понятна, но зато в ней слышится, и в словах и в голосе, что-то чрезвычайно хорошее. Когда он говорит, вы узнаете в нём сумасшедшего и человека. Трудно передать его безумную речь. Говорит он о человеческой подлости, о насилии, попирающем правду, о прекрасной жизни, какая со временем будет на земле, об оконных решётках, напоминающих ему каждую минуту о тупости и жестокости насильников. Получается беспорядочное, нескладное попури из старых, но еще не допетых песен.
Чехов А.П. "Палата Љ 6".
Ломоносов сказал: "Науки юношей питают, отраду старцам подают". Князь же Владимир неоднократно повторял: "Веселие Руси питие есть".
Субботним вечером, когда все требуют полбутылки, барышня капризным голосом спрашивает: "Есть у вас консервированный горошек?"
О, на пропой души, на последние хотя бы деньги, дай бог мне алкоголя алкоголя, я стала призрачней ноля, что пустоте такой - ни радости, ни боли.
Сумма страданий даёт абсурд. Музыку медленней, пожалуйста. Алкоголь делает тебя добрым, а время медленнее; чувство останавливающихся минут ласковых, полновластных.
Сколько жизни и смерти напрасной я забуду в засвеченную, засвеченную навсегда секунду, секунду, столь бессмысленную, сколь и согласную с миром - всё увижу и всё забуду. Шёлк секунд государственных неторопливых отдают бесплатно мне торговые точки, как и я дарю никому и в никуда свою неразменную... Каждое мгновение жизни хочет нам что-то сказать. О вереницах минут, об анатомии сроков. А ты открываешь шкафы недель, тебе солнце дарит календари. Помни всегда, человек никогда не имеет, ибо человек никогда не есть. Мы всегда и всего лишь приобретаем или теряем.
Деревянное время проходит. Этот день опускается к полу. Медленно размещает ночь города. Жизнь внимательна, если жива. Она изнашивает горло песочных часов. Время уходит (ставить запятую или нет?) не больно. Настоящая жизнь - это не то что...
Напиться и позабыть глубоко, безвозвратно, окунуться в забвение чтобы выкарабкаться было нельзя, ведь с пьяных-то глаз и в петлю угодить недолго! Взял верёвку, зацепил за сук, обмотал кругом шеи и был таков. Или - просто дёрнуть по горлу бритвой. Вот-с, бывают такие штуки в нашей милой отдалённости...
И с тех пор он аккуратно каждую ночь напивался, хлопал водку-простеца. Опять я ненастьями запил, пью и тихонько старею.
Алкоголь тогда сладкий имеет вкус какой гадкий этот глагол to lose. Водка - это женская энергия.
Алкоголь употребляют ради радости.
Я пировал как в последний раз. О, сними с меня похмельную маску и бай-бай уложи пусть я встану чем свет не таким удручающим что ли.
По закольцованности боли человек идёт, размеренно передвигая ноги, и качает свой длинный согнутый корпус. В его фигуре есть что-то думающее и хотя нерешительное, но - решающее.
Чужее. Угрюмые окна домов. Шатаясь, брели пьяные, недовольно поглядывая вокруг, похожие на больших обезьян. Вот улицы, по которым я ходил задавленный болью с каким-то безумным и слабодушным желанием облегченья, помощи и, не находя их в людях, искал в вине... Сыр так хорош к вину.
Он шёл и глядел по сторонам, слышал голоса и разговаривал сам с собой. Полковник шагал как обычно: казалось, что он ищет потерянную монету. Он усмехнулся и, громко произнося отрывочные, бессмысленные фразы, опять двинулся посреди дороги... Во Францию два гренадёра из русского плена брели.
Навернулись слёзы - внезапно, как это стало часто случаться с ним в последнее время. Наконец он сел и заплакал.
Есть дома на одной из центральных улиц города Амстердама, в которых за большими окнами нижних этажей, похожими на витрины магазинов - маленькие комнатки проституток, что сидят в одном белье у самых стёкол в креслицах, выстланных подушками. Они напоминают больших скучающих кошек. Чем длиннее улицы, тем города счастливей.
Ионизирующего излучения - непременного спутника компьютерной эры обычно не замечает никто...
