Мой камень из стали над статью конических статуй,
впитал в себя царственную высоту без остатка,
презрев быстротечную поступь веков и бесславную старость,
возрос неприступной стеной.
И северный ветер, и темные едкие воды
по маслу пера разобьются о мощные своды
недвижного стража бессрочно плененной свободы
и схлынут холодной волной.

Сквозь лет череду я отныне пройду нерушимым,
сквозь времени пыль на забытых далеких вершинах,
ступлю осторожно на берег, в ночную живость,
бредя за Хароном во тьму.
Взрастая цветами на светлой тугой одежде
жреца, восходящего с жертвенной бледной девой,
молчанием скованной, к вечному жизни древу
и камню под ним моему.

Они пропоют обо мне там, где ветер стелет
холодной зарей опустевшие гулкие степи,
и птицы кружат над водой несмыкаемой цепью,
и волны вгрызаются в даль.
Последним без племени, дома, святыни и рода
туда, где ведет караван непокорных народов
пророк, где встречают втроем золотые восходы,
и зреет миндаль.

И ты, нерушимую робость и кроткость оставив, 
спустись на колени мои, как столпы согревающей яви.
Я шел сквозь миры, что наполнены пылью и ядом,
меж воин и склок.
Я тот, кто презрел обретенье земного закона,
кладу свои песни к подножию белой колонны.
Приди и укрой же дельфийским венком благосклонно
мой каменный лоб.