Есть в каждом городе место, где был заложен первый камень, срублена первая клеть или сказаны исторические слова, упомянутые выше. И по сей день иной царь или президент нет-нет да и намажет на кирпич раствор, и останется в истории, если не зодчим, то миротворцем наверное. Рукоплещут современники; средства массовой информации наперебой отображают произошедшее. А через много-много лет потомки достают из архива потёртые снимки и оживают геройские лица наших пращуров.
Но случается и обратное. Исторические места перекапывают, следы вчерашних деяний тщательно прячут, журналисты протирают очки - они близоруки, и шёпотом рассказывают очевидцы, стараясь не попадаться на глаза тем, кто думает иначе...
Зима в наших краях суровая. Западный ветер пуржит, и горе тому, кто по злой воле или недоразумению решится в степи двигаться или жить. Уснёт уставший, и только весною найдут собаки оттаявший труп и поднимут вой.
Шесть тысяч человек военных строителей, не годных к строевой службе в далёком уже 1942 году, разбили бивак в оренбургской степи. Дети солнечного Узбекистана не попали на фронт. С хроническими заболеваниями хромые и полузрячие калеки начинали строить металлургический комбинат: укладывали рельсы, срезали горы, готовили полигон для строительно-монтажных работ. Русский язык им был не знаком, тёплые вещи достались не многим, продовольствие не везли... Окрёстные села пустовали - война парализовала хозяйство. Завьюжило, и стройка встала...
А весною Сталин поинтересовался, как идёт в степи строительство нового оборонного предприятия, легированные марганцем стали становятся вязкими к снарядам врага. И помчались его 'подмогалы' искать гарнизон, пропавший без вести в глубоком тылу. Шесть тысяч законопослушных граждан - солдат Отчизны были преданы 'отцами', они вымерли на посту в ту далёкую зиму.
На костях он стоит - Новотроицк, а ночами, когда перекатываются снега и становиться особенно зябко, вы только прислушайтесь к ветру, как истошно рыдает природа - это души мёртвых поют. Они упрекают сильных мира сего в измене и немилосердии.
Весенняя слякоть нарушила все планы производства работ. Не спали вербованные на строительство города, переселенцы. Неземные ужасы тупили их волю, и парализованные от страха люди ругались матерно и пили шадым... Чтобы их как-то отвлечь от ночных кошмаров, места захоронения усопших обнесли колючей проволокой - отныне военнопленные немцы поддержали многоголосый хор. Ветра дорывали мундиры невольников, озноб колотил и вколачивал их с головою в грунтовые воды России.
- Это стонут враги, - утешали политики.
И успокаивались строители... И гордились страной, победившей фашизм.
Седой учитель в бурсе ведёт урок:
- Война унесла миллионы жизней. С кем была война, осужденный Корзинкин?
- С немцами? - неуверенно вопрошает ученик.
- Да, с немцами! - утверждает историк. - А кто был главным у наших, у русских?..
- Может быть, Жуков? - припоминает чела.
- Есть такой военноначальник, - утверждает учитель, - А кто же в таком случае был Сталин?
- Сталин? - задумывается ученик и отвечает ему: - Сталин был президентом России.
- А Гитлер был президентом Германии? - весело смеётся гуру.
- Не знаю, учитель.
Пленные немцы вымирали дольше. Их били прикладами, травили собаками, кидали в них камни и хоронили на пустыре. Металлические прутья со свастикой долго ржавели под русским небом. Бурьян обволакивал могилы, и ни в радуницу, ни в троицу никто не поминал усопших. Только непослушная детвора изредка навещала это место, нефальсифицированная история страшила, и, покидая немецкие могилки, каждый взрослел и задумывался о войне и о расплате... О жизни в неволе...
Спустя тридцать лет эту часть кладбища по решению городских властей перемололи тракторами. Беспокойные вороны кричали миру о страшной неправде. Чёрное облако распушилось над степью, и долго оседал птичий пух на репейники и на полынь... На расколотую зноем землю... Когда последний солдатский крест ушёл на переплавку, стоны мёртвых опять стали пугать население города и сеять сомнение в души живущих. К Админу Творцу долетали они, но прощал Господь Бог палачей и оставлял без движения жалобы павших...
А за колючую проволоку, чтобы не было пусто, собрали душегубов, воров и мошенников. Всю тяжёлую и грязную работу отныне выполняли они. Собачий лай и крики командиров убили нервы памяти. Затянулись траншеи, поседели курганы, поросли ковылём. Канули в лету упрямые факты.