А ты сидишь и гадаешь, и внимательно прислушиваешься.
И только когда падает чайная ложечка и не звенит, а повисает в воздухе,
ты догадываешься, что это играет с тобой бледная дева, бескровная Лилит.
Тоска блядская совершенно не зависит от обстоятельств... И наезжает она тогда, как паровой каток.
Скука играет с нами, - на минуту отпустит от своих тесных объятий и снова обнимет.
Лечь в постель. Не думать, не вспоминать. А чего вспоминать? Место, где растут цветы? Море или, может быть, уфимские кафе и женщин на улицах? Нет, и это не так, я нигде не был и ничего не помню. Я всю жизнь сидел за столиком из Финляндии и записывал разные и не очень уж весёлые вещи.
Лёжа в постели, выкурить 2 папиросы и поразмыслить одновременно, достойна ли протёкшая ночь занесения в отроческие мои "Записки". Если всё-таки достойна - выкурить третью папиросу. Затем подняться с постели и послать заходящему солнцу воздушный поцелуй; дождаться ответного выражения чувств и, если такового не последует, выкурить четвёртую папиросу.
И начался пьяный рассвет, и выкатился оранжевый бубен солнца.
Глядит уныло в пыльное окно, видит, как умирает закат - ничем не заменишь того пронзительного чувства грусти, которое возникает в этот час. Наступает то странное оцепенение... охватывающее его, пытаясь стряхнуть, он смотрел в окно и старался отогнать мрачные мысли - странное житьё.
Послушать, так во всём своя логика, а отойди в сторону, глянь на всё беспристрастно - сумасшедший дом... Какой сегодня день остатка моей жизни? О чём еще думать? Если всё равно ничего нельзя сделать, незачем доводить себя до безумия. ...Это было трогательно, героично, смешно... и бесполезно. К чему пытаться что-то строить, если вскоре всё неминуемо рухнет?
У него уже почти ничего не осталось. Он жил, и этого было достаточно. Он видел, как он сам и его жизнь, как весь мир ведом, упорядочен и осмыслен. Находил, что всё, в сущности, очень просто и можно жить легко, уютно. Наконец, он опамятовался и оторвал взгляд от окна, но долго ещё не покидало его ощущение бессмысленности...
Слизывать рассвет так же бессмысленно, как пытаться зачерпнуть закат кухонным ведром и так же безрезультатно, как ритуальный танец индейцев вокруг костра.
Сизиф, который груз смысла закатывает на своих плечах на вершину горы, вроде как река стекает вхолостую, а могла бы вертеть турбины. По правде сказать, смысла в этом не больше, чем в мыльном пузыре и, значит, так же не нужно и не к чему, как твердый знак в азбуке глухонемых. Ведь всё это - как рыбке зонтик. Так же, как заслониться руками и крикнуть это пуле: вы ещё слышите своё смешное "не надо", а пуля - уже прожгла, уже вы корчитесь на полу. Слово "смысл" во всех его смыслах - это не так просто.
Содержание смысла несводимо к значению понятия, т.е. к простой репрезентации предмета в знании. Смысл выражает не значение, а значимость.
Ценность не есть смысл, смысл не есть ценность.
И зараза бессмысленности перекидывается, обжигает мозг и ставя мат. А теперь все кончилось, и он не знает и никогда не узнает.
"Ни-ко-гда", - мысленно, по слогам, произносит он, чтобы убедиться, что такое слово существует и имеет смысл.
А если долго вглядываешься в бездну, говорил Ницше, то и она начинает в тебя вглядываться.
Потянулся ряд вялых, безобразных дней, один за другим утопающих в серой, зияющей бездне времени. Дни проходили за днями, один как другой, без всяких перемен. Обширная серия восходов и заходов. Дни чередовались днями с тем удручающим однообразием, которым так богата наша жизнь так похожа на капель весною - кап, кап, кап... Настаёт завтра - всё то же, настаёт другое завтра - всё то же, утомительное повторение "Всегда Одно и То Же". Покачиваешь качелью головы: опять эта шарманка.
Все одинаковые, хоть плачь. И всё такое серое - зима, лето, не важно.
