- Владик, будь любезен, скажи, пожалуйста, Мишенька случайно не у тебя? - Да, вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз. И ведь не объяснишь разлюбезной бабушке своего бывшего одноклассника, что ты ни в коем разе не контролируешь её внука и вообще понятия не имеешь, где он и что делает. Парню семнадцать стукнуло, а носятся с ним, как с трёхлеткой.
- Софья Марковна, я сегодня Мишу не видел. А он что, вам ничего не сказал?
- Ай, Владинька, когда он уходил, я готовила. У меня всё так шкворчало, но я думала, что к моим тефтелькам он точно будет. Он никогда их не пропускает. Ты уж, пожалуйста, позвони Алёшеньке, может он что знает. А то мы уже начинаем волноваться.
"Начинаем волноваться", - это значит, что весь дом Эпштейнов уже стоит на ушах, пытаясь найти блудного сына и внука. Мишку они "пасли" всегда, начиная с садика, указывали ему с кем дружить, что читать, на каких девочек обращать внимания и какие брюки носить в школу по пятницам. А Мишка слушался. По большей части, конечно. Даже поступил под влиянием семейки не в художественную школу или, там, на архитектурный, а на экономфак местного универа. Путь "по стопам отца", управляющего одного из крупных городских банков, был предопределён.
- Хорошо. Вы только не волнуйтесь. Я свяжусь с Алексеем и сам вам перезвоню. Найдётся Миша, никуда он не денется.
- Очень на это надеюсь.
Вот тебе и отдохнул после трёх вечерних пар. Теперь Мишку искать надо. Это бабку его я успокоил, а сам заволновался по полной: исчезновение всегда пунктуального Эпштейна - дело нешуточное. Чтобы он не предупредил родаков, о том, что где-то задерживается - нонсенс. Один раз было, что его гоп-стопнули в тёмном переулке, айфону прикрутили ноги, а самому Михаилу начистили физию. Так это с каждым случиться может. Он тогда ко мне притопал, весь в кровище, как швед после Ледового побоища. Привёл подручными средствами его в норму, доставил по адресу. Так что теперь я - первая инстанция, где этого оболтуса ищет бабушка. Не милиция, не морги - я.
Нет, если б это был кто другой, можно было бы предположить, что завис пацан где-нибудь у смазливой девчонки, но это, если только не знать Мишку. Ну, и его семью, конечно. Пока мама с папой не скажут, он на слабый пол и вполглаза не посмотрит. Не то, что мы с Юрасиком. С тем самым, которому и просила позвонить Мишкина бабушка.
Лёшка Юрасик, наш же с Мишкой бывший одноклассник, после школы успел не только жениться, но, кажется, даже заделать ребятёнка. По крайней мере, про то, как там Ирка в последнее время он отвечал неизменным, - "Вроде беременна. В роддоме я уже договорился". Впрочем, если смотреть на его пивное брюхо, так можно подумать, что рожать будет именно он.
- Влад, мы почти спим, - было первое, что выдавил Лешка после моего звонка. Но, узнав, что нужно поискать Мишку, Юрасик тут же проснулся и даже оживился. Искать - это не смотреть скучающим взглядом рядом с засыпающей женой выступление фигуристов, которые вроде как благотворно влияют на развитие плода (мысль, что, если мальчик, то лучше смотреть хоккей, слабым полом почему-то никогда не рассматривается).
- Я скоро, - деловым тоном подвёл Лёха черту под разговором, - Жди.
Эпштейнам звонил уже Юрасик. Он сперва извинялся за то, что заставил их дико волноваться, потом, когда нетерпение на той стороне стало зашкаливать, сообщил, что это он самолично вывез Мишку на этюды к себе на дачу, так как тот его уже давно слёзно умолял об этом. Ну а там, в верховьях Ветлуги, связь сотовая нестабильна, оттого и дозвониться до Михаила сейчас проблематично. Но к выходным внук и сын будет дома и он, Алексей Юрасик, будет главным гарантом его появления.
Лёшка дрожащей рукой опустил трубку на рычаги и стёр пот с покрасневшего лба.
- Фу, вроде уломали. Мойшу-то где искать будем?
А где искать Мишку, могли знать только мы с Лёхой. Потому что тот своё сокровенное не доверял никому, исключая избранных, нас то есть. В школе, да-да, ещё в школе Мишка увлёкся рисованием. Рисовал он всех и всё, рисовал на уроках и на переменах, рисовал на последних страницах тетрадей, да и не только на последних. Рисовал, правда, большей частью карикатуры. На учителей, на одноклассников. Завуч раз даже вышел из себя, когда на двери своего кабинета обнаружил дружеский шарж с ушами ослика Иа-Иа на макушке. Конечно, после того, как "открылись переходы", с рисованием пришлось стать осторожным, но Мишка не был бы Эпштейном, если бы и тут не нашёл для себя чёрный ход. Его отец самолично пробил для отпрыска лицензию, так как карикатуры - это же не картины, а хобби, которое нужно даже будущему банкиру. Вот он, взрослый дядя, имеет слабость собирать израильские марки. А чем карикатуры не вариант? Разностороннее развитие всегда в приоритете.
Открытие порталов застало нас ещё классе в седьмом. И потом весь мир около полугода только это и обсуждал, исследовал и строил гипотезы. А они, порталы, возникли на месте картин, причём никакой чёткой связи между биографией художника и количеством инициированных из его картин порталов не было вообще. Творец мог уже давно червей кормить, а портал всё работал. Правда, только в одну сторону: из рамки в нарисованный образ. Через Шишкина можно было попасть в тайгу, через Айвазовского - на курорт.
