Раздался шум будильника из телефона, и я неохотно открыл глаза. Резкая головная боль отдавала в правом полушарии так, словно изнутри интенсивно сверлили дрелью. Я сразу же схватил мобильник и провел пальцем по сенсору, чтобы вырубить его. На тумбочке традиционно лежала опустошенная бутылка пива "Ragnar", а на полу валялись бутылки из-под водки, коньяка, виски и недопитая бутылка самодельной чачи с персиковым запахом. Я, тяжело дыша, уставился в потолок."Видимо, стоит реже завершать рабочие недели вот так", - улыбнувшись, подумал я про себя. В телефоне уведомление о двух сообщениях в мессенджере. Первое я даже не стал просматривать, машинально пропустив, - начальник часто просил помочь с разгрузкой товаров в баре по выходным, - а вот второе от друга, которое было в привычном дружелюбно-лаконичном стиле, сразу привлекло мое внимание, отчего утренняя сонливость моментально улетучилась:
"Отар, брат, здорово, как живешь? В общем, я сегодня вечером заеду к тебе в гости, где-то часов в семь, - вчерашним утром вот прилетел, - и пообщаемся о том о сем, как мы делали с тобой в старые времена. Ева с детьми не придет. Очень хочу увидеться с тобой".
Хоть и эта внезапная новость меня обрадовала, я вместе с тем задался вопросом, почему Давид решил вернуться из Германии именно сейчас, спустя 12 лет. Странно. Либо, наконец, семьянин выкроил время, либо что-то случилось, решил я. В последнее время наше общение почти сошло на нет, хоть и мы поначалу активно пользовались всеми возможностями информационного века, включая видеосвязь, но с тех пор утекло немало воды, и частота между сообщениями порой могла составлять по полгода.
Одевшись и приведя себя в нормальный вид, я убрал беспорядок и вышел на улицу. Небо было приятного темно-синего оттенка, без единого облачка, и солнце пока не испепеляло лучами. Привычные однотонные здания соседствуют здесь с выбивающимися из общего антуража стильными новостройками и неоновыми вывесками, рекламными баннерами, которые являются частой атрибутикой различных магазинов, лавок, аптек и "плейрумов" - современных вариантов тех самых классических интернет-кафе, вымерших, как ни странно, примерно в конце нулевых. Теперь их заменили немногочисленные ухоженные заведения с иной обстановкой, где можно было вдоволь наиграться на игровых приставках и мощных компьютерах. Довольно уютная, пусть и обыденная, картина.
Головная боль все ещё не уходила, а чуть позже я почувствовал урчание в животе: надо подкрепиться. Я перешел через дорогу и, как обычно, подошел к пекарне Гурама - коренастого мужчины с живыми глазами и уже седеющими волосами. У него любая еда была добротной, особенно вкусным был имеретинский хачапури, однако наутро можно вполне ограничиться пирожком.
- Привет, Гурам, мне как обычно, - протягиваю я деньги.
- Ты как раз вовремя, - улыбнулся Гурам и отошел; вернувшись с тарелкой, он разложил теплые пирожки на витрину, один завернул в пакет с салфеткой и отдал мне.
- Приятного аппетита.
- Спасибо, брат.
Я взял его и стал охотно есть, возвращая ясность ума.
- Что, опять пил весь вчерашний день, да? - ухмыляясь, спросил Гурам.
Чуть не подавившись, я с трудом сдержал смех.
- Да-да...
- Эх, Отар, Отар, а ведь ещё такой молодой парень... - ответил он с явным оттенком иронии, подняв указательный палец вверх.
Я улыбнулся в ответ. Гурам действительно славный мужик.
- А, да, - обратился я перед уходом, - к вечеру мне нужны пять больших имеретинских. Сделаешь?
- Никаких проблем.
Покончив с трапезой и попрощавшись с Гурамом, я остановил мартрушку, чтобы доехать до метро. Удивительно, но в этот раз она не была забита до отказа людьми, как это обычно бывает ранним утром, и я смог найти свободное место в самом конце. Я воткнул наушники в уши и включил лоу-фай - мирная музыка в самый раз под утро.