Фашисты пытали скелет. Он прозрел и сознался во всех грехах, он оговорил друзей и близких. Но спустя много лет его всё-таки простили и клонировали. И живёт сегодня образцово-выращенная душа в цивилизованном мире, не зная мук.
Но иное у нас - кричащие кости охрипли, сорвали голос. Мятеж захороненных масс был подавлен. Однако случается: 'вскипишится' зона, и летят под ноги палачам отрубленные пальцы, битое стекло со звоном рассыпается по асфальту, трещат металлические засовы. В конвульсиях сворачиваются больные, и кровью пенятся губы упавших. Внуки Железного Феликса бьют людей руками и ногами, да так размашисто, что папаха иной раз летит у них с головы и катится по плацу... Таковы традиции русской охранки, и нет слаще чувства, чем 'чувство выполненного долга' перед страной.
= ШНЯГА ВТОРАЯ =
ОТРИЦАЛОВО ВОЛК
'Отрицалово - отрицательно настроенные осужденные, которые с точки зрения администрации ИУ мешают её работе, отрицательно влияют на других осужденных. В отрицалово попадают не только блатные, но и все неугодные администрации (например, те, кто обращается с жалобами на администрацию, отказывается выполнять 'левую' работу на сотрудников и т.п.)'
Однажды ночью в город приехал зверинец. Запылённые вагончики расположились на самой его окраине с наветренной стороны от жилого массива, чтобы едкий запах кормов и экскрементов не тревожил обоняние горожан. Наглухо завинченные клетки стояли полукругом - загадочные для зрителей. На каждой из них были нарисованы питомцы, живущие внутри: полосатые зебры, жующие траву, олени и барсы. В этой незатейливой рекламе они выглядели сильными, а в действительности: списанные из большого зоопарка, звери влачили несчастное существование. Голод не тётка, выручка не ахти. Рассчитаться бы с рабочими, заправиться и дальше - в путь. Вот и весь доход бродячего артиста. Животные рычали и злились, метались из угла в угол - скрипели клетки.
Солнце к полудню согрело землю. Кружились листья, и дул щекотливый ветерок. Осень стояла ласковая, как лето, она бескорыстно дарила людям последнее тепло, и вездесущие мальчишки, сующие свой нос в каждую щель, словно разведчики, искали брешь в этой Бастилии. Они сверлили гвоздями дырки в стенах зверинца, надеясь бесплатно увидеть животных, и, протирая на коленках штаны, словно разведчики, ползали за карданами, осторожно заглядывая из-под колёс в центр таинственного круга. Дежурные рабочие их ловили, журили немного и выпроваживали вон, пугая метёлками. Озорники же разбегались кто куда, дразнили взрослых и показывали издалека им носы и рожки; а, собравшись вместе, дети, захлёбываясь от восторга, рассказывали друг другу, кто что увидел и что услышал. Как тяжело плюхнулся в клетке медведь или фыркнула в загоне зебра, как пережёвывал траву огромный верблюд и клокотал орлан. Рабочие же возвращались назад: марафетили рисунки, смахивали дорожную пыль со стен и охорашивали лагерь.
Маленькая Таня боялась подойти слишком близко: а вдруг выскочит серый волк и съест её. Она ещё верила в сказки. Да и мама категорически запретила девочке одной приближаться к зверинцу.
- Вот получу деньги, - объяснил ей дедушка Вася, - и мы с тобою обязательно сходим посмотреть на диковинных зверей и птиц. А так, как это делают мальчишки - зайцем, так делать нельзя. Это не честно и опасно.
Поэтому Таня не шалила и стояла послушная у входа в зверинец, заглядывая в глаза рабочим, суетившимся возле клеток.
- Приходи, девочка, в субботу, - сказал ей парень-маляр, - для детей билеты недорогие, почти бесплатные.
Вечером она рассказывала уставшим родителям байки из жизни животных и была паинькой. Правда ночью долго не могла уснуть, но делала вид, что спит, закрывая глазки, когда кто-нибудь из близких подходил послушать, почему она так неровно дышит.
***
В субботу Таня проснулась сама. Она без напоминания умылась и на удивление всем стала молча кушать овсяную кашу. Девочка не любила её - невкусную, но сегодня она хитрила: часто облизывала ложку и даже попросила у мамы добавки:
- Мама, а я хочу ещё! Пожалуйста?!
А вдруг забудут взрослые отвести её в зверинец? И чуда не будет? И сказка уедет... Но молчит ребёнок, и так много успевают сделать родители. Всё отремонтируют и перестирают, перегладят и перештопают, прочитают нотацию о пользе общественного труда и попросят полить цветы на подоконнике. Таня работала безотказно: покормила рыбок в аквариуме, почистила коврик для игрушек и услышала, что она умница.
