Стихи конкурса "Три Вечные Подруги" в моих рецензиях
Заранее предупреждаю, что взгляд на стихи у меня своеобразный. Ценю философию и не весьма понимаю любовь между мужчиной и женщиной. Непонятное (но не мутное) имеет шанс мне понравиться куда больше кристально ясного. По поводу содержания, неразрывно связанного, в моем понимании, со способами его раскрытия - скажу так. Обожаю словесные дерзости (в смысле употребления слов, лишь слегка напоминающего общепринятое) и глубоко спрятанные аналогии, притчи о конце света и женской власти, которая имеет шанс это свет спасти (или погубить, мне, в общем, без разницы), не люблю бабскую сырость и самцовое потрясание жезлом (типа кадуцеем), разговоры о политике вне связи с вечностью. Да, если моя высокая оценка в рецензии не совпадёт с низким баллом в номинации (но откуда вы его увидите?) или, наоборот, я не обосную одну из своих пятерок - я просто не поправила и вообще недостаточно бдительна. Много вас на одну меня, в общем.
Изящная стихотворная форма с точными рифмами. Три вида счастья - оба такие наивные. Природное, утробное, связанное с глубинными роевыми инстинктами и с иронической мечтой об единственном. Зрелое человеческое - удовлетворяющееся на видимостью, фасадом, - блаженно-ущербное. И чистокровное, теплокровное, такое простое - радоваться жизни без условий. Как щенок, что озорно брешет на месяц. Иронический итог всех размышлений и всех реинкарнаций.
Моя любимая идея. О том, что одна-единственная женщина (девочка?) может удержать собой целый город. Именно она - не мужчина нисколько. Либо выплакать, смыть, отмолить его грехи (Плакса). Либо исцелить своим милосердием, нимало не заботясь, что он разорвёт тебя на куски (Дженни). Либо - сделать себя почти слепым - но потом зрячим - орудием чужой любви (Мирилл). (Так в стихах - но мне показали рассказ Софьи, где она сначала пленена, а затем освобождает некую плененную Городом прасубстанцию: сердце Города, без которого сам Город не может жить.)
Жестокие и прекрасные стихи - такова же и проза. Ведь любовь сама по себе жестока и кровава - она всегда сродни или жертве, или каннибализму, или обоим вместе.
Да, кстати. Вы помните, что даже один святой, по словам Яхве, мог бы удержать Содом от уничтожения?
Моя любимая философия мистического постмодерна. Пелевин в рифмах (я про "Желтую Стрелу"). Мастерство поэта очень высоко: неровные строки, непривычные уху рифмы, аллюзии, сыпанутые щедрой рукой. Единственный упрёк - оформление триптиха прибавляет ему лишние баллы. Ну, с какой-то стороны, это не лишнее дело. Кажется мне, сии строфы так уж популярны не будут.
Ну что за инквизитор из чернильницы!
Колесами он смелет, как на мельнице,
И сфоткает реальность - как из "мыльницы".
Из Майринка подстать той рукодельнице,
Кто путь на небо шпалами повымостил.
Вальпургиеву Ночь метлою вымести
И с Това Алеф снять в причуде милости -
Вот то-то всем живым прибудет радости!
PS. Тов - символ т-образной виселицы, Алеф - человека (подбоченившегося). Карта Таро "Повешенный" (см. "Голем" Майринка) означает достигнутую благодать. У Автора "Рельс" буквы греческие, но одна из них (омега) означает Бога. Её нет в стихах.
О политике - но так философски. Терциум нон датур. Смешаешь черное и белое - выйдет бурая грязь. Не стоит выбирать между любовником и мужем, статуей и живой плотью - сядешь меж двух стульев и обрушишься в ту пропасть, которую под конец жизни видел Паскаль рядом со своим сиденьем. Это я пользуюсь методом свободных ассоциаций, заметили?