Водитель доехал минут за десять, и я устремился в подземку, ведущую к метро. В целом этот район похож на мой, однако тут много супермаркетов, кафе, рестораны и даже большой базар, в котором, помимо лавочников, куча магазинов. Понятное дело, это место куда более людное. В подземке, так же наполненной различными магазинами, как и всегда, сидят музыканты, одетые зачастую в довольно колоритной и разношерстной "секонд-хенд" одежде (когда-то, много лет назад, я и сам этим промышлял), а у входа в метро - многочисленные цыганки, пытающиеся продать третьесортную одежду, и пожилые дядьки, продающие советские монеты, потрепанные временем книги, DVD-диски и прочее старье.
После десяти остановок я уже был в центре и, наконец, оказался около бара. Рядом со входом стоит открытый грузовик, полный ящиков алкоголя. Я вошел внутрь. Наш бар внешне во многом напоминал типичное заведение нулевых - небольшая комната, потрепанные деревянные столы и стулья, темные стены, но все было опрятно, просто без налета новизны. Отчасти это обусловлено тем, что Тамаз, начальник, человек консервативный и прямолинейный, поэтому не любил все усложнять и был за минимализм. Даже название было простым - "Трактир барда". Своё имя бар получил из-за висевшей на стене старой советской 12-струнной электрогитары "ORFEUS Рожен" причудливого вида. По слухам, гитара принадлежала погибшему в результате несчастного случая брату Тамаза, однако он сам не хотел говорить об этом, даже когда был вусмерть пьян, и я его никогда не донимал вопросами, как и он меня, когда я устроился к нему несколько лет назад. Впрочем, бару все это нисколько не вредило, а скорее наоборот, придавало определенный шарм. К тому же, как и в самом центре Тбилиси, коллектив был разнообразен: в будние дни здесь может быть практически кто угодно - начиная от обычного рабочего и заканчивая неформального вида панком, и каждый здесь мог найти друг с другом общий язык и иметь за своими плечами уникальную историю. Периодические звуки чоканья стаканов, непринужденные разговоры, изредка доносящийся смех с разных столов... часто создавалось впечатление, что тут совершенно независимый, изолированный от всего остального, мир.
Ника, мой коллега с дневной смены, худощавый парень лет двадцати с короткими темными волосами, вытирает, как всегда, барную стойку. У него почему-то иногда подергивается левое веко. Хоть и устроился год назад, на удивление довольно быстро схватывает - хорошая черта. Иногда, правда, чересчур болтлив, но это мелочи, парень славный. Я поприветствовал его и сразу же подошел, он, заметив меня, оживился и крепко пожал мне руку.
- Ну, привет, привет, Отар! Ну что, как ты? Как самочувствие? Неважно выглядишь, - протараторил Ника.
- Да я в поряд-...
- Точно? Ты выглядишь измотанным, помятым каким-то. С режимом проблемы? Я вот каждый день засыпаю в 11 часов вечера, и это мне очень помогает. А ещё я...
- Все нормально, - остановил я его жестом. - Тамаз у себя?
После небольшой паузы Ника сказал, указав на дверь позади меня:
- Да, он ждет тебя.
- Хорошо, я сейчас,- я похлопал его по плечу и вошел в офис.
Настенный плазменный телевизор в комнате вещает различные новости, прерываясь тривиальной рекламой. Тамаз не обращает на него никакого внимания, вероятно, для него это просто белый шум, вместе с которым ему комфортнее работать, вряд ли он когда-нибудь всерьез смотрел телевизор. Сам же Тамаз сидит за рабочим столом в очках, перебирает бумаги и, наверное, считает доходы и расходы за последний месяц - делает все то, что ещё со школьных времен находилось за гранью моего понимания. На столе красуется приятная глазу герань в горшке, которая заметно выделяется среди неприметного офисного окружения. Едва завидев меня, он улыбнулся, опустил звук телевизора пультом, снял очки и подошел ко мне, крепко обнимая.
- Отар, дорогой, здравствуй! Как ты после вчерашнего? Оклемался? - оглядел он меня с головы до ног, держа за плечи.
Тамаз был лысым мужчиной за пятьдесят, среднего роста, грузного телосложения и с очень длинными усами, неизменно одетый в белую сорочку с галстуком и джинсы. Его огромный нос придавал ему воистину орлиный профиль, а энергичные зеленые глаза характеризовывали как нетипично бодрого человека для своего возраста.
- Кажется, живой, - заговорил я рассеянно. - А вы как, в норме?
