Морозова Ирина Викторовна : другие произведения.

Каменная Радуга часть 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    4-я часть предпоследняя, в ней раскрывается немало тайн.

  Часть 4. Капризы судьбы и незримые нити
  Глава 1. Капли Живой Воды
  
  - Лика, готовь реанимационную капсулу, быстро! Майя, вели "Ветру" включить все системы в лазарете.
  Анна раздавала указания на бегу, спеша за парящими в воздухе носилками.
  "Тяжёлый", - подумала она, но вслух ничего не сказала.
  Арсения, будто привязанная к носилкам, следовала за ними, хотя сама спотыкалась на каждом шагу и тоже явно требовала медицинской помощи.
  "Звёздный Ветер" растворил свой входной люк, и через десять секунд раненый и его сопровождение были уже в лазарете. Лика и Майя, помощницы Анны, уже хлопотали над реанимационной капсулой и другим оборудованием. Что-то мигало и светилось, выдвигалось из стен и спускалось с потолка. Арсения знала назначение всех этих приборов, но теперь состояние её было таким, что она не назвала бы ни одного.
  - Анна, Аннушка, спаси его. Пожалуйста!
  Женщина-врач обернулась к ней. Она ответила резко, но Арсению необходимо было привести в чувство.
  - Спасу, Сени, если Богу будет угодно. Спасу, если ты выйдешь и не будешь мне мешать.
  Слёзы брызнули из глаз девушки, и она убежала, а доктор Анна с головой погрузилась в процесс возвращения к жизни. Обращать внимание на обиды Арсении времени пока не было.
  
  ***
  Даниарэ сидел на каком-то сундуке, непонятно из чего сделанном, и думал. Ох и странная эта звёздная шаи - он никак не мог её понять. Мысли его немного путались, и он то и дело возвращался ими к словам женщины-Призрака.
  "...когда научишься понимать".
  Что она имела ввиду? Впервые на памяти Даниарэ, сына Великого шае, кто-то посмел усомниться в его уме и проницательности. И что самое неприятное - он сам теперь не был в них уверен.
  - О чём думаешь, шае-дарэ? - неожиданный вопрос заставил его встрепенуться.
  Это был Паоль. Он теперь совсем не походил на того обезумевшего юнца, который готов был наброситься на кого угодно без всякого предупреждения. Звёздный странник был спокоен, словно ничего не произошло за эти несколько дней, полных суматохи, неизвестности и переживаний.
  "Он силён", - подумал Даниарэ, всё больше и больше уважая этого человека, а вслух сказал:
  - Думаю о том, что вы, звёздные люди, совсем не похожи на нас.
  - Мы хуже или лучше?
  Даниарэ показалось, что в голосе собеседника прозвучала насмешка, но он предпочёл подумать, что это мираж.
  - Да не хуже и не лучше. Просто вы другие. Обычаи у вас странные.
  - Это неудивительно. Мы ведь в совершенно разных мирах жили, - согласился Паоль, - но что же такого непонятного в наших обычаях?
  И снова звёздный человек показался релтанцу ироничным, но так же, как и прежде, он решил воспринимать это как иллюзию усталого и немного растерянного человека. Ему, в кои то веки, не хотелось ссориться, хотелось просто понять...
  - Вами управляет женщина, да что там - девчонка. И она ведёт себя очень странно. Как такая чувствительная девушка может быть повелительницей звёздного племени?
  - Ну, - пожал плечами Паоль, - я знаю Арсению уже много лет, шестнадцать, если быть точным, и она никогда не казалась мне плаксивой или слабой. Добрая - да, отзывчивая - согласен, но всё это не мешает управлять, а даже наоборот, помогает.
  
  - Допустим, - не унимался Даниарэ, - но почему она так страдает по этому лаедеру? Вот что я не пойму, - высказал он, наконец, то, что так и вертелось на языке, тревожа разум и чувства.
  - А ты ревнуешь, что ли? - спросил Паоль и тут же по оледеневшим вдруг глазам релтанца понял, что задел именно ту струну внутри его, которую не стоило бы трогать. Тем более что и у него самого на душе не всё было так уж гладко.
  - Ладно, - сказал он примирительно, пытаясь сгладить острые углы своей нетактичности, - пойду проведаю Арсению. Если хочешь, пойдём со мной.
  - Нет, - процедил Даниарэ сквозь зубы и напустил на себя такой надменный вид, что на него стало одновременно и смешно, и неприятно смотреть, - Иди один.
  "Жаль, - подумал Паоль, пожимая плечами, - а я надеялся найти с тобой общий язык".
  Звёздный следопыт уже сделал несколько шагов прочь от места их с Даниарэ разговора, но тут услышал за спиной немного оттаявший окрик.
  - Погоди, я с тобой.
  Паоль чему-то кисло улыбнулся.
  
  ***
  
  Арсения помылась и приготовила чистый генокостюм. Наложив на раненное бедро заживляющую повязку, она оделась, вышла из душевой и уселась на свою откидную кровать-полку, какими пользовались все обитатели "Звёздного Ветра". Целый час прошёл с тех пор, как Нарге невероятными усилиями воли и безграничным терпением удалось её успокоить. Хотя она и теперь не была спокойна.
  Целый час! Ведь Мараньятэ мог и умереть за это время.
  - Сени, можно к тебе? - раздался знакомый, но в то же время какой-то чужой голос, будто бы из другого мира.
  - Да, Паоль, заходи.
  Молодой человек вошёл в её тесный закуток, отполовиненный когда-то для Нарге, и в помещении сразу же стало тесно.
  - Нешироко ты живёшь, звёздная шаи, - послышалось из дверного проёма, и этот голос Арсения тоже узнала не сразу, - И вы жили в таких сундучках годами, пока летели сюда?
  - Да, Даниарэ, жили, - отозвалась она сухо, и шае-дарэ понял, что пришёл сюда зря.
  - Сени, мы о тебе справиться пришли, - попытался Паоль смягчить ситуацию, - Мы волнуемся.
  - Не нужно волноваться, Паоль, я здорова.
  Арсении тяжело было говорить, ей хотелось, чтобы мужчины скорее ушли.
  - Ну, ладно, Сени, отдыхай, - со вздохом проговорил Паоль, будто прочитав её мысли, - Если что нужно будет - мы наготове.
  Девушка нетерпеливо кивнула, и Паоль с Даниарэ ушли.
  "Слава Богу!" - подумалось ей, и тут же стало неловко и стыдно.
  А мужчины тем временем вышли из тесного чрева корабля на свежий воздух, на простор, где так легко и привольно дышится.
  - Что мне делать, Паоль? - спросил Даниарэ, который чувствовал себя здесь явно "не в своей тарелке".
  - Пойди поспи, - отозвался Паоль, понятия не имея, чем ещё может заняться здесь релтанец в такое время, - Во второй "звезде" есть много свободного места, а я распоряжусь, чтобы тебе принесли поесть.
  - Благодарю, - отозвался Даниарэ и побрёл по направлению к продолговатому веретенообразному корпусу "Пронзающего Время".
  Паоль смотрел ему вслед.
  "Впусти этого человека, "Пронзающий" и открой перед ним все двери", - отдал он немую команду звездолёту, и тот, услышав её даже на расстоянии нескольких десятков шагов, тотчас повиновался.
  Из всей команды только Нарге обходил его стороной, но и другие не спешили улучшить с его помощью свои жилищные условия, привыкнув за долгие годы к своим тесным каютам. Потому-то браконьерский корабль так охотно впустил внутрь себя усталого незнакомца. Его нутро скучало по людям, как чрево матери скучает без детей. Паоль поглядел на "Пронзающего" с жалостью.
  Неподалёку мелькнула высокая, справная фигура Тома, и Паоль окликнул его. Клон резко остановился и торопливо, с присущей ему быстрой грациозностью, прошествовал к зовущему его человеку.
  - Что прикажете, господин Паоль?
  - Внутри "Пронзающего" сейчас находится человек, тот, что помог нам отыскать капитана. Принеси ему еды и всё, что он попросит. Всё покажи, но не слишком настойчиво - ему нужен отдых.
  - Да, господин Паоль. С вашего позволения.
  Паоль покачал головой, проводив клона взглядом.
  "А то я тебя знаю, - подумал он и сам себе улыбнулся, - от твоей услужливости кто хочешь с ума сойдёт. А наш гость, судя по всему, не отличается ледяным спокойствием.
  
  ***
  
  Арсения уже второй час крутилась возле лазарета. Собственно, крутиться там было негде, и она скорее толкалась, то и дело теребя снующих туда-сюда Лику и Майю. Наконец, вышла сама Анна, немного измотанная, но вполне спокойная, что весьма обнадёживало.
  - Ну, что? - набросилась на неё Арсения, не дав даже опомниться.
  - Что-что? Жив. Но аппараты жизнеобеспечения отключать нельзя. Нужна регенерирующая жидкость...
  Последние слова Анны показались девушке смертным приговором для Мараньятэ.
  - Но у нас же её нет, кроме тех запасов, что отец когда-то разделил между всеми членами экипажа. На случай внезапной травмы или болезни.
  Да, это был личный неприкосновенный запас каждого. Его не было только у Паоля, Нарге и Тома, так как они появились на борту "Звёздного Ветра" позднее.
  - А много надо? - в голосе девушки слышалось бьющее по сердцу отчаянье.
  - Доз пятнадцать - не меньше. У него позвоночник повреждён в пяти местах, мозг, лёгкие... Меня вообще удивляет, что вы довезли его сюда живым.
  - А что теперь толку, Анна?
  Женщина-врач обняла девушку, которую считала своей дочерью.
  - Что он для тебя значит, Сени? - спросила она как никогда серьёзно.
  - Всё, - не менее серьёзно отозвалась Арсения.
  Анна закрыла глаза, вздохнула и мягко отстранила девушку так, чтобы можно было заглянуть в самую глубину её глаз.
  - Я спасу его, Сени. Мы его спасём. Только не отчаивайся - человек никогда не должен отчаиваться, особенно капитан.
  Не сказав более ни слова, Анна ушла куда-то, а Арсения так и осталась стоять у дверей лазарета, не в силах войти внутрь и посмотреть на того, кого уже считала без пяти минут покойником. Ну нельзя же было просить людей отдать свою Живую Воду для спасения неизвестного им человека! А её доза и доза погибшего отца Мараньятэ всё равно не спасут. Она не знала, как дальше жить, и беззвучно заплакала.
  
  ***
  
  Она так и стояла возле медицинской комнаты, тупо уставившись на активированную силовую дверь. Слёзы давно высохли, и в голове уже начали рождаться мысли о том, что надо бы проститься с Мараньятэ и уйти, как вдруг в коридоре стали появляться люди. Они молча, по одному, проходили мимо неё в помещение лазарета, и каждый нёс что-то в руках. Она различила маленькие коробочки, запечатанные специальными биометрическими замками. Выходили же люди с пустыми руками. Мимо Арсении успели пройти уже четверо, прежде чем она поняла смысл происходящего.
  На подходе был штурман Микел, когда Арсения, вышла, наконец, из состояния тупой апатии и попыталась остановить эту неожиданную процессию.
  - Дядя Микел, что вы делаете? Это же ваша Живая Вода! А если...
  - Ты хочешь, чтобы он умер? - невозмутимо отозвался Микел, пресекая всякие попытки остановить его.
  - Не хочу, - Арсения почувствовала, что под тяжёлым взглядом этого загадочного человека теряет веру в собственную правоту, - Но не такой же ценой!
  - У жизни нет цены, капитан. Кому, как не тебе это знать?
  Девушка вынуждена была отступить. Непоколебимая логика, непререкаемый авторитет. Вот кто должен был бы быть капитаном.
  Арсения не считала вошедших и вышедших людей, но, кажется, вся команда принесла сюда капельки жизни для Мараньятэ. Никто не пожалел для него Живой Воды, хранимой на "чёрный день".
  "Но ведь Анна говорила о пятнадцати дозах, а они принесли все двадцать".
  "Лучше больше, чем меньше", - сказал бы Микел, и был бы, несомненно, прав.
  Подумав так, Арсения сорвалась с места и бросилась к тому помещению на корабле, где находились камеры хранения, и через минуту она уже добавила к имеющимся коробочкам ещё две: свою и Рэя, которому Живая Вода теперь была ни к чему. Да и ей самой волшебная жидкость будет не нужна, если её не хватит Мараньятэ.
  Люди начали расходиться, но Арсения остановила их.
  - Не уходите, послушайте меня, - Арсения говорила одновременно и радостно и немного смущённо, - Люди "Звёздного Ветра", отважные космические странники... просто хорошие, добрые, благородные люди... Я никогда не забуду того, что вы сейчас сделали. Я не должна бы принимать этих даров, но не могу вас обидеть. Спасибо вам! Вы не чужого человека сейчас спасли - вы меня спасли, моё счастье...
  Люди молчали и снисходительно глядели на неё, в душе довольные совершённым добром и улыбкой своего капитана, которые и были им истинной благодарностью. Арсения почувствовала себя маленькой девочкой среди взрослых людей, и не в силах более бороться с собой, опустила глаза. Она была не просто их капитаном, она была их дочкой, сестрой и подругой. Она вдруг поняла, как сильно эти люди любят её, а те, в свою очередь, сделав доброе дело, начали расходиться. В конце концов, с Арсенией остались только Анна и Паоль.
  - Пойду займусь твоим "счастьем", - сказала Анна так тихо, чтобы слышала только Арсения, и скрылась в лазарете.
  А Паоль остался. Он смотрел на девушку, и той было неуютно под этим взглядом.
  - Значит, ты любишь его? - спросил он, и откровенность вопроса поставила девушку в тупик. Она молчала.
  Паоль потоптался немного в коридоре, сделал пару каких-то неуклюжих движений, а потом вздохнул и собрался было уйти, но на мгновение остановился и сказал:
  - Может, тебе отдохнуть?
  Арсения лишь покачала головой.
  - Хочешь, составлю тебе компанию?
  - Не надо Паоль, думаю, нам обоим будет от этого только хуже.
  Понурившийся Паоль уже развернулся для того, чтобы уйти, но Арсения не могла отпустить его вот так, не сказав доброго слова.
  - Прости меня, Паоль, - промолвила она так тихо, как, наверное, никогда не говорила, но молодой человек её услышал.
  - За что прощать, Сени? - его голос также был тих, будто эти слова и самый воздух не должен был слышать, только она, Арсения, - За любовь, которую не выбирают? За предназначение, которое рождается вместе с тобой? Нет, подруга, не надо никаких прощений. Я всё понимаю, очень хорошо понимаю.
  Паоль ушёл. Арсения села на пол, подперев спиной тёплую пробковую стену. Ей было тяжело думать обо всём случившемся, но ничего другого не оставалось.
  
  ***
  Только добрая весть из лазарета заставила капитана Арсению обессилено проковылять в свою каюту. Анна тоже покинула своё "место обитания" и оставила спасённого человека на попечение "Звёздного Ветра". И тогда в лазарет пришёл Паоль.
  Возле противоположной от входа стены находилась установка со специальными антигравитациоными подушками, на которых мог лежать - вернее, парить - пациент с любыми повреждениями. И там, посреди белых рамок-ограничителей почти параллельно полу висел в воздухе человек.
  Его израненное тело под воздействием регенерирующей жидкости уже начало затягиваться плёнкой новой кожи и теперь не казалось таким уж страшным. И можно было разглядеть лицо.
  Паоль сам не знал толком, что привело его сюда. Он настойчиво гнал от себя мысли о том, что пришёл посмотреть на соперника-победителя и прояснить для себя, чем же этот счастливчик оказался лучше его. Младшему штурману не хотелось так думать - это было глупо и унизительно, но что-то ведь заставило его посетить опустевший лазарет, при том, что больше всего на свете хотелось завалиться спать и перестать думать о неизбежном.
  "Но должен же я посмотреть, кому отдаю Арсению", - это объяснение было куда приятнее его гордости, нежели прежняя, и он с удовольствием безоговорочно принял её. Успокоив себя таким образом, Паоль подошёл ближе к невидимой койке.
  Находившийся без сознания человек был небольшого роста, пожалуй, не более ста шестидесяти сантиметров, худое тело его казалось почти прозрачным. Вероятно, это бледная кожа с синеватым оттенком и совершенно лишённая растительности, создавала такую иллюзию. Но на всё это Паолю было наплевать. Он смотрел на лицо.
  Уродливая старая рана вместо левого глаза не помешала ему различить в чужаке нечто такое, что заставило затаить дыхание. Паоль долго смотрел в это измочаленное жизнью лицо и с каждой минутой всё больше понимал, что поиски всей его жизни подходят к концу, и вероятнее всего, завершатся здесь, на Релтане.
  "Ты отнял у меня Арсению, но ты всё же дашь мне кое-что взамен утраченных надежд".
  Мараньятэ, даже если б был сейчас в сознании, не услышал бы обращённых к нему мыслей, но Паоля такие мелочи не волновали. Он вышел из лазарета ещё более задумчивый, чем прежде, но зато весьма воодушевлённый.
  