- Дедушка, а я хочу в зоопарк.
- Так вот, оно, почему ты такая послушная, непоседа. Устал я, однако...
Он уснул и захрапел, а растерянная внучка присела на стульчик, чтобы было удобнее наряжать на улицу свою любимую куклу Надю. Но игра у неё не клеелась, потому что горбатый верблюд из зоопарка сегодня больше волновал её детский ум. Таня спросила у мамы, какой он: домашний или дикий, и услышала в ответ, что он плюётся.
- А что едят верблюды? Сено или овёс?
Но мама отрезала:
- Отстань, - и дала ей большую книжку про собак.
Девочка уже видела собак и захныкала. Очень хотелось увидеть верблюда и полосатую африканскую лошадку, которая была нарисована на афише.
-Зебрёнок, - твердила Таня.
Но мама не слушала дочку. Она осерчала и велела немедленно встать ей в угол или, наконец, замолчать, - и тихий детский плач неожиданно вырос, как буря из ветра. Так и мы отстаивали в детстве свои права на свободу и любознательность. Дедушка на диване пошевелился, вздрогнул и принял решение - идти!..
***
- Рёва-корова! Плакса!
Теперь уже мама готовила 'куклу' в дорогу: наряжала дочурку, шнуровала ей ботинки, проверяла застёжки на курточке, поучала сердито:
- Не вертись, как юла! - и, натягивая на голову девочке вязанную шапочку, нравоучительно добавила: - Уши надует!
- Не надует, - ответила Таня и поторопила её: - быстрее!
- И вырастут у тебя на голове лопухи, как у Чебурашки! - одёрнула её мама.
- Я не Чебурашка. - насупилась дочка. - Я - Красная шапочка.
- Вот и съест тебя Серый Волк в зоопарке, если ты не станешь послушной!.. Беги! - назидательные речи окончились и обрадованная девчонка помчалась вприпрыжку по улице впереди взрослых, ежеминутно оглядываясь назад на деда и торопя его...
***
Зрители облокотились на поручни ограждений. Нейтральная полоса между барьером и клетками предохраняла ротозеев от непредсказуемых выходок животных. Повсюду висели плакаты: 'Вход воспрещён!', 'Опасная зона!', 'Внимание, хищники!'. По окольцованной от посетителей территории зверинца передвигались только рабочие: они кормили зверей костями и мясом, тормошили их длинными палками, убирали за ними загоны и клетки, осторожно выгребая из самых дальних углов грязь и помёт. Выполняли и другие работы: шпаклевали отшелушившиеся места на информационном щите и расклеивали энциклопедические справки о жизни своих питомцев на воле. Каждый зверь имел род, отряд и семейство, географический паспорт и прописку в Красной книге.
- А ты мне купишь такую, когда я научусь читать? А?.. Деда!?
- Это книга для ученых, Таня. В ней собраны и описаны животные, находящиеся под угрозой полного вымирания. Вот эти медведи, например...
Годовалые брат и сестра. Они жили в разных клетках.
- Бурые медведи Миша и Маша, - прочитал дедушка, - Животные хорошо дрессируются и выступают в цирке.
Косолапые артисты стояли на задних лапах в полный рост, и казалось, что тюрьма на колёсах была мала для них. Симпатичному брату, чёрного окраса с белым галстуком на шее, доставалось больше внимания от публики. Его нос был перепачкан шоколадом, а люди всё кидали и кидали ему сладости. Время от времени Миша танцевал - делал круги на задних лапах и раскланивался. Хитрый шельмец - он получал премиальные.
Его рыжая сестрёнка Маша была менее артистичной. Неконкурентоспособной. Ей никак не удавалось сделать и полуоборота в танце, юная медведица спотыкалась на ровном месте и падала на все четыре лапы сразу, удручённо мотая головой. И никто ни разу так и не угостил её сладким. Наконец она отчаялась что-либо заработать на 'сцене' и просто просунула свой нос между прутьями в клетку брата и стала выпрашивать сласти. Скулить по-медвежьи. Но замечательный артист загордился - он не услышал сестрёнку. Миша отвернулся от неё в сторону, важно облизывая свои шоколадные лапы.
- Дедушка, она плачет!
Таня увидела на морде у зверя слёзы. Впечатлительная девочка уже полюбила эту косматую подружку, так неуклюже развлекающую публику.
