Глава 21 - Калибан
- Ливан?
- Нет, Испания.
- Кто бы мог подумать... - сказал тучный мужчина, вовсе и не собираясь думать.
Человек этот, или, пожалуй, человечище, почесал ухо, не стесняясь своего собеседника, который сидел образно на ковре, хоть и не был арабом, а как только что выяснилось, имел кровь испанцев. Образно восседая на паласе, немаленькое тело собеседника обтекало стул изнутри, крошечный и неудобный, а человечище, зачем-то встав, продолжал:
- Значит так, идальго, собирайся, поедешь, заберешь писанину этого сумасшедшего Варанова: ему кажется, что ее хотят украсть! Это пять страниц-то! Он своими боковыми глазками смотрит больше на свой хвост, нежели в будущее... Зачем мы его вообще печатаем? Он ящерица!
Довольный своим сравнением, он в воздухе сжал кулак так, что даже костяшки хрустнули. Представив, что своей рукой он, тепло-хладный, избавил мир от очередного хладнокровного гада, спокойно продолжил:
- Кстати, а этот где, ну тот, эээ... - человечище, он же начальник Каратышов (искренне верящий в происхождение своей фамилии от слова "карате"), повертел длинным пальцем в воздухе, указывая на соседнюю комнату, где раньше работал Юджин, - ну этот, Мадрид?
- Моргри?
- Да, точно! Где он?
- Вроде, уволился. Вам виднее.
- Да я знаю, что он уволился. Где он сейчас?
Казимир Либанов пожал плечами. Жест этот, видимо, раззадорил Каратышова и он, улыбнувшись, начал распалять жар ярости в котле своего пуза.
- Пожинает то, что посеял? Где-нибудь под Лиуштой или Косморакетском? Ха-ха-ха! - босс злорадно взорвался, красная голова его зашаталась и запрыгала, как свистящий чайник на плите. Перемежая тонкие и толстые слова и словечки, пропуская их через жирные губы, измазанные колбасой салями, лежащей на неубранном столе, Каратышов, сотрясаясь всем телом, пытался подавить счастье злословия.
Хитрый Казимир демонстративно улыбнулся и начал придумывать какое-нибудь смешное название деревни, чтобы внести вклад в географические мытарства своего приятеля. Не успел, и командир сменил тему:
- Как там контракты?
Пальцы одной руки любовно окрутили своих соседей, и Казимир инфернально произнес:
- Составлены, как силки расставлены.
- Хорошо, хорошо... Надо менять философию работы: над нами уже все смеются! С тех пор как я у штурвала, этот ваш португальский галеон хоть куда-то поплыл: без меня вы бы так и стояли прифрахтованные в своем лягушатнике! Кстати, есть такое слово? - глаза и усы Каратышова вздыбились, когда он наступил на сучок в великом могучем лесу.
- Какое? Прифрахтованный или лягушатник?
- Первое.
- Ну, теперь точно есть: pienso, luego existo!
- Да, да... Мы же, в конце концов, и законодатели! Скажем, что есть, напечатаем его десятитысячным тиражом, оно и вправду появится!
- У нас заказ на десять тысяч?! - с притворным удивлением спросил Казимир.
- Нет, пока нет... Это я так, образно... - Каратышов был явно доволен своей работой и уже не за горами видел такое счастье. - Ну ладно, иди уже. Жду тебя через два часа.
- Так точно! - ответил гость в кресле, подстраиваясь под армейскую выучку своего капитана, который, покрутив штурвал кондиционера, включил осенний бриз. Вставая, Казимир взял шляпу со стола, но тотчас незаметно положил ее обратно, решив украсть позднее. О, она вовсе не была ему нужна, просто он уж очень хотел, чтобы эта горячая голова сегодня пошла домой непокрытой! Каратышова никто не любил...
Казимир Либанов вышел с ковра как крещеный младенец, без грехов и освеженный влагой пота. Не раз и не два он становился объектом нападок своих многочисленных надзирателей, но стал не тупым камнем, а хитроумной журчащей водичкой, с голубыми глазами бабника, кудрями Аполлона и кожей Сервантеса.
Подмигнув престарелой секретарше, в прошлом моложавой стенографистки, жестом руки останавливая вопросы, он сказал:
- Ничего, ничего. Не злой...
Стенографистка мысленно перевела слова в еще более короткую форму, привычную для строгого невместительного ума, а посетитель вышел в коридор.
В окружении серых стен, как в озере стоячей волны дымной эктоплазмы, он не мог разглядеть собеседников: Казимир был активным социальным звеном, даже если для этого приходилось побыть пассивным курильщиком. Общий тамбур, будто многолетний ствол, соединял офисы, ответвления всех сфер этого Древа Сефирот. Бело-серые воротнички, пчелы-трудоголики, воины суббот и воскресений, необщительные технические специалисты, люди из-за ширмы, серые кардиналы отложенных продаж и холодных звонков, андрогинные декораторы, субтильные дизайнеры, а также, как говорится, и швецы, и жнецы, и на дуде игрецы - все стояли и смолили.
- Ливанский кедр, добро пожаловать! - сказал автор метафоры о стволе дерева. Либанов поклонился, как яблоня на ветру, и стал слушать, что же нового произошло.
Вдруг из дыма появилось знакомое лицо его приятеля, которого здесь не должно было быть.
- Калибан, то есть, Казимир, вот держи: придет девушка с черными волосами, передашь ей это.
- Стой, так ты сейчас где, что?
Лицо не ответило, а просто ушло в туман, сделав шаг назад.
- О, отомсти за подлое его убийство, Яго! - сказал шутник сбоку, видевший и слышавший сцену.
Казимир прыгнул в дымку, но наткнулся на горящий уголек, обжегший руку. "Черт с ним, туда и дорога! Не мог даже уйти по-человечески: пришлось писать заявление за него. Хотя, сколько он для нас написал..." - так думал Казимир, аккуратно расталкивая толпу, ничего интересного не имевшую сообщить ему. Спускаясь по лестнице, он через каждые 18 ступеней делал глоток свежего воздуха из открытых форточек. Припав к корням, вернувшись к истокам, так сказать, он истек из этого сосуда наружу.
Туман коридора сменился туманом города: что ж, ничего не поделаешь - все мы соучастники преступлений погоды. Отдышавшись смогом, он энергично пошел к своей развалюхе.
Припаркованный в неположенном месте, в прошлом даже созданный в неположенных условиях, стоял его багги - рассадник жуков. Открыв переднюю дверь через заднюю, он пролез сквозь место пассажира (чисто гипотетического) на водительское сидение (чисто теоретическое), замененное на каркас с металлическими нержавеющими балками.
Почему все считают, что он с Балканов? Из-за его полнокровного лица и медового язычка? Но так ведь это легенда.
Отбросив поклажу назад, Казимир короткими поворотами ключа 14 раз попытался завести машину. На пятнадцатый стартер сработал, но он по инерции повернул ключ обратно. В итоге багги завелся с 34-й попытки и спокойно тронулся в путь. Он не ругал свою машину и относился к ней уважительно, как и положено относиться к старшим.
На соседней улице, недалеко от издательства, глаза его отвлеклись на огромный плакат, который изображал больную бледную девочку. Волосы ее были длинные и бессчетным ворохом опадали на ключицы, а дни, очевидно, были сочтены. Надпись рядом с ее большими просящими глазками гласила: "Отдай свою любовь, отдай свое сердце!" И телефон на случай, если кому-то вдруг жить не хочется.
"Нет, спасибо! Мой старый мотор мне еще пригодится..." - очень эгоистично подумал Казимир, тот самый Казимир, что 9 лет назад чудом избежал тюрьмы за организацию фальшивого благотворительного фонда. Ошибки молодости, не причинившие большого вреда, и только поэтому не ставшие шрамами биографии, теперь не болели и не ныли, как гематома в дождливый день, а были аккуратно сложены в чулан памяти - простые диковинки паноптикума человеческой подлости и хитрости.
Может быть, Казимир и сожалел об этом, кто знает? Не могло такое пройти бесследно. Он немного разволновался и вел машину неаккуратно, дважды оставив черные следы колес перед внезапно возникшими преградами на его пути.
Город, накручивая свою вспотевшую кожу на маховик его эгоистичного желания презреть пространство любым способом, заботливо донес его до точки назначения. Встав в очередной закуток, Казимир остановился и вышел из машины. Взглянув на дом, в котором жил Варанов, он представил, где же может находиться его квартира? Наверное, угловая: для таких, чем меньше соседей, тем лучше.
Он вошел в дом, поднялся на пятый этаж и позвонил, предчувствуя неприятности.
Глазок подернулся белесой дымкой, и голос из-за двери спросил: "Кто там?"
- Казимир Либанов, из "Эскудо", за рукописью.
- Вы меня не обманете: должен был придти лысый человек.
- Лысый? Это, наверное, мой коллега: он сегодня заболел... Вообще, мне босс не говорил, что к вам должны были отправить другого сотрудника. Позвоните ему, спросите: у нас там такой бардак, что неудивительно...
- У меня нет телефона.
- Позвоните с моего, вот, - Казимир повертел старым мобильником перед глазком, который через секунду потемнел и заглох. Безрезультатно позвонив еще пару раз, он вышел на улицу.
"Делов-то!" - подумал обладатель шикарной шевелюры, махнув рукой. Пропустив пешеходов, он перешел через дорогу, и направился в застекленные казематы филистимлян.
Последние кудри, кружащейся листвой, опадали на кафельный пол. На голове его, в самой верхней точке, всплыла 9-миллиметровая родинка, как пулевое отверстие: а что если тот, кто послал его в этот мир, оставил метку на голове, стеганопись, предназначенную для парикмахеров.
- А как вас зовут? Должно быть, Делайла?
- Нет, Светлана.
- Светлана? А вы знаете, что есть звезда с вашим именем? Я бы мог вам ее показать. Недавно открыли планетарий: там темно, никого нет, и светят далекие звезды. Да вы не пугайтесь - я шучу! Можно просто в кафе сходить: уж там звезд нет - это ведь не "Самовар" в НЙ. Вы во сколько заканчиваете, через сколько голов вам еще пройти?
- Если головы будут молчать, то я освобожусь раньше.
- Ну, я-то молчать не буду, еще увидите! Вот у вас, например, красивые руки, так зачем мне молчать? Может, вам никто об этом не говорил, и вы чувствуете себя Венерой Милосской?
- Я знаю, что у меня глаза красивые.
- Глаза... Глаза у всех красивые, если присмотреться! Я вот могу сказать, что в вас уникально и прекрасно. Хотите узнать?
- Поверните голову...
- Вот, например, ваш повелительный тон и в то же время мягкие направляющие движения: а вот не поверну голову!
- Тогда я вам ухо укорочу.
- Но вы не укоротите мой нрав... Поверните мне голову сами, настолько, насколько захотите. Я и боковым зрением вижу: вы угрожаете с улыбкой - так только детям угрожают. Вы добрая, а это самое главное. Поэтому вы режете волосы, в которых нет нервных окончаний. Ваша гуманность - вот это черта, а не какие-нибудь глаза!
- Все, готово! - Светлана подула на голову и нежно стряхнула остатки волос. - И зачем вы их остригли? Прекрасные были кудри...
- Настоящие кудри - они вот здесь, - сказал Казимир, приложив руку к сердцу: - И вьются, и жгутся, и спать не дают...
