Моисеев Анатолий Федорович : другие произведения.

Капризка и черт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жила-была очень избалованная девочка...


   Анатолий Моисеев
  
   КАПРИЗКА И ЧЕРТ
  
   Сказка
  
   Вступление
  
   Не в каком-то царстве, не в каком-то государстве, не за морем-океаном, не на острове Буяне, не на небе, не под землей, а в городе, где живём и мы с тобой, жила-была девочка.
   Хорошенькая такая девочка: носик -- пуговкой, щёчки -- луковкой, глазки -- синие, бровки -- длинные. В общем, не девочка -- куколка-конфеточка.
   Вот только мама и папа, бабка и дед девочку ту залюбили на нет. Все, что ни скажет, что ни прикажет, тут же исполнят -- мгновенно и сразу.
   А что с того вышло, мне ли сказать!
   Но, если хотите, могу рассказать...
   Итак...
   Сказка начинается
   -- Капризу-у-ленька, -- тихонько пропела мама, открывая дверь в комнату, -- пора вставать: кашка остынет...
   -- А я каши не хочу! -- надула губки девочка и повернулась в кроватке на другой бок. -- А я спать буду!
   -- Не будешь кушать -- не получишь конфету! -- строго сказала мама.
   А вошедшая следом бабушка добавила:
   -- Не скушаешь кашку, не расскажу сказку.
   Девочка села в кровати.
   -- Не хочу каши! Рассказывайте сказку и несите конфеты, -- приказала она. -- И только с самыми-самыми красивыми фантиками!
   Мама поставила тарелку на столик и всплеснула руками:
   -- Доченька! Да где ж мне их сейчас взять?! Еще ведь и магазины не открылись!
   -- Магазины закрыты? -- наморщила носик девочка. -- Ну вот, когда откроются, тогда и встану!
   -- Ах, внученька, внученька, -- укоризненно покачал седой головой заглянувший на шум дедушка. -- Как же ты с мамой и бабушкой разговариваешь? Вот рассердятся они на тебя, уйдут, что тогда будешь делать одна, а?
   -- Ну и уходите! -- совсем обиделась девочка. -- И не нужно мне вашей кашки, и не хочу я слушать сказки! И не приходите, пока не купите мне самых-самых красивых конфет и только в самых-самых красивых бумажках. Вот!
   Заплакали тут мама и бабушка. Даже у дедушки затряслась белая борода: вот-вот разрыдается.
   Но девочка не обратила на это никакого внимания. Прыгнула снова в кроватку, отвернулась к стенке и одеялом поплотнее укрылась, чтоб, значит, никого не видеть и не слышать, и уже оттуда пробурчала:
   -- А сказки ваши -- это все враки. И не хочу я их больше слушать!
   И только она это сказала, как тут же услышала чей-то голос:
   -- Правильно, девочка! Зачем тебе мама и папа, бабушка и дедушка? Ты и сама знаешь, чего тебе хочется. Только имя твое отныне будет -- Капризка. Не правда ли, красиво?
   Девочка подумала, что это (чужим, конечно, голосом) сказала мама. И поэтому, еще больше надув губы, громко ответила:
   -- И все равно я вас слушать не стану! -- и закрыла глаза.
   -- Конечно, конечно. Капризка, -- проговорил тот же голос. -- Не надо никого слушать. Ты лучше спи-засыпай!
   -- Сами засыпайте! -- пробурчала девочка. И вдруг почувствовала, что ей действительно очень-очень захотелось спать. Ну так захотелось, как будто она не спала уже целую неделю или два дня.
   Секунду-другую она еще боролась с таким странным и непонятным желанием, но вскоре мысли ее разбежались, как круги на воде от брошенного камня, телу стало легко-легко, словно его наполнили газированными пузырьками и... все исчезло...
  
   Территориальная территория
  
   А когда Капризка проснулась, то не сразу поняла, где она. К ее удивлению, вместо мягкой и теплой перины под ней почему-то оказалась ... трава. Да-да, самая настоящая зеленая травка! А вместо потолка -- батюшки-светы! -- глубокое-глубокое голубое небо.
   "Опять дедушка шутки шутит! -- недовольно подумала девочка. -- Вот ка-ак встану сейчас да ка-ак побегу! -- пусть догоняет!" И, решив так, тотчас вскочила на ноги.
   К ее удивлению, дедушка не бежал к ней. И вообще никто другой не торопился ее навестить. А вокруг она видела вовсе не знакомый двор, а какой-то очень странный, огромный-преогромный, без конца и края, луг. На нем росло множество ярких и красивых цветов, а вот домов не было совершенно. Даже дорог, и тех не было. Только одна чуть заметная узенькая тропиночка вилась по этому лугу.
   Увиденное, конечно, слегка обескуражило Капризку. Но не надолго. И не потому, что она была такая уж бесстрашная. А просто -- из упрямства. Ну, такой уж характер. Если другим страшно -- ей интересно.
   Постояв немного, девочка решительно двинулась вперед по тропинке, справедливо рассудив: любая дорожка куда-нибудь да выведет! Тем более, что яркое солнышко светило так ласково, что о плохом думать вовсе не хотелось.
   Долго ли, коротко шла она, но вышла наконец к какому-то то ли большущему дворцу, то ли небольшому городку, окруженному высоченнейшим каменным забором.
   Вот только дорога, на которую вышла Капризка с тропинки, и которая вела к городу-замку, восторга не вызывала. Широкая, но такая старая, что и вообразить трудно: булыжники выворочены, выщерблены -- не только мхом, но и травой проросли, да такой густой, что сама дорога под ней почти исчезла.
   Пошла девочка вдоль дороги и вышла прямо к большущим воротам. Вернее, к тому месту, где те ворота должны были быть. Ибо самих ворот вовсе не было. Вместо них -- просто-напросто широкий вход, над которым красовалась сделанная сикось-накось на транспаранте надпись: "Территориальная территория! Вход и выход запрещен!" Под транспарантом сидели двое дяденек. Но очень странных дяденек. У того, который сидел справа, брюки были только с одной, правой штаниной, а на левом плече висело только полпиджака. А у второго -- наоборот: полпиджака на правом плече, брючина -- слева. На голове первого красовалась большая мятая-премятая алюминиевая кастрюля, у второго -- жестяной чайник с отломанным носиком. И возле каждого дяденьки лежало по огромной дубинке.
   Дяденьки сидели друг против друга и о чем-то говорили. А когда Капризка подошла к ним поближе, она очень удивилась, услышав их беседу...
  
   Господа дурдомандцы
  
   -- Ты господин? -- строго спросил дяденька с чайником на голове у дяденьки с кастрюлей.
   - Ага! -- радостно отозвался тот. -- И в свою очередь поинтересовался: -- А ты?
   -- И я! -- тоже обрадовался первый. -- А ты хороший?
   -- Конечно! -- важно ответил хозяин кастрюли. -- А ты?
   -- И я! -- подтвердил тот.
   И они восторженно закричали в два голоса:
   -- Ур-р-ра-а! Мы хорошие господа!.. Мы господа хорошие!.. Ура! Ура! Ура!
   Но, покричав немного, первый нахмурился:
   -- Э-э, так не пойдет. Это я господин, а ты -- нет!
   -- Это еще почему? -- обиделся обладатель кастрюли. -- Я тоже хочу быть господином.
   -- А тебе нельзя: ты -- рыжий!
   Второй тут же схватил свою дубинку.
   -- Ах, так?! -- возмутился он. -- Ну, я тебе покажу -- "рыжий", -- и так треснул дубинкой по кастрюле на голове первого, что вокруг загудело, будто в колокол зазвонили.
   Тут уж и тот не стерпел: поднял свою дубинку -- и как ударит по чайнику -- еще больший гул пошел.
   Долго они так дубасили друг друга. А потом, наконец, успокоились, отбросили дубинки, уселись на прежние места и начали опять:
   -- Ты господин? -- спросил первый.
   -- Ага! -- радостно отозвался второй...
   И все повторилось сначала.
   Тогда не выдержала Капризка. Хоть и удивлена была, подошла к ним и как можно вежливее спросила:
   -- Извините, пожалуйста, это страна или город? И почему вы деретесь друг с дружкой? Вам что, совсем не больно?
   Вскочили те на ноги и уставились на нее во все глаза. И оказались те дяденьки ростом не с настоящих дяденек, а, как ни странно, -- с Капризку.
   -- Эй, ты кто такая? -- грубо спросили они разом. -- И как очутилась в Дурдомандии? Не видишь разве, что в нашу страну вход строго воспрещен? -- и показали на надпись на транспаранте.
   -- Дурдомандия? -- очень удивилась девочка. -- Никогда не слышала о такой стране! А мои мама, папа, бабушка и дедушка сюда не приходили?
   -- Кто твои мама, папа, бабушка и дедушка мы не знаем, -- еще более грубо ответили драчуны, -- и знать не хотим! А в Дурдомандию мы тебя не пропустим, ясно?
   Глаза Капризки стали круглыми, как яблоки.
   -- Это еще почему? -- рассердилась она. -- Если есть ворота, то они же для входа?
   -- "Почему, почему", -- передразнили ее стражи. -- А по кочану! -- и, видно, устав от собственной грубости, уже более миролюбиво проворчали: -- А мы откуда знаем? -- и удивленно переглянулись.
   -- Послушай, -- сказал тот, что с чайником на голове, -- а действительно, почему?
   Второй приподнял кастрюлю и почесал затылок.
   -- А я откуда знаю? -- жалобно проговорил он. -- Когда-то сюда разрешалось входить. Но потом появился новый правитель, и почему-то все изменилось. И мы ничего не можем вспомнить.
   -- А еще, -- подхватил первый, -- нам совсем не хочется работать. И знаем только одно: мы должны все время повторять, что мы господа, и колотить друг друга.
   -- Может, ты, девочка, скажешь, что это с нами творится? -- спросили они уже вместе.
   Жалко стало Капризке этих странных дяденек. Ну до того жалко, что у нее на глазах чуть слезы не выступили. Но она сдержала их и стала думать, как же дяденькам этим помочь. Долго думала. Наконец придумала.
   -- Не знаю, -- честно призналась она. -- Но, наверное, смогла бы узнать, если бы вы пропустили меня.
   -- Нельзя, девочка, -- печально отозвался дяденька с кастрюлей. -- Я никого не имею права пропускать с моей стороны...
   -- А я со своей, -- вздохнул второй.
   Капризка хитренько прищурилась:
   -- А посерединочке можно?
   Те в изумлении переглянулись.
   -- А что, -- сказал первый, -- это ты здорово придумала! Про такое нам никто ничего не говорил.
   -- Ух и умница, -- восхитился "чайник". -- Так мы и приказ не нарушим, и, может быть, помощь получим, -- и чуть-чуть посторонился.
   -- Ладно! Беги, девочка! Но не забудь о нашей просьбе, -- сказали оба.
   И только проскользнула путешественница мимо них, как вновь услышала за спиной:
   -- Ты господин?
   -- Ага!..
   -- А ты -- рыжий...
   И долго еще доносился до Капризки знакомый уже грохот колотушек...
  