Он укоризненно на меня посмотрел:
- Отар, ладно, ну! Ты почти пять лет у меня работаешь и до сих пор обращаешься ко мне на "вы". Обижаешь! Я как?У меня, если честно, страшное похмелье, - по нему вообще не скажешь, - та бутылка водки была совершенно лишней, да и твоя хваленая чача, если честно, тоже не особо пошла.
- По-моему, - неожиданно меня осенило, - мы даже взяли из бара вторую бутылку водки, она, закрытая, так и осталась на моем компьютерном столе.
- Серьезно? - его глаза расширились.
- Да. Видимо, силенок на нее не осталось.
Мы какое-то время друг на друга уставились, а потом начали хохотать, словно умалишенные.
- Поверить не могу, - говорит Тамаз, переводя дух уже в кресле, - только мы так можем. Ты, кстати, снова уснул сном мертвеца, я уже тихо ушел, заперев входную дверь, и доехал до дома на машине. У тебя точно силенок не хватило, хе-хе! - он подмигнул мне.
- Послушайте, дядь Тамаз, у меня есть просьба... - начал я.
- "Послушай, Тамаз, у меня есть просьба", - поправил он меня, широко улыбнувшись.
- Послушай, Тамаз, - он удовлетворительно кивнул, - ко мне сегодня к семи часам приезжает старый друг, могу я выйти пораньше, где-то, скажем, в пол шестого? Мне просто ещё надо успеть стол накрыть.
- Конечно, Отар, вообще нет проблем! Если что, мы с Никой уже потом сами управимся. Может, для такого дела тебе старый коньяк из коллекции отдать? - он, встав с кресла, достал старый армянский коньяк из шкафа. - Как-никак лучшего друга встречаешь.
- Нет-нет-нет, я все куплю, плюс у меня водка же осталась, - начал я его отговаривать, ибо мне уже было чересчур неловко. Щедрость и добродушие - лучшие качества Тамаза, но мне казалось, что я такого просто не заслуживаю.
- Уверен? - он крутил бутылку, осматривая ее, а затем строго на меня посмотрел: - Откажешься - уволю, - я на секунду подумал, что он серьезно, но моментально вспомнил, что театральщина и постоянные шуточки были фишками Тамаза, поэтому отреагировал сооветствующе.
- А вдруг у меня силенок не хватит?
- Ха-ха-ха, ну ладно, как знаешь, дело твое, не ко мне же друг приезжает, - Тамаз положил коньяк обратно и запер шкаф.
Он подошел ко мне и снова приложил руку к моему плечу.
- Ну что, сынок, за работу?
- За работу.
Мы проработали втроем до самого вечера и изредка обменивались шутками, что делало процесс более релаксирующим, особенно когда я вновь включил плеер. Тамаз отошел в офис, я и Ника молча стоим у входа, смотря на залитые неоном улицы ночного города и огни фуникулера вдалеке на горе. Когда закончился очередной трек, я вынул наушники и готовился уйти.
- Уходишь уже? - прервал молчание Ника.
- Да, нужно успеть накрыть стол.
- Желаю приятно провести время, - он на секунду посмотрел в сторону. - Послушай, - начал Ника, но прервался.
- Что такое? - я начал внимательно осматривать его лицо, подойдя ближе. Левое веко опять подергивается. - Так, давай колись.
- Я... - он запнулся, но потом вздохнул и сказал: - Я просто устал, брат. Ты и наш начальник, вся эта работа в баре... Мне хоть немного стало спокойнее за последний год. Вы вправду классные ребята... - он немного помолчал. - Так вот, у меня есть девушка, Диана, теперь живем вместе, снимая квартиру, но не всегда получается распределить расходы, часто ссоримся, этому всему нет конца. Говорит, что устала от всего этого, а я прошу ее подождать, обещаю, что все изменится. Даже страшно становится, когда долго думаешьоб этом, как будто ничего не понимаю.
Его откровение меня поразило, раньше он никогда не распространялся о подробностях своей жизни и всегда казался несгибаемым оптимистом. Я долго молчал и в итоге заговорил:
- А ты не ходил к психо-... - я понял, что осекся, и легонько усмехулся. - Забудь, что я сказал. Давай присядем, - я указал на скамейку рядом с баром.