Хорошие стихи рассудком не объять. Аршином тяжким вовсе не измерить. И в них, Россия наша мачеха-и-мать, - в них можно только искренне поверить.
Советский сериал с таким названием кто-нибудь из живых ещё помнит? Он отчасти задаёт тон.
Всё о любви. Не ангел, не бес, не Ливингстон в ожидании своего Стенли. (Ах, та самая чайка Джонатан! Иное поколение - иные ассоциации.) Нарцисс. Ничтожество, за обладание которым все поставишь на карту, кроме стихов - они, как и душа, непродажны. Стихи эмоциональные, очень женственные, часто - с наивными рифмами. Не лучшее на конкурсе, но "цепляет" и кажется мне глубже, чем я сама пока увидела.
Старик Хайям стоял у этого автора над пером (каламом) и дышал в ухо своими робайат. Лаконичное, суховатое совершенство. Вино познания тоже зачастую бывает сухим, а рецензии не след быть крупнее самого минитриптиха.
Именно то, что я - как предупредила - не люблю. О любви с её неизбежными страданиями и разочарованиями. Плюс к тому рифмы слишком простые и ожидаемые. Однако - грациозное, стройное создание и, похоже, лучший пример подобного на конкурсе.
Какие ассоциации, аллюзии и те де! Восхищена. Мысль поэта прыгает, как лунный заяц, с земли на небо и обратно. Всё вплетается в сюжет: анекдот и пируэт, Штирлиц, Мюллер и радистка, Пуссирай, радистка Кэт, триединая луна в спекуляциях дана Гумилёву и предтечам на пути всечеловечьем...
Клянусь Дианою, Селеной и Гекатой, я в стихоплетии никак не виновата! Такие зацепительные строчки, что я насквозь ими прониклась. Как ромовая баба коньяком.
Читал ли Штирлиц Гумилёва?
А Кэт - не кошечкой ль была?
В начале было только Слово
Без расстоянья и числа.
Лишь миг в миру оцепенелом,
И се - то Слово стало Делом.
И Пуссикэт влюбилась в Тома,
Кота. Как это всем знакомо!
У стены, как на крыльце,
Пели в духе АБС.
Бутонам лотоса подвержены,
Мы стали в семени несдержанны...
Мой издавна - и нежно -любимый автор. Его стихи - как хорошо свитая в три нити пряжа. У него не одна троица сестёр - это четко обрисованные слои триад, которые идут параллельно друг другу. Богатырь на перепутье, где стоит камень с надписью, три вещих птицы, которые поют о верности глубинной сути - заповедям Хозяина - идолу толп, что совпадает с конфигурацией Земли, с тремя слоями психики по Фрейду, парадоксально - с тремя законами роботехники (ведь человек - бог для робота). Напрашивающийся вывод о том, что человек - сам по себе небесное тело и даже Вселенная, - не единственный. Ибо множественные связи имеют обыкновение перепутываться, искрить током, как провода. и создавать всё новые, неожиданные ассоциации.
Да, сказать ещё о рифмах. Фирменная марка Скользящего - приблизительные созвучия, что воспринимаются как точные. Длинные строки, укреплённые внутренней рифмовкой и оттого звучащие молотом по наковальне. Хорошо весьма.
Замечательные образы. Три сестры - три характера - три весенних месяца. всё включено и вплетено: и мартовские кошачьи концерты, и апрельские сосульки, и чистые краски... А вот финал неудовлетворительный в смысле и рифм, и образов. Потому что Майская Дева - отчасти лентяйка? Так пусть у мэйпола попляшет, а то ещё на метлу ее посадить в самый стык двух месяцев.. А майские ливни и грозы? А колдовство? (Труженица, победительница зимы, окончательно,Что же еще ей осталось сделать? Сестры уже, чем смогли, тем и помогли,Она же поет, открывая в лето двери).