   Чудные чудеса
  
   Ну вот, идет Капризка дальше. Но чем дольше идет, тем больше растет ее удивление. Еще бы! Вокруг красивых, уютных, очень похожих на маленькие теремки, дворцы и замки домиков, стоящих по обе стороны дороги, бегали, суетились люди. Но они ничего не строили! Все жители этого странного города-государства занимались... разрушением!
   Одни ломиками били по стенкам домов, другие кирками крушили резные крылечки и балкончики, третьи вдребезги разносили кружевные наличники на окнах, четвертые ломали ажурную, ярко-мозаичную черепицу на крышах. Да так яростно-самозабвенно, что пыль и осколки, взлетая вверх, никак не могли опуститься на землю.
   И впервые испугалась девочка: уж не хотят ли эти люди вовсе разгромить такой некогда чудный городок?
   Но, как ни страшно ей стало, она, прикрыла ладошками глаза от пыли, крикнула одному из ближайших к ней разрушителей:
   -- Здравствуйте, дяденька! Скажите, пожалуйста, что у вас здесь происходит? Почему вы ломаете эти красивые домики? Или вы хотите построить еще красивее?
   Но тот даже не повернул головы в ее сторону. Только еще пуще начал колотить молотком по изящной колонне, поддерживающей балкон, оглушительно выкрикивая:
   -- Вот вам! Вот вам! Никому не дам! До песчинки все сломаю, но ничуть не пострадаю!
   А сосед его, топча разбитые цветные стекла окошек, радостно вторил речитативом:
   -- Я и сам -- не гам и соседу не отдам! Пусть летят в тартарары, словно камешки с горы!
   Растерялась Капризка: в воротах стражи чудные, а здесь люди -- еще чуднее. И главное -- не у кого даже спросить, что происходит.
   К счастью, тут к ней дедушка подошел. Ну самый настоящий дурдоманский дедушка. Старенький-престаренький, с длинной-предлинной бородой, ставшей от времени не белой, а какой-то светло-желтой. Такого же цвета были у него и усы, и волосы. Но одет старичок был, в отличие от остальных жителей, не в нечто невообразимо-рваное, а в чистенький, аккуратный белый костюмчик. Из-под пиджака выглядывала вышитая рубашка. На ногах красовались мягкие сапожки. И, конечно же, вид старичка, напомнившего Капризке родного дедушку, вызвал у девочки симпатию. И она почтительно обратилась к старичку.
   -- Здравствуйте, дедушка! -- стараясь перекрыть шум и грохот, прокричала она. -- Скажите, пожалуйста, почему здесь люди все-все ломают? Им что, делать нечего?
   -- Ась? -- отозвался тот, подставляя к уху ладошку. И вдруг глаза его широко распахнулись: -- Девочка?! А как ты сюда попала? Каким тебя ветром занесло?
   Та непонимающе воззрилась на него.
   -- Разве к вам ветром заносит? -- удивилась Капризка. И пояснила: -- У меня пропали родители. Я их ищу. А куда они делись -- не знаю. Может, вы их где-нибудь видели?
   Тот отрицательно покачал головой.
   -- Я уже очень стар. Но в нашей стране, кроме тебя, незнакомых людей мне давно встречать не приходилось, -- и предложил: -- Послушай, незнакомка, давай-ка отойдем в сторонку. А то здесь я тебя почти не слышу, -- и когда они прошли к небольшой, еще не сломанной скамеечке, откуда не так был слышен грохот, старичок еще раз внимательно посмотрел на девочку.
   -- Да, ты действительно не из Дурдомандии, -- сказал он. -- И действительно ничего не знаешь. Но, видишь ли, на твой вопрос и я не смогу дать ответ. Хотя, -- он немного подумал, -- если бы мне было не так трудно ходить, я бы нашел ответ. Одно я помню точно: когда-то у нас здесь было все не так. Все жили дружно и весело. А потом вдруг что-то изменилось, люди стали злыми и черствыми, исчезли все дети, -- дедушка горестно вздохнул. -- В том числе и мои внуки.
   Капризка сочувственно потеребила его за рукав.
   -- Не расстраивайтесь, дедушка, -- тихо сказала она. -- Я постараюсь их отыскать. Только скажите, куда мне идти?
   -- Спасибо, внученька! -- длинная палка-посох дрогнула в стариковских руках. -- Дорог у нас в Дурдомандии много. Но все они ведут на Главную площадь. На этой площади стоит огромный дворец, в котором живет правитель нашей страны. Наверное, он все знает. Может быть, если ты к нему попадешь, он скажет, что случилось с людьми и куда делись все дети, -- и вновь посетовал: -- Э-эх, был бы я помоложе, разве стал бы о чем-то просить? Эх-хе-хе!
   Девочка вскочила на ноги.
   -- Дедушка! -- воскликнула она. -- Я сделаю все-все, как обещала, -- и вприпрыжку бросилась вперед.
   Глаза старика посветлели.
   -- Удачи тебе, незнакомка! -- тихо произнес он, глядя ей вслед.
  
   На площади
  
   Ох, и наглоталась пыли маленькая путешественница, пока бежала! А сколько бежала, она не знала. Ибо часов у нее не было, а дурдоманское жаркое солнышко, как висело над головой, так и продолжало висеть на прежнем месте. Ну ни чуточки не продвинулось на небосводе. Хорошо еще, что навстречу дул легкий ласковый ветерок, который не дал ей задохнуться от пыли. Так что, хоть Капризка и устала слегка, преодолевая длинный путь к площади, ей было нисколечко не жарко. Вот только изумление ее еще больше возросло.
   Перед ней расстилалась огромнейшая площадь. Ну такая огромная, что противоположная сторона была почти не видна. В центре площади стояла какая-то большая железная бочка, но с заостренным верхом. Любопытная девочка подошла поближе и чуть не ахнула: перед нею была... бомба! Совсем такая, какую она видела в старой книжке. А вокруг размахивали руками, суетились, смеялись жители Дурдомандии.
   "Но зачем, -- подумала Капризка, -- эти люди разжигают под бомбой костер? Чтобы теплее было? Но ведь дедушка рассказывал..." -- и она нетерпеливо дернула веселого дурдоманца за рукав.
   -- Что это вы делаете? -- спросила она. -- Ведь бомба, наверное, настоящая?
   Лохматый, заросший волосами до самых бровей человечек перестал прыгать и хлопать в ладоши у разгорающегося костра и недоумевающе уставился на нее.
   -- А? Что? -- спросил он. И тут же понимающе улыбнулся. -- А-а! А как же?! Самая-пресамая настоящая! -- и восторженно затараторил: -- Понимаешь, нам надоело иметь что-то общее. И мы решили эту бомбу поделить.
   -- Но зачем же разводить под ней огонь? -- изумилась Капризка.
   -- Какая ты бестолковая! -- рассердился тот. -- Бомба же такая большая и крепкая: как ее разрезать?
   -- Но от огня она взорвется! И тогда вы все погибните! -- поделилась знаниями Капризка.
   Прыгавшие и плясавшие на площади дурдоманцы постепенно притихли, прислушиваясь к разговору, затем подошли поближе.
   -- Девочка?! -- пронесся удивленный возглас. А потом -- вразнобой:
   -- Откуда взялась?
   -- Кто такая?
   -- Что она говорит?!
   -- Слушайте, слушайте! Какие мудрые слова у этой незнакомки! Она, должно быть, ученая!
   Капризка покраснела? Шутят они так, что ли?
   -- Дяденьки, -- сказала она как можно строже, -- сначала огонь потушите, а уж потом шутки шутите!
   Удивительные, какие-то пустые, глаза ближайшего дурдоманца в недоумении вонзились в нее:
   -- А зачем?
   Капризка с досадой посмотрела на того: какие странные вопросы приходится ей здесь слышать. И, вздохнув, рассказала о том, что узнала от дедушки.
   В пустых глазах дурдоманцев вспыхнули живые искорки.
   -- А, может быть, девочка и права, -- ошеломленно сказал один из них и перевел взгляд на соседа. -- Еще немного, и от нас мокрого места не останется!
   -- И правда, -- отозвался тот. -- И что это такое с нами стало?
   -- Какой позор! -- недоумевающе воскликнул третий. -- Я портной, а хожу в рваной одежде.
   -- А почему ни у кого на ногах не видно обуви: ведь раньше я всех-всех обувал в самые красивые сапоги и туфли?!
   -- Горе на мою голову! Где те прекрасные кепки, шапочки и шляпы которые я шил для всего нашего народа?
   Кто знает, сколько бы еще сетовали на самих себя жители этой удивительной страны, если бы громкий голос того, кто назвался портным, не перекрыл шум:
   -- Господа!.. То есть братцы! А мы ведь, ей-Богу, спятили! -- закричал он, хватаясь за голову. -- Скорее надо принести воды и погасить огонь! -- и первым бросился к расположенному неподалеку водоему. За ним последовали и остальные. И все бы, наверное, окончилось благополучно. Но тут, откуда ни возьмись, словно из-под земли, выскочили толстые человечки, одетые не то в длинные черные рубашки, не то в мешки с прорезями для глаз. В руках человечков были длинные палки с острыми железными наконечниками.
   -- Откуда взялась эта дылда-девчонка? -- завопил самый толстый. -- Схватить ее немедленно и отвести на суд к Нашему Величайшему Величеству Охломониусу Двадцать Два-Наоборот за поднятие бунта. Остальным -- немедленно заняться разжиганием огня, как велено нашим повелителем!
   И Капризка даже не успела как следует обидеться за то, что ее обозвали дылдой, как была схвачена за руки и за ноги черными стражами. Затем ее, отчаянно сопротивляющуюся, поволокли-потащили к величественному зданию-дворцу...
  