- Слушай, - продолжил я, тщательно подбирая слова, - я не всезнающий мудрец, не глубокий старец и я тебе не раскрою внеземной тайны, шаблонные утешения по типу "все будет ништяк, перетерпи" так же не к месту. Жизнь время от времени напоминает бросок игральных костей: никогда не знаешь, какое число тебе выпадет. Ты можешь постоянно планировать, думать, но против природы игральных костей, против их непостоянства ты не пойдешь, если ты понимаешь, что я имею в виду. Уделяй время себе, попробуй... я не знаю... найти хобби, чтобы вконец не двинуться крышей в тяжелые моменты. Я, если становится совсем все дурно, начинаю читать, очень много читать. Отдушина, да. А насчет совместной жизни с половинкой... разговаривай. Просто разговаривай с ней как можно больше, будь внимательным, чутким, и тогда взаимоотношения не будут похожи на многолетнюю холодную войну. Понимаешь? - я смотрел ему прямо в глаза.
- Я.. я понял, я обязательно подумаю над твоими словами, - он улыбнулся. - Удивительный ты все-таки человек, Отар. Послушай, если на днях освободишься, придешь к нам поужинать? Я очень много рассказывал Диане о тебе, она бы хотела познакомиться. Ты не против?
- Конечно не против, приятель, - сразу согласился я, ибо мне действительно хотелось помочь Нике. Затем я вытащил телефон и взглянул на время. - Я был бы рад задержаться, но извини меня, надо идти. Бывай, брат.
- Бывай. До встречи.
Мы обменялись рукопожатием, и я пошел в сторону метро.
Легкий вечерний ветер по дороге приятно развевал волосы, пока я возвращался на район. Первым делом я направился в ближайший магазин. Взяв две больших бутылки "Рагнара", я тактично проигнорировал "L;wenbr;u", который всегда очень нравился Давиду, так как был уверен, что он пробовал оригинал, и не раз. Дорогая водка уже есть, поэтому можно отчаливать. После я пошел к Гураму, он сразу заметил меня издалека, махнув рукой:
- Как раз вовремя, - произнес он своим привычным сдержанным тоном и сразу же вручил мне два пакета, в которых были аккуратно разложены хачапури.
- Всегда выручаешь, - я дал ему купюру и попрощался.
Дома я снял рабочую одежду, надев любимую футболку с рисованным Буддой, которую я очень давно купил на рынке у одного чудаковатого на вид деда, вытер пот со лба и только тогда почувствовал, что ныли руки - переутомился. Так, думал я, самое время заняться делом. Я заглянул в гостиную, достал узорчатый линолеум, накрыл им стол, а потом разложил тарелки с хачапури, бокалы, алкоголь и принялся на кухне жарить картошку и свинину, которая вытащил из морозильника. Лишь шипение масла на сковороде да монотонное тиканье допотопных настенных часов, доставшихся от покойного деда, нарушали тишину.
Вдруг раздался дверной звонок, я посмотрел на часы - ровно семь. Дотошная пунктуальность всегда была одной из черт Давида. Я открыл дверь и увидел перед собой двухметрового гиганта с атлетичной комплекцией, явно в самом расцвете сил. У него были хищные карие глаза, зачесанные вбок каштановые волосы, аккуратная борода, сорочка с подтяжкой, а засученные рукава обнажали крайне волосатые руки. Он, с сигарой во рту, широко улыбался. Мы крепко обнялись. Я чертовски рад его видеть.
- Здорово, Отар! Давно не виделись, брат, сколько ж, мать его, лет! - сказал Давид густым баритоном.
- А я тебя даже не сразу узнал, здоровяк.
- Да ты тоже изменился, - оглядел он меня. - Длинноволосый симпотяга, да ещё и на районного работягу похож, который каждый день вкалывает, чисто свой пацан. Хотя со школы так и остался тощим, - Давид от души засмеялся, похлопав меня по спине, довольно болезненно. - Футболка тебе идет.
- Спасибо, спасибо... - потупил я глаза. - А где, кстати, твои? Ты писал, что они не придут.
- Жена и дети? Они, слушай, все простудились сильно и не смогли приехать, но попросили передать тебе привет!
Когда Давид это сказал, я в этот раз отчетливо почувствовал запах одеколона, исходящий из его рта. Перебил запах выпивки? Да и голос сейчас какой-то нервный. Странно, Давид никогда не пил перед встречами. Хотя виду не подает, держится.
- Хорошо, желаю им здоровья, нехорошо вышло, конечно, - сказал я, не выказав смущения. - Давай, проходи, не стой.
