Monosugoi : другие произведения.

In lapsu

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Земля плоская (но это не точно), на нас падает Ангел, Капитолия строит башню до неба, а Соцсоюз гигантскую пушку. Шестое место на Роскон-Грелке 2014. Тогда еще под названием "In casus" - рассказ, десять лет спустя - небольшая повесть.


In lapsu

   Вчера Ким, наконец, проснулся за минуту до звонка будильника, и целый день его преследовал глупый вопрос - а что если и завтра будет также? И послезавтра? Может быть, он уже выработал такую силу воли, такие точные внутренние часы, что и механические будильники больше не нужны?
   С этой мыслью он и открыл глаза.
   Через стеклянный купол на него печально взирало ангельское око. Скорее всего, именно из-за Ангела здесь долго никто и не селился, хотя купол и венчал собой вершину одной из самых старых высоток в городе, числившуюся за номером 137. Ангел, говорят, падал с небес еще до того, как на земном диске появился первый человек, и не каждый мог спокойно заснуть под его немигающим взором.
   А Киму нравилось разглядывать печальное лицо парящего в небесах гиганта. Он с удовольствием повалялся бы в постели еще часок, надеясь уловить движение исполинского века. Ну не может же Ангел вообще не моргать, верно? Просто ни у кого терпения не хватает проследить за движением.
   Размышления Кима прервал медный звон. Будильник, для пущего эффекта помещенный в кастрюлю с мелочью на дне, разошелся вовсю, и не собирался останавливаться.
   - Ким, будь человеком, выключи! - рядом под одеялом завозилась Кира.
   - Фиг тебе, - Ким демонстративно закину руки за голову. - Я уже проснулся, а ты сейчас снова задрыхнешь.
   Такой железной силы воли как у Кима, у его подруги не было.
   - Сволочь ты Ким, хоть и комсомолец, - вздохнула девушка. - И за что я тебя только люблю?
   - За то, что я еще спортсмен и просто красавец.
   Ким оторвался от созерцания Ангела и беззастенчиво уставился на заставившую себя сесть Киру. Через открытые еще с вечера окна в купол вливалась горьковатая утренняя прохлада. Клетчатое байковое одеяло сползло с плеч девушки, и та покрылась гусиной кожей. Ким начал потихоньку стягивать одеяло на себя. В ответ он заработал тычок локтем, но добычу не выпустил.
   - А закаляться?
   Кира фыркнула - мол, знаю я, чего ты на самом деле добиваешься - стряхнула ногой одеяло и на цыпочках добежала до стоящей на верстаке кастрюли с будильником. Трезвон смолк.
   Расправившись с нарушителем спокойствия, Кира подошла к окну и выглянула наружу. Так как жили они на самом верху, обвинений в нарушении общественной морали можно было не опасаться - дронты в жилком не пожалуются, а статуи-автоматоны за ту пару сотен лет, что стоит высотка, и не такое видели. Ким и Кира с ними подружились сразу, как только въехали, а Ким к тому же регулярно копался в шестеренках и клапанах, устраняя засоры и скрипы - днем он работал фабричным гештальт-слесарем, по вечерам учился в институте на эфирного механика.
   Из-под верстака зазвучал гимн - ожил репродуктор. Одновременно купол наполнился шумами и вздохами - заработали компрессоры, по пневмопроводам пошел сжатый воздух для статуй. Словно дождавшись этого момента, из-за соседней высотки выскользнули первые солнечные лучи, залив закрывающее одно из окон карту с земным диском - кружевную материковую кляксу посреди мирового океана, охваченного ободом ледяных полей Туле. Вообще Ким не специально ее так повесил, но солнце освещало только ту часть карты, где находился Соцсоюз. А Капитолия всегда оставалась в тени.
   Ким скатал матрас, на котором они с Кирой спали прямо на выцветшем ясеневом паркете, и поплелся к насосу умываться, но на полдороге передумал, подкрался к Кире и обнял ее, приподняв над полом.
   - Дурак, - бросила та, притворно вздрогнув.
   Из окна открывался потрясающий вид на просыпающийся город. Солнце заливало расплавленным золотом нагромождение украшенных звездами шпилей, башенок и куполов. Между каскадов барочных высоток еще плавали клочья ночного тумана. На верхних этажах одно за другим вспыхивали открывающиеся окна. Отлитыми из золота казались и просыпающиеся статуи. Стоило подняться давлению в цилиндрах, как они начали разминаться, мелодично позвякивая. Атлет и Девушка с веслом, заметив в окне Кима и Киру, помахали им руками.
   А над каменными вершинами города возвышался адамантиевый монумент Кормчего. Приложив исполинскую длань ко лбу, он всматривался в рассвет.
   Раздался пронзительный свист. Из-под ферм перехода, соединявшего две соседние высотки, вырвался окутанный паром монорельсовый локомотив. За ним тянулась вереница пассажирских вагонов.
   Заливаясь смехом, Кира оттолкнулась от окна, едва не повалив Кима на пол. Крыши у вагонов были прозрачными, и какая-нибудь особенно зловредная старушка-кондуктор могла и нажаловаться.
   Гимн в репродукторе смолк, и бодрый голос диктора объявил: "Приготовьтесь к выполнению гимнастических упражнений. Выпрямитесь...". Ким отпустил подругу, ухватил свернутый матрас и запихал его под верстак, вернув звуки просыпающегося города. Ну не любил он слишком уж навязчивый фортепианный аккомпанемент.
   - Ты чего на завтрак будешь? - спросила Кира.
   - Бутерброды, - хмыкнул Ким. - У нас сегодня матч с третьим цехом, не хочу набивать пузо. Придешь посмотреть?
   - А во сколько? У меня сегодня первая пара пустая...
   В отличие от Кима, Кира училась на трансмутационного математика в Институте промышленной алхимии, чем несказанно радовала родителей - высокопоставленных чиновников в Миналхимпроме. Настолько высокопоставленных, что первое время Кира даже боялась рассказать им, что ее парень - бывший детдомовец и обычный рабочий с автоматонной фабрики.
   - Прямо с утра играть будем. На заводе сублимационные баки чистят, наши цеха первые.
   - Газа для кипятка накачай, пока я умываюсь, - крикнула Кира из-за занавески в душе.
   Ким подхватил с табуретки линялые джинсы, натянул их на себя и отправился к колонке, где принялся накручивать колесо. Через десяток-другой оборотов манометр щелкнул, давая знать, что давления достаточно. Ким поднес зажженную спичку к конфорке и водрузил на нее чайник.
   Вернулась Кира, уже одетой в свободную блузку, галстук и плиссированную юбку до колен. Красная эмаль комсомольского значка с профилем Кормчего смотрелась каплей крови на белой ткани.
   - Иди давай, чушка, умывайся, - Кира открыла ледник.
   Чай с бутербродами они пили, сидя на подоконнике и свесив ноги на полощущийся по ветру транспарант с аршинными буквами "СЛАВА ТРУДУ!". Прямо под ними на крыше раскинулся висячий сад, дорожки в котором подметал угрюмый дворник-автоматон Аркадий, очень уж походивший на вставший на три суставчатые ноги самовар. Статуи из сада с ним не дружили по причине скверного дворничьего характера, и лишь показывали за спиной покрытые патиной языки.
   Кира кидала на карниз хлебные крошки устроившим там политсовет дронтам.
   В небе, раскинув руки, парил Ангел. Правильное овальное лицо, обрамленное русыми кудрями, печальные серые глаза, нос с горбинкой. Ангел был облачен в ослепительно белую ризу, за спиной у него раскинулись два крыла, в перьях которого различалась каждая бородка.
   - Красиво, да?
   - Что? - Ким едва не выронил кружку.
   - Ангел, - Кира стряхнула дронтам последние крошки. - Папа как-то рассказал мне, что древние ученые пытались вычислить расстояние до него и скорость, с которой он приближается к земному диску. И дату падения. Даже не верится, что это может произойти...
   - И что, высчитали, когда это случится?
   - Через две тысячи лет.
   Ким подумал, что, пожалуй, две тысячи лет - это слишком много, чтобы забивать себе голову сейчас. Но вслух ничего не сказал. Кира же иногда мыслила на поколения вперед - привычка вколоченная партийным воспитанием родителей. А Ким из детдомовского детства твердо усвоил, что жить нужно настоящим моментом.
   Поэтому он просто ловко расстегнул верхнюю пуговку на блузке Киры.
   - Дурак! - отмахнулась девушка. - Допивай свой чай, на семичасовой лифт опоздаем!
   Аргумент оказался серьезным - единственным недостатком их жилья было расписание лифтов, которые отправлялись вниз лишь раз в час. И это приходилось учитывать, если они не хотели объясняться за опоздание.
   Но не успел Ким спрыгнуть с подоконника, как с улицы донесся чудовищный скрежет и вой. Пол под ногами вздрогну и к вящему ужасу Ким увидел, как далекий монумент Кормчего поворачивается лицом к нему. Рука гиганта разогнулась и вперила указующий перст на запад, в сторону границы с Капитолией.
   И лишь после этого повсюду завыли тревожные сирены.
  
   Через рваные тучи на изрытую воронками землю глядели звезды - загадочные горящие огни на небесном куполе. Ангел лишь угадывался смутной тенью за пеленой облаков.
   Ким сидел, привалившись спиной к стенке окопа. Застегнув буденовку под подбородком, он обмотал шею шарфом - ранние ноябрьские морозы ночью уже давали о себе знать. Рядом пыхтел заспинный котел с тусклым язычком флогистона. Соединенную с ним кольчатым шлангом винтовку Ким зажал между коленей.
   Шел четвертый час утра, и солдаты Третьей армии ждали сигнала к началу наступления. Капитолийцы время от времени обстреливал позиции Соцсоюза, подтягивая под шумок силы для собственной атаки. Время от времени то с одной, то с другой стороны с дробным стуком просыпались станковые пулеметы.
   Раздался нарастающий свист, Кима тряхнуло и буденовку обсыпало влажными земляными комьями.
   - Четырехсотмиллиметровая мортира "Диктатор", дальность стрельбы до четырех километров, - послышался восхищенный шепот.
   Это оживился Костик Горский. До начала войны он учился в одном институте с Кирой, с отличием окончил поток тяжелой машинерии и почти год успел проработать в особом конструкторском бюро при Совмине. Инженером, судя по тому, как лихо Горский управлялся с ротной техникой, он был отличным. А вот солдатом - никаким. Даже на учебных стрельбах ложил пули в белый свет как в копеечку, штыком орудовал будто ножом для картошки, а врукопашную с ним в пару на занятиях никто не вставал - все равно, что малое дитя лупцевать. Как Костю с его зрением на минус пять вообще пропустили на фронт оставалось загадкой для большинства однополчан. Поговаривали, впрочем, что за него хлопотал отчим, командарм мехконницы.
   По брустверу застучали новые снаряды, и в окоп посыпался песок.
   - Ого! - обрадовался Горский. - А вот и шагоходы подтянулись!
   Вооружение обоих сторон он знал назубок и распознавал на звук.
   Ким шагоходов за почти два года войны не видел ни разу. Ни своих, ни капитолийских. Да и на фронте он, откровенно говоря, провел всего пять месяцев. Призвали его не сразу, потом три месяца натаскивали в тыловом лагере, потом гоняли с полком из одного прифронтового гарнизона в другой, пока, наконец, не пристроили у Прохорова луга, где сошлись лоб в лоб самые крупные силы.
   А увидеть механическое чудище страсть как хотелось. Ким вцепился руками в насыпь и подтянулся, выглядывая в щель между мешками.
   По вспаханному снарядами, заставленному противотанковыми ежами полю метались лучи прожекторов. Обнесенные валами из колючей проволоки окопы капитолийцев начинались всего-то метрах в четырехстах. Шагоход стоял за ними. Вид его не сильно впечатлил Кима. Ну вылитый дворник Аркадий - такой же самовар на ножках, только размером с десятиэтажный дом, и рук четыре. Две держали по скорострельной гаубице, еще две перезаряжали их.
   Больше Ким разглядеть не успел - сильная рука ухватила его за хлястик шинели и стащила вниз.
   - Куда высунулся, дурак! - на Кима смотрел разъяренный замполит Матрук. - Девка, что ли, дома не ждет?
   Словно нарочно, по брустверу замолотила очередная пулеметная очередь.
   - Ждет, - уныло согласился Ким. - Виноват, товарищ капитан!
   Недописанное письмо Кире так и осталось в кармане гимнастерки, вспомнил он.
   - Это ты своим родителям и крале виниться будешь, - буркнул Матрук. - Когда им похоронка придет. Мол, погиб сын ваш и жених ни за что, ни про что. Потому что свою глупую башку из окопа высунул, не дождавшись сигнала к наступлению.
   - Товарищ капитан, а что, есть разница - помереть сейчас или когда в атаку пойдем? - подал голос Горский.
   - Это кто у нас тут такой умный выискался? - замполит уставился на скрючившегося Костю. - Фамилия, рядовой?
   - Рядовой Константин Горский, товарищ капитан! - отозвался тот.
   - Так вот, рядовой Горский, если тебе сейчас башку отстрелят - значит ты дурак и толку от тебя ноль. А если в наступлении - погиб за дело и героем, понял?
   Матрука в роте не любили, побаивались, но уважали. Слухи о нем ходили всякие, и большинство из них, как подозревал Ким, распускал сам Матрук. А уважали его за то, что никто ни разу не видел, чтобы он в окопе отсиживался. В атаку ходил как и все, а то и, порой, вовсе пер под пули словно смерти не боялся.