   Его Величество Охломониус
  
   Никогда еще Капризке не доводилось видеть такой дворец. В огромном здании, куда ее затолкали стражи, прежде всего девочка увидела высокий купол. Ну такой высокий, что если задрать голову -- шапка на пол свалится, а потолка не увидишь. Вскочив на ноги, пленница оглянулась вокруг. Зал был широким и просторным, а купол окружало такое множество колонн, резных и отделанных мрамором всех цветов и оттенков, что и сосчитать невозможно. Вот только само помещение было запущено до ужаса. Куда ни кинь взгляд -- грязь, мусор, паутина. Ну столько паутины свешивалось со всех сторон, что за нею и стены не разглядишь. Лишь в центре зала было сравнительно чисто. Там на ступенчатом возвышении стоял большущий (как догадалась девочка) трон. И на троне этом, словно клопик в куриной скорлупке, важно восседал толстенький кругленький человечек с помятой короной на голове.
   -- Кто такая? -- пронзительным голосом закричал человечек, увидев Капризку. -- Откуда явилась? Кто пропустил?
   Толстяк, который велел схватить путешественницу, подбежал к трону и бухнулся на колени.
   -- О, величайший из великих всех видимых и невидимых миров и планет! -- высокопарно засипел он, раскачиваясь и извиваясь всем телом. -- О, мудрейший из мудрых повелитель Дурдомандии Охломониус Двадцать Два-Наоборот! Мы привели к тебе создание о двух ногах и столь юное, что даже не можем определить его возраст. Но девчонка эта, едва появившись в нашей благословеннейшей стране, уже успела смутить жителей...
   -- Что-о? -- подпрыгнул на троне Охломониус, да так, что толстые отвислые щеки его хлопнули по оттопыренным ушам. -- Бунт в нашем царстве-государстве?! Кто позволил? Вот лишу всех права называться господами, будете тогда знать, бездельники!
   -- В-ваше Всемогущественнейшее Могущество! -- еще пуще завопил толстяк у трона. -- Не извольте гневаться! Это существо, как вы соблаговолили уже заметить, не из нашего царства-государства. У нас таких дылд не водится.
   Уже пришедшая в себя Капризка недовольно фыркнула: опять ее дылдой называют.
   -- А вы - коротышки, -- огрызнулась она. -- И не стыдно вам, взрослым, детей обзывать?!
   Но те ее даже не услышали. Толстяк возле трона продолжал вопить:
   -- И все-все девчонки находятся у нас под надежной охраной в самых глухих темницах.
   Охломониус озадаченно уставился на него.
   -- Действительно, таких девчонок я еще не встречал, -- пробормотал он. И еще больше насупился: -- Так откуда она взялась?
   -- Н-не знаю, в-ваша величайшая милость! -- заикаясь, отозвался он, отбивая поклоны. -- И никто не знает. Она с-сама п-п-пришла. Из н-ниоткуда...
   Губы Охломониуса отвисли.
   -- Эт-то еще что такое: "из ниоткуда"? -- Его Величайшее Величество и не заметил, что сам начал заикаться. -- Из... из в-воздуха с-сотворилась, что ли? Вы мне бросьте зубы заговаривать? Д-да я в-вас! Да м-мы вас!.. -- орал он. -- В порошок!.. В пыль!..
   Долго он еще так кричал. А потом внезапно успокоился и важно произнес: -- Все! Наше терпение истощилось! Придется, -- он немного подумал, -- придется слегка укоротить всех в росте, -- и уточнил: -- чуть-чуть, всего лишь на голову... каждого!
   Тут уж и другие стражи не выдержали и бухнулись на колени. Да как завопят в один голос, моля о пощаде! Ни слова не разобрать!
   А когда немного успокоились, снова раздался голос первого толстяка.
   -- Ваша Величайшая Мудрость! -- вкрадчиво загундосил он. -- Совершенно нельзя этого делать!
   Охломониус подозрительно уставился на него:
   -- Это еще почему?
   -- По той простой причине, что вместе с головой мы потеряем и уши.
   -- Ну и что? Руки-то и ноги у вас останутся.
   Тот подполз еще ближе:
   -- А то, Ваша Гениальность, что не имя ушей, мы не услышим ваши приказы и не сумеем послушно их выполнить.
   Его Величество почесал за ухом.
   -- Хм! -- задумался он. -- Действительно, это нам как-то не пришло в голову, -- и важно добавил: -- Ладно! Сегодня мы вас прощаем, -- и, повышая голос, заорал вновь: -- Только не думайте, что мы обо всем забыли! Через несколько дней мы вам все припомним и придумаем такое наказание, что, наверное, сами очень испугаемся. А теперь все -- брысь отсюда! Но не бездельничать! Немедленно пересчитайте всех смутьянов-бунтовщиков! И горе вам, если не досчитаетесь хоть одного из них, ясно?
   Последних слов Его Величества те уже не слышали, так как с радостным повизгиванием со всех ног бросились к выходу.
   Охломониус Двадцать Два-Наоборот перевел дух и, как ни в чем не бывало, обернулся к Капризке.
   -- Ну вот, видишь, незнакомка, -- жалобно проговорил он, шмыгнув носом, -- какими подданными приходится руководить: совершенные глупцы. Все мне да мне приходится делать: и управлять, и думать! -- и покряхтел по-стариковски: -- Эх, дела, дела! -- и, оживляясь, поинтересовался: -- Ну, а теперь отвечай мне, как на духу: ты тоже волшебница? Из какой-такой волшебной страны прибыла? И с какой целью?
   Капризка чуть не расхохоталась во весь голос: до чего же смешной этот владыка Дурдомандии! Такие вопросы задает -- за живот схватишься!
   Но она сдержала смех, рвущийся из груди: как-никак, а тот все-таки старше. И потому как можно серьезнее ответила:
   -- Нет. Я никакая не волшебница. Я обыкновенная девочка. А пришла к вам потому, что ищу своих родителей, -- и она рассказала все, что с нею приключилось. А потом поинтересовалась, что происходит в Дурдомандии и почему так странно ведут себя ее жители.
   К чести Охломониуса, выслушал он гостью самым внимательнейшим образом, почти не перебивая. Если не считать нескольких восклицательных возгласов типа: "Да ну!", "Не может быть!", "Бедный ребенок!". А в ответ на ее расспросы внезапно обхватил голову руками и запричитал громким голосом:
   -- Ах, бедное, несчастное наше Величайшее Величество! Ах, как мы хотели добра для наших подданных! И вот, пожалуйста, -- за нашу доброту вместо благодарности -- одни жалобы. Все! Мы этого больше терпеть не можем: мы уйдем в самый мрачный чулан нашего дворца и будем скорбеть о зачерствевших сердцах наших подданных! -- и, вытирая выступившие на глазах слезы, закричал: -- Все! Все! Где наша корона? Немедленно подать ее нам: мы уходим в добровольное изгнание!
   Капризка во все глаза уставилась на него.
   -- Простите, пожалуйста, -- сказала она, -- но зачем нам мрачный чулан? Мне надо родителей искать. А корона ваша у вас на голове...
   Слезы на глазах его Величества мгновенно высохли.
   -- При чем здесь ты, девочка, -- проворчал он недовольно. -- Когда я говорю "нам", то под этим словом подразумеваю себя. Неужели не ясно?
   Капризка отрицательно покачала головой.
   -- Но ведь вы же один?
   Его Величество страдальчески сморщился:
   -- Вот и ты ничего не понимаешь. Если я не буду говорить о себе во множественном числе, то кто тогда поверит, что я самый умный, самый могущественный из владык? Теперь понятно?
   От такого объяснения у Капризки и вовсе голова пошла кругом. Поэтому, чтобы окончательно не запутаться, она поспешила перевести тему разговора:
   -- А почему вам очень нужно скыр... скар... скор-беть? -- с трудом выговорила она непонятное слово.
   -- И этого не знаешь? -- еще больше удивился тот. И хлопнул себя по ушам. -- Вот они, плоды воспитания! Ничегошеньки не знают! Хотя... Действительно, что бы оно означало? -- задумчиво протянул он. -- Скор-беть... Плакать, что ли? Голову пеплом посыпать?.. Ф-фу! Да мне-то это зачем? -- и он беспечно отмахнулся рукой. -- Ну, да ладно: как бы там ни было, а мы с тобой друзья, не правда ли?
   Такой неожиданный переход в делах и настроении Его Величества обескуражил Капризку. Но, тем не менее, она обрадовалась.
   -- Так вы теперь больше не будете плакать? -- спросила она. -- И обо всем-всем расскажете?
  