Мишка ни лес не море не рисовал. Он вообще ничего ероме шаржей не стряпал. Правда, лишь до тех пор, пока не увлёкся граффити. Ну а малевать на стенах Мишка предпочитал в гордом одиночестве. Пару раз мы с Юрасиком ходили с ним, вроде как за компанию, только не срослось. Посмотреть на шедевр - это одно, а присутствовать при создании - совсем другое. Наше бодрое хихикание за спиной лишь раздражало творца. Хотя, где искать Мишкины шедевры мы всё же знали: "заценить" первыми он звал нас. И вот теперь в одном из этих сверхсекретных мест... Впрочем, о грустном думать не хотелось.
- Пройдёмся по всем.
Мы побывали везде. Мы проверили гаражи в Распановском овраге, мы обошли по берегу Ржавки стену завода, которая была доступна всем графитчикам от начинающих до асов, мы даже залезали в старые казармы расформированного лет десять назад ракетного училища. Мы были во всех Мишкиных местах, о которых знали. Тщетно. Ни Михаила, ни следов его пребывания обнаружено не было. От смазливой одногруппницы Эпштейна ушлый Юрасик узнал, что тот схлопотал на последнем коллоквиуме "неуд", и потому, как истый студент, должен был с горя напиться. А на пересдачу явиться только потом, в состоянии "чуть с бодуна". Ну и, зная всё это, на его отсутствие внимания никто и не обращал. Но, дело-то в том, что Мишка к истым студентам себя не относил, крепче пива не употреблял, и даже о своём провале никому не сообщал. Включая родных. Иначе бы они не были спокойны начиная с того самого вечера, и Софья Марковна обегала бы уже всю университетскую братию, на каждом углу делясь своими эмоциями по поводу пристрастности академиков.
Нашёлся Мишка сам. Утром в четверг, когда вечно бодрый Юрасик, не теряющий надежды даже на эшафоте, изводил телефонными звонками всех известных ему лицензированных и не очень графитчиков. С полицией он перетёр ещё в среду, но, распрощавшись с двумя бутылками "Арарата", не добился от них ничего вразумительного. Среди трупов и задержанных Мишаню никто не зафиксировал.
- Влад, я дома. Подскочи, как сможешь. И Юрасика с собой возьми.
От сердца отлегло. Жив - это главное. А остальное... Раз зовёт, значит, есть что сказать.
- Ты на этюдах у Юрасика, если что, был. Мы тебя отмазали, так что с тебя причитается.
- В курсе. Меня тут уже просветили. Только... впрочем, придёшь, всё сам услышишь. А за то, что мои не волновались вам с Лёхой отдельное сянькью. Так когда ждать?
Прикинув, что и как, договорились на вечер. Идти ко мне Мишка не захотел категорически. Мол, тут история интересная и для родных, а два раза одно и то же пересказывать настроения нет. Это балало Юрасик может и по сотому кругу со всё новыми и новыми подробностями загибать, а у него ораторское искусство так не развито. Что ж, вольному - воля. Вечером были, как штык, запасшись нежными пирожными для Софьи Марковны и огромным пакетом чипсов для всех остальных.
Встречал нас, на удивление, не Мишка и даже не его бабушка. Встречал нас глава семьи, дядя Арон, как мы с детства привыкли называть этого грузного в очках мужчину.
- Пгоходите, пгоходите, только вас и ждём, - указал он нам на Мишкину комнату и сам, не дожидаясь нашей реакции, сразу же тяжело затопал туда.
- Чего это он? - спросил Юрасик и глазами указал в спину удалившемуся Эпштейну старшему. Так немногословен тот никогда не был. Обычно, прежде чем добраться до дислокации друга, приходилось выкладывать тысячу мелочей, включая гастрономические предпочтения двоюродных бабок.
Оставалось только пожать плечами и по персидским коврам проследовать к Мишке. Там уже сидели все: Софья Марковна, мать Михаила, дядя Арон, и, конечно же, сам "пропаданец". Он устроился по-турецки на любимой тахте, а к его боку прижималась худенькая русоволосая девчушка лет десяти с колючим взглядом.
- Ну, вот и вы, наконец-то, - кивнул Мишка и указал нам на свободные стулья.
- А чё, без нас совсем никак? На вот, лопай от пуза. И подружку угости! - Юрасик протянул чипсы на тахту.
- Ты как, будешь? - трепетно, словно сидящее рядом с ним существо было из фарфора, осведомился у девочки Мишка и положил чипсы рядом с ней
Я в свою очередь передал пирожные Софье Марковне, и она тут же упорхнула на кухню, пообещав заварить для всех настоящего индийского.
- Начнём помаленьку, - после небольшого откашливания взял слово виновник всей этой уже тогда казавшейся странноватой истории, и мы непроизвольно притихли. После трёхдневного отсутствия он казался тем же и в то же время каким-то другим. Словно резко повзрослел лет на десять.
Мишка никогда не был хорошим рассказчиком, но сегодня его речь звучала как-то особенно. Или это нам просто казалось так, потому что в то, что он нам поведал в последующие часы, верилось слабо. Между тем, то, что он не лжёт, было очевидно. Врать с такими подробностями не смог бы даже Юрасик. И мы чувствовали это, понимали какой-то пятой точкой и от понимания впитывали каждое его слово, словно Моисеевы заповеди на десяти скрижалях.