  Глава 2. Белый Капитан
  
  Под действием "Живой Воды" Мараньятэ поправлялся на глазах. Раны полностью затянулись, а на их месте виднелись ещё едва заметные шрамы, и даже рубцы на затылке - следы пробитого черепа - начали покрываться молодой бесцветной порослью. А ведь прошло всего лишь двое суток. Всё это время Арсения почти не отходила от него. Для того чтобы процесс восстановления проходил быстрее и не доставлял пациенту неудобств, Анна всё это время держала его под действием усыпляющих импульсов.
  К концу вторых суток Арсения, которая устала спать, примостившись на жёсткой кушетке рядом с антигравитационной койкой Мараньятэ, отправилась отдыхать в каюту. Как выяснилось потом, она не дождалась до его пробуждения какого-то часа.
  Очнувшись, Мараньятэ обнаружил, что находится в странном месте с серебристо-зелёными стенами и потолком, непонятными ящиками и огоньками, мигающими то зелёным, то красным светом. В помещении находилось и ещё много чего-то, что даже описать было невозможно, само оно казалось каким-то нереальным, и потому Мараньятэ долгое время не мог понять, жив он или мёртв.
  Повернув голову вправо и почувствовав в затёкшей шее несильную тупую боль, он понял, что всё-таки скорее жив, чем мёртв. И ещё он заметил, что справа от него на чём-то плоском и выходящем из самой стены сидит человек. Незнакомец внимательно смотрел на него светло-карими, немного раскосыми глазами. Он был молод, достаточно высок и крепок, чем немного напоминал Даниарэ, но лицо его, широкоскулое и открытое, отличалось от вечно хмурой физиономии шае-дарэ разительно, и при том, в лучшую сторону. Оно было "светлое", это лицо и даже несмотря на то, что Мараньятэ видел его впервые, внушало доверие.
  - Где... я? - пробормотал лаедеру, пытаясь вернуть занемевшему языку прежнюю подвижность.
  - Ты в селении звёздных людей, Мараньятэ, внутри той звезды, на которой мы прилетели из дальнего неба, - ответил незнакомец, и голос его лаедеру понравился не меньше, чем облик, - Меня зовут Паоль.
  - А звёздная шаи? Где она? - забеспокоился Мараньятэ.
  - Она спит сейчас - двое суток от тебя не отходила.
  Релтанец облегчённо вздохнул, и только тогда обнаружил, что почти гол, если не считать ровного и белоснежно-чистого куска материи, прикрывавшего его тело от живота до колен. Ран на нём не было, ничего, кроме разве что чувства голода, особенно не беспокоило, а сам он каким-то непостижимым образом висел в воздухе между четырьмя белыми светящимися перекладинами.
  Паоль, похоже, понял всё по выражению его лица, улыбнулся и произнёс что-то на незнакомом Мараньятэ языке, неизвестно к кому обращаясь. И слова эти, словно магическое заклинание, вызвали изменения в мерцающей белой рамке вокруг лаедеру. Сам же он стал медленно опускаться, пока не лёг на что-то твёрдое. Та часть лежака, на которой располагались его голова и верхняя часть торса, немного приподнялась, и Мараньятэ оказался в полусидящем положении.
  Он попытался встать, но появившаяся откуда ни возьмись женщина в белоснежных одеждах, не позволила ему это сделать, пока не убедилась в том, что он вполне здоров.
  - Меня зовут Анна, - произнесла она на ломаном тан-ламо, - я целительница, и если тебя что-то будет беспокоить, обращайся ко мне.
  - Благодарю тебя, целительница, - отозвался Мараньятэ, чувствуя себя крайне неловко в присутствии женщины. Она, хоть и врачевательница, и, должно быть, видела его в ещё более жалком виде, но всё же неприкрытая пустая глазница и полунагое тело, худое, всё в паутинке рубцов, не было тем, чем Мараньятэ мог бы гордиться.
  Женщина, будто прочитав его мысли, тут же протянула ему какую-то маленькую серебристую коробочку и пояснила.
  - Тут одежда. Не удивляйся - мы все такую носим. Кстати, она подойдёт только тебе и больше ни кому.
  Мараньятэ эти слова тронули до глубины души, ведь у него никогда не было личной, сшитой специально для него одежды.
  Лаедеру трудно было понять, как штаны, рубаха и обувь могут поместиться в коробочку размером с его кулак, и это отразилось недоумением на его лице.
  - Нажми на кружок сбоку, - сказала она уходя.
  Мараньятэ встал, повертел коробочку в руках, нашёл сбоку нечто округлое, легонько надавил на него и тут же едва не выронил. Коробочка завибрировала в его руках, зажужжала, и серебристая, казавшаяся цельной вещица просто растаяла в его руках, а на теле стало появляться одеяние, будто нарастала новая кожа. Он ошалело оглядывал себя, стараясь поспеть взглядом за этим невиданным процессом, но вынужден был всё же ненадолго закрыть глаз - уж очень не хотелось сойти с ума раньше времени. И только тогда, когда, кажется, всё закончилось, Мараньятэ решился вновь воспользоваться зрением.
  На нём была одежда, точно такая же, какую он видел на звёздной шаи, когда её привели в Искристую Длань, такую же, какая была сейчас на человеке по имени Паоль.
  Снежно-белая, с толстыми серыми полосами на рукавах и штанинах, она так незаметно облегала кожу, что казалось, будто её нет совсем.
  "Наверное, надо привыкнуть, - подумал Мараньятэ, глядя на странную обувь с массивной подошвой, - хотя обычная одежда была бы куда более кстати".
  Паоль всё это время сидел на прежнем месте с задумчивой полуулыбкой на лице. И в светло-карих глазах его было что-то непонятное.
  - Тебе идёт, - произнёс он, наконец, и трудно было судить, с усмешкой или без, - Захочешь раздеться, нажми кнопку на левом запястье.
  Мраньятэ отыскал на серебристо-серой полосе, обвившейся вокруг левого запястья, такой же маленький кружочек, какой был прежде на коробочке, ещё раз подивился, кроме всего прочего и тому, что на левом глазу его была аккуратная, почти неощутимая повязка, а потом поднял взгляд на собеседника.
  - Как ты себя чувствуешь? - спросил звёздный человек, вставая и подходя ближе.
  - Неплохо. Думаю, ваша целительница способна воскрешать и мёртвых. Мне бы отблагодарить её достойно.
  - Ну, если уж на то пошло, - усмехнулся Паоль, - то благодарить тебе следует и Гнилых Призраков, и тех звёздных людей, что отдали тебе свою Живую Воду, и, прежде всего, Арсению. Боюсь, тебя не хватит на стольких спасителей.
  - Всё равно я благодарен, - смутился Мараньятэ, столько людей сразу приняли участие в его судьбе, а ведь он себе такого и представить не мог, - И тебе, Паоль, благодарен. Верно, ты вытаскивал меня из Дикого Леса.
  - Да ладно, - отмахнулся Паоль, - Ты вот лучше пройдись со мной в то место, где я обитаю. Мне нужно тебе кое-что показать.
  - Пойдём, - согласился Мараньятэ, пожал плечами и удивился, что совсем ничего на них не ощущает, - Веди меня.
  И они пошли. Тусклый свет, рассеянный в воздухе, провожал их, загораясь впереди и потухая сзади. Звёздный корабль не был таким уж большим, и всё же Мараньятэ никогда не видел обиталища огромнее и загадочнее. От стен его, пола и потолка, на гладких поверхностях которых то здесь, то там возникали удивительно реальные миражи. В том, что это были именно миражи, а не настоящие предметы, Мараньятэ не сомневался: ну не мог же в этом небольшом пространстве поместиться целый водопад, не могла мимо них протекать полноводная река, а под ногами не могло быть песка, однако очень уж убедительно всё это смотрелось. Внутри было тепло, и это наполняло душу лаедеру умиротворением. Пожалуй, и он бы проскитался в этой "звезде" в течение многих лет, особенно если вокруг были бы одни друзья. Впрочем, что он мог знать о звёздных странствиях?
  И всё же здесь было уютно. Может потому, что звёздная шаи долгое время звала это место своим домом, и стены эти хранят память о её детстве.
  Тем временем двое мужчин уже подошли к одной из многочисленных дверей, которая, к глубочайшему изумлению релтанца, просто взяла и растаяла в воздухе.
  - Волшебство на волшебстве, - прошептал он, оглядывая образовавшийся проём широко раскрытым глазом.
  - Ничего особенного, поверь, - возразил Паоль - бывалый звёздный странник, - Ну, заходи.
  Помещение, открывшееся взору Мараньятэ, было небольшим, но он и не привык к простору. Там было чисто, тепло и светло, а уж Мараньятэ как никто другой умел ценить эти три скромных признака комфортной жизни.
  - Садись, - хозяин комнаты указал гостю на достаточно широкую и мягкую лавку, торчащую прямо из стены, подобную той, на которой сидел Паоль во время его пробуждения. Мараньятэ сел и чуть было не ахнул от удивления и удовольствия: никогда ещё под ним не было столь мягкого сидения.
  - Я сейчас покажу тебе одного человека, - начал Паоль, тоже усевшись на что-то, немного напоминающее шаев трон, парящий в воздухе, - и ты, думаю, сам всё поймёшь. Только ничему не удивляйся, ладно?
  Мараньятэ кивнул и уставился на звёздного человека, ожидая от него каких-нибудь действий.
  - "Ветер", покажи мне капитана Климента, - сказал Паоль на тан-ламо, и тут же в воздухе, недалеко от сидящих людей появился третий человек. Он словно соткался из неподвижного воздуха корабля, и поначалу казался живым.
  - Это изображение, Мараньятэ, - пояснил Паоль, - тень реального человека, капитана Климента, моего отца, каким я его помню.
  Релтанец внимательно, с интересом смотрел на "тень реального человека", и с каждой секундой вид его становился всё более озадаченным.
  - Что бы ты сказал о нём?
  Мараньятэ встрепенулся, услышав обращённый к себе вопрос.
  - Он... он похож на меня.
  - Скорее, ты на него, - поправил Паоль, и голос его был как никогда задумчив.
  Отец Паоля, действительно, очень походил на Мараньятэ: он был невысок ростом, строен, волосы его светились неестественной белизной так же, как и почти прозрачная кожа. И глаза были красноватые. Однако в отличие от лаедеру капитан Климент был на редкость хорош собой, и красоту эту не портила даже бесцветность. Черты лица отличались не частой среди людей правильностью, взглядом он напоминал гордого суала, восседавшего на верхушке самого высокого дерева. У него была осанка, настоящая осанка, которой так не хватало Мараньятэ. Расправленные плечи, взгляд, устремлённый куда-то вдаль, мудрость... и тоска...
  - Паоль, скажи, о чём он тоскует? - задал Мараньятэ неожиданный вопрос.
  Звёздный человек внезапно погрустнел.
  - Обо мне, - отозвался он дрогнувшим голосом, - и о том, что нет у него достойного сына.
  - Разве ты недостойный сын? - удивился лаедеру.
  Паоль как-то странно скривился, отвечая на его вопрос.
  - Никому я не рассказывал об этом, Мараньятэ, даже Арсении, даже её отцу, да покоится он с миром. А вот тебе, пожалуй, расскажу. Расскажу, а уж там - суди, как знаешь. Только постарайся понять меня правильно, ладно?
  - Ладно.
  - Ну, так вот... - Паоль помолчал, собираясь с мыслями, - Я не всегда жил на этом корабле, Мараньятэ. Я попал сюда подростком, в двенадцать лет, а до того жил на одной из планет в Центре... Ну, в общем, далеко, очень далеко отсюда. Моя семья имела большой вес среди звёздных людей. Моя мать была в высшей степени утончённой и гордой дочерью своего могущественного отца. Конечно же, мой дед прочил ей большое будущее, но однажды в её жизни появился Белый Капитан. Так все звали моего отца. Сам понимаешь, что произошло. Некоторое время родителям удавалось каким-то образом скрывать и собственную связь, и меня, но, в конце концов, тайна была раскрыта. Дед был в таком гневе, что всех нас чуть не поубивал. Остыв немного, он потребовал от моей матери отказаться от незаконного мужа, позорящего, по его мнению, наш высокий род. И она отказалась... Он был страшный человек, мой дед. А она, понимаешь, была так воспитана, что не решилась пойти против отцовской воли, да что там, против всех, кто считал себя людьми первого сорта. И я, глупый восьмилетний мальчишка, тоже отрёкся. И дед за это позволил мне жить так, как я привык, с матерью, в чести и приволье, как говорится.
  Он, Белый Капитан, хотел забрать нас и попытаться найти счастье в каком-нибудь из дальних миров, свободных от гнёта и предрассудков Центра, а мы трусливо предали его...
  Паоль замолчал, губы его плотно сжались, а лицо исказила гримаса печали и досады.
  - И что было дальше? - осторожно поинтересовался Мараньятэ спустя некоторое время.
  - Дальше? Дальше через три года умерла моя мама. От тоски умерла. Её, проклятую, лечить так и не научились, и вряд ли когда научатся. А я, оставшись один под вялой опекой деда, ещё через год сбежал. Совершенно случайно - хотя кто их разберёт, эти случайности? - я встретил капитана Рэя, вольного странника. И капитан принял меня. У него, видно, были на то свои соображения, а я надеялся отыскать своего отца. Ты не представляешь, Мараньятэ, как меня мучает моё предательство!
  - Отчего же не представляю, - отозвался лаедеру, тоже помрачнев, - Я так же когда-то отрёкся от своей матери, но она к тому времени была уже мертва, и мне не у кого теперь просить прощения.
  Сын Белого Капитана заинтересованно посмотрел на него, и Мараньятэ продолжил.
  - А какое отношение имеет твой отец ко мне?
  - Я не знаю, - честно ответил Паоль, - Я это и хотел выяснить, поговорив с тобой. Думал, ты прольёшь свет на эту загадку, ведь... Когда я увидел тебя спящего, то мне в первые мгновения показалось, что я вижу отца, ни больше, ни меньше. Потом я, конечно же, понял, что ошибся, но когда ты облачился в звёздные одежды, сходство только усилилось. Мараньятэ, послушай: говорят, когда Климент улетал с родной планеты моей матери, на его корабле было... как тебе сказать? Была вещь, способная рождать детей без матери. Такие дети бывают точной копией своего создателя, или немного другими, если он того пожелает. И если б ты не сказал мне, что у тебя была мать, я бы подумал, что ты клон, в каком-то смысле, тоже сын моего отца.
  - Но я не сын Белого Капитана. У меня была мать из племени лаедеру, которое живёт в болотах к северу от Искристой Длани уже много веков. А отец мой - великий шае Северного Края, но он не признал меня.
  - Тогда почему же твой генетический... э-э-э, твоя кровь схожа с моей? Я проверил.
  - Не знаю.
  Мараньятэ замолчал, но тут же заговорил снова, и было похоже, что в голову ему пришла какая-то неожиданная догадка.
  - Твоего отца звали Климент, - произнёс он задумчиво.
  - Да.
  Паоль застыл в ожидании чего-то очень важного, и лицо его, обычно вполне здорового темноватого оттенка побелело почти так же, как у Мараньятэ. А лаедеру продолжал.
  - Я родился вдали от своего племени, и мать, потихоньку сходившая с ума, почти ничего мне не рассказывала. Однако она часто звала меня не тем именем, которое тебе известно, а другим, длинным и непонятным.
  - Каким же? - Паоль затаил дыхание.
  - Алексо, - ответил Мараньятэ, пытаясь припомнить давнюю, казавшуюся почти уже нереальной, жизнь, - Алексо Кристо Климент.
  Паоль молчал, лишь изредка вспоминая, что надо вдохнуть и выдохнуть. И вдруг голова его резко опустилась, почти упала на подставленные вовремя руки. Он застыл в этой позе, и надолго.
  - Что с тобой? - спросил Мараньятэ обеспокоено.
  - Я понял, Мараньятэ, - отозвался он, так и не отняв руки от лица, - что мне теперь, как и тебе, не у кого просить прощения. Мой отец, видимо, подлетая к Релтану, к этой планете, попал во временную дыру и ушёл в прошлое на столетия. Он, возможно, этого и не знал и всю жизнь продолжал надеяться, что когда-нибудь за ним прилетят. И я прилетел, но как же поздно!
  Паоль, убитый горем, снова умолк. Но за него продолжил Мараньятэ.
  - И Белый Капитан создал моих далёких предков, дал им звёздные имена, а потом они каким-то образом оказались в болотах и стали зваться лаедеру. Они, верно, всё забыли. Остались лишь имена... Имя прародителя, имена первых его детей и собственные, никому не понятные имена...
  - Да, - выдохнул Паоль и наконец-то выпрямился, - Ну, хоть тебя нашёл. А может, и других найду. Где, ты говоришь, они живут?
  - Я точно не знаю. Знает Великий шае и, должно быть, кто-то из его воинов.
  - Ладно, ладно, это всё потом. Ты лучше скажи: как мне тебя теперь величать? Алексо или Мараньятэ?
  Лаедеру улыбнулся тонкими, бледными губами.
  - Мараньятэ - я привык к этому имени. А лучше Марэ.
  - Ну, что, брат? Дружба? - бодро спросил Паоль, протягивая руку вновь обретённому родственнику. Тот, хотя и неуверенно, сделал то же самое.
  Рука Паоля в сравнении с рукой релтанца казалась совсем тёмной, гладкой и на удивление большой. О том, кто из них был младше, а кто старше, судить теперь было непросто. Но глядя на бледную, тонкую кисть с синеватой кожей и узловатыми холодными пальцами, покрытую старыми и новыми рубцами, Паоль решил считать Мараньятэ старшим.
  