- Да, Таня, братец жадный попался, не делится, - нравоучительно заметил старик.
Звери, как люди, горюют и злятся. Лучшие наши поступки и чувства блекнут в свете большого таланта. Мы завидуем белой завистью героям, подражаем им и грустим. Но купаются в розах кумиры и из вечности смеются они над нами - неудачниками. Дисгармония духа и одиночество гнетут, и мы вымираем, забытые всеми.
- Ты обещал мне мороженое, деда.
- У тебя ангина - бухикать будешь. Мама выгонит нас из дома лечиться к врачу.
- Я не буду бухикать.
Он заколебался, пересчитывая копейки, а девочка выжидала. Видя его нерешительность, она лукаво заметила:
- Дедушка! Ты учил меня держать своё слово.
- Хитрая ты, Танька.
- А ты не обещай.
Беспокойная егоза - она с мороженым в руках вернулась к медведям и ошарашила взрослых.
- У меня больное горло, - и, расталкивая маленькими ручонками могучие бёдра соседей, девочка протиснулась к барьеру и, хитро оглядываясь вокруг, закончила свою неожиданную мысль: - а у неё - здоровое! - и решительно нырнула в запретную зону.
- Я покормлю её и поглажу!
Таня спешила навстречу обделённому зверю, протягивая ему эскимо и сердце. Перепуганный старик бросился за нею вслед, но девочка укусила его за руку, а воспрявшая духом медведица Маша стремительно перестроила нос в их сторону и, как дрессированная собака, запрыгала от нетерпения на задних лапах. Вагончик раскачивался.
- Перевернётся, вернитесь, куда же вы?!
- Она тоже хочет есть! Отпусти меня!.. Деда!..
Внучка, пойманная за воротник, упиралась, как умела, вырывалась из рук и оправдывалась.
- Это моё мороженное! Я кому хочу - тому его и отдам! - и она захныкала в бессилии: - Дедушка!.. - умоляла Таня. - Разреши мне, пожалуйста, угостить Машу!
- Ремня захотела?
Дежурный по парку был рядом.
- Можно я? - улыбнулся он им, взял из рук у девочки поломанное мороженое и отнёс его Маше в клетку. От восторга медведица присела на хвостик и, держа обеими лапами гостинец, зачавкала, как маленький ребенок, вылизывая из бумажной упаковки талое молоко и шоколад. Её брат, съевший к этому времени все свои сладости, теперь уже не отводил глаз от сестрёнки - завидовал. Зрители ликовали. Они наперебой хвалили ребёнка и бодрили Танюшу, но растерянная проказница молчала - и, отшлёпанная дедушкой, она понуро рассматривала его ботинки.
- Ну, что ты! Что ты! - растроганный старик уже отошёл от гнева: - Пойдём-ка, заинька, посмотрим волка. Только ты не подходи к злодею близко, он - 'отрицалово' и не работает в цирке. Да и лужа под ногами большая - смотри.
***
Перед клеткой действительно было скользко. Угрюмые хищники жались друг к другу в дальнем углу, спасаясь от холода. Худая белесая волчица лежала на боку, все четыре лапы вытянув подушками в сторону зрителей. Её пушистый друг, серый и крупный, был рядом. Две морды, прижавшись одна к другой, глядели на людей, и казалось, что это был один зверь - большой и двухголовый.
- Встань, падла! Покажись народу! - сердитый рабочий стучал по решетке берцовой костью. В левой руке у него была длинная палка. Ею он пытался огреть животных, желая разрушить их суровое единство.
Серый волк не спешил. Он медленно оторвался от пола и зевнул, вытягивая далеко вперёд свои передние лапы. Встряхнулся. И только потом этот сутулый разбойник с достоинством подошёл к человеку и остановился рядом.
- На! - приказал ему вельможа.
Волк обнажил клыки и осторожно взял в зубы предложенную ему кость.
- Гляди, Таня, какой он страшный! Вот этими самыми зубами он режет скотину наповал... Сверху и донизу... Позвонки на шее у жертвы перекусывает. А сильный - враг, овцу на спине несёт и не задыхается...
Работник зоопарка рассмеялся не добрым смехом. Оттолкнувшись ногою от вагончика и отбросив назад своё грузное тело, он резким движением вырвал кость из пасти у зверя. Скрипнули хвалёные зубы, и ни с чем остался суровый хищник. Люди молчали. Поражённые этой нелепой выходкой рабочего, они, словно парализованные, ждали что же будет дальше. А 'хозяин' продолжал глумиться над зверем. Размахнувшись, он ударил костью по носу одураченного волка и снова протянул её ему в клетку.