Вскрыть крышку - словно взрезать небо. Открыть окно - что жилы отворить. Всё проходит на земле - и одни звёзды остаются над нею. Так и живём. Изящные параллели в первой и третьей части триптиха, дождь как символ быстротечности и в то же время слияния двух мирков: килек в консервной банке и влюблённых под крышей дома. Отличное стихотворение. И все же... Как Ницше восклицал - "человеческое, слишком человеческое", так и мне хочется воскликнуть: "Уж слишком это по-женски!"
Тоже чисто женское изящество. Триада очень цельная. Образы, то лаконичные и меткие, то расплывающиеся на всю строфу или даже одно из стихотворений. Три лика смертной женщины на фоне бессмертной весны - почти Климт, как я люблю говорить. Бестолковое дитя и первые потери, пугливая женщина на пороге обретения и встречи - печальная старуха на пороге расставания с любовью. Может быть, не такая уж старуха - У них в так называемый эсхатологический возраст все же умудрённость и кротость куда большие. И все равно - грусть вызванная стихотворением, светла.
Три колдовских женщины - три вечных бытовых заповеди - и гротеск, который всё покрывает со страшной силой. Слияния стихий не увидела (ну, хорошие стихи), но про трехголового фронтовичка запомню навеки. Кажется, это войдет в мировой фольклор.
Точки зрения мужчины на три грани тяжкой женской доли. Извечная война полов. Займусь-ка всевобучем.
Первая грань: девочка-террористка бросает ядро - миниатюрный земной шар в виде гранаты-лимонки. Возможно, это самое глобальное стихотворение из трёх: задумался ли ты, читатель, что на нас держится мир (а не на каких-то там Атлантах, которые годятся как временная подстав(к)а под взрыв Вселенной? Любопытно, что сила этой части такова, что отсутствие рифм даже не замечаешь: небрежно брошенные созвучия.
Вторая грань: женщина-домохозяйка с привычно злыми глазами крутит кофемолку, мелет и сыплет в чашку яд тупой постылой своей жизни. Три образа ее жизни в одном: шарманка - тупое повторение, арифмометр (те же движения) - больше вычитание и деление, чем сложение и умножение, мельница - та, самая, Господня, которая мелет редко, да метко. Ну, и что вам будет угодно в придачу. Кто отравится этим помолом - неизвестно, но, думаю, не собачка, в уста которой вложено резюме к жизни обеих дам: очень любят, но на шёлковой привязи все же держат. И обе не более чем живые игрушки.
Третья грань - самая лапидарно изложенная. Разрушительный женский пафос обращается вовнутрь, на саму женщину. Грань в буквальном смысле: острие ножа, лезвие бритвы, двойной скол стекла так и ощущаются. (Да: изменять мужу с его братом - не заурядный акт прелюбодеяния. Брат в рамках философской поэзии часто мыслится как двойник-антагонист, то есть это поиск лучшего в своем супруге.) Замечательно ещё: не чувство разлагать на атомы, а атом на чувства!
Вот и не запрягала бы в свои критические сани эту взмыленную от поэтических потуг тройку Веры, Надежды и проч., на которой добрая треть конкурса проехалась. Да уж больно хорошо сделано и в смысле ритма (это с цезурой, но она не очень внятно выглядит графически), да и образы какие роскошные! Слегка ходульно в самой первой строке, но потом разгуливается.
Богато. Действо (не действие) первое. Ведьма Маргарита, начитавшись журнального, "новомирского" Булгакова, виртуально поджигает Москву - Третий Рим - вторым Нероном. Второе действо: для шестидесятников вроде поздно, для девяностых слишком рано (или нет?) курить на кухне с Воландом и ангелом-искусителем...(Над книжным изданием Булгакова в коричневой обложке.) Действо третье: смотрите, мы уже за рубежом и медитируем над образами Иуды и Пилата. Они вроде как еще не родились - так "спи крепко, мой палачонок!" (это Гейне, слова Карла Первого Английского.)Я шучу, вскрывая горький смысл - но ведь и в самом деле это моя эпоха. Хотя для меня в ней куда меньше было горечи.
Нашей милой Татьяне, которая решилась-таки ворожить, в очередной раз чудятся привидения в зеркале, перед коим горит свеча, и влюблённые в живого покойницы... Первая кротка: приходит к возлюбленному зелёной ящеркой. Вторая желает украсть его у живых (это стихотворение я давно знаю и даже написала его мужской вариант). Третья безропотно тает, льётся (какие чудесные аллитерации с -Л!) От Снегурочки не остаётся даже души, чтобы завладеть другой душой, даже тех крупиц земной плоти, которые могли бы превратиться в существо - предположительно медиатора - между мертвым и живым. Она вся стала зыбкой ундиной...
Вот так, кажется, можно связать эти три лица одной женщины.
Все бы замечательно, стихи - само совершенство, все извивы манерной и утончённой любви здесь отражены - только очень бы хотелось от автора нового. Нарисуйте на мне мину разочарования!
Название осталось дикой тайной. Комса моего прежде-детства? А, как говорит автор, команда, изображённая не фонетически, а графически. Плюс - команда в коме, как и те, наверное, кто (по)читает этого автора.
Но сами стихи - ей-же ей, близки к чему-то такому гениальному. Их невозможно анализировать, чтобы не разбить эффект. Смысл? Вот, в первом приближении. Все заюзано нашими эмоциями - поэту нужна новая палитра. Но если вечным реалиям и вечным истинам ничего не сделалось оттого, что их описали и внесли в реестр художественных приёмов и средств, заплевали нувориши - плюхни кисть, перо и ж... прямо в них - и не обращай внимания на пинки и оплеухи жизни.
Средняя часть "просела", не одна я это замечаю. Зато итог - насчет правды, которую отыщет лишь тот, кто к ней не стремится, - при своей кажущейся ходульности почти суфийский. Суфии ведь дурачками прикидывались, а были ой как мудры.
Не знаю, как и подступиться. По форме - вряд ли стихи. Привычные стихи, во всяком случае. Корявые, шершавые, неукладистые. Содержание буквально рвёт форму на клочья. А уж какие женские характеры! Три типа непокорных - и все богини. Читаю и не могу оторвать глаза.
Ну вот что можно прибавить ко всеобщим похвалам? Образы богатейшие, рифмы нестандартные, философия раздумчивая. Только то, что пиши я на ту же тему - постаралась бы затратить вдвое меньше слов? Ибо, по моим представлениям, поэзия в информационном смысле на порядок ёмче прозы. Во всяком случае, это требуется от поэзии сейчас. (Да простят меня музы, мне и "Оду греческой вазе" Китса читать было чуть напряжно, а это ведь классика.)
Основное впечатление - не моя ментальность. Словно я с другого обитаемого острова. Детство я помню как бальзам на все раны - а оно у меня проходило под ласковым игом родителей и брезгливой неприязнью в школе. Старость у меня сейчас - как открылось второе дыхание, до дряхлости, собственно, далеко, но из телесной немощи можно извлечь так много восторга - вы не представляете! И, как говорит один герой, "плевал я на эту вашу смерть". Вот взрослость - самое паскудное время. Добивайся чего-то там (хорошей работы, ученой степени, брака, детей), рвись вон из кожи... Впрочем, вот это очень мне созвучно: "Когда уже обиды мнимы, причины смыты, жизнь права, Когда над вымыслом пустыни приподымаются слова". Но снова: у меня было не совсем так. Оттого могу оценить красоту стихов лишь разумом.