А началось всё ещё месяца два назад, когда навалился на нашего друга весенний депресняк, и захотелось ему создать такое граффити, которое бы было солнечным и ясным, в котором бы хотелось жить. Запасшись самыми яркими красками, он отправился к Большой Китайской, да, к той стене завода, возле которой мы с Юрасиком позавчера искали его хладный труп, и, дав волю чувствам, изобразил на ней первобытный лес с выходом на пляж. Яркий, сочный, живой. Вдалеке нарисовал условную фигурку стегозавра, а вблизи... а вблизи он схематично набросал свой автопортрет, словно он входит в тот мир, входит, но ещё не вошёл, одна нога за порогом. И тут... мир ожил. Как такое получилось, Мишка не знал. Да, порой рисунки оживали, превращаясь в порталы, но это было где-то и у кого-то. Оттого и действовал запрет на рисование крупных полотен и строгое лицензирование живописной деятельности. А с нашим Мойшей подобное случилось здесь и сейчас, и он стоял возле стены, не веря в свой успех, свой триумф, не веря, что он, оказывается, тоже может. А потом... потом в нём взыграла жажда странствий, которая жива в каждом мальчишке, будь ему пять или все сорок. Мишка... шагнул в портал.
Первое, что он почувствовал, была застрявшая правая нога. Весь вышел, а нога - там. "Как на картинке", - отметил он мимолётно про себя и, раз уж ему не удалось продефилировать по мезозойскому пляжу, решил хотя бы насладиться окрестностями. И всё было бы ничего, если б не пустяк: им же нарисованный стегозавр отчего-то решил осведомится, что это за новый объект занесло на его охотничью территорию. Экскурсию пришлось резко прервать, мало того, сматываться пришлось буквально из-под носа ящерицы-переростка. На счастье, недорисованная нога позволила втянуть себя обратно. Отдышавшись после стресса, Мишка забрызгал весь свой первый портал из баллончика: мало ли кому придёт в голову отправиться по его следам. Закончить свои дни в компании монстра юрского периода он не пожелал бы даже врагу.
Второй портал получился у него так же неожиданно, как и первый. Получился, наверное, потому, что в тот день стресс накрыл Мишку уж слишком резко, накрыл, едва тот, и так весь на нервах, вернулся домой со своего эконома. И причиной стресса, как ни странно, оказалась его глубокоуважаемая бабушка, которая вдруг решила, что мальчику пора жениться.
- Вот у Фельдманов какая хорошая девочка растёт. Яночка. И симпатичная к тому же.
Мишка Яну Фельдман не знал, да и знать не хотел. Нет, ну где это видано в двадцать первом веке кто-то ещё продолжает вовсю играть в игру "Без меня меня женили"! Мало того, что он вместо любимого дела постигает экономическую теорию и основы финмониторинга, от которых его тошнит и воротит, так теперь за него уже и невесту выбрали. А ведь он свою бабушку знал, знал, что если той что втемяшится - обязательно доведёт до логического конца. И девичья грудь размера не меньше пятого теперь ему гарантирована, как презент за хорошую учёбу. Впрочем, спорить и доказывать своё мнение этим вечером было выше Мишкиных сил и возможностей. Оттого он под благовидным предлогом слинял из дома и, чтобы успокоить нервы, на стене забора расформированного ракетного училища принялся изображать лес у Сиухи, тот лес, где они всей семьёй любили искать грибы по выходным в летний период. Он хорошо помнил опушку и оттого рисовал её сочно и чётко, прописывая и ручей, водопадом низвергавшийся в теснину оврага, и бетонную трубу, лежащую там ещё со времени советских колхозов, и место парковки, на котором редко можно было найти менее трёх авто.
И Мишка, как только портал раскрылся, не думая ни секунды, ушёл в него, лишь бы только забыть предстоящей женитьбе, лишь бы только оставаться собой, пусть даже и далеко от дома.
Впрочем, удачи ему столь скоропалительное решение не принесло. Хотя на улице стоял уже поздний апрель, оказаться на дачном участке без денег и ключей от построек оказалось неожиданно непрактично. Ладно ещё - не в пижаме и тапочках.
Когда Мишка автостопом возвращался в город, он поклялся себе, что в следующий раз, если куда и шагнёт, то непременно запасётся набором баллончиков и наличными денежными средствами. А с предстоящей женитьбой он тоже что-нибудь сделает, в крайнем случае, изобразит из себя полного придурка и любая здравомыслящая особа в возрасте "от пятнадцати и старше" от него сразу же откажется, какой бы "хорошей девочкой" и "послушной дочкой" та ни была.
Портал Мишка закрывать не стал: ходить через него на дачу всё же было удобно. Конечно, его пришлось закамуфлировать - навалить рядом целую гору старых горелых покрышек, перелезать через которые не стал бы никто в трезвом уме и твёрдой памяти. Что было с теми, кто создавал нелицензированные порталы, Мишка не знал, но рисковать не хотел, на текущий момент его устраивало в существующем порядке вещей всё. Ну, или, по крайней мере, большая часть.