- На, падла! Ешь!
Зверь поднял глаза и увидел обидчика. Взгляды их встретились. Волк и человек оценивали друг друга. Мерили души. Искали силы.
Падали листья... Шуршали... Муха жужжала рядом...
Тане вдруг стало по-настоящему страшно. Две капельки пота блеснули у неё на лбу и, холодные, они покатились по переносице, подгоняемые дрожью. Девочка не плакала, она спряталась за ногу деда и крепко вцепилась ему в штанину: инстинктивно, чуть дыша, наблюдая неравную борьбу человека и зверя.
Повторно сомкнул серый волк свои челюсти. Мёртво... И сколько ни бился рабочий о клетку, как резко ни дрыгал он ногами и телом, ни единый мускул не дрогнул на морде у хищника. Только могучая шея ходила из стороны в сторону вслед истеричным движениям 'кормильца'. Тогда человек начал бить волка палкой по голове. Может быть, ему казалось, что он этим развлекает народ и выполняет свой долг перед публикой? Но истязаемый зверь терпел, и его глаза наливались кровью.
- За что же он его так бьёт? - прошептала Таня.
Дети с малых лет воспринимают битьё как должное за поступки, за не такой, как у всех образ жизни и мыслей. И бьют нас повсеместно все сильные мира сего, загоняя в рамки приличий и правил.
- Он волк, - ответил ей дедушка.
Это было неоспоримой истиной. В детском саду и по телевидению часто рассказывали о коварстве этого зверя. Но доброе сердце боролось с разумом.
- Разве нельзя по-другому, ласково... Может быть волки тоже дрессируются как медведи, а?.. Деда!? Или как собаки? Просто никто ещё не научился этого делать?!
- Нет, Таня, волки не дрессируются.
- Но я не хочу, чтобы он его так бил! Я буду дрессировать его, когда вырасту!
Волчица поставила точку в этой борьбе. Словно молния, вылетела она из дальнего угла клетки и клацнула зубами перед самым лицом дразнившего. Кто однажды слышал этот мужественный звук, тот уже никогда его не забудет и ни с чем не спутает. Так охотятся волки на воле, преследуя жертву, и так защищаются они, прижатые к стенке врагами. Перепуганный рабочий выпустил кость из рук и выронил палку. Он плюхнулся в лужу и заорал, тонким голосом:
Люди смеялись над незадачливым дрессировщиком. Только пораженная Таня всё ещё заглядывала в глаза дедушке. Она не могла понять, почему так весело...
***
Чудо-укротитель поднялся на ноги и не солоно хлебавши направился к следующей клетке. Не высохла ещё на заднице грязь, а он уже тормошил вилами гиену. Немного безобразная на мордочку - все гиены такие, та оказалась флегматичная и сонная, забавная, как добрая собака. Местами её длинная шерсть покрылась грязью и свисала чёрными прядями до самого пола. Безобидно огрызаясь, животное поспешило в другой угол клетки, где вилы уже не могли его достать. Она повернулась хвостом к народу, горестно рыкнула на судьбину и снова упала спать.
- Ленивые твари! - выругался 'труженик', но мучить животных он больше не стал и пошёл переодеваться в подсобный вагончик...
***
Бородатый фотограф лукаво барышничал. Он звал всех желающих сняться на память, предлагая им сувениры и книги.
- Большая Панда, бамбуковый медведь. Эмблема движения за спасение исчезающих видов... Примите участие в благотворительной акции. Порадуйте малышей...
Огромная плюшевая панда раскачивалась в кресле, посередине зверинца и улыбалась посетителям. Она была выше Тани на голову.
- Такая красивая, - девочка осторожно взяла за лапу эту игрушку.
- Дорогая, однако? - достал из кармана очки старик.
- Не продаётся! - торжественно ответил ему хозяин.
Рядом на ниточке, толкаясь, висели зайчата, щенки и куклы. И Таня нашла в этом мире игрушек ещё одного медвежонка. Крохотного. В штанишках. Величиною с кулачок. Пуговицы-глаза на его чёрно-белой мордочке ликовали. Всеми четырмя пушистыми лапами маленький панда тянулся к Тане.
- А эта?.. - пролепетала она, - Продаётся?
Дедушка развел руками и сдался - его маленькой пенсии суждено было растаять.
- Я назову его Мишей... И он у меня не будет жадным!..
При свете фонарей в сумерках возвращались они домой. Счастливые и уставшие.