Почему всё так похоже? Если это люди, то почему они всегда серые? Почему разговаривают одними словами? Почему они слушают одну музыку и кто её пишет такую, одинаковую до тошноты? Почему только в зеркале можно увидеть цвет собственных глаз?! Мне это непонятно как ребёнку. Зачем они врут друг другу, зачем?!.
Никому другому я бы не сказала этого, - примут за жалобу, подумают, что недовольна жизнью.
Если всё будет, как было, едва ли я стану сюда приходить.
Бледный свет раннего утра я перечитывал Сен-Симона и нашёл одно небезлюбопытное для вас место.
Мы должны дать самим себе отчёт в нашем бытии; следовательно, мы хотим также стать подлинными кормчими этого бытия и не допустить, чтобы наше существование было равносильно бессмысленной случайности. В отношении жизни нужно допустить некоторое дерзновение и риск, тем более, что в худшем, как и в лучшем случае мы все равно её потеряем. И чем случайнее - тем вернее.
Переводчик мрачных немецких баллад, полных неверия в спасительность борьбы с окружающим миром.
Да ведь что ругать! Надобно на какой-то выход указать.
Всю-то жизнь она что-то устраивала, над чем-то убивалась, а жизнь пустым-пустёшенька.
Ч-чёрт те возьми, история - невесёлая. Незавидную роль разыграл он... А всё таки она очень располагает к вам. Роковые страсти персонажей...
Всё что я узнал о жизни к этому моменту не имеет никакого значения. Жизнь не имеет никакого внутреннего смысла.
Мир - жилище человека, скроенного по меркам человеческой потребности в смысле.
Эта оценка проистекала, вероятно, от того внимания, которое его литература уделяла таким "отталкивающим" параметрам человеческого бытия как одиночество, боль, страх, смерть и т.п.
Давно успел охладеть я к добру и злу, не хочу быть катодом и анодом. Этакий сторонний наблюдатель, живущий, "добру и злу внимая равнодушно". Как-то легче живётся, как чувствуешь, что никому не обязан. Как далёк я от вечного "так надо", "ты должен", "ты не должен"... прирождённые обязательства. Мне понятны вершины, я на них всходил, мне понятно низкое, я низко падал, мне понятно и то, что вне пределов высокого и низкого. Делание добра - нелёгкое искусство. Девочка, на мой вопрос: "Почему добро лучше, чем зло?" ответила: "Потому что оно лучше".
Нет, я не плачу и не рыдаю, на все вопросы я открыто отвечаю: что наша жизнь - игра, и кто ж тому виной, что я увлёкся этою игрой. И очень может быть, что на свою беду, я потеряю больше, чем найду.
Всё действительное - разумно, если ты начал спрашивать "зачем?", тебе лучше уйти...
Ты не дома, если не знаешь, куда попал.
Депрессняк в истории русского пессимизма занимает одно из первых мест на ряду причин предрасполагающих... Ставит человека перед лицом поломки его "автобиографического аттракциона".
В душу заползла депрессия, что многое зачёркивалось в мире. Ему виделись виселицы, стресс отчаянье прими вот этот депрессант пульса - попади в мягкие лапы слабоумной радости бараньего счастья, которое никогда не может выйти за собственные пределы ах, что, ну что я говорю! Счастье же оно подобно бабочке, чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если перенести своё внимание на другие вещи, оно придёт и тихонько сядет вам на плечо...
В первой молодости моей, когда часто мял с девицами простыни, когда ещё не пил слёз из чаши бытия, я был мечтателем, на девушку похожий, я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства мне было весело в первый раз...
Писал стишки, соблазнял глупеньких женщин... Можешь протестовать, пожалуйста. Но что от этого мне осталось? одна усталость.
Пойдём, скрипач, в открытый космос - такой у меня настрой. Пессимизм - пониженная воля к жизни. Пусть и так, но главное, однако, в другом. Они правы в подробностях, но не в главном.
Взгляни, будь добр, в глаза мои суровые, взгляни, быть может, в последний раз - такова его философия. Конечно, у него были какие-то основания предаваться великолепному пессимизму. Но ведь для того, чтобы иметь какое-либо сомнение, нужны осязательные основания. Присутствие энтузиаста всегда было неприятно мне. Вообще чужое присутствие только злит. Но я стал образумливать себя. "Что за вздор, - говорил я себе, - нет никаких оснований, ничего нет и не было".
Однако, когда вам больно, вы знаете, что, по крайней мере, не были обмануты (своим телом или своей душой). Кроме того, что хорошо в скуке, тоске и чувстве бессмысленности вашего собственного или всех остальных существований - что это не обман.
Только возможность катастрофы (смерти) отличает реальность от фикции.
"Это изумительная женщина, женитесь на ней..."
"Нет, я пессимист, мне ненавистна идея продолжения человеческого рода. Женитесь на ней сами, она будет как раз нужной для вас женою".
"Ничего не случилось. Просто разглядела себя. Вы очень умный, очень порядочный человек, но вы слишком влюблены в гармонию, а я бы всё время вам разрушала её. Откажите мне в вашей дружбе. Нет, нет, забудем друг друга. Вы ошиблись, выбрав меня".
Вы не можете не знать, что с некоторых пор между мною и тем, кого вы называете Существом, не всё ладится. И поэтому я посещаю бары.
Что же большее, чем жизнь? Иные люди, другие жизни? Те, о которых мы и представления не имеем - вообще не подозреваем, что они есть. Для чего служит прилагательное? Чем заняты одни герои, пока автор описывает других? Разве ты думаешь, что ты кому-то нужен? Самое печальное на свете - это знать, что люди не любят тебя. Но ничто - ни работа, ни женщины не изнуряют тела и души так, как изнуряют тоскливые думы. Думы о жизни тяжелее, чем сама жизнь. Но лучше про такие дела не думать... ничего не выдумаешь, а душу надорвёшь... Я давно убедился: стоит задуматься, и тотчас вспоминаешь что-нибудь грустное. Весёлое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда бог знает что взбредёт в голову; тогда совершенно оглушит, обалделой тряхнёшь головой. Если дураков заставить думать они придут в волнение, смутятся и найдут недобрый конец. Вон как день и ночь бегают, гоняясь друг за другом, вокруг земли, так и ты бегай от дум про жизнь, чтоб не разлюбить её. А задумаешься - разлюбишь, это всегда так бывает. Таких "призадумавшихся" людей много в русской жизни. "Укажи мне такую обитель, где бы русский мужик не стонал". Я знаю, что это от задумчивости, но не надо, чтобы все люди видели: вот юноша думает. Пью за ваше здоровье, дружище, а вы выпейте за здоровье старого дуралея-идеалиста и пожелайте ему, чтобы он так идеалистом и умер. Он придвинулся ещё ближе ко мне и, с таким выражением, будто собирался рассказать что-то очень смешное, вполголоса сообщил секретно: "У нас, на Руси, никто не знает, зачем он. Родился, жил, помер - как все! Но - зачем?
Пока я не знаю - зачем, я не могу ничего делать.
- Человек в этой жизни должен хорошо знать две вещи: зачем живет и зачем умрёт.
Да только всё это дрянь, не бойся, - прибавил он, хитро взглянув на меня, - всё вздор на свете!.. Натура - дура, судьба - индейка, а жизнь - копейка! После этого стоит ли труда жить? а всё живешь - из-за омерзительного холодка любопытства: ожидаешь чего-то нового... завтра... придёт кто-то... кто-нибудь... особенный... или случится что-нибудь. Однако, чем же нам скрасить ожидание... Хочется о своей жизни что-нибудь сболтнуть: задетый за живое, теперь я вечно с кем-то говорю. Но какое-то любопытство въедливое, дурное, всякий раз меня толкает и всё ещё спрашиваешь у ленивого хохла: "А всё-таки, почём же пшено?"
Привет! Что нового в мире, друг? Скажи мне, кудесник, любимец богов, - что день грядущий мне готовит, что сбудется в жизни со мною? Небо всегда и везде остается одним и тем же...
Смешно и досадно! Пей, друже, пей за неудачу, разгони свою кровь, выжги тоску и плюнь на всё это дело. И давай-ка посидим, полюбуемся красивейшей в мире улицей, восславим этот мягкий - грудь женщины - вечер и хладнокровно плюнем отчаянию в морду.