Завод шампанских вин решили вынесли за пределы города ещё лет десять назад. Но нового хозяина у огромной территории с полуразвалившимися цехами так и не нашлось, и она тихо зарастала кустарником, прячась за высоким забором. В некоторых постройках ещё теплились ремонтные сервисы, но большая часть территории оставалась свободной и даже дикой. Там-то Михась и набрёл на настоящее сокровище - огромную трансформаторную будку в два этажа. Три окошечка и пара дверей здания вписывались в его новую задумку почти идеально. Эти стены можно было считать идеальным холстом для того, на что решился автор уже двух неизвестных широкой публике порталов. Целую неделю, он тайком сбегал на пустырь и "проектировал" внутри облюбованного помещения город своей мечты.
И час пришёл. Третий эксперимент был осуществлён как раз после несданного коллоквиума. Настроение было такое, что хотелось удрать куда подальше, лишь бы не оставаться ни на час более в этой унылой действительности.
Иллюзорный городок вышел невысоким - два-три этажа и только башня городской администрации или, как назвал её Миша, "Банк порядка", возвышалась над разлапистыми деревьями. Черепичные крыши и ажурные решётки на окнах, уютные дворики и мозаика тротуаров. Никаких машин и чадящих труб, никакой суеты и спешки. Счастливый город довольных людей, встречающих утро ароматной выпечкой и свежими газетами. Здания, улицы, деревья были ещё только намечены уверенными штрихами, но Миша уже чувствовал, что под его руками рождается тот самый мир, где он хотел бы жить. И он был уверен, что профессия художника в этом мире не будет считаться клеймом неудачника, а наоборот, станет тем, без чего жить в городе просто не смогут, станет квинтэссенцией существования этой ещё неоткрытой вселенной.
Он закончил рисовать в воскресенье. Думал, что закончил. Отойдя шагов на двадцать, Миша понял, что это ещё не его город. Слишком уж картинка получилась идеальной, или, если сказать больше - стерильной. Жить здесь было бы приятно, но ведь глаза быстро привыкнут к штукатурке стен и хризантемам в палисадниках. Хотелось чего-то такого... сокровенного, тайного, чтобы - ах!... и без задних ног.. В конце - концов, если уж мечтать, то от души, не ограничивая себя представлениями о возможном. И, отложив баллончики, Миша взялся за кисть.
На приведение города ушла... нет, не неделя, но с этим хозяйством он завалил и ещё один коллоквиум. Точнее - просто не пришёл на него, так как посещение скучнейших занятий, по сравнению с созданием города мечты, казалось ужасно пресным.... А он ваял. И теперь стены нарисованных домов сами стали полотнами для других видов городка. Над сюжетами Миша особо не заморачивался, он просто продолжал рисовать город в городе. Расписанная стена одной улицы незаметно перетекала в другую. "Не 3D, конечно, но мысль определённо занятная", - удовлетворённо бурча себе под нос, он реализовывал свой замысел, не скупясь на мелочи. Беседка под шатром цветов глицинии, детская площадка с цветастыми каруселями, уличные бистро и небольшие магазинчики, вывески с названиями улиц и номерами домов, библиотека и, конечно, уютный парк за решётчатой оградой.
Он даже "построил" в своём городе банк и украсил его значком рубля, решив, что будет глупо испортить путешествие в идеальный город банальным отсутствием привычных денег в кармане.
Утро первого мая выдалось тёплым и тихим. Родители накануне, посетовав на лень молодого поколения, укатили "поднимать дачу". Студент остался под присмотром бдительной Софьи Марковны, которая, хоть и внука хоть и слегка подбаловывала, в поле зрения держала прочно. Минут десять Миша лежал в постели, наблюдая, как ветерок из приоткрытого окна играет лёгкими шторами. Он-то мог попасть на дачу в любой момент, но стоило ли это делать, если его ждал новый мир? Наконец, внутренне решившись, Мишка подхватил давно приготовленный рюкзак с тубами красок и кистями и вылетел на улицу. Крикнул бабусе, конечно, чтоб завтракала без него. Он вернётся до вечера. А где он, как и что - это уже не для прессы...
Добравшись до пустыря быстрее обычного, Миша несколько минут стоял перед Вратами, переводя дух. Он и сам не заметил, как дал имя обычной трансформаторной будке. Врата! Именно так, с пиететом и с большой буквы. Ведь с первым его прикосновением, она перестала быть обыкновенной, шаг за шагом, мазок за мазком, становясь порталом в мир, который создал художник. Миша раскрыл рюкзак и встряхнул первый баллончик. Осталось лишь перешагнуть в этот новый, начинающий функционировать им нарисованный город.
Перехода он опять не заметил. Но сразу почувствовал, что воздух пахнет иначе. А когда открыл глаза, сердце радостно застучало. Нет, он не сомневался, что у него вновь получится проникнуть в мир по ту сторону картины. Но в этот раз это был его мир, скроенный им из детских воспоминаний и ярких грёз, из радужных снов надежды на будущее признание. И город, его город, не обманул ожиданий. Миша стоял в парке возле чаши фонтана, впитывал глазами свежесть весенней зелени, яркость пробивающегося сквозь вековые кроны солнца и ощущал себя восторженным шестилеткой.
- Мишенька! Ну, куда же ты убежал? - взволнованный высокий женский голос заставил обернуться. Но улыбающееся лицо русоволосого пацана, выглядывающее из-за скамейки, подсказало, что ищут другого Мишу. А ведь так похоже на бабушку! Мальчишка выскочил из своего укрытия и побежал к фонтану, о чём-то сам с собою лопоча.
Малыш тут же забыл о своих намерениях и требовательно протянул руку:
- Дай!