  Глава 3. Наука понимать
  
  Пробуждающие импульсы "Звёздного Ветра" незаметно вытянули Арсению из запредельной реальности снов, и через десять секунд она, одетая, уже бежала к лазарету.
  "Звёздный Ветер" шептал, что он уже проснулся.
  - Марэ! - прокричала она; смеясь и плача от радости, девушка повисла на шее любимого.
  Он пошатнулся, но выстоял под натиском её ликования.
  - С пробуждением, шаи, - шепнул Мараньятэ, совсем уже здоровый и даже весёлый. Наверное, впервые в жизни. По крайней мере, так могло показаться из-за того, что улыбка его и тихий хрипловатый смех были столь неумелыми, словно раньше никогда радовали своим появлением этого странного человека.
  - Марэ, я не знаю, что сказать.
  - В кои то веки! - послышался из коридора шутливо-ворчливый голос Анны, но Арсения не обратила на эту реплику никакого внимания: счастье застило ей глаза, затыкало уши.
  - Ты поправился?
  - Да, шаи, поправился.
  Он был всё такой же ласковый, преданный и влюблённый, и это несказанно радовало Арсению.
  Анна прошествовала куда-то в сторону кают, и её приглушённые шаги совсем стихли, но даже если бы помещение лазарета было до отказа набито людьми, Арсения всё равно сделала бы то, чего ей больше всего сейчас хотелось - поцеловала бы Мараньятэ.
  Они целовались долго, нежно и сладко, а потом просто глядели друг другу в глаза, не отрываясь, любуясь каждой чёрточкой в милом облике самого близкого человека. Взгляд Мараньятэ был таким же глубоким и загадочно-тёплым, как и прежде. Взор Арсении оставался столь же открытым, ясным и полным любви. В общем, ничто в них не изменилось с тех пор, как они любили друг друга на лысом холме посреди страшного Тёмного Леса.
  - Ты давно проснулся? - спросила девушка, гладя пальцами неровные волосы Мараньятэ.
  - Ночью. Ты уже спала.
  - Ну вот, а я хотела, чтобы ты проснулся и увидел меня рядом. Поэтому так бежала сюда сейчас.
  - Ничего, не расстраивайся. Я пробудился не в одиночестве. Здесь был Паоль, и мы с ним быстро поняли друг друга. По-моему, он прекрасный человек, добрый, мудрый...
  Арсения облегчённо вздохнула.
  - Честно говоря, я опасалась, что вы с ним не поладите. Он ведь... ну-у... хотел на мне жениться. Видимо, ты прав, и он, действительно, очень мудрый и добрый, наш Паоль.
  - Да, - согласился Мараньятэ, - знаешь, шаи, мне кажется, вам с ним нужно поговорить. Думаю, ему есть, что сказать тебе.
  - Хорошо, я поговорю с ним как-нибудь, - отозвалась Арсения, - но сначала давай поедим. Я такая голодная!
  - Я тоже, - согласился Мараньятэ и послушно пошёл вслед за ней. Теперь была её очередь вести его по лабиринтам незнакомого мира. Он словно находился во сне, всё ещё не до конца веря своему счастью.
  
  ***
  Звёздные странники больше не принимали пищу в чреве корабля. На просторе, на чистом воздухе и аппетит был лучше, и помещались за тремя рядами столов все разом. Использовав для опоры "Звёздный Ветер" и две металлические подпорки, найденные в корабельном трюме, люди соорудили широкий тент, под которым можно было завтракать, обедать и ужинать в любую погоду.
  Столы были ещё почти свободны, лишь пятеро мужчин, по-утреннему хмурых, начинали свою вялую трапезу.
  Завтрак состоял из привычного корабельного рациона: омлет из яичного порошка со специями и разогретые пирожки с начинкой. Анна, как врач, советовала звёздным странникам некоторое время "посидеть" на привычной для их желудков диете. Арсения, правда, перенесла знакомство с местной пищей без каких-либо потерь со стороны здоровья, но остальные не спешили переходить на дары Релтана, тем более что и не успели ещё обзавестись ими.
  Арсении оставалось только надеяться, что космическая пища так же легко усвоится организмом Мараньятэ, как усвоились релтанские деликатесы в её собственном. Хотя Мараньятэ это, видимо, ни сколько не беспокоило. Он сел за стол по примеру остальных и сразу же накинулся на еду. Он ел так, словно этот омлет с пирожком - последние, и больше возможности поесть не представится. Казалось, лишь присутствие Арсении и её людей удерживает его от совсем уж неприличного поведения. Арсения глядела на него и гадала о причинах этой странности, но разве могла она знать, что он пережил, как потрепала его беспощадная жизнь, и как дорог был для него каждый кусочек, ставший доступным для еды. Он ничего ей не рассказывал, да ине собирался, видимо, этого делать.
  Лишь съев всё до последней крошки, он заметил обращённые к себе слишком внимательные взгляды звёздных людей. Смотрели они на него крайне неодобрительно. Мараньятэ осторожно, почти беззвучно опустил вилку, назначение которой каким-то образом понял сразу же, как только сел за стол. Он смущённо наблюдал, как неторопливо и даже немного лениво поглощали пищу пятеро звёздных мужчин. Она всегда доставалась им легко, и они не видели необходимости в том, чтобы дорожить ею.
  Мараньятэ подумал, что теперь нужно привыкать к совсем другой жизни, но ему почему-то казалось, что всё это не по-настоящему или же происходит не с ним. Утро было на удивление ясным, небо казалось ослепительным от разлившегося в его необъятной глубине света. Лилово-зелёные взгорья тоже тонули в этом удивительном сиянии, и Мараньятэ невольно загляделся на эту красоту. Он никогда не видел ничего подобного, да и представить себе не мог. Но даже если бы это место не было столь прекрасным, он всё равно нашёл бы его очаровательным, ведь мир этот отражался в глазах звёздной шаи и потому не мог не быть чудесным. Красота была не только вокруг, но и внутри Мараньятэ - он это чувствовал и грелся от этих ощущений.
  Одни люди, наевшись, уходили, другие садились за столы, и лишь Арсения, подперев кулачком мягкий, округлый подбородок, неотрывно взирала на него.
  - Я научусь есть по-вашему, шаи, - пообещал Мараньятэ, повстречавшись с ней взглядом, - Дай мне только немного времени. Здесь всё не так, и мне надо привыкнуть.
  - Привыкай сколько угодно не торопись и не переживай - я и мои люди ни в чём тебя не осудим, - ответила Арсения голосом умиротворённым и добрым, почти материнским.
  Мараньятэ согласно кивнул, хотя его мысли на этот счёт не были столь уж радужными: он чувствовал себя среди звёздного народа подобно низинному ночному существу на вершине тех исполинских гор, что высились сейчас в свете ясного тёплого утра. Однако эти неприятные думы, впрочем, как и все остальные, улетучились, когда под тентом появился некто трудноописуемый, вроде бы и похожий на человека, но в то же время почти нереальный.
  - С восходом тебя, Нарге, - поприветствовала его Арсения.
  - И вас с новым днём, - отозвался восьминогий вполне человеческим голосом, - Сени, может представишь меня своему спутнику?
  Слово "спутник" солнечным теплом разлилось в душе лаедеру, и диковинный вид Нарге тут же перестал иметь какое-либо значение. Хотя такой ли уж он диковинный?
  Ещё прежде, чем Арсения успела хоть что-то ответить, Мараньятэ извлёк из-за пояса нож, который ему вернули незадолго до пробуждения Арсении, и показал его рукоять Нарге. Восьминогий удивлённо уставился на стёршуюся от времени фигурку и долго молча её разглядывал.
  - А откуда у тебя этот нож? - спросил он, возвращая оружие хозяину.
  - Шае дал, - не раздумывая ответил Мараньятэ.
  - А что же, здесь, на Релтане, живут такие существа, как я?
  Лаедеру помотал головой.
  - Не знаю. Я думал, что это просто сказочные существа, о которых рассказывают малым детям.
  - Но если этот нож существует, то, значит, кто-то видел тану и описал их кузнецу, а тот выковал оружие с резной рукояткой...
  - Наверное, так и было, - ответил лаедеру виновато, - но я ничего о том не знаю.
  - А великий шае может знать? - вступила в разговор Арсения; ей всё это тоже стало безумно интересно.
  Но Мараньятэ только пожал плечами.
   - Ладно, - махнул рукой Нарге, - это дело будущего. Главное, что кто-то здесь их видел.
  - Я обязательно скажу тебе, если что-нибудь вспомню или узнаю, - пообещал релтанец.
  Нарге принялся за еду, а Арсения повела Мараньятэ устанавливать контакт с остальными своими людьми. Её спутник должен был стать здесь своим.
  А Нарге долго не мог в то утро покончить с завтраком. Слишком уж взволновали его мысли о возможной скорой встрече с сородичами.
  
  ***
  
  Арсения называла людей, их имена и то, чем они занимались. Мараньятэ, особо не вникая в подробности, добродушно кивал головой и пожимал новым знакомцам руки, как это было принято у звёздного народа. Десятка с два имён, так похожих на тайные имена самого Мараньятэ, запомнить было непросто, но ещё сложнее было соотнести имена пришельцев, одинаково одетых и подстриженных, с самими пришельцами, с каждым из них в отдельности. Из всех звёздных странников, кроме тех, конечно, кого он уже знал, Мараньятэ запомнились лишь двое: средних лет мужчина с умным, но немного суровым лицом и пронзительным взглядом - Микел, и весьма странный человек неопределённого возраста с витиеватыми узорами на скулах и едва заметной печалью в красивых, добрых глазах - Том.
  Микел, как объяснила Арсения, был кем-то вроде звёздного проводника, следопыта, а ум его позволял ему быть капитаном, если б он того пожелал. Мараньятэ, привыкший к тому, что за власть бьются не на жизнь, а на смерть, приготовился было считать Микела своим личным врагом, даже большим, чем Даниарэ, ибо дело тут касалось не его скромной персоны, но самой звёздной шаи, но сколь не смотрел он на звёздного проводника сквозь тёмную пелену подозрений, а всё же никак не мог отделаться от ощущения того, что пытается найти врага там, где его нет. Может, этот человек действительно не желает отобрать власть у своей шаи. Может, он так чтит её или даже любит, что готов отказаться от борьбы?
  Мараньятэ нелегко было это понять, но он решил для себя, что звёздную шаи просто невозможно не любить, и этим, наверное, всё и объясняется.
  Совсем другим был этот странный Том. Он, наоборот, являл собой полнейшее отсутствие всякой тяги к повелеванию. По словам Арсении, он был слугой, рождённым лишь для и во имя услужения. И, что удивило Мараньятэ даже больше, чем отказ Микела от власти, Тому было всё равно кому служить. Он, не взирая ни на что, готов был склонить голову даже перед Мараньятэ и, казалось, не испытывал по этому поводу никаких неудобств. Служение естественнорождённым было для клона единственно возможным способом существования, смыслом и целью жизни.
  Что за странный народ - эти звёздные путешественники? И всё-то у них не так, как полагалось на Релтане испокон веков. Мараньятэ думал так, но даже представить себе не мог, что то же самое думал в это время и его вечный ненавистник Даниарэ. Только для молодого воина из Искристой Длани всё было куда как серьёзнее. Размышления эти не тешили, а мучили его разум.
  Он тщетно пытался понять не только странности звёздных людей, но и то, что и без них не понимал раньше. В лагере пришельцев его все уже знали, и он знал если и не всех, то, по крайней мере, половину. Каждого он оценил по привычным ему канонам, но эти оценки не лезли ни в какие ворота. Они противоречили всем разумным законам, которые были единственно возможной нормой его жизни. И если понять Микела, чтящего законную власть шаи над собой для Даниарэ не представляло труда, то привычка Тома кланяться всем, даже этому вонючему лаедеру, просто сбивала с толку. Как могли все эти люди отдать свою Живую Воду на излечение какого-то грязного болотника, им даже не знакомого? И ведь не по приказу - по просьбе!
  И почему сама звёздная шаи так носится с ним, не обращая никакого внимания ни на Даниарэ, ни даже на Паоля, который смотрел на неё, как жаждущий на воду, но почему-то не предпринимал никаких попыток её добиться.
  И везде-то этот проклятый лаедеру - что ж он не подох в Диком Лесу!.Что же гнилые призраки не утащили его в Преисподнюю!?
  "Научиться понимать!" - вспомнил он наказ женщины-Призрака.
  Да как же можно всё это понять!?
  Утро разгоралось, как всегда давая надежду на всё, что вечером казалось невозможным и неразрешимым, но Даниарэ даже не догадывался, насколько эта самая надежда может оправдаться. Он встал сегодня раньше всех, нашёл Тома, растолкал его и велел принести завтрак. Отвратительная, надо сказать, была у них еда, и Даниарэ, чувствуя недовольство желудка, примостился ближе к тому звездолёту, где жил последние трое суток.
  Внутри корабля всё было на удивление чисто и аккуратно, всё изумляло своей невиданностью, впрочем заходить в него без надобности отчего-то совсем не хотелось. Релтанцу не нравилось нутро этого летающего дома, было там нечто чуждое ему, зловеще-холодное и неживое. Хотя мёртвым этот корабль назвать было нельзя. Там, внутри постоянно слышался или даже скорее ощущался какой-то невнятный, пугающий шёпот, будто призраки переговаривались меж собой на непонятном, чужом языке. И витало там нечто нехорошее. Даниарэ, отнюдь не склонный к суеверным страхам, чувствовал это и засыпал с трудом. Был ли второй корабль таким же, шае-дарэ не знал, - он лишь однажды и на очень короткое время посещал его в первый день спасения звёздной шаи - однако ему всё же казалось, что "Звёздный Ветер" был бы более приятным местом для проживания. Там никогда не было пусто и гулко, как в "Пронзающем Время", там не чувствовалось тоски и одиночества в самом воздухе. Он с удовольствием не заходил бы больше в пустующий корабль, но подойти к Арсении и попросить её о каком-нибудь, пусть даже крошечном закутке в чреве "Звёздного Ветра", не позволяла гордость. Ему претила возможность такого унижения перед женщиной, такой вздорной и непонятной. Но вместе с тем и неизменно желанной.
  Сам молодой воин признавался себе в том, что неравнодушен к звёздной девушке, но показывать это другим не хотел: мужчина должен оставаться холодным к женщине при любых обстоятельствах, даже если она прекрасна и благородна.
  И он терпел; мучился, но ждал, когда "женщина" подойдёт первой. И она подошла, хоть и не сразу. Сначала съела свою порцию той мерзкой пищи, к которой все звёздные люди, судя по всему, давно привыкли. Ела вместе с несколькими своими людьми так просто, будто и не была их владычицей. А они даже не встали, чтобы поприветствовать её Великий шае, да и любой другой властелин своего народа выгнал бы за это невежу прочь из своего хорэ и навсегда запретил бы ему входить туда. Тут же всё было чудно, всё не так.
  Но вот что действительно никак не лезло в голову, так это лаедеру, принимавший пищу вместе с Арсенией и её людьми. И никто этому не воспротивился!
  Она же всё это время смотрела на него. Правда, сказать, что было в том взгляде, Даниарэ не мог - Арсения сидела к нему спиной. Зато уродливая рожа лаедеру так и маячила перед глазами шае-дарэ.
  Даниарэ стоял в тени корабля, и его из-за столов не должно было быть видно. И никто не видел. А Арсения тем временем знакомила лаедеру со своими соплеменниками, и те жали его корявую, ледяную руку, и никто ни разу даже не поморщился. Да неужели же они нечего не видят и не чувствуют, эти звёздные странники?! Неужто они так слепы? Даниарэ скрипел зубами от негодования.
  А потом лаедеру ушёл куда-то с Паолем, и Арсения всё-таки заметила его, Даниарэ.
  Огромное, тёмное тело корабля и горы прятали от Даниарэ восходящее солнце, но свет его всё же серебрился в распущенных пышных волосах девушки, играл в какие-то причудливые игры с формами её молодого, нестерпимо желанного тела.
  Даниарэ изо всех сил старался сохранить холод во взгляде, но чем ближе она подходила, тем сильнее закипала в нём страсть, а всякий, даже самый холодный лёд не долго остаётся твёрдым в котле с кипятком.
  - Добрых вестей тебе в это утро, Даниарэ, - сказала звёздная девушка, подойдя к нему так близко, как того требовал предстоящий разговор.
  Приближалась она к нему с некоторой тревогой в душе, ибо делала это не из желания пообщаться, а только из чувства долга. Гостеприимная хозяйка должна была хорошо обращаться с пришедшим в её дом человеком. К тому же, что не говори, а она дважды была обязана ему жизнью.
  Но по мере приближения к суровому и вечно на что-то обиженному релтанцу, она заметила, как нарочито надменная холодность "стекает" с его лица, обнажая душу Даниарэ, и тогда Арсения поняла, что в нём всё-таки что-то есть: какая-то чужая, непривычная суровая красота, дикая и самобытная, загадочная и даже немного страшная. Даниарэ стал чуть ближе, и это не могло не радовать.
  - И тебе, шаи, добрых вестей во веки вечные, - отозвался шае-дарэ так тепло и ласково, как ни Арсения, ни он сам не ожидали.
  - Давненько утро не начиналось так хорошо, как сегодня, - отозвалась Арсения и добавила, - А ты как тут? Хорошо тебе у нас?
  - Не жалуюсь, шаи, хотя и не могу понять вашей жизни.
  Цветущий мох под ногами был покрыт росой, и от земли тянуло стылым холодом, а среброволосая девушка словно лучилась добрым, тёплым светом и казалась маленьким солнцем, спустившимся с небес.
  - А что именно тебе непонятно? - спросила она с какими-то новыми, доверительными нотками в голосе.
  - Да вот хотя бы лаедеру, - начал Даниарэ с самого больного для себя вопроса, - Зачем вы все спасали его, отдавая собственную Живую Воду? Что ты так за него переживала и чего теперь возишься? Разве нет у тебя дел интереснее и важнее?
  Арсения задумчиво поглядела на него. Свет, зародившийся было в её глазах, внезапно исчез, будто источник его заволокло тучами.
  - Я люблю Мараньятэ, - ответила она просто, но с такой серьёзностью, что это не на шутку испугало Даниарэ.
  Переваривая услышанное, он несколько раз быстро моргнул. Как замерзающий прячет отмороженные руки в ледяных подмышках, Даниарэ старался найти объяснение этой серьёзности в голосе девушки, но не находил.
  - Ты решила посмеяться в это чудесное утро, шаи? - задал он единственный пришедший в голову вопрос, - но, по-моему, стоит шутить как-нибудь по-другому. Не так глупо.
  - А я не шучу, - невозмутимо отозвалась звёздная девушка, и от её спокойствия всё тело Даниарэ пробила неприятная мелкая дрожь.
  - Ну, а что же это, если не шутка?
  Таким тоном Даниарэ мог бы спросить: "А какого же ещё цвета небо, если не сиреневато-голубое?" Он всё ждал, что Арсения, смущённо улыбнувшись, признается, что просто хотела посмеяться, однако выражение лица её так и не изменилось.
  - Это не шутка, Даниарэ, это правда.
  Она больше ничего не прибавила, да ему и не нужно было дальнейших пояснений. На него будто небо рухнуло, и он не мог уразуметь, почему.
  - Я... Я ничего не понимаю, - только и смог вымолвить он. Ошарашенный вид его поначалу заставил Арсению ощутить за собой некоторую вину и пожалеть о сказанном, но теперь уже поздно было отступать.
  - Я не требую от тебя понимания, Даниарэ, хотя лучше бы нам остаться друзьями...
  - Друзьями? - переспросил Даниарэ; смотрелся он убито, потерянно и отстранённо, словно он одним лишь заледеневшим взглядом выстроил между собой и Арсенией непробиваемую стену, которую было не обойти, не покорить.
  - Даниарэ, ну что же тут такого? Что такого в том, что я его люблю? Прости, что я не могу сказать того же о тебе. Но я не могу, вот и всё...
  Даниарэ не понимал Арсению, Арсения не понимала Даниарэ. Говоря на одном языке, они всё же не могли достучаться друг до друга.
  Но Даниарэ, кажется, уже и не хотел ничего понимать. Лицо его было каменным, а тёмные глаза напитаны болью. Да, именно болью, словно кто-то проткнул его насквозь, насадил на острое лезвие клинка, да так неожиданно, что он никак не мог этого осознать. Корчился душой и каменел лицом, но не мог поверить в происходящее.
  - Даниарэ, ну прости меня, прости, если я не оправдала твоих надежд...
  Но Даниарэ смотрел на неё и чувствовал себя больным: было больно, муторно и тяжко. Тяжко дышать, смотреть, слушать.
  Ничего-то, ничего она не понимала. Ни-че-го!
  В следующий момент он так посмотрел на девушку, что та невольно отпрянула. Почти таким же уничтожающим взглядом он всегда смотрел на Мараньятэ. Но тот взгляд, что теперь был брошен на неё, казался ей куда убийственнее. Может, потому что он так невероятно контрастировал с тем, что сиял в глазах влюблённого мужчины лишь пару минут назад, когда они желали друг другу добрых вестей в это прекрасное утро.
  И в довершении всего он плюнул. Плюнул ей под ноги, благо только, что не в лицо. Арсения смотрела на тягучую слюну, лениво стекавшую с лапок изумрудного моха, и не верила своим глазам. А Даниарэ тем временем просто развернулся и ушёл, но не в сторону "Пронзающего Время", а куда-то к видневшемуся на восточном горизонте лесу. Поняв, что он уходит, один да ещё и не в себе, Арсения бросилась следом. Её окликнули, и она обернулась, но знакомый кол уже пригвоздил её к тому месту, где она стояла. Они бежали к ней: Мараньятэ, Паоль, Том и Нарге - они что-то кричали, но девушка уже не слышала.
  
  Глава 4. Странные игры планеты
  
  В том месте, где все они очутились, было очень тихо, если бы тела людей не корчились теперь от колоссальной перегрузки, которая всегда сопутствует таким вот неестественным перемещениям в пространстве. Телепортировавшиеся люди недавно вкусили свою утреннюю пищу, и этим, пожалуй, стоит ограничиться, не вдаваясь в весьма неприятные подробности.
  Совладав, наконец, с организмом, они торопливо покинули место, источавшее теперь отвратительный, тошнотворный запах, кое-как поднялись на ноги, отдышались и лишь тогда осознали, что с ними приключилось.
  - Да что ж это за планета такая? - отрывистый голос Паоля был полон недоумения и досады.
  - Не знаю, - отозвался Нарге всё ещё немного дрожавшим голосом, - в наших легендах об этом ничего не говорится. Впрочем, что я могу знать, я же здесь впервые.
  - У нас ходили слухи о подобных чудесах, - вступил в разговор Даниарэ, - но до вашего появления здесь никто из ныне живущих не мог припомнить ничего такого.
  - Мы не успели вас предупредить, - виновато произнёс Паоль, - Беда в том, что наши приборы не совершенны, они не могут уловить эти возмущения в зародыше. Мы замечаем их слишком поздно, да и выстроить какой-либо алгоритм тут совершенно невозможно.
  Паоль от волнения заговорил на "галакто" и, естественно, поймал на себе ничего не понимающие взгляды релтанцев.
  - Я говорю, - пояснил он на их родном языке, - что невозможно предугадать, где и когда произойдёт это... м-м-м.... мгновенное перемещение. Оно идёт из-под земли, из самого её нутра, и мы замечаем его слишком поздно.
  - А зачем ты за мной побежала? - ни с того ни с сего просил Даниарэ, обращаясь к Арсении.
  - Я не хотела, что бы ты уходил, - отозвалась Арсения, опуская взгляд, - Чтобы так уходил.
  - Я предлагаю, - вновь вступил в разговор Нарге, - оставить отношения меж собой на более подходящее для этого время, а сейчас лучше решить, где мы, всё-таки, находимся, и что нам теперь делать?
  Эта неожиданно резкая для восьминогого фраза заставила всех окончательно прийти в себя и внимательно оглядеться вокруг.
  Их окружала сплошь гористая местность. Невысокие разномастные отроги расходились от людей во все четыре стороны. Скудная почва, нанесённая сюда, судя по всему, ветром, то тут, то там разрывалась, как старые половицы, островерхими скалами и выступами. Кое-где росли невысокие хилые деревца, непривычные даже для релтанцев, с детских лет привыкших к жизни среди сцепленных кронами гигантов.
  И земля эта с первого взгляда никому не понравилась.
  - Кто-нибудь помнит, где стояло солнце до того, как мы сюда попали? - спросил Паоль, которому теперь предстояло на деле опробовать свои штурманские способности, хоть и не походил этот мир на звёздные карты.
  - Один палец от горизонта, - ответил Мараньятэ, и все тут же обратили свои взоры на восток, где, ослепительно-яркая, горела прекрасная Алиона.
  - Хорошо, что хоть кто-то додумался заметить это, - пробормотал звёздный проводник, на глазок измеряя высоту звезды над горизонтом, - По крайней мере, мы на той же самой... э-э-э, - протянул он, не зная как произнести слово "долгота" на тан-ламо, - в общем, идти нам, судя по всему, нужно на север. Если я не ошибаюсь, то мы сейчас находимся где-то между сорок восьмым и пятидесятым градусами северной широты, а наша долина - на пятьдесят третьем.*
  - Далековато, - вздохнула Арсения: опять нужно было куда-то идти.
  - Ну, по крайней мере, мы знаем, в каком направлении двигаться, - более оптимистично возразил Нарге.
  - Если только я не ошибся...
  Фраза, вставленная Паолем, заставила всех нахмуриться. Обстановку разрядил Том он умел это делать, хоть и получалось всё не нарочно.
  - Если капитан позволит мне заметить, - начал он и сделал выжидающую паузу.
  - Том, говори, если начал, - отозвалась Арсения и безнадёжно покачала головой.
  - Если капитан позволит, то ваш покорный слуга устроит здесь небольшой пикник на свежем воздухе, дабы восполнить те запасы, что мы только что так бесславно потеряли.
  Арсения вновь покачала головой и улыбнулась. В руках клона был небольшой контейнер с корабельным рационом. Там должно было находиться ровно десять порций. Не ахти, конечно, но всё-таки. Он, видимо, кому-то нёс этот контейнер, когда активизировалось странное излучение. Это было вполне объяснимо, непонятным было то, зачем клону понадобилось бежать за Даниарэ и Арсенией вместе с остальными.
  Однако гадать об этом не было смысла, да и не хотелось. Все только и смогли, что подивиться предусмотрительности верного слуги.
  
  ***
  
  Местность, в которой они очутились, не давала особых надежд на то, что её удастся пересечь быстро и легко. Трое из тех, кто собирался предпринять такое путешествие, кто помнил тёмные северные леса, были, в общем-то не так уж удручены; четвёртый был
  * 1۫ широты на Релтане равен 113,7 км.
  слишком покорен судьбе и хозяевам, чтобы высказывать недовольство даже себе самому; остальные двое сжали зубы и побрели вслед за своим капитаном, так как ничего другого им просто не оставалось.
  - Капитан, не дозволите ли мне пойти первым? - спросил Том, никак не желавший униматься в своей заботливости, - Здесь столько опасных провалов.
  - Том, ты правильно подметил, что я здесь пока что ещё капитан, - отозвалась Арсения, - а капитан всегда идёт первым, даже если он - женщина.
  Том умолк и опустил голову. Арсения уже хотела извиниться, но тут случилось то неожиданное, что всегда сбивает с толку даже самых хладнокровных людей. Девушка-капитан собиралась перешагнуть через расщелину, на вид не таившую в себе никакой опасности. Однако землистая насыпь над ней стала сползать вниз, и Арсения от испуга не сумевшая даже вскрикнуть, полетела в пропасть вместе с ошмётками почвы и породы.
  Все, кто больше жизни любил её, ошалело смотрели на это падение, и только стоявший ближе остальных Том успел ухватить Арсению за серебристые волосы, как рыбку за плавник.
  Твердь осыпалась под её ногами, и девушка сделала несколько быстрых, отчаянных движений, чтобы выбраться из ловушки, но не смогла, а лишь утащила с собою Тома. Даниарэ, опомнившийся первым, всё же не успел ухватить падающего в пропасть клона, и обе фигурки, мужская и женская, полетели вниз, прямо на острые камни и колья сухих обломанных древесных стволов.
  Оставшиеся на верху рванулись туда же, отыскивая более подходящие пути для спуска, и таковые нашлись: с восточной стороны две скалы сходились параллельными дорожками. По ним, очевидно, когда-то тёк ручей, и по его руслу трое мужчин и восьминогий спустились на дно расщелины.
  До дна было метров двадцать, не меньше, и с каждым шагом надежда найти упавших живыми становилась всё призрачнее. Мараньятэ оказался ловчее всех и первым добежал до распростёртых на камнях тел. Внутри его был холод, такой страшный и свирепый, что и описать нельзя. Он опустился на колени рядом со своей шаи и уже приготовился умереть на этом самом месте, как вдруг девушка пошевелилась. Она была жива!
  Мараньятэ закрыл глаз и почувствовал, что облегчение, пришедшее так внезапно, тянет его к глубокому обмороку, как часто делали это голод и болезни. Он услышал сзади шум и понял, что подтянулись его товарищи по несчастью. Они что-то тревожно говорили на повышенных тонах, кто-то ударил его под рёбра, вероятно, шае-дарэ, но Мараньятэ, от счастья впавший в странное эйфорическое состояние, смог вымолвить лишь два слова: "Она жива!"
  Потом Мараньятэ оттеснили, и он как-то отстранённо наблюдал за суетой вокруг упавших. Арсению приподняли и привели в чувство. Она схватилась за левое плечо, и Даниарэ стал осторожно изучать его, проверяя, нет ли перелома.
  - Ушиб, - вынес он свой диагноз, - Просто сильный ушиб и не более.
  - А Том?
  Серые глаза звёздной шаи были широко раскрыты, и в них отражалось предчувствие чего-то неминуемо страшного, непоправимого. Том лежал на спине, неестественно выгнувшись, тёмные узоры на его лице стали ещё заметнее - так он обескровил.
  - Я упала на него, - прошептала девушка, уже заливаясь слезами, - а он - прямо на камни!
  Трое хмурых мужчин, не менее хмурый восьминогий и плачущая девушка окружили умирающего клона. Арсения склонилась над бледным и отчего-то ставшим ещё более красивым, чем всегда, лицом.
  - К-ка... ка-пи..., - клон пытался заговорить, но язык совсем не слушался его.
  - Я поняла, Том, поняла, что ты ко мне обращаешься.
  Арсения хотела остановить его, но слуга в кои-то веки не послушался её приказа.
  - Я понял... зачем ваш... отец..., - Том умолк ненадолго, собирая силы для своих последних слов, - зачем он спас... меня...
  - Да не зачем, Том, - перебила его Арсения, - Он был благородный человек, вот и спас.
  - Н-не-е... нет... Он, наверное... чувствовал... что я... когда-нибудь... пригожусь...
  Арсения молча плакала, глядя на уже ставшего родным клона.
  - Капитан... - голос Тома стал совсем тихим, он почти шептал, - как вы... думаете... у меня есть... душа?
  - У тебя прекрасная душа, Том, - сказала Арсения и обернулась к друзьям в поисках поддержки. Релтанцы хранили молчание, не зная, что ответить, а Паоль и Нарге, не задумываясь, кивнули.
  - Значит... я там... встречусь...
  Том не закончил фразу, видимо, не хватило дыхания в разорванных лёгких, но Арсения всё поняла и без пояснений.
  - Обязательно встретишься. И если повстречаешь там моего отца, передай ему привет.
  Том криво, натужно улыбнулся. Этот порой занудный, но неизменно услужливый и заботливый клон-слуга с вечной полуулыбкой на красивом помеченном лице и неизбывной тоской в глазах, мог теперь умирал. Кровь вытекала из-под него, шла горлом, выступала на переломанных руках и ногах. Однако он вовсе не казался несчастным или напуганным, в ржаво-карих глазах его не было и тени сожаления. Он был спокоен.
  Арсения взяла руку клона и приложилась губами к холодным, перепачканным землёй и кровью пальцам. Вот эта рука жалела её когда-то, когда ей так нужна была эта бескорыстная ласка; эта рука схватила её за волосы, спасая жизнь; вот эта рука...
  И тут девушка, не стесняясь, заплакала в голос. Том в последний раз улыбнулся ей и ушёл, ушёл туда, где когда-нибудь будут все, где непременно он встретит своего маленького господина, где он, возможно, свидится с капитаном Рэем и передаст ему привет от его живущей под звёздами дочери.
  Арсения, всё ещё не веря своим глазам, положила обмякшую руку клона ему на грудь.
  
  ***
  
  Релтанское солнце поднималось всё выше. Оно было уже почти в зените, когда люди, выбравшись из губительной пасти расщелины, вытащили оттуда бездыханное тело слуги. Мараньятэ плёлся позади всех, и попутчики не сразу заметили его странные на первый взгляд действия. А он меж тем нашёл уютное тенистое место под невысоким, но раскидистым деревом, где земли было больше, чем камней, разметил что-то и молча стал ковырять твёрдую землю ножом.
  - Что ты делаешь? - спросил Паоль, ещё не вполне придя в себя после случившегося.
  - Вы не хотите его похоронить? - вопросом на вопрос отозвался лаедеру, продолжая усердно вгрызаться ножом в неподатливый грунт.
  Паоль немного виновато опустил голову.
  - Да, конечно же, надо бы... - пробормотал он.
  - А у тебя лихо получается, лаедеру, - с издёвкой в голосе заметил Даниарэ, не замечая того, что произносит неуместные слова.
  - Да, я умею рыть могилы, - ответил Мараньятэ сбивчиво оттого, что быстро и ритмично погружал лезвие ножа в землю и вынимал его, - Я лет в пять научился... когда мать хоронил... Это весной было... а ты, шае-дарэ, родился только осенью.
  От слов этих повеяло давящей, непомерной тяжестью сильной застарелой боли, и она, эта тяжесть, грузом легла тогда на души всех, кто способен был слушать и слышать. Даже Даниарэ в кои-то веки прикусил язык.
  - Давай, помогу, - предложил Паоль, и Мараньятэ передал ему запачканный землёю клинок.
  Нож плохо подходил для такой работы, но уже к вечеру общими усилиями могила была вырыта. На рыхлой, свеженасыпанной земле Арсения оставила маленькую серебряную прядку своих волос.
  "Пусть звёзды путаются в них и навсегда остаются с тобою, Том"
  
  ***
  
  До самого заката удручённые путники шли молча. Некому больше было "разрядить обстановку", сказав что-нибудь безупречно вежливое и красивое.
  Солнце совершило свой очередной круг жизни, в зените проходя почти на половину ладони выше того, как продвигалось в это же время в Долине. Их и вправду далеко забросило. Однако думать об этом было не очень-то приятно, и потому молодые люди, доев на привале остатки рациона, заговорили совсем о другом.
  - Мы с Мараньятэ хотим вам всем кое-что поведать, - начал Паоль, обращаясь к Арсении, Даниарэ и Нарге.
  В золотистых сумерках над ними пролетели несколько громадных суалов, каких релтанцы из Искристой Длани не видели в родных краях.
  "Сейчас бы лук сюда, - подумал Даниарэ, тоскливо провожая их взглядом, - и не пришлось бы травиться этой дрянной звёздной пищей. И что же такого, интересно знать, может поведать мне лаедеру? И как может Паоль, без сомнения, влюблённый в звёздную шаи, быть с ним заодно?
  Каменная Радуга задевала здесь лишь краешек неба на юго-востоке, но ночь была ясной, и звёзды мигали из вечной тьмы небес, как огоньки в глазах Арсении.
  Паоль завершил рассказ о превратностях судьбы своего отца.
  - Так значит... - девушка так и не смогла закончить фразу: слишком уж много и сразу навалилось на неё сегодня.
  - Стало быть, вы родственники? - спросил за неё Нарге, обращаясь к Мараньятэ и Паолю. Он лениво чистил каменным осколком когти на своих паучьих ногах, и выглядело это весьма необычно.
  - Ну, в некотором смысле, - ответил Паоль, - и я уверен, что всё и было так, как мы предполагаем.
  - Алексо, значит? - вновь спросил Нарге, на что Мараньятэ ответил лишь сонным кивком.
  - Но должны же остаться хоть какие-то следы его пребывания здесь, - вновь вступила в разговор Арсения, - Я о Белом Капитане. Не мог же он исчезнуть совсем!
  - А-а-а, - протянул Паоль со скептической безнадёжностью в голосе, - История порой камня на камне не оставляет даже от великих цивилизаций. А что уж говорить об одиноком звёздном страннике?
  Арсении хотелось подбодрить упавшего духом товарища, и потому она поспешила заверить его в том, что, по её мнению, могло утешить в данный момент.
  - Даже если мы не найдём следов его корабля, то отыскать остальных его потомков, надеюсь, ещё, возможно. Нам бы только до своих добраться!
  - Да, дойти бы, - согласился Паоль, устало улыбнувшись, - однако мы никого не отыщем, если не выспимся этой ночью.
  Все улеглись под открытым небом, подстелив под себя то, что смогли найти в этом небогатом на растительность месте, и четверо, в конце концов, уснули. Не смог толком отдохнуть в ту ночь только Даниарэ. Признание Паоля перевернуло весь его мир, всё, чем он до сих пор жил и дышал. Всё превратилось в пыль, в прах, в ничто, оказалось глупостью и полной бессмыслицей. Но молодому и горячему воину требовалось время, чтобы хоть как-то понять вывернувшуюся на изнанку правду и уместить её в собственной голове.
  И он караулил спящих почти до самого утра.
  
  ***
  Дальше дорога на север стала более ровной, и путники продвигались теперь гораздо быстрее. Где-то на западе собирались грозовые тучи, но ветер дул северо-восточный, и велика была вероятность того, что ненастье обойдёт их стороной.
  Огромные суалы, походившие на птеродактилей, проносились над ними, и тени их, скользящие по освещённым солнцем скалам, напоминали тени древних земных летательных аппаратов, которые Арсения, Паоль и Нарге видели лишь на картинках.
  Нарге делился с Паолем тем, что, по его мнению, будет, если они когда-нибудь найдут свои утерянные корни; Паоль внимал ему довольно рассеянно и лишь изредка кивал, скорее из вежливости - думал он о своём, и не веселы были те думы. Мараньятэ шёл, молчалив, как всегда, и тоже задумчив; Даниарэ хмурился пуще прежнего, а Арсения наблюдала за ними за всеми, такими разными, но неизменно дорогими ей.
  Справа от них показались две необычных по форме скалы, два утёса, вершинами едва не касавшиеся друг друга, а основаниями сходившиеся так близко, что между ними можно было пройти лишь по одному.
  Они, походили на две дружеские руки, готовые сплестись рукопожатии. Один и впрямь напоминал руку с оттопыренным большим пальцем, второй же был похож на какую-то причудливо закрученную загогулину.
  - Красиво! - восхитилась Арсения, уже уставшая и очень голодная, но державшаяся по-прежнему стойко и мужественно.
  - Красиво! - отозвался Паоль, - А будь тут ручеёк какой-нибудь, цены бы этой красоте не было.
  Да, пить, действительно, хотелось, а источник всё не находился. При мысли о воде Арсения облизнула губы, с досадой обнаружив, что язык почти совсем сухой, а губы потрескались.
  - Ещё пара суток без воды, и нам крышка, - некстати вставил Нарге, и все с укором поглядели на него. Хотя это была правда. Горькая, страшная, но истина.
  - Что же, здесь совсем воды нет?
  Вопрос Арсении остался без ответа, но не оттого, что никто его не знал, а потому, что, проходя между двумя утёсами, люди не додумались посмотреть на их вершины.
  Даниарэ пошёл вдоль расщелины первым и сверху, прямо ему на голову, упало нечто огромное, какая-то тёмно-серая масса покрывалом легла на него, окутав почти до пояса.
  Он, плотно укрытый этим страшным саваном с бахромой извивающихся змей по краям, упал и забился, пытаясь высвободиться, но монстр только крепче вцепился в жертву. Отростки, отходящие от плоского, напоминавшего окружность тела, были снабжены маленькими хищными челюстями, и они, клыкастые, рвали пойманное тело, рвали заживо.
  Крепкие руки Даниарэ, уже сплошь искусанные и покрытые кровью, на мгновение оторвали от себя цепкую тварь, но та тотчас же поспешила вернуть потерянные позиции. Нелегко, ох, как нелегко было побороть в себе страх, да что там - ужас, дикий, животный ужас - перед смертью в объятиях невиданного по размерам малкора, но как это ни странно, первым с ним справился "малодушный и трусливый" Мараньятэ. Нож блеснул в его руке маленькой молнией и в мгновение ока вонзился в кровожадную тварь. Однако плоть её оказалась покрыта довольно крепкой бронёй, и оружие не нанесло монстру желаемого урона. Зато одна из многочисленных пастей-отростков вцепилась Мараньятэ в шею, и он, вскрикнув, отступил. Кровь потекла из его шеи, но, к счастью, это была просто царапина - и лаедеру вновь кинулся в атаку.
  Тут подоспели и остальные. Паоль подобрал меч Даниарэ, выпавший из его рук при попытке обороняться, и стал методично отсекать жуткие скалящиеся отростки.
  Чудище извивалось, выстреливало в нападавших своими мерзкими щупальцами, но его были со всех сторон - ножом, мечом, острыми клинками когтей, - и оно отступило.
  Неведомая тварь, злобно шипя и оставляя на камнях кровавые следы, убралось в какую-то земляную щель. И только лишь оно скрылось из виду, как четыре озабоченных взгляда обратились к недоставшейся ему жертве, к несчастному Даниарэ, который теперь походил на один сплошной кусок оголённого мяса. По крайней мере, так сперва показалось его перепуганным попутчикам. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что раны не так уж и страшны, хоть и очень многочисленны. Однако раны эти даже промокнуть было нечем.
  - Дание, ты сможешь идти? - спросила Арсения, с состраданием глядя на искусанного молодого человека.
  - Смогу, - неразборчиво отозвался он разорванными губами.
  "Если мы все и выживем, то Анне потребуется немало времени и усилий, чтобы вернуть ему былую красоту" - с сожалением подумала девушка, осторожно убирая липкие от крови пряди волос с целых (к счастью!) глаз Даниарэ.
  Даниарэ кое-как встал с помощью Паоля, и все вместе вновь побрели по каменной пустыне в поисках воды и пристанища на ночь.
  Нарге с Арсенией шли впереди, за ними Паоль практически тащил на себе израненного Даниарэ, а Мараньятэ замыкал цепочку, прикрывая тылы от всевозможных напастей.
  - Там вода, люди, вода!
  Нарге стоял на самом краю пропасти, ещё более глубокой, чем та, которая унесла жизнь Тома.
  Вода! Это долгожданное слово оживило всех, даже Даниарэ невольно встрепенулся.
  - Вода!
  Арсения, загоревшись неутолимым желанием, наконец, напиться, тоже подошла к краю пропасти.
  Паоль, облизывая пересохшие губы, оставил Даниарэ чуть поодаль, присоединился к девушке и восьминогому.
  Каньон, на дне которого бежал шумный горный ручей, смотрелся головокружительно. Мучимые жаждой, путники видели далеко внизу столь вожделенную воду, но отвесные стены обрыва будто издевались над ними.
  - Господи, как же я хочу пить! - простонала Арсения, забыв на мгновение о стойкости капитана.
  Паоль подошёл ближе к краю обрыва, чтобы осмотреть его, но порода под ногами путников оказалась невероятно хрупкой и просто осыпалась, не давая возможности спастись. Камни пополам с песком и кусками глины полетели вниз, а вместе с ними - три человеческих фигуры.
  Очертания провала сильно изменились, и Мараньятэ, едва успев оправиться от потрясения, подбежал к его новому краю. Никогда, никогда он не видел такой неописуемой высоты. От её созерцания голова лаедеру закружилась, а в глазу потемнело. Затягивающаяся серым туманом пропасть стала приближаться к нему. Всё ближе, ближе, ближе, и это нелепое сближение с пропастью показалось ему вполне закономерным. Теперь, когда ОНА тоже ушла туда, это было совершенно естественно.
  Но тут что-то больно врезалось ему в живот, дыхание перехватило, и пелена перед взором превратилась в глубокую тьму.
  
  Глава 5. Слепые - да прозреют
  
  Очнувшись, Мараньятэ понял, что падения не было, так как он лежал в паре шагов от обрыва, и тот, проклятый, всё так же зиял своим страшным провалом справа от него. А слева слышался какой-то жутковатый вой. Да, именно вой.
  Но кто мог так выть, там, за пределами видимости повёрнутой вправо головы?
  Ответ напрашивался только одни, но он казался Мараньятэ невероятным.
  Даниарэ? Но разве он умеет так страдать?
  "Умеет, конечно же. Все умеют" - устыдился лаедеру собственной наивности.
  Но почему он плачет?
  Из-за НЕЁ?
  Ну, конечно, из-за НЕЁ!
  Воспоминание о погибшей девушке словно кипятком ошпарило Мараньятэ. Даже Дикий Лес не смог отобрать её, а вот эти "сыпучие горы" - отняли!
   Даниарэ, выходит, спас его, перехватив во время падения. Но зачем? И что же он теперь так душераздирающе воет?
  Мараньятэ решил не показывать виду, что всё это слышит. Он боялся даже представить, как может лечь уязвлённая гордость шае-дарэ на постигшее его горе. Однако к этим сумасшедшим, почти звериным звукам, примешивалось ещё что-то, что заставило Мараньятэ насторожиться.
  Это были удары, глухие и ритмичные. Они резали слух, как скрежет когтей по камню, и лишь пара мгновений понадобилось Мараньятэ, чтобы определить причину их возникновения. И своей догадки он испугался. То были не просто удары, а удары черепной кости о камень. Мараньятэ повернул голову и убедился в этом.
  "Что ж он делает?" - пронеслось в голове лаедеру, и он резво вскочил на ноги.
  Даниарэ, весь покрытый корками засохшей крови, сидел возле большого скального выступа, вздымавшегося над обрывом... и остервенело бился о его морщинистое тело, стеная, словно его жрали невидимые тколу. Казалось, что рассудок его помутился.
  - Перестань! - воскликнул Мараньятэ, но это не помогло.
  Лаедеру казалось, что вот ещё один удар, и голова Даниарэ треснет, как перезревший плод. Не сумев придумать ничего более разумного, он подставил ладонь между израненной головой брата и уже сильно запачканной кровью каменной стеной. Острая боль пронзила тыльную сторону его ладони, когда голова Даниарэ со страшной силой вдавила в твердь скалы выпиравшие костяшки - Мараньятэ лишь чудом удержался от крика.
  - Даниарэ, перестань! Мне больно! - заорал он в самое ухо сходящему с ума шае-дарэ. И тот всё же начал приходить в себя.
  - Ну, убери свою клешню, раз больно!
  Мараньятэ вдохнул поглубже, поморщился, но ушибленной рукой не пошевелил.
  - Не уберу, иначе ты разобьёшь себе голову.
  - А тебе то что до моей головы?
  Мараньятэ ещё раз набрал полную грудь чистого горного воздуха. Что бы из этого не вышло, а теперь он должен был высказать всё, что годами копилось в душе, но только несколько мгновений назад переросло в совершенно ясное понимание.
  - А что ж я буду делать без тебя?
  Даниарэ совсем пришёл в себя, и вместе с разумом к нему вернулась привычная язвительность.
  - Естественно, один ты не выберешься из этого треклятого места. Так не тужи - ты и со мной далеко не уйдёшь.
  - А я не о том печалюсь, Даниарэ, - тихо и немного печально зашелестел голос лаедеру, и сквозила в нём какая-то спокойная, умиротворяющая мудрость, - Меня теперь мало заботит спасение. Я сейчас скажу тебе что-то, а ты выслушай, пожалуйста, и не перебивай. Потом можешь хоть на куски меня изрубить, но молчать я больше не в силах. Мне поздно бояться... - Мараньятэ перевёл дух и продолжил, - Я не знаю, Даниарэ, знакомо ли тебе одиночество. Если нет, то я расскажу, - лаедеру присел рядом с братом и лишь теперь опустил руку, сплошь покрытую старыми рубцами и новыми ссадинами, - Одиночество - это то самое страшное, чем и не смеют пугать. Это когда ты совершенно точно знаешь, что никому не нужен, ни ты, ни твоя никчёмная жизнь. Умри, и не кому будет сказать даже: "Туда ему и дорога". Тебя просто нет, и некому не то что любить, а даже ненавидеть. Даниарэ, - воззвал он к удивлённому сверх меры младшему брату, - ты ведь ненавидишь меня! Так ненавидь и дальше. Что хочешь делай, только не оставляй одного. Если хочешь знать, то только твоё презрение и грело меня все эти годы. Пожалуйста, скажи, что мне есть место в этом мире!
  Голос Мараньятэ затих, надорвавшись на последней, самой высокой, ноте. Даниарэ глядел на него во все глаза, затаив дыхание. Никогда и никого он ТАК не слушал, ничему не внимал с таким неподдельным интересом. Откровения "червя" заставили его осознать, что истина порой кроется там, где искать никогда не придёт в голову. Снова что-то ломалось в нём, с хрустом, с треском, с криком...Даниарэ, наконец, выдохнул, вобрал в себя воздуха, и вместе с ним в тело его вошло понимание. То самое понимание, что вот уже несколько дней не давало ему покоя, то, о котором говорила женщина-Призрак. Оно самое!
  Глаз, глядевший на него из-под копны белёсых клочковатых волос, был целым миром, непостижимым, зовущим в свою бесконечность. А он, Даниарэ, никогда не замечал этого мира!
  Душа, непонятная, но становившаяся всё ближе с каждым новым ударом сердца, была широка до необъятности. А он всегда думал, что у "червей" нет души!
  Тонкая, узловатая ладонь сжала плечо Даниарэ, и он подумал, что предпочёл бы её всем другим. Ну, разве что только не руке так нелепо погибшей звёздной странницы...
  - Так ты полагаешь, что я не знаю ничего об одиночестве, - спросил он неожиданно, - Но это не правда. Я многое о нём знаю.
  Теперь была очередь Мараньятэ удивлённо слушать.
  - В это, наверное, трудно поверить, но я тоже всегда был одинок. Это только кажется, что удел шае-дарэ - купаться в любви и внимании. А на самом деле, поверь, мне об этом почти нечего сказать. Думаешь, родители, друзья? Но ведь отец - это Великий шае, он всемогущий и бесконечно далёкий, его можно бояться и уважать, но уж никак не любить. Он не отец, а господин, и я совсем его не понимаю. Мать? Но она женщина. О чём сын-воин может говорить с матерью, ткущей полотно и болтающей с другими женщинами о пустом? Да, она ласковая, она меня, наверное, любит. Но это всё же не то. Друзья? Да, мы в детстве играли вместе, а потом ходили на охоту и в бой, но все они ниже меня. Я всегда должен был быть с ними настоящим шае-дарэ, их будущим вождём, а не другом. И если б только кто знал, как я мечтал о старшем брате! Сильном, умном, смелом, с которым я мог бы быть тем, кто я есть, мог бы спросить совета, поделиться сокровенным. Он бы поучал меня и, может быть, даже стыдил за неловкость и ошибки. Но я бы ему всё прощал, всё позволял, ибо он был бы самым моим близким и родным человеком...
  - А был только я, грязный, ничтожный лаедеру, болотный червяк, как насмешка над твоей самой заветной мечтой, - высказал Мараньятэ то, что вертелось на языке у Даниарэ, но что он, стыдясь, не мог теперь озвучить.
  - Ты слеп. - Мараньятэ опустил голову и говорил теперь скорее куда-то себе в воротник, нежели в лицо начинавшего прозревать брата, - Моя мать погибла раньше, чем я смог сказать ей хоть что-то тёплое, отец никогда не звал меня сыном и не смотрел на меня с гордостью - вот, мол, какой у меня наследник! - у меня не было друзей, которые помогли бы мне в трудную минуту. А ты и вправду слеп, раз никого вокруг себя не видел. Тебя любили и уважали, а ты не замечал этого, отмахивался, мечтая о том, кого не было...
  - Да в том-то и дело, что был! - отозвался Даниарэ, в душе признавая правоту лаедеру, но желая всё-таки излить душу до конца, - Ты был, ты всё это время был со мной, а я не видел. Я мечтал о брате и сам же топтал его, как только мог. Что же это, а?
  Даниарэ сокрушённо качал головой и не решался посмотреть на того, кого только что разглядел во мраке предрассудков и заблуждений.
  Мараньятэ стало жаль его.
  - Знаешь, - сказал он тоном примирительным и в высшей степени жизнеутверждающим, - Давай всё забудем. Я вот, например, уже ничего не помню. Не хочу. И ты всё забудь. Всё. А кто старое помянет, тому, сам знаешь...
  - Ну, что ты сразу про глаз? - смутился Даниарэ и виновато опустил голову, - Значит, не забыл. И не мудрено, впрочем.
  - Нет, - так же уверенно, как и прежде, возразил Мараньятэ, - я всё забыл. Если в памяти слишком много дурного, то можно сойти с ума. А про глаз - это ведь поговорка такая.
  Даниарэ согласно кивнул. Два близких человека, всю жизнь проживших бок о бок и лишь теперь обретшие друг друга, молча сидели рядом. Два брата пытались склеить этой близостью разбитые вдребезги сердца.
  - Что ж нам делать теперь? - спросил Мараньятэ, которого это молчание, в конце концов, стало угнетать.
  - Ты старший брат, тебе и решать, - удивительно покорно отозвался Данираэ. Даже не верилось, что он мог так измениться.
  Мараняьтэ сперва немного опешил, но быстро нашёл, что ответить.
  - Нужно ЕЁ найти, - сказал он, вставая.
  
  Глава 6. Пещера Забытых
  
  Они шли по дну пропасти по колено в воде. В погоне за этой журчащей влагой Арсения, Паоль и Нарге потеряли свои жизни, а двое несчастных мужчин теперь без зазрения совести попирали её ногами. Шли уже долго, а тел всё не было видно.
  - Может, течением унесло? - спросил Мараньятэ, не находя другого ответа на вопрос, который тревожил обоих.
  - Вряд ли, - возразил Даниарэ, оценивая силу, с которой текла по дну расщелины вода, и находя её недостаточной для того, чтобы уволочь совершенно бесследно три человеческих тела, особенно тело восьминогого, - Пройдём ещё.
  И они прошли ещё почти с две сотни шагов, пока не упёрлись в то место, где расщелина делала крутой поворот на юг, а вода утекала бурным потоком куда-то под землю через узкую дыру, в которую при всём желании не смог бы протиснуться и ребёнок.
  - И как это понимать? - Даниарэ в полном недоумении остановился у зиявшей чернотой дыры в скале.
  - Я так понимаю... - начал Мараньятэ, но тут же замолчал - слишком уж невероятной показалась пришедшая в голову мысль, однако не высказать её он не мог, - Я думаю, они сюда и не падали.
   - То есть как это не падали?
  Мараньятэ и сам понимал, что слова его, мягко говоря, не вяжутся с реальностью, но другого ответа просто не было. Ручей, даже если бы и мог унести тела, оставил бы хоть какие-то следы - хищные звери ведь тоже не слизывают с камней и травы всю кровь до последней капли. И тогда получается...
  Тут Мараньятэ осенило. Он в тот момент собирался сделать вдох, но вместо этого закашлялся, поперхнувшись потоком воздуха, устремившимся в лёгкие. Справившись с кашлем, он воскликнул, да так громко, что Даниарэ, всегда отличавшийся бесстрашием, невольно вздрогнул.
  - Я знаю, знаю, что случилось! Они не падали сюда, они попали в одну из тех ловушек, что перемещают людей в мгновение ока. Они ещё не успели коснуться этих острых камней, когда их перенесло...
  - Стало быть, они живы? - Даниарэ, хоть и казался нездоровым после знакомства с горным малкором и всего пережитого, воспрянул духом.
  - Мы можем только надеяться, что место, принявшее их, не было столь неприветливым, как это, - задумчиво промолвил Мараньятэ, - Но если они живы, то спасены и мы с тобой. Только где их искать?
  - Думаю, нам лучше вернуться к звёздному народу, - высказался Даниарэ, - У пришельцев есть летающие штуковины и много чего другого. С ними мы скорее найдём Арсению и остальных.
  - Да, ты прав, пожалуй, - согласился Мараньятэ. - Они ведь и там могут быть. Чем только этот мир не шутит! Ты умный, брат, и скорый на решения, - добавил он то ли в шутку, то ли в серьёз, - как же щедра судьба, подарившая мне тебя!
  Даниарэ смутился и ничего не ответил, а лишь устало поплёлся против течения ручья по только что намеченному пути. Старший брат похвалил его! Как же ждал он этого мгновения!
  
  ***
  
  Братья, напившись из ручья ледяной воды и наполнив ею контейнеры покойного Тома, медленно двигались на север, и если Мараньятэ сохранял пока бодрую равномерность шага, то Даниарэ всё чаще сбивался и спотыкался. Рана в разбитой голове не желала заживать: болезненно красная язва зияла меж его тёмных волос, всё больше беспокоя не только самого Даниарэ, но и его брата.
  Местность, по мере того, как они продвигались на север, становилась ровнее, но зато лесистее. Не очень густые, но всё же заросли, таили - и в этом братья не сомневались - множество опасностей, и незаживающая рана была там совершенно некстати. Правда, в лесу оба чувствовали себя куда как увереннее, чем в каменистой пустыне позади.
  Вскоре Даниарэ смог идти, лишь опираясь о плечо Мараньятэ. Спал младший брат всё хуже, жар мучил его сутки напролёт, и даже появившиеся здесь знакомые целебные травы не помогали. Да и мало знал Мараньятэ о целительстве, а Даниарэ - и того меньше. Тяжелая дорога отнимала драгоценные силы, необходимые для борьбы с недугом.
  И вот уже Даниарэ не может подняться - а пройти они успели едва ли и десятую часть пути.
  - Это кара мне, - прошептал младший брат с тяжёлым придыханием после неудачной попытки привстать на локтях, - за всё, что я тебе причинил...
  - Брось, я же тебя простил.
  - Ты, может, и простил, а Эя - нет.
  Мараньятэ, сидевший возле дерева с гладким зеленовато-серым стволом, смотрел на брата немного отрешённо, как это часто с ним бывало.
  - Кара будет мне, если не сумею доставить тебя к звёздным людям.
  - Да что ты! - сарказм в голосе шае-дарэ мешался с печально-горькой усмешкой, - И как же ты собираешься меня туда доставить? На плечах понесёшь?
  - Нет, потащу на волокушах, - всё так же невозмутимо отозвался лаедеру, - и не перечь старшим - это к хорошему не приводит.
  Даниарэ бы посмеяться, да боль из головы растеклась, казалось, по всему телу. Было не до веселья.
  - Ты не дотащишь меня до звёздных людей. Мало того, ты и сам так до них не дойдёшь.
  - И что, по-твоему, я должен теперь делать? Оставить тебя и уйти, так что ли?
  - А ничего другого тебе не остаётся.
  Мараньятэ приблизился к лежащему на подстилке из трав и веток брату и очень серьёзно посмотрел на него. Совсем как тогда, у края обрыва.
  - Предлагаешь убить тебя, а самому попытаться спастись?
  - Ну а как ещё?
  Даниарэ чувствовал, что не прав, вернее, это взгляд старшего брата, твёрдый и пристальный, заставлял его признать всю ошибочность подобных рассуждений.
  - Многих ли людей ты убил в своей жизни, Дание?
  - Ни одного, - неожиданно для самого себя признался он в том, что кому-либо другому никогда не поведал бы, - Если б ты тогда не убил Лиссатрэ, то он был бы первым. Если бы...
  - Надеюсь, у тебя не будет ни первого, ни второго. Ты просто не знаешь, что это такое - убивать.
  Что-то отечески-мудрое сквозило в шорохе тихого голоса, проникая в самую душу, прошивая её невидимыми иглами трепета.
  - Лучше молчи, если не знаешь, о чём говоришь, - посоветовал Мараньятэ, стирая влажной тряпицей пот со лба младшего брата, - И постарайся уснуть.
   Даниарэ закрыл глаза. Неужели все эти умные мысли годами томились в голове изгоя, и никто о них не знал. Больше того, никто и не пытался этого сделать, даже помыслить не мог о подобном. Но хорошо всё же, что Эя дал ему возможность всё это услышать. Хоть незадолго до смерти!
  
  ***
  Мараньятэ упорно тащил через лес тяжёлые волокуши с неподвижным Даниарэ на них. Он почти не спал и не пил. Всю воду, что удавалось раздобыть, проходя незнакомыми местами, он оставлял Даниарэ, а тот, мучимый жаром, просил пить постоянно. Еда, правда, почти вся доставалась старшему брату, так как младший не в состоянии был её принимать.
  Они были в пути уже шесть суток. Одного мучил недуг, другого смертельная усталость, но оба не сдавались, до тех пор, пока однажды Мараньятэ сквозь стук крови в висках и шуршание волокуш не уловил еле различимые слова. Он даже сперва не понял, кто это говорит - столь неузнаваем был этот слабый, дрожащий голос, обычно громкий и неизменно твёрдый.
  - Марэ... Ма-арэ... стой...
  Лаедеру нехотя остановился; он знал, как нелегко будет снова набрать нужную скорость, да и вообще сдвинуться с места.
  - Пить хочешь? - спросил он, пытаясь отдышаться и справиться с головокружением.
  - Хочу, - отозвался Даниарэ почти неразборчиво, - но не в этом ... дело... смерть... дышит... уже...
  Мараньятэ ощутил внутри себя одновременно и холод и жар. Он прекрасно знал, что этим всё и кончится, и всё же не был готов. Совсем!
  - Шиш ей, смерти! - выпалил он.
  - Пустое... говоришь...
  Мараньятэ ничего на это не ответил.
  "Эя, - взмолился он про себя, - Вездесущий, Всемогущий!.. Не забирай его! Не забирай так рано... Он же не готов ещё!"
  Эя не имеет привычки беседовать с людьми на их языке, однако он слышит каждую их мысль. Услышан был и Мараньятэ, задыхавшийся от усталости и волнения, из последних сил тянувший за собой то, что стало непомерно тяжёлым для его изнурённого тела, но что он никак не мог бросить.
   И тут лаедеру остановился как вкопанный. Глаз его, горящий и воспалённый, видел перед собой человеческую фигуру, но было в ней нечто такое, что заставляло усомниться в её реальности.
  "Кажется, что ли?"
  После нескольких дней странствий с тяжеленным грузом за плечами и на душе, после шести суток скудного питания и невозможности напиться вдоволь, Мараньятэ готов был поверить, что начинает грезить наяву. Но сколько лаедеру не вглядывался в облик загадочного незнакомца, тот не собирался ни исчезать, ни меняться. Он существовал, просто был каким-то "нездешним".
  - Ты кто?
  Странный человек, сидевший боком к нему возле входа в какую-то то ли берлогу, то ли пещерку в основании невысокой насыпи, обернулся и ответил нечеловечески спокойным голосом.
  - Ты просил у Эя помощи - вот он и прислал меня к тебе, Мараньятэ, сын Великого шае Роткарнэ и Даяртери из рода Белого Капитана.
  Мараньятэ опешил от этих слов. Посланец Всемогущего Эя пришёл к нему на выручку после короткой мысленной мольбы? Чем же заслужил он такую милость? И почему этого не случилось раньше, когда он днями и ночами отчаянно взывал к высшим силам? Однако в таинственном взгляде незнакомца читалась глубочайшая, непостижимая для смертных мудрость, которая отбивала всякое желание задаваться подобными вопросами. Конечно же, Эя лучше знать, когда и как вершить свои великие замыслы. Значит, так было нужно.
  "Да, Ему лучше знать, а нам - на Него уповать" - говорили старинной пословицей зеленовато-карие глаза на лице, не имевшем возраста, и Мараньятэ безропотно с ним согласился.
  - Кто бы ты ни был, - взмолился он, падая на колени не столько от благоговения, сколько от усталости, - спаси моего брата. Я тебе любую службу сослужу...
  - Глупый сын заблудшего мира, - перебил Посланник Эя, усмехнувшись, - Ты, как и всё на свете, с самого рождения служишь Всемогущему, и Ему нужно лишь, чтобы ты с каждым днём становился лучше, чтобы шёл к нему, не сворачивая и не боясь трудностей. Иди за мной, и я научу тебя одной премудрости, которая однако же есть сама простота и очевидность, если умеешь её замечать.
  С этими словами Посланник Эя встал, и Мараньятэ заметил, как чудесен его невиданный наряд, шитый узорами, неподвластными ни одной из живущих ныне мастериц. Казалось, узоры эти живут собственной жизнью: цветы и листья распускаются и увядают в складках то тёмно-зелёной, то коричневато-жёлтой ткани.
  - Древние вышивальщицы были куда искуснее теперешних, - пояснил Посланник, словно читая мысли Мараньятэ (а по всей видимости, так оно и было) - Вы так много позабыли! Я даже не берусь судить об этом.
  Мараньятэ поднялся. Усталость его куда-то испарилась, будто он и не знал её вовсе. Что-то давало ему силы; возможно, это были цветы, только что распустившиеся в складках одеяния Посланника.
  Меж тем загадочный человек вошёл в нору-пещерку, и Мараньятэ, не раздумывая, последовал за ним.
  Проход был довольно узок и низок, но то пространство, что скрывалось за ним, теперь не казалось норой. Это было нечто вроде пещеры с каменными, могильно-холодными сводами. О протяжённости её Мараньятэ мог только гадать. Но заниматься этим было некогда, и Посланник напомнил ему об этом.
  - Я Арлие, один из тех, кого забыли.
  Мараньятэ затаил дыхание. Он словно предчувствовал, что услышит какое-то высшее откровение. А Посланник Эя продолжал.
  - Я жил на этой земле тысячи лет назад, стремился к господству над ней и чуть было не разрушил всё до основания. Караллектэ - Око Неба - был в те времена ночным светилом нашего мира, но он разлетелся на триллионы осколков и превратился в кольцо, которое вы назвали Каменной Радугой. Весь Релтан едва не разорвался тогда от буйства разбуженных мною сил, и когда я понял это, то взмолился примерно так же, как ты недавно. Только мои отчаянье и ужас были куда сильнее, и ко мне снизошли два Хранителя - Аллектарэ и Сагрэ. Они сказали, что этот мир будет спасён и отделается лишь тысячелетней хворью, если я по своей воле стану его третьим Хранителем, обрекая себя на вечное сдерживание разрушительных сил. И я решился на это. Вот уже шестое тысячелетие я храню Релтан от гибели, иногда выпуская из его глубин излишки энергии, дабы она не переполнила оболочку мира.
  Мараньятэ слушал заворожено, не смея и вздохнуть чуть более шумно, чем это полагается, когда внимаешь кому-то старшему, а уж тем более - древнему Хранителю планеты. А тот заговорил снова.
  - Та сила, что мгновенно переносит людей на любые расстояния, подвластна мне, и всё, что случилось за последнее время с вами и со людьми, пришедшими со звёзд - моих рук дело.
  Мараньятэ, взволнованный сверх меры, не смог удержаться от вопроса, который заставил его вновь вспомнить о том, что почти забылось за волнениями о Даниарэ.
  - Скажи, Хранитель, звёздная шаи жива?
  - Жива. Все они живы, - успокоил его Арлие; он снисходительно, по-отечески улыбался, глядя на человека, которого обуревали чувства, которые сам Хранитель уже давно позабыл, - И более того, скоро вы встретитесь. Ради твоей звёздной шаи я всё это затеял. Но это не моя прихоть, нет, Мараньятэ, это судьба - тот непреложный и вечный закон бытия, который одновременно и прост, и невероятно сложен. Но всё это потом, сейчас нужно помочь твоему брату.
  Мараньятэ почувствовал укол совести. Слушая удивительный рассказ Хранителя Арлие, он и думать забыл о Даниарэ. А ведь он мог и умереть за то время, что было потеряно. Лаедеру похолодел от этой мысли и резко обернулся к лежащему за его спиной брату.
  - Не беспокойся, Мараньятэ, здесь время не движется, и люди не умирают. А теперь погляди вокруг: не видишь ли ты чего-нибудь необычного?
  Мараньятэ огляделся... и увидел.
  Увидел бледно-розовую, тонкую нить, протянувшуюся от его колотившегося сердца к сердцу неподвижного Даниарэ. Нить сияла в темноте пещерки, мерцая и пульсируя, как сердца, ею соединённые. На первый взгляд она казалась очень тонкой - вот-вот разорвётся, но этого не происходило.
  - Она очень крепкая, Мараньятэ, поверь мне, - сказал Хранитель, снова будто прочитав его мысли, - Да ты и сам это прекрасно знаешь.
  - Что это? - спросил Мараньятэ, хотя догадка витала где-то уже совсем близко.
  - Это связь между тобой и братом, ваша братская любовь и привязанность. Она кажется тонкой и слабой, но это лишь мираж, она нерушима. Да, она появилась совсем недавно, хотя и с этим можно поспорить. Ты ведь всегда его любил, правда?
  Мараньятэ кивнул. Наверное, это и впрямь было так. Он обижался на брата, злился и порой даже люто ненавидел, и всё же никогда всерьёз не желал ему смерти, болезни или горя. Лаедеру никогда не думал об этом, а вот теперь понял, что всю жизнь был привязан к надменному и жестокому младшему брату.
  - А теперь погляди внимательнее, - снова заговорил Арлие, - Видишь ещё что-нибудь?
  Мараньятэ послушно пригляделся и тут же отпрянул. Над головой и всей верхней частью тела Даниарэ нависли клубы тьмы, очень похожей на гигантского малкора. Сгусток отвратительной, вызывающей дрожь не то чтобы даже темноты, а скорее пустоты, истекал мерзким кроваво-зелёным гноем, отравляя им свою жертву. Яд этот растекался по телу Даниарэ и забирал из последних сил державшуюся в теле жизнь.
  - А это что? - прошептал лаедеру, посинев от потрясения.
  - Это Недуг, напавший на твоего брата. Но в твоих силах прогнать его.
  - Мне? Его?
  Мараньтяэ ничего не мог понять, но тон Хранителя был слишком уверенным, чтобы можно было усомниться в его словах.
  - Я только что говорил тебе о связи. Разве ты забыл?
  - Не забыл. Но я не понимаю...
  - Подойди, - велел Арлие, не дав ему договорить, - Захвати связь левой рукой и воздень её над Недугом.
  Мараньятэ недоверчиво нахмурился, но сделал всё так, как сказал Забытый. Связь, которая до того казалась неосязаемой, розовым светом легла в его ладонь, стекая с неё уже целым водопадом мерцающих нитей. Пустота вокруг Даниарэ сначала сгустилась до предела, но потом отпрянула, а нити-связи несколько раз обернулись вокруг больного, обволокли его непробиваемым панцирем, став бронёй от злобного Недуга.
  Недуг долго и яростно пытался пробить эту защиту, но, в конце концов, вынужден был отступить.
  - Любовь близких - да хранит тебя вечно, человек, - торжественно изрёк Арлие, словно вдогонку тьме, ушедшей в пустоту небытия, а потом склонился над всё ещё неподвижным Даниарэ и теперь обращался к нему напрямую, хоть тот и не мог пока его слышать, - Живи и помни, что вокруг тебя множество людей, готовых прийти на помощь. Нужно только научиться видеть их. А ты, Мараньятэ, - сказал он лаедеру, - жди меня здесь. Я приду не один.
  С этими словами Арлие растаял в воздухе.
  
  ***
  Даниарэ открыл глаза и почти ничего перед собой не увидел. Было очень темно, как в ненастную ночь, однако казалось, что он внутри чего-то, а не снаружи. И только нечто тускло-белое нарушало безликость темноты.
  - Марэ? - позвал он, и светлое пятно резко шевельнулось.
  - Я здесь.
  Красноватая точка глаза сверкнула и приблизилась почти вплотную.
  - Как ты?
  Мараньятэ коснулся лба Даниарэ холодной шершавой ладонью.
  - Нормально, - отозвался тот, пытаясь привстать, - есть только охота. Целого ревуна бы съел сейчас вместе с потрохами.
  - Отлично! Значит, ты здоров.
  Голос, доносившийся из темноты, был бодр как никогда. Что же случилось, пока он, Даниарэ, блуждал по лабиринтам болезненного бреда?
  - Где мы?
  - В том месте, где обитает Забытый.
  Загадочный тон Мараньятэ разбудил в душе его брата страшное любопытство.
  - Забытый? Кто это такой?
  - Это древний хранитель нашего мира. Он привёл меня сюда, рассказал удивительные вещи, помог излечить тебя, а потом ушёл, велев ждать его здесь.
  - Хранитель? - переспросил Даниарэ и продолжил задумчиво, - Ты знаешь, мне снилось, будто я в каком-то страшном месте, где воздух пышит огнём, земля горит под ногами, вода кипит, а с неба сыплет едкий, отвратительный дождь. И я был там один. Я звал тебя, но безуспешно. Потом я перестал звать, подумав, что тебе в этом пекле не понравится, но ты явился сам. Ты шёл по горящей, лопавшейся под ногами земле и что-то нёс. Как будто свет, и ты словно предлагал мне его взять. Я побежал тебе навстречу, но споткнулся и упал. И загорелся весь, с головы до ног. А ты подошёл, раскрыл ладонь и протянул мне сердце. Живое сердце, такое розово-голубое, бьющееся... Оно казалось таким беззащитным, что я накрыл его своими обгорелыми руками. Я хотел защитить его от жара и едкого дождя. И оно засияло так ярко, что всё, кроме этого света, исчезло. Мы находились в нём, и только тогда я заметил, что грудь твоя слева разодрана...
  Даниарэ замолчал, ожидая ответа. В этой давящей мёртвой тьме очень хотелось услышать знакомый голос.
  - Моё сердце, как было внутри меня, так, надеюсь, там и останется, - отозвался, наконец, Мараньятэ, - И всё же оно всегда с тобой.
  Даниарэ улыбнулся. На душе его было спокойно.
  - А долго ли ждать Хранителя? - спросил он просто для того, чтобы не слушать тишину.
  - Не знаю. Но он сказал, что придёт не один. Я догадываюсь, о ком он, но ты пообещай, что не умрёшь от неожиданности.
  - Постараюсь.
  Разговор, окончившийся шуткой, увял, и братья принялись просто ждать, надеясь на чудо и в то же время не веря этим своим надеждам.
  
  ***
  
  - Тебе лучше, младший сын Великого шае? - спросил голос из темноты. Мараньятэ увидел знакомую фигуру Хранителя, подобную старой полузабытой сказке. Что-то зажглось в самом воздухе, и образ Арлие стал доступен зрению Даниарэ.
  - Лучше, - отозвался тот голосом немного смущённым и озадаченным.
  - Это хорошо, но, как и обещал, я пришёл не один...
  Из темноты выступили те, кого привёл с собой Хранитель, и сразу несколько сердец забились как никогда сильно и радостно.
  - Шаи!
  Мараньятэ, забыв обо всём на свете, кинулся к любимой. Её губы кривились то ли в плаче, то ли в улыбке, и он впился в них неистово и властно.
  Даниарэ закрыл глаза. Он рад был вновь увидеть Арсению живой и здоровой, очень хотел бы порадоваться счастью брата, но не мог: колкая ревность предала все его самые лучшие чувства, и он не в силах был отстраниться от этого. Пока, по крайней мере.
  - Как здорово, что все живы! - голос Паоля казался бодрым и непоколебимо спокойным, но Даниарэ готов был поклясться, что знает всё, что на самом деле творится сейчас в душе звёздного странника.
  - Здорово, - подхватил Мараньятэ, напившись, наконец, из чаши всегда немного эгоистичного счастья, - Нарге только не хватает.
  - Вы скоро встретитесь с ним, но сперва я должен показать вам одно место. Это недалеко - следуйте за мной.
  Сказав это, Хранитель, сопровождаемый светящимся воздухом, прошёл к одной из стен пещеры, в которой зияло нечто настолько тёмное, что наводило на мысль об узком тоннеле куда-то вглубь подземелья.
  Внутренне трепеща, но стараясь держаться уверенно, Арсения первой проследовала за ним. Мараньятэ и Паоль помогли Даниарэ встать и все вместе последовали примеру девушки.
  Тоннель, давящий и тёмный, холодил сердца людей пустотой и отсутствием хоть какого-то подобия жизни. Человеку тяжко находиться в пустоте и тишине подземного мира, и только тусклый свет вокруг проводника, мерцание генокостюмов и шумное дыхание друзей поддерживали каждого из них, не давая поддаться унынию. К счастью, каменный коридор довольно быстро закончился.
  Взорам людей открылись высокие своды довольно большой пещеры с зубастым куполом и столь же хищным на вид дном. В центре пещеры среди льдисто-белых выростов, возвышался огромный каменный пьедестал, а на нём в ореоле неяркого голубого свечения лежало неподвижное - то ли мёртвое, то ли спящее - тело. И ошибиться люди не могли - оно принадлежало Хранителю Арлие, но понять происходящее было трудно.
  - Это моё тело, - заговорил Арлие ровно и звонко, (или это каменные своды делали его голос таким?) - А то, что до сей поры говорило с вами и говорит теперь - всего лишь бесплотный двойник, мираж, в котором живут мои душа и разум. Здесь в незапамятные времена высилась гора Шае-Малко, но она раскололась и осела в недра планеты. Что осталось от неё - вы и сами видели. На этом самом месте, по моему повелению, некогда разверзлась дыра в самое сердце Релтана, и из неё на поверхность вырывалась неслыханная разрушительная сила. Когда я понял, что натворил, ко мне явились Хранители этого мира и предложили закрыть своей плотью рану на теле мира и навсегда остаться при ней вместо того, чтобы как все, переселиться в обитель Эя. И вот уже пять тысячелетий я сдерживаю буйство разбуженных мною же сил, иногда выпуская их, как пар из котла. Но всё это не так уж и важно - если только вам в назидание, особенно звёздным людям с их наукой, а вообще-то я хотел поведать вам другое.
  С этими словами Арлие, или вернее его бесплотный двойник, прошествовал через всю пещеру к противоположной её стене.
  Арсения, а за нею и остальные, тоже проследовали к той стене. Там была маленькая ниша и в ней, как сперва показалось людям, застряла маленькая звёздочка. Все смотрели на неё с интересом, но Арсения отчего-то казалась завороженной больше всех. Приглядевшись, она поняла, что это на самом деле маленькое изделие из металла в виде вертикального креста на длинной ножке. Крест обрамляла оправа из искристого авантюрина, а на нём самом было что-то выгравировано, но разобрать рисунок было невозможно.
  - Скажи мне, звёздная дева, - обратился Хранитель к притихшей в ожидании чуда Арсении, - Верят ли ещё там, откуда ты пришла, в Распятого Бога?
  - В Иисуса Христа? - переспросила Арсения, догадываясь, о ком говорит Арлие, - Верят. Эта вера много раз перерождалась за тысячелетия, но суть её остаётся неизменной. Мои предки верили, и я, наверное, тоже верю... Мы помним Его заветы.
  - Тогда возьми этот Крест, и там, где начнёшь свою новую жизнь, возроди среди людей хотя бы то, что известно об этой вере. Крест принадлежит тебе по праву.
  Сверкающий крестик взмыл в воздух из своей ниши и аккуратно опустился прямо в протянутую ладонь звёздной девушки. Он и вправду походил на серебристую звёздочку, было в нём что-то близкое и живое.
  Арсения долго не могла налюбоваться этим на первый взгляд незатейливым, стёршимся о колесо времени, вестником далёкого, теперь уже казавшегося сказочным прошлого. Мужчины осторожно заглядывали ей через плечо и тоже подолгу не отводили взглядов.
  Наконец, понимая, что вечно это продолжаться не может, девушка зажала крестик в кулаке и спросила о том, что теперь казалось ей очень важным.
  - Хранитель, ты сказал, что Крест принадлежит мне по праву. Но я не понимаю, почему?
  - Хороший вопрос, звёздная дева. Я ждал его, - отозвался Арлие и, присев на какой-то каменный выступ в стене пещеры, начал свой рассказ, - Послушайте же историю Креста Аллектарэ.
  Он, Аллектарэ, был первым Хранителем Релтана. Очень, очень давно его мать, попавшая сюда случайно из прародины ваших предков, умирая, передала свой нательный крест сыну, и это стало незыблемым обычаем в роду Аллектарэ. Я, до того как здесь вот закончилась моя человеческая жизнь, был одним из последних потомков великого Хранителя в этом мире. Правда, была у меня дочь... Мирна. Плохо мы с ней встретились, жили ещё хуже, но расстались всё же по-людски. Однако передать ей Крест я не успел - древние звёздные странники забрали её и многих других обитателей Релтана на свои стальные звёзды, и те унесли их в необозримые дали Вселенной. Они думали, что планета погибнет, но, как видите, мне удалось остановить её разрушение. А всё это я говорю к тому, что ты, Арсения, - наследница Мирны, единственная прямая наследница. Судьба и зов крови привели тебя на Релтан. Тебе хранить этот Крест и передать его одному из своих потомков.
  Все сидели, изумлённо внимая каждому слову Хранителя. Прошлое открывало им всё новые и новые тайны, одна другой невероятнее. Сотни, тысячи ушедших в небытие лет ложились на разум и души людей, и от этого было тяжело и даже страшно.
  Особенно сильно задел рассказ Хранителя Арсению. "Зов крови" - вот что шептало ей много лет назад о четвёртой планете придуманной, как тогда казалось, системы. Память, живущая в генах, и зовущая навстречу уготованной кем-то судьбе. Она, ошеломлённая, мотала головой, не верила собственным догадкам, не понимала, как это возможно. Вернее, всё она прекрасно понимала, и корни тех загадок, что раньше она отыскать не могла, теперь обнажились перед нею. И всё же это было слишком невероятно: просто и разумно, как любой замысел Всевышнего, многообразно и сложно, как сама жизнь.
  Арлие, сидя всё в той же позе, о чём-то думал. Видимо, вспоминал то, что давно уже истлело в сырых могилах времени. И люди не смели заговорить с ним. Им тоже было о чём подумать в тишине, нарушаемой лишь гулким звоном капель, стекавших с концов сталактитов.
   И продолжалось это до тех пор, пока в пещере не появились ещё трое.
  - Нарге, - радостно воскликнула Арсения, первой увидев знакомое лицо, - Где же ты был?
  - У тану в этом мире своя история, - вместо Нарге ответил Арлие, - и другу твоему нужно было с ней познакомиться. Так надо, кровь моя.
  Нарге молча подошёл к Арсении, обнял её. А те, что пришли вместе с ним: высокий мужчина со шрамами на всей левой части лица и немолодой восьминогий с изумрудной зеленью в глазах, встали рядом с Арлие. Никто из людей не сомневался в том, что это были два старших Хранителя, и если к Арлие они уже успели привыкнуть, воспринимая его как кого-то близкого их грешным душам, то вновь появившиеся казались ожившими богами.
  Арлие встал и низко поклонился старшим собратьям. Люди сперва растерялись, но потом вразнобой, но сделали то же самое. А младший из Хранителей обернулся к ним и торжественно произнёс.
  - Это Аллектарэ и Сагрэ. Теперь они будут говорить.
  Высшие существа внушали смертным, даже Нарге, уже немного знакомому с ними, благоговейный трепет, но ощущение это развеялось, стоило Аллектарэ заговорить.
  - Не бойтесь меня и не кланяйтесь - я не Бог. Я ваш Хранитель, помощник, наставник. Я отец вам. Так же, как Сагрэ, как Арлие. А собрали мы вас тут потому, что вы начнёте на Релтане новый виток истории, и хотелось бы верить, что он будет более славным, чем предыдущие. Не знаю, как вы распорядитесь данной вам возможностью, но, надеюсь, по совести. А чтобы совесть ваша хоть немного очистилась, нужно решить вопрос, который давно уже требует этого.
  Дети Релтана и Дети Звёзд, вы многое узнали и поняли с тех пор, как судьба не без помощи Арлие свела вас вместе в этом мире. Вы приоткрыли завесы над многими удивительными тайнами прошлого, но одна загадка пока остаётся неразгаданной. Самим вам трудно будет узнать правду, поэтому я расскажу.
  Тысячу лет назад, в то время, когда Релтан уже немного оправился от бедствия, что едва не разрушило его до самого основания, далеко отсюда, на южном континенте появился одинокий человек, бежавший сюда от обиды, от чувства ненужности даже самым близким людям...
  Аллектарэ на некоторое время замолчал, видя, что люди и так прекрасно понимают, кого он имеет ввиду. Особенно хорошо всё понял Паоль. В какой-то момент, когда Хранитель ещё произносил последнюю фразу, сын Белого Капитана вздрогнул, словно сквозь его тело пропустили электрический ток, а потом сник, понурив голову.
  - Не грусти, Паоль, а слушай дальше, - подбодрил его Аллектарэ и продолжил, - Белый Капитан, как вам известно, привёз с собой то, в чём толком не разбирался. Тем не менее, он создал тридцать подобных себе людей, по пятнадцать человек обоего пола. Каждый немного отличался от других, и это позволяло им размножаться без кровосмешения. Белый Капитан думал, что вот они-то будут его любить и почитать, как отца и друга, что не предадут и не бросят. А получилось всё с точностью до наоборот. Создавая этих людей, он допустил ошибку, и вместо добродетельных и разумных они вышли весьма странными и не в меру своевольными. Особенно тяжёл был Климент, тёзка, на которого Капитан возлагал большие надежды. Однако Климент вовсе не собирался их оправдывать. Ему не нравилось, что создатель то и дело ограничивает его свободу, поучая и виня в нежелании жить по законам непонятной ему морали. И однажды дошло до того, что Климент, обуреваемый злостью и желанием получить полную свободу, всадил нож, найденный им незадолго до этого в лесу, в тело создателя и трусливо бежал, захватив с собой послушных сестёр и братьев. Кстати, нож этот сейчас находится здесь, у одного из потомков Климента...
  Мараньятэ понял, что говорят о нём и о его ноже, и рука его уже дёрнулась, чтобы брезгливо отбросить проклятое оружие, но Аллектарэ жестом остановил его.
  - Не спеши избавляться от ножа, Мараньятэ. Да, на нём много крови, в том числе и невинной, но это твоя история, и её надо бережно хранить, дабы не споткнуться два раза об один и тот же камень. Климент когда-то выкинул нож, но он, как напоминание о грехе, всё равно вернулся, пусть не к Клименту, а к тебе, его потомку. Пусть нож останется при тебе - ты даже не представляешь, насколько он древний.
  Но всё это не так важно теперь. Значение имеет то, что сейчас вы, Мараньятэ и Паоль, сможете повидаться с Белым Капитаном. Десять минут до его смерти. За это время вам нужно успеть сказать ему всё, что хотели и всё, чего он так ждал и не дождался. Ход истории это не изменит, но троим людям станет легче. И жить и умирать. Вы готовы?
  - Готовы, - отозвался Паоль за обоих. Нетвёрдый, непривычно тихий голос выдавал его трепет и растерянность.
  - Закройте глаза, - велел старший Хранитель, - сосчитайте до десяти и тогда откройте их снова.
  Смуглый Паоль побелел лицом, а Мараньятэ так вообще стал мертвенно-синим, но слова Аллектарэ оба исполнили без промедления, и когда глаза их вновь открылись, то не было уже ни пещеры, ни Хранителей, ни друзей.
  Их окружал благоухающий, звонкий южный лес. Кто-то щебетал над головами, солнце на чистом небе сияло непривычно высоко и ярко, как-то по-особенному наполняя воздух почти ощутимым светом.
  И всё было бы прекрасно, если б не осевший на сломанные опоры звездолёт и человек-альбинос, истекающий кровью.
  - Отец, - позвал Паоль от волнения еле слышно, но умирающий человек всё же услышал его и резко обернулся на голос, который он так часто слышал во сне. Голос сына очень изменился с тех пор, как они виделись в последний раз, но Белый Капитан не мог не уловить знакомой интонации. Лицо, настолько бледное, что это поразило даже Мараньятэ, озарилось радостной, почти детской улыбкой.
  - Паоль! Сынок! Ты нашёл меня! Ты уже такой большой...
  - Нам дали так мало времени, отец, - сокрушённо прошептал Паоль, подходя к лежащему на земле родителю, - как же мало!
  - Кто дал? - не понял Белый Капитан; он закашлялся и изо рта его вытекла тонкая струйка крови, - Климент, и ты пришёл? Ты вернулся? А что с твоим глазом?
  - Отец, - торопливо заговорил Паоль, пытаясь в нескольких словах объяснить всё уходящему в мир иной человеку, - Это не Климент, это его далёкий потомок. Когда ты вышел из гиперпространства, произошло смещение пространственно-временной материи, и тебя занесло на целую тысячу лет раньше того момента, в котором на Релтан высадился я...
  - Тысяча лет? - ошарашено переспросил Капитан, голос его слабел с каждой секундой, - Но как же тогда мы встретились?
  - Не важно, не об этом сейчас нужно говорить, - возразил Паоль, пытаясь перегнать неумолимо ускользающее время; он подошёл к отцу совсем близко, так близко, что даже сердце защемило; отец умирал, и смотреть на это было невыносимо, - Я пришёл... Мы пришли, чтобы просить у тебя прощения. Я столько лет искал тебя в пучинах космоса и леденел при мысли, что мне не удастся сказать тебе: "Прости!"
  - Какое прощение, Паоль, - ответил Белый Капитан, протягивая к сыну слабеющую руку, - Это ты меня прости за то, что я бросил тебя и маму... Я должен был за вас бороться, а не нянчиться с оскорблённым достоинством... Обида - это грех, Паоль, это слабость... А с мамой что? - спросил он неожиданно, словно предчувствуя неладное.
  - Она умерла, - признался Паоль, погрустнев больше прежнего.
  Из красноватых глаз Капитана потекли слёзы.
  - Вот видишь, а ты говоришь: прощение. Я во всём виноват, только я...
  - Все мы в чём-то виноваты, - возразил Паоль, не в силах смотреть на отчаянье отца.
  Звёздный капитан из последних сил попытался взять себя в руки и, чтобы легче было это сделать, заговорил о другом, поглядев на стоявшего в молчании Мараньятэ.
  - Так говоришь, этот человек - не Климент? А ведь похож, как две капли воды... Только глаза одного не хватает... и худой очень...
  - Это Алексо, - Паоль был рад перемене темы, рад, насколько это вообще возможно в таком положении, - Он прямой потомок того, кто только что нанёс тебе рану...
  - Значит, с ними всё хорошо?.. - Белому Капитану становилось всё труднее говорить. Последние минуты, отмеренные ему, подходили к концу.
  Мараньятэ, так как отец и сын говорили на языке "галакто", из всего разговора понял только своё тайное имя, да имя прародителя Климента. Однако он тоже должен был хоть что-то сказать - времени оставалось совсем мало. Подойдя к лежащему на земле предку, он упал перед ним на колени.
  - Прости, Белый Капитан, меня и моих прабабок и прадедов за их преступление, - заговорил он на тан-ламо, полагая, что Паоль переведёт его слова на речь звёздных людей, - Они за всё поплатились, став лаедеру, болотными жителями с повадками червей.
  Паоль заговорил, переводя слова Мараньятэ, но не успел он закончить, как вновь послышался угасающий голос Белого Капитана.
  - Он на них зла не держит, - перевёл Паоль, - ему жаль их.
  Снова послышались несколько отрывистых фраз; силы покидали Белого Капитана. "Алексо..." - только и сумел разобрать Мараньятэ, дальше перевёл Паоль.
  - Не знаешь ли ты одной песни? О звёздах и о людской любви?
  - Кажется, знаю, - неуверенно отозвался Мараньятэ.
  На этот раз Капитан понял всё без перевода и произнёс ещё несколько слов.
  - Вспомни её и напой своим сородичам. Это им привет от Белого Капитана, - голос Паоля звучал мучительно-горько, в глазах его стояли слёзы.
  - Хорошо, Белый Капитан, - пообещал Мараньятэ, и Паоль не стал переводить эти его слова, - Я разыщу их и напомню о том, кто они есть на самом деле.
  Белый Капитан немного приподнялся с помощью Паоля, протянул к сидящим подле него молодым людям дрожащие руки и произнёс три слова, последних в этой жизни. Паоль понял смысл, а Мараньятэ лишь почувствовал их отрешённую от всякой суеты доброту.
  - Обнимите... меня... дети...
  Паоль и Мараньятэ прильнули с двух сторон к распоротой груди. Слева был Мараньятэ и именно он услышал последний глухой удар в глубине умирающего тела.
  Паоль рыдал, не в силах оторваться от мёртвого родителя, а все мысли Мараньятэ были заняты лишь одним: он вспоминал песню, которую пела ему когда-то потерявшая рассудок мать. И ему казалось, что от того, вспомнит он песню или нет, зависит теперь вся его дальнейшая жизнь.
  ***
  - Вы успели отпустить его душу с миром? - спросил Хранитель Аллектарэ, хотя, скорее всего, прекрасно знал ответ.
  Паоль не в состоянии был говорить и вообще как-то реагировать на происходящее, поэтому отозвался лишь Мараньятэ, да и то односложно: все его мысли были заняты только припоминанием слов песни на непонятном звёздном языке, которую он когда-то пытался заучить, не зная сути.
  - Хорошо, - одобрил Аллектарэ, обращаясь более к Паолю, нежели к Мараньятэ, - Ему теперь будет привольно жить в вечности... Что ж, кажется, всё сделано, как надо, - подытожил он после небольшой паузы, - Всё остальное - ваша жизнь, ваши старания и стремления, и наша помощь здесь уже не нужна.
  - Ты кое о чём забыл, Аллектарэ, - подал вдруг голос до сих пор молчавший Хранитель-тану, - Забыл сказать им, что Нарге пойдёт отсюда своей дорогой.
  - Как это? - Арсения, всё это время пытавшаяся успокоить Паоля, от неожиданности почти выкрикнула этот вопрос, - Куда же он пойдёт совсем один?
  Хранитель Сагрэ ответил не сразу, но изумрудные глаза его блеснули так уверенно и мудро, что возражать ему уже не захотелось.
  - Я не брошу Нарге, но его счастье - не с вами. Здесь, на Релтане, есть ещё тану, и они, сами того не ведая, ждут его. Здесь и сейчас ваши пути расходятся, чтобы когда-нибудь снова сойтись. Ведь у вас будет один дом на всех.
  - Но попрощаться-то можно? - спросила Арсения голосом более жалобным, чем ей того хотелось бы - трудно было думать о разлуке с тем, кому привыкла доверять самое сокровенное.
  Сагрэ кивнул и отошёл к одной из серых колонн в тёмном углу пещеры.
  Нарге старался улыбаться, но видно было, что это даётся ему с трудом, однако глаза его, кроме печали, таили в себе и что-то вроде надежды, ожидания и мечты. Его нельзя было не отпустить - он шёл навстречу судьбе.
  - Прости, Сени, - сказал он, обращаясь, прежде всего, к девушке, - но ты меня, надеюсь, поймёшь. Ты ведь не смогла пройти мимо Мараньятэ. Так и я не могу.
  - Да понимаем мы всё, Нарге, - отозвалась звёздная странница, глядя в его глаза и не в силах оторваться, - ты только о нас не забывай, ладно.
  - Уж вас-то забыть...
  Нарге хотел продолжить фразу, но отчего-то не сделал этого, видимо, решил, что никакими словами не выскажешь поселившиеся в душе чувства. Вместо этого он резко развернулся на длинных паучьих ногах и торопливо подошёл к "своему" Хранителю. Тот взял его за руку и через мгновение они растаяли во тьме пещерных коридоров.
  Арсения и трое влюблённых в неё мужчин, ненадолго позабывшие о собственных сердечных делах, ещё долго, не веря глазам, смотрели на растаявших в воздухе тану.
  Молчание нарушил Аллектарэ, обратившись к своему "младшему" собрату.
  - Арлие, оставляю этих людей на твоё попечение. Проводи их до тех мест, куда они сами укажут.
  И тоже исчез. Пещера пустела на глазах, и тьма её всё больше давила на людей, заставляя их стремиться к воле на поверхности планеты.
  - Ну, так куда же вас перенести? - спросил Арлие, читая мысли людей.
  - В Долину, наверное, - ответила Арсения после недолгого раздумья, - нужно известить друзей о том, что мы живы и здоровы.
  - Так и сделаем, - согласился Арлие, - но, на самом деле, не хочется расставаться с вами так скоро, - в голосе Хранителя звучало сожаление, - Впрочем, я буду приглядывать за вами, уж не обессудьте. Многое в этом мире находится в моём ведении, вы только живите в нём по-человечески, не причиняйте вреда ни ему, ни себе. Ни о чём не жалейте, но всё помните. Я кое-что нашептал вашему "Звёздному Ветру", так что, когда вернётесь, послушайте его, и непременно до конца. И пусть забудется всё, но только не это. Это история, это часть вашей жизни, это залог вашего будущего.
  А теперь закройте глаза и сосчитайте до пяти...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"