   Матрук поднес к лицу руку, на которой светился циферблат хронометра.
   - Ну все, товарищи бойцы, перекур закончился, - замполит расстегнул кобуру и достал пневматический револьвер. - До наступления меньше минуты, так что котлы за спину и к бою - готовсь! Противогазы одеть!
   По всему окопу прокатилась волна скрипов и лязга металла. Солдаты натягивали заспинные котлы, проверяли уровень aqua sublimandus, стабильность тяги и давление в винтовках.
   Замполит вытащил из-за отворота кожанки наушники эфирографа и ларингофон, которые, сняв фуражку, принялся прилаживать. В тусклом свете луны блеснула надраенная как бильярдный шар лысина.
   Едва Ким успел натянуть отдающую потом каучуковую маску, как раздался многократно усиленный рупором приказ.
   - В атаку!
   Ким забросил на бруствер винтовку и подтянулся сам. Рядом с ним проделывали то же самое однополчане, превращенные противогазами в лупоглазых насекомых.
   По пехоте тут же с удвоенной силой заработали вражеские пулеметы. Шагоход окутался клубами пара, посылая гаубичные снаряды по очереди то с одной пушки, то с другой.
   Одновременно заговорили и соцсоюзовские мортиры. Под покровом темноты сюда с соседнего участка фронта перебросили артдивизион, ставший неприятным сюрпризом для капитолийцев. Вся полоса вражеских укреплений забила фонтанами грязи и огня, тяжелые снаряды ложились кучно и выворачивали окопы вместе с укрывшимися в них солдатами.
   Ходить в атаку Киму было страшно только в первый раз. Сейчас же все происходило вроде как и не при его участии. Слышать он перестал почти сразу. Дым, взрывы, никакая видимость в окулярах противогаза... Ким как заведенный шагал вперед, нажимал на спуск, передергивал спусковую скобу и фиксировал показания манометра. Впереди мелькнула размытая фигура в рогатой каске - Ким вскинул винтовку и автоматически выстрелил. Пуля попала в котел - фигуру охватило пламя, она суматошно заметалась и вдруг исчезла. Наверное, свалилась в воронку.
   Справа и слева от Кима, перешагивая через трупы, шагали такие же живые механизмы, как и он сам. Иногда они падали. Кого-то разорвало прямым попаданием снаряда, по окуляру влажно шлепнуло. Ким ослеп на один глаз. Момент паники прошел быстро, и он протер перчаткой маску, вернув зрение.
   И тут же взмыл в воздух.
   Взрыв впечатал его лицом вниз в истерзанное месиво жидкой земли, винтовка вылетела из рук, едва не вырвав соединительный шланг. Окуляры треснули, и Ким зажмурился, но, к счастью, стекло выдержало.
   Подняв голову, он обнаружил, что лежит у первого ряда намотанной на здоровенные стальные ежи колючей проволоки. Дальше начинался второй ряд и вражеские окопы, превращенные мортирами в братскую могилу для солдат-капитолийцев.
   Прямо перед его лицом с колючей проволоки свешивался труп. Видимо, его выбросил взрыв из окопа, и он же повредил котел. Флогистон вытек и прожег в теле несчастного такую дыру, что верхняя и нижняя половина держались лишь на армированных ремнях от котла. Взрывом с капитолийца сорвало каску, и теперь длинная челка свешивалась ему на лицо. С нарастающей тошнотой Ким понял, что это женщина, или, скорее даже, девушка.
   Он готов был броситься прочь, но тут заметил, что в грязи под телом что-то белеет. Подтянув к себе винтовку, Ким ползком добрался до проволоки.
   На земле лежала открытая книжка карманного формата, почти не пострадавшая. Видимо, выпала из одежды солдата.
   Стоило Киму схватить книгу, как вокруг началось настоящее светопреставление. Земля словно взбесилась, и ливень снарядов вызвал к жизни вулканы из грязи и камней. Взрывы раздавались то здесь, то там, но для Кима звучали они приглушенно, словно через ватные затычки.
   Ким съехал на заду в ближайшую яму, от души надеясь, что старая армейская мудрость про два снаряда и одну воронку имеет под собой хоть какой-то научный базис. Винтовка, которую он снова выпустил из рук, догнала его и больно стукнула в бок.
   Бабах! Рядом с краем воронки в землю воткнулся зажигательный снаряд, моментально превратившийся в разбрызгивающий капли кипящего фосфора факел. Мгновение спустя на Кима накатила дурнота, фильтры будто перестали пропускать воздух и перед глазами все поплыло. Он лихорадочно рванул руками газовую маску. Шероховатый каучук клеился к волосам и выдирал их с корнями, но Ким тянул за хобот, пока в легкие не потек горчащий от флогистона воздух. Маска повисла на трубке словно оторванная голова на позвонках.
   Ким выдохнул и посмотрел под ноги. Книга опять лежал в грязи. В призрачном зеленом свете горящего фосфора можно было различить набранный убористым шрифтом текст. Ким подхватил ее и пополз подальше от воющего столба пламени. Добравшись до места, куда огненные мухи не долетали, Ким принялся читать лихорадочно прыгая глазами со строки на строку: "Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своём: "Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему". Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней. Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: "Тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства, вселенную сделал пустынею и разрушал города её, пленников своих не отпускал домой?"
   Через несколько минут артобстрел прекратился, но стоны в безостановочной трескотне винтовочной перестрелки и звон в ушах Ким услышал просто чудом.
   Он захлопнул книжку, на обложке которой мертвенным серебром блеснули буквы "Codex Niger", сунул ее под шинель и пополз вверх по склону воронки.
   Фосфорный факел еще горел, освещая округу на несколько метров. Пылающая капля прожгла дыру в шинели, но, к счастью, погасла до того, как коснулась кожи. Ким высунулся над неровным краем воронки ровно настолько, чтобы посмотреть, откуда доносятся крики.
   Взрывы начисто снесли колючую проволоку перед капитолийскими позициями. Удерживавшие ее ежи разлетелись во все стороны. То там, то здесь из земли торчали стальные кресты или отдельные балки. Одна из балок валялась поперек распластанного в грязи человека, в котором Ким узнал капитана Матрука.
   Ким выкарабкался из воронки и бросился к раненому.
   - А, это ты, Данковский, - пробормотал замполит, опуская револьвер. - Видишь, что творят штабные крысы - неверно передали время артподготовки... Сколько наших полегло...
   Револьвер вывалился из руки Матрука и шлепнулся в грязь.
   - Я это... я сейчас... - Ким засуетился, пристраивая винтовку, но у нее оказался оборван ремень. - Я сейчас помогу выбраться...
   В конце концов, он просто бросил оружие на землю, и теперь оно тащилось за ним на прочном шланге. Сам Ким ухватился за покореженную балку и попытался приподнять ее.
   - Данковский, сзади!
   Крик Матрука раздался одновременно со звонким ударом о балку. Ким хорошо знал этот звук - с таким пули попадают в металл и отскакивают от него. Он тут же бухнулся на землю, подтянул винтовку и, совершенно не думая, нажал на спуск.
   Их было трое - молодых сопляков, еще младше Кима, в рогатых шлемах и с чужими куцыми винтовками в трясущихся руках. Пуля Кима угодила одному из юнцов в лоб, точно под козырек каски, и тот повалился лицом вниз. Каска слетела, открыв бурое месиво, оставшееся от темени, с торчащими завитками русых волос. Оставшиеся двое тут же рухнули на землю.
   Ким обнаружил, что у давления в винтовке у него нет, и до следующего выстрела нужно ждать не меньше минуты. Но его противники, почему-то, не торопились стрелять. Лишь намного позже Ким понял, что они просто боялись.
   Когда стрелка манометра на винтовке доплелась до красной отметки, он приподнялся, выискивая цель.
   - Погоди, Данковский, не стреляй!
   Охрипший голос Матрука разорвал тишину и только тогда Ким понял, что выстрелов больше не слышно.
   - Эй, вы там, тоже не стреляйте! - хрипел Матрук. - Слушайте!
   Над полем боя разливался вой сирен, почти такой же, какой два года назад Ким услышал сидя вместе с Кирой на подоконнике своей квартиры. Но теперь, в перерывах между воем сирены, твердый металлический голос зачитывал обращение к солдатам.
   - Солдаты и офицеры! Немедленно прекратите боевые действия! Только что между правительствами Капитолии и Соцсоюза достигнуто соглашение о прекращении огня и подписан мирный договор!
  
   - Слушай, ну как ты выносишь такое каждый день, а? - Петя Когтев из-под ладони разглядывал по-прежнему нависающего над куполом Ангела.
   Сегодня у Кима и Киры было многолюдно. Они подали заявление в ЗАГС, что и послужило поводом собраться всей институтской компании.
   - Так ведь, если верить газетам и официальным сообщениям, там ничего нет, - усмехнулся обнимающий сияющую подругу Ким. - Значит и смущать меня ничего не может.
   И добавил, ловко пародируя бубнеж выступающего на собрании парторга Кудрявцева:
   - Весь период существования социалистической науки наши знания об окружающем мире множились и, росли и крепли, изживая вредные иллюзии о существовании неких Entia irrationalia, каковым является оптический объект, именуемый в простонародье Ангел...
   - Ну, ну, - хмыкнул Когтев в спину удаляющегося в сторону Киры сокурсника. - А с помощью этого ты, значит, за звездами наблюдаешь?
   Посреди зала была укреплена на треножнике механическая обскура с раструбом телескопического объектива, направленная в небо. К доске над верстаком с незаконченным эфирографом был пришпилен лист миллиметровой бумаги, на который Ким регулярно наносил смещение ангельских век. Замеры Ким начал делать как вернулся с войны - с тех пор он успел закончить Главный инженерный институт, поступить в аспирантуру, и даже понять, что веки все-таки движутся, но глаза Ангела пока оставались открытыми.
   Когтев, как и вся собравшаяся у Кима компания, озвученной после смены курса Партии версии, что Ангела не существует, и это лишь оптическая иллюзия, не очень-то верил. Ангел был реальностью тысячи лет, и вряд ли мнение нового Генсека могло как-то повлиять на этот факт. Что, впрочем, не делало обладание Кимом своим военным, как он его называл, трофеем, где речь об Ангеле и шла, менее рискованным. За одно упоминание Книги, которую он подобрал у трупа капитолийки, шустрые комитетчики могли отправить на край света лед бурить.
   Но запретный плод, как известно, сладок, и вскоре о том, что у Кима есть Книга, узнала Кира, которая чуть его не прибила, а затем и кое-кто из кимовой учебной группы. По вечерам они часто собирались, читая отрывки из Книги и до поздней ночи спорили, правда там написана или нет.
   - Эй, а ну тихо! - закричал Павлик Сошкин. - Сейчас вечерние новости передавать будут! Там про "Восток" говорить будут!
   Он забегал по комнате.
   - Ким, ну где у тебя репродуктор?! Опять барахлом закидали!
   - Под верстаком, матрас вытащи, - откликнулся Ким, оторвавшись от поцелуев с Кирой.
   Они снова сидели на подоконнике и глазели на город. Монумент Кормчего, уперев руки в бока, зорко взирала на западную границу, но, к счастью, был неподвижен.
   - Слушай, Кир! - Ким откинулся на спину и уставился на подругу. - Представляешь, кого я сегодня встретил? Костю Горского!
   - Это тот, что ли, с которым ты на фронте был?
   - Ну да! И знаешь, где он теперь? В ОКБ-1! Звал к себе - давай, говорит, у нас сейчас недостаток квалифицированных кадров! Узнал где-то про мои наметки по мгновенным эффектам эфирной связи и хочет притащить на собеседование.
   - А ты ему что сказал?
   - Что подумаю.
   - Фу, дурак, соглашайся! - Кира вскочила на подоконник, повернулась лицом к комнате и закричала. - Эй, ребята! Ну-ка просветите моего лопуха, как надо поступить. Ему некий Горский предлагает работу в ОКБ-1, а он говорит - я подумаю! Представляете?
   - Погоди, - Сошкин оторвался от бурного обсуждения новостей. - Сам Константин Горский?
   - Ну да, - пожал плечами Ким. - А почему "сам"?
   - Вот ты даешь! Ты что, не слушал, что сейчас по радио объявили? Горского сегодня назначили главным конструктором! Ну ты везунчик!
   Все обступили Кима, наперебой поздравляя его и давая советы.
   За этим гомоном Ким не услышал, как прогремел прибывающий лифт.
   В дверь постучали, твердо и настойчиво.
   - Мы кого-то ждем? - удивилась Кира.
   - Наши вроде все здесь, - огляделся Ким. - Наверное, из сада снизу опять пришли жаловаться на шум.
   Он взобрался на табурет.
   - Эй, граждане аспиранты! А ну хорош гомонить, на нас уже жаловаться пришли!
   Ответом ему послужил дружный хохот. Ким спрыгнул с табурета и отправился открывать дверь.
   На пороге стояли трое в черных кожанках. На головах черные фуражки с голубыми околышками. Таких ни с кем не перепутаешь... Один из них, опирающийся на трость, держал в руке раскрытую папку с бумагами.
   - Гражданин Данковский? Народный комиссариат государственной безопасности. Вы подозреваетесь в подрывной деятельности. Проедемте с нами.
   Внутри у Кима все обвалилось, сердце громко бухнуло и замерло. Мир вокруг словно застыл, в голове вертелась одна только мысль - а как же теперь Кира?
   - Ну же, гражданин, не задерживайте, или вас силой вести? - комиссар оторвал взгляд от бумаг, снял пенсне и уставился на Кима.
   - Товарищ Матрук?.. - только и смог выдавить из себя Ким.
   - Ким? - комиссар тоже не мог поверить своим глазам. - То-то я смотрю фамилия такая знакомая... Эй, вы, - он обернулся к своим спутникам. - Выйдите пока, мы тут сами побеседуем.
   Наградив Кима мрачными взглядами исподлобья, комиссары спустились по винтовой лестнице в лифтовую.
   - Так, Данковский, ну-ка живо признавайся - Книга действительно у тебя?
   Ким кивнул. Говорить сил не было.
   - И друзьям своим, аспирантам, давал читать?
   Ким снова кивнул.
   - Небось еще дискуссии по этому поводу как обычно цивилизованно вели, после поллитры портвейна - окна не запирали, орали во всю глотку?
   Третий кивок.
   - Дурак ты, Данковский, - тяжело вздохнул Матрук. - Ты ж за это один пойдешь под суд! Всех остальных дружков-лоботрясов, включая твою будущую невесту, через связи в ЦК родители отмажут! А ты один, дурак безродный, козлом отпущения будешь!
   - Дмитрий Витальевич, что мне делать?
   Ким почувствовал, как на глаза у него наворачиваются слезы. А ведь он даже на фронте не плакал. Но сейчас, стоило ему представить, как его на глазах у Киры уведут комиссары...
   - Все ведь знают, что Ангел есть на самом деле! - Ким сжал кулаки.
   - Да знают, знают, только не все об этом налево и направо треплют, - Матрук устало потер переносицу, на которой отпечаталась дужка пенсне. - Вот что, тащи-ка сюда эту Книгу и живо.
   Ким бросился в комнату. Его что-то спрашивали, но он только отмахнулся. Книгу Ким держал в ящике с инструментами, на самом дне. Ким принялся лихорадочно расшвыривать содержимое ящика, пока не добрался до завернутой в старый свитер Книги. Схватив ее, он бросился обратно к двери, по пути уловив встревоженный взгляд Киры, но опять же не было времени на объяснения с ней, совсем не было.
   - Не ходи за мной! - прошептал он, пробегая мимо девушки.
   Матрук ждал Кима на лестнице, что-то царапая ручкой на листке бумаги.
   - Принес?
   - Вот! - Ким сунул в руки Матруку сверток.
   Чекист развернул его, достал книжицу и перелистнул несколько страниц. Затем завернул обратно, сунул в куртку и протянул Киму лист бумаги и ручку.
   - Подписывай!
   Буквы прыгали перед глазами Кима и дрожали, он с трудом разбирал отдельные фразы вроде "главному оперативному уполномоченному Народного комиссариата государственной безопасности Матруку Д.В.", "хранил без умысла на вредительскую деятельность", "содержание мне незнакомо", "желаю добровольно выдать органам государственной безопасности". Наконец он расписался внизу листа и отдал его Матруку.
   - Все, свободен, - Матрук сложил лист пополам и сунул его в папку. - А на будущее - учись держать язык за зубами. С такой компанией как у тебя, если что случится - ты крайний окажешься.
   - Это кто-то из них меня сдал, да?
   Ким даже не надеялся получить ответ на этот вопрос.
   - Вот еще, - брезгливо приподнял губу Матрук. - Девушка с веслом.
   Ким вытаращился на бывшего замполита. Только вчера он менял ей зубчатую передачу, купленную за свои деньги, а Кира в это время болтала с автоматоном о том, что они с Кимом будут делать после свадьбы.
   - Да не пялься ты так на меня, - Матрук водрузил на нос пенсне. - При капремонте ее менять на новую собирались, вот она и готова была любым способом доказать свою полезность. Так что мой тебе совет - не распускай больше язык в присутствии этих железяк, ясно?
   - Спасибо, Дмитрий Витальевич. Я вас век не забуду...
   - Квиты мы теперь, Ким. Так что больше не попадайся. Иди, давай, к своей молодой невесте, а то она с ума сойдет. Совет вам, как говорится, да любовь.
   Опираясь на трость, Матрук тяжело заковылял вниз по лестнице.
   Ким захлопнул дверь и прислонился к стене. Лоб покрывала испарина, сердце колотилось словно в пустой железной бочке. Он закрыл глаза и сполз на пол.
   Отпустило Кима лишь когда он услышал скрежет отбывающего лифта и окончательно поверил в то, что его не заберут. Открыв глаза, он обнаружил, что Кира стоит напротив белая как мел. Из комнаты по-прежнему доносился шумный спор.
   - Кир, выстави всех, - прошептал Ким. - Прости меня, пожалуйста, но сам я сейчас не смогу.
   Кира кивнула и ушла. Она и так все поняла.
   Ночью Ким и Кира сидели за столом в неровном свете газовой лампы, пили густой черный чай и говорили о том, что случилось, и что им делать дальше. Впервые за прожитые в башне годы, не смотря на жаркое бабье лето, разговор этот происходил за плотно закрытыми окнами.
   А на следующий день в девять часов утра, одетый в купленный к свадьбе костюм, Ким сидел на огромном кожаном диване в обшитой дубовыми панелями приемной. На двери сияла новехонькая табличка "Главный конструктор Горский К.И.".
  
   - Готово, Константин Иванович! - завхоз Бусыгин спрыгнул со стремянки и отступил на пару шагов назад, прицениваясь, ровно ли висит портрет.
   Вновь избранный генсек, издавая стойкий запах типографской краски, воззрился мудрым отеческим взглядом на собравшихся за длинным, покрытым зеленым сукном, столом проектировщиков. Заглянув каждому из них в душу, генсек все же остался слегка недоволен - главный конструктор Константин Иванович Горский, единственный среди присутствующих, сидел к портрету товарища Каменского спиной и душу на обозрение не выставлял, оставив для изучения лишь сияющую лысину и торчащие по обе ее стороны оттопыренные уши.
   Бусыгин, между тем, сложил стремянку и поднял с пола подвыцветший портрет ныне усопшего генсека Калинова. По верху багета, там, куда не дотягивалась тряпка уборщицы, пушилась пыль.
   - А его куда, Константин Иванович? - озадаченно спросил завхоз.
   - М-да, выкидывать как-то неудобно будет, могут не понять... - пробормотал Горский, снимая очки и протирая их платком. - И ведь кто-то же его рисовал, старался... Хотя, списывайте, чего уж там. И на склады Мингосимущества вместе с остальными сдайте, откуда получали. Пусть сами думают, что дальше делать.
   Очки в руках Горского мелко подрагивали. В тот самый последний бой на Прохоровом лугу его контузило взрывом гаубичного снаряда, но это сказалось лишь на физическом состоянии. Мелкий тремор рук так и не прошел, поставив крест на самостоятельной чертежной работе, что еще больше усилило выросшую после контузии раздражительность. В остальном это был все тот же Костик - с острым как бритва умом и памятью машиносчетной станции, но нескладный, лопоухий, в постоянно сползающих с переносицы очках, и яростно жестикулирующий в любом разговоре. Таким его видела Кира, когда он приходил к ним в гости. Кире Костя вообще страшно понравился, но, побывав пару раз на работе у мужа, она заявила Киму, что все они там мальчишки, не наигравшиеся в войнушку. Ну как, как, говорила она потом, ночью, в постели - как вы можете всем этим заниматься, побывав на фронте? Разве вам там не хватило? А Ким отвечал, что это все для того, чтобы такого больше не повторилось. Ни с их детьми, ни с внуками. И он правда верил в это.
   Да и странно было бы не верить - Горский настоял на оформлении спецдопуска, после чего Ким получил возможность знакомиться с документами из Первого главка наркомата госбезопасности. Ни для кого не было секретом, что последняя война закончилась отнюдь не от того, что руководство Капитолии образумилось, а лишь от банальной нехватки ресурсов - на новые шагоходы и пушки просто не хватило стали и флогистона. Но сведения, поступавшие от разведки теперь, и вовсе заставляли усомниться в здравомыслии тех, кто населял противоположную сторону континента. Снаряды с меркурным коллоидом, разрывающиеся в пыль столь мелкую, что она выжигала легкие через любые фильтры. Распылители витриоли. Крысы, несущие в железах путрефакционные яды. Наконец, bomba anticoagulans, превращавшая золото в свинец и высвобождавшая при этом адское количество энергии... Вряд ли это свидетельствовало о мирных намерениях соседа.
   Поэтому Киму все чаще стала сниться мертвая капитолийская девчонка, свисающая с колючей проволоки. В самые плохие ночи, она пыталась заговорить с Кимом. Но не могла - даже во сне тот понимал, что для этого нужны легкие, которые у нее сжег флогистон.
   Вот и сегодня, перед совещанием у Горского, она тоже снилась. Вспомнив о полученном от нее "подарке", Ким вздрогнул. Не покидало ощущение, что Генсек с портрета смотрит на него с укором. Мол, как же так? Рабочий, комсомолец, а поддался капитолийской пропаганде. Вот и в партию теперь не возьмут, с таким-то пятном на прошлом. Впрочем, пока беспартийность Киму быть инжерером-эфирщиком не мешала, также, как и не мешала работать над усовершенствованием армейских ретеральных эфирографов или системами дистанционного управления шагоходами.
   Хотя это были лишь побочные разработки, дублировавшиеся другими конструкторскими бюро. Magnum opus ОКБ-1 была исполинская пушка "Восток", пока еще существующая только в чертежах и макетах на испытательных стендах. Вся мощь социалистической науки была направлена на создание обитаемого снаряда, способного покинуть пределы атмосферы и доказать, что Ангел - лишь иллюзия, бесплотная флуктуация межзвездного вещества. А иллюзия, как известно, ни на кого упасть не может.
   - Кхе-кхе, - откашлялся Горский, убедившись, что завхоз покинул кабинет.
   Неровный гул голосов сразу же стих. Даже быстрей, чем этого требовали приличия - часть мест за столом пустовала, часть была занята теми, кто (как, например, Ким) еще неделю назад относились лишь к перспективным работникам, а сейчас обзавелся аббревиатурой "и.о." - и.о. начальника отдела исследования дальней связи. Внезапно со сменой генсека лозунг "Молодым везде у нас дорога!" перестал быть просто транспарантом над входом в университет. Многие из тех, кто сегодня отсутствовал, как полагал Ким, по собственной воле покинули бы свои руководящие кабинеты только в гробу с венками от скорбящих товарищей. Некоторые, не смотря на возраст, все же были на своем месте, но и их отправили на почетную пенсию. Курс на новую кадровую политику - с Политбюро не поспоришь, тем более, что и там сейчас бушевали шторма, выбрасывавшие на коварные мели почетных синекур один казавшийся непотопляемым броненосец за другим.
   - Ну что ж, товарищи, - Горский раскрыл папку перед собой. - Секретный пакет из министерства поступил еще прошлым вечером, но, как говорится, поспешишь - людей насмешишь.
   Костя снял очки и задумчиво постучал ими по столу.
   - Ни для кого из здесь присутствующих не новость, что нас ждут серьезные перемены. Вчера на особом заседании ЦК было принято важное для нас, то бишь всего нашего бюро, решение. Скажем так, точка зрения о том, что Ангел иллюзорен больше не является научно обоснованной. Угроза его падения признана угрозой государственной безопасности, и задача социалистической науки угрозу эту изучить и предотвратить. Для чего, товарищи, бюро выделяются дополнительные ресурсы на разработку "Востока".
   - И, конечно, это никак не связано с тем, что капитолийцы строят в Мировом океане башню, - хмыкнул Петров, еще один бывший сослуживец Горского, ныне возглавлявший группу расчетных машин.
   - Ничего у них не выйдет, - отозвался Иван Снегирев, начальник отдела сверхпрочных материалов. - Все ж обвалится, нафиг! Даже адамантий не выдержит конструкцию такой высоты!
   - Хорош галдеть! - прервал разгорающуюся дискуссию Горский. - В курилке воздух сотрясать будете. А тебе, Ваня, вот информация к размышлению.
   С этими словами Горский вынул из ящика стола плотный бумажный конверт и протянул его Снегиреву.
   Тот вынул из него несколько листков плотной фотографической бумаги. С каждым новым просмотренным снимком, брови его поднимались все выше.
   Пересмотрев все, он откинулся на спинку стула, дернул шеей и рывком ослабил галстук.
   - Это что же такое, а, Константин Иваныч? - хрипло пробормотал он, переводя растерянный взгляд с фотографий на Горского.
   - А вот то, из-за чего всем нам стоит поторопиться, - ответил тот. - Не упадет никуда их башня, вот так-то. Передай остальным. Чай, допуск у всех есть.
   Фотографии пошли по рукам, сопровождаемые негромким ропотом.
   Наконец, снимки оказались в руках у Кима. Фотографии были не очень четкие, снимали, видимо, при качке. Из воды вздымались решетчатые фермы, облепленные у основания судами и понтонами. В газетах Соцсоюза не сильно много писали про строительство Башни, но в спецхран КБ регулярно приходила зарубежная пресса и в адамантиевых конструкциях легко узнавался первый уровень Башни. Но теперь там появилось кое-что новое - теряющееся в высоте нагромождение металла опоясывало ажурное кольцо, к которому зачем-то были прицеплены здоровенные шары (если сравнивать с другими объектам на снимке - каждый из них был размером с многоэтажный дом). Ким не сразу понял, что так всех взбудоражило, пока взгляд не зацепился за один из шаров, находящийся ниже кольца. Так вот этот шар висел в воздухе сам по себе, ни к чему не прикрепленный. Более того, к самому шару на тросе была подвешена огромная ферма. Зрелище было настолько нереальным, что сперва Ким заподозрил, что это фотомонтаж, вроде того, что иногда попадались в капитолийских дешевых журналах - провинциальный хлебзавод, из ворот которого строем прут шагоходы, или генсек со станковым пулеметом на плече, поставивший ногу на гору окровавленных трупов. Но нет, на каждом снимке стоял лиловый штамп Первого главного управления НКГБ с грифом секретности и инвентарным номером. А в наркомате госбезопасности капитолийской желтой прессой не интересовались.
   - Ну что, дорогие коллеги, все налюбовались? - Горский в очередной раз протер очки. - А теперь объясняю. То, что вы все сейчас увидели называется подъемным устройством на летучем веществе. По полученным наркоматом госбезопасности данным, капитолийцы обнаружили залежи этого вещества прямо на том месте, где сейчас строят Башню. Формула нам неизвестна, капитолийцы в своих документах называют его Fumus Babylonius. Это газ, однако в отличие от любого обычного газа, легче воздуха. Так что, если им заполнить некую емкость, та всплывает в атмосфере вверх, как пузырь воздуха из-под воды. И не надо повторять заученных из наших газет фраз - ученые у них там не хуже, посчитали и нагрузку на адамантий, и на какой высоте нужно прицепить к нему такой вот шар, чтобы снивелировать эту нагрузку.
   Фотографии вернулись в руки Горскому. За столом воцарилось напряженное молчание.
   - А чего вы, собственно, все как в рот воды набрали, товарищи инженеры? - неожиданно для присутствующих в голове Горского прозвучали веселые нотки. - Испугались, что капитолийцы до Ангела первыми доберутся и на нас его уронят? Вот те раз! Я-то думал сейчас одно за другим предложения посыпятся, как нам "Восток" побыстрей до ума довести, драка начнется за дополнительное финансирование и кадры, а вы сидите как на похоронах! Ну-ка, товарищи, давайте соберемся, и к завтрашнему дню жду от каждого докладную записку по новым потребностям в свете последних событий! А теперь не теряем времени попусту, расходимся. Но вас, Данковский, я попрошу остаться. Разговор есть.
   Слова главного конструктора возымели магическое действие - кабинет наполнился гулом голосов и скрежетом отодвигаемых стульев. Через пару минут помещение опустело, в нем остались лишь Горский и Ким.
   - Значит так, Кимушка, - Горский опять занялся любимым делом - протиранием очков, однако глядел при этом прямо на Кима. - С завтрашнего дня ты у нас уже без этой дурацкой приставки. Собственно, как и Федулов и Капустин - нет у меня других начальников вместо вас, и не будет. По крайней мере, пока меня отсюда вперед ногами не вынесут.
   - А как же членство в партии и все такое? - спросил Ким.
   - Да в жопу они это членство могут засунуть! - рявкнул вдруг Горский, побагровев и забыв про очки. - Результат им подавай, да побыстрей! А где я столько членов наберу, которые работать как следует умеют, а не языком про достижения развитого научного социализма молоть?! Не знаешь? Вот и я не знаю. Так что либо беспартийные пусть работают, либо в партию принимайте...
   Голос главного конструктора сорвался и дал неавторитетнейшего петуха. Горский закашлялся.
   - Короче, Ким, будет тебе партия, служба, конференции - в тридцать нестояние, в сорок импотенция, - продышавшись ухмыльнулся он. - Ты мне только свой эфирограф дальней связи до ума доведи! И, кстати, тебе жилье повышенной комфортности по должности положено, готовься к переезду.
   - Нет, Костя, не поеду, - спокойно сказал Ким.
   К неуклюжим вспышкам ярости Горского он еще на фронте привык, и не обращал на них внимания.
   - Посели туда лучше Демидова, у него ж трое детей, а он все в коммуналке с соседями ютится.
   Ким и Кира по-прежнему проживали в куполе на вершине высотки номер 137. Как и раньше, спали на полу, пили чай на подоконниках, мерзли ветреными зимами, когда застывало отопление, отогреваясь друг другом под двумя толстыми одеялами (но Ким уже начал собирать собственный парогенератор из тонких орихалковых пластин, работающий от солнечного света). А в теплое время года также любили по вечерам валяться на карнизах или в саду, болтая со статуями-автоматонами. Правда, Девушки с веслом среди них уже не было. Хотя Ким никому и не рассказывал про визит Матрука, однажды все статуи на крыше откуда-то прознали, что случилось, и объявили Девушке молчаливый бойкот. Через несколько дней ее обломки нашли на монорельсовых путях двумя десятками этажей ниже. Теперь на ее месте красовалась скромная и симпатичная Девочка с дельфином, которой остальные статуи сообща решили не говорить о постигшей ее предшественницу судьбе...
   - Ну, не хочешь, как хочешь - пожал плечами Горский. - Я бы на твоем месте тоже оттуда не торопился свалить. Молодость...
   - Костя, ты на пару лет всего меня старше!
   - Да не пару, уже, считай, не на пару. Сердце у меня, Ким. Совсем никудышное стало. Врачи говорят - никакие нагрузки нельзя, нервничать нельзя. Спите, говорят, побольше, Константин Иванович. Работайте поменьше. Алкоголем не злоупотребляйте и кушайте фрукты. В санаторий, наконец, съездите.
   Горский взял со стола модельку шагохода, повертел в руках и поставил на место.
   - А я не могу спать побольше и работать поменьше! И нервничать поменьше не могу! Я "Восток" хочу закончить! Я туда, наверх хочу попасть! И сделать это раньше капитолийцев!
   Он наклонился к Киму.
   - Ты вот хочешь знать, есть там Ангел или нет?
   - Хочу, - кивнул Ким.
   - Есть, Кимушка, - глаза Горского загорелись болезненным огнем. - Есть! И наплевать ему, что про него Политбюро думает! А почему он двигается так медленно хочешь знать?
   Ким уставился на Костю.
   - Что, думаешь один ты за его глазами следишь? - ухмыльнулся тот. - Академия наук третьего дня в Политбюро доклад подала. Ты же знаешь - они там за Ангелом который год приглядывают. И до Раздела них царские звездочеты сколько лет записи вели? А знаешь, о чем на самом деле доклад был? Нашлась пара одаренных парней, которые заморочились посчитать всякие там коэффициенты отражения и поглощения, дисперсионные свойства... И знаешь, что оказалось? Никакая Ангел не иллюзия, а вполне себе материальный объект. И он па-да-ет!
   - Да это и так раньше все знали, - пожал плечами Ким.
   - Не знали, а предполагали. А теперь мы точно знаем, что рано или поздно он до нас долетит! Там ведь, в Академии наук, и размер его посчитали. А мне тебе нужно рассказывать, что будет если он упадет? На нас упадет?
   Ким помотал головой.
   - Вот то-то и оно. Так что давай, напрягись. Когда "Восток" снарядом выстрелит, только через твой эфирограф с ним и можно будет связаться. Потому что, давай начистоту - неизвестно, как оно все обернется. Мы, конечно, дугу рассчитаем так, чтобы снаряд как можно ближе к Ангелу прошел, но нельзя же рассчитывать на то, что все будет гладко и на обратном пути. И показания приборов надо будет передавать сюда сразу.
   - Ну..., - Ким замялся. - А если нельзя ничего сделать? Как мы такую махину сдвигать будем?
   - Вот как побываем там, так и будет видно, что делать, - совсем спокойным голосом сказал Горский. - Надо будет- так и земной диск сдвинем, чтобы Ангел мимо пролетел.
  
   В открытое окно, взметнув занавески, ворвалось стаккато позднего монорельса. Освещенные желтыми фонарями пути пролегали парой этажей ниже того, где находился кабинет Кима. Сквозняк принес немного прохлады, сменившей духоту августовского дня. Так бывает к концу лета - днем воздух густой и горячий, как кисель, но стоит солнцу скрыться за горизонтом, как над городом словно поворачивается выключатель гигантского кондиционера и сразу становится понятно что осень-то не за горами.
   Ким с удивлением обнаружил, что сидит в потемках. Горела лишь подсветка пощелкивающего кубиками кинотропического экрана, да теплый свет лампы из люмогена освещал клавиатуру машиносчетной станции и громоздящееся рядом с ней алфавитно-цифровое печатающее устройство. Света хватало как раз чтобы на тускло сияющем медном шильдике различить аббревиатуру "АЦПУ-3".
   Люмогенное сияние выбивалось из-под свернутых в конус газет, заменявших абажур на лампе. По сути это был просто керн породы, добытой сверхглубоким бурением из-под базальтового слоя земной коры. Огромной массы подземного теплого щита хватало, чтобы постоянно прогревать земной диск, однако небольшие его куски излучали только неяркий свет, но почти не грели. Существование люмогена предсказали давно, однако подтвердить его существование смогли только несколько лет назад.
   Благодаря этому проект "Восток" стал реальностью, потому что для того, чтобы разогнать снаряд требовалась чудовищная мощность, и расчеты показывали, что если получать ее стандартными методами, например используя парогенераторы с aqua sublimandus, как в обычной пушке, то размерами они сами по себе будут с половину города. Плюс потом кто-то еще посчитал теплопотери при передаче пара по трубам к стартовой камере в пушке, и... К счастью, Горский и не планировал этого. Прототип пушки на aqua sublimandus и флогистоне нужен был только для утверждения проекта Минобороны, а энергию для запуска снаряда Костя планировал получить пропустив через проложенные в люмогеновом щите тоннелях каменное масло. При нагревании, в фазе нигредо, оно разлагалось на первооснову и пар, который и должен был толкнуть снаряд из ствола.
   Вытащенные на поверхность буром цилиндрические керны люмогена мгновенно разошлись на подарки высоким чинам, Киму же его светильник достался запросто так от Вовки Пятакова, много лет назад игравшего за заводскую футбольную команду, а теперь работавшего главным механиком на буре.
   Ким снял газету, в кабинете посветлело. Из радиолы доносились негромкие звуки исполняющего "Странников в ночи" оркестра. Часовая стрелка на наручных часах подползала к одиннадцати.
   Он потянулся и бросил взгляд на кульманы. Эфирограф был практически готов, оставалось довести до ума кое-какие расчеты (чем он и занимался на своей машиносчетной станции), и можно начинать строить тестовую модель. В этом отдел Кима опережал остальные - у алхимиков из отдела сверхпрочных материалов, например, не клеилось дело с металлом для ствола "Востока". На днях с оглушительным грохотом провалились очередные испытания на прочность - ствол масштабной модели разорвало в клочья, трое инженеров отправились в больницу, отчего возглавлявший отдел Иван Снегирев может быть и поседел бы, да все свои волосы он потерял на предыдущем испытании, ненамного более удачном. Плохо обстояло дело и с защитой потенциальных пассажиров снаряда - Бусыгин уже неоднократно намекал инженерам, занимавшимся разработкой противоперегрузочных щитов, что с таким расходом объектов вместо крыс испытывать свои разработки они скоро будут на самих себе.
   Из-за приоткрытой двери донесся громкий звон. Что-то железное упало на мраморный пол в коридоре.
   Ким вскочил из кресла. По затекшим ногам прокатилась волна огня, заставив его поморщиться. Странно, кто еще мог в такое время торчать в бюро? Вроде бы он помнил, что с ним попрощались и все его подчиненные, и находившиеся на этом же этаже инженеры-тоннельщики. В семь на стадионе имени Кормчего должен был состоятся финальный матч между "Ребисом" и "Атанором", а большинство коллег Кима являлись крайне азартными болельщиками.
   Неловко припадая на левую ногу, он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Коридор освещался рядами бра в бронзовых рожках, в дальнем конце ветер теребил тюль в открытом окне.
   Кто-то вернулся пополуночничать после матча, подумал Ким, и собрался было захлопнуть дверь, но повернул голову в другую сторону и взгляд его упал на швабру, валящуюся около тележки с ведрами, тряпками и попыхивающим пароочистителем. Тележка стояла через две двери от его кабинета, около кабинета Славы Феоктистова из отдела проектирования люмогенной спирали - системы тоннелей в люмогенном щите. Дверь в кабинет Феоктистова была приоткрыта.
   Вообще, обычно, уборка производилась утром, до прихода основной массы сотрудников КБ. Все это знали, так как часто приходили на работу пораньше. К тому же сегодня была пятница, а на выходных уборку не делали.
   Ну, может с утра не убирались, подумал Ким, как вдруг до него дошло еще кое-что. Из-за режима секретности на их этаже уборщик мог работать только под присмотром сотрудника отдела охраны. В котором состояли суровые молодые парни из войск наркомата госбезопасности. А в коридоре не наблюдалось подтянутого молодца в зеленой форме с кобурой на поясе.
   Ким подошел к кабинету Феоктистова, осторожно потянул дверь на себя и заглянул внутрь. В кабинете ярко горела люстра, у рабочего стола сгорбилась фигура в синем потертом халате. Розоватая залысина и торчащие уши разного размера подсказали Киму, что это Егор Кузьмич Калюжняк, пятидесятишестилетний пенсионер, большую часть жизни проведший в хозобслуге ледовых лагерей. В КБ же его держали потому, что Калюжняк, фактически, еще был электриком и сантехником. И не пил. Совсем.
   - Кузьмич, - Ким протянул было руку к плечу уборщика. - Ты чего здесь в такое время делаешь?
   Его рука застыла на полпути. С Калюжняком было что-то не так. Голова мелко подергивалась, издавая негромкие щелчки. Халат местами вздыбливался, и тут же опадал - словно мышцы била электрическая дрожь. Но это были какие-то странные мышцы - под тканью угадывались острые углы.