- Чего тебе? - Миша удивился. - Извини, приятель, сладости с собой я не захватил.
- Дай! - упрямо повторил мальчик.
Миша демонстративно вывернул карманы куртки, желая показать, что там нет ну совсем ничего вкусного, увы... Но на камешки плитки неожиданно высыпались огрызки мелков, которыми он рисовал контуры. Малыш быстро схватил один из них и, повертев в руках, присел на корточки и начал старательно выводить какие-то кружочки и палочки.
- А ну брось немедленно! - рядом неожиданно возникла миловидная женщина в шляпке. Она выхватила из рук мальчика мелок и тщательно раздавила его каблуком. Миша же удостоился взгляда, полного отчаянной ненависти.
Он проводил недоумённым взглядом оглушительно ревущего карапуза с мамашей, и только собрался тоже двинуться к выходу, как его снова окликнули.
На этот раз это была девочка лет десяти. Глазки-угольки и два хвостика на затылке. Она обращалась именно к нему, но странно было другое. На ней была школьная форма! Точно такая же, как у девчонок в его родной школе - синяя юбка в складку, жилетка и блузка с тонкой верёвочкой вместо галстука.
- Ты меня знаешь? - спросил он, отметив, что одежда на девчонке измята, а гольфы сползли на щиколотки.
- Услышала просто, - она помотала головой. - Но я видела, как ты появился. Из ниоткуда.
- Тссс, это тайна, - я волшебник, - подмигнул парень, и хотел было дальше идти разглядывать свой город, как девочка требовательно остановила его, схватив за рукав:
- Не уходи. Ты сам не знаешь, куда попал. Ты ведь художник, да?
- Есть немного, - Миша, всё ещё по инерции улыбаясь, повернулся к девочке, не понимая ещё, как она смогла так сразу определить его внутреннюю суть, - А что?
- И прошёл через стену, да? Как я? Которую сам нарисовал?
Миша остановился и уже несколько иначе посмотрел на собеседницу.
- Так ты... ты не здешняя?
- Я с Калининской. С под Ростова. Я тут немного того... зависла, - девочка потупилась, - Уже две недели.
- Оба на! Ну и как тебе?
Собеседница вытерла нечаянную слезу:
- Нормально. Только рисовать нельзя. В мастаки определят. А там не зажируешь. По порталу в день надо открывать. Сама слышала. Мастак он тут - типа святого. Только... ну, не совсем. А вот машин нет. Через порталы хотят.
- Живёшь-то как?
- Как-как, - девочка уже явственно всхлипнула. - в сухомятку подворовываю. И по садам фруктами... А потом по переходам, по переходам... Удрать-то легко. Плохо это, да?
- Да уж не больно хорошо.
Эйфория от нового мира как-то потускнела и сдулась. Не верить девочке он не мог - почему-то иногда веришь сразу даже незнакомому собеседнику. Первичные радужные эмоции прошли, а вот ощущение, что кому-то плохо, осталось. Чтоб хоть как-то сгладить неловкое напряжение, Миша снял рюкзак и, покопавшись в нём, передал девочке пачку печения:
- На, пожуй пока. Сейчас что-нибудь придумаем.
- Гражданин, вас можно?
Михаил обернулся так резко, что чуть не вылетел в ближайший портал прямо куда-то за город.
- Да, а что?
Перед ним стоял, судя по униформе, представитель власти, держа в руках что-то весьма напоминающее средневековые кандалы.
- Продемонстрируйте статус.
- Какой статус? Я вот, из дома иду...
- На вас жалоба поступила. Есть подозрение, что вы мастак.
- А это что, плохо?
Человек в камуфляже даже фыркнул.
- А то сами не знаете. Так... я что-то не понял?
- Да, дома, дома документ! - изобразил почти искренне негодование Миша. Показывать тут свой паспорт было нецелесообразно, а иного определения чуждого понятия "статус" он представить даже не мог.
Полицейский посмотрел на него, как на конченного идиота. Как смотрят на зарвавшихся шутников или городских сумасшедших:
- Руку покажите.
Миша продемонстрировал открытую ладонь и через минуту уже шёл, сопровождаемый мрачным стражем закона в так называемый "Банк порядка", для выяснения личности.
- Куда ты без штампа? Больной что ли? - ворчал полицейский по дороге, а Миша, словно сомнамбула, плёлся ему вслед, всё ещё до конца не понимая, чем может грозить для него это задержание. Он ещё любовался городом, считая его чуть ли не своим детищем, крутил головой в разные стороны, заглядываясь то на вензеля бронзовых букв над булочной, то на скачущих через скакалку девчушек. На одной улице стена одного из домов оказалась непривычно однотонной, серой, и полицейский, сопровождавший Мишу, нехорошо скрипнув зубами, остановился. Достав из кармана широких форменных брюк рацию, он прошелестел в неё:
- Центр, я семнадцатый. На Красноосинской тридцать шесть портал закрылся. Опять мастака прошляпили? Пришлите одного на восстановление. И чётче там, народ страдать не должен. Да, знаю, что сами с усами, а всё же.
- Чего там? - Миша не смог сдержать любопытства.
- Чего-чего. Мастак откинулся. Теперь все его врата перерисовывать будут. Ладно - на моём участке только одни. А коли много? Люди же путаться станут. Непорядок.
- А...мастаки, это те, кто рисует?