- Я люблю тебя больше всех на свете, - пробормотала внучка и засыпая спросила: - Деда! А мы ещё раз пойдём в зверинец?
Ей снились медведи, все в бантиках - нарядные и праздничные. И отрицалово-волк бегал наперегонки со своею подругой, клацая зубами и развлекая публику, а она - Таня, была дрессировщицей и украдкой смотрела на зрителей, среди которых сидели и хлопали в ладоши её мама и папа... И дедушка Вася...
= ШНЯГА ТРЕТЬЯ =
УДАЧНЫЙ СЫСК
'Ватсон! А Вы не кушали ещё пельмешки из 'Ясеня'?
..........................................
- Ясен пень, ясен пень!..'
рекламная служба
'Русского радио'
На службу участковый инспектор Вислоухов приходил не в настроении. Стол о трех ножках, шаткий диван и четыре ободранных стула стояли у него в кабинете. Едва зажигал он свет, словно нарушители общественного порядка, разбегались по разным углам комнаты тараканы. Желчно посмаркиваясь, разбирал капитан нахлынувшие за неделю жалобы на беспорядки, произошедшие в его районе. Крутые пацаны скупили лучший кинотеатр города, все служебные помещения они переоборудовали в пивные - и гудели день и ночь непутёвые прихожане в роскошных стенах 'совкового храма'. Водочка и вино, игровые автоматы, женщины, наконец, заманивали уставшую публику оторваться от повседневных забот - 'оттопыриться'. Перепившая орава мочилась, где могла, и вырастали на глазах у граждан в самом центре города жёлтые наледи - цоколь вчерашнего дома культуры покрылся декоративной шубой органического происхождения. Не успевала она полностью растаять днем во время оттепели вместе с новым, выпадающим снегом - вот и воняло на весь квартал.
Визжали сварливые дамы. Требовали денег на опохмел за оказанные любовью услуги. Их выбрасывали за волосы на мороз, швыряли им вслед одежду и рубли. Смеялись - как раскосмаченные и помятые ползали они на корячках по льду, торопливо собирая свое барахло, и, ругая 'спонсоров', удалялись, на ходу поправляя прически и пальто. По 'фене ботая', 'рамсила' молодежь. Прогуливая школу, взрослели отроки в дыму питейных заведений; а вечерами пожилые 'стахановцы', стараясь перекричать друг друга, зычно делились производственным опытом. Ночью же темной, когда уже заплетались их ноги и нечленораздельные речи превращались в членораздельный лай, случалось, что у пьяниц снимали шапки и отбирали деньги, добытые неимоверным трудом на металлургическом комбинате. Окровавленная жертва долго ещё в истерике билась на льду, как рыба - рыдала, пока врачи скорой помощи не увозили её в приёмную покоя городской травматологии.
В подъезде соседнего дома какие-то мерзавцы 'оштукатурили' поносом дверь квартиры Мирзоевых. Супруга большого предпринимателя была женщиной деловой и сильной. Много лет уже своего нетрезвого мужа носила она, с виду хрупкая, на спине от места его презентаций и до кровати, не спала - щупала у него пульс и колола ему дибазол с папаверином. Возмущённая Светлана Михайловна пришла на приём к участковому. Она свирепо вращала глазами, чувствуя себя оскорблённой хулиганскими выходками сограждан.
- Позвонили наглецы во втором часу ночи и попросили бумажку, чтобы вытереть... сами вы знаете что... Смотрят осоловелыми глазами, а срам-то наружу торчит... 'Дай, старуха, газетку',- и ржут, как лошади во время свадьбы.
- Вы пишите как было, Светлана Михайловна. Приметы бесстыдников. Во что они одеты и обуты, - соблюдая технологию сыска, вел опрос капитан.
- Пивную открыли, а туалет забыли сделать. Дерутся они и гадят под окнами. Отработанные презервативы по всему кварталу разбросаны.
- Забудется, - Вислоухов зевнул в ладонь и подумал, - я приглашу оперативников, они, наезжая, нагонят шухер, а там у народа и деньги кончатся - какая ни на есть, а передышка... Слава богу, что мало платят и что не вовремя расчет.
- А в прошлый раз валерьянки налили под дверь - кошки грызли бетон и орали на весь квартал - дрались. Собака в квартире все обои ободрала, охрипла, слюною прихожую вымазала, выла - не подступись и о стены в истерике билась - дрожали стены!..
- А муж-то, Светлана Михайловна?.. Он-то чего?
- Да ничего... А что ему? Не убирать под дверью... Ни свет ни заря свою задницу в 'Мерседес', и поминай его, как звали - работу искать. А мне его новых пьяниц расселять и прописывать, и ставить на учет в разные фонды... Холопы не мытые, сволочи...
- Вы у Мирзоева прорабом?
- Я жена ему... И прораб, и техснаб, и бухгалтер... Я начальник отдела кадров и секретарь-машинистка.
- Но не много ли сразу? Ведь трудно. Взяли бы помощницу?
- Что вы! Тунеядцев кормить? Зачем? Полстраны ничего не делает. Отбывают исправно часы за столами - никакой капитализм так не приживется!.. Да и не нужны нам все эти трудовые договора и охрана труда... Убытки и только.
- А вдруг инспектор нагрянет и отберёт лицензию?
- Не отберёт... Ему заплачено на два года вперёд.
Кормили государственного чиновника всем городом, чтобы не высовывал свой нос из кабинета - и тасовал федеральный инспектор бумаги из папки в папку, с полки на полку, и провожал правдоискателей за дверь. Не женское дело вела Светлана Михайловна - трудное, требующее незаурядных сил и характера.
- Мы украшаем город. Как пчёлки трудимся с утра и до ночи, а случается уснуть - хулиганы бесят.
То что ей казалось диким и бесстыжим, в жизни у участкового было обыденным и скучным. Хотелось покоя и водки...
- Нужно бы дверь вам железную всем подъездом поставить. Спокойнее будет, - посоветовал участковый.
На том они и порешили - аудиенция прошла.
Раньше капитан занимал неплохую должность, был начальником разрешительного отдела, но вот беда, однажды недоглядел, как в подшефном тире на одной из винтовок номер оказался перебитым, и всплыла утерянная винтовка по делу 'мокрому' в соседнем районе. Осерчавший крестьянин застрелил из неё своего участкового за то, что тот лишил его последней радости в жизни: мотоцикла, изъял права и машину. 'За вождение пьяное по степям оренбургским', - было написано в протоколе. Отрыл на чердаке горемыка заныканный ствол, и отдал богу душу гражданин начальник.
Директора тира пожурили немного и уволили с работы, геройское афганское прошлое стало ему гарантом, в тюрьму он не попал, а капитана Вислоухова перевели в участковые '...как не оправдавшего доверия'.
- Быть тебе в шкуре покойного, пока не протрезвеешь, - напутствовал его генерал, - и, задыхаясь от гнева, добавил, - падла!
Гражданские заявления не регистрировались и терялись - такой опыт оперативной работы в Российской милиции. Изложившие душу люди просыпались здоровыми, но пропала любимая собака городничего, и головные боли Вислоухова стали патологическими. Осерчавший мэр сетовал на совещаниях, нервничал, журил сыскную службу, и было приказано - найти во что бы то ни стало.
- Не даст денег на оргтехнику, Косматый, и будем скрипеть перьями да стучать на машинке, как Кирилл и Мефодий - в час по чайной ложке.
Вот и остался крайним участковый инспектор и пошёл он по дворам разговаривать с народом, показывал снимки псины старикам, и дивились они, от пенсии усохшие, этим странностям сыщика, плевались ему во след и крутили у виска указательным пальцем.
- Продали Расею, дармоеды... Дуркуют - собак разыскивают. А бандиты грабят народ - державу приватизируют.
- Да и участок не мой, а Козлевича, - переживал участковый, - но Козлевич в Чечне совершает геройства - шманает беженцев на предмет борьбы с терроризмом, калымит, зарабатывая на жизнь; а я тут выполняй прихоти заевшейся власти.
Приятель Вислоухова Копчёный гнал самогон. Нехитрое это занятие кормило его уже второй десяток лет. В далекой молодости подорвал он романтик на БАМе здоровье и, вернувшись домой, дал себе зарок на всю оставшуюся жизнь - не батрачить на страну, не поддаваться обману, каким бы красивым тот ни казался. И по сей день, твердо стоял человек на своих позициях. Получал пособие по инвалидности и помогал больным алкоголем очухиваться после доброй попойки. Осваивал рынок - недорогой его товар по качеству не уступал лицензионному. Но участкового Вован ценил и уважал. Ещё с горбачевских времён был 'мент' ему надежной крышей во всех его начинаниях.
- Помнишь ли ты, брат Вислоухов, бухали мы год назад? - он внимательно выслушал его историю, - Верка-подельница облевалась тогда. Ревела с балкона, как сирена у скорой помощи, чуть было за борт не выпала. Все собаки города подвывали ей в унисон. А мы тащились как на концерте?!
