Он лежал на шконке больной, боясь пошевелиться, глубоко вздохнуть. Потому что при каждом вздохе боль в груди усиливалась и растекалась по всему телу - будила, а так хотелось уснуть и успокоиться. Забыть переживания последних дней службы и последних лет жизни: лязги камерных затворов, чеканные шаги солдат по коридорам ко-лонии, злые голоса командиров и досматривающих. Шмоны, мятежи, поломанные клетки, кровь на тюремном плацу и напряжённые отношения с товарищами по казарме.
Служить во внутренних войсках он не хотел. Его взяли туда за зычный голос и огромный рост. Деревенский увалень показался удачным для той миссии, которая ему предназначалась. И действительно, первые полгода он добросовестно осваивал строевые приёмы, удары штыком и прикладом, технику борьбы самбо. Здоровые гены его предков не подвели, и казалось, что вырос надёжный защитник Родины. На занятиях он легко забарывал партнёров, и даже матёрому инструктору пришлось однажды покориться настойчивой воле ученика. Но на службе вдруг смяк и растаял, ни разу никого не ударил, не одёрнул, не проявил смекалки во время досмотров. Пугливо как-то шлёпал по карманам осужденных, что всякий, кто это видел, недоумевал:
- А что вообще такой может найти?
- Нет у меня никого, солдат, - пожаловался ему один пожилой заключённый. - Восемнадцать лет по лагерям, да по тюрьмам. Третья судимость. Мать вот последний раз приезжала, повидаться. Упала на дороге, когда искала зону, расшиблась, а через месяц соседи написали, что умерла.
Он вспомнил свою мать, измученную тяжелым крестьянским трудом и её просьбу не обижать слабых; радо-стные глаза, что сын большой вырос - в армию вот пошёл, и сник - стал стыдиться своего предназначения.
Руководство скоро заметило его бездеятельность, и, опасаясь негативного влияния на остальных сослужив-цев, отправило караулить дальние склады вне зоны, где и отмотал человек оставшийся срок своей службы.
Долгими зимними вечерами, когда суеты становилось меньше, и старшие уходили домой, освоил солдат од-но нехитрое ремесло - вышивку крестиком. Покупал на всё своё денежное довольствие в бедном солдатском мага-зине нитки, не весть как там оказавшиеся, и появились на свет Царевна-Лягушка, Кашей Бессмертный, Кот в Сапо-гах и другие персонажи известных сказок. Готовые полотна ныкались на чердаке, тщательно завёрнутые в поли-этиленовые пакеты, чтобы, не дай бог, не украли в его отсутствие; хотел увезти домой и подарить близким. Поти-хоньку да полегоньку, а накопилось десятка два ковриков, и радовался глаз, когда время от времени он расправлял их и гладил.
А на зоне, что не бунт, то смена руководства. Новая метла по-новому метёт, и, однажды, в смутную пору, когда уже первые партии дембелей уехали на станцию и явно не хватало людей для наведения порядка, нашего героя застукал проверяющий за иглой во время дежурства.
- Волю почувствовал, собака! Два года прошланговал за спинами товарищей!
Все его поделки на чердаке нашли и отнесли в спецчасть. Нешуточный это был шмон - предновогодний. Ис-кали самогонку, оружие, ширпотреб - что не положено ни зэку, ни солдату. Попробовал он, было, оправдаться, явился сам с челобитной к начальнику штаба, но получил семь суток ареста.
- Посидишь напоследок, - сказал в назидание ему командир, и двухлетнее творчество кануло в секретных аналах зоны. Кроме одного полотна - свою лучшую работу художник берёг особо.
Его переодели в грязную и заношенную шинель, специально для таких случаев предназначенную, дали мы-ло, полотенце, и четыре часа спустя наш герой оказался в камере.
Братва, как известно, не любит 'козлов', но в первый вечер он отбился. Встал спиною к стене, ударил одно-го, другого, и отвалили забияки. Но традиции в неволе суровые, хороший мент - мёртвый мент, и на следующий день первый удар был нанесён сзади. Его сбили с ног и очень долго топтали, строгий порядок восторжествовал - проучили 'красного'.
А через две недели всех арестантов амнистировали по причине праздника.
- Приближается Новый год, и командование гауптвахты желает вам служить по уставу и никогда не возвра-щаться к нам. Родине нужны дисциплинированные солдаты, честно выполняющие свой воинский долг!