Мы пришли на кухню, и Давид бросил взгляд на бутылки, которые я забыл выбросить утром, потом повернулся обратно ко мне:
- Слушай, Ото, у тебя, случайно, пепельницы не будет?
- Будет. Я не курю уже лет пять, после того как начал работать, но где-то завалялась, сейчас найду. Ты распологайся в гостиной, мне ещё за картошкой и мясом надо следить.
- Охо-хо, "Рагнар", сто лет не пил! Ещё и еда родная. А картошка не получится как в прошлый раз, поваренок?
- Как в прошлый раз? - отозвался я из кухни.
- Ты чего, уже забыл? Это было тогда, когда я тебя уговаривал на ночевку пойти. Не помню, как того пацана с хатой звали... Сандро, кажется... Не важно. Тогда с нами наша одноклассница, Яна, была, очень тебе нравилась. И, короче, ты вдруг выпил много кахетинского вина - впервые тебя таким видел - и сказал, что пожаришь картошку вместо дамы, обещал, что все сделаешь, а потом, видим, все превратил в сплошной уголь.
- Ну ты и древнюю историю вспомнил, приятель, я после этого случая, по-моему, больше года вообще ничего не пил - настолько было стыдно, - ответил я со смехом, параллельно раскладывая тарелки с едой. - Погоди, сейчас аджику и пепельницу принесу, и будешь дегустировать.
Я принес банку со свежей аджикой и старую металлическую пепельницу, запрятанную глубоко в шкафу.
- Спасибо, брат, - ткнул Давид сигару в пепельницу, а затем достал из кармана портсигар: - Кубинские, очень качественные. Не хочешь попробовать?
- Может, потом, - ответил я задумчиво. - Посмотрим.
- Ладно, оставлю их на столе. Сейчас заценим твою стряпню, - он макнул картошку в аджику и начал ее жевать, поначалу скорчив гримасу, а потом утвердительно кивать.
- Ну что, Дато, уголь?
- Да нет, - Давид начал смеяться. - С непривычки чуть не сжег все во рту, но сама картошка отличная прям, ты молодец, реально. Когда успел научиться-то так?
- Как-то сам научился по "Ютубу", когда съехал, мама тоже немного помогла.
- Ты с родителями вообще часто общаешься, Ото?
- Да так, время от времени, - бросил я вскользь, ибо не очень-то и хотелось об этом говорить, в трезвом состоянии уж точно.
Давид, судя по всему, это понял, пронизывая своими кошачьими глазами, и сменил тему:
- Где работаешь, кстати? Ты ж сказал, что перестал курить на работе.
- Барменом, уже пять лет, - налил я себе бокал с "Рагнаром".
Он посмотрел на меня искоса и сказал:
- Интересно... и как, бабок хватает?
- Не жалуюсь, живу спокойно, - пожал я плечами. - Да и чего мы обо мне сейчас? Расскажи, как там в твоей Германии, герр Ломидзе, как твой автомобильный бизнес продвигается, все такое. Ты, конечно, по своему"Скайпу" там что-то рассказывал, но всего не упомнить.
- О-о-о, - загорелся Давид, - с бизнесом все просто идеально. Его же ещё отец начинал, а я в итоге все расширил, теперь руковожу целым автосалоном, - гордо произнес он. -У меня лучшие менеджеры по продажам, маркетологи, бухгалтеры, ну, ты понимаешь. Чтобы нанять надежных специалистов, нужно в людях разбираться, и в этом деле мне повезло. А про Германию и Европу... Помнишь, из-за чего я вообще уехал много лет назад?
- Да, Дато, отлично помню, - кивнул я. - Твоим родителям пришлось уехать на заработки за границу, твой отец здесь в последний год даже таксистом, помню, работал, потому что компания развалилась, а в Германии начал машины перепродавать, и вы первое время просто выживали в отелях для беженцев.