- Нет, пляшут. Ты вообще откуда такой свежий выискался? Без печати. Ладно, посидишь у нас до завтра. Там комиссию соберём и определим призвание.
- Как определите?
- Как-как - по радужке. Как будто... А, ну да, - полицейский сочувственно мотнул головой, - Если мастак - рисовать будешь, воин - к нам или на рубежи, если серый - потенциал нации трудом крепить. От каждого - по способности. Каждому - по статусу.
Комната с решётками на окнах, в которой заперли Мишу, больше походила на номер в гостинице. Заправленная постель, что-то типа герани с розовой шапкой на подоконнике, столик с графином воды. Ему даже принесли ужин, так что чувствовал он себя почти комфортно. Красочная улица шумела своим многоголосьем прямо за занавеской, и Миша долго смотрел на неё, пока не надоело. Оставалось всё же понять, хорошо быть в этом мире мастаком или не очень. И вообще понять, нравится ли ему этот мир.
- Миш! - стук в окно прервал размышления.
Та самая девчушка, которой он дал печенье. Из его мира. А он... Он даже имени её не спросил.
- Да.
- Твой рюкзак. Тут я это... посмотрела. Но кроме печенья ничего не взяла.
- И мелки?
- Ага. Тут. Я за них и толкую. Если портал нарисуешь на стене - выберешься.
Выбраться. Как он сам-то де дошёл до этой светлой мысли? Сметливая пигалица оказалась куда практичнее экономиста-недоучки. В своих силах он был уверен, а город... он ведь его уже рисовал, рисовал вот совсем недавно, так что следы краски, наверное, ещё были видны на оставленной у портала рабочей куртке.
- Дай только баллончики и ... беги на площадь, я скоро.
Энтузиазм охватил пожаром. До этого Эпштейн вёл себя, словно ватный, подчиняясь полицейскому на автопилоте, подчиняясь просто потому, что был к этому привычен, всегда доверял внутренним органам и подсознательно ждал от них лишь гуманизма и справедливости. А теперь он внезапно понял, что надо бежать и именно побег, это "ослушание крайней степени", может стать единственным, что позволит ему остаться самим собой. Ведь соберут завтра комиссию, поставят диагноз и всё - отцифруют и приставят куда-нибудь писать порталы, пока не встретишь глубокую старость с кисточкой в руках, прикованный к своему последнему переходу. Убедившись, что за ним никто не подсматривает, Мишка уже привычными мазками создал на девственно чистой стене контур. В контур он вписал уже виденные дома под черепицей и покрытые изразцами тротуары, запомнившиеся с одного взгляда красочные переходы. Только в одном месте возникла заминка - Мишка минут восемь прикидывал, какого же оттенка должна быть в лучах заходящего солнца штукатурка той стены, которая осталась чистой после исчезновения портала после смерти мастака. Пару раз пришлось ретушировать, но, наконец, портал ожил.
Мишка уже, наверное, успел к этому моменту привыкнуть к тому, что его картины "живые". Поэтому он отнёсся к случившемуся по-будничному - аккуратно собрал все до последней крошки мелки с покрывала кровати и перекинул ноги на другую сторону. Погостили - пора и честь знать. Провести ночь в КПЗ, хоть и гостиничного типа, уже не хотелось.
Девочка, которую, как оказалось, звали Настей, была уже тут. Миша ещё не успел оглядеться, как она уже дёрнула его за рукав и резко потащила в сторону.
- Давай отсюда. Тебя ж ловить будут, увидев проход.
Мишка и сам понимал, что будут. Казавшийся почти добродушным местный страж закона мог, осерчав на побег, показать при розыске сбежавшего и высокий профессионализм. Чем чреваты мастакам побеги Эпштейн не знал, но уж что его точно идентифицируют именно как художника, сомнений не оставалось.
Переходов через пять, когда, казалось, их можно было уже найти разве что по наводке сотового, Настя с недетской серьёзностью посмотрела снизу вверх на Михаила:
- Я помогла тебе. Ты поможешь мне. Так?
Отказать было невозможно. Да Миша и не собирался отказываться. Он только хотел уточнить для себя пару вопросов, чтобы потом... чтобы потом быть в полном распоряжении своей маленькой спасительницы.
- Ты мне только мастаков покажи. А потом зайдём куда в кафешку. Есть тут кафе?
- Есть. А мастаков - да вон они, в двух кварталах. Только сильно не таращься.
Миша повернулся в указанном направлении, да так и замер. Стена длинного дома, на окнах которого ещё не было занавесок, а у подъезда скамеек, расписывалась. Расписывала её, как сказали бы у Миши на родине, "бригада". Сразу несколько живописцев в ряд создавали Врата. Каждый из них, сверяясь с маленькой картинкой, не более открытки, переносил её на стену. Парочка наиболее шустрых, уже закончила работу и на "рабочем месте" отсутствовала, а их порталы успешно функционировали. Маленький кудрявый мастак, чей портал "ожил" буквально на глазах, брезгливо снимал с себя штуку, которую раньше Миша видел в руках у "взявшего" его полицейского.
- Кто нарисовал - до завтра свободны. А остальным - миска супа, чтоб не умерли, и куковать тут до рассвета.
- А ты откуда...
- Насмотрелась.
Кафе они нашли неподалёку. Маленькая ростовчанка за две недели успела прекрасно освоиться в городе. Миша заказал еду. Больше, правда, для Насти, чем для себя. Ему-то есть не хотелось, а вот девочка принялась уписывать обычные салатики с аппетитом, которому позавидовал бы даже Робин-Бобин Барабек. Рубли здесь, как и предполагал Миша, брали. Про другие валюты спрашивать он не решился, боясь в очередной раз попасть впросак.
