Глава 25 - Semiromana
Наверное, это был сон: я теперь почти не различаю... Во сне все немного медленнее происходит, как в кино...
Меня окружали люди и ожидали, что я отвечу. Я стоял в полумраке конспиративных алых портьер, в большой пустой круглой комнате. Передо мной бархатное кресло с прозрачными трубками, уходящими в какой-то электронный прибор с насосом, стоящий рядом.
Вокруг откуда-то знакомые лица: Амальгама, Калибан, Макар Бесонов, Петр Сергеевич Тесеев, Выразительный, бродяга, колдун-заговорщик, Невыразительный, девушка-психолог из такси, гадалка и главный редактор Каратышов; водитель и второй похититель; Хесус Амарилья с шестью товарищами по несчастью; доктор Сим-Салабим и Мастер Пергамента; монахи Евклид, Сергей и бенедиктинец с тонзурой (не знаю имени); Модест, Шнут, Марина и Вальдемар; Джозеф, Мириам, Кристофер и малыш Кристоферсон; разбойники Аман, Ханаар и подросток-наводчик Гал; владелец гладиуса, Тит Юлий Марцелл; Банши, Предатель и парень с суицидальными наклонностями; возлюбленная Макабра, та секретарша, которую он выбрал на роль Носительницы; косой Варанов; Светлана Милосская; двое мальчишек, что молятся на ноги; белый лабрадор и четыре плохих безымянных поэта, с забинтованными четвертыми (не помню название) пальцами; а также, вроде бы, другие... Все они смотрели на меня с доброй печалью в глазах, а потом начали высказываться:
- Юджин, исключительно из любви и заботы...
- Ты не осознаешь своих проблем, друг.
- Не решаясь вмешаться в твой микрокосм, мы закрываем глаза на преступление!
- Эка невидаль - жизнь впустую: со всяким может приключиться...
- Вы в лабиринте, молодой человек. Вспомните, что...
- Мыши, ищущие выход оттуда, умирают разумными, от старости...
- Какие мыши?! Я свое дело знаю - не в мой огород камень!
- Булыжник на шею - и на дно Лиушты!
- Вернемся к делу, господа. Пациент...
- Какой он вам пациент? Мир и терпение - вот ваша паства...
- Мы вообще молчали: чуть что, сразу тонзура!
- Не о религии речь, не кричите так, будто вас коптят на вертеле.
- Ну сколько можно?! Сначала мыши, теперь вот другие гастрономические забавы: ужин еще не скоро, а вопрос надо решить.
- Предлагаю соломонов алгоритм: разделим его пополам, а там видно будет...
- Чур, мне ноги...
- Боже мягкосердный!
- Не причитайте, будьте добры.
- Притчу, так притчу!
- Мне так вообще все равно: собрали всех встречных-поперечных, а мы тут теперь должны волноваться! Он, может, меня опозорить хотел...? А эти зачем здесь? Они ведь ни слова не понимают!
- У тебя же дядя - араб, вот и переведи.
- Это вам не деньги переводить! С мордорского на дотракийский не перекладываю...
- Ага, вы из пустого в порожнее перекладываете: переходите на астрологию, там гешефт пожирнее!
- Ну черт возьми!
- Поверните голову. Виски прямые или это не виски, когда за ухом...? Какие у вас волосы красивые, прямо как у девицы...
- Да не целуйте вы его! Даже в щеку.
- Юджин, присядь пока в кресло, отдохни...
- Какие вы хитрые: утомить, усадить, подключить и веером помахать? Сам он должен выбор сделать!
- Мы с партнером - юристы, поэтому можем объяснить господину Моргри все правила: преамбулу, прения, даже форс-мажор и ураган.
- Да не стоит разводить казуистику: вопрос-то простой - как дальше жить?
- Поставить точку и не строчки больше, а если руки чешутся, так иди котов душить.
- Господа, я бы попросил...
- Да сиди ты! Всю жизнь молчал, подкаблучник, а теперь выступил.
- Мама, это вы зря так: он-то котов душить себе не позволял.
- Бред какой! Коты, собаки... Кстати, кто сюда эту псину впустил? Вот кого лечить надо - поводырь доверчивых идиотов!
И правда - бред. Кто все эти люди, что им нужно? Я оглянулся и посмотрел на кресло. Видимо, меня хотят подключить к аппарату гемодиализа, который выглядит как-то не по-больничному и пахнет приятно.
- Все, хватит, ничего же не понятно! Дайте я ему все объясню.
Я посмотрел на девушку с ребенком на руках.
- Юджин, послушай. Все, что ты делаешь, все, за что ты держишься - это иллюзия. У тебя бы могла быть нормальная жизнь: работа, семья, дети и внуки, машина, дом, дача, друзья, знакомые, походы в лес и в гости, путешествия, радость жизни и приятный груз ответственности, который позволяет крепко стоять на ногах. Все, что проходит мимо, могло бы стать твоим...
Вдруг ребенок на ее руках исчез.
- Все эти таблетки, которые ты пьешь, все проблемы, которые выдумываешь: нельзя объедаться седативами, воображая опьянение барбитуратами, нельзя молчать, как идиот, когда все ждут от тебя ответа. Как можно отдавать даром свое наследство, только для того, чтобы почувствовать себя Дедалом или Львом? Как можно наказывать себя за то, что украл чужую идею, вложив в нее несоразмерно больше, чем автор? Зачем бросать дело на полпути, досадуя на злой рок? Нельзя мечтать убить врагов литературно! Ты не мученик, не пророк и не визионер - ты больной человек.
Я миллион раз все это слышал (если можно сказать "слышал" про мысли).
- Вот это кресло, этот аппарат может очистить кровь, и ты вновь станешь нормальным. Да, ты не напишешь больше ни строчки, ни звука, не придумаешь ни одной идеи. Лишь оцепеняющий и всепоглощающий труд, приятный и полезный. Просто представь: ни зависти, ни подражания, ни бессонных ночей. Только простая, длинная и счастливая жизнь. Тебя будут любить дети, уважать внуки и вспоминать правнуки: ты проживешь в них 125 лет, а потом тихо-мирно уйдешь в вечность, без боли и сожаления.
Вдруг Амальгама начала стареть. Ее черты менялись, но не вызывали отторжения: как будто я всю жизнь с ней прожил и не замечал этих морщин, седин и прочих признаков разложения материи. Татуировка на ее руке оживала и трансформировалась, превращаясь из ребенка во взрослого человека: я смотрел в глаза своему сыну и дочери, потом увидел внуков. Следом за ними пришли немного похожие на меня, но уже какие-то посторонние правнуки, потом их дети - я потерял интерес и отвлекся. Обернулся и посмотрел на кресло: кто знает, может, они правы? Потом вновь взглянул на рисунки, ожившие фигурки на нитях вен руки. Люди сменялись людьми, которых я совсем не узнавал: сотни прохожих-незнакомцев.
- А иначе, вся твоя жизнь будет не чем иным, как хронической депрессией, бессонницей и одиночеством. А закончится все ничуть не лучше: смертью и забвением.
Кавардак из 50 свидетелей утих и ждал моей реакции. Я и правда не знаю, как ответить.
- И что, все закончится? - спросил я.
Люди начали кричать, перебивая друг друга:
- Ничего не заканчивается: я, например, увидел еще три весны, а теперь здесь!
- А я попала в аварию в первый и последний раз в жизни.
- Меня все-таки поймали, и я умер от пневмонии через два года в тюрьме.
- На самом деле, я повесился из-за болезни, а не из-за жены...
Я не хотел всего этого знать и воскликнул:
- Замолчите, не рассказывайте! - я закрыл глаза и прошептал: - Дайте минуту подумать.
И минута эта стала вечностью...
Конец первой половины романа