Пьяные прапора ещё до обеда забрали своих подопечных. А он с отбитыми боками глядел в потолок, стонал и ждал своей очереди.
- Не идут за тобой, солдат, - вошёл разводящий. - Забыли. Дежурный по гарнизону через час выезжает к Вам с проверкой, он и отвезёт.
Ближе к вечеру патрульная машина вернула его старшине. Тот выдал дембелю положенное белье, мундир, никогда не глаженный, тесные для великана ботинки и извинился:
- Шинели и шапки нет. Поедешь в этой. Я дам тебе щетку. Поскребёшь сукно, почистишь и сойдешь за же-ниха, - и немного помолчав, добавил оправдываясь: - Опоздал. Сам понимаешь.
Старым тупым лезвием срубил вчерашний арестант на лице щетину, вытер выступившую на подбородке кровь, постирал в снегу шинель, подпоясался и пошёл домой.
Автобус со служащими довез его до станции, но при посадке всё же не обошлось без недоразумения. Одна сварливая женщина из тех, что болезненно переживают за свой внешний вид и при всяком удобном случае смот-рятся в стекло, очень не хотела, чтобы он ехал с ними:
- Эта грязная образина испоганит мне шубу. Вы поглядите, во что он одет?!
Но народ потеснился, инцидент был исчерпан, а Новый год близок. С шутками и с прибаутками люди спе-шили домой после рабочей смены.
= 2 =
Поезд ожидался после полуночи. В центре шахтерского поселка, где проездом оказался наш герой, горела огромная елка. Ликовали люди. Играла музыка, и стреляли хлопушки.
Погода в те дни была теплой, что ни снегопад, то под ногами жидкая каша, и, если есть трещина в ботинке, то тянет носок холодную воду и становится зябко. Но ближе к ночи, случается, окрепнет мороз и уже не только ноги, но и уши беспокоят укусы зимы. Ветра, однако, не было. Пушистый снегопад открывал новогоднюю сказку.
Словно неприкаянный наш герой скрылся во дворе школы, прилегающей к праздничной площади. Старый покоробленный клён, в который поселковая детвора втыкала ножи, на котором подтягивались и вешали качели, лежал на каменном заборе, и не поднималась ни у кого рука его спилить, потому что он всё ещё служил детям; и, вытянув гудевшие ноги, солдат присел на одну из нижних ветвей могучего калеки. Он развернул своё последнее полотно. Мерцающий свет праздника тронул рисунок - двенадцать месяцев стояли у костра, и маленькая падчери-ца ждала новогоднего чуда.
- Уступи мне на час своё место, братец Январь, - и, вспоминая любимую сказку, задремал солдат в тот далё-кий вечер.
Очнулся он скоро и странно. В радостном шуме, царившем в поселке, ему послышался детский всхлип.
- Приснилось, должно быть?! - но сон улетучился, и рядом действительно кто-то плакал.
Полоса света из большого окна рассекала школьный дворик напополам. На самом видном его месте стояла девочка, лет восьми. Она шмыгала носом и стучала зубами. Хотела, чтобы увидели её из зала и открыли входную дверь. А за окном смеялись, бойкий мяч, взлетая, отбрасывал беглые тени на улицу, и от этого чувство одиночест-ва, брошенного всеми в ночи ребёнка, казалось отчаянно глубоким. Девочка дважды подходила к окошку и, встав на цыпочки, старалась дотянуться до него и заглянуть во внутрь помещения, но у неё ничего не получилось. Тогда она робко стучала по стеклу пальчиками и спешила назад, на прежнее место, на свет, отбрасываемый помещением. Но никто не выглядывал наружу, и малышка вытирала щёки рукавичкой. Удивило солдата то, что не было у неё головного убора, всклоченные волосы, показались ему седыми. Девочка смахивала с головы падающий снег и не решалась уйти.
С минуту наш герой наблюдал всё это, недоумевая, что могло привести её, простоволосую, сюда в столь поздний час, и в чем горе её - глубокое и искреннее.
- Тебе холодно? - остановился он рядом.
Она подняла заплаканное лицо, и в отчаявшихся глазах на мгновение мелькнул лучик надежды. Потом ис-чез, и снова детский плач нарушил праздник. Не капризный это был плач, а безнадежный - так плачут только дети и старики от бессилия и при тяжелых утратах.