- Выбора не было, Ото, правда пришлось уехать, - Давид сжал губы и сделал большой глоток пива, и на мгновение мне показалось, что в его глазах мелькнула тень сожаления. - Знаешь, брат, в Европе, как ни крути, ты чужой, мигрант - просто ничто. Я гнил на самых разных работах: таскал груз, был уборщиком, даже туалеты чистил, ещё и этот немецкий поначалу было тяжело выучить. Думал только, как выжить, было правда тяжко. И люди, они... другие, что ли, более холодные, с совершенно разными причудами, особенно когда я вспоминаю, что, кроме самих немцев, там полно мигрантов с других стран, и ты, растерянный, ходишь, ничегошеньки не понимаешь. Зато, - он улыбается, зажигая новую сигару, - теперь это в прошлом, и я руковожу подчиненными, теперь я притягиваю этих пиавок, которые хотят присосаться ко мне. Запомни одно, Ото: ни на кого за границей не надейся, ни на кого, только на свою голову, всем плевать!
- "Сначала посмакуй горечь, затем сладость, если ищешь знаний вкус", - процитировал я.
- В точку, брат.
Мы чокнулись бокалами.
- Ну, а как в целом поживают Ева и твои дочки? Если не учитывать того, что они заболели, конечно.
- Ой, - махнул Давид рукой, - Ева делает то же, что и остальные женщины, - пилит мозги, высасывает всё хорошее настроение и интересуется только дребеденью: мода, косметика и покупки в магазинах - все! Хотя настоящая красавица, тут с этим не поспоришь, в молодости, когда я познакомился с ней уже в Германии, она была даже ещё лучше, а сейчас вся помятая, уставшая, ворчливая, - Давид отвел взгляд и снова сделал глоток. - У дочек все неплохо. Младшей, Нине, скоро двенадцать, очень любит рисовать, старается, даже заняла второе место на школьном конкурсе одном. Старшая, Мария, которой уже четырнадцать, очень капризная, думает, как и все дети, что все знает и понимает лучше нас, учиться просто ненавидит, ее ничего не интересует, мать пытается утихомирить, но все без толку.
Я слегка приподнял бровь. Пока Давид суетливо говорил и активно жестикулировал, я поймал себя на мысли, что он несколько переменился. Я пока не уверен точно, что с ним произошло, но в нем чувствовалась некая.. оторванность от всего остального мира. Он как будто полностью уверен в тех вещах, о которых говорит, и это меня насторожило. Молодой Давид, тот самый двадцатилетний юноша, хоть и был уже тогда человеком с непомерными амбициями, но в его глазах был виден пыл, страсть, огонь, он постоянно жаждал новых знаний, был вдумчивым собеседником. Хотя я не могу сказать, что он растерял ум, иначе бы не достиг своего текущего положения, и пока это меня успокаивало.
- Рисование - это прекрасно, Дато, пойди дочке навстречу, - сказал я растерянно. - А со старшей постарайся поговорить спокойно, не дави... А соскучился по родине, Дато? - решил почему-то я спросить его об этом.
- Не знаю. Тут все теперь другое. Но когда я хожу по Тбилиси, постоянно чувство...
- ...что, хоть и все другое, но при этом по-прежнему до боли знакомое, - продолжил я за него. - Я угадал?
- Да, Ото, - ответил он несколько удивленно. - Да, это я и чувствую.
Давид зажег очередную сигару, и в комнате повис ароматный табачный запах с небольшим оттенком корицы.
- Помню, Дато, как после уроков мы постоянно ходили в интернет-кафе. 1 лари - 1 час, - я засмеялся. - В "Counter" с уличными пацанами играли, - я почувствовал, что пиво делало меня все более и более развязным, и у меня начал заплетаться язык.
- О-о-о, Ото, помню, помню, весело было, мы даже сбегали с последнего урока, чтобы зайти в какое-нибудь районное кафе - их до фига было.
- Сейчас все закрыто, есть новые"плейрумы", но это уже немного не то. Я даже помню, что под моей квартирой было такое место, парни там тоже в основном "Counter" и играли по лану. Компы очень старые были, мониторы были пузатыми, старые клавиатуры и мышки "Genius", на которых были бесконечные отпечатки пальцев от предыдущих клиентов. Кажется, до этого места тут был бар, в котором пиво разливали где-то в девяностых, жаль, не успел застать.
- Реально, что ли?
- Ну, не помнишь огромную вывеску на грузинском "Разливное пиво", Дато? Она над входом до сих пор.
- А-а-а, да, да, да, видел. Не знал, что и там раньше играли, мы же в основном на районе, где была школа, искали эти места, - Давид уже начал осушать бутылку водки, наливая себе по рюмке. - Слушай, Ото, я тут вспомнил историю, когда после очередного такого похода нас чуть не избили.
- Ха-ха, то ещё приключение, такое не забудешь, - допил я последний бокал "Рагнара". - В тот день меня сильно температурило, и в школу я не смог пойти, а днем ты звонишь мне и говоришь "Брат, пойдем играть, у меня 5 лари есть". Ну, мы, конечно, там классно сыграли против пацанов, они с цепи сорвались.
- Сто процентов, верзилы были пьяные, - поднял Давид указательный палец. - Они особенно на тебя взъелись, ты в тот день был в ударе.
- А как мы в итоге выкрутились - чистой воды везение.
- Ну, когда нас толпа окружила в помещении, одного, помню, я ударил в пах, другого ты резко ударил по улицу, а они же пьяные были, не сразу среагировали, и мы в итоге резко побежали ко входу. Так бежал и перескакивал через заборы я впервые.
- Точно, - улыбнулся я и осушил рюмку водки за раз. - Весело жили, однако.
Мы долгое время молчали и не нарушали тишину. Давид курил сигару, уставившись в одну точку, и я, периодически поглядывая на него, не мог понять, о чем он думает в данный момент, лицо его не выражало эмоций. Я же выпивал водку и ударился в воспоминания, и в голове всплывали бесчисленные приключения с Давидом, разговоры по телефону, прогулки по районам, когда ещё интернет-кафе было так же много, как грибов после дождя, а сами районы были куда более серыми и потрепанными, в парках и скверах были ржавые качели, и в них находились другие люди с другими историями - многое изменилось кардинально, время вспять не обратить. Хотел ли я вернуться назад или нет, теперь вопрос сложный, но на секунду фантомы из дней минувших ожили в моих глазах (может, это последствия выпивки), и я испытал небольшой покой.
- Ото, - неожиданно громко заговорил Давид, глядя на меня расширенными глазами, - а где Вика, кстати?
- Вика?
Улыбка медленно сползла с моего лица, и я отложил рюмку.
- Ну да, та девушка, про которую ты рассказывал по "Скайпу", она даже появлялась рядом с тобой несколько раз.
- Ушла, - сухо ответил я.
- Ушла? Как ушла?
Я поглядел на портсигар и затем вытащил сигару, Давид подал мне зажигалку. Я сделал затяжку, случайно вдохнув весь дым, и начал кашлять, но позже начал аккуратно выдыхать и смаковать коричный аромат. С огромной неохотой я, наконец, начал говорить:
- В последний год у нас было очень много разногласий - начиная от бытовых и заканчивая различиями в мировоззрениях. Она говорила, что я прожигаю жизнь впустую и не использую свой потенциал полностью, живу как ненормальный, не как все. Вообще говоря, мне поначалу казалось, что мы отлично подходили друг другу, у нас было немало общего, но потом я понял, что она слишком сильно любила смотреть вперед - карьеристка, короче, - а мне это вообще было не нужно, особенно в то время, но она никак не успокаивалась. В итоге, когда я однажды зашел в квартиру, ее вещей уже не было, а на столе была лишь записка, где, помимо извинений, было написано, что полюбила другого. Вот так вот бесмушно и резко. Уж не знаю, что это за тип, но где-то слышал, что при деньгах, солидный такой мужик.
- А что было потом, Ото?
- Потом, - я сделал затяжку, - я начал очень много курить и уходить в длительные запои, доводя себя до беспамятства. Смутно помню эти времена. Как-то раз, шатаясь по центру города со страшной головной болью, я заметил объявление со свободной вакансией бармена, с тех пор я взялся за голову, перестал курить и уже лет пять так живу, все стабильно и спокойно.
Давид минуту помолчал и, наконец, сухо сказал:
- А я ее могу понять.
- Что ты имеешь в виду?
Я положил сигару в пепельницу и начал смотреть ему в глаза.
- Ну, сам посмотри, брат: тебе уже тридцатник, взрослый мужик, а до сих пор занят непонятно чем, пьешь без конца (я ещё на кухне заметил бутылки) и о будущем, по ходу, вообще не думаешь.
- А что, по-твоему, у каждого мужчины должно быть огромное состояние?
Давид посмотрел на меня так, словно я ребенок, познающий какой-то базовый порядок вещей.
- Конечно, Ото! Доход нужен любому мужчине. Ты можешь себе многое позволить и достойно жить, обрести покой и обеспечивать родных.
- Достойная жизнь и покой - довольно расплывчