Аннотация: Земля плоская (но это не точно), на нас падает Ангел, Капитолия строит башню до неба, а Соцсоюз гигантскую пушку. Шестое место на Роскон-Грелке 2014. Тогда еще под названием "In casus" - рассказ, десять лет спустя - небольшая повесть.
In lapsu
Вчера Ким, наконец, проснулся за минуту до звонка будильника, и целый день его преследовал глупый вопрос - а что если и завтра будет также? И послезавтра? Может быть, он уже выработал такую силу воли, такие точные внутренние часы, что и механические будильники больше не нужны?
С этой мыслью он и открыл глаза.
Через стеклянный купол на него печально взирало ангельское око. Скорее всего, именно из-за Ангела здесь долго никто и не селился, хотя купол и венчал собой вершину одной из самых старых высоток в городе, числившуюся за номером 137. Ангел, говорят, падал с небес еще до того, как на земном диске появился первый человек, и не каждый мог спокойно заснуть под его немигающим взором.
А Киму нравилось разглядывать печальное лицо парящего в небесах гиганта. Он с удовольствием повалялся бы в постели еще часок, надеясь уловить движение исполинского века. Ну не может же Ангел вообще не моргать, верно? Просто ни у кого терпения не хватает проследить за движением.
Размышления Кима прервал медный звон. Будильник, для пущего эффекта помещенный в кастрюлю с мелочью на дне, разошелся вовсю, и не собирался останавливаться.
- Ким, будь человеком, выключи! - рядом под одеялом завозилась Кира.
- Фиг тебе, - Ким демонстративно закину руки за голову. - Я уже проснулся, а ты сейчас снова задрыхнешь.
Такой железной силы воли как у Кима, у его подруги не было.
- Сволочь ты Ким, хоть и комсомолец, - вздохнула девушка. - И за что я тебя только люблю?
- За то, что я еще спортсмен и просто красавец.
Ким оторвался от созерцания Ангела и беззастенчиво уставился на заставившую себя сесть Киру. Через открытые еще с вечера окна в купол вливалась горьковатая утренняя прохлада. Клетчатое байковое одеяло сползло с плеч девушки, и та покрылась гусиной кожей. Ким начал потихоньку стягивать одеяло на себя. В ответ он заработал тычок локтем, но добычу не выпустил.
- А закаляться?
Кира фыркнула - мол, знаю я, чего ты на самом деле добиваешься - стряхнула ногой одеяло и на цыпочках добежала до стоящей на верстаке кастрюли с будильником. Трезвон смолк.
Расправившись с нарушителем спокойствия, Кира подошла к окну и выглянула наружу. Так как жили они на самом верху, обвинений в нарушении общественной морали можно было не опасаться - дронты в жилком не пожалуются, а статуи-автоматоны за ту пару сотен лет, что стоит высотка, и не такое видели. Ким и Кира с ними подружились сразу, как только въехали, а Ким к тому же регулярно копался в шестеренках и клапанах, устраняя засоры и скрипы - днем он работал фабричным гештальт-слесарем, по вечерам учился в институте на эфирного механика.
Из-под верстака зазвучал гимн - ожил репродуктор. Одновременно купол наполнился шумами и вздохами - заработали компрессоры, по пневмопроводам пошел сжатый воздух для статуй. Словно дождавшись этого момента, из-за соседней высотки выскользнули первые солнечные лучи, залив закрывающее одно из окон карту с земным диском - кружевную материковую кляксу посреди мирового океана, охваченного ободом ледяных полей Туле. Вообще Ким не специально ее так повесил, но солнце освещало только ту часть карты, где находился Соцсоюз. А Капитолия всегда оставалась в тени.
Ким скатал матрас, на котором они с Кирой спали прямо на выцветшем ясеневом паркете, и поплелся к насосу умываться, но на полдороге передумал, подкрался к Кире и обнял ее, приподняв над полом.
- Дурак, - бросила та, притворно вздрогнув.
Из окна открывался потрясающий вид на просыпающийся город. Солнце заливало расплавленным золотом нагромождение украшенных звездами шпилей, башенок и куполов. Между каскадов барочных высоток еще плавали клочья ночного тумана. На верхних этажах одно за другим вспыхивали открывающиеся окна. Отлитыми из золота казались и просыпающиеся статуи. Стоило подняться давлению в цилиндрах, как они начали разминаться, мелодично позвякивая. Атлет и Девушка с веслом, заметив в окне Кима и Киру, помахали им руками.
А над каменными вершинами города возвышался адамантиевый монумент Кормчего. Приложив исполинскую длань ко лбу, он всматривался в рассвет.
Раздался пронзительный свист. Из-под ферм перехода, соединявшего две соседние высотки, вырвался окутанный паром монорельсовый локомотив. За ним тянулась вереница пассажирских вагонов.
Заливаясь смехом, Кира оттолкнулась от окна, едва не повалив Кима на пол. Крыши у вагонов были прозрачными, и какая-нибудь особенно зловредная старушка-кондуктор могла и нажаловаться.
Гимн в репродукторе смолк, и бодрый голос диктора объявил: "Приготовьтесь к выполнению гимнастических упражнений. Выпрямитесь...". Ким отпустил подругу, ухватил свернутый матрас и запихал его под верстак, вернув звуки просыпающегося города. Ну не любил он слишком уж навязчивый фортепианный аккомпанемент.
- Ты чего на завтрак будешь? - спросила Кира.
- Бутерброды, - хмыкнул Ким. - У нас сегодня матч с третьим цехом, не хочу набивать пузо. Придешь посмотреть?
- А во сколько? У меня сегодня первая пара пустая...
В отличие от Кима, Кира училась на трансмутационного математика в Институте промышленной алхимии, чем несказанно радовала родителей - высокопоставленных чиновников в Миналхимпроме. Настолько высокопоставленных, что первое время Кира даже боялась рассказать им, что ее парень - бывший детдомовец и обычный рабочий с автоматонной фабрики.
- Прямо с утра играть будем. На заводе сублимационные баки чистят, наши цеха первые.
- Газа для кипятка накачай, пока я умываюсь, - крикнула Кира из-за занавески в душе.
Ким подхватил с табуретки линялые джинсы, натянул их на себя и отправился к колонке, где принялся накручивать колесо. Через десяток-другой оборотов манометр щелкнул, давая знать, что давления достаточно. Ким поднес зажженную спичку к конфорке и водрузил на нее чайник.
Вернулась Кира, уже одетой в свободную блузку, галстук и плиссированную юбку до колен. Красная эмаль комсомольского значка с профилем Кормчего смотрелась каплей крови на белой ткани.
Чай с бутербродами они пили, сидя на подоконнике и свесив ноги на полощущийся по ветру транспарант с аршинными буквами "СЛАВА ТРУДУ!". Прямо под ними на крыше раскинулся висячий сад, дорожки в котором подметал угрюмый дворник-автоматон Аркадий, очень уж походивший на вставший на три суставчатые ноги самовар. Статуи из сада с ним не дружили по причине скверного дворничьего характера, и лишь показывали за спиной покрытые патиной языки.
Кира кидала на карниз хлебные крошки устроившим там политсовет дронтам.
В небе, раскинув руки, парил Ангел. Правильное овальное лицо, обрамленное русыми кудрями, печальные серые глаза, нос с горбинкой. Ангел был облачен в ослепительно белую ризу, за спиной у него раскинулись два крыла, в перьях которого различалась каждая бородка.
- Красиво, да?
- Что? - Ким едва не выронил кружку.
- Ангел, - Кира стряхнула дронтам последние крошки. - Папа как-то рассказал мне, что древние ученые пытались вычислить расстояние до него и скорость, с которой он приближается к земному диску. И дату падения. Даже не верится, что это может произойти...
- И что, высчитали, когда это случится?
- Через две тысячи лет.
Ким подумал, что, пожалуй, две тысячи лет - это слишком много, чтобы забивать себе голову сейчас. Но вслух ничего не сказал. Кира же иногда мыслила на поколения вперед - привычка вколоченная партийным воспитанием родителей. А Ким из детдомовского детства твердо усвоил, что жить нужно настоящим моментом.
Поэтому он просто ловко расстегнул верхнюю пуговку на блузке Киры.
- Дурак! - отмахнулась девушка. - Допивай свой чай, на семичасовой лифт опоздаем!
Аргумент оказался серьезным - единственным недостатком их жилья было расписание лифтов, которые отправлялись вниз лишь раз в час. И это приходилось учитывать, если они не хотели объясняться за опоздание.
Но не успел Ким спрыгнуть с подоконника, как с улицы донесся чудовищный скрежет и вой. Пол под ногами вздрогну и к вящему ужасу Ким увидел, как далекий монумент Кормчего поворачивается лицом к нему. Рука гиганта разогнулась и вперила указующий перст на запад, в сторону границы с Капитолией.
И лишь после этого повсюду завыли тревожные сирены.
Через рваные тучи на изрытую воронками землю глядели звезды - загадочные горящие огни на небесном куполе. Ангел лишь угадывался смутной тенью за пеленой облаков.
Ким сидел, привалившись спиной к стенке окопа. Застегнув буденовку под подбородком, он обмотал шею шарфом - ранние ноябрьские морозы ночью уже давали о себе знать. Рядом пыхтел заспинный котел с тусклым язычком флогистона. Соединенную с ним кольчатым шлангом винтовку Ким зажал между коленей.
Шел четвертый час утра, и солдаты Третьей армии ждали сигнала к началу наступления. Капитолийцы время от времени обстреливал позиции Соцсоюза, подтягивая под шумок силы для собственной атаки. Время от времени то с одной, то с другой стороны с дробным стуком просыпались станковые пулеметы.
- Четырехсотмиллиметровая мортира "Диктатор", дальность стрельбы до четырех километров, - послышался восхищенный шепот.
Это оживился Костик Горский. До начала войны он учился в одном институте с Кирой, с отличием окончил поток тяжелой машинерии и почти год успел проработать в особом конструкторском бюро при Совмине. Инженером, судя по тому, как лихо Горский управлялся с ротной техникой, он был отличным. А вот солдатом - никаким. Даже на учебных стрельбах ложил пули в белый свет как в копеечку, штыком орудовал будто ножом для картошки, а врукопашную с ним в пару на занятиях никто не вставал - все равно, что малое дитя лупцевать. Как Костю с его зрением на минус пять вообще пропустили на фронт оставалось загадкой для большинства однополчан. Поговаривали, впрочем, что за него хлопотал отчим, командарм мехконницы.
По брустверу застучали новые снаряды, и в окоп посыпался песок.
- Ого! - обрадовался Горский. - А вот и шагоходы подтянулись!
Вооружение обоих сторон он знал назубок и распознавал на звук.
Ким шагоходов за почти два года войны не видел ни разу. Ни своих, ни капитолийских. Да и на фронте он, откровенно говоря, провел всего пять месяцев. Призвали его не сразу, потом три месяца натаскивали в тыловом лагере, потом гоняли с полком из одного прифронтового гарнизона в другой, пока, наконец, не пристроили у Прохорова луга, где сошлись лоб в лоб самые крупные силы.
А увидеть механическое чудище страсть как хотелось. Ким вцепился руками в насыпь и подтянулся, выглядывая в щель между мешками.
По вспаханному снарядами, заставленному противотанковыми ежами полю метались лучи прожекторов. Обнесенные валами из колючей проволоки окопы капитолийцев начинались всего-то метрах в четырехстах. Шагоход стоял за ними. Вид его не сильно впечатлил Кима. Ну вылитый дворник Аркадий - такой же самовар на ножках, только размером с десятиэтажный дом, и рук четыре. Две держали по скорострельной гаубице, еще две перезаряжали их.
Больше Ким разглядеть не успел - сильная рука ухватила его за хлястик шинели и стащила вниз.
- Куда высунулся, дурак! - на Кима смотрел разъяренный замполит Матрук. - Девка, что ли, дома не ждет?
Словно нарочно, по брустверу замолотила очередная пулеметная очередь.
Недописанное письмо Кире так и осталось в кармане гимнастерки, вспомнил он.
- Это ты своим родителям и крале виниться будешь, - буркнул Матрук. - Когда им похоронка придет. Мол, погиб сын ваш и жених ни за что, ни про что. Потому что свою глупую башку из окопа высунул, не дождавшись сигнала к наступлению.
- Товарищ капитан, а что, есть разница - помереть сейчас или когда в атаку пойдем? - подал голос Горский.
- Это кто у нас тут такой умный выискался? - замполит уставился на скрючившегося Костю. - Фамилия, рядовой?
- Рядовой Константин Горский, товарищ капитан! - отозвался тот.
- Так вот, рядовой Горский, если тебе сейчас башку отстрелят - значит ты дурак и толку от тебя ноль. А если в наступлении - погиб за дело и героем, понял?
Матрука в роте не любили, побаивались, но уважали. Слухи о нем ходили всякие, и большинство из них, как подозревал Ким, распускал сам Матрук. А уважали его за то, что никто ни разу не видел, чтобы он в окопе отсиживался. В атаку ходил как и все, а то и, порой, вовсе пер под пули словно смерти не боялся.
Матрук поднес к лицу руку, на которой светился циферблат хронометра.
- Ну все, товарищи бойцы, перекур закончился, - замполит расстегнул кобуру и достал пневматический револьвер. - До наступления меньше минуты, так что котлы за спину и к бою - готовсь! Противогазы одеть!
По всему окопу прокатилась волна скрипов и лязга металла. Солдаты натягивали заспинные котлы, проверяли уровень aqua sublimandus, стабильность тяги и давление в винтовках.
Замполит вытащил из-за отворота кожанки наушники эфирографа и ларингофон, которые, сняв фуражку, принялся прилаживать. В тусклом свете луны блеснула надраенная как бильярдный шар лысина.
Едва Ким успел натянуть отдающую потом каучуковую маску, как раздался многократно усиленный рупором приказ.
- В атаку!
Ким забросил на бруствер винтовку и подтянулся сам. Рядом с ним проделывали то же самое однополчане, превращенные противогазами в лупоглазых насекомых.
По пехоте тут же с удвоенной силой заработали вражеские пулеметы. Шагоход окутался клубами пара, посылая гаубичные снаряды по очереди то с одной пушки, то с другой.
Одновременно заговорили и соцсоюзовские мортиры. Под покровом темноты сюда с соседнего участка фронта перебросили артдивизион, ставший неприятным сюрпризом для капитолийцев. Вся полоса вражеских укреплений забила фонтанами грязи и огня, тяжелые снаряды ложились кучно и выворачивали окопы вместе с укрывшимися в них солдатами.
Ходить в атаку Киму было страшно только в первый раз. Сейчас же все происходило вроде как и не при его участии. Слышать он перестал почти сразу. Дым, взрывы, никакая видимость в окулярах противогаза... Ким как заведенный шагал вперед, нажимал на спуск, передергивал спусковую скобу и фиксировал показания манометра. Впереди мелькнула размытая фигура в рогатой каске - Ким вскинул винтовку и автоматически выстрелил. Пуля попала в котел - фигуру охватило пламя, она суматошно заметалась и вдруг исчезла. Наверное, свалилась в воронку.
Справа и слева от Кима, перешагивая через трупы, шагали такие же живые механизмы, как и он сам. Иногда они падали. Кого-то разорвало прямым попаданием снаряда, по окуляру влажно шлепнуло. Ким ослеп на один глаз. Момент паники прошел быстро, и он протер перчаткой маску, вернув зрение.
И тут же взмыл в воздух.
Взрыв впечатал его лицом вниз в истерзанное месиво жидкой земли, винтовка вылетела из рук, едва не вырвав соединительный шланг. Окуляры треснули, и Ким зажмурился, но, к счастью, стекло выдержало.
Подняв голову, он обнаружил, что лежит у первого ряда намотанной на здоровенные стальные ежи колючей проволоки. Дальше начинался второй ряд и вражеские окопы, превращенные мортирами в братскую могилу для солдат-капитолийцев.
Прямо перед его лицом с колючей проволоки свешивался труп. Видимо, его выбросил взрыв из окопа, и он же повредил котел. Флогистон вытек и прожег в теле несчастного такую дыру, что верхняя и нижняя половина держались лишь на армированных ремнях от котла. Взрывом с капитолийца сорвало каску, и теперь длинная челка свешивалась ему на лицо. С нарастающей тошнотой Ким понял, что это женщина, или, скорее даже, девушка.
Он готов был броситься прочь, но тут заметил, что в грязи под телом что-то белеет. Подтянув к себе винтовку, Ким ползком добрался до проволоки.
На земле лежала открытая книжка карманного формата, почти не пострадавшая. Видимо, выпала из одежды солдата.
Стоило Киму схватить книгу, как вокруг началось настоящее светопреставление. Земля словно взбесилась, и ливень снарядов вызвал к жизни вулканы из грязи и камней. Взрывы раздавались то здесь, то там, но для Кима звучали они приглушенно, словно через ватные затычки.
Ким съехал на заду в ближайшую яму, от души надеясь, что старая армейская мудрость про два снаряда и одну воронку имеет под собой хоть какой-то научный базис. Винтовка, которую он снова выпустил из рук, догнала его и больно стукнула в бок.
Бабах! Рядом с краем воронки в землю воткнулся зажигательный снаряд, моментально превратившийся в разбрызгивающий капли кипящего фосфора факел. Мгновение спустя на Кима накатила дурнота, фильтры будто перестали пропускать воздух и перед глазами все поплыло. Он лихорадочно рванул руками газовую маску. Шероховатый каучук клеился к волосам и выдирал их с корнями, но Ким тянул за хобот, пока в легкие не потек горчащий от флогистона воздух. Маска повисла на трубке словно оторванная голова на позвонках.
Ким выдохнул и посмотрел под ноги. Книга опять лежал в грязи. В призрачном зеленом свете горящего фосфора можно было различить набранный убористым шрифтом текст. Ким подхватил ее и пополз подальше от воющего столба пламени. Добравшись до места, куда огненные мухи не долетали, Ким принялся читать лихорадочно прыгая глазами со строки на строку: "Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своём: "Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему". Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней. Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: "Тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства, вселенную сделал пустынею и разрушал города её, пленников своих не отпускал домой?"
Через несколько минут артобстрел прекратился, но стоны в безостановочной трескотне винтовочной перестрелки и звон в ушах Ким услышал просто чудом.
Он захлопнул книжку, на обложке которой мертвенным серебром блеснули буквы "Codex Niger", сунул ее под шинель и пополз вверх по склону воронки.
Фосфорный факел еще горел, освещая округу на несколько метров. Пылающая капля прожгла дыру в шинели, но, к счастью, погасла до того, как коснулась кожи. Ким высунулся над неровным краем воронки ровно настолько, чтобы посмотреть, откуда доносятся крики.
Взрывы начисто снесли колючую проволоку перед капитолийскими позициями. Удерживавшие ее ежи разлетелись во все стороны. То там, то здесь из земли торчали стальные кресты или отдельные балки. Одна из балок валялась поперек распластанного в грязи человека, в котором Ким узнал капитана Матрука.
Ким выкарабкался из воронки и бросился к раненому.
- А, это ты, Данковский, - пробормотал замполит, опуская револьвер. - Видишь, что творят штабные крысы - неверно передали время артподготовки... Сколько наших полегло...
Револьвер вывалился из руки Матрука и шлепнулся в грязь.
- Я это... я сейчас... - Ким засуетился, пристраивая винтовку, но у нее оказался оборван ремень. - Я сейчас помогу выбраться...
В конце концов, он просто бросил оружие на землю, и теперь оно тащилось за ним на прочном шланге. Сам Ким ухватился за покореженную балку и попытался приподнять ее.
- Данковский, сзади!
Крик Матрука раздался одновременно со звонким ударом о балку. Ким хорошо знал этот звук - с таким пули попадают в металл и отскакивают от него. Он тут же бухнулся на землю, подтянул винтовку и, совершенно не думая, нажал на спуск.
Их было трое - молодых сопляков, еще младше Кима, в рогатых шлемах и с чужими куцыми винтовками в трясущихся руках. Пуля Кима угодила одному из юнцов в лоб, точно под козырек каски, и тот повалился лицом вниз. Каска слетела, открыв бурое месиво, оставшееся от темени, с торчащими завитками русых волос. Оставшиеся двое тут же рухнули на землю.
Ким обнаружил, что у давления в винтовке у него нет, и до следующего выстрела нужно ждать не меньше минуты. Но его противники, почему-то, не торопились стрелять. Лишь намного позже Ким понял, что они просто боялись.
Когда стрелка манометра на винтовке доплелась до красной отметки, он приподнялся, выискивая цель.
- Погоди, Данковский, не стреляй!
Охрипший голос Матрука разорвал тишину и только тогда Ким понял, что выстрелов больше не слышно.
- Эй, вы там, тоже не стреляйте! - хрипел Матрук. - Слушайте!
Над полем боя разливался вой сирен, почти такой же, какой два года назад Ким услышал сидя вместе с Кирой на подоконнике своей квартиры. Но теперь, в перерывах между воем сирены, твердый металлический голос зачитывал обращение к солдатам.
- Солдаты и офицеры! Немедленно прекратите боевые действия! Только что между правительствами Капитолии и Соцсоюза достигнуто соглашение о прекращении огня и подписан мирный договор!
- Слушай, ну как ты выносишь такое каждый день, а? - Петя Когтев из-под ладони разглядывал по-прежнему нависающего над куполом Ангела.
Сегодня у Кима и Киры было многолюдно. Они подали заявление в ЗАГС, что и послужило поводом собраться всей институтской компании.
- Так ведь, если верить газетам и официальным сообщениям, там ничего нет, - усмехнулся обнимающий сияющую подругу Ким. - Значит и смущать меня ничего не может.
И добавил, ловко пародируя бубнеж выступающего на собрании парторга Кудрявцева:
- Весь период существования социалистической науки наши знания об окружающем мире множились и, росли и крепли, изживая вредные иллюзии о существовании неких Entia irrationalia, каковым является оптический объект, именуемый в простонародье Ангел...
- Ну, ну, - хмыкнул Когтев в спину удаляющегося в сторону Киры сокурсника. - А с помощью этого ты, значит, за звездами наблюдаешь?
Посреди зала была укреплена на треножнике механическая обскура с раструбом телескопического объектива, направленная в небо. К доске над верстаком с незаконченным эфирографом был пришпилен лист миллиметровой бумаги, на который Ким регулярно наносил смещение ангельских век. Замеры Ким начал делать как вернулся с войны - с тех пор он успел закончить Главный инженерный институт, поступить в аспирантуру, и даже понять, что веки все-таки движутся, но глаза Ангела пока оставались открытыми.
Когтев, как и вся собравшаяся у Кима компания, озвученной после смены курса Партии версии, что Ангела не существует, и это лишь оптическая иллюзия, не очень-то верил. Ангел был реальностью тысячи лет, и вряд ли мнение нового Генсека могло как-то повлиять на этот факт. Что, впрочем, не делало обладание Кимом своим военным, как он его называл, трофеем, где речь об Ангеле и шла, менее рискованным. За одно упоминание Книги, которую он подобрал у трупа капитолийки, шустрые комитетчики могли отправить на край света лед бурить.
Но запретный плод, как известно, сладок, и вскоре о том, что у Кима есть Книга, узнала Кира, которая чуть его не прибила, а затем и кое-кто из кимовой учебной группы. По вечерам они часто собирались, читая отрывки из Книги и до поздней ночи спорили, правда там написана или нет.
- Эй, а ну тихо! - закричал Павлик Сошкин. - Сейчас вечерние новости передавать будут! Там про "Восток" говорить будут!
Он забегал по комнате.
- Ким, ну где у тебя репродуктор?! Опять барахлом закидали!
- Под верстаком, матрас вытащи, - откликнулся Ким, оторвавшись от поцелуев с Кирой.
Они снова сидели на подоконнике и глазели на город. Монумент Кормчего, уперев руки в бока, зорко взирала на западную границу, но, к счастью, был неподвижен.
- Слушай, Кир! - Ким откинулся на спину и уставился на подругу. - Представляешь, кого я сегодня встретил? Костю Горского!
- Это тот, что ли, с которым ты на фронте был?
- Ну да! И знаешь, где он теперь? В ОКБ-1! Звал к себе - давай, говорит, у нас сейчас недостаток квалифицированных кадров! Узнал где-то про мои наметки по мгновенным эффектам эфирной связи и хочет притащить на собеседование.
- А ты ему что сказал?
- Что подумаю.
- Фу, дурак, соглашайся! - Кира вскочила на подоконник, повернулась лицом к комнате и закричала. - Эй, ребята! Ну-ка просветите моего лопуха, как надо поступить. Ему некий Горский предлагает работу в ОКБ-1, а он говорит - я подумаю! Представляете?
- Погоди, - Сошкин оторвался от бурного обсуждения новостей. - Сам Константин Горский?
- Ну да, - пожал плечами Ким. - А почему "сам"?
- Вот ты даешь! Ты что, не слушал, что сейчас по радио объявили? Горского сегодня назначили главным конструктором! Ну ты везунчик!
Все обступили Кима, наперебой поздравляя его и давая советы.
За этим гомоном Ким не услышал, как прогремел прибывающий лифт.
В дверь постучали, твердо и настойчиво.
- Мы кого-то ждем? - удивилась Кира.
- Наши вроде все здесь, - огляделся Ким. - Наверное, из сада снизу опять пришли жаловаться на шум.
Он взобрался на табурет.
- Эй, граждане аспиранты! А ну хорош гомонить, на нас уже жаловаться пришли!
Ответом ему послужил дружный хохот. Ким спрыгнул с табурета и отправился открывать дверь.
На пороге стояли трое в черных кожанках. На головах черные фуражки с голубыми околышками. Таких ни с кем не перепутаешь... Один из них, опирающийся на трость, держал в руке раскрытую папку с бумагами.
- Гражданин Данковский? Народный комиссариат государственной безопасности. Вы подозреваетесь в подрывной деятельности. Проедемте с нами.
Внутри у Кима все обвалилось, сердце громко бухнуло и замерло. Мир вокруг словно застыл, в голове вертелась одна только мысль - а как же теперь Кира?
- Ну же, гражданин, не задерживайте, или вас силой вести? - комиссар оторвал взгляд от бумаг, снял пенсне и уставился на Кима.
- Товарищ Матрук?.. - только и смог выдавить из себя Ким.
- Ким? - комиссар тоже не мог поверить своим глазам. - То-то я смотрю фамилия такая знакомая... Эй, вы, - он обернулся к своим спутникам. - Выйдите пока, мы тут сами побеседуем.
Наградив Кима мрачными взглядами исподлобья, комиссары спустились по винтовой лестнице в лифтовую.
- Так, Данковский, ну-ка живо признавайся - Книга действительно у тебя?
Ким кивнул. Говорить сил не было.
- И друзьям своим, аспирантам, давал читать?
Ким снова кивнул.
- Небось еще дискуссии по этому поводу как обычно цивилизованно вели, после поллитры портвейна - окна не запирали, орали во всю глотку?
Третий кивок.
- Дурак ты, Данковский, - тяжело вздохнул Матрук. - Ты ж за это один пойдешь под суд! Всех остальных дружков-лоботрясов, включая твою будущую невесту, через связи в ЦК родители отмажут! А ты один, дурак безродный, козлом отпущения будешь!
- Дмитрий Витальевич, что мне делать?
Ким почувствовал, как на глаза у него наворачиваются слезы. А ведь он даже на фронте не плакал. Но сейчас, стоило ему представить, как его на глазах у Киры уведут комиссары...
- Все ведь знают, что Ангел есть на самом деле! - Ким сжал кулаки.
- Да знают, знают, только не все об этом налево и направо треплют, - Матрук устало потер переносицу, на которой отпечаталась дужка пенсне. - Вот что, тащи-ка сюда эту Книгу и живо.
Ким бросился в комнату. Его что-то спрашивали, но он только отмахнулся. Книгу Ким держал в ящике с инструментами, на самом дне. Ким принялся лихорадочно расшвыривать содержимое ящика, пока не добрался до завернутой в старый свитер Книги. Схватив ее, он бросился обратно к двери, по пути уловив встревоженный взгляд Киры, но опять же не было времени на объяснения с ней, совсем не было.
- Не ходи за мной! - прошептал он, пробегая мимо девушки.
Матрук ждал Кима на лестнице, что-то царапая ручкой на листке бумаги.
- Принес?
- Вот! - Ким сунул в руки Матруку сверток.
Чекист развернул его, достал книжицу и перелистнул несколько страниц. Затем завернул обратно, сунул в куртку и протянул Киму лист бумаги и ручку.
- Подписывай!
Буквы прыгали перед глазами Кима и дрожали, он с трудом разбирал отдельные фразы вроде "главному оперативному уполномоченному Народного комиссариата государственной безопасности Матруку Д.В.", "хранил без умысла на вредительскую деятельность", "содержание мне незнакомо", "желаю добровольно выдать органам государственной безопасности". Наконец он расписался внизу листа и отдал его Матруку.
- Все, свободен, - Матрук сложил лист пополам и сунул его в папку. - А на будущее - учись держать язык за зубами. С такой компанией как у тебя, если что случится - ты крайний окажешься.
- Это кто-то из них меня сдал, да?
Ким даже не надеялся получить ответ на этот вопрос.
- Вот еще, - брезгливо приподнял губу Матрук. - Девушка с веслом.
Ким вытаращился на бывшего замполита. Только вчера он менял ей зубчатую передачу, купленную за свои деньги, а Кира в это время болтала с автоматоном о том, что они с Кимом будут делать после свадьбы.
- Да не пялься ты так на меня, - Матрук водрузил на нос пенсне. - При капремонте ее менять на новую собирались, вот она и готова была любым способом доказать свою полезность. Так что мой тебе совет - не распускай больше язык в присутствии этих железяк, ясно?
- Спасибо, Дмитрий Витальевич. Я вас век не забуду...
- Квиты мы теперь, Ким. Так что больше не попадайся. Иди, давай, к своей молодой невесте, а то она с ума сойдет. Совет вам, как говорится, да любовь.
Опираясь на трость, Матрук тяжело заковылял вниз по лестнице.
Ким захлопнул дверь и прислонился к стене. Лоб покрывала испарина, сердце колотилось словно в пустой железной бочке. Он закрыл глаза и сполз на пол.
Отпустило Кима лишь когда он услышал скрежет отбывающего лифта и окончательно поверил в то, что его не заберут. Открыв глаза, он обнаружил, что Кира стоит напротив белая как мел. Из комнаты по-прежнему доносился шумный спор.
- Кир, выстави всех, - прошептал Ким. - Прости меня, пожалуйста, но сам я сейчас не смогу.
Кира кивнула и ушла. Она и так все поняла.
Ночью Ким и Кира сидели за столом в неровном свете газовой лампы, пили густой черный чай и говорили о том, что случилось, и что им делать дальше. Впервые за прожитые в башне годы, не смотря на жаркое бабье лето, разговор этот происходил за плотно закрытыми окнами.
А на следующий день в девять часов утра, одетый в купленный к свадьбе костюм, Ким сидел на огромном кожаном диване в обшитой дубовыми панелями приемной. На двери сияла новехонькая табличка "Главный конструктор Горский К.И.".
- Готово, Константин Иванович! - завхоз Бусыгин спрыгнул со стремянки и отступил на пару шагов назад, прицениваясь, ровно ли висит портрет.
Вновь избранный генсек, издавая стойкий запах типографской краски, воззрился мудрым отеческим взглядом на собравшихся за длинным, покрытым зеленым сукном, столом проектировщиков. Заглянув каждому из них в душу, генсек все же остался слегка недоволен - главный конструктор Константин Иванович Горский, единственный среди присутствующих, сидел к портрету товарища Каменского спиной и душу на обозрение не выставлял, оставив для изучения лишь сияющую лысину и торчащие по обе ее стороны оттопыренные уши.
Бусыгин, между тем, сложил стремянку и поднял с пола подвыцветший портрет ныне усопшего генсека Калинова. По верху багета, там, куда не дотягивалась тряпка уборщицы, пушилась пыль.
- А его куда, Константин Иванович? - озадаченно спросил завхоз.
- М-да, выкидывать как-то неудобно будет, могут не понять... - пробормотал Горский, снимая очки и протирая их платком. - И ведь кто-то же его рисовал, старался... Хотя, списывайте, чего уж там. И на склады Мингосимущества вместе с остальными сдайте, откуда получали. Пусть сами думают, что дальше делать.