- Шапочки нет, - прошептала она.
- Возьми мою, - с готовностью предложил он, и, разгладив ей на голове волосы, одел ушанку.
Утонув в ней, девочка успокоилась, повторно размазала слёзы по лицу и ждала, что будет дальше.
- Пойдём домой?
Она отрицательно замотала головой и посмотрела на дверь.
- Но что там?
- Спортзал.
- И ты хочешь туда попасть?
- Да, - и слёзы снова потекли по щекам, - Там моя шапочка. Папа прибьет, если узнает, что я её забыла.
- Кто тебе это сказал?
- Мама. Иди в милицию, куда хочешь, но без шапочки не возвращайся.
- И тебя не пускают в спортзал?
- Конечно. Я её искала днём, но взрослые мальчишки меня прогнали.
- Их уже, наверное, нет?
- Занимаются.
- В школе должен быть сторож, - подумал солдат.
И они пошли в обход здания, стучась во все окна и двери.
- Я была в милиции, - щебетала девочка, - но дяденька лейтенант объяснил мне, чтобы я пришла с родителя-ми. Чтобы они написали и 'залегистлировали' пропажу.
- Административная страна, - подумал он, - замкнутый круг, иди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. И ходят сердешные в поисках правды и справок, покуда их ноги носят, но тщетно.
- А я боюсь. Когда я потеряла библиотечную книжку, мама сказала мне, что я разиня и поставила в угол. Втридорога она заплатила за нее, а мне запретила ходить в библиотеку.
- Вы нас извините, - неуверенно начал солдат, - но мы ищем шапочку.
- Синюю с белой полоской, из шерсти. Я её забыла после физкультуры на лавочке.
- Там занимаются ребята и у них вход со двора.
- Мы были там, но никто не открыл, - просящий растерянно улыбнулся.
Коридорами они вышли в спортзал. Услышав строгий голос хозяйки, дверь отворили и пустили их в поме-щение.
Подростки духарились на кожаных матах, стараясь намять друг другу бока и надавать затрещин. Вошедших встретили они радостным смехом.
- Нашла-таки мусора, малява!
- Поцарапанный! С помойки. Бывший в употреблении.
Девочка захлопала ресницами и спряталась солдату за спину, лицом в шинель.
Оскорбление задело его самолюбие. Кровь закипела, ударила в голову. В бешенном темпе плясала височная арте-рия. Передернулись брови, и на лбу у него от напряжения появились морщины. В зеркале, перед которым спорт-смены качают свои мышцы, солдат вдруг увидел себя - сутулого лоха, одетого не то чтобы не по росту, а не к лицу. Не из тех, кого форма красит, был наш герой - да и форма ему досталась не лучшая.
- Ты как себя ведёшь, бесстыдник! - начала было дежурная, обращаясь к подростку, сказавшему эти обид-ные слова, - Огрею вот тряпкой и выгоню вон.
- Не кипятись, мать, - и, сдерживаясь с трудом, явно что-то припоминая, солдат приступил к работе:
- Личные вещи приготовить к досмотру.
- Что за базар, начальник? Ты думаешь мы ее не знаем. Всем уже надоела она со своею шапкой. Ноет целый день и под лавки заглядывает. Мешает занятиям. Нет её здесь, - огрызнулись борцы.
Он пошёл по залу, переворачивая скамейки и маты и скидывая осмотренные тряпки в центр помещения. Са-моуверенный тренер хотел было одернуть его, остановить, поставить на свое место, дать понять, что хозяин в этом зале не он, замахнулся, чтобы ударить поганого мента, но попал в пустоту. Всего лишь одно короткое движение сделал солдат, и бьющая рука повисла, а хохот в последний раз конвульсивно ударился о стены, отразился эхом, перекатился под потолком и заглох. Перепуганная девочка молчала. Скулил уже поверженный атлет.
В этом зале был представитель власти, и, краснея за неё, осознавая всё её предательство и бездеятельность, - решил солдат, что не уйдет сегодня отсюда, пока не заглянет в каждую щель и в каждую сумку.