Он вдруг снова перешёл на шёпот. Глаза его странно округлились: "Запомните главное - жизнь коротка... И что бы с вами ни случилось - ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным. Помни, нет большей беды, чем печаль. Всё на свете проходит и не стоит слёз. Можно сказать лишь который час. Остается ..., да пить чай с абрикосовым вареньем".
"...избегайте прямо говорить с Ним." (из сна пациента д-ра Юнга)
Если есть кто-нибудь заразный, так на него косятся, боятся заразиться да издохнуть!..
Мы все издохнем! И доколе жива душа твоя, так надо брать всё, что тебе нравится, пока жив ты! Я вот, к примеру, пью так просто! Нравится просто пить! Вот и пью!..
Лучшее средство от горестей и заразных заболеваний!..
После беседы с ним замирают мои вопли и я перестаю скрежетать зубами. И всё абсолютно делается неважным... Одно из тех мгновений, когда краски распадаются, когда серая тень падает на жизнь и она ускользает из-под бессильных рук.
Побеждён чувством безнадёжности и ролью бессилия; покончить... бесцветный голос.
Место, где я нахожусь, есть рай, ибо рай - место бессилия.
Будем же мужественны, мой дорогой друг!
Вид он имел такой, будто всё ждал чего-то. Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения.
Смертельно устал, - опять-таки уже очень давно, будто всю жизнь пересчитывал облака в небе - и всё не сдаюсь. Иной на моём бедственном месте давно бы уж плюнул.
"Не стоит жить, не размышляя" - Сократ. Считать эпиграфом. Определённо ты хочешь умереть молодым. Да, я беспременно помру молодым. То, что он умер, ещё не доказывает, что он жил.
Некуда жить, вот и думаешь в голову. Гильотину на свою голову заказывали?
...В сущности...
Мысль всегда требует уточнения - важно вовремя остановить её. А между тем, сущность всякой твари... вибрация, трепет.
Мысль не должна быть чёткой.
В конце концов, восклицательный знак - только точка, подбросившая над собой другую.
"А всё таки, это, брат, трусость, - закрыть книгу, не дочитав её до конца! Ведь в книге - твой обвинительный акт, в ней ты отрицаешься - понимаешь? Тебя отрицают со всем, что в тебе есть - с гуманизмом, социализмом, эстетикой, любовью, - всё это - чепуха по книге?"
На это уходит вся жизнь целиком. Но ты поймёшь, что сплетённая тобой паутина - паутина лжи, и, несмотря на любые успехи и чувство юмора, будешь презирать себя.
Единственный способ для мальчишки против своего дурацкого жребия - это сойти с рельсов.
Достойная (без истерики) смерть решать "что позволено" и "какой я капитан".
Ощущение солнечной улицы без конца.
"У меня есть несколько очень серьезных аргументов... - кричал он в телефонную трубку перед самым отлётом. - Стремительно кончаются жизни, подумать только! Выходит, всё зря?"
Выходит, надо жить, не стоит умирать.
Вот увидишь - всё сбудется, ведь недаром...
Воодушевляющее чувство подлинно трагического, смелый пессимизм, не отвращающий их от жизни, зовущий относится к жизни смелее, мужественнее. Научиться жить в этом раскачивающемся мире как в маленьком бедствии сколь не были бы безумны судьбы его. Излагает суть в драматической форме, мотив трагической обречённости человеческой жизни... Мы постоянно находим у него слово "трагическое", которой звучит у него как лейтмотив, вроде того, как ребёнок повторяет впервые услышанное слово. Его речь некстати и обильно услащена... Такой человек играет со страданием - душа, отыскавшая неведомые древним источники нового и глубочайшего трагизма.
Впрочем, всякая судьба трагична по-своему. Трагизм жизни вовсе не является чем-то непреодолимым, более того, сама идея трагического человека - переизбыток жизни.
Настроения его пессимистичны, неустойчивы. Больше всего ему хотелось бы забыть о действительности. Его дневник за этот год полон безнадёжности и желчи.
Именно эта неспособность быть разочарованным и несёт в себе нечто предосудительное. К чему ведёт этот фатализм?
Меня пугал призрак долгой, пустой, бесцельной жизни, когда человек только ощущает весь гнёт своего существования и не годен уже ни на что.
Все дороги ведут к разочарованию, из ниоткуда в никуда.
- Позволь мне пойти с тобой...
- Но мой путь в никуда.
- Все пути ведут в никуда.
- Но этот особенно.
Мы все подобны облакам, которые налетают из ниоткуда и улетают в никуда.
Удовольствие, получаемое при использовании средств для достижения цели, само становится целью.
Витаминов в чае - как букв в алфавите, который не даст позабыть тебе цель твоего путешествия - точку "Б".
Кто ты? Откуда ты? Куда ты идёшь? - (Вопрос ночного сторожа на кладбище, который очень озадачил молодого Шопенгауэра).
В маленьком человеке мы отчетливо чувствуем дыхание иных миров, откуда он только что пришёл.
Впрочем, что за разница откуда ты родом и какого цвета у тебя кровь, главное, в какую землю ты упадёшь и на каком наречии скажешь своё последнее "прости".
Всё, что мы делали, было напрасно.
Моя единственная, моя высшая цель пала, и у меня нет другой.
По поводу задач, поставленных жизнью. Бьющая мимо цели земная жизнь с её заботами, вызовом и пригвождением к ненужному; и неудачи в сей жизни, и напрасная смерть, тщетность всего лучшего на земле, негодность, нелепость, абсурдность, несчастная, никудышная, пропащая.
Кто видел - тот и скажет: "Ладно".
Результат не может не быть ничтожным.
Ну что, если человек был пущен на землю в виде какой-то наглой пробы, чтоб только посмотреть: уживётся ли подобное существо на земле или нет? Я молодой, поэтому интересуюсь. Нелепо, и всё тут. Есть смысл, ай нет. Бог есть? Ну? Есть? Говори. Клянись небом, клянись землёю!
Мир сотворён на авось. Но ведь, если звёзды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они были? Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!
Стыдясь перед самим собой смешного склада своей жизни, как быстро я обрастаю смыслами существо.
Что же в мире неизменного? Он чувствовал, что всё сомнительно и непродуманно.
Иногда он жаловался мне: "Не серьёзно всё". Мысли сами собой настраиваются на несерьёзный лад. Как же ты, брат, жизнь проходить будешь? Поминутно думаю: что за странная и страшная вещь наше существование. Страшней же всего то, что она проста, обыденна, с непонятной быстротой разменивается на мелочи. Что это значит? Какого черта, в самом деле, какого черта!
...только, что я не знаю, откуда я пришел сюда, в эту - сказать ли - мёртвую жизнь или живую смерть?
Унаследовав традицию искусства абсурда и боли, он сделал следующий шаг: ночь началась не сегодня - она была всегда. Мир не одряхлел - дряблость его извечное состояние. Разложение - изначальное, постоянное, не подверженное переменам свойство человечества. Посреди смерти мы пребываем в жизни. Мир как хаос, балаган, фарс, бордель, бестиарий, бойня. История как необозримая панорама бессмысленности и анархии. Человек как непредсказуемость и неопределённость.
Умер он мгновенно. Так умирают герои снов, когда пробуждается сновидец.
"Равномерность течения времени во всех головах доказывает более, чем что-либо другое, что мы все погружены в один и тот же сон; более того, что все видящие этот сон являются единым существом" - Артур Шопенгауэр.
Сейчас мне всё тяжело и противно. Моё бы солнце потемнело. Ему было тягостно и не о чём не думалось.
Здесь надо создать идею, так как скептицизм не может быть целью. Ещё требуется мотивация.
Подготовить тот совершенный переворот в его существе, достижение которого и образует собственно смысл жизни.
И когда прошли первые дни острого отчаяния, хорошо знающий дьявольские нелепости жизни и готовый снова жить, он сформулирует в который раз главную положительную задачу своей жизни, ведь сколь безутешной и бессмысленной становится жизнь без этого. Но поскольку надо как-то определиться, встать в мало-мальски учёный строй, подравняться, то принимаешь волевое решение и формулируешь кредо.
Глубоким отчаянием вызван рассказ о... Знаете, когда идёшь тёмною ночью по лесу и если в это время вдали светит огонёк, то не замечаешь ни утомления, ни потёмок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу. А ведь я, признаться, подумал о вас печально. Станем жить да быть, заживём скромной и благопристойной жизнью по программе ни на одних часах стрелки не указывают, как жить. Его натура была ещё по-прежнему юношески восприимчивой, а возвращение к жизни совершалось быстро и радостно. Воодушевленный этим настроением, он лучше уясняет себе занимающую его проблему и яснее формулирует искомый им принцип.