Не теряя инициативы, он довольно наглым и серьезным тоном продолжил:
- Значит так, если вы соблюдаете трудовой кодекс, то, скорее всего, заканчиваете работать в 17 или 18 часов? Следовательно, я буду ждать вас в кафе, вон в том, - Казимир показал костяшкой пальца через стекло на противоположный фасад с меловой доской у входа. - Приходите, а я пока прогуляюсь до обсерватории, найду вашу звезду.
Она ничего не ответила, улыбнувшись, но Казимир не терял надежды, как и минуту позже, стоя под испытующим оком квартиры-убежища. Откашлявшись, понизив голос на кварту, он энергично постучал в дверь. Вновь глазок побелел и холодный голос спросил: "Кто там?"
- Рувим Арчибальдович, из "Эскудо", за рукописью, - сказал самозванец, покашливая и притворяясь больным.
Дверь подумала мгновенье и ответила: "Я прекрасно вижу, что это опять вы, хоть и без волос. Но вы доказали свою преданность, входите."
"Сезам, покажись моим глазам, пожалуйста!" - подумал Казимир и стал протискиваться через полуоткрытую дверь, которая упиралась в баррикады.
- Может быть, чаю? - спросил Варанов, указывая на шестиметровую кухню и чайник с торчащими из него 9 ниточками одноразовых пакетиков.
- Не откажусь! - ответил пересохшим горлом гость.
Утолив жажду и выслушав монолог узника, обтекая очередное неудобное кресло, Казимир забрал пять страниц, обернутых в целлофан, и отправился в путь. На прощание, выпив еще один чай (или тот же самый), поглядев благодарно в глаза (в каждый по очереди) и пожав руку последнему гению, он покинул осажденную квартиру.
В машине, отбросив поклажу назад, Казимир короткими поворотами ключа завел ее с 12-го раза. "Двенадцать шагов вперед и ни одного назад - это прогресс", - подумал он, не теряя бдительности за рулем.
Но, как преступники не помнят зла, так же и водители не помнят дороги, и поэтому через 25 минут, как из дремы, он вышел из своего автомобиля, оставленного не на виду, а в соседнем дворе, под мягкой пеленой тени, скрывающей недостатки лакокрасочного покрытия. Следуя правилу не оставлять ценного содержимого в непримечательной коробке, Казимир вернулся и забрал записки Юджина и Варанова, чуть не забытые в плохо закрывающейся машине.
Запасшись воздухом еще на улице, он ракетой проскочил в свой офис и уселся под вентилятором. Потоки воздуха шевелили бумажки на столе, а мерный гул заглушал шум улицы. Казимир позавидовал дару чревовещания, теша себя уверенностью, что если бы он умел делать два взаимоисключающих дела, то научился бы спать с открытыми глазами.
Да, не говорить молча, а спать с открытыми глазами. Вот так вот.
Туман на улице шумел прибоем, чайки выклевывали мутные глаза, а машины плавали перед окнами 9-го этажа, как гондолы, преодолевая пробки вертикально. Волна дымки захлестнула окно и унесла рододендрон: туда и дорога - не мог даже назваться по-человечески. Секретарша встала и молча подмела воздушную серую пену. "Чертов Альбион!" - кратко выругалась она. Альбион-то здесь причем? Мы же в Испании! Монотонный шум моря сменился стуком кастаньет. Луч солнца послал бандитов, и они разрезали марлю на окошке. Один играл фламенко, а другой собирал деньги с присутствующих и складывал их в почтовый мешок. Грасиас, мучас грасиас. Набрав достаточно, они выпрыгнули в лодку, припаркованную в неположенном месте, в трех метрах от пешеходного окна... Куда убежали грабители, покажите рукой? Вон туда.
Казимир проснулся, сунув палец в вентилятор, который трещал от того, что задевал за карандаш, нечаянно подвинутый во время короткой, никем не примеченной сиесты.