Пиво в душевой нашлось довольно-таки быстро, одна из бутылок разбилась, и кислый его запах всё ещё ни-как не выветривался из помещения. Была тут и водочка - недопитую бутылку он вышвырнул в ведро, осмотрел все полки в шкафах - безрезультатно. Взявшись рукою за полуоткрытую дверцу ящика, и встав ногами на скамейку, солдат сосредоточенно оглядел верхнюю часть раздевалки. Мусор, конфетные обёртки, пачки из-под сигарет. Ог-ромный слой пыли на шкафах. Спускаясь, он задел её рукавом и поперхнулся, зажмурившись. Смахивая слезы, отметил солдат про себя, что правее, почти за спиною ещё кто-то оставил подобный след.
В моечной было чисто. За батареями пусто, и нужно было уходить, как странная догадка заставила его вер-нуться назад в раздевалку, чтобы ещё раз осмотреть верха. Солдат убедился, что следы от пыли имели одну и ту же природу, что действительно, кто-то ещё сегодня поднимался на шкаф - на тот самый, в котором была им найдена водка. Под самым потолком в помещении громоздились вентиляционные короба. Незакреплённая решетка на од-ном из них покосилась, и можно было просунуть руку во внутрь. Что он и сделал. В проеме вентиляционной сис-темы лежала шапочка - скомканная и грязная.
Дознаваться, кто её использовал вместо тряпки, кто украл её и вытер ею пиво, не было смысла. Солдат вы-тряхнул из шапочки осколки разбитой посуды в мусорный ящик и попросил у технички мыло.
- Я сейчас сполосну, - встрепенулась хозяйка.
= 3 =
Щекотливый и ласковый снег освежил и успокоил героев. Морозец коснулся её щёк, и высохли детские сле-зы. Впервые за вечер она улыбнулась. Страхи как будто прошли, и хотелось праздника. Девочка с любопытством глядела, как отряхивал солдат припорошенное полотно.
- Такая большая поляна и так много тюльпанов. - удивилась она. - Я так не умею. Ты это все сделал сам?
Сотканная сказка пленила ребенка.
- Она не из богатой семьи, где всё можно купить, у неё мало игрушек и строгие родители.
- Ты настоящий художник. А у меня отбирают краски, когда я пачкаю руки, а если я руки не пачкаю, то у меня и не рисуется, - пожаловалась она.
- У меня тоже отбирали краски и пластилин, и даже картины, - и, подумав, солдат добавил: - Возьми на па-мять.
Перепуганные родители нашли, наконец, свою дочь. В шапке ушанке и в странном сопровождении, она рас-терянно протягивала пропажу - не успевшую ещё высохнуть после стирки шапочку, но папа совсем не оказался свирепым, а скорее наоборот, и матушка смахнула слезу, когда поняла, что пережил её ребенок в этот предпразд-ничный вечер. Её любили всегда, и дай нам бог, чтобы до самой смерти, чьё-то доброе сердце стучало рядом.
= 4 =
Гнутые из толстослойной фанеры скамейки до сих пор встречаются на самых дальних станциях России, и застрявшие в пути пассажиры коротают в них время в ожидании поезда.
В час, когда, наконец, отступает боль, и после долгих и мучительных движений, удаётся найти ту единст-венную, удобную позу, позволяющую уснуть - нечистая сила несёт свою службу. Комендантский патруль вышел на охоту и лениво двигался по вокзалу. Остановившись рядом, они критически оглядели героя.
- Ты искал значки, сержант. Посмотри - строевой?!
- Мабута, мать его: - чмо! Даже погоны чёрные не пришил.
- В поезде сменит, как пить дать. Обобрать бы надо.
- Нет у него ничего, - и сильные мира сего, плюнув в сторону спящего, не стали проверять документы.
А спустя много лет наша героиня, перебирая старые вещи в комоде, нашла чудесную вышивку. Она вспом-нила тот далёкий и грустный вечер и рассказала эту историю мне, а я изложил её на бумаге, потому что однажды её уже была забыли.
Административная держава с тех пор не стала более расторопной и справедливой, даже наоборот, всякое плутовство сегодня имеет законную силу, и 'оборотни' - охотники за чужими деньгами и славой, как и прежде, гасят очаги доброты и великодушия, разжигают вражду и войны...
Мои рубежи - эти строки...
22 января 2004 года.
И год спустя поправлено чуть-чуть 22 января 2005 года