Весьма полезно перечитать конкурсный массив и вдуматься ещё раз. Вот и здесь. И тема-то, на которой я поставила крест имени их общей матери Софии - это же вечное, прямо сами на кончик пера подскакивает. И длинно до невозможности: про любовь - триптих в триптихе. Но ведь красиво, дерзко, неожиданно - и всё на нерве. Знаете, что отношение к Богу человека, прошедшего через состояние бумажного, молочной чистоты листа - пластиковой безнадёжности - чёрной обугленной смерти - именно вот такое? К Нему, а не к женщине? Это очень хорошо знали суфии: нет, они не мазохисты, просто понимали, что на человеке от века наросла грубая кожура, которую необходимо содрать с мясом. И Путь, и обрыв, и пепелище - насыщенные философские образы.
Как мне нравятся афоризмы! Живое доказательство, что плотность поэтической материи куда больше, чем прозаической. Множество легко прочитываемых аллюзий: с литературными персонажами (что вместе с некоторой заезженностью скакунов придает стихотворениям оттенок постмодерна), с культовым кино и песней, с Сент-Эксом времён до издания в России "Цитадели", с бессмертной триадой Вера-Надежда-Любовь. Всё, что мы любили в советское время.
О. Любовь, что тянет в сторону ванили? Свежо. Забавно. Двусмысленно. Это если прочитать у Линор Горалик про психа Арчи. (Ну, если не знаете: ваниль - легкое порно. С иронически-печальным смыслом этих стихов вполне сочетается.)
Ирина настолько уверена в своём мастерстве, что - единственная! - описала изначально заданную картинку. Философская лирика - то, что во мне найдёт куда более любящего и пристального читателя, чем любовная. Вселенная как кишение, кипение, круговорот немеркнущей жизни - и планета Земля, от которой веет косностью. Вера. Мир с точки зрения самой Земли - смертельно усталой, но по-прежнему стойкой и верящей в будущее своих детей. Любовь. Мир гибнущего человечества, надлом, печаль - и надежда, что гибнет последней. Память, торжественный аккорд катарсиса.
По форме - отлично. Внутренние рифмы рокочут, удваивают стих, организовывают, создают иные связи.
Но вот, простите, финал не дотянут. Много слабее прочего.
Люди уходят. По выцветшей смальте новый узор проступает, дрожа...
Звезды, земля - не забывайте! В вечность несите сердец наших жар!
Чемпион изысканной краткости. Как я понимаю - хокку, набросанные кистью вдумчивого читателя. Прямой пропаганды алкоголизма и курения не наличествует, ибо ром остаётся во фляге (не думаю, что на языке этот горлодёр был бы так нежен), а сигарету лишь мнут в предвкушении затяжки. А ещё потому, что единственное, способное развеять осенние тучи, - это сияние книги.
Если кому угодно, можно приспособить к образам мистико-религиозные смыслы: опиум для народа, суфийское вино просветления, Логос. А можно и так оставить...
Вот, клянусь своим давно просроченным девством, не хотела я пародировать! Это все равно, что ребенка бить, правда-правда. Пробовала только чуточку подточить стих, помолясь Артюру Рембо, Федору Тютчеву и Козьме Пруткову. А эвон что вышло...
Ложь
Боюсь страданий и молчу
Печалью серых дней.
Скажу себе: "Икру мечу -
Метаю путь к мечте".
Метаю ниток суровьём
И жду суровый взгляд.
Иного шва мы все не ждём,
Держа иголку взад.
Моя ведь лжа не очень ржа
И жизни не изъест.
А правда - эта без ножа
На мне поставит крест.
Правда
Нет привета лучше цвету,
Коль оглобля зацветёт.
Лучше нет минуты этой,
Когда в голову придёт:
Одинок ты, что лесина
В плодоягодном бору.
Я ж, такая сиротина,
Тут без выгоды помру.
Нет конца Вселенной нашей,
А у милого он есть.
Нет его, скотины, краше,
Для меня он будет в честь.
Одиночество
Ах, тёмных вод безносый командир
Меня пиратским флагом наградил.
Весёлый Роджер - баловень невест -
Повис на рее и кладёт на всё окрест.