   - Кузьмич? - неуверенно повторил Ким.
   Щелчки и дрожь головы прекратились. Калюжняк стал медленно поворачиваться к Киму, и в этом момент в сознание тому врезалась новая странность - массивный сейф в углу кабинета стоял с распахнутой дверцей и, судя по всему, был пуст. А когда Ким отступил на шаг от Калюжняка, стало видно, что все его содержимое - записи, образцы, схемы тоннелей, перфоленты вывалены на стол.
   Калюжняк, наконец, развернулся лицом к Киму. И Киму стало сильно не по себе. Из правой глазницы Калюжняка торчал покрытый потеками крови объектив. За выпуклой линзой дурной пародией на зрачок дергался фокальный затвор, под глазницей, выбитый объективом, болтался на лоскуте кожи обломок черепной кости. Второй, человеческий глаз бесцельно метался из стороны в сторону. Калюжняк раскрыл и закрыл рот. Покрытые налетом редкие зубы клацнули, рот снова открылся и из горла донеслось ускоряющееся щелканье. Калюжняк вытянул перед собой руки и потянулся к Киму. Затвор продолжал щелкать, как будто снимал его ошарашенную физиономию.
   Ким попятился, налетел на тележку, с которой упало ведро, огласив коридор эхом металлического звона. Это словно стало сигналом для того, что внедрилось в тело Калюжняка -тот кинулся на Кима, но промахнулся, врезавшись в стену лицом. С мерзким чваканьем челюсть уборщика сверзилась набок, а объектив от удара о стену вывернулся из глазницы вверх.
   Пока Ким продолжал пятиться, Калюжняк неловкими движениями поднес руки к лицу и вправил объектив обратно в глазницу. Свернутая челюсть его не беспокоила.
   Снова послышались ускоряющиеся щелчки, но на этот раз Ким не стал ждать, а повернулся и кинулся к своему кабинету. Нужно было запереть дверь и вызывать охрану.
   Он уже проскочил в дверной проем своего кабинета, когда в спину ему врезалась слишком тяжелая для щуплого Калюжняка туша. Ким рухнул, со всей дури треснулся подбородком об пол - спасибо там лежал подаренный Кирой коврик - но звезды из глаз посыпались. Он перевернулся на спину и над ним нависла фигура уборщика, сжимающая в руке стальной пантограф - похоже он сорвал его с одного из кульманов в кабинете. Ким, подозревая, что сейчас прибор используют не по назначению, не стал этого дожидаться и изо всех сил пнул Калюжняка правой ногой. Ощущение было такое, будто он бетонную стену ударил и в большом пальце что-то хрустнуло. Тогда Ким, не теряя времени, ударил Калюжняка левой ногой - тот в это время наклонялся. Он попал уборщику как раз в поврежденную челюсть. Калюжняк перестал щелкать, и захрипел, уцелевший глаз закатился, и старик откинулся назад, давая Киму возможность вскочить.
   Бежать было некуда, он упирался в свой рабочий стол. Автоматически Ким стал обшаривать пространство за собой, и его рука наткнулась на массивный цилиндр люмогена. Дальше все произошло как-то само собой. Ким схватил керн, свет от которого взметнул причудливые тени по стенам кабинета, и, коротко размахнувшись, всадил его торцом в висок покачивающемуся Калюжняку. Кость хрустнула и вмялась внутрь черепа. Калюжняк хрюкнул, внутри у него что-то застрекотало, тело дернулось и вдруг он обеими руками вцепился в занесенную для повторного удара руку Кима. Киму показалось, что его кисть обвили колючей проволокой - у Калюжняка оказались нестриженные кривые ногти, которые он вогнал под кожу Киму. Ким попытался выдраться из цепких лап уборщика, но тот не отпускал, уставившись объективом в лицо противника. Раздался скрежет, и ноги Калюжняка пришли в движение - кажется совершенно независимо от остального тела, потому что верхняя его половина, несмотря на все попытки Кима оттолкнуть противника, оставалась неподвижной. Халат на спине Калюжняка лопнул и в прорехи полезли какие-то черные угловатые штуки с тусклым металлическим отблеском. Ким ударил в подбородок противнику коленом - раз, другой, наконец третий удар вывернул челюсть Калюжняку почти поперек, и изо рта хлынула черная кровь.
   Калюжняк ослабил хватку, левая рука Кима освободилась и, отлетев назад, больно ударилась о крышку стола. А на ней - вот повезло! - лежали массивные ножницы с крашенными в казенную зелень кольцами. Ким сжал их в кулаке и со всей дури всадил в продолжающий дергаться глаз Калюжняка. Глаз лопнул, растекшись как недожаренная яичница, острие ножниц проскребло по кости в глазной впадине, но это никак не остановило поднимающегося с колен Калюжняка.
   Выдернув ножницы из глазницы, Ким всадил их во вцепившуюся в него руку. Хватка еще больше ослабла. Теряя клочья кожи и мяса, он выдернул из когтей Калюжняка руку с люмогеновой лампой, ухватился за нее обоими руками и со всей дури ударил по торчащему объективу, вгоняя его внутрь черепа. Из провала брызнул фонтан крови. Каждая капля, падая на люмоген, вспыхивала маленькой звездой, озаряя стены кабинета. Как оказалась, кровь вступала в быструю реакцию с люмогеном и возгонялась.
   Калюжняк упал на колени и стал заваливаться на бок.
   А Ким продолжал остервенело лупить Калюжняка по голове керном. Сверх, снизу, сбоку наотмашь... Он бил и бил, озаряемый вспышками падающей на люмоген крови, пока дергающееся тело уборщика не рухнуло на пол. Но и тогда Ким продолжал лупцевать его лампой, потому что ему казалось, что механическая дрянь, сидевшая внутри тела Калюжняка вот-вот выползет из его выплескивающего волны крови горла и вцепится в Кима. Он успокоился только когда осознал, что правой половины черепа у Калюжняка уже, в общем-то, нет, а из-под облепленной жиденькими прядями влажных волос лампы летят мелкие осколки кости и ошметки мозга. На полу рядом с месивом, в которое превратилась голова уборщика, пролегала сверкающая во вспышках света россыпь осколков от линзы.
   Лишь тогда он отшвырнул от себя лампу, поднялся опираясь на стол и снял телефонную трубку. Не попадая в цифры трясущимся пальцем, Ким с третьей попытки смог набрать номер поста охраны и прохрипеть в трубку:
   - Данковский, отдел дальней связи. Срочно пришлите дежурный наряд на тринадцатый этаж. К нам проник капитолийский птеромалид...
   Не слушая встревоженные вопли диспетчера, Ким швырнул трубку на стол и рухнул в кресло. Валяющийся на полу люмоген по-прежнему отражал на стены свой золотистый свет, правда лежащий теперь неряшливым пятнами, из радиолы доносилась "Где-то над радугой" из "Волшебника Изумрудного города", любимого фильма детства Кима. Машиносчетная станция, закончила вычисления, и с противным треском ожило АЦПУ, из которого полезла бумажная лента с распечатанными расчетами.
   Ким дождался, пока АЦПУ закончит печатать, нагнулся, подобрал с пола люмогенную лампу и начал протирать ее полой халата Калюжняка. Он дернул халат посильней, и из кармана вывалилась алюминиевая фляжка. Ким поставил лампу на стол, снова наклонился и взял фляжку. Внутри что-то булькало. Покрутив ее в руках, Ким отвернул крышку и принюхался. Ну что ж, не чай. Брехал, значит, пенсионер, что не квасит.
   Ким сделал большой глоток, закашлялся, а затем оторвал край бумажной ленты с распечаткой и углубился в чтение, не обращая внимания на звуки надсадно воющих двигателей лифтов.
  
   - Не задерживаемся в проходах, спускаемся организованно!
   Красную повязку ответственной за эвакуацию в отделе, где теперь работала Кира, Ирене Лавровой вручили неспроста. С ее голосом мертвого из могилы поднять можно было, и на смотрах самодеятельности она всегда выступала с оперными номерами.
   - Руднева... Тьфу, ты ж уже Данковская! Ну чего размечталась посреди прохода? Ждешь, пока Ангел и в самом деле сверзится тебе на голову? Давай, ножками, ножками и в убежище!
   Кира встрепенулась, схватила со стола сумочку и заторопилась вслед остальным. Коридор уже был наполнен пестрой толпой расчетчиц из соседних отделов. Мужик в этом цветнике был лишь один - суровый ветеран Копылов, заполнявший списки убывающих у дверей на лестницу.
   - Ох и невовремя эта комиссия приехала, - пробормотала кирина подруга Светка Лозинская, на ходу копаясь в сумке. - Я как назло приписной билет забыла!
   А комиссия нагрянула не только невовремя, но и внезапно. Руководство Института трансмутации металлов, не предупрежденное заблаговременно, к визиту высоких гостей из гражданской обороны, естественно не подготовилась. Плакаты не развешены, указатели с надписями "В случае падения Ангела следуйте к ближайшему убежищу" покрылись пылью, а в самом убежище и вовсе хранится несколько тонн картошки, навезенной для сотрудников из подшефного колхоза.
   Светка выудила, наконец, из сумки пачку сигарет и зажигалку.
   - Ты что! - зашипела Кира. - Копылов увидит - сразу выговор влепит!
   - Ой, Кирка, и правда, что это я! - засуетилась Светка. - Совсем из колеи эти учения выбили!
   Они благополучно миновали Копылова, который сделал отметку в табеле и переключился на следующих.
   На лестнице стало посвободней - разные отделы эвакуировали разными путями. Кира торопливо цокала каблучками по ступеням вместе со всеми до первого этажа. Там она порывисто обняла Светку.
   - Ну все, я побежала, меня Ким ждет!
   - Ух, везучая ты! - Светка взаимно чмокнулась с ней и скрылась в подвальной темноте.
   И непонятно было, чему она завидовала - то ли просто тому, что Киру от любых учений муж может отмазать, то вообще ли тому, что та просто удачно замуж выскочила.
   Автоматоны-вахтеры проводили Киру неодобрительным жужжанием шестерней, когда та в гордом одиночестве отворила массивные дубовые двери и выскочила на майский проспект.
   Здесь из репродукторов лилась бравурная музыка, пыхтели запрудившие проспект паромобили, а между уходящих в безоблачную высь высоток с бодрым звоном проносились вагоны монорейки. Кира посмотрела на часы - опаздывает, и поспешила к подъемнику, ведущему на посадочную платформу.
   В вагон она вскочила в последний момент, когда механический голос уже закончил объявлять название следующей станции. Вагон оказался полупустым, и девушка с удовольствием плюхнулась на покрытое сеткой трещин дерматиновое сидение. Еще две пересадки - и она окажется у здания Минспецмаша, как раз на одном уровне с выходом из ОКБ-1.
   Когда Кира выскочила из вагона, Ким уже бродил по платформе взад-вперед, сжимая в одной руке газету, а в другой портфель - подарок родителей Киры на День Рождения Кормчего. В костюме, начищенных туфлях и модной федоре, Ким выглядел солидным министерским чиновником. Но Кира знала, что на самом деле он не изменился, и костюм - это лишь такой способ мимикрии перед высоким начальством, да родителями Киры.
   - Дырку в часах проглядишь, - Кира подошла к мужу со спины, скрывшись в толпе сошедших пассажиров.
   Ким обернулся и обнял ее.
   - Так, колись, что случилось, - Кира отстранилась от мужа и уставилась ему в глаза. - Чувствую же, что что-то не так.
   - Вот, - Ким сунул ей в руки газету.
   Передовицы пестрели самыми обычными заголовками - "Проект по постройке Великой башни ведет к краху буржуазной финансовой системы", "Первые пробные запуски снарядов на стендах пушки "Восток" прошли удачно. Ученые ОКБ-1 готовятся к запуску снаряда с экипажем", "Вся страна поддержала решение Генерального секретаря Каменского о...".
   - И что? Про запуск с экипажем ты рассказал еще на прошлой неделе, - удивилась Кира.
   - Нет, я об этом, - Ким перевернул газету и показал Кире на заметку на последней полосе.
   "...Вчера приведены в исполнение смертные приговоры в отношении бывших работников Народного комиссариата государственной безопасности, занимавшихся фабрикованием фальсифицированных дел в отношении реабилитированных граждан Соцсоюза. По приговору суда расстреляны...".
   Одна из фамилий в приведенном списке была хорошо знакома Кире.
   - Это он, да? - спросила она, прижав палец к расплывчатым газетным буквам.
   Ким кивнул.
   - Странное чувство. Меня-то он, считай, от ледорубки спас...
   Налетевший вместе с подошедшим поездом ветер едва не стащил с головы Кима шляпу. Вместе с Кирой, они прошмыгнули в вагон.
   Вернувшись домой, Данковские поужинали за столом, наполовину занятым разобранным эфирографом. Ким проводил над ним опыты в свободное от работы времени.
   А потом, когда на небе появились первые звезды, Ким и Кира молча лежали на траве в пустом уже саду под своими окнами и держались за руки. Угрюмый автоматон Аркадий чисто вымел дорожки, погасил газовые фонари и отправился в свою сторожку слушать по радио новости спорта, так что тишину на крыше нарушал лишь монотонный стук колес монорельса.
   - Сегодня меня включили в экипаж снаряда, - первым заговорил Ким. - Решение назревало давно, но пока у меня не было уверенности, я не хотел тебе ничего говорить. А вот сегодня пришел приказ.
   - Здорово, - отозвалась Кира. - Поздравляю!
   - Ты не рада?
   - Да ну что ты, - Кира улыбнулась. - Я наоборот даже не представляла, как первый пуск обойдется без тебя! А Горский?
   - Нет, по здоровью не проходит. Ругался, как обычно.
   - Как будто он ожидал другого.
   - До выстрела еще не меньше двух лет пройдет. Мы сейчас заново начали разрабатывать устройство снаряда для экипажа, да и расчеты по траектории возврата не все проделаны. Тут, представляешь, недавно подтвердилось, что небесный купол все-таки из эфира состоит и плотности не имеет! Сперва пробные снаряды пойдут...
   И Ким принялся с жаром рассуждать о том, что "Восток" - это только первый шаг к пониманию, что же такое на самом деле Ангел, и как предотвратить его падение, о том, что они, наконец, узнают, что такое звезды, потому что эти дурацкие обсерватории, в которые вбухали столько народных средств, до сих пор даже не знают, находятся звезды на самом небесном куполе или за ним...
   А Кира лишь молча слушала его, этого мальчишку-переростка, настолько рвавшегося в небо, что даже отказывался съезжать из их башни в блатное комфортное жилье в центре. Она решила, что ему нужно еще немного времени чтобы повзрослеть. Ну хотя бы неделю. А может всего пару дней. Потому что скоро скрывать то, что она беременна будет уже невозможно.
  
   Лес, в котором располагался Центр подготовки Выстрела, всегда начинался внезапно. Вот, вроде, только мгновение назад за окном черного "ларуса" как в старинном зоотропе плясали каменные пики городских окраин, как вдруг они резко обрывались и по бокам от машины вставали стены вековых сосен. "Ларус" уходил в них как подводная лодка в глубину океана, а минут через пятнадцать выныривал на залитую солнцем поверхность - прямо посреди леса была выжжена, обнесена забором с колючей проволокой и засеяна травой окружность диаметром в пару километров, на котором громоздились бетонные кубы Центра.
   Паромобиль шумно выдохнул и остановился. Ким открыл дверцу - в городскую духоту салона ворвался ядреный запах хвои.
   Он вышел и потянулся. Рубашка затрещала, но выдержала. Ким потянул за узел галстука ослабляя его, а затем подумал и одним движением сдернул с шеи опостылевшую удавку. Пиджак и рабочий портфель остались валяться на сиденье.
   Навстречу уже спешил начальник Центра Хмельницкий, по обыкновению в наброшенном на плечи белом врачебном халате.
   - Доброго вам дня, Евгений Петрович, - поздоровался Ким.
   Хмельницкий пытливо уставился в лицо Киму.
   - Синяки под глазами. Опять не спали? - сварливо спросил он.
   - Евгений Петрович, ну вы же знаете - у меня жена в положении, - развел руками Ким. - Девочкам в этих случаях посреди ночи всякое в голову приходит. А ты вынь, да положь - даром, что последний этаж.
   - Так вы бы, голубчик, переезжали бы из своей высотки в дом поприличней. Там и домработницу нанять можно, и спецмагазины круглые сутки обслуживают.
   - Не хочу, - отмахнулся Ким. - У нас там к небу ближе. И Кира не хочет.
   - Смотрите у меня, - покачал головой Хмельницкий. - Если сейчас давление повышенное покажет!..
   - Да не волнуйтесь вы, Евгений Петрович, - Ким приобнял Хмельницкого за плечи и ласково подтолкнул в сторону входа в здание Центра. - Вы же знаете, что и с давлением у меня все в норме, и с анализами. Хотите прямо сейчас двадцать раз отожмусь? На одной руке?
   - Уж не сомневаюсь, - хмыкнул тот, позволяя увлечь себя. - Что у вас опять случилось? На час опоздали ведь!
   - Ну что, что... Совещания, согласования... Завтра половину совета министров повезем на площадку "Востока". Вот ведь люди - стройку из любого окна в городе видно, но только не из окон какого-нибудь Минприбора или Минтрансмаша! Да и к вам, я уверен, не сегодня-завтра делегация наведается.
   Надраенный до блеска автоматон распахнул перед ними массивные деревянные двери. Здесь царила почти стерильная белизна, в которой растворились остатки хвойного аромата. Единственным ярким пятном являлось мозаичное панно напротив входа - стоящий на земле атлет в красном и парящий в усыпанном звездами небе Ангел протягивали руки, касаясь друг друга кончиками указательных пальцев. Над ними вился девиз "Per Aspera ad Angelum".
   Внутри центральный корпус представлял собой многоуровневый лабиринт с бесконечными коридорами и лифтами. Если бы не развешанные по стенам указатели, бродить по нему можно было бы до бесконечности, и в первый приезд Ким даже пришла в голову мысль - ну кто так строит? Но уже спустя пару визитов он вызубрил маршрут, ведущий в корпус физической подготовки.
   В раздевалке отрабатывали шуточный спарринг еще два члена экипажа - моряк Гриша Любимцев и военный врач Гермоген Цитусь, одетые в одинаковые красные спортивные костюмы. Эти двое круглосуточно находились в Центре и занимались исключительно подготовкой к запуску. На Кима они первое время посматривали свысока, как на министерскую крысу, но после первой же комплексной проверки - кросс, плавание и силовые упражнения на турнике - надменность сменилась неподдельным уважением.
   - Физкультпривет покорителям космоса! - Ким вскинул вверх сжатый кулак.
   - От покорителя и слышим, - Любимцев ухмыльнулся, уворачиваясь от выпада партнера и проводя ответный удар.
   - Прекратите немедленно! - всплеснул руками Хмельницкий. - Это же травмоопасно! Что за ребячество!
   Любимцев показал раскрытые ладони - мол, все, все, больше не будем, а Цитусь сунул кулаки в карманы куртки и добавил:
   - Евгений Петрович, я же сам врач, знаю куда бить, чтобы даже синяков не оставалось!
   И улыбнулся до ушей.
   - Вы мне это прекратите, Гермоген Степанович! Вы если думаете, что совсем незаменимы, так вы ошибаетесь! Там за забором очередь из желающих войти в экипаж "Востока"!
   Любимцев плюхнулся на скамейку, привалился к стене и демонстративно закатил глаза.
   Ким быстро переоделся и прошел на крытую беговую дорожку.
   - Ты чего опоздал? - спросил его Цитусь, когда они побежали рядом.
   - В Совмине завис. Горский опять в госпитале, вот и приходится отдуваться за него. А я в этих придворных интригах не силен.
   - Совсем с Иванычем нашим плохо?
   - Обычное обследование. Он уже пару раз отбивался от врачей, а тут ему ультиматум поставили - или сейчас обследуется, или запретят вообще работать. Обещали через пару дней выпустить. Там, глядишь, все в прежнее русло вернется.
   - Ну-ну, - покачал головой Цитусь. - Доиграется он. Сердце - это серьезно.
   - Да я знаю. Но каждый раз, когда на всяких комиссиях за него сидишь, прям злоба душит - какого черта я этим должен заниматься? Я ж инженер, а не аппаратчик. Да и Костя это видит, вот и рвется в бой, чтобы я больше времени здесь проводил. Потом ему хуже становится, и я за него хожу везде... Получается какой-то замкнутый круг.
   На дорожку вышел Любимцев, сходу рванувший вперед, и разминка превратилась в гонку, которую сам же Любимцев и проиграл.
   В раздевалку они ввалились раскрасневшиеся и потные.
   Дежурный врач доктор Мартынов встретил их с кислой миной.
   - Любимцев, вы опять всех провоцируете? - вздохнул он. - Вы вообще без этого не можете? По сто раз на дню одно и то же...
   - А он еще и сдулся на последнем круге, - не удержался Ким.
   - Ну а вы-то чем лучше? Вроде взрослый человек, член партии, а все туда же.
   Ким не стал поправлять врача - в партию его так и не приняли, что было известно всем. Но на косые взгляды министерских он уже привык не обращать внимание.
   - Вам сейчас на кольцевой ускоритель идти, а вы все уже выдохлись, - продолжал между тем бубнить Мартынов.
   - Ну так я это, реалистичности просто добавил, - пожал плечами Любимцев. - Мало ли в каких условиях стартовать придется.
   - Десять минут на отдых, и отправляетесь в капсулу, - отмахнулся от моряка Мартынов и вышел.
   За стеной стал нарастать глухой гул - механики запускали ротор.
   - Товарищи испытатели, попрошу прибыть к ускорителю для проведения тренировки, - проскрежетал репродуктор на стене раздевалки.
   - Ну, пошли, что ли? - первым поднялся Цитусь.
   Ким пошел вслед за ним, и вместе они вышли наружу, оказавшись на залитой бетоном круглой площадке. Один ее дуговой сектор со стороны зданий Центра, закрывала высокая стена, другой - три слоя растянутой между столбами стальной сетки, за которой шумел лес. Сам ускоритель представлял собой огромную металлическую ферму с яйцеобразной капсулой на конце. Ферма вращалась по кругу на манер гигантской центрифуги утопленным в бетонный пол ротором. Сейчас пара автоматонов-погрузчиков, окутанных вырывающимися из ротора клубами пара, толкали капсулу к посадочному трапу.
   Ким хорошо помнил, как инженеры ОКБ-1 вместе со специалистами из Академии медицинских наук подбирали длину плеча, наращивая звенья фермы. Спустя два месяца испытаний кабина нестерпимо воняла блевотиной и справиться с этим запахом не могла никакая химия, а в окружающем Центр лесу появилось несколько новых просек, проделанных сорвавшейся с креплений капсулой. К счастью, обошлось без жертв. Наконец было установлено, что при радиусе вращения плеча в восемнадцать метров влияние кориолисова ускорения на вестибулярный аппарат снижалось до минимума и для находящегося в капсуле экипажа возникала иллюзия линейного движения. И вот тогда и началось все самое веселое...
   - Ненавижу эту штуку, - пробормотал Любимцев, останавливаясь рядом с товарищами. - И каждый раз все хуже...
   - Это потому что ускорение наращивают, - сказал Цитусь.
   - И долго его наращивать будут?
   - Я так полагаю, пока не дойдут до того, какое на нас при выстреле действовать будет. Верно, Ким?
   - Угу, - кивнул Ким.
   Ускоритель Ким тоже не любил. И только он один из всех знал, что сейчас они только-только добрались до половинного ускорения от того, что было рассчитано для выстрела.
   - Ничего, Гриш, после старта чуток потерпишь, - добавил Ким. - Нам же главное к Ангелу подняться и замеры сделать.
   - Ага, только потом мы оттуда, сверху, вниз звезданемся. И если кто-то из вас, шибко умных, просчитается и мы не в океан падать будем, то никакие тренировки нам уже не помогут.
  
   Он знал, что сейчас должен быть в другом месте. И все же он был здесь, снова в своем рабочем кабинете, в котором теперь прибавилось телефонов и убавилось кульманов. Их место занимали доска с графиками контрольных сроков, и громоздкий тренажер с блестящими медными пневмоцилиндрами. Но Ким понимал, что сегодня он к нему уже не подойдет, да и отжиматься сейчас он не рискнул бы, хотя только вчера вечером вернулся из Центра подготовки полета
   Вообще, он договорился с Горским об отгуле. Но в семь утра раздался телефонный звонок - у Кости опять стало плохо с сердцем, его увезли в госпиталь, а сегодня нужно ехать на совещание в Минфин согласовывать бюджет на следующий год...
   - Ну и ты понимаешь, Кир, - Ким даже не замечал, что, держа в одной руке трубку телефона, он яростно жестикулировал второй. - Там полный зал собрался - министр финансов Маленьков, министр обороны Карпов, из промышленных министерств половина министров и замов! И я кто такой на их фоне? Так, беспартийный инженеришка! Даже не Костя, у которого отец после войны несколько лет сам был замначальника Генштаба! Это он там всех знает, все его слушают, а я кто для них? Ну и вот как я должен им что-то объяснить? Маленьков прет как боевой шагоход, орет, что на дворе декабрь, а бюджет все еще не согласован! У них там денег не хватает то на закупку запчастей для импортной сельхозтехники, то на прокладку дорог в Туле, а то и вовсе на празднование победы в войне! Которая, вообще-то, закончилась перемирием! И у меня такое ощущение, что ему весь наш проект как кость в горле, как будто если они его закроют, то сразу на все деньги найдутся! И вот эти вот, из минтяжмаша, которые на наших заказах только и живут - тоже сидят, поддакивают! Программируемый станок не могут толком скопировать с капитолийского - который год их покупаем - а все туда же!
   Ким схватил со стола кружку с давно остывшим чаем, сделал глоток и продолжил.
   - В общем, дожали бы они меня в этот раз. Но тут, представляешь, Кир, Маленьков возьми и брякни, что, мол, неплохо было бы пересмотреть и расходы на оборону, а то у нас, вроде как с Капитолией мир, а шагоходов каждый месяц клепают столько же, сколько и во время войны. А можно было бы вместо них, например, сковородки выпускать! Это он не подумавши, конечно, выдал. Ты бы видела при этом лицо Карпова! Я думал Маленькова на месте из наградного револьвера и шлепнет! Маленьков-то так и не понял, что уже на мину наступил и щас рванет, начала каким-то бумажками махать... Ну чисто как перед быком красной тряпкой вышло. Сцепились, в общем, насмерть. Карпов его в три этажа кроет, мол ты кто такой, чтобы про оборону рассуждать - в тылу, молокосос, отсиживался, когда мы все там кровь проливали, а сейчас родину продать хочешь?! И я смотрю - сейчас уже кто поумней под стол прятаться начнет, потому что Карпов, он же отмороженный, а председатель наркомата госбезопасности нынешний у него под командованием еще в войну служил! Так что перспектива у стенки встать реальная замаячила. Ну и до Маленькова что-то доходить стало, он все бледнее и бледнее, язык заплетается... И тут, в общем, Карпов и про меня, похоже вспомнил, что я с Костей вместе воевал, ну и, короче, припечатал окончательно всю эту кодлу маленьковскую. Все нам согласовали, до единой копеечки, представляешь?
   Ким со всего размаху грохнул пустой кружкой о стол.
   - Ну а у тебя-то как дела? - спросил Ким, наконец, сообразив, что все это время говорил только он, не дав жене и слова вставить. - Что врачи-то говорят?
   - Ничего уже не говорят, Кимушка, - смех Киры звенящими колокольчиками рассыпался из телефонной трубки. - Но зато я могу тебе сказать... Наконец. Ты отцом стал.
   - Что? Да как... А.. Это... - заблеял Ким. - Они же только вечером говорили, а еще...
   Тут он посмотрел на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого. За окном было темно хоть глаз выколи и выбеленный подсветкой валил снег. Короткий световой день, видимо, проскочил мимо Кима.
   - У нас сын родился, Ким, - Кира вздохнула. - И знаешь, тебя же из трубки слышно так, будто ты в соседней комнате надрываешься. Думала он пока молоко дососет, не уснет от твоих политических страстей. Но нет, послушал, послушал про эти ваши придворные интриги, да и уснул. Даже колыбельная не понадобилась. Чувствую, весь в тебя будет.
   - Юрка? - выдохнул, наконец, Ким.
   - Юрка, - согласилась Кира. - Как и договорились.
   Потом они еще долго говорили обо все на свете, пока Кира не сказала, что детей не каждый день рожают и она устала. Они попрощались, и даже когда еще Ким опускал трубку на телефонный аппарат, то думал, что сейчас еще немного поразбирает бумаги и поедет домой, но вместо этого почему-то моментально просто вырубился прямо как сидел, а трубка брякнулась мимо. Некоторое время она издавала недовольные короткие гудки, но поняв, видимо, что это не разбудит Кима, заткнулась.
  
   Строительные опалубки смотрелись воистину исполинскими лесом, и лишь те немногие, кто поднимался по ним до самого конца скрытого ствола "Востока", могли осознать, что на фоне самой пушки они были лишь пучками хвороста. Но снизу строительные леса выглядели внушительно - снующие вверх и вниз рабочие смотрелись цепочками муравьев, а многометровые ажурные конструкции кранов, пускающие клубы пара - игрушками в детской. Вдобавок ко всему, стройку окутывал безостановочный грохот и лязг, сквозь который едва пробивались отзвуки бравурного марша, звучавшего по поводу прибытия генерального секретаря.
   Ким и Кира шли почти в самом в конце состоявшей из министров и генералов процессии. Первыми шествовали генсек и Горский. Последний что-то пытался втолковать Каменскому, но, видимо, безуспешно - скорее всего тот и себя-то не слышал в царящей вокруг какофонии, не то что собеседника. Впрочем, скорее всего, это было неважно - ходили упорные слухи, что по причине преклонного возраста Каменский без слухового аппарата даже свою фамилию при докладе разобрать не мог. А злые языки добавляли, что и сам слуховой аппарат генсек забывал регулярно - мол, склероз и деменция. Хотя, вроде, Костя, который в последнее время часто общался с Каменским, утверждал, что ясности ума тот все-таки пока не потерял. Очень не нравилось Косте другое - вместе с приближенными за генсеком теперь частенько таскались двое в черных клобуках - убеленный сединами благообразный старец и пузатенький чернобородый крепыш. В официальной прессе клериков называли представителями исконного духовенства, которое после раскола страны на Соцсоюз и Капитолию, в Союзе было либо расстреляно, либо бежало за границу. А вот недавно, гляди ж ты, на волне объявленной в стране компании по реабилитации жертв репрессий, повылезали. То ли прятались в промороженной тайге на островах рядом с Туле, то ли из Капитолии понаехали. Да и Ким, прямо скажем был от этой публики не в восторге - давно ли его из-за Книги чуть в лагеря не отправили? А теперь, оказывается, все можно - и молиться, и ординарию на шее таскать... Еще немного, и в центральных газетах начнут долдонить про конец света и Angelus cadens, коих капитолийцы ждут уже не одну сотню лет.
   Кира несла на руках Юрку, который вертел головой и постоянно хмурился. Окружающий грохот ему не нравился, и Кира уже не раз пожалела, что подалась на кимовы уговоры и потащила ребенка с собой. К тому же ночью прошел дождь, и глинистая земля вокруг стройки превратилась в густую жижу, жадно засасывающую любую обувь, а особенно новенькие лакированные капитолийский туфли-лодочки, которые за время нахождения здесь Кира дважды чуть не потеряла окончательно.
   Визит, конечно, был показухой, которую снимали на камеры несколько ушлых корреспондентов. О состоянии проекта Каменскому и новому министру обороны докладывали регулярно, но все реже и реже. Сперва почти каждый день, потом раз в неделю, а в последнее время и вовсе раз в месяц. И, по странному стечению обстоятельств, чем реже на стол генсека ложились доклады о работах на "Востоке", тем с большим трудом удавалось выбивать на него деньги.
   Горский подвел Каменского к макету "Востока", который раньше стоял в КБ. Сюда его специально вывезли, чтобы сфотографировать генерального рядом с ним. Костя встал по правую руку от Каменского, потом они под вспышки фотокамер пожали друг другу руки, и Каменский произнес несколько фраз в стоящий перед ним микрофон. Киму точно ничего слышно не было, и он не сомневался, что микрофон тоже ничего не записал. Ну и ладно, в газетах все что надо потом сами напишут.
   На этом высочайший визит был завершен, генсек и свита удалились, вслед за ними сгинули и корреспонденты, и остались лишь хмурые солдатики, которые принялись разбирать трибуны и макет.
   И тут же, перекрывая какофонию стройки, взвыла сирена, извещая об окончании рабочего дня.
   Юрка дернулся в руках у Киры и немедленно присоединился к сирене, завопив широко разевая рот. Кира занервничала, начала его успокаивать, но если стройка начала затихать, то ребенок расходился все больше и больше.
   - Все, приехали, - Кира раздраженно потрясла сына. - Ну зачем мы его сюда потащили, а?
   - Я ж ему хотел показать свою работу, будущее... - растерянно пробормотал Ким.
   - Какое будущее?! - Кира закатила глаза. - Ребенок только сам на горшок ходить научился! Да у вас с ним мозг одинаково развит! Точнее недоразвит... Пошли давай отсюда быстрее! Ему домой надо, есть и спать!
   Ким уже и сам понял, что тащить семью сюда было не самой лучшей идеей. Наверное, Кира была права насчет того, что показывать ребенку огромную пушку в его возрасте глупо. В самом деле, что он мог запомнить? Потешил, что называется, отцовскую гордость...
   Он быстро довел жену до служебной машины и усадил внутрь. Кира пристроила Юрку в детском кресле и высунулась наружу.
   - Ты едешь? - спросила она.
   По черной блестящей крыше ударили первые капли дождя.
   Ким огляделся по сторонам. Около полуразобранного макета стоял Горский. Вид у него был какой-то странный...
   - Езжайте без меня, я прослежу, чтобы макет не доломали.
   Сверкнув глазами, Кира захлопнула дверь. Горячего ужина сегодня явно можно не ждать.
   Ким вздохнул, отскочил от брызнувшей из-под колес "ларуса" грязи и направился к Горскому, на ходу раскрывая зонт.
   Заподозрил он неладное не зря. Глаза у Кости бегали из стороны в сторону, длинные тонкие пальцы выбивали барабанную дробь по лацкану пальто. Очки покрывались мелкими каплями воды, но он не обращал на это внимание.
   - Костя? - Ким коснулся плеча главного конструктора.
   Тот дернулся, пальцы застыли над тканью, а глаза уставились сквозь Кима.
   - Костя?! - Ким встряхнул Горского.
   - Что? - взгляд Горского, наконец, сфокусировался на Киме. - А, это ты...
   Ким понял, что Горский пьян - выхлоп был соответствующий. Удивляться, когда он успел набраться смысла не было - вроде еще десять минут назад Костя говорил с Каменским, но ему ведь много и не надо было. Ким давно знал, что в нагрудном кармане у Кости лежит стальная фляжка к с коньяком. Для успокоения нервов, как убеждал его Костя, но чтобы врачи не знали. Проблема заключалась в том, что ему много и не надо было, особенно в последнее время, когда он зачастил по госпиталям.
   - Ты чего? - осторожно спросил Ким. - Все нормально же прошло, Каменский доволен...
   - Доволен... - Костя криво и как-то жалко улыбнулся. - Доволен...
   Он порылся в кармане пальто и вытащил многократно сложенный лист бумаги.
   - Вот, смотри, - он сунул его в руки Киму.
   Ким стал пристраивать зонт под щеку, чтобы тот не мешал разворачивать бумагу. Неудобно получалось ужасно, и, в конце концов, он сунул рукоять под мышку и развернул покрывающийся влажными точками газетный лист.
   Это была "Capitolia Hodie", одна из основных капитолийских газет, которые он, как допущенный сотрудник, часто листал в спецхране. В ней регулярно писали о башне. Вот и сейчас напечатали статью, только Ким не сразу понял, о чем речь, потому что фотографию на половину разворота в основном занимало море, по которому плавали горы какого-то мусора. И только когда взгляд наткнулся на наполовину погруженную в воду ферму, над которой болтался полусдувшийся мешок, буквы из заголовка сложились в слова "Башня пала".
   Он поднял глаза на Горского. Тот криво усмехнулся.
   - Как же это... - пробормотал Ким.
   - А вот так, - Костя запустил руку за отворот и вытащил фляжку. - То ли просчет в конструкции, то ли первый главк постарался... Какая разница?
   Он отвинтил крышку, сделал глоток и протянул фляжку Киму. Тот помотал головой. Врачи из центра подготовки пить строго запретили.
   - Всё падает, понимаешь? - Костя пожал плечами и сделал еще глоток. - Камень - падает. Снаряд из пушки падает. Даже ангел падает...
   Костя дернул плечом, словно отгоняя кого-то назойливого.
   - А я не уверен. Что ангел падает не уверен. У него и крылья есть. А ты крылья еще у кого-нибудь видел? - Костя придвинулся к Киму, обдав его сивушным выхлопом. - Нет таких существ как он! И все верят, что ангел тоже падает, потому и никто в его крылья не верит! А может это и не ангел вовсе падает...
   - Товарищ генеральный конструктор! - прервал костину тираду зычный бас, и Горский умолк.
   К ним подошел какой-то военный чин с папкой документов и принялся что-то объяснять Горскому, размахивая бумагами. Костя отвечал невпопад, но военный даже не обращал на это внимание. Подхватив Горского под руку, он потащил его куда-то к толкущимся возле останков макета солдатам. Похоже, те не знали, что делать дальше.
   Ким остался стоять под дождем, комкая газету.
   Больше они к этому разговору не возвращались. А через неделю Костя умер.
  
   Ким прощался второпях, виновато обнимая жену и не понимающего происходящего трехлетнего сына.
   - Ну почему так внезапно? - в который раз спрашивала его Кира. - Ты же сам говорил, что не все расчеты проделаны... Вы даже не вычислили, куда упали пробные снаряды!
   - Прости, родная, но если мы не запустить снаряд с экипажем сегодня, то, возможно, другого шанса у нас не будет! - Ким гладил ее по голове. - В партии раскол, Кости уже нет, и проект могут сожрать со дня на день. Ты же знаешь - на нас постоянно сыплются обвинения в перерасходе на проект "Восток"! Каменский уже не тот, что раньше. Многие подозревают, что у него маразм, и как только Прямый сможет это доказать, вся команда Каменского окажется не у дел. И мы вместе с ними! Нас пока спасает только то, что я в Партию так и не вступил, а сейчас модно поддерживать проекты беспартийных. Половина Минфина уже в Капитолию по обмену скаталась, теперь только и талдычат о пересмотре бюджета и свободной экономике - дескать на науку нельзя давать так много, надо предпринимательство развивать! Денег в бюджете все меньше, уже начинают к деньгам Минобороны присматриваться, а до нас еще первей доберутся! Ну надо же крайнего найти в том, что полки в магазинах пустые и покупать кур в Капитолии не на что!
   Кира слушала молча, хотя и не соглашалась с мужем. Она особых ухудшений в жизни не ощутила, но из разговоров с подругами на работе знала о том, что на некоторые продукты ввели талоны. Сама семья Данковских получала продукты из спецраспределителя при ЦК, однако заходя в привычные магазины Кира часто сталкивалась с угрюмой толчеей. Люди выстраивались в очередь буквально за всем. Очередей не было лишь в растущих как грибы в кооперативных магазинах, но там и цены были такие, что даже ей смотреть на них было больно.
   В последние месяцы с Кима сняли все административные обязанности, но от этого он, кажется, стал еще больше нервничать. Неделями он пропадал в Центре, но на выходные, вместо того, чтобы побыть дома с Юркой, зачастую уматывал в свое КБ, которым после смерти Кости стал руководить какой-то непонятный тип по фамилии Камышин и с ним, похоже, все пошло еще сложней. Камышин у Кима вызывал почти животное отвращение - этот тип очень любил выступать в газетах и на радио, но даже не имел инженерного образования, а под каждое решение по проекту приходилось теперь подкладывать экономическое обоснование. И он даже сам не смотрел их! Для этого завели целый новый отдел, сплошь из бухгалтеров. Порой казалось, что КБ до сих пор не прикрыли только потому, что построенная еще при старых генсеках система, забюрократизированность которой Ким сотоварищи не один раз проклинали, оказалась настолько неповоротлива и инерционна, что просто не могла быстро переварить такую глыбу как "Восток". Даже на фоне переговоров с Капитолией, с послами которой министры только что не в десны целовалась.
   - Давай, улыбнись - Ким коснулся губами лба Киры. - Когда я вернусь мы все на мир по-другому смотреть будем!
   Кира улыбнулась, хотя, она готова была поклясться, улыбка вышла чудовищно натянутой.
   - Ну все, бывайте! - Ким еще раз обнял жену, поцеловал сопящего у нее на руках Юрку и выбежал за дверь.
   Привычно загудел отправляющийся вниз лифт.
   Кира положила Юрку в кроватку, укрыла одеяльцем, открыла окно и забралась с ногами на подоконник. Странно было сидеть на нем без Кима.
   Отсюда виднелась устремившаяся в небо эстакада с сияющим адамантиевым стволом "Востока". Сейчас ее освещали сотни прожекторов, и она казалась стоящей совсем рядом, хотя в целях безопасности ее разместили в добром десятке километров от города.
   В голове поселилась пустота.
   Она всегда знала, что рано или поздно этот день наступит, хотя втайне, радовалась всем сопровождающим проект задержкам, но одновременно видела, как это гнетет Кима, который места себе не находил.
   Ну вот все и закончилось. И да, они ни разу не обсуждали, что будет, если снаряд не вернется.
   Оставшееся до запуска время Кира просидела, прислушиваясь к доносящимся из чужих окон бравурным звукам маршей и восторженным речам комментаторов. После рождения сына репродуктор надежно забили двумя слоями изоляции из внутренней обшивки снаряда, не пропускавшей ни звук, ни тепло, ни тонкие эманации.
   Кира почти задремала, когда торжественная какофония, наконец, стихла. Судя по лежащему рядом хронометру Кима со светящимися стрелками и цифрами, до выстрела оставалось всего десять секунд и по радио начали отсчет.
   Когда хронометр показал ровно четыре часа утра, послышался нарастающий вой, пол и стены завибрировали. Звук ширился, сотрясая дома, а затем вдруг оборвался громогласным хлопком - таким, что затрепетали барабанные перепонки и брызнувшие осколками уличные фонари. Со стороны "Востока" прокатился вал густого горячего пара, пролившегося отдающим каменным маслом дождем, и мир за окном превратился в огромную кастрюлю белесого киселя.
   Проснулся и заплакал Юрка. Кира закрыла окно и побежала убаюкивать ребенка.
  
   Квартирный репродуктор больше не передавал по утрам гимн и зарядку. Вместо них из раструба постоянно текла болтовня каких-то экспертов, политиков и экономистов. Часто включали заунывные рассуждения капитолийских клериков о неминуемом Angelus cadens. Так что эфир, вроде как, был новый, а вот режим работы радио, увы, старый. Выключить его все также было нельзя, только заткнуть одеялами и матрасами, как это когда-то делал Ким (верно служившие заглушкой куски обшивки много лет назад забрали серьезные ребята из госбезопасности).
   Вместе с социалистическим радио с вершины высотки !137 исчезли многие другие вещи - перекрыли газ, лифт стал останавливаться парой десятков этажей ниже, где еще сохранились жилые квартиры. Отопления не стало совсем, также как и сжатого воздуха для статуй. Забросили сад, в котором Кира теперь устроила огород. Воду она собирала в здоровенный зеркальный бак, установленный бывшими коллегами Кима из КБ за несколько дней до того, как его разогнали. Бак соединялся с парогенератором, который давал тепло и давление для статуй.
   Сегодняшнее утро Кира решила начать с огорода - прополка, полив, сбор овощей, которые можно отнести вниз и продать на толкучке или обменят на хлеб и крупу. Мясо она теперь ела только если Юрка приносил подстреленных из рогатки дронтов, что в последние годы случалось все реже. Они стали трусливее и хитрее, и сами повадились по ночам портить рассаду. Пока от них спасал Аркадий, уже лишившийся возможности ходить, но весьма метко навострившийся орудовать подаренной Юркой рогаткой. Отощавших и шустрых дронтов старый автоматон величал не иначе как "дерьмократами", вымещая на них недовольство новой властью.
   Накачав воды из бака, Кира поливала вьющиеся по узорчатой ограде дорожек огурцы. Нехитрый этот труд сопровождала лекция Аркадия о продавшихся Капитолии партаппаратчиках и врагах народа во главе с генсеком Сосновским, сменившим быстро растерявшего авторитет и влияние Прямого. Время от времени стариковский скрежет прерывался щелчками и восторженными выкриками - это Аркадий расправлялся с самыми назойливыми вредителями. Несмотря на ранее утро, жара наверху царила неимоверная. Кира потрясла лейку - на дне еще плескалась вода, и она вылила ее на руки, протерев заодно вспотевший лоб.
   Прозрачная холодная вода искрилась на загрубевших ладонях. Грустное зрелище - да еще и въевшаяся грязь под ногтями. После смены курса, как-никак, прошло уже больше десяти лет, и Кира старела вместе с окружающим ее городом. Благоустроенные верхние этажи высоток лишились вместе с населением большинства стекол, покосились некоторые шпили со звездами, обросли зеленью и провисли фермы монорельса. Исчез даже монумент Кормчего, который однажды решили демонтировать, но что-то неправильно рассчитали и тысячи тонн адамантиевых конструкций рухнули, оставив в лесу высоток широченную просеку. Радио потом еще долго надрывалось, обвиняя в случившемся наследие Союза, хотя любому здравомыслящему человеку было ясно, что причиной многотысячных жертв среди населения стала обычная безалаберность дестатуизаиторов.
   Кое-чему катастрофа со статуей Кормчего новую власть все же научила. И заметный с любого конца города ствол "Востока", протянувшийся в небо, решили не трогать. Но и по назначению пушку больше никто не собирался использовать. Ибо главной задачей теперь стало тихо-мирно прожить до Падения и всем скопом отправиться в царство Божье. Затеянная при советской власти авантюра с выстрелом в Ангела с точки зрения стремительно набиравшей популярность капитолийской церкви числилась смертным грехом.
   За огурцами последовали кабачки, помидоры и сладкий перец. К окончанию поливки у Киры заломило спину, и она уселась на одну из сохранившихся в тени тополей скамеек.
   Не пойду сегодня на толкучку, подумала она. Хлеб еще остался, крупа тоже. Газ, правда кончается, но сама она баллон на заправку не доволочет, надо Юрку просить, только он опять где-то по крышам шляется, сорванец. Впрочем, за сына Кира не особенно переживала. Высотки строились на века, и даже будучи заброшенными, простоят еще не один десяток лет, также, как и соединяющая их паутина переходов и монорельсовых путей. А отключенные лифты отвадили опасных любителей порыться в брошенных квартирах.
   Кира вынула из нагрудного кармана штанов трубку, набила ее табаком, который достался ей в наследство от ботаника, жившего парой этажей ниже, и закурила. Ким... Ким бы убил ее за это. Но сына она уже выносила, мужа давно не ждала, с родителями порвала, когда они, пристроившись благочестивыми верующими, обозвали Кима сумасшедшим безбожником. Так чего уж не предаться маленькому пороку?
   Пожалуй, сегодня она включит пневмоприводы старых статуй, поболтает с ними о былых временах. Механику у них уже начинает заедать и клинить, а у Киры далеко не такие золотые руки, как были у Кима. Да и больше чем час-два в неделю, в основном летом, когда в достатке было и воды, и солнца, Кира выделить для них не могла.
   Между деревьев послышались громкие голоса. Кто-то пришел в сад по решетчатому мосту, соединяющему его с высоткой номер 124.
   Разросшиеся лавровые кусты, когда-то образовывавшие уютную аллею, раздвинулись, явив перед Кирой ее сына.
   Юрка, как обычно, был бос, одет в протертые джинсы до колен, футболку с надписью "Наука это слишком сложно. Попробуй религию". На поясе болтался моток бечевки, за спиной брезентовый рюкзак, оставшийся у его отца с войны. На мгновение Кире показалась, что она и смотрит на Кима - точно также тот выглядел, когда на второй год их знакомства они дикарями отдыхали в горах у Внутреннего моря...
   Но тут кусты снова зашевелились и рядом с Юркой объявилась девчонка, его ровесница. Тонкая, загоревшая, такая же босая, в такой же драной одежде, как и у сына. Кире сразу бросились в глаза веснушки и огненные кудри.
   - Ма, привет. Это Майя. Они с семьей живут на сточетырнадцатой.
   - Здравствуйте, - неуверенно пробормотала девочка.
   Кира кивнула. Ну, ну, точно весь в отца. Тут на всю окрестную верхотуру полторы семьи кроме них живет, так он все равно ухитрился себе зазнобу найти. Причем ведь, если девчонку умыть и прилично одеть, та еще краля выйдет.
   - Ма, а можно я отцовскую обскуру покажу?
   Обскура, с помощью которого Ким когда-то снимал движения ангельского века, по-прежнему стояла в центре купола. Только пленки в ней не было. Юрка использовал ее как телескоп, решив продолжить наблюдения отца, которые регулярно переносил на миллиметровку.
   - Так до вечера хоть подождите, - предложила Кира. - При таком солнце все равно ничего не увидите.
   - Ладно. Тогда я эфирограф покажу, хорошо?
   Эфирограф Кира всегда держала включенным, со вставленным в него валиком для записи. Этот аппарат оставил ей Ким, объяснив, что в нем одна из серебряных пластинок, сродственных той, что находится в эфирографе снаряда. К сожалению, сигнал был односторонний, и Кира могла только слушать и записывать послания Кима. От цепких лап гэбэшников эфирограф спасло гулкое нутро Аркадия, куда Кира сразу после разгона КБ его припрятала, и тем пришлось удовольствоваться изъятием кусков обшивки из репродуктора.
   Но к этому времени эфирограф давно молчал. Полгода спустя после выстрела из "Востока" связь со снарядом прервалась. Начались массовые беспорядки, подогретая слухами о том, что все деньги вылетели в ствол "Востока" вместе с богомерзким снарядом, толпа верующих сожгла Центр связи.
   - Может ты тогда и за газом спустишься? - Кира загасила трубку, при сыне она курить не любила. - А то осталось всего ничего.
   - Спущусь, кончено. Мам, слушай, тут такое дело... Мы с Майкой хотим на днях к "Востоку" сходить. А по высоткам - это пару дней не меньше. Можно, а?
   - А ей это интересно будет?
   Майя кивнула.
   - Ну а родители тебе разрешат?
   - Мой папа говорит, что отказ от изучения феномена Ангела - самая большая глупостью на свете. Вот теперь все сидят и как бараны ждут, пока тот на нас свалится.
   - Не думаю, что рассуждения твоего отца понравятся отцам церкви.
   - Ха! До нас один раз проповедник добрался, так папа его пинками с лестницы спустил!
   Кира усмехнулась. А девица-то не промах. Да и семья, судя по всему, приличная.
   - Юр, возьми тогда еще денег, да купите себе что-нибудь на дорогу. А то я тебя знаю, опять одних дронтов жрать будешь.
   Дети скрылись в куполе, оставив Киру в одиночестве, но через открытые окна до нее все еще доносился их звонкий смех.
   Наверное, когда Юрка вернется из этого похода, наступит то самое время. У нее ведь есть сообщение от Кима. Она часто переслушивала его, когда Юрка пропадал на окрестных крышах. Самое-самое последнее сообщение со снаряда, то которое уже не могли принять из-за пожара и беспорядков.
   Кира помнит эту запись почти наизусть.
   Слова Киму даются с трудом, что резко контрастирует с бодрыми нотами первых сеансов связи.
   - Отсюда все выглядит по-другому, - говорит он и на записи слышны щелчки воздушного насоса. - Мы думали, что живем на диске с обледеневшими краями, а солнце и луна - лишь проекции на небесном куполе. Но это не так. Земля не плоская, она похожа на елочный шар. Спрятанный в еще один шар, который вокруг нее крутится - и правда с проекциями солнца и луны. И когда проекция солнца уходит на ту сторону шара, что обращена от Ангела, за границами Туле виден лишь блеск льда. Мы часто спорим, существует ли там жизнь. Я думаю, что жить на той стороне нельзя. Видимо Ангел излучает что-то, что поддерживает жизнь, и ни солнце, ни люмоген тут не причем...
   Впрочем, не это главное. Теперь мы знаем, что настоящее небо - это огромная поверхность и Ангел стоит на ней. Понимаете, на самом деле не Ангел падает на нас, а мы на него.
   И сейчас мы видим, что руки он протягивает, чтобы поймать Землю и не дать ей упасть. Это хорошая новость. Плохая же заключается в том, что все расчеты при выстреле были неверны и обратно мы уже не вернемся. Нас притянет к небесной тверди.
   Правда время здесь, видимо, течет по-иному, а значит падать мы будем очень долго. Хотя вряд ли доживем до того момента, когда врежемся в небо. Может оно и к лучшему, потому что отсюда видно, что звезды - это обломки разбившихся миров.
   Но у вас все-таки есть надежда.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"