Мне необходимо пофилософствовать в одиночестве обо всём происшедшем и сделать необходимые прогнозы в будущее.
Но на фоне этой мелодичной надежды уже виднелись тёмные пятна.
Раз, войдя в колею, почти машинально наполнять её одним и тем же содержанием.
Человек имеет обыкновение обнаруживать высокую цель и смысл в очевидно бессмысленной реальности.
Проходит несколько недель. Чем объясняется более грустный тон его писем? Почему он более не пишет о своей интерпелляции, или он о ней больше не думает? ощущение разлада в своей душе;
На смену радостному подъёму явилось состояние безразличия и пресыщенности.
Может быть он и перемог своё отвращение, если б была в виду цель, которая оправдывала бы и искупала усилия, но именно цели-то и не было. Мы, конечно, все хорошо знаем, что именно относительно этого условия дело обстоит весьма постыдно.
В ожидании горькой капли последнего разочарования, пора было вырвать из своего сердца последнюю надежду, которая умирает легко в газовой камере надежд. Мне же нечем тогда будет жить. Возможно ли искать смысл в бессмысленном? Есть ли смысл жить без смысла? Старинное правило гласит: чем чётче и непреклоннее мы формулируем тезис, тем неумолимей он требует своего антитезиса. Весело затмится всякое понятие о сущности вещей. А куда иначе жизнь девать? Некуда. Вы всё равно не знаете, что с этими жизнями делать - махните рукой. Я сидел под обаянием жизни без цели, я сидел в ожидании и я не ждал ничего.
"Суть учения находится в самом учении, так же, как и смысл жизни - в жизни, вода реки - в реке, а сердце человека - в человеке". Этот запутанный клубок скользящих и ускользающих смыслов обнять в отвлечённых понятиях весь мир. Всё казалось абстрактным, мир давил своей бессмысленностью.
Если вы одновременно нажали две клавиши клавиатуры, то напечатается тот символ, который вы нажали нечаянно. Несколькими такими нажатиями на моём любимом компьютере смысл целой жизни, этой хрупкой жизненной вазы разбивался вдребезги; разом, в одно мгновение опровергая все мечтания, саму жизнь превращая в бессмыслицу.
Грустно и радостно трогала мысль о весне. Жить ещё хотелось - жить, ждать весны, жить, покоряясь судьбе, и делать какое угодно дело...
Достаточно десяти секунд, чтобы всё уразуметь. Самое главное на свете это дух - звенящая свобода. Всё есть тёплое дыхание, живое. В жизни нет другого смысла, кроме того, какой человек сам придаёт ей. Единственный смысл жизни - наделать как можно больше дел. Всё есть и не есть. "Трям..." - вот самое лучшее объяснение сути бытия. Вот это - точно. Проще - некуда... Добавить больше нечего, да и не нужно. Мдэс... Стоило ли, право, делать умное лицо и произносить "кгхм"...
Чудесно...
Не все вмещают слово сие: но кому дано. Кто может вместить, да вместит, кто хочет, тот поймёт смысл этих тайных слов, не ощутит вкус смерти. Это можно понимать или не понимать. Объяснять тут нечего.
В ответ ему все люди насмешливо улыбнулись, хотя не все они были идиотами. И когда они скажут - мы ничего не видим, ты в ответ промолчи: вам и не должно.
Овцу принесут в жертву, спасутся только избранные блохи.
Всё в жизни казалось мне преступлением.
Но внешняя сторона жизни не давалась ему, его предприятия не шли. Я думал, что семейные обязанности наполнят мою жизнь и помирят меня с ней.
А оставшись один, читал Евангелие, искал утешение, но не находил, вспоминал книги про неудачников, разнесчастных горемык, повсюду лишних. Но читая их и перечитывая, она стала наслаждаться именно этим болезненным ощущением, словно ей нашёптывали - забыться, обессилеть, расточить, что-то драгоценное, затосковать по тому, чего никогда не бывает.