   Жуткое колдовство
  
   Но Охломониус, вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, высокомерно задрал нос-картошину:
   -- Ты слишком нетерпелива, наша юная гостья. Прежде, чем я выполню твою просьбу, я должен тебя сильно испугать, понятно?
   -- Чего-чего? -- от изумления брови у Капризки поползли вверх. -- Это зачем еще меня нужно пугать?
   Тот сморщил нос в хитрой ухмылке:
   -- А чтоб ты боялась. И уважала. Где страх - там и уважение. Тем более, что я не только владыка Дурдомандии, а и колдун.
   Девочка недоверчиво оглядела его.
   -- А вот и неправда! Колдунов не бывает!
   Его Величество нахмурился.
   -- Ах, так? Ну, смотри же и трепещи, несчастная! -- и, хлопнув короткими ручками по толстому животу, что-то забормотал себе под нос.
   Побормотал, побормотал он так час или пять минут и вдруг начал расти. Ну как тесто в кастрюле, только быстрее.
   Растет... Растет... Вот он уже выше трона... Еще выше... А потом стал такой громадиной, что и макушки его Капризка не увидела. И вот с высоты послышался жуткий рык-голос:
   -- Ну что, девчонка, теперь ты видишь наше могущество? -- и дико захохотал. -- Теперь-то страшно, небось? Ха-ха-ха!
   Но вместо того, чтобы задрожать от ужаса, Капризка радостно захлопала в ладоши.
   -- А-а, знаю, знаю, -- восторженно закричала она, -- вы -- фокусник. И сейчас хотите меня попугать иллю... люзи.. иллюзионным проектором, да?
   От дикого рева на пол со стен посыпались пауки, а среди нитей порвавшейся паутины показался громадный рот, больше похожий на пещеру, усеянную не зубами, а огромными сталактитами и сталагмитами.
   -- Не смей смеяться, дрянная девчонка! -- зарычал колдун громовым голосом. -- При виде меня ты должна трястись от страха. Иначе я даже не знаю, что с тобой сделаю!
   Капризка обиженно засопела.
   -- Ну вот, -- сказала она, -- с вами по-хорошему, а вы... -- и отвернулась. -- Даже неинтересно...
   Великан исчез. А на троне вновь восседало Его Величество. Недоуменно похлопав безресничными глазками, владыка Дурдомандии плачуще проговорил:
   -- Что же это такое?! Я колдую, колдую, а ей -- хоть бы хны. Хотя б для приличия испугалась!
   -- А зачем?
   -- Как "зачем"? -- сердито отозвался Охломониус. -- Какой бестолковый ребенок!.. Для страху же, конечно!
   Капризка недоверчиво фыркнула:
   -- Волшебника Изумрудного города Гудвина не очень-то сильно боялись. А потом его вообще все полюбили.
   Тот озадаченно потряс головой.
   -- Не знаю я никаких Гудвинов. И в том городе, о котором ты говоришь, никогда не бывал. Но могущественнее меня нет никого на свете!
   -- Как? -- изумилась Капризка. -- Не знаете о Волшебнике Изумрудного города?! И о девочке Элли тоже? Я еще в школу не хожу, а про них все-все знаю!
   И тут же умолкла, почувствовав, что щеки ее вспыхнули алым пламенем от стыда: хвастать-то некрасиво! И потому быстро добавила:
   -- Об этом же в книжке написано.
   Охломониус плотоядно облизнулся.
   -- Книжка? Это что-то вкусненькое, да? Вот бы попробовать!
   На этот раз девочка не рассмеялась: ей почему-то стало жаль такого неграмотного колдуна.
   -- Книжки не кушают, -- назидательно сказала она. -- Потому что они из бумаги. А в них написаны сказки.
   -- Вот те раз! -- в глазах Охломониуса зажегся интерес. -- А ведь у нас тоже были когда-то грамотеи. Тоже что-то писали. Да уж чего-то слишком намудривали. Вот я их... в подвалы... в подвалы... -- он сдвинул корону набекрень и почесал затылок. -- А, может, зря я это сделал? Может, и я бы сказки почитал? Эх, жалко... -- он с любопытством взглянул на Капризку: -- Неужели и ты грамотейка?
   Девочка вздохнула.
   -- Если по правде, -- честно призналась она, -- читаю я только по слогам, -- и быстро добавила: -- Но я научусь! Пойду в школу и научусь. Честное слово! А сейчас, если хотите, я расскажу вам ту сказку. Только за это вы мне объясните, что случилось с вашими жителями, договорились? -- и, получив согласие, как умела, пересказала и о Страшиле, и о Железном Дровосеке, и о других героях полюбившейся сказки.
   Выслушав ее, Охломониус пригорюнился:
   -- Какие счастливые вы, люди другого мира! Вот, даже сказки знаете.
   -- Не огорчайтесь, дяденька повелитель, -- сочувственно отозвалась Капризка. -- Я научу вас читать и писать, -- и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же показала, как пишутся буквы. Правда, буквы те, нацарапанные на стенке острой палочкой, были не очень красивыми. Но и на них Его Величество смотрел, как на чудо. А когда она закончила урок, Охломониус соскочил с трона и подбежал к ней.
   -- Какая ты умная девочка! -- восторженно воскликнул он. -- Ты умнее всех моих министров!
   Смутившись, Капризка поспешно перебила:
   -- Но вы до сих пор не рассказали мне, что здесь происходит.
   Плечи владыки Дурдомандии поникли.
   -- Прости меня, девочка, -- едва не расплакавшись, отозвался он. -- Я... я... я и сам не знаю.
   -- Как же так? -- недоверчиво посмотрела на него Капризка. -- Называете себя повелителем, а ничего не знаете. Так не бывает!
   Охломониус опустил голову.
   -- Увы! Это правда, -- и, поспешно посмотрев по сторонам, таинственно зашептал: -- Хочешь, я открою тебе страшную тайну?
   Заинтригованная путешественница согласно кивнула головой.
  
   Страшная тайна
  
   Охломониус подошел вплотную и, еще раз боязливо оглядевшись по сторонам, зашептал ей на ухо:
   -- Так знай же, девочка: я и сам не знаю, кто я!
   У Капризки чуть глаза на лоб не вылезли от удивления.
   -- Вы не знаете, кто вы? Как это? Разве вы не человек?
   Тот горько вздохнул.
   -- Ах, если б знать!.. Когда смотрю на себя -- вроде бы человек. И всех жалею. И добрым хочется быть. Но это продолжается недолго. А потом вдруг на меня ка-ак что-то накатит! И я -- не я! Все совершаю не так, как мне хотелось бы, а наоборот, -- на глазах Охломониуса выступили крупные слезы. -- Думаю одно, говорю и делаю другое. Словно я кукла. Теперь понимаешь, каково мне?
   От такого признания Капризке стало не по себе.
   -- А вы не пробовали делать так, как вам хочется? -- скрывая растерянность, воскликнула она. -- Я еще маленькая, но всегда делаю, что хочу.
   Его Величество обречено махнул рукой.
   -- Пробовал. И не раз. Ничего не получается. Даже от своих глупых слуг не могу избавиться. Да я еще и забываю. Вот сделаю что-то -- и тут же забуду, что я сделал. Э-эх! Пропади она пропадом, такая жизнь! -- тут ножки коротышки-властелина, наверное, не выдержали такого груза горя, и он уселся прямо на пол. И сквозь слезы добавил: -- Одно только знаю -- командовать да пугать. Ну, и заколдовывать немножко.
   Капризка насторожилась.
   -- Так это вы, значит, заставили людей в вашем городе делать все шиворот-навыворот?
   Тот уныло кивнул.
   -- А то кто же! -- и поспешно добавил: -- Но я сделал это из самых добрых побуждений.
   Он вытер рукавами своего засаленного, грязного царского халата глаза и важно посмотрел на нее снизу вверх.
   -- Это было самое мудрое мое решение: сделать всех господами! -- и пояснил: -- Раньше как было: одни правят, другие -- прислуживают. Теперь все равны. А кто не хочет -- того в темницу. Здорово, правда?
   Девочка схватилась за голову.
   -- Так вот почему в вашей Дурдомандии я совсем не видела детей!
   Охломониус победно заулыбался:
   -- А как же! Разве можно сделать людей счастливыми, не применяя силы? А дети -- такие неслухи!
   -- Так вы считаете, что наказывать полезно? -- изумилась Капризка.
   Его Величество лукаво усмехнулся:
   -- А тебя родители только конфетками да шоколадками угощали?
   Капризка смутилась.
   -- Ну, -- отводя взгляд, призналась она тихо, -- иногда и ругали...
   -- Ага! -- обрадовался тот и назидательно поднял вверх указательный палец. -- А я что говорю: без наказания ну никак нельзя.
   Капризка задумчиво почесала кончик носа. Действительно, в чем-то, наверное, этот дядька прав. Но разве это хорошо? Вот ведь когда ее наказывали, разве она этому радовалась?
   -- А по-другому нельзя? -- вздохнув, спросила она.
   Тот отрицательно помотал головой:
   -- Никак!
   -- Жалко... -- пригорюнилась путешественница.
   -- Чего жалко? -- не понял Охломониус.
   -- Не чего, а кого, -- поправила Капризка. -- Людей жалко. Они же, наверное, не все нехорошие?
   И тут случилось то, чего девочка ну никак не ожидала. Вместо ответа Охломониус Двадцать Два-Наоборот внезапно выкатил глаза-пуговки, ставшие почему-то очень похожими на глаза людей на площади -- такими же пустыми -- да как заорет противным голосом:
   -- Эй, стража! Немедленно схватить эту дрянную девчонку и бросить ее в самую темную темницу! И не давать ей ни пить, ни есть до конца ее жизни!
   -- За что? -- только и успела сказать Капризка, пока толстяки в балахонах тащили ее навстречу новым испытаниям.
   -- А мне так захотелось, -- крикнул вслед Охломониус и дико расхохотался...
  