- Припоминаю, а как же... Ядрёная баба. Работает она где или колобродит, как и прежде?
- У Мирзоева свинину вешает... Не жалуется. Имеет интерес.
Копчёный открыл окно. В душное помещение со свистом ворвался свежий, морозный воздух.
- А сейчас?
Ночной город притих, и лишь изредка перезвон трамваев будоражил неспящую душу.
- Ты к чему это клонишь, Вован?
Присев на подоконник и глубоко вдохнув, завыл Копченый что было мочи. Три-четыре псины отозвались, но скоро смолкли.
- Разницу чуешь, капитан?
- Вымерли, поди?
- Вот то-то и оно!
- Да ты не мути, а докладывай.
- Сожрали твою собаку, гражданин начальник, - рассмеялся ему в лицо корефан,
- Прокрутили на пельмени в 'Ясене'.
Выпив залпом горилки, Вислоухов задумался - в словах говорившего барыги был резон.
- Ясен пень, но есть ли факты? 'ООО', говоришь, при этом?.. - навязчивая реклама отрыгнулась в мозгу.
- Факты твои за забором лежат, не припорошенные пока. Захочешь помочиться - отыщишь, - загадочно протянул стукач, - да и в ночи постреливают, однако; но не ваши - из ружьишка бьют, и визг собачий слышен.
Утром, спеша на службу, нашёл участковый инспектор пропажу, справил малую нужду и вызвал санитаров. Шкура была опознана, рапорт написан, а дело по розыску закрыто. О разговоре с Копчёным Вислоухов никому не рассказал - иные, пока ещё смутные, мысли тревожили его и морщинили лоб...
= ШНЯГА ЧЕТВЁРТАЯ =
ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ
- Cдох твой верблюд, Таня. И волчица издохла, - дедушка читал новотроицкую газету 'Гвардеец труда' и поверх очков смотрел на реакцию внучки.
Девочка учила большую куклу кормить медвежонка из ложки. За игрушечным столом сидели ещё пупсик и зайка. Растерянная Таня подошла и потребовала:
- Покажи.
В газете рисунка не было, но, важно поправив на носу очки, дедушка ткнул пальцем в лист и прочитал, что мясокомбинат на грани банкротства, он задолжал за свет, и энергетики решили отключить рубильники. Поставки костей в зверинец прекращены, и животных кормить сегодня нечем.
- Вот, что творится в этой стране! Загубили массовый спорт, позакрывали заводы и фабрики, отключают свет и газ, безработных - пруд пруди. Звери в клетках мрут, страдают голодные.
Таня была сильно огорчена. Она вернулась к игрушкам, докормила их и стала им рассказывать про тяжёлую жизнь в зверинце.
- Волк остался один, деда?
- Один, Таня.
- Его теперь хозяин бьёт по голове, и некому заступиться?
- Что ты, детка, зачем его бить? Ему и есть-то нынче нечего... Не сегодня-завтра сам околеет.
Утром из кастрюли с борщом исчезла большая кость, и мама не сразу обнаружила пропажу. Она поинтересовалась у мужчин, как они её поделили.
- Я не видел никакой кости, - ответил папа.
И дедушка отрицательно замотал головой.
- Ну не Таня же её сожрала. Кашу-то есть не заставишь, две чайных ложечки в день...
- Да ты, наверное, сама её забыла туда положить, - дедушка начал догадываться, что произошло.
- Ну, уж я совсем из ума выжила по-твоему и ничего не помню, - буркнула ему в ответ мама Тани, и загремела на кухне посудой, - куда же запропастилась эта несносная девчонка. Пошла гулять чуть свет, а сказала, что на пять минут... И целый час уже нет. Вторую неделю слякоть и снег, а она всё сопли морозит раздетая. Как дурочка носится по песочницам со всеми своими мишками да зайками... Хваста... Иди-ка, дедушка, ищи внучку. Когда заявитесь, накажу - запру её в кладовку и выключу свет... Меня хворостиной в детстве драли за такое своеволие.
Над зверинцем не было видно неба. Столько много машин в одном месте Таня ещё не видела. Тягачи, пробуксовывая, вытягивали вагончики на дорогу. Удушливым облаком откатывались в сырую степь выхлопные газы цивилизации. Клетки уже были плотно закрыты ставнями. Исхлёстанные слякотью рекламные плакаты понемногу отклеивались от щитов и сиротливо дрожали на ветру, как последние листья осени. Суетились рабочие. Их, перепачканные с ног и до головы мазутом, комбенизоны уже не выглядели празднично.