Окончательно продрав глаза, он увидел, что перед его столом стояла девушка с черно-фиолетовыми волосами. Ее милое и грустное лицо смотрело на Казимира с сомнением, переводя взгляд с волос, которых не было, на лицо, которое было. "Милая девушка намного предпочтительней девушки красивой", - подумал он и сказал:
- Ох, вы, должно быть, знакомая Юджина? Он попросил меня передать вам какие-то бумаги. Хотя он сказал, что придет девушка именно с черными волосами... - Казимир, жеманно искривив лицо, все равно потянул ей посылку.
- Меня тоже ввели в заблуждение: сказали спросить кудрявого цыгана.
- Цыгана? Ну, это уж вряд ли! - он устало откинулся в кресле. - Сегодня столько путаницы с этими волосами, вы не поверите... - окончательно убедившись в абсурдности ситуации, он вручил связку листов адресату, не до конца прошедшему проверку на идентичность. Он что - почтамт, в конце концов?!
Она пробежала глазами несколько первых строк и неуверенно спросила:
- Так значит, за всеми нами ведется непрестанная слежка, не имеющая иной цели, кроме запугивания?
- Пардон, не те бумаги...
Казимир произвел рокировку папок и вручил нужные.
Она вновь стала читать и задумалась...
- Может быть, это и не мое дело, - мягко начал Казимир, - но зная своего приятеля Юджина, могу с точностью до тысячных сказать, что он наделал каких-нибудь глупостей, или наговорил нелепостей... В общем, он просто такой человек: всегда все портит, - Казимир взглянул на приоткрытую дверь в коридор, - так сказать, рубит ветку, на которой сидит. Он честный и достойный, но не создан для этого жестокого мира...
Девушка посмотрела на него странно, ее взгляд спрашивал: "Зачем вы все это мне говорите?" Но губы ее отрешенно, как будто выполняя нелюбимую работу, произнесли:
- Да мне уже все равно.
- Ох, ну ладно тогда, - не менее безразлично пробурчал Казимир, и когда девушка посмотрела на часы и на дверь, предложил:
- Позвольте хоть вас проводить.
- Спасибо, я сама.
Казимир, не принимая возражений, сказал: "Одну секунду!" Он достал бобину электрокабеля, один конец которого включил в сеть, а к другому присоединил свой вентилятор. Взяв его в руку, как факел, он пошел жечь туман, вредный для будущих матерей (уж почему он подумал о ней в такой роли?)
Провода хватило до второго этажа.
- Ну вот, а отсюда можно и спрыгнуть! - улыбаясь и указывая на окошко, сказал Казимир.
- Спасибо, прощайте.
- Пожалуйста, до свидания, - грустно ответил он. Амальгама ему понравилась, и он совсем забыл о кафе рядом с домом Варанова. Думая ей вслед, он развернул вентилятор в свою сторону, чтобы отогнать наваждение: "Юджин такой дурак! Даром что притворяется. Такой дурак, боже мой..."
Пожарная лестница снаружи, лучами солнца, отраженными от своей гладкой холодной поверхности, подмигнула на его радостный замысел и сказала: "Действуй!"
Казимир протолкнул свое тело в маленькое окошко и живо спустился на землю. Входная дверь открылась, и девушка отшатнулась от видения, только что оставленного в лестничном пролете между первым и вторым этажом.
- А что вы ответите, если я скажу, что вы мне понравились? - уверенно спросил Казимир.
- Вы скажите и узнаете.
- Вы мне понравились.
Она ничего не отвечала ровно две с половиной секунды, а потом грустно сказала:
- Уходите... Я, быть может, Орландина?
- Что это?
- Рукопись, найденная в Сарагосе.
- Да я родился в Сарагосе!
- Правда? А я там работала...
- Ну, вот и общий базис!
- Система координат.
- Точка зрения...
Так они и стояли, перебрасываясь синонимами, как не желающие расставаться сиамские близнецы, и лишь вентилятор, оставленный в одиночестве, задыхался от безысходности дыма.
Следующая глава