Очки в руках Горского мелко подрагивали. В тот самый последний бой на Прохоровом лугу его контузило взрывом гаубичного снаряда, но это сказалось лишь на физическом состоянии. Мелкий тремор рук так и не прошел, поставив крест на самостоятельной чертежной работе, что еще больше усилило выросшую после контузии раздражительность. В остальном это был все тот же Костик - с острым как бритва умом и памятью машиносчетной станции, но нескладный, лопоухий, в постоянно сползающих с переносицы очках, и яростно жестикулирующий в любом разговоре. Таким его видела Кира, когда он приходил к ним в гости. Кире Костя вообще страшно понравился, но, побывав пару раз на работе у мужа, она заявила Киму, что все они там мальчишки, не наигравшиеся в войнушку. Ну как, как, говорила она потом, ночью, в постели - как вы можете всем этим заниматься, побывав на фронте? Разве вам там не хватило? А Ким отвечал, что это все для того, чтобы такого больше не повторилось. Ни с их детьми, ни с внуками. И он правда верил в это.
Да и странно было бы не верить - Горский настоял на оформлении спецдопуска, после чего Ким получил возможность знакомиться с документами из Первого главка наркомата госбезопасности. Ни для кого не было секретом, что последняя война закончилась отнюдь не от того, что руководство Капитолии образумилось, а лишь от банальной нехватки ресурсов - на новые шагоходы и пушки просто не хватило стали и флогистона. Но сведения, поступавшие от разведки теперь, и вовсе заставляли усомниться в здравомыслии тех, кто населял противоположную сторону континента. Снаряды с меркурным коллоидом, разрывающиеся в пыль столь мелкую, что она выжигала легкие через любые фильтры. Распылители витриоли. Крысы, несущие в железах путрефакционные яды. Наконец, bomba anticoagulans, превращавшая золото в свинец и высвобождавшая при этом адское количество энергии... Вряд ли это свидетельствовало о мирных намерениях соседа.
Поэтому Киму все чаще стала сниться мертвая капитолийская девчонка, свисающая с колючей проволоки. В самые плохие ночи, она пыталась заговорить с Кимом. Но не могла - даже во сне тот понимал, что для этого нужны легкие, которые у нее сжег флогистон.
Вот и сегодня, перед совещанием у Горского, она тоже снилась. Вспомнив о полученном от нее "подарке", Ким вздрогнул. Не покидало ощущение, что Генсек с портрета смотрит на него с укором. Мол, как же так? Рабочий, комсомолец, а поддался капитолийской пропаганде. Вот и в партию теперь не возьмут, с таким-то пятном на прошлом. Впрочем, пока беспартийность Киму быть инжерером-эфирщиком не мешала, также, как и не мешала работать над усовершенствованием армейских ретеральных эфирографов или системами дистанционного управления шагоходами.
Хотя это были лишь побочные разработки, дублировавшиеся другими конструкторскими бюро. Magnum opus ОКБ-1 была исполинская пушка "Восток", пока еще существующая только в чертежах и макетах на испытательных стендах. Вся мощь социалистической науки была направлена на создание обитаемого снаряда, способного покинуть пределы атмосферы и доказать, что Ангел - лишь иллюзия, бесплотная флуктуация межзвездного вещества. А иллюзия, как известно, ни на кого упасть не может.
- Кхе-кхе, - откашлялся Горский, убедившись, что завхоз покинул кабинет.
Неровный гул голосов сразу же стих. Даже быстрей, чем этого требовали приличия - часть мест за столом пустовала, часть была занята теми, кто (как, например, Ким) еще неделю назад относились лишь к перспективным работникам, а сейчас обзавелся аббревиатурой "и.о." - и.о. начальника отдела исследования дальней связи. Внезапно со сменой генсека лозунг "Молодым везде у нас дорога!" перестал быть просто транспарантом над входом в университет. Многие из тех, кто сегодня отсутствовал, как полагал Ким, по собственной воле покинули бы свои руководящие кабинеты только в гробу с венками от скорбящих товарищей. Некоторые, не смотря на возраст, все же были на своем месте, но и их отправили на почетную пенсию. Курс на новую кадровую политику - с Политбюро не поспоришь, тем более, что и там сейчас бушевали шторма, выбрасывавшие на коварные мели почетных синекур один казавшийся непотопляемым броненосец за другим.
- Ну что ж, товарищи, - Горский раскрыл папку перед собой. - Секретный пакет из министерства поступил еще прошлым вечером, но, как говорится, поспешишь - людей насмешишь.
Костя снял очки и задумчиво постучал ими по столу.
- Ни для кого из здесь присутствующих не новость, что нас ждут серьезные перемены. Вчера на особом заседании ЦК было принято важное для нас, то бишь всего нашего бюро, решение. Скажем так, точка зрения о том, что Ангел иллюзорен больше не является научно обоснованной. Угроза его падения признана угрозой государственной безопасности, и задача социалистической науки угрозу эту изучить и предотвратить. Для чего, товарищи, бюро выделяются дополнительные ресурсы на разработку "Востока".
- И, конечно, это никак не связано с тем, что капитолийцы строят в Мировом океане башню, - хмыкнул Петров, еще один бывший сослуживец Горского, ныне возглавлявший группу расчетных машин.
- Ничего у них не выйдет, - отозвался Иван Снегирев, начальник отдела сверхпрочных материалов. - Все ж обвалится, нафиг! Даже адамантий не выдержит конструкцию такой высоты!
- Хорош галдеть! - прервал разгорающуюся дискуссию Горский. - В курилке воздух сотрясать будете. А тебе, Ваня, вот информация к размышлению.
С этими словами Горский вынул из ящика стола плотный бумажный конверт и протянул его Снегиреву.
Тот вынул из него несколько листков плотной фотографической бумаги. С каждым новым просмотренным снимком, брови его поднимались все выше.
Пересмотрев все, он откинулся на спинку стула, дернул шеей и рывком ослабил галстук.
- Это что же такое, а, Константин Иваныч? - хрипло пробормотал он, переводя растерянный взгляд с фотографий на Горского.
- А вот то, из-за чего всем нам стоит поторопиться, - ответил тот. - Не упадет никуда их башня, вот так-то. Передай остальным. Чай, допуск у всех есть.
Фотографии пошли по рукам, сопровождаемые негромким ропотом.
Наконец, снимки оказались в руках у Кима. Фотографии были не очень четкие, снимали, видимо, при качке. Из воды вздымались решетчатые фермы, облепленные у основания судами и понтонами. В газетах Соцсоюза не сильно много писали про строительство Башни, но в спецхран КБ регулярно приходила зарубежная пресса и в адамантиевых конструкциях легко узнавался первый уровень Башни. Но теперь там появилось кое-что новое - теряющееся в высоте нагромождение металла опоясывало ажурное кольцо, к которому зачем-то были прицеплены здоровенные шары (если сравнивать с другими объектам на снимке - каждый из них был размером с многоэтажный дом). Ким не сразу понял, что так всех взбудоражило, пока взгляд не зацепился за один из шаров, находящийся ниже кольца. Так вот этот шар висел в воздухе сам по себе, ни к чему не прикрепленный. Более того, к самому шару на тросе была подвешена огромная ферма. Зрелище было настолько нереальным, что сперва Ким заподозрил, что это фотомонтаж, вроде того, что иногда попадались в капитолийских дешевых журналах - провинциальный хлебзавод, из ворот которого строем прут шагоходы, или генсек со станковым пулеметом на плече, поставивший ногу на гору окровавленных трупов. Но нет, на каждом снимке стоял лиловый штамп Первого главного управления НКГБ с грифом секретности и инвентарным номером. А в наркомате госбезопасности капитолийской желтой прессой не интересовались.