   В подземелье
  
   Что и говорить, не очень-то приятно очутиться одной в темной комнате, но еще хуже -- в темнице. Но если говорить, положа руку на сердце, обиделась Капризка не столько на это и даже не на грубое обращение с ней охранников, сколько на то, что владыка Дурдомандии оказался таким жестоким и коварным.
   -- Какой нехороший дядька. Фу! -- проворчала она, когда ее втолкнули в темное-претемное подземелье и оставили одну-одинешеньку. -- Разве можно быть таким обманщиком? Я же хотела только узнать, как попасть домой да еще спасти город от разрушения. А он?!
   Впрочем, ворчала она не долго (она же ведь не взрослая!). Поворчала, поворчала, а потом любопытство и упрямство взяли вверх: куда все-таки ее запихнули? И нет ли здесь какой-нибудь лазейки, чтобы выбраться?
   Конечно, темнота -- не подарок: что за радость идти, не ведая, что творится под ногами? Но и не сидеть же сиднем, подобно кукле? И Капризка, долго не размышляя о выборе маршрута, просто пошла вперед.
   Шла она, шла (разумеется, не слишком быстро: а вдруг под ногами яма окажется!) час, другой. В общем, долго. И, казалось, пути этому не будет конца. Что, впрочем, Капризку не очень огорчало: пусть поищут ее стражи, если захотят в другое место перевести! Но, в конце концов, среди сплошного мрака она заметила впереди светлое пятнышко. Такое махонькое, что вначале она не обратила на него ни малейшего внимания: мало ли что может померещиться в темноте. Но чем ближе она к нему подходила, тем больше становилось пятнышко, пока наконец не превратилось в большущее окно. Правда, зарешеченное.
   Решетка была старая-старая, покрытая таким толстым слоем ржавчины, что, ухватившись за нее, Капризка чуть не закричала от радости, подумав, что сломать такую не составит большого труда. Тем более, что папа, работавший на каком-то заводе, говорил иногда, качая головой: "Опять ржавчина трубу "съела": ткнул пальцем, а она -- в труху".
   Но, наверное, пальцы у папы были очень крепкими. Капризка же, сколько ни дергала железяку, даже не смогла пошевелить ее, только вымазалась рыжей железной пудрой с головы до ног. Наконец она поняла: из ее затеи ничего не выйдет. Вздохнув, девочка уселась наземь.
   -- Нет, мне это вовсе не нравится, -- громко сказала она, обращаясь к темноте. -- И страна мне эта не нравится. И я хочу домой, ясно?
   Ах, если бы что-то подобное случилось у нее дома, Капризка устроила бы родителям такой "тарарам" -- белого б света не взвидели. Но, к сожалению, здесь родным домом (девочка это давно поняла) и не пахло.
   -- А с кем это ты разговариваешь, Капризка? -- раздался внезапно чей-то голос.
   -- С кем хочу, с тем и говорю! -- машинально огрызнулась та. И тут же как подскочит на месте! -- Ой! Здесь что-то живое есть?!
   -- Я не "что-то", -- обиженно откликнулся тот же голос. -- А если говорить о живости, то я живее всех живых, понятно?
   Капризка завертела головой.
   -- Но где же вы? Я вас не вижу! -- воскликнула она. -- Или вы невидимка?
   -- Вот те раз! -- еще больше обиделся некто. -- Разуй очи, обуй нос, -- совсем как бабушка проворчал он. -- Не такой я маленький, чтоб меня не замечать. Вот же я -- справа!
   Посмотрела Капризка в указанном направлении -- а там действительно кто-то сидит, шевелится.
   Пригляделась она повнимательнее -- и как закричит во весь голос:
   -- Козлик! Миленький! Это ты говоришь? Вот здорово!.. Но как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь? Тебя сюда тоже гадкий Охломониус загнал? -- и, тараторя так, бросилась ему навстречу.
   Но не успела сделать несколько шагов, как ее остановил совсем уже сердитый голос существа, которое она приняла за парнокопытное.
   -- Какой я тебе козлик?! -- возмущенно закричало оно в ответ. -- Где ты видела козлов с человеческими руками и лицом? У-у, глупая девчонка!.. И зачем я с тобой связался -- сам не пойму! -- и как зафыркало, как зашипело: -- Ф-фу! Ф-фу! Стой на месте и не подходи ко мне, дуреха!
  
   Знакомство
  
   Слова незнакомого существа, если говорить честно, здорово обидели Капризку. Хоть она и маленькая, это же не повод, чтобы так оскорблять. Но и огрызаться она не решилась: еще снова одна останешься! Поэтому она сдержала на языке готовое выскочить резкое словечко и как можно миролюбивее сказала:
   -- Простите, пожалуйста! Я вовсе не хотела вас обидеть. Просто мне никогда еще не приходилось видеть никого, похожего на вас.
   Красные, как горящие угольки, глаза незнакомца вспыхнули.
   -- Как? Ты совсем-совсем не слышала про меня? -- изумленно спросил он.
   -- Э-а! -- отрицательно мотнула головой девочка.
   На мгновение незнакомец как бы потерял дар речи.
   -- Так-таки совсем-совсем? -- наконец недоверчиво произнес он. -- Неужели люди забыли про Черта?
   Капризка вежливо улыбнулась.
   -- Черт? Но ведь чертов не бывает! -- воскликнула она. -- Они только в сказках живут. Мне мама говорила.
   -- Не чертов, а чертей, -- обидчиво поправил ее тот, поерзав на месте. И передразнил: -- "Не бывает, не бывает..." Не видишь меня, что ли?
   Капризка подумала.
   -- А , может быть, вы мне только кажетесь? -- уточнила она.
   Длинный, с большой кисточкой на конце, хвост Черта перестал барабанить по земле.
   -- Ладно, не умничай! -- проворчал он. Но в тоне его уже не было прежней сердитости... -- Может, мы еще и подружимся, -- и пожаловался: -- А то ведь как обычно бывает: встретишься с кем-нибудь -- начинает плеваться, колотить по лбу, животу и плечам и бормотать всякую чепуху! -- большой рот рогатого растянулся до острых ушей, и послышался громкий зевок: -- А-а-ах!
   Позевав, Черт уже благодушно пригласил:
   -- Да ты не стой, Капризка, в ногах правды нет. Присаживайся, где хочешь и на что приглянется. Или ты, -- нечистый погладил свою бородку-клинышек, -- больше предпочитаешь диван, кресло или, на худой конец, трон? Так это не проблема: айн, цвай, драй -- и дело в шляпе!
   Капризка фыркнула: какой смешной этот дедушка Черт, с ней, как с какой-нибудь принцессой разговаривает. И весело отказалась от последнего предложения.
   -- Спасибо, дедушка! Я и на этом бугорочке посидеть могу, -- и плюхнулась на небольшой, покрытый мягким мхом, холмик.
   -- Ну, вот и славно, -- одобрил тот ее поступок. -- Я тоже не охоч к роскоши. Так-так-так... Значит, мы с тобой найдем общий язык. Вот только скажи честно, -- красные глазки, казалось, проникали в самое ее сердце, -- ты меня не боишься?
   Капризка расхохоталась:
   -- Какой вы смешной! Это только малыши всего пугаются. А я уже в школу скоро пойду!
   -- Это хорошо, -- снова похвалил ее необычный человечек с козьими ножками и рожками. -- Со смелыми всегда приятно дело вести. А нам с тобой ох сколько еще дел нужно сделать!
   Девочка непонимающе уставилась на него.
   -- Дедушка, о каких делах вы говорите, когда я даже не знаю, как отсюда выбраться!
   -- Ну, это не беда, -- ответил тот. И скорчил гримасу. -- Только не называй меня дедом: мне еще и двух тысяч лет не исполнилось.
   -- Двух тысяч?! -- Капризка поперхнулась словом. -- Но ведь это же так много!
   Тот насмешливо усмехнулся.
   -- Это для вас, людей, много. А для меня -- мгновение, -- и снова погладил свою бородку. И неожиданно добавил: -- А ведь это я перенес тебя сюда.
   От изумления Капризка сначала не могла произнести ни слова. А когда заговорила, то первое, что тот услышал, был возмущенный возглас:
   -- Вы?! Как вам не стыдно! Самому говорите, две тысячи лет, а ведете себя -- хуже маленького, -- и чуть не заплакала от обиды. Но тут же взяла себя в руки и, шмыгнув носом, решительно приказала: -- Ну, вот что, хватит шутки шутить. Если вы действительно волшебник -- немедленно отправьте меня домой!
   Тот восторженно зацокал длинным языком.
   -- Це-це-це! Ишь, какая хитренькая: так-таки и сразу. А если я не захочу, что тогда?
   -- Тогда... -- Капризка, вскочив, топнула ногой, -- тогда я вообще с вами разговаривать перестану.
   Черт зашелся от смеха.
   -- Ой-ой-ой! "Разговаривать перестану", -- дурашливо передразнил он. -- Мы в молчальников будем играть? Кто кого перемолчит? Ох-хо-хо! Со мной, с тем, кто может не разговаривать сотни лет? Ох, не смеши меня, малышка!
   Девочка даже покраснела от негодования.
   -- Я вам не малышка! -- крикнула она срывающимся голоском. -- Вы... вы... сами не больше меня.
   -- Ой ли? -- Черт потер крючковатый нос, щелкнул пальцами, -- и тут же голова его уперлась в свод подвала, а туловище стало огромным и толстым, как... (Капризка даже не сразу нашла сравнение) как молочная цистерна, поставленная на "попа". Почему так говорят, она не знала, ни один батюшка не выдержал бы на голове такой здоровенной бочки. Но, если так выражаются взрослые, наверное, так и надо.
   -- А теперь? -- спросил Черт и дохнул пламенем.
   Девочка поморщилась.
   -- Опять меня пугают, -- проговорила она, ни к кому не обращаясь. -- Только и знают: пугать да пугать. Видела я уже такое: дядька Охломониус показывал. Что, вам больше делать нечего?
   Черт снова принял прежние размеры.
   -- Ага, разговариваешь? -- расхохотался он. И уже миролюбиво добавил: -- А что пугаю, -- лукаво подмигнул, -- так у меня должность такая: пугать. Хотя, говоря по правде, мне это самому до чертиков осточертело.
   Капризка не знала, что ей сейчас делать: то ли смеяться, то ли продолжать сердиться? Поэтому, чтобы скрыть свое замешательство, снова села и хмуро отозвалась:
   -- Так и не пугали бы.
   Тот отмахнулся.
   -- Я что, я -- ничего. Это людям так хочется, наверное. Даже созданным мной дурдомандцам.
   Девочка подняла на него изумленный взгляд:
   -- Как это -- "созданным"? Они что, игрушечные, что ли?
   -- Ну, почему же? -- Черт почесал у себя за острыми ушами. -- Они самые настоящие люди-человеки.
   -- И Охломониус Двадцать Два-Наоборот?
   -- И он, -- согласно кивнул тот рожками. -- Управлять же людьми кому-то надо? Вот он, с помощью моего колдовства, и делает все. Только, когда я отвлекусь или засну, начинает своевольничать...
   -- Ничего себе управление, -- удивилась Капризка. -- Так все ломать -- ничегошеньки не останется.
   -- Ну, это дело поправимое, -- флегматично возразил Черт. -- Поломают, поломают, потом отстроят.
   -- Да? -- голос девочки прервался от возмущения. -- А та бомба на площади? Ее подогревают для того, чтобы потом собрать?
   Хвост нечистого заметался по земле, выражая обеспокоенность.
   -- Ты, девочка, говори, да не заговаривайся! Бомбу ту своим созданиям я сотворил не для экспериментов.
   -- А для чего?
   -- Ну, -- Черт слегка замялся. -- Я хотел, чтобы все было, как у людей. Посмотрят мои жители на нее, станет им страшно, вот и станут создателя почитать.
   -- А они вот ка-ак подогреют ее, -- не сдержалась от колкости Капризка, -- а она ка-ак шандарахнет! -- так от вас и мокрого места не останется.
   Тот подпрыгнул.
   -- А ты не шутишь? И впрямь подогревают?
   Путешественница всплеснула руками:
   -- Ну и создатель! Говорите, что сделали мир, а даже не знаете, что в нем творится.
   -- Видишь ли, -- смутился рогатый, -- некоторое время я был занят проблемой переноса тебя в Дурдомандию.
   -- А зачем?
   Черт удивленно распахнул глаза:
   -- А ты до сих пор ничего не поняла?
   -- Не-а, -- Капризка отрицательно покачала головой.
   -- Хм, -- задумчиво уставился на нее тот. -- Действительно, надо было сразу посвятить тебя в мои планы. Ну, да ладно, и сейчас не поздно... Понимаешь, мне уже две тысячи лет...
   -- Вы об этом уже говорили, -- нетерпеливо перебила девочка.
   Черт насупил лохматые брови.
   -- Помолчи немного! Ты мешаешь мне сосредоточиться... О чем это я?.. Ах, да! Значит, нам, чертям, очень нужно, чтобы в нас верили. Когда же верить перестают, мы начинаем быстро стареть. А кому хочется быть старым? Вот я и выбрал тебя в помощницы. Теперь вместе дела делать будем.
   -- Не знаю... -- медленно протянула она. И недоумевающе пожала плечами. -- А почему в помощники вы выбрали именно меня? Неужели нельзя было пригласить кого-нибудь из взрослых?
   -- Опять двадцать пять! -- с досадой отозвался тот. -- Я же тебе уже битый час объясняю: в помощники нам, чертям, нужны самые капризные, самые непослушные, -- и на его физиономии появилась умильная ухмылочка. -- Ну, а кто же для этой роли лучше подойдет? Недаром же тебя прозвали Капризкой, не так ли, моя умница?
  