- Я тоже нарисовала, - вымолвила Настя, как только её "червячок" был "заморен". У меня раньше так никогда не выходило, а тут... У нас же лицензии нет, обычно в карандаше в тетрадке что...
И Миша услышал, как девочка из южной казачьей станицы, никогда раньше не бывавшая дальше Ростова-на-Дону, решила расписать угол в сарайке, воспользовавшись обилием предназначенной для ремонта масляной краски. И расписала. Что называется - от души. И открыла. И обомлела от свершившегося чуда. И на радостях, прямо как была тогда в школьной форме, так прямо и шагнула в распахнувшийся перед ней мир. Ведь это мир был её фантазией и мечтой, местом, где не было лицензий на творчество. Ну, а после, после она элементарно не смогла выбраться обратно. Не было ни умений, ни красок, а много ли нарисуешь пальцем по штукатурке, да ещё так, чтобы выходило? Так, чтобы оно ожило?
Миша непроизвольно потрогал сумку с баллончиками. Да, если бы не прыжок в деревню, он вполне мог бы оказаться в схожей ситуации. Он вполне понимал девочку и охотно допускал, что после двух недель бродяжничества, она увидела в нём единственный шанс вернуться. Оттого и вытаскивала его, оттого и пыталась донести на Мойши нехитрый сценарий - отправить её домой, а потом... потом уже распоряжаться собой так, как вздуманье нападёт. И это значило, что ближайшей целью становилось возвращение. Не для себя - для неё. Как ни хотелось ещё чуток поразглядывать "иноземье", походить по нарисованному городу, а надо. Почему-то Миша внезапно осознал, что ответственен за эту маленькую девочку, которая уже неоднократно, словно между делом, раз за разом спасала его.
- Нарисуем, - он ещё раз потрогал заветную сумку, - Только... нужно место.
О том, что рисовать, долго размышлять не пришлось - конечно же, свою комнату. Ведь её он знал до мелочей, до потёртости на обоях Ведь это так легко - нарисовал и... дома. Труднее оказалось другое. В городе, где все стены были заняты картинами, трудно было найти пустую. Но и тут Михаилу подмогло эдакое шестое чувство - нюх графитчика. Где нет народа? Конечно же, на стройке. Когда нет народа? Когда он отдыхает. И вот уже они вместе с Настей проникают в комнаты того самого дома, возле которого вчера наблюдали работу мастаков.
- Ты... ты посиди в сторонке, хорошо? - Мишка не любил, когда смотрели, как он творит. - Вдруг кто...
Настя кивнула. Она вообще после того обеда в столовой говорила мало, только по существу. Казалось, что девочка в кафешке перед совершенно незнакомым парнем выплеснула всё, что накопилось, и теперь как бы ждала, ждала, получится или нет. Ибо другого плана вернуться обратно у неё просто не было.
Рисовал Миша долго. Вроде бы и знал свою комнату вдоль и поперёк, ан нет. Элементарные мелочи, на которые никогда и внимания-то не обращаешь, вызывали сомнения. Как вспомнить, оставил он рубашку на стуле или бросил её на диван? Можно ли быть уверенным, что бабушка в его отсутствие не навела порядок на письменном столе и не передвинула торшер так, чтобы тот лучше смотрелся. А то могла ведь и фото своей ненаглядной Яночки подставить. С неё, как говорится, станется.
Комната не оживала.
- Сейчас, я сейчас....
Настёна уже несколько раз моталась за едой, а результата всё не было. Миша даже попробовал нарисовать на соседней стене дачу, но и эта картина осталась мёртвой. Что-то не срасталось, было не так, не хватало чего-то очень важного....
- Поспи, - наконец, не по-детски вздохнув, произнесла Настя, - Утро вечера мудренее.
Спали тут же, закутавшись в Мишкину куртку, пытаясь хоть как-то согреться рядом. Ночи, на их счастье, в "городе мечты" были тёплыми. В голове Михаила мелькали образы дома, почему-то снилась бабушка, сдающая за него злополучный коллоквиум, потом отец, с наслаждением обклеивающий своими марками стену в Мишкиной комнате.
- Главное, чтоб на солнце не выгогели. На стене не в кляссеге... - приговаривал он и как-то всё хитро подмигивал.
Проснулся Миша от солнечного зайчика, плавно ползущего по лицу.
- Солнце, солнце... - то, что не выходило вечером, должно было решиться при свете дня. Достаточно было одного только взгляда, и художник понял - на рисунке не хватало солнца. Видимо, под вчерашним прессингом событий, Мишка совсем упустил из виду, что в его комнате от лучей солнца, падающих из окна, всё совершенно иное.
- Как бы добавить света? - он отошёл от стены и быстрыми движениями принялся рыться в сумке, перебирая баллончики. Зелёный, синий, белый, тёмно-малиновый... Не хватало жёлтого, солнечного, которым достаточно было лишь мазнуть, лишь нанести несколько штрихов...
Настёна, только продравшая глаза и ещё не понимавшая, что же ищет Мишка, вдумчиво посмотрела на Эпштейна, потом на картину, потом снова на Эпштейна.