И айсберги он кроет, и бураны,
Распутья тел, затменьев океаны.
Кораблик мой не зол - он только пьян,
Как тот, Рембо отпущенный в туман.
Открыта бездна, звёзд полна до кучи:
Козьма Петрович, нам спляши качучу!
Убожество - не грех, но явный недочёт
Судьбы, силком запущенной вперёд.
Луна, звезда моя, под сводом небосвода
Себя ты в своднях числишь от природы...
Ну вот. Коли напал на меня пародийный стих, так уж не отпустит подобру-поздорову - и никакой угомон его не берёт. И начинаю, как и объясняла Нечаянному Олегу, доказывать на своём примере, что иронически перепевать хорошие поэзы, которые нравятся, тоже вполне возможно. (А он отвечает - у вас не пародия, ибо не сатира, только ирония.) Ну вот что поделаешь - такой у меня склад ума: не слишком романтический, язвительный и убойно скептический. Ничего святого за душой. Ну, и я уже говорила о своём легкомысленном отношении к любви. Стоило бы добавить, что примерно так же несерьёзно - и к смерти: типа - хороша она или плоха, а никуда от неё не денешься, так чего ж особо рефлектировать - жить надо.
Что же до обследуемого триптиха - хорош весьма. Тут народу нравятся и цепляют больше то первая и третья, то средняя части - я вам скажу так. Лучше всего для меня начало: верлибр первого дня творения, "твой огонь греет, твоя вода лечит, твои травы пахнут свободой, твои звёзды манят домой". Человек впервые раскрывает себя навстречу вселенной - да он и есть вся планета в совокупности, Земля рождается по мере того, как он осознаёт. Не так, скажете? Но ведь ребёнок приходит с иных звёзд, да и после тех потрясений, что выворачивают наизнанку, мир вновь предстаёт таким - новым, не(по)винным... Вторая часть при всей драматической игре показалась мне сшитой из клочков непроявленной реальности. Да, именно она подвигла меня на отклик, но произошло это отнюдь не из-за (не)совершенства формы, а оттого, что не совпали наши с автором концепты. (Хотя фокальной и фатальной героине тогда было 18 лет?) Но вот в конце второй части началась, в третьей части развилась изящная словесная игра, подобная той, что в заголовке вещи Gregberk`а, и сразу проявила многие смыслы. (Еще бы описать эти смыслы словами - но такое противопоказано поэзии: если её можно передать прозой - зачем она?)
В общем, уж лучше я всем песенку спою. О крови, смерти, рождении и, натурально, любви.
Вампир и девушкаАх, губы твои холодны, моя верная смерть, И мраморны щёки. Как смеешь в глаза мне прямо и дерзко смотреть - Такой одинокий?Пусть кровь моя в хладные жилы твои протечёт - Едина в обоих!Ведь алчность твоя мне окажет сугубый почёт: Как рухнувшей Трое. Мой пламенный рот и пониже двойные уста Целуешь, пронзаешь - Что талый снег твой секрет, но тайна женских лядвей -Бесценная залежь. Ты в освящённую плоть заводишь ясный кинжал Иного творенья - И каплет из вены, и рвёт из артерий, как шквал, Из клюквы варенье.С лимоном луны мы заварим пу-эр земляной - Дух рыбы и лона -И сникнет в бессилье на пол рядом с юной женой Вампир уloveлённый!
Стихи если не самые искусные по формальным признакам и не самые "задушевные", то, безусловно, наиболее интересные в определённом роде. Во-первых, по форме это так называемый раёшник - стихи, которыми в старину сопровождали кукольный спектакль или картинки "волшебного фонаря". Во-вторых, такая свободная, мало связанная форма (неравностопность, относительно простые рифмы) позволяет автору высвободить богатейшие ассоциации и направить свой "поток сознания". И тогда оказывается, что это путешествие по метафорическим книжным странам, которое логически приводит к первоисточнику бытия - раю для графоманов. Каков постмодерн!
Пока хочу сказать одно: это тёмная поэзия в хорошем смысле слова. Именно потому и цепляет. Сквозит в ней нечто космически-будоражащее, упрямо-религиозное, отчего хочется не анализировать прозой, а сочинить нечто в том же духе в ответ.
Ну вот, к примеру:
Ночь тысячеглаза, как будто евангельский зверь.
Зерцало по краю обколото древним рубилом,
Направлено к небу - но что ты в нём видишь теперь?
Не звёзды, не месяц, не то, что при цезаре было.
Дуб Вечного Мира Свинцовый Кабан подкопал -
И падают листья на лысину дряхлого бога,
И вывернута наоборот свастика локапал,
Чтоб полынью горючей усыпать нашу дорогу.
Опрокинут в зарю блудницы пурпурный фиал,
Но фиалы на храмах навстречу светят лилово.
Зеркало пламенеющей бронзы ладонью ты взял,
Чтобы воочью увидеть, как тройственно Слово.
Кстати. Сам Константин хотел бы поправить "Дуб Вечного Мира" на "мир вечного дуба", что явно было бы логичнее с точки зрения Вселенной. Но сам Кабан смотрит на дело, как известно, иначе. С точки зрения желудей. А если серьёзно: в роли Мирового Древа вместе с Дубом Заветным выступают ясень Иггдразиль, смоковница, сикомора, дерево Бо и прочие инжирные (их очень много в семействе), а также маслина в Благородном Коране. И каждое древо соедщиняет разные миры. Так что я очень наеюсь, что когда Дуб-Дерево погибнет, все же останется чем держать мироздание.
Татьяна вновь порадовала нас - если не новыми стихами, то новой логикой соединения их в едино-тройственное целое. (Впрочем, достаточно понятной: размышления о смерти - именно то, что более всего приличествует достойному человеку и поэту.)
Великолепные образы. Необычные рифмы. Проникновенность аж до трепета всех нервов. Плавное перетеание осени в лето и затем в весну. В самом деле - самое лиричное изо всех возможных лиричностей и логичное изо всех логичностей на этом конкурсе.
И все же есть у меня настроение самую малость подшутить - ну, во-первых, от такого мастера не убавится, если и подденешь на крючок луны или застегнёшь на шее крабик бус, во-вторых, все три стиха достаточно увенчаны и улаврены. Во-вторых, верно сказала Мари Ермакова: похоже на кому с летальным исходом. В-третьих - вот люблю я, грешница, чтобы все образы одного стихотворения были привязаны к одной картине, а крабик листа в первом стихотворении вызывает во мне ощущение морского дна, песчаного побережья или, на худой конец, мокрой-премокрой осени, а не такой, где дождь замерзает на лету, пошли заморозки на почве и началась хрустальная сушь.
Но вот зато синицы в триптихе стали проходным образом бессмертия и жизни, все прочие наполовину беспризорные смыслы и образы сошлись, как фигурки в головоломке - и весь пессимизм автора полностью себя выказал.
Во льду чубушника ветвь и пламенеет насквозь -
Мороз после оттепели, солнце вслед за капелью, -
Денёк февральский надет как шуба на медный гвоздь
И катится в никуда всемартовской аппарелью.
Протекла темнота по венам короткого дня,
И кривится луна в лохматой ухмылке разбойной:
Без ножа словно режет по выбухшим венам меня,
Исторгая из них мелодию рваную дойны.
Хоть ты и зыбкий тростник, не дай себя обернуть
В одну из волынки тростей и, щёки надув, уныло
Провыть про фосфор, кальций, извёстку и красную ртуть:
Спой синицам пухлым ку-ку - и забей на могилу.
Ах, девушки, ну отчего вы так рефлекторно и рефлексивно печальны? Что тогда делать мне, старой?