   Чертовы забавы
  
   Хорошо, что в подземелье было не очень светло. Не то и сама Капризка испугалась бы собственного вида: такой буйной краской стыда покрылось ее лицо. Что и говорить, доставалось от нее родителям: чуть что, такой крик да визг устраивала -- у самой волосы дыбом на голове вставали. Но ведь делала она все это не со зла?
   -- Я... я больше не буду, -- едва слышно проговорила она, опуская голову.
   Черт нахмурился.
   -- Но-но-но! -- грозно проговорил он. -- Только не это! Нам, нечистой силе, послушные людишки и вовсе не нужны, -- и пустился разглагольствовать: -- Ведь ты только послушай, как звучит: чер-ти, не-чис-та-я си-ла!.. Нечистые -- значит, грязнули, неслухи, капризули. С такими миром управлять -- одно удовольствие. Все сделают наоборот. И оттого чертям будет весело и хорошо. Поэтому, раз ты подходишь мне по своему характеру, предлагаю тебе для начала самую высокую должность в Дурдомандии -- будешь принцессой. А подрастешь -- станешь королевой. Договорились?
   -- Но я не хочу, -- отшатнулась Капризка. Я хочу домой, -- и слезы навернулись на ее глаза. -- Мама и папа, наверное, уже с ног сбились, разыскивая меня. И бабушка с дедушкой тоже. К тому же, -- внезапно пришла ей в голову хитрая мысль, -- в Дурдомандии уже есть правитель.
   -- Кто? Охломониус? -- пренебрежительно фыркнул Черт. -- Не смеши. Да он же глуп, как пробка!
   Такое сравнение почему-то еще больше расстроило девочку.
   -- Но ведь таким его сделали вы сами, -- хмуро отозвалась она.
   Черт слегка смутился. А затем неуверенно произнес:
   -- Да, тут я, должно быть, что-то напутал, -- сказал он и задумчиво подергал себя за ухо. И тут же радостно ухмыльнулся. -- Придумал! Я его пока превращу в каменную статую, -- и самодовольно вскинул на нее взгляд: -- Ну, как мое предложение? Гениальное?
   Но Капризка почему-то не обрадовалась. Ей вдруг показалось, что перед нею не всемогущее существо, а просто больной дяденька (ну, немного странного вида, конечно), какого она видела однажды в поликлинике. Тот тоже хихикал, корчил рожицы и говорил что-то непонятное. Потом за тем дяденькой приехала "скорая", из нее вышли четыре человека. Они взяли дяденьку под руки и куда-то увезли. А мама тогда вздохнула и сказала: "Потерял, бедняжка, разум. Ну ничего, врачи его быстро на ноги поставят", -- и глаза ее при этом стали сумрачными-сумрачными.
   Тогда девочка хотела уговорить маму поискать утерянный разум (ведь если что-то утеряно, то это можно найти. В крайнем случае есть же "бюро находок"). Но мама грустно покачала головой: "Разум в канаву не завалится", -- туманно пояснила она.
   Из всего сказанного Капризка поняла одно: тех, кто потерял ум, надо жалеть. И поэтому сочувственно обратилась к нечистому:
   -- Дяденька Чертик, не надо никого наказывать. Лучше пойдемте ко мне домой. А мама и папа сводят вас в больницу, и доктор вам новый разум выпишет. А бомбу ту уберите, и пусть жители Дурдомандии живут, как им самим нравится.
   От ее предложения глаза у Черта чуть не вылезли из орбит. Губы его сделали несколько громких хлопков, и только потом изо рта нечистого донеслось членораздельное:
   -- Глупая девчонка! Это тебе надо мозги новые вставить! -- завизжал Черт, брызгая слюной. -- У меня же их больше, чем у всех вас, людишек! Я -- самый мудрый, великий и могущественный волшебник во всей Солнечной системе! Захочу -- и зажгу в небе столько звезд, сколько тебе и не снилось! А пожелаю -- и погаснет это несносное горячее светило, именуемое Солнцем!
   Но чем громче он вопил и визжал, обещая всяческие кары роду человеческому, тем больше Капризка убеждалась, что перед ней очень больной человек (хоть и с хвостом), у которого, по выражению бабушки, "не все дома". И, памятуя ее наставления не раздражать таких людей, постаралась не тревожить того.
   -- Хорошо, дяденька Черт, -- как можно дружелюбнее сказала она. -- Давайте больше не будем ссориться, -- и добавила не без лукавинки: -- Вот вы говорите, что все-все можете...
   -- Ну, -- явно обескураженный, хмуро ответил тот.
   Капризка невинно улыбнулась.
   -- А еду достать сумеете?
   -- Чего? -- Черт недоуменно уставился на нее. -- Это ты о чем?
   -- О еде, -- еще шире улыбнулась девочка. - Просто у меня с утра еще и маковой росинки во рту не было.
   -- А-а, -- совсем сбитый с толку нечистый погасил в глазах злой огонь. -- Об этом я действительно как-то не подумал. Но это мы запросто, -- и выжидательно уставился на нее. -- Ну, заказывай, что твоей душе угодно!
   -- Значит, так... -- Капризка наморщила лоб, -- пусть здесь появится много-много мороженого: и пломбир, и сливочное в шоколаде, и эскимо на палочке, и...
   -- Постой, постой, -- ошеломленно перебил ее Черт, -- чего мороженого? Фруктов, что ли? Или овощей?
   -- Ха-ха-ха! -- залилась смехом девочка. -- Столько лет прожили, а до сих пор не знаете? -- и важно пояснила: -- Мороженое -- это мо-ро-же-но-е. Ясно?
   Рожки Черта задергались.
   -- Нет, -- растерянно отозвался он. -- И никогда о таком не слышал.
   Капризка во все глаза уставилась на него.
   -- Совсем-совсем? -- искренне удивилась она. -- Ай-я-яй! А еще говорили, что вы, -- она хотела сказать "умные", но вовремя остановилась, -- всемогучие.
   -- Всемогущие! -- кислым тоном отозвался тот. И попросил: -- Послушай, а не могла бы ты рассказать, на что это твое мороженое похоже?
   -- Это... это... -- обрадовалась вначале Капризка, -- это сладкое-сладкое и вкусное-превкусное, и оно тает во рту...
   -- Халва?
   -- Да нет, -- с досадой перебила она, -- это во много раз вкуснее. И тает...
   -- Снег?
   -- Какой вы непонятливый! -- даже расстроилась девочка. -- Я же говорю: сладкое-пресладкое и белое-белое. А бывает коричневое. Или с красными, зелеными или желтыми полосками. Мягкое и холодное.
   -- Так, может, рахат-лукум? -- спросил вконец растерявшийся Черт. -- И тут же поправил сам себя: -- Хотя нет: он не холодный... Совершенно ничего не понимаю! -- воскликнул он в отчаянии.
   -- Эх, вы! -- рассердилась Капризка. -- А еще волшебником себя называете! -- и прикусила язычок: да чего же она сердится, если сама не знает, из чего мороженое сделано. И покраснела.
   Но тот ничего не заметил.
   -- Белое-белое... красное-зеленое... и с желтыми холодными полосками... Ни снег, ни халва-рахат-лед... Тьфу, черт! То есть я... Или не я? -- забормотал он, то дергая себя за бородку, то яростно скребя за рогами. -- Нет! Наверное, я... Не рахат-лукум! Не снег! -- и схватился за голову. -- Да при таком объяснении сам Черт ногу сломит!
   Видя такую реакцию, Капризка подошла к нечистому и с жалостью погладила его по мохнатому плечу.
   -- Бедненький! -- сочувственно произнесла она. -- Да вы не отчаивайтесь. Давайте что-нибудь из кушаний придумаем.
   Черт яростно взвизгнул.
   -- Но-но-но! Только без нежностей! -- и, успокаиваясь, проворчал: -- Заказывают тут, сами не знают что, а я отдувайся! Все! Я сам обед придумаю. Хочешь мои любимые блюда попробовать?
   -- А это вкуснее мороженого?
   Нечистый даже подпрыгнул на месте.
   -- Ни слова больше о твоих дурацких мороженых! Ф-фу!.. Я предлагаю самые лучшие блюда моего мира -- и важно начал перечислять: -- На первое -- суп из гусениц, приправленный серой. На второе -- жаркое из летучих мышей, запеченных в дубовой коре. А на десерт -- восхитительнейшая лягушачья икорка с добавлением желудевого порошка, болотной ряски и политая змеиным ядом. Прелесть! -- Черт причмокнул языком. -- Как-то Кащей Бессмертный попробовал -- триста лет не мог прийти в себя. От восхищения, конечно!
   Предложенные "деликатесы" радости у Капризки почему-то не вызвали.
   -- А нельзя ли, -- поспешно сказала она, -- чтобы вместо этого здесь появились яблоки, по стаканчику молока и хотя бы по малюсенькому, -- она чиркнула пальчиком правой руки по мизинчику левой, -- вот такусенькому кусочку хлеба?
   Тот недовольно засопел.
   -- Что? Опять что-то не нравится? Вот и старайся для такой!.. Ну ладно, будь по-твоему! -- он щелкнул пальцами, дунул, плюнул -- и перед глядевшей на него во все глаза Капризкой возник низенький, с резными ножками, столик и два ажурных креслица.
   А на столике том чего только не было! Посредине -- большущая хрустальная ваза, до краев наполненная грушами, апельсинами, бананами, виноградом и прочими заморскими плодами. Возле вазы, в бочоночке, -- настоящий мед. С другой стороны вазы чинно расположился глиняный кувшин, полный молока. Возле кувшина -- две кружки. А еще на столе красовался горячий пышный пирог.
   Капризка восторженно захлопала в ладоши.
   -- Ой, как здорово! И все это настоящее?
   Польщенный Черт самодовольно усмехнулся.
   -- А как ты думала? Мы подделками не занимаемся! -- гордо сказал он и сделал приглашающий жест. -- Так что, как там у вас, людей, говорят! Ах, да: "Соловья баснями не кормят!?" Прошу к столу.
   Вторичного приглашения не потребовалось. Девочка быстренько устроилась в креслице, отломила большой кусок пирога, налила в тут же появившееся блюдечко меда, обмакнула в него пирог и отправила в рот. А, набив пищей рот, спросила:
   -- А ы пошему не ушате?
   Тот вытянул шею.
   -- Что ты сказала?
   Капризка проглотила кусок пирога и уже внятно произнесла:
   -- Почему вы не кушаете?
   -- А-а, -- понял Черт. -- Да я недавно, лет сто тому назад, уже ел.
   -- Сто лет?! -- поразилась девочка, уплетая банан. -- И с тех пор не кушали? Так ведь и умереть можно!
   Тот недовольно скривился:
   -- А вот этого не надо.
   -- Чего не надо? -- не поняла Капризка.
   -- Жалости, -- недовольно засопел Черт. -- Не люблю.
   -- Почему?
   -- У нас, в подземном мире, такое не принято. У нас там вообще знаешь что?
   Девочка неуверенно пожала плечами:
   -- Папа говорил, что внутри находится раскаленное ядро, которое обогревает землю.
   Нечистый расхохотался:
   -- Да ничего твой папа не знает. Ядра бывают только у орехов. А в земле -- пекло. Понятно?
  