- Ну что, дорогие коллеги, все налюбовались? - Горский в очередной раз протер очки. - А теперь объясняю. То, что вы все сейчас увидели называется подъемным устройством на летучем веществе. По полученным наркоматом госбезопасности данным, капитолийцы обнаружили залежи этого вещества прямо на том месте, где сейчас строят Башню. Формула нам неизвестна, капитолийцы в своих документах называют его Fumus Babylonius. Это газ, однако в отличие от любого обычного газа, легче воздуха. Так что, если им заполнить некую емкость, та всплывает в атмосфере вверх, как пузырь воздуха из-под воды. И не надо повторять заученных из наших газет фраз - ученые у них там не хуже, посчитали и нагрузку на адамантий, и на какой высоте нужно прицепить к нему такой вот шар, чтобы снивелировать эту нагрузку.
Фотографии вернулись в руки Горскому. За столом воцарилось напряженное молчание.
- А чего вы, собственно, все как в рот воды набрали, товарищи инженеры? - неожиданно для присутствующих в голове Горского прозвучали веселые нотки. - Испугались, что капитолийцы до Ангела первыми доберутся и на нас его уронят? Вот те раз! Я-то думал сейчас одно за другим предложения посыпятся, как нам "Восток" побыстрей до ума довести, драка начнется за дополнительное финансирование и кадры, а вы сидите как на похоронах! Ну-ка, товарищи, давайте соберемся, и к завтрашнему дню жду от каждого докладную записку по новым потребностям в свете последних событий! А теперь не теряем времени попусту, расходимся. Но вас, Данковский, я попрошу остаться. Разговор есть.
Слова главного конструктора возымели магическое действие - кабинет наполнился гулом голосов и скрежетом отодвигаемых стульев. Через пару минут помещение опустело, в нем остались лишь Горский и Ким.
- Значит так, Кимушка, - Горский опять занялся любимым делом - протиранием очков, однако глядел при этом прямо на Кима. - С завтрашнего дня ты у нас уже без этой дурацкой приставки. Собственно, как и Федулов и Капустин - нет у меня других начальников вместо вас, и не будет. По крайней мере, пока меня отсюда вперед ногами не вынесут.
- А как же членство в партии и все такое? - спросил Ким.
- Да в жопу они это членство могут засунуть! - рявкнул вдруг Горский, побагровев и забыв про очки. - Результат им подавай, да побыстрей! А где я столько членов наберу, которые работать как следует умеют, а не языком про достижения развитого научного социализма молоть?! Не знаешь? Вот и я не знаю. Так что либо беспартийные пусть работают, либо в партию принимайте...
Голос главного конструктора сорвался и дал неавторитетнейшего петуха. Горский закашлялся.
- Короче, Ким, будет тебе партия, служба, конференции - в тридцать нестояние, в сорок импотенция, - продышавшись ухмыльнулся он. - Ты мне только свой эфирограф дальней связи до ума доведи! И, кстати, тебе жилье повышенной комфортности по должности положено, готовься к переезду.
- Нет, Костя, не поеду, - спокойно сказал Ким.
К неуклюжим вспышкам ярости Горского он еще на фронте привык, и не обращал на них внимания.
- Посели туда лучше Демидова, у него ж трое детей, а он все в коммуналке с соседями ютится.
Ким и Кира по-прежнему проживали в куполе на вершине высотки номер 137. Как и раньше, спали на полу, пили чай на подоконниках, мерзли ветреными зимами, когда застывало отопление, отогреваясь друг другом под двумя толстыми одеялами (но Ким уже начал собирать собственный парогенератор из тонких орихалковых пластин, работающий от солнечного света). А в теплое время года также любили по вечерам валяться на карнизах или в саду, болтая со статуями-автоматонами. Правда, Девушки с веслом среди них уже не было. Хотя Ким никому и не рассказывал про визит Матрука, однажды все статуи на крыше откуда-то прознали, что случилось, и объявили Девушке молчаливый бойкот. Через несколько дней ее обломки нашли на монорельсовых путях двумя десятками этажей ниже. Теперь на ее месте красовалась скромная и симпатичная Девочка с дельфином, которой остальные статуи сообща решили не говорить о постигшей ее предшественницу судьбе...
- Ну, не хочешь, как хочешь - пожал плечами Горский. - Я бы на твоем месте тоже оттуда не торопился свалить. Молодость...
- Костя, ты на пару лет всего меня старше!
- Да не пару, уже, считай, не на пару. Сердце у меня, Ким. Совсем никудышное стало. Врачи говорят - никакие нагрузки нельзя, нервничать нельзя. Спите, говорят, побольше, Константин Иванович. Работайте поменьше. Алкоголем не злоупотребляйте и кушайте фрукты. В санаторий, наконец, съездите.
Горский взял со стола модельку шагохода, повертел в руках и поставил на место.
- А я не могу спать побольше и работать поменьше! И нервничать поменьше не могу! Я "Восток" хочу закончить! Я туда, наверх хочу попасть! И сделать это раньше капитолийцев!
Он наклонился к Киму.
- Ты вот хочешь знать, есть там Ангел или нет?
- Хочу, - кивнул Ким.
- Есть, Кимушка, - глаза Горского загорелись болезненным огнем. - Есть! И наплевать ему, что про него Политбюро думает! А почему он двигается так медленно хочешь знать?
Ким уставился на Костю.
- Что, думаешь один ты за его глазами следишь? - ухмыльнулся тот. - Академия наук третьего дня в Политбюро доклад подала. Ты же знаешь - они там за Ангелом который год приглядывают. И до Раздела них царские звездочеты сколько лет записи вели? А знаешь, о чем на самом деле доклад был? Нашлась пара одаренных парней, которые заморочились посчитать всякие там коэффициенты отражения и поглощения, дисперсионные свойства... И знаешь, что оказалось? Никакая Ангел не иллюзия, а вполне себе материальный объект. И он па-да-ет!
- Да это и так раньше все знали, - пожал плечами Ким.
- Не знали, а предполагали. А теперь мы точно знаем, что рано или поздно он до нас долетит! Там ведь, в Академии наук, и размер его посчитали. А мне тебе нужно рассказывать, что будет если он упадет? На нас упадет?
Ким помотал головой.
- Вот то-то и оно. Так что давай, напрягись. Когда "Восток" снарядом выстрелит, только через твой эфирограф с ним и можно будет связаться. Потому что, давай начистоту - неизвестно, как оно все обернется. Мы, конечно, дугу рассчитаем так, чтобы снаряд как можно ближе к Ангелу прошел, но нельзя же рассчитывать на то, что все будет гладко и на обратном пути. И показания приборов надо будет передавать сюда сразу.
- Ну..., - Ким замялся. - А если нельзя ничего сделать? Как мы такую махину сдвигать будем?
- Вот как побываем там, так и будет видно, что делать, - совсем спокойным голосом сказал Горский. - Надо будет- так и земной диск сдвинем, чтобы Ангел мимо пролетел.
В открытое окно, взметнув занавески, ворвалось стаккато позднего монорельса. Освещенные желтыми фонарями пути пролегали парой этажей ниже того, где находился кабинет Кима. Сквозняк принес немного прохлады, сменившей духоту августовского дня. Так бывает к концу лета - днем воздух густой и горячий, как кисель, но стоит солнцу скрыться за горизонтом, как над городом словно поворачивается выключатель гигантского кондиционера и сразу становится понятно что осень-то не за горами.
Ким с удивлением обнаружил, что сидит в потемках. Горела лишь подсветка пощелкивающего кубиками кинотропического экрана, да теплый свет лампы из люмогена освещал клавиатуру машиносчетной станции и громоздящееся рядом с ней алфавитно-цифровое печатающее устройство. Света хватало как раз чтобы на тускло сияющем медном шильдике различить аббревиатуру "АЦПУ-3".
Люмогенное сияние выбивалось из-под свернутых в конус газет, заменявших абажур на лампе. По сути это был просто керн породы, добытой сверхглубоким бурением из-под базальтового слоя земной коры. Огромной массы подземного теплого щита хватало, чтобы постоянно прогревать земной диск, однако небольшие его куски излучали только неяркий свет, но почти не грели. Существование люмогена предсказали давно, однако подтвердить его существование смогли только несколько лет назад.
Благодаря этому проект "Восток" стал реальностью, потому что для того, чтобы разогнать снаряд требовалась чудовищная мощность, и расчеты показывали, что если получать ее стандартными методами, например используя парогенераторы с aqua sublimandus, как в обычной пушке, то размерами они сами по себе будут с половину города. Плюс потом кто-то еще посчитал теплопотери при передаче пара по трубам к стартовой камере в пушке, и... К счастью, Горский и не планировал этого. Прототип пушки на aqua sublimandus и флогистоне нужен был только для утверждения проекта Минобороны, а энергию для запуска снаряда Костя планировал получить пропустив через проложенные в люмогеновом щите тоннелях каменное масло. При нагревании, в фазе нигредо, оно разлагалось на первооснову и пар, который и должен был толкнуть снаряд из ствола.
Вытащенные на поверхность буром цилиндрические керны люмогена мгновенно разошлись на подарки высоким чинам, Киму же его светильник достался запросто так от Вовки Пятакова, много лет назад игравшего за заводскую футбольную команду, а теперь работавшего главным механиком на буре.
Ким снял газету, в кабинете посветлело. Из радиолы доносились негромкие звуки исполняющего "Странников в ночи" оркестра. Часовая стрелка на наручных часах подползала к одиннадцати.
Он потянулся и бросил взгляд на кульманы. Эфирограф был практически готов, оставалось довести до ума кое-какие расчеты (чем он и занимался на своей машиносчетной станции), и можно начинать строить тестовую модель. В этом отдел Кима опережал остальные - у алхимиков из отдела сверхпрочных материалов, например, не клеилось дело с металлом для ствола "Востока". На днях с оглушительным грохотом провалились очередные испытания на прочность - ствол масштабной модели разорвало в клочья, трое инженеров отправились в больницу, отчего возглавлявший отдел Иван Снегирев может быть и поседел бы, да все свои волосы он потерял на предыдущем испытании, ненамного более удачном. Плохо обстояло дело и с защитой потенциальных пассажиров снаряда - Бусыгин уже неоднократно намекал инженерам, занимавшимся разработкой противоперегрузочных щитов, что с таким расходом объектов вместо крыс испытывать свои разработки они скоро будут на самих себе.
Из-за приоткрытой двери донесся громкий звон. Что-то железное упало на мраморный пол в коридоре.
Ким вскочил из кресла. По затекшим ногам прокатилась волна огня, заставив его поморщиться. Странно, кто еще мог в такое время торчать в бюро? Вроде бы он помнил, что с ним попрощались и все его подчиненные, и находившиеся на этом же этаже инженеры-тоннельщики. В семь на стадионе имени Кормчего должен был состоятся финальный матч между "Ребисом" и "Атанором", а большинство коллег Кима являлись крайне азартными болельщиками.
Неловко припадая на левую ногу, он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Коридор освещался рядами бра в бронзовых рожках, в дальнем конце ветер теребил тюль в открытом окне.
Кто-то вернулся пополуночничать после матча, подумал Ким, и собрался было захлопнуть дверь, но повернул голову в другую сторону и взгляд его упал на швабру, валящуюся около тележки с ведрами, тряпками и попыхивающим пароочистителем. Тележка стояла через две двери от его кабинета, около кабинета Славы Феоктистова из отдела проектирования люмогенной спирали - системы тоннелей в люмогенном щите. Дверь в кабинет Феоктистова была приоткрыта.
Вообще, обычно, уборка производилась утром, до прихода основной массы сотрудников КБ. Все это знали, так как часто приходили на работу пораньше. К тому же сегодня была пятница, а на выходных уборку не делали.
Ну, может с утра не убирались, подумал Ким, как вдруг до него дошло еще кое-что. Из-за режима секретности на их этаже уборщик мог работать только под присмотром сотрудника отдела охраны. В котором состояли суровые молодые парни из войск наркомата госбезопасности. А в коридоре не наблюдалось подтянутого молодца в зеленой форме с кобурой на поясе.
Ким подошел к кабинету Феоктистова, осторожно потянул дверь на себя и заглянул внутрь. В кабинете ярко горела люстра, у рабочего стола сгорбилась фигура в синем потертом халате. Розоватая залысина и торчащие уши разного размера подсказали Киму, что это Егор Кузьмич Калюжняк, пятидесятишестилетний пенсионер, большую часть жизни проведший в хозобслуге ледовых лагерей. В КБ же его держали потому, что Калюжняк, фактически, еще был электриком и сантехником. И не пил. Совсем.