- Я знаю! - внезапно резко выдохнула, почти выкрикнула она и, откинув куртку, бросилась в соседнюю комнату. Оттуда девочка вернулась с осколком кирпича, оставшимся после строителей:
- Вот!
- Что "Вот"?
- Рисуй! - и девочка провела импровизированным мелком по стене.
Чёткая охряная полоска на бетоне словно взорвала что-то в голове Михаила.
- Оно, оно! - и вот уже солнечные зайчики заиграли по стенам ещё вчера тусклой комнаты, из-под торшера полился мягкий свет, а на оконном стекле радугой замигали блики. Проход дрогнул и "поплыл" перед художником, словно приглашая его вместе с Настей покинуть этот мир, казавшийся поначалу воплощением мечты рисовальщика...
- Получилось... - буквально выдохнула присевшая от удивления девочка, словно сбросив с себя всё, что раньше тяготило её.
- Кто здесь? - откуда-то из-за спины послышались тяжёлые шаги. С площадки, через проём, предназначенный для двери, в комнату вошёл крепкого сложения лысый мужчина с чемоданчиком инструментов.
- Мы уже уходим, - Миша слегка подтолкнул Настёну, и та, с испугом глядя на подошедшего, маленькими шажками подошла к порталу. Шагнула в него и... пропала.
- Тут что, ход? - спросил как-то растерянно мужчина. - Мастаки вроде снаружи только работают.
- За мной ходить не стоит. Спецподразделение, - Миша показал мужчине российский паспорт, надеясь, что незнакомый документ хоть на минуту ошарашит незнакомца, и хотел было последовать за Настей. Но мужчина вдруг резко схватил его за руку.
- Не выйдет. В органах разберутся.
- Да иди ты! - вырвалось непроизвольно у Эпштейна дворовое, он рывком освободил руки и, почти в прыжке, последовал за Настей. Только бы рабочий не рванул за ним. Не хватало ещё притащить в родной мир чужака. Его ж потом обратно надо выпроваживать...
- Рюкзак, где рюкзак? - было первое, что услышал Мишка от своей спутницы, как только пересёк границу портала.
- Где-где... - хотел было экспрессивно ответить тот, но вовремя сдержался. Какой рюкзак, если на кону куда большее? Он только махнул рукой. Не до рюкзака сейчас, совсем не до рюкзака. - Хватай тахту. И - к окну, давай её к окну.
Настя, не задавая лишних вопросов, бросилась помогать парню. И только, когда с кроватью было покончено, и внутри Миши сложилась уверенность, что Врата из "города мечты" закрыты, он, тяжело выдохнув, шлёпнулся на свой любимый крутящийся офисный стул.
- Поэтому так, дорогие мои родители, а так же прочие заинтересованные граждане, - подвёл черту под рассказом Мишка. - Вот что я вам на всё это скажу. В отдел лицензирования я пойду завтра сам. Да, да, пап, один. Дальше каторги не пошлют.
Он горько усмехнулся.
- А с тем, что мы тут прочухали, реально шутить нельзя. Да и мало ли... А так, может, и пользу принесу. Да, кстати, вот ещё, хотите вы или не хотите, но в универ я больше не ногой. Разве что - документы забрать. Не моё это. Моё дело - живопись. Дело и судьба
- Етить... - не сдержал эмоции Юрасик.
- Как не пойдёшь? А я Яночке уже сказала, что Миша у нас будущий банкир... - подала голос Софья Марковна.
- А теперь скажешь, что Миша у нас будущий художник, во-первых, а, во-вторых, он сам станет находить себе девушек.
- Но ты же её ещё не видел...
- Советы хороши когда? Когда их спрашивают. Возникнет у меня желание познакомиться с Яной - спрошу у тебя, бабуля, её телефон. Поняла? Не возникнет - не обессудь и не приставай. Ну и самое главное: вот она, - Миша кивнул на Настёну, которая сидела рядом с ним, закутанная в плед тигровой расцветки, - Мне спасла жизнь. Так что, как минимум, мы отправим её домой. За наш счёт. И сопровождать буду лично. А с её родителями я уже договорился.
- Так может порталом? Фотку через инет и все дела, - я попробовал подсказать Мишке выход пооптимальней.
- А то какой ты у нас мастак?! - рассмеялся Юрасик, но тут же стих и вновь стал серьёзен. Его шутку никто не подержал.
- Вот поэтому и поедем на поезде. Даже мир мечты может оказаться совсем не таким... Боюсь я, Влад. - Вздохнув, наконец, честно признался Мишка. - Ошибиться так легко. Да и с законом лучше дружить.
Дня через два Настя уехала, Мишка рассчитался на экономфаке, но был принят почти тут же в отдельное подразделение по контролю за перемещениями при отделе лицензирования. Чем они там занимаются, он, естественно, не говорил, но по отдельным намёкам, которые мы с Юрасиком от него слышали, можно было понять, что картинные порталы как раз и входят в сферу его профессиональных интересов. Вот только граффити Мишка бросил. "Период у меня такой. Мне почему-то миниатюры близки стали", - говорил он, загадочно улыбаясь. Только... на стене как раз напротив его любимой тахты день ото дня всё отчётливее проступало изображение казачьей станицы, добротного домика под новенькой железной крышей и девушки, почти подростка, стоящей на пороге этого дома. В ответ на все вопросы Мишка только хитро улыбался и приговаривал, - "Разве ж это портал? Вот лет через пять...", и мы c Юрасиком понимали, что свою судьбу он найдёт именно там.