   Фокус-покус
  
   В глазах у Капризки вспыхнуло недоверие: какое пекло? Печка, что ли? И почему этот хвостатик так неуважительно говорит о ее папе? И она отложила в сторону веточку сочного винограда.
   -- Не хочу я больше ваших вкусностей! -- буркнула она. -- А папа мой все знает. И пекло -- враки!
   -- Не веришь? -- оскорбился Черт. -- Мне? Самому нечистому из нечистых?
   -- Враки, враки!
   -- И тому, что я умею колдовать?
   -- Враки.
   -- А это что? -- закипая, показал он на столик.
   -- Фокус! Простой фокус! -- еще решительнее возразила Капризка. -- Как в цирке. Дяденька Кио и не такое умеет.
   -- Какой еще Кио?! -- завопил Черт. -- Не знаю я никаких Кивов! -- И, вскочив на ноги, забегал вокруг столика. -- Я -- единственный в мире, самый всемогущественный маг и колдун! Только я могу все-все-все! Никто со мной не сравнится!
   Но Капризку уже понесло. Надула губы и бормочет упрямо:
   -- А вот и не все! А вот и не все! И столик этот -- фокус, фокус, фокус!
   Кто знает, сколько бы они еще препирались? Но тут Черту пришла на ум, наверное, какая-то идея, так как он внезапно остановился, и на его физиономии появилась торжествующая ухмылка.
   -- Значит, не веришь?.. Не веришь? -- ехидно переспросил он. -- Кио сильнее меня? А что, если я покажу тебе то, что твоим людишкам и не снилось?
   Девочка перестала огрызаться и уже с любопытством посмотрела на него.
   -- А покажите, покажите! -- сказала она с вызовом. -- Только вам это слабо!
   -- Ах так! Ну, смотри! -- и в ту же секунду в руках у Черта появилась... тарелка, на которой лежало одно яблоко.
   Губы Капризки скривились в скептической улыбке:
   -- Тоже мне фокус-покус! Да таких тарелок у нас в серванте -- не пересчитать.
   -- Ой ли? -- в глазах Черта заплясали веселые чертики. -- А ты приглядись внимательнее.
   Посмотрела-посмотрела Капризка, и глаза ее вспыхнули восторгом.
   -- Ой! Телик! -- и затрещала-затараторила: -- А чей он: американский или японский? А где у него выключатель? А сколько каналов? А мультики по нему показывают?
   У нечистого аж челюсть отвисла: в одну минуту столько вопросов. И главное -- ни капельки удивления, будто так и надо.
   -- Замолчи, негодная! -- завопил он не своим голосом. -- Ты что, издеваешься? Какой телик? Какие канавы? Где ты увидела здесь хоть одну канаву?! Нет, я от тебя скоро с ума сойду.
   Девочка притихла, с недоумением глядя на разбушевавшегося не на шутку нечистого. Чего это он так распсиховался? Она ведь только маркой телевизора поинтересовалась.
   А Черт уже чуть не плачет.
   -- Так, может, ты скажешь, что уже видела и серебряное блюдечко с наливным яблочком, которые показывают все, что ни пожелаешь? Отвечай, не ври! Ты еще такого не видала!
   Капризка сожалеюще покачала головой. Определенно, этот странный дядька болен: по таким пустякам убивается.
   -- А поближе ваш те... ваше блюдечко посмотреть можно? -- осторожно спросила она. -- Очень уж у него экран маленький.
   Черт просиял.
   -- Ага, интересно? Теперь будешь знать, с кем дело имеешь! -- воскликнул он. И тут же скуксился: -- Одно плохо: зря я, кажется, тебя в помощницы выбрал.
   Капризка, с восхищением разглядывавшая ожившие картинки на серебряном блюдечке, непонимающе вскинула взгляд на нечистого.
   -- О ком это вы, дяденька Черт? -- спросила она невинным тоном.
   Тот плюхнулся в кресло.
   -- О ком же, как не о тебе, -- проворчал он. И, обращаясь скорее к себе, нежели к девочке, горестно забормотал: -- Эй, и опростоволосился! Права была моя бабушка, говоря: "Не все то золото, что блестит". Думал: раз капризная, то и злая. А она -- тьфу! тьфу! тьфу! -- жалельщица! Жалеет, жалеет... Даже меня, нечистого, -- утешает! А что бы случилось, если бы она в пекле очутилась? Страшно подумать! Грешники бы перевоспитались, котлы остыли... Папа Дьявол! -- Черт в отчаянии схватился за голову. -- Что я наделал! Чуть ли не в компаньонки девчонку записал! Чуть всех нас, нечистых, без волшебной силы не оставил!.. Вилы мне в бок! -- и большущие слезы покатились по мохнатой физиономии хвостатого.
   Из всего сказанного Капризка поняла только одно: Черт чем-то здорово огорчен. И ей стало еще жальче этого косматого неумеку, который прожил уже так много лет, а ума не набрался.
   Аккуратно положив на столик блюдечко с яблочком (какая занятная игрушка-компьютер!), девочка подбежала к хнычащему нечистому и ласково погладила его по плечу.
   -- Дяденька Чертик, -- заворковала она, -- ну, не надо так переживать. Ну, сделали что-то не так, так ошибку всегда можно исправить. Давайте вместе подумаем.
   Еще пуще тот пригорюнился. И даже забыл о том, что не любит "жалельщиков".
   -- Да что тут придумаешь? -- жалобно спросил он. -- Что тут исправишь? Э-эх, и зачем я только с тобой связался?
   Капризка наморщила лоб.
   -- А вы отправьте меня домой -- и все тут!
   -- Да-а, -- засомневался нечистый, -- отправь! Думаешь, это легко? Никогда еще черти никого просто так не отпускали.
   -- Ну и что? -- лукаво улыбнулась Капризка. -- Зато вы будете первым. И вам потом за это все завидовать будут.
   Черт неуверенно поскреб себя по затылку.
   -- А что?.. Когда завидуют, это нам, нечистым, очень даже нравится, -- и решительно махнул рукой. -- А-а, ладно, будь по-твоему: отпускаю! -- и хотел было уже щелкнуть пальцами.
   Но девочка, зная, что это означает, поспешно схватила его за руку.
   -- А как же жители? -- испуганно вскрикнула она.
   -- Какие жители? -- изумленно посмотрел на нее тот. -- Дурдомандцы? Да они-то здесь при чем?
   -- Как "при чем"? -- насупилась Капризка. -- Но они же люди? Люди!..
   -- Ну и что? -- Черт сделал презрительную гримасу. -- Я их создал! Что хочу, то с ними и сделаю.
   Капризка всплеснула руками.
   -- Но ведь вы сами сказали, что они жи-вы-е! -- возмущенно воскликнула она. -- Так разве можно поступать с ними, как с игрушками? И в темницах держать людей нехорошо. И бомба... Если она взорвется, кто тогда будет здесь жить?
   -- Да-а, -- задумался Черт, -- об этом я как-то подзабыл. -- и приказал: -- Ну-ка, подай сюда блюдечко! Посмотрим, что в нашем царстве-государстве творится, -- и, когда та выполнила просьбу, довольно ухмыльнулся: -- Ну вот, а ты волновалась. Сейчас польет Охломониус бомбу водичкой, и все будет в порядке.
   Вместо того, чтобы обрадоваться, Капризка схватилась за голову.
   -- Дяденька Черт! -- в отчаянии крикнула она. -- Да ведь это же очень опасно!
   Рожки у того начали потихоньку дергаться.
   -- Что еще? -- недовольно пробурчал он. -- Что опасно?
   -- Поливать опасно, -- нахмурилась девочка. -- Мама однажды брызнула на раскаленную электроплитку водой, та и треснула. А папа сказал, что так и до взрыва недолго. Понятно?
   Черт уважительно посмотрел на нее, щелкнул пальцами, что-то пробормотал и победно вскинул голову:
   -- А теперь ты довольна?
   Та посмотрела на блюдечко и захлопала в ладоши: бомбы на площади как не бывало.
   -- Ой, как хорошо! А теперь выпустите всех людей из темниц.
   Тот яростно замотал головой:
   -- Чего-чего, а этого ты от меня не дождешься.
   -- Ну, дяденька Черт, -- заканючила Капризка. -- Ну, что вам стоит?
   -- Никогда! -- топнул копытцем нечистик.
   Но надо знать и Капризку: если она начала о чем-то просить -- не отцепится.
   -- Миленький Чертик, -- еще умильнее заворковала она, -- ну пожалуйста! Вы же такой славненький, такой хорошенький, такой мохнатенький. Неужели вы не сможете это сделать?
   Еще пуще тот затопал ногами.
   -- Нет! Я больше этого не выдержу! -- завопил он, затыкая уши. Еще немного, и у меня от твоих слов рога отвалятся, несносная девчонка! -- и вдруг злобно ухмыльнулся. -- Хорошо, сделаю, как ты хочешь. Но с одним условием...
   -- Согласна! Согласна! -- радостно закричала девочка, даже не дослушав его.
   -- Только смотри, не обижайся потом, -- ехидненько прищурился нечистый. -- В общем, сделаем так: сыграем в загадки. Ты загадаешь мне две загадки. Если я их не отгадаю, все будет, как ты просила: и людей отпущу, и тебя к папе-маме быстренько доставлю. Но если хоть одну из них разгадаю, -- в глазах у Черта полыхнули красные огоньки, -- дурдомандцев, так и быть, освобожу, но тебя в каменюку превращу, гадкую девчонку!
   Капризка решительно кивнула головой...
  
   Возвращение
  
   Сели они друг напротив друга. Капризка от напряжения даже брови насупила. И торжественно начала:
   -- Пер-р-рвая загадка, - растянула она как можно больше букву "р". -- Почему огурец соленый весит три пуда?
   Лохматые брови нечистика взметнулись высоко вверх.
   -- Три пуда? -- удивленно переспросил он. -- Три пуда! Где же это такой огурец вырос? На Марсе, что ли? -- и он нервно замотал хвостом. -- И притом -- соленый. Соли много? Нет! Столько не влезет. Здесь что-то другое! Но что, что? И почему он должен весить три пуда?!
   Не находя ответа, он вскочил на ноги и забегал по подземелью, хлопая хвостом то о землю, то по собственным бокам. И бегал до тех пор, пока не выбился из сил. А потом плюхнулся в кресло и, чуть не плача, выдохнул:
   -- Все! Не знаю ответ.
   Капризка забарабанила пятками по ножкам своего ажурного стула-креслица.
   -- Ага! Сдаетесь, сдаетесь?
   Бородка Черта словно приклеилась к его мохнатой груди.
   -- Говори отгадку, -- уныло попросил он.
   -- А потому, -- с важностью произнесла девочка, -- что Алена столько весила.
   -- Какая Алена? Ты мне ни про какую девчонку не говорила. Ты только про соленый огурец спрашивала.
   -- А вот и нет! А вот и нет! -- заразительно расхохоталась Капризка. -- Я же вам как говорила: почему огурец с Аленой весит три пуда. А вы не слушали, вот и не отгадали? Что неправда, неправда?
   С досады Черт чуть не оторвал свои рожки: так в них вцепился.
   -- Ну, погоди! -- с досадой прорычал он. -- Больше ты меня не обманешь. Говори следующую загадку.
   Перестав смеяться, девочка пристально посмотрела ему прямо в глаза.
   -- А где же люди? -- спросила она. -- Ведь вы обещали выпустить всех из темниц.
   Глаза нечистого вспыхнули.
   -- Твоя взяла, -- взвыл он, брызжа слюной. И щелкнул зубами и пальцами. -- Вот, смотри! -- и протянул к ней серебряное блюдечко, на котором снова всплыло изображение дурдомандской площади. Но на этот раз вся она была переполнена ликующими людьми. Там были взрослые и дети, дяденьки и тетеньки. Они плясали и веселились, и никто больше ничего не ломал и не дрался. А лица их сияли такой радостью, что юная путешественница не сдержалась от восторженного возгласа.
   -- Рано радуешься, вредная обманщица! -- вскипел Черт. -- Посмотрим, что ты скажешь, когда я отгадаю твою вторую загадку.
   Что и говорить, не очень приятное напоминание. Но Капризка и вида не подала, что испугалась.
   -- Ладно, дяденька Черт, -- согласилась она. -- А скажите, от чего утка плавает?
   И загоготал тут нечистый, даже подпрыгнул в кресле, весело потирая косматые ручищи.
   -- Вот ты и попалась, хитрая девчонка! Быть тебе отныне камнем на веки вечные. А утка плавает, оттого что птица эта жирная. А жир в воде не тонет. Ха-ха-ха!
   Страх окончательно оставил Капризку.
   -- А вот и нет! -- радостно закричала она. -- Утка плавает не от жира, а от берега, от берега!
   И взвыл тут нечистый. Завизжал противным голосом:
   -- Молитвой мне по рогам! -- страшно выругался он. -- Гадкая, противная девчонка! Не хочу с тобой водиться. Убирайся домой и больше никогда не попадайся мне на глаза!
   Но Капризку уже не остановить. Ведь она так любила загадывать загадки! А своими "зачем" и "почему" она любого могла свести с ума.
   -- А за чем вода в стакане? -- быстро затараторила она. -- А что делал слон, когда был на поле он? А почему...
   Ах, сколько бы она задала еще вопросов лохматому и как бы, наверное, они славно повеселились, если бы собеседник был хоть чуточку терпеливее!
   Но тот почему-то вдруг страшно вскрикнул, пырскнул пламенем, а затем раздался жуткий грохот и... Черт исчез. Ну, словно его и вовсе не было.
   Как прошло исчезновение, девочка не успела заметить: пламя было настолько ослепительным, что ей поневоле пришлось закрыть глаза.
  
   Алина
  
   -- Ах, -- послышался совсем рядом знакомый голос, -- моя любимая чашка! Где я теперь такую найду? И все из-за твоих фокусов, Капризка! Послушалась бы, пришла сама на кухню, и чашка целой осталась бы.
   Девочка открыла глаза и недоумевающе посмотрела по сторонам. Подземелье исчезло. А вместо Черта перед ней стояла...
   -- Мамочка, это ты? -- обрадовалась она. -- Ой, как чудненько! -- и, сбросив с себя одеяло, обхватила ее за шею.
   Мама оторвала скорбный взгляд от разбитой чашки и изумленно посмотрела на дочку.
   -- Доченька, -- развела она руками, -- что с тобой? Уж не заболела ли?
   Та только крепче прижалась к ее лицу.
   -- Ой, мамочка, а где я сегодня побывала! -- воскликнула она. И тут же прикусила язычок: ведь мама была какой-то большой научной работницей и не верила ни в какую нечистую силу. И, услышь она рассказ про Черта, обвинила бы бабушку в "антипедагогическом подходе в деле воспитания подрастающего поколения" и вовсе бы запретила той рассказывать сказки.
   Вспомнив об этом, девочка только тихонько попросила:
   -- Мамочка, не называй меня больше, пожалуйста, Капризкой! Ведь я же Алина, и с сегодняшнего дня я буду тебе во всем-всем помогать. И мы с тобой крепко подружимся. Договорились?
   Ну, против такого предложения еще ни одна мама на свете не могла устоять...
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"