Так уж получилось, что дети всегда любили, и всегда будут любить играть.
Взрослые торопливо шествуют мимо обитаемых песочниц, мамы сидят на скамейках, заботливо следя за своими чадами. И те, и другие замечают, видят и, если хотят, наблюдают за тем, как, чем и во что играют дети. Видят, замечают, но, как ни крути, ничего не понимают в этом. Даже, если учитывать, что такими же детьми были они сами когда-то раньше. Просто, они ведь уже перестали ими быть. И возник огромный разрыв, огромная пропасть. Они-дети и они-взрослые получились уже абсолютно разными личностями, разными людьми с абсолютно разными интересами, ценностями и ощущениями. И те интересы, ценности и ощущения, которыми жили они-дети, для них-взрослых были отсечены, отрезаны, перестали существовать за ненадобностью, как мешающие жить и тормозящие жизнь. Ведь жизнь зачем-то надо ускорять, надо спешить, торопиться жить.
А дети строят свои замки из песка, трепеща от реальности этих замков, а мамы смотрят на замки из песка и видят песок.
Но стоит прохожим взрослым отойти достаточно далеко, а мамам на секунду отвернуться, дети сразу же начинают искать себе новые игрушки и придумывать новые игры там, где стоит такая манящая печать запрета или интригующая печать опасности. Дети пытаются расширить границы своего гигантского маленького мирка, они веселы и беззаботны, они всегда хотят узнавать что-то новое, потому что всё вокруг для них - это новое. Новое - это всё, всё - ново и незнакомо.
И всему новому дети придумывают свои имена и назначения.
Мамы! Не отворачивайтесь от детей, иначе дети рискуют переименовать весь мир.
--
1 серия. Лошадей убивает не только никотин.
А ведь всё началось не со зла...
Всё началось как игра...
Был чудесный рыбный денёк, особенно солнечный четверг после дождичка. Я был тогда наивен и беспринципен, и сразу же после обеда отправлялся служить в армию. Часть, в которую меня собирались распределить, я не знал, и поэтому ехал всего лишь на сборы в столицу Чахландии за три тысячи километров от родного хутора.
Проигнорировав сбор чемоданов, я налегке прискакал на станцию, откуда через семь минут отправлялся наш электровоз. Попрощавшись с моей незамысловатой подружкой Ксенией и чмокнув её взасос раза три, я ускакал в своё купе, и мы двинулись в путь. Говорят, что позже приехали на станцию мои всегда и везде опаздывающие родители, плюнули на опустевшие рельсы и отправились домой.
Со мной в купе ехали: Арнольдик - вечно дрожащий толстячок и парень с лошадью. Лошадь этот парень вёз для того, чтобы его на сборах определили кавалеристом или всадником каким-нибудь. А ещё он любил всех животных, всех людей и даже всех растений.
Вечером того же дня я вспомнил удивительную примету, говорящую о том, что если в ложку налита капля никотина, то лошадь от неё убьётся наверняка. Мой пытливый ум решил проверить эту теорию на практике.
Позднее вечером я вывел лошадь на крышу электровоза, чтобы парень с лошадью не задавал лишних вопросов, поставил её неподалёку от себя и принялся выдавливать никотин из сигарет в ложку, намереваясь надавить его целую каплю.
Тем временем мы проезжали через город Чихуахуаград, который славился особенно низкими мостами над рельсами электровозов. Мосты эти строились для того, чтобы местные бомжи ночевали на них, а вовсе не на самих рельсах, как это случается обычно.
Услышав весьма характерный звук, я повернул на него голову и сразу же придумал новую примету. Она гласила следующее: "Если лошадь, стоящая на крыше электровоза, пришмякнута мостом, промелькнувшем над этой крышей, это вовсе не значит, что она умерла от капли никотина."
Я был рад тому, что проверяя теорию практикой, я вывел новую теорию. К тому же, капля никотина из сигарет ну никак не захотела выдавиться.
Я сидел на крыше электровоза, наблюдая, как опускается ночь на пригороды Чихуахуаграда и улыбался. Внизу коротко вскрикивали ремонтники, не успевавшие вовремя отскочить от электровоза. От их присутствия под колёсами ехать становилось особенно приятно, мягко и спокойно.
--
2 серия. Степные пираты и бегство с электровоза.
На 2053-ем километре нашего путешествия на наш электровоз неожиданно напали степные пираты. Неожиданно, потому что сегодня они уже награбили дневную норму, но, соорудив привал прямо на рельсах, не смогли проигнорировать наше беззаботное движение.
В наше купе ворвались три бугая, стали грубо кричать и размахивать пулемётами. Парень без лошади (бывший "парень с лошадью") плакал, а толстый Арнольдик, неожиданно для всех, не исключая и нас самих, скрутил одного из пиратов и выбил у него из рук пулемёт, который приземлился прямиком мне в руки.
Арнольдик стал истерически орать, чтобы я стрелял, парень без лошади кисло ему поддакивал, и я стрельнул, куда глаза глядят. Глядели они, как назло, прямо на Арнольдика.
Пока парень без лошади, дрожа всем телом, пытался залезть под лавку, пока подбитый Арнольдик сползал на пол, выпучив на меня удивлённые глаза, пока злобные пираты, хищно улыбаясь, наводили на нас массивные и блестящие дула своих пулемётов, я как-то машинально вывалился в окно.
Этого никто не ожидал, даже я сам, так как окно даже не было открыто.
Пираты стреляли мне вдогонку, но позорно мазали, неуклюже падали, ибо спотыкались о пузо Арнольдика и вопили от укусов, метко производимых парнем без лошади из-под лавки.
Я нёсся по степи как ужаленный. А вокруг ложился мягкий и густой туман, из которого на меня периодически выскакивала призрачная лошадь, видимо, желая растоптать своими копытами. Но я особо и не жаловался, так как её злобные намерения только заставляли меня увеличивать скорость бега.
Остановился я только к концу дня, когда убедился, что призрачная лошадь вряд ли навредит мне. Дело в том, что её копыта уже не один раз грозили сбить меня с ног и безжалостно растоптать, но каждый раз очень удачно пролетали сквозь моё дрожащее тело.
Неподалёку впереди себя увидел огромное здание, бывшее складом или фермой. Но колючая проволока мешала мне подойти ближе к нему. Только лучики заходящего солнышка забавно скользили по стальной крыше глобального здания.
Но я так устал, что лёг спать прямо среди жёсткой степной травы, возле самой границы, обозначенной колючей проволокой.
Пока я засыпал, вокруг меня чудовищными вихрями носилась призрачная лошадь. Я же мирно погружался в царство сна, слушая её дьявольское ржание.
--
3 серия. Убойная Ферма и девочка Травка.
Когда я начал очухиваться, мне стало зверски холодно. А когда я очнулся окончательно, холод пронизывал меня насквозь. С трудом отворив непослушные глаза, я увидел перед собой два лица: одно было серым, морщинистым и мрачным, а второе - веснушчатым, жизнерадостным и улыбчивым. По половому признаку эти лица тоже различались, ибо первое было определённо мужским, а второе - несомненно, женским.
Женское лицо громко шмыгнуло живописным носом и шепеляво пропело:
- Привет, чувачок! С тебя первачок!
А мужское лицо невозмутимо добавило:
- Милости просим на нашу Убойную Ферму, единственной и неповторимой владелицей которой является Леди Травка, - и плавным движением указательного пальца ткнуло в сторону веснушчатого лица. То истерически захихикало.
Леди Травка отошла чуть назад и сотворила реверанс. Он получился очень неловким, и юная леди в процессе его сотворения неуклюже качалась из стороны в сторону, как несбалансированный маятник. Да, она была юна. Настолько юна, что её женские отличительные признаки оставались пока только признаками, а не фактом, а розовые лопоухие органы слуха вряд ли внимали тёмными вечерами всякий романтический бред и сладкий любовный обман.
Я улыбнулся, насколько это позволила моя окоченевшая челюсть.
- А где лошадь? - спросил я первое, что пришло в голову.
- Смотря какая, - опять задорно хихикнула Травка, - одни ещё в морозилке, других уже в сосисках стоит поискать. Да Вы не беспокойтесь, на неделе должны ещё табун подогнать...
- А что Вы с ними делаете? - удивился я, уже предполагая ужасающий ответ.
- Ну, а как ты думаешь, чем занимается Убойная Ферма? - криво перекосил рот морщинистый тип.
Меня чуть не стошнило от догадки, ибо лошадей в виде собеседников я уважал весьма, а вот в виде сосисок - не очень.
- А что ж у Вас так зверски прохладненько? - поинтересовался, отстукивая ритмы и мелодии зубами.
- Ну, у нас вообще-то жарень, а вот в холодильнике всегда холодновато, поверьте, - так же гадко проскрипел морщинистый.
- А зачем в холодильнике? - не понял я.
- Ну, мясцо для сосисок лучше бы подержать пока подмороженным, - не переставал гадить мне настроение морщинистый. - А у нас, как знаешь, Убойная Ферма, а не какая-нибудь там!
Меня поразила новая ужасающая догадка.
- Не-е-ет! - насколько мог, хрипло простонал я, не забывая при этом усиленно вертеть мозгами.
--
4 серия. Несколько слов обо мне.
Как выяснилось позже, морщинистый тип, как и прекрасная Леди Травка несколько приукрасили информацию о моей дальнейшей участи. В общем, котлеты, сосиски и другие околомясные изделия творить из меня они не торопились...
По крайней мере, пока не торопились...
Но я сперва об их шутке ничего знать не мог, ибо активно находился в состоянии абсолютной отключки.
И пока я вот так вот был отключён, я рискну кое-что поведать обо мне самом, ибо обо мне самом было сказано на удивление немного.
Начну со своего наименования...
Зовут меня красиво но весьма необычно для нашей местности - Василиск. Родная мама говорила мне как-то что хотела назвать меня в честь отважного прадедушки, но я наводил справки... Его звали Славосвят, и значит я чего-то точно не понимаю...
Рос в тепле и заботе моих непутёвых родителей без братьев и сестёр, но в окружении милых и пушистых зверьков, о которых никто кроме няни знать не мог, потому что она весьма удачно скрывала выводки крыс в подвале.
О крысятках узнали только тогда, когда они с голодухи решили пообедать самой няней, и были обнаружены в вышеназванном подвале... Где, впрочем, обнаружилась и сама бывшая няня...
После этого родители переехали далеко в провинцию, а именно в деревеньку Заушанскую, где полностью взялись за моё воспитание сами, то есть напрочь забросили на произвол судьбы...
Дальше всё было уж совсем неинтересно...
Мальчик Василиск вырос, охмурил непутёвую деву Ксению с ближайшего сарайного поселения и решил отправиться храбро служить в армию...
О дальнейших событиях вроде бы всё как бы уже описывается, поэтому я срочно выхожу из отключки и продолжаю знакомить Вас со своими приключениями...
--
5 серия. Будни Убойной Фермы.
Кстати, у морщинистого типа было очень интересное имя Генрих, но оно мне ни о чём не говорило, потому я называл его Геныч.
Пока я не отойду от шока, перенесённого вследствие встречи со степными пиратами, Травка и Геныч оставили меня жить на ферме, обещали заботиться и посильно кормить. А моей задачей было: подметать полы от выпавшей шерсти, протирать все поверхности от пролитой крови и избавляться от неучтённых трупов.
Самой Убойной Фермой управлял Геныч, полностью и безоговорочно, но фактически владелицей считалась Леди Травка, ибо на морщинистом Генрихе висело более десятка судимостей, несколько подозрений, и что-то он определённо скрывал в недрах фермы, о чём никому и никогда не говорил.
Что делала Травка на ферме, кто она такая и каким образом связана она с фермой и с самим Генычем, для меня так до сих пор и остаётся загадкой. Правда, пару раз я наблюдал, как она увлекала несчастных единичных степных пиратов прямиком в цех с мясорубкой, где в мясорубку опрокидывал их я или сам Геныч. Но это не могло быть основной задачей девочки, ибо единичных пиратов в округе вовсе кишмя не кишело.
В основном Травка с хриплым смехом нарезала круги вокруг Убойной Фермы, собирала букеты из колючих сорняков, пугала лошадей, которые в таких случаях единогласно признавались ядовитыми и делала очень много бесполезных дел. Достоверно мне было известно лишь то, что родственников никаких у неё нет и не было, для Геныча ничем полезным она быть не могла, а все права на ферму были как бы у него. За какие такие заслуги он одарил Травку этой сомнительной недвижимостью, приносящей ему только убытки, не было известно, так как и порочащих его действий он совершить просто не смог бы по причине его абсолютно сверхпреклонного возраста. А наличие таких действий могло бы быть единственным объяснением, но, как уже было сказано, явно существовало отсутствие этого наличия.
В одни из таких спокойных и благоприятных денёчков я протирал ступеньки одного из цехов от чьих-то мозгов, и вдруг по левую сторону от себя услышал нервный сиплый смешок, изредка прерываемый сочным чавканьем.
Посмотрев в сторону источника звука, я узрел улыбающуюся во все коронки Леди Травку, активно пережёвывающую четырёхэтажный бутерброд с кем-то там:
Мы с Травкой немного прогулялись по окрестностям Фермы, до глубокой ночи беседуя о бренности существования местных лошадей и особенно истощённых коров. Ближе к полуночи девочка заманила меня в один из работающих вхолостую цехов и толкнула вплотную к конвейеру.
- Цех включила, но мяска нету тута, - прочавкала она, - врубила вот, чтобы никто не подслушал нас, это совсем нельзя...
- Ты хочешь со мной... того... этого... - смутился и побагровел я.
- Выбрось эти свои озабоченные мыслишки, чувачок, - фыркнула Травка, - я решилась тебе открыть стра-а-ашную тайну обо мне, Генрихе и об одной зловещей лошади!
Слово "стра-а-ашная" Леди произнесла таким хриплым и громогласным басом, что я невольно зажмурился минуты на две.
Когда эхо от этого вышепроизнесённого слова перестало биться назойливыми мотыльками в моих ушах, я, наконец, решился отворить веки и всё-таки выслушать всю ужасающую тайну.
Но, открыв глаза, я не увидел никого. Вокруг всё было так пусто, одиноко и безжизненно, что ледяные мурашки муравьиным строем моментально принялись вышагивать марши по моей спине.
Я крикнул несколько раз жалким и срывающимся голосом, но в ответ отозвалась только работающая вхолостую сосиско-производящая машина. Она тупо скрежетала и охала, как будто ожидала какого-то результата от своего шума.
И тут я увидел такое, отчего рой муравьиноподобных мурашек на моей спине возрос втрое, а гримаса на лице приобрела маску непреодолимого ужаса.
Конвейер, вывозивший из сосиско-производящего аппарата готовую продукцию, неожиданно предоставил моему взору несколько абсолютно свежих, ещё с пылу с жару дымящихся сосисок. Но откуда? Ведь аппарат работал вхолостую! И где Травка?!
- Леди Травка! - громко и обречённо взвыл я.
И тут, по закону всех подлостей вместе взятых, я обнаружил, что медленно открывается тяжеленная входная дверь.
В помещение цеха нервно вбежал взъерошенный и босой Геныч, которого обеспокоил, несомненно, мой вопль. Он уставил свой непонимающий ничего взор прямо на маску застывшего беспредельного ужаса, читаемого так явственно на моём лице. Потом, дрожа всем, чем только можно дрожать, Геныч перевёл взволнованный взгляд на свежесотворённые сосиски.
- Леди Травка... - прошептал он и, обращаясь ко мне, уже прошипел, - ты и не знаешь даже, что натворил. Тебе полный пипец после этого...
--
7 серия. Побег в обратную сторону.
Если сказать, что Генрих рассердился, это было бы сказать ничего. Гнев морщинистого Геныча был замешан на каком-то непреодолимом ужасе. Энергия паники била из него фонтаном.
Несмотря на своё тщедушное и скрюченное телосложение, он одним махом отодрал какую-то стальную болванку от крепко сваренного корпуса конвейера и довольно прицельно запустил ею в меня. Болванка со звоном угодила мне прямо в лоб, я нелепо зашатался, но устоял на ногах и даже ни разу не потерял сознания.
И тут я подумал, что ждать какие-либо объяснения или что-либо объяснять самому было бы абсолютно лишним, и потому довольно приемлемым решением было бы решение такое - быстро смыться! Что я и сделал.
Я уже миновал массивную дверь цеха, когда краем глаза заметил, что разъярённый старик мчится за мной. В самый последний миг я с трудом захлопнул эту дверь и набросил чугунный засов, когда услышал глухой и настойчивый грохот в неё - Геныч работал головой.
Заметив на наружной стене огромный щит, помещавший на себе невероятное множество тумблеров, кнопок и рубильников, я, недолго думая, переместил все их во включённое положение. Внутри цеха всё загудело и застучало...
Я бросился бежать по степи. Бежал я быстро, вприпрыжку и не оглядываясь. Где-то на середине моего пути я услышал, что сзади что-то оглушительно громыхнуло. Так оглушительно, что я в страхе повалился на колени, вцепился руками в пучки взъерошенных волос на голове и безмолвно разинул пасть.
Когда я решился оглянуться, то с непонятными чувствами в душе наблюдал, как Убойная Ферма парит высоко в воздухе, подхваченная колоссальным взрывом. Массивные стены и перекрытия кувыркались в облаках, фонтаны сосисок, непереработанных коров и лошадей били как будто бы из земли каким-то мощным и нелепым ключом.
Долго смотреть на это великолепие у меня не было ни сил, ни желания. Я с трудом поднялся с колен и побежал дальше. Вскоре я не без ужаса осознал, что бегу никуда иначе, как в сторону железной дороги, в сторону электровоза, в сторону степных пиратов, от которых сам же вот так вприпрыжку улепётывал несколько дней назад.
Как только я осознал этот, сулящий всевозможные неудобности факт, за спиной послышалось такое знакомое мне ржание. Но на этот раз оно казалось мне не столько запугивающим, сколько торжественно злорадным.
Впереди, на рельсах виднелась бесформенная куча чего-то. Похоже, это был электровоз...
--
8 серия. Последние минуты парня без лошади.
Когда я приблизился к застывшему на рельсах электровозу, моему взору предстало, мягко говоря, ужасающее зрелище. Электровоз стоял неподвижной глыбой, такой безмолвной и холодной глыбой. Холод этот моментально добрался до моего тела и принялся проводить бесконечные марафоны по поверхности спины.
Кроме того, весь корпус электровоза был покрыт глубокими вмятинами, как будто тяжеленные агрессивные гиганты пробежались по нему, даже не заметив препятствия.
Мне не хотелось заходить внутрь, чтобы увидеть то, что я предполагал увидеть в недрах омертвевшего транспорта. К тому же, я боялся, что желудок мой, изнеженный в течение некоторых дней Убойными сосисками, может, по крайней мере, устроить переворот со всеми вытекающими из него последствиями.
Но, проползая мимо вагона, в котором я когда-то недавно ехал, я вдруг услышал настойчивый шорох, прерывистый стук и сдавленный стон.
Мигом ворвавшись внутрь я, стараясь не глазеть по сторонам, бросился по направлению источника звуков и обнаружил там покорёженного и стонущего хорошо знакомого мне парня без лошади. Он наполовину спрятался под лавку, но то, что под лавкой не уместилось, успело непоправимо пострадать.
К моему удивлению, парень без лошади был в сознании и сразу же меня узнал. Он через силу улыбнулся и простонал:
- Как хорошо... ты выжил..., я тебя уважаю... - парень попытался вылезти из-под лавки, но, когда это у него не получилось, застонал опять, - ты... заботился о моей лошадке...
Я сконфуженно промолчал.
- Лошадки... - проныл опять парень без лошади и прикрыл глаза.
- Это... это пираты степные всё натворили? - спросил я, понимая, что не должен был позволять парню без лошади терять сознание, хотя никак не мог придумать, что же надо будет делать дальше.
- Нет..., нет, что ты... - он даже смог усмехнуться, - они сами там... с другой стороны...
Я молнией бросился к разбитому окну, открывавшему вид на другую сторону степи относительно электровоза. У меня подкосились ноги от увиденного.
Что-то было расшвыряно, разбросано и раскидано вдоль вагонов бесформенными кусками и клочками. Только благодаря обрывкам шляп и сапог я смог судить о принадлежности этих останков степным пиратам.
Я подбежал обратно к парню без лошади, но тот был уже неподвижен, и только блаженно застывшая улыбка украшала его бледное лицо. Я попытался потрясти парня, но это было уже бесполезно.
- Не жилец! Определённо не жилец! - прозвучало за моей спиной.
Я обернулся на голос и увидел в дверях купе толстого Арнольдика, смеющегося во всю ширь своего лица.
--
9 серия. Беседы с призраками.
Я никак не мог поверить в происходящее. Оно не просто не желало укладываться в моей голове, ибо там было, по-моему, уже слишком много наложено этого "происходящего".
Я очень каялся, что пристрелил Арнольдика. Но я сам видел, как я пристрелил Арнольдика, сам видел, как он оседал на пол, истекая кровью. А вот теперь он стоит в дверях и лыбется во всю ширь своей глупой физиономии и никакого намёка даже на царапину на себе не содержит. Я побледнел и стал интенсивно икать.
- Да, я призрак, - усмехнулся Арнольдик, - ты, наверное, уже об этом правильно догадался.
Если честно, об этом почему-то у меня даже и не мелькнуло мысли. Но теперь всё, кажется, начинало вставать на свои места.
- Сейчас этот вот, - Арнольдик указал носом своего прозрачного ботинка на неподвижное тело парня без лошади, - сейчас он вот допомирает и тоже сюда явится. И мы здесь, собственно, для того, чтобы тебе...
Я не дал договорить Арнольдику, истошно завопив:
- Не надо мене! Не надо меня! Я случайно! Я больше не буду!
- Да никто, никуда и ничего тебе не собирается! - возмущённо воскликнул Арнольдик и неслышно добавил: - хотя, стоило бы...
- Помочь тебе мы хотим... - выждав томительную паузу, серьёзно и грозно сказанул он.
- А я с чем-то не справляюсь? - тупо спросил я.
- Тут, видишь ли, вот такое вот дело, что твои справления, ровно, как и несправления, абсолютно никакой роли не играют. Просто мы тут необходимы, ровно, как и ты тут необходим, и от этого уже не отвертеться. Тут, понимаешь ли, на человечество надвигается... - Арнольдик на несколько секунд замолчал, подумал и поправил фразу, - надвинулась уже, огроменная беда, офигительный апокалипсис, чудовищный Армагеддон! И ты, только ты, сможешь чего-то там, но только с нашей помощью.
За спиной Арнольдика появилось свирепое лицо парня без лошади.
- Ты, стручок недозрелый! - заорал он, обращаясь видимо ко мне. - Я теперь-то точно знаю, что ты сам хотел мою лошадку травонуть!
- Откуда? - продолжал тупить я.
- От дохлого верблюда! - окончательно взбесившись, парень без лошади вспорхнул к потолку и вытянул перед собой бледные и прозрачные руки. - Сейчас я тебя приморожу!
- Да стой ты! - рявкнул на коллегу-призрака Арнольдик. - Ты же знаешь, сначала дело, а уж потом можешь морозить кого твоей бродячей душе угодно.
- Хорошо, приморожу потом, - разочарованно пробубнил парень без лошади.
Две полупрозрачные фигуры уставились на меня, и я почувствовал стремительно нарастающие приступы тошноты.
Тем временем, краем глаза я заметил промелькнувшую за окном взъерошенную фигурку.
- Чувачок! - на бегу хрипло прокричала она.
"Ну вот, сейчас ещё и призрачная Травка сюда явится", - подумал я.
Но, вместо этого я услышал в коридоре размеренный стук копыт.
Мои призраки напряглись, а мне окончательно поплохело.
--
10 серия. Ничего не объяснивший сон.
Арнольдик и парень без лошади недоумённо замолчали и обратили свои взоры в коридор вагона, откуда раздавался топот. Лицо Арнольдика обрело такое выражение, будто он навсегда и бесповоротно вошёл в ступор. У парня без лошади, напротив, светилось выражение беспредельного счастья.
Через секунду объявился и сам источник топота. Та лошадь, которую я в самом начале своего пути хотел накормить сигаретами, просунула морду промеж обоих заткнувшихся призраков и улыбнулась. Вернее, это была не сама та лошадь, это был призрак той лошади.
Я тотчас же захотел потерять сознание, и у меня моментально поплыло всё перед глазами. Но, когда призрачная лошадка сказала мне: "Да не парься ты, Василиск! Где наша не валялась?", я отключился окончательно.
Пока я был в отключке, мне привиделся сон. Я пытался разгадать его, пока наблюдал за происходящим в нём, ибо это определённо должно было иметь какое-то значение, но никак обнаружить это значение не мог. А привиделось мне следующее.
Я задыхаясь бежал по степи. С неба, как капли дождя, сыпались золотые подковы, да и вся степь была устлана этими подковами. Я с великим трудом увиливал от тяжёлых "дождинок", но куда я бежал, понятно мне не было. Впереди маячила лишь линия горизонта. Недалеко от меня по степи скакал вприпрыжку Арнольдик в белоснежном халате и ловил подковы собственным лбом. Периодически меня догонял парень без лошади (в силу возвращения к нему призрачной лошадки, данный герой далее будет называться снова "парень с лошадью"), верхом на котором восседала его лошадка, и радостно восклицал: "Давай так же! так быстрее!". Потом он каждый раз спотыкался и кубарем катился вместе с этой своей лошадкой. Злобный, но какой-то испуганный Геныч неподалёку пилил землю электропилой. Он ничего не говорил, только агрессивно рычал. Изредка попадались на пути степные пираты, водящие хоровод. У них то и дело отпадали части тела, но они этого не замечали и продолжали своё увлекательное занятие. В небе, подобно облакам, плыли обломки Убойной Фермы. Дождь же из подков постепенно увеличивал свой темп и грозился из дождя превратиться в ливень. Но, как оказалось, моя пробежка всё-таки имела цель. Вдалеке, у самого горизонта, высилась огромная фигура. Я не мог понять, что это или кто это, но я чувствовал, что именно в ней моё спасение. Дождь припустил вовсю. Подковы летели сплошным потоком, даже не оставляя ни одного просвета. Я на миг осмотрелся и не увидел ни Арнольдика, ни парня с лошадью, ни степных пиратов, ни Геныча с пилой. Они все были погребены под сугробами из золотых подков. Но я из последних сил смог добраться до огромной фигуры. Ей оказалась гигантская Леди Травка с метлой в руках. Я укрылся от дождя под её юбкой, самой же Травке ливень этот совсем не причинял никаких неудобств. Она весело хихикнула густым басом, хрюкнула, а затем взмахнула метлой и принялась выметать золотые подковы с бескрайних пространств степи.
Я очнулся, и в тот момент лошадь мне широко улыбнулась...
--
11 серия. Замораживание Генриха.
В очередной раз я пытался возвратиться из состояния моей, такой уже до боли привычной, отключки. Я с трудом разлепил непослушные веки и застал весьма поразившую меня картину.
Вся троица моих знакомых призраков стояла кружком вокруг меня и неожиданно заботливо причитала. Я был необыкновенно удивлён, но, судя по всему, зла на меня они не держали.
- Василиск, друг ты наш, не помирай уж, - мило шептала Лошадь, обмахивая меня призрачным хвостом.
- Но, Лошадь, - я был всё-таки в шоке, ибо вину за собой среди этого сборища живых и мёртвых чувствовал, похоже, только я, - но ведь я же тебя...
- Пустяки! - усмехнулась лошадка. - Я ж понимаю, что ты это ради науки, а это, можно считать, правое дело, и сдохнуть не жалко за это!
- Ну да... - смущённо промямлил я, но спорить не стал.
- Довольно лошадей за хвосты тянуть! - внезапно встрепенулся Арнольдик.л - Пора валить, а то ты, Василиск, рискуешь поиметь все шансы присоединиться к нашей призрачной компании.
- Ну, если так, то согласен валить, только я всё равно ничего не понимаю, - ответил я.
Мы выскочили из вагона. Вернее, выскочил с грохотом я, а призраки плавно спикировали сквозь стены неподалёку от меня. Как только я вывалился наружу, сразу же обомлел. Бескрайнее пространство степи заслонял от меня своим скрюченным телом Генрих, стоящий у самого входа. В руках у него была бензопила, и он с угрожающим видом грозился её пустить в дело.
- Не-не-не! - только и смог выкрикнуть я, незамедлительно вспомнив свой недавний сон.
Геныч завёл пилу, и она кровожадно заверещала. Взбешённый старикашка начал медленно приближаться ко мне, хищно лыбясь при этом.
Мне тут же пришло в голову, что мне настал конец.
И вдруг я заметил некое шевеление среди призраков. Парень с лошадью на миг затрепыхался в воздухе и неожиданно молнией метнулся по направлению к нам. Он пролетел сквозь тело озверевшего Геныча и вернулся обратно.
"Дурак, - подумал я, - ведь ты же призрак, ты же насквозь пролетел".
Но тут я заметил, что старик и не думает опускать своё пилящее орудие на мою голову. Взгляд Геныча сделался стеклянным, сам он весь как-то побледнел, как-то напрягся всем телом и рухнул к моим ногам с каким-то неестественным стуком, звоном и хрустом.
--
12 серия. Когда наступают лошадки.
- Что с Генычем? - спросил я, глядя в его остеклевшие глаза и наблюдая, как несчастный старец опадает на землю всем своим тщедушным телом. Мне почему-то было жаль старикашку, несмотря даже на то, что несколько минут назад он так бесцеремонно пытался распилить мой череп.
- Он отключился..., ушёл на некоторое время, - невозмутимо разъяснил Арнольдик, - просто человеческое сознание абсолютно не переносит соседства с нашей мёртвой материей и в панике вырубает на время жизнедеятельность телесной оболочки. После смерти ведь от нас тоже убежала вся живая материя. Мы называем это - "замораживать".
Я с опаской покосился на моих призраков. Но через мгновение от этого страха ни частички не осталось, ибо всё моё существо занял другой, абсолютно новый страх, доселе мне неизвестный.
Призрачная лошадь стала ещё более призрачной и вскоре полностью растворилась в воздухе. Парень с лошадью и Арнольдик принялись шептаться друг с другом, но я ни слова не мог разобрать из их шёпота.
Внезапно всё, что было вокруг меня, поменяло свои цвета. Небо стало ярко жёлтым, степь - красной, поезд заиграл пурпурными красками. Я оставался серым пятном на фоне этого безумного великолепия.
Топот, который исходил откуда-то непостижимо сверху, всё же достигал земли и тряс её также где-то недоступно в глуби.
Из-под земли в панике вылезали отголоски забытых запретов и нервно собирались бежать. Они доставали из-за пазух необъятные чемоданы и вытряхивали их содержимое обратно в свои норки.
Трава, которой были скудно покрыты степные просторы, колыхалась в разные стороны. Сухие стебли пытались сложиться в забавные узоры и нелепые рисунки, но когда это у них не получалось, они сгорали дотла.
Поезд пел неровным тенором, иногда сбиваясь на нецензурный шансон.
Птицы в небе отметили то, что они птицы в небе и, дружно сговорясь, все свалились замертво под землю.
Воздух был наполнен гудением. В воздухе гудело всё, что могло и не могло гудеть.
Когда показались первые копыта, я сидел у последнего вагона, вплотную вжавшись в плюшевые рельсы, зажав уши и заткнув глаза.
Но первые копыта я увидел. Я увидел яркие золотые подковы и услышал, как хрустнули суставы сильных и упругих лошадиных ног.
Потом я услышал ржание. Перед этим всё замолкло. Но ржание заполнило всё - степь, небо, электровоз. Оно заполнило всё, кроме меня...
Потом появились лошадки. Лошадки наступали.
--
13 серия. Лошадимама.
Когда появились лошадки, все прежние цвета вернулись на свои места, все прежние звуки стали слабым фоном безумного топота копыт. Лошади скакали нескончаемым табуном, абсолютно не замечая никаких преград на своём пути.
Они рушили и топтали всё, что попадалось им под копыта, и я был искренне удивлён, что не попался под эти копыта сам.
То, что прежние цвета и звуки возвратились на места, как ни странно, не вселяло в душу никакого оптимизма. Возвращение реальности играло роль прекрасной постановки картины полного поражения всего окружающего, ибо на моих глазах было детально показано, как эта самая реальность легко разрушается.
- Именно с этим тебе и придётся сразиться, - неожиданно раздался шёпот у самого моего уха, и я понял, что шёпот этот принадлежит ставшей невидимой призрачной лошадке.
- Вы что, с ума брякнулись? - только и смог в ужасе выдавить я.
- Я бы, конечно, не сказала, что всё намного проще, чем кажется, - продолжала призрачная лошадь, - но путь к решению этих проблем проложен у тебя под самыми ногами.
- Что ни говорите, я всё равно ни хрена не понимаю, и с каждой секундой моё непонимание растёт со скоростью взбесившихся дрожжей, - шептал я.
- Ты всё поймёшь, - уверила лошадка, но мне от этого ничуть легче не стало.
Проходящий мимо меня табун стал плотнее. Лошадки уже не бежали, а степенно шли, прижавшись боками друг к дружке. Их морды были гордо подняты вверх, а из раскрытых ртов раздавалось грозное, но мелодичное ржание. Как будто они пели марш какой-нибудь или гимн, их, лошадиный гимн.
И вот в этой плотной лошадиной массе я вдруг увидел животное, которое обычной лошадью не решился бы назвать никогда.
Она, а это была определённо она, была гораздо крупнее своих спутниц, возвышаясь над ними гордой и мощной фигурой. Её тело было настолько совершенно, что любое движение отражало его силу и великолепие. В золотистой шёрстке ослепительно нежно играли редкие солнечные лучи. А грива и хвост медленно покачивались при движении и на ветру, что, казалось, были самим ветром. Глаза были скрыты сверкающей чёлкой, но я был уверен, что лошадь видит всё и везде. И, главное, она так двигалась, что мне казалось, она не касается земли, а медленно парит над ней...
- Что дальше? - спросила идущая рядом с ней лошадка.
- В город, - спокойно ответила великолепная лошадь. Меня не удивило, что лошади разговаривали. Меня сейчас вряд ли что могло удивить.
- Кто это? - спросил я невидимого собеседника.
- Лошадимама, королева лошадей, - ответила мне призрачная лошадь, - очень опасная королева..., и очень красивая королева...
--
14 серия. Попытки всё объяснить.
Табун лошадей скрылся. Я думал ему никогда не будет конца, и странные животные не уйдут отсюда до конца времён, но всё-таки они ушли. Стало почему-то пусто и нестерпимо тошно.
Я наблюдал картину последствий всеобщего разрушения. Всё, что могло и не могло быть испорчено и истоптано, было испорчено и истоптано. Пыль, поднятая мощными копытами, до сих пор клубилась в воздухе смертельными облачками. От этой пыли было трудно дышать.
От окончательно искорёженного электровоза то и дело отваливались массивные стены вагонов, гулко грохаясь на степную почву.
Сама степь выглядела лохматой и изрытой от бесчисленных отпечатков тяжёлых подков.
Призрачная лошадь начала медленно проявляться из невидимого состояния. Призраки Арнольдика и парня с лошадью стояли где-то между вагонами и имели весьма испуганный вид, хотя сам я думал: "Чему тут призракам-то пугаться?"
- И что? - я решился первым нарушить это нелепое молчание. - Вы рассчитываете, что я сейчас побегу и замочу весь этот табун?
- Табун ты никак не замочишь, - высказал очень здравую мысль Арнольдик, - но вот с Лошадимамой тебе придётся справиться...
- Ну, да ты что, ну тупой, что ли? - сорвалась призрачная лошадь. - Что вы со всеми лошадьми делаете, то и делай! Оседлай - залезь и усадись на её спину!
- Я... я... - начал заикаться я, но вдруг громко наорал на призрачную лошадь, - а ты-то, что, вообще на стороне людей делаешь, ты же лошадь, как я припоминаю!
Призрачная лошадь заплакала, а Арнольдик попытался мне объяснить серьёзным неземным тоном:
- Да и вовсе не лошади эти создания, а Властители Мира Другого, то есть даже большинства Миров Других. Познали они, что мир наш такой бесхозный и неухоженный и решили заодно и его поработить. Только людишки-то при этом будут иметь права не выше лошадиных, если эти твари вообще не решат искоренить людишек. И так совершенны эти "лошадки", что любую человеческую живую душу за версту чуют. Только по странному стечению обстоятельств тебя они никак увидеть не могут. Поэтому и должен ты королеву ихнюю оседлать. Есть, понимаешь ли, у них принципы, и такого унижения они не могут терпеть и, соответственно, ретируются. Так что, Василиск, за дело.
- Так что ж у меня, душа дохлая, что ли, раз твари меня не чуют, - в сердцах поразился я.
--
15 серия. Лошадиная душа.
- Нет, - сказала призрачная лошадь, - душа у тебя вовсе не дохлая, но она как бы и не совсем такая, как у всех людей. Эти "лошади" тебя вообще не замечают, как будто бы ты один из них... или обладаешь очень схожей с ними душой... Тогда бы ты смог и королеву оседлать, раз ты как бы один из них.
- Хм... странно... - промямлил я, - я вот возможно и не человек, как вы говорите, но я думаю, что один человек вряд ли согласился бы покатать на себе другого человека, какой бы схожей душа его не была.
- Значит, ты мало знаешь о человеках, - загадочно ухмыльнулся парень с лошадью, но я его намёка как-то и не понял.
- На самом деле "лошадки" гостят здесь уже давно, они даже построили свои города, которые люди не могут увидеть, - продолжал Арнольдик, - но что-то до сих пор удерживало их, не разрешало им атаковать. И буквально недавно это что-то исчезло, нейтрализовалось вдруг, и теперь "лошадки" твёрдо решили поработить людей.
- А скрытая от всех живых древняя легенда рассказывает о неком человеке с лошадиной душой, - вмешалась призрачная лошадь. - Он может повелевать "лошадками". Мы тут всё взвесили и почему-то решили, что это ты, Василиск...
- Вот за лошадиную душу - отдельное спасибо! - возмущённо прикрикнул я.
- А я, между прочим, сразу же почувствовала в тебе что-то родственное, - продолжала призрачная лошадь, как будто и не слушая меня,п - ещё когда ты первый раз меня на крышу электровоза привёл. Хотя я и не такая, как эти, я вполне обычная скромная лошадка.