Аннотация: Первая часть. Попозже выложу одним файлом. И начало 2-й части тоже.
Besame mucho
Besame, besame mucho
"У стен не ищут правды"
Омар Спупендайк
Вот ведь незадача какая, даже эпиграфа приличного о поцелуе подобрать невозможно. Исчез поцелуй из арсенала современных любовных атрибутов, исчез начисто. Поцелуй в изначальном своем виде не существует, он мутировал в дружеские бесполые чмоки, спортивные засосы на время, массовую поцелуйную физкультуру и всякие эротические куинлинусы да минеты. Честное слово, пора ставить памятник последнему страстному поцелую. Тому самому, с которого все начинается. И началось это вырождение не сегодня. Помните "Ах, поцелуй меня, моя Перепетуя?" Вы хотите, чтобы вас поцеловала Перепетуя? Я лично - нет.
Впрочем, то, что мне предстояло сделать, тоже не подходило под определение настоящего поцелуя, потому что за этим стояла корысть. Кроме того, не у каждого целующего имеется неприятная перспектива быть спаленным огненным выдохом рассвирепевшего дракона, пусть даже и не очень крупного. А вот у меня такая перспектива определенно имелась. Но даже не в этом дело. Если Кори и не рассвирепеет, то, может статься, перестанет быть Высшей Виртуалью, перестанет быть чудесной спутницей, а станет обыкновенной женщиной, которую нужно любить и защищать. Именно этого я боялся больше всего. Потому что обыкновенные женщины ненавидят дорогу, а мне предстояла именно дорога.
Ну и сволочь все-таки этот Тиберий со всея своим Всеядионом! Воистину, Царь Обезьян!
Время, однако, неумолимо катилось к семи. Надо было решаться. И я решился. Я рысью припустил к Савкинскому дому, боясь не успеть, рванул входную дверь и принялся дико озираться во все стороны, отыскивая взглядом радужную брюнетку. Где бы она могла быть? Дом у народного изобретателя, как уже говорилось, был многомерный, так что фиксация первой реперной точки могла и не состояться, причем по вполне объективным причинам. Впрочем, релятивистская архитектура Савкинского жилища коварным Тиберием, скорее всего, учитывалась. Бывал же он в гостях у народного умельца. Не может такого быть, чтобы не бывал! Вот же рожа пассатижная! А ведь нет худа без добра! Сейчас часы пробьют семь - и я свободен. А Тиберию я рожу его шимпанзячью все-таки начищу, ковариацией клянусь! И скрижаль ихнюю подхилую разобью вдребезги.
- Понимаете, радужная донна, - заблеял я, - тут такое дело.... В общем, ровно в семь я должен Вас поцеловать.
Потрясся еще немного и добавил: - Страстно. Так нужно.
Вот придурок!
- Ну и? - нимало не смутившись спросила Кори.
- Уже без десяти секунд семь, - зачем-то сообщил я, глядя на прыгающую по глазурованному циферблату секундную стрелку настенных часов.
- И?
И тогда я обнял радужную брюнетку, и поцеловал. Страстно, как полагается. Тиберий был бы мной доволен. И пусть она превращается в дракона или обыкновенную женщину, если ей это угодно, мне было на это решительно наплевать.
Вот только поцелуй получился, как бы это сказать по-научней, анизотропный. То есть ни малейших признаков ответной страсти я не почувствовал.
- Артемий, - отстраняясь сказала радужная брюнетка, - как я поняла, на этом поцелуе строится первая реперная точка для создания межвероятностного навигатора. Так что все в порядке. Честное слово, мне даже было приятно, давно меня так никто не целовал. Только вот наличие страсти с моей стороны не входило в условия вашего с Тиберием договора, ведь правда? Ну, так чего же ты ждал?
Я только башкою замотал, ни дать ни взять тупое парнокопытное, получившее между рогами заряд из электроопохмела.
- Что у нас дальше по плану? - деловито спросила радужная брюнетка. - На улице очень холодно?
- В восемь ты должна вернуться в человеческую ипостась, - тупо сообщил я. - Так Тиберий сказал.
- Ах вот как, - развеселилась Кори. - Что ж, тогда я, пожалуй, сейчас превращусь в дракона, а уж женщиной стану там, во Всеядионе. То-то весело будет! Ну-ка, миленок виртуальный, отвернись!
И превратилась. После чего мы отправились в литературный трактир. Я бы с удовольствием написал "под ручку" или хотя бы "крылом к крылу", только где уж мне было! Я поплелся пешочком, а она взлетела, сверкнула в темном небе и даже дождаться меня у дверей "Всеядиона" не соизволила.
Когда я ввалился под своды поэтического трактира, то к своему ужасу обнаружил свою ненаглядную Виртуаль в ослепительном обличье радужной брюнетки, непринужденно болтающую с негодяем Тиберием. Завидев меня, Кори потупилась, словно ничего особенного не произошло и, опершись на мощную руку Сергея Коренастова, величественно удалилась к неведомо как образовавшемуся в дальней стене камину.
Сам же Закадушный сморщил свою и без того обезьянью физиономию, согнулся, словно вместо живодки хватил слабительного и пробурчал:
- Ну и чего ты на меня так уставился? Недостоин ты такой женщины, а уж Виртуали тем более, и потому - прости, братец!
На скрижали пульсировали крупные зеленые цифры. Было 19.35, и это означало, что вторая реперная точка уже не состоится никогда. Но не это было главным, не это заставило меня оцепенеть от ярости, вовсе не это...
О женщины, гиены ваше племя!
Или драконы.
Я хотел было как следует врезать Тиберию, так сказать, за все хорошее, но скрижаль заслонила его от меня, вмиг окаменела, и, словно огромная гранитная ладонь, стала теснить к двери. Дверь сама собой распахнулась и выплеснула меня на пронизанную ветром осеннюю улицу, словно я был какой-то жидкой, мерзкой субстанцией.
Я поднялся с тротуара, машинально отряхнул брюки и бросился к двери, чтобы посчитаться с коварными всеядионцами, разнести вдребезги этот гнусный поэтический притон, чтобы...
Двери не было. Окна трактира весело светились, доносилась невнятная музыка и, кажется, смех, а вот дверь пропала. На ее месте была глухая стена, а у стен, как известно, правды не ищут.
- Пойдем отсюда, - сказал кто-то, мягко тронув меня за плечо. - Пойдем, здесь тебе нечего делать. Тебе придется самому искать дорогу, а она вернется, ты только верь... Виртуали очень обязательные существа.
- Пусть только попробует, - прорычал я. - Пусть только попробует вернуться!
- Пойдем, - упрямо повторил человек, в котором я узнал Омара Спупендайка. - Я догадывался, что что-нибудь подобное может случиться, Тиберий не всегда контролирует себя, он же убежденный поэт. А драконы и женщины, даже если они виртуали, перед убежденными поэтами бессильны, понимаешь?
- Не понимаю, - спросил я. - Что значит "убежденный поэт"?
- Убежденный - это значит, что сам он нисколько не сомневается в своем поэтическом даре. Он настолько уверен в себе, что способен внушить эту уверенность другим.
- Но со мною у него этот номер не прошел, - сказал я. - Интересно, почему?
- Вот и я думаю, почему, - отозвался Омар. - Может быть потому, что ты уже один раз умирал, а может быть еще почему-то.... Но разозлился он страшно. И отыгрался на твоей женщине.
- Она вовсе не моя женщина.
- Ему это безразлично, - был ответ.
- Тоже мне, Царь Обезьян, - буркнул я.- И что же мне теперь делать?
Можешь пуститься во все тяжкие, имеешь полное право, - ответил Омар. - Но лучше пуститься в путь. Прямо сейчас. Кстати, Тиберий - он и есть Царь Обезьян. Самый настоящий. Знаешь что, пожалуй, составлю-ка я ненадолго тебе компанию, если не возражаешь.
Я пожал плечами.
И мы пустились в путь. Я жалел только об одном, с Савкиным мне попрощаться так и не удалось. Хороший он все-таки мужик! Ну, ничего, свидимся как-нибудь - сочтемся!
А потом нас догнал Бесчеловечный, он же Проповедник Сэм. Стало быть, не забыл о нас Савкин! Ну, и на том спасибо.
Исход из Растюпинска
"Исход. Начало, стало быть, вершится!"
Омар Спупендайк
Честно говоря, какой-то неправильный получился у нас исход. Исходить полагается с помпой, шумно и величественно, осыпая неосмотрительных аборигенов звучными проклятиями и двусмысленными пророчествами. Исходить следует также, прихватив с собой все мало-мальски ценное, что имелось в покидаемом населенном пункте. Во-первых, потому, что в дороге все может пригодиться, а во-вторых, чтобы хозяева, так сказать, прониклись и прочувствовали, как им без вас будет плохо. Ну, и без того, что вы так легко и непринужденно прихватили с собой. Настоящему Исходу должны предшествовать более или менее величественные знамения, коровы там, тучные и тощие, кровавые реки с кисельными берегами и прочие милые штучки. А когда покидаемые вами аборигены возопят и бросятся в погоню, желательно явить пару-тройку чудес побессмысленней, типа там по морю, аки посуху, и чтобы кто-нибудь из преследователей обязательно утоп. Только такой, правильно задуманный, грамотно режиссированный и профессионально исполненный исход может считаться зачетным. Все остальное - убогая самодеятельность и профанация самой идеи исхода.
Правда после такого исхода полагается лет сорок бродить незнамо где, потому что ни одно порядочное государство вас с такими привычками не примет, и будет в своем праве. А вдруг вам снова приспичит изойти? Вдруг это у вас такая традиция? Не-ет, уж слишком велики издержки, никакого припена, как говорится, так что гуляйте дальше ребята. Вот порог, вот подходящая пустыня, а Бог у вас завсегда с собой.
Можно, конечно, исходить и по-другому, а именно, слезами или просто на дерьмо, но такие варианты исхода меня не привлекали совершенно. Негармонично, да и стыдно, честно говоря.
Так что мой исход, и не исход вовсе, а так, ретирада, сиречь планомерное отступление.
Впрочем, какая, к чертям собачьим ретирада? Что это еще за самоуничижение? Ретирада - суть отступление, а я двигался, пусть и незнамо куда, но уж точно не назад, а значит, существовала отличная от нуля вероятность движения по направлению к цели.
Но, если уж быть честным совершенно, то из "Всеядиона" меня попросту поперли. Выгнали взашей. Присвоив, можно сказать, походя, мою радужную Виртуаль, мое везенье, может быть даже, мое счастье.
Ну и пусть! Уходить следует красиво, желательно в ночь и поднявши воротник плаща , ну, а если не получается, то, по крайней мере быстро.
Как говаривал один малоизвестный поэт:
"Не успеешь - тогда уходи не прощаясь,
Уходи так, чтоб видно тебя вдалеке,
Как жонглер, бесконечное небо вращая,
Словно блюдечко вишен на остром зрачке"
Довольно туманно, честно говоря, зато впечатляет. Предвидя вопрос, что сей поэт курил, отвечаю - скорее всего "Беломор", но возможно и "Приму", хотя вариант "Памира" тоже исключать не следует. Да... в те эпические времена даже махорочный дымок способствовал вдохновению, не то, что сейчас....
Впрочем, вернемся на дорогу.
Мы уже пересекли реку по понтонному мосту и теперь двигались по плоскому песчаному берегу. Как назло зарядил мелкий дождик, не дождь даже, а так, влажная взвесь, оседающая на плотный серый песок, не оставляя на нем никаких следов. Сквозь это мутное безобразие топорщились голые пучки ивовых прутьев, жалкие, как мокрые кошачьи хвосты. В общем, та еще была погодка, да и пейзаж вполне соответствовал. В такую погоду хорошо пить и спать. Пить не хотелось, так что, оставалось только спать. Однако уснуть оказалось не так-то просто. Нет, обрывки разговора Проповедника Сэма с Омаром Спупендайком мне не нисколько мешали, наоборот, тихое "бу-бу-бу" успокаивало, я чувствовал, что я не один, а Кори... Что Кори, не она первая, не она последняя. Женщины, они все в какой-то степени виртуали, хотя, большинство из них с неопределенным знаком, а вот Кори совершенно определенно была со знаком плюс. Да.
В общем, состояние мое напоминало нетяжелое похмелье, этакая полудрема-полутоска.
...Кажется, Сэм с Омаром сошлись на том, что дахардяжий шансон является заметной частью субкультуры дахардяг-унтермехов, к которой по непонятным эстетическим причинам питает нежность значительная часть человеческой и только-только нарождающейся дахардяжьей интеллигенции.
- Вы потише там, братцы, - пробурчал я, просто, чтобы не оставаться совсем уж не у дел. А, кроме того, мысль о том, что разговоры-то разговорами, а вдруг они возьмут, да ка-ак споют, вызывала приступ дурноты. - Спать мешаете.
- Ишь, какой, - раздался голос дахардяги. - Переживает, хотя сам во всем виноват.
- Это как? - искренне удивился я. - Это почему? Впрочем, да... переживаю. Да. А вы мне своими разговорами мешаете, между прочим.
- Мы можем прикинуться публикой, - успокоили меня поклонники дахардяжьего фольклора. - На публике переживать куда приятнее, можно сказать, декоративнее.
- Ну... - с сомнением протянул я, - наверное... Тогда держитесь! И ненатурально простонал:
"Бармен, розовый коктейль за мою голубую мечту, или голубой за розовую... честно говоря, я уже не помню, какого она была цвета, но одно ясно - без нее иссохну, при ней сдохну... "
- Халтуришь, - презрительно лязгнул Бесчеловечный Сэм. - Плагиатом пробавляешься, да еще и привираешь притом. Не верим!
- Тоже мне, ценители прекрасного, - пробурчал я. Хотел было отослать их к Станиславскому и, разумеется, Немировичу-Данченко, но решил не плагиатить дальше, и просто послал куда подальше. Слов подходящих не нашлось, поэтому я был конкретен и банален.
Слов не нашлось....
Вот ведь, и слов-то у меня путных нет...
Я почувствовал, что снова начинаю жалеть себя, попытался взглянуть на ситуацию со стороны, и меня передернуло от отвращения.
Тоже мне, феникс щипаный!
Некоторое время мы двигались молча.
Омар Спупендайк шагал рядом с дахардягой-Сэмом, время от времени поправляя висевший на плече чехол со своим экзотическим инструментом. Странно, но, несмотря на приличную скорость, развиваемую Сэмом даже по пересеченной местности, хотя уж эту-то местность назвать такой уж пересеченной язык не поворачивался, беглый бард не отставал, хотя, казалось, и не особенно торопился.
- Да... - неожиданно сказал он, - похоже, что так мы никуда не придем. Придется вмешаться.
- Как это, никуда не придем? - удивился я, - двигаемся же, у Сэма гирокомпас в порядке, так что, если идти вперед, то куда-нибудь непременно придем. Как у тебя с гирокомпасом, а, Сэм?
- Моя навигационная система в порядке, - гордо сообщил Сэм, - как и все остальные системы. У меня навигация на ВОГах , точность - угловые миллисекунды! Этим я выгодно отличаюсь от некоторых биологических объектов, неспособных без грубых материальных ориентиров самостоятельно определить траекторию своего движения, а вдобавок к этому, имеющих ассиметричные нижние конечности и полушария головного мозга, что и заставляет их двигаться по кругу, или в лучшем случае по спирали. Мы, разумные механизмы...
Помолчал немного и сокрушенно добавил:
- Хотя моя слаборазвитая изначально, но существенно эволюционировавшая в процессе экзистирования эмосистема сообщает мне, что мы действительно никуда не движемся. Хотя километраж, согласно измерительным приборам, растет.
- Бездорожье, - сказал Омар Спупендайк. - Это называется "Бездорожье". Редкая пакость, и мы в нее вляпались.
И мы остановились. Все равно идти было некуда.
- Можете на решетке моего теплообменника шашлыки зажарить, - снисходительно разрешил Дахардяга-Сэм. - Только чур, потом помоете. Знаю я вас... жиром заляпаете, а я еще надеюсь попасть в приличное общество. А оно насчет жира не очень... Замаринованное мясо в багажнике, Савкин постарался. И живодка. И еще ящик "Растюпинского молодца".
И правда! Если потерял дорогу, остановись и поразмысли, а не мечись и не впадай в панику, ибо первое утомительно, а последнее - непродуктивно.
Мы остановились и принялись готовиться к пикнику на обочине Бездорожья. Ну, а как же это еще назвать? Есть дорога, а есть бездорожье, но обочина присутствует и в том и в другом случае.
В общем, пока на решетке теплообменника Дахардяги-Сэма дозревали шашлыки, мы с Омаром успели пропустить по стаканчику живодки под растюпинские малосольные огурчики, потолковать о том, да о сем, и бездорожье, вроде бы рассеялось, во всяком случае, я на это надеялся. А не рассеялось - так и больно наплевать, и на обочине жить можно, ежели умеючи, особенно если харч имеется, и мухи не кусают.
Многие так и живут всю жизнь на обочине, и ничего, довольны. Обочина, она ведь в каждом из нас, потому что самому вечному страннику иногда нужно отдохнуть от дороги. На то и обочина. Только вот особо рассиживаться на ней не стоит, а то дорога не простит.
Дороги они такие. Обидчивые. Как женщины.
Кажется, я задремал.
И вдруг услышал, как бард болезненно охнул и прохрипел:
- Обернись!
- Что я тебе, жена Лота, чтобы на каждый чих оборачиваться? - сонно огрызнулся я.
Но было в голосе бродячего барда-философа такое неподдельное отчаяние, что я все-таки обернулся. И сразу же мне захотелось превратиться в соляной столб. Я даже почувствовал, что превращаюсь ну, пусть не в столб, но в какой-то дорожный знак и, похоже, это ненавистный всем водилам "кирпич". Потому что там за рекой, где полагалось находиться славному во всех отношениях, окутанному видным издалека золотистым сиянием, городу Растюпинску, с его веселыми мастерскими, комнатными лимонами и геранью на подоконниках, релятивистским коттеджем мастера Савкина, коварным литературным трактиром "Всеядион" - вспухало нечто неопределенно-серое. словно в аквариум с золотыми рыбками счастья выплеснули ведро помоев. Это было невозможно, это было жутко, но - это было!
- Он все-таки сцапал Николая, - обреченно выдохнул Омар. - И на кой черт он поперся в Оборотный Город? Нельзя ему туда часто ходить, и надолго задерживаться не следует, ему же говорили!
Мне померещилось, или, в самом деле, где-то далеко в подлеске жалобно заклохтал Дикий Кур.
- Кто сцапал? - спросил я, - Что еще за Оборотный Город? И что нам до него?
Спупендайк посмотрел на меня глазами бешеного барабанщика и сказал:
- Тут вот какое дело.... В общем, у каждого города, как и у человека, существует несколько ипостасей. А у Растюпинска эта, так сказать, полиморфность, выражена особенно ярко. Это город - оборотень, как и многие города, и какую из своих ипостасей он явит, зависит от того, в какой ипостаси пребывают его ключевые фигуры. Попросту говоря, некоторые, наиболее заметные обитатели. Николай, как раз и является одной из таких фигур. Судя по всему, он отправился в Оборотную Ипостась по каким-то своим делам, и в ней увяз. Но вообще-то этого недостаточно для превращения, так что, скорее всего, в Растюпинске случилось что-то еще. И очень нехорошее.
- Не думаю, - совершенно серьезно отозвался Спупендайк. - Может быть, Тиберий запил, или Гешефт-Карасиков ногу сломал.... Хотя вряд ли... Запой Тиберию никогда не мешал творить, так же, как и хромая нога не мешает изобретать нашему профессору. Наоборот даже - стимулирует. Может быть, "Всеядион" распался? Тогда - да, тогда может случиться всякое.
- Я, кажется, бывал в этом вашем "оборотном" Растюпинске, - нехотя сообщил я, нехотя ступая на дорогу, - Когда ходил выручать Савкина в "Неаполь". Гнусное, надо сказать, местечко. Чуть было не остался там насовсем, спасибо фениксу.... А что же остальные горожане? Разве они не могут помочь?
- Большинство горожан живут как бы одновременно и там и сям, они оборачиваются вместе с городом. Если концентрация творческой энергии высока, то и они становятся в какой-то мере творцами. Не демиургами, конечно, как Савкин, но все-таки. А вот когда творческая энергия падает, тут они немедленно обращаются в обывателей. Глупых, жадных, завистливых и даже злобных. Хотя сами этой перемены в себе не ощущают. Кстати, виртуали в такой атмосфере жить не могут. Даже низшие, и те не выживают, а уж что говорить о высших!
Меня как морозом продернуло, хотя, конечно, Кори показала себя порядочной стервой, но я все-таки не такой эгоист, чтобы собственное невезенье распространять еще и на нее тоже. Да и жалко было, пусть она и Высшая Виртуаль, и в дракона превращаться умеет, но ведь дура же несчастная! Одно слово - женщина!
- Высшие, - продолжал, свою лекцию Омар, - теряют виртуальность, переквалифицируясь, в зависимости от гендерной принадлежности, в управдомы или домохозяйки. Хотя в последнее время, все чаще случаются трансформации в манагеров или бизнесвуменок. А когда и вовсе, в легкобитов и, соответственно, легкобиток.
Мне нечего было сказать. Ну, в конце-то концов, не я бросил Кори в обреченном городе, она сама так решила. Да и кто же знал, что все так хрупко. Растюпинск казался вполне благополучным местом, я сказал бы даже идеальным таким городком жизнерадостных создателей всяких занимательных кунштюков, вроде живодки, электроопохмелов или интеллектуальных механизмов типа Дахардяги Сэма. Вроде бы, виртуали-плюс там самое место.
"Да о чем я? - меня аж потом прошибло, понял, наконец-то! - Ведь такой городок не может существовать на самом деле. Во всяком случае, долго. Это как "Мир Полдня", полдня ведь не бывает без остальных времен суток, что такое на самом деле этот полдень - неуловимый квант времени, пойманный гением творца. Разжались ладони - и нет его.... А Кори, все-таки, жаль..."
- Ну, я пошел, - неожиданно сказал Омар, закидывая стик за спину. - Извини, конечно, но дальше ты отправишься без меня. Я, признаться, не очень ладил с "всеядионцами, да и сам город меня не слишком жаловал, все время пытался выпихнуть. То на оборотную сторону, а то и вовсе на дорогу. Но, понимаешь, сейчас получается, что я как бы сбежал, струсил, и мне это не по душе. Так что, я возвращаюсь, там я нужнее.
- Я тоже возвращаюсь, - квакнул Бесчеловечный Сэм. - Пускай у меня нет эмопроцессора, да и с душой как-то не сложилось, но там остался мой создатель, а бросать создателя в беде - это неправильно. Так что, прощай. И еще - знаешь, о чем поется в дахардяжьем шансоне?
Только шансона мне сейчас не хватало, но я машинально спросил:
- Ну и о чем?
- О верности, - почему-то стеснительно сообщил Сэм. - Я и сам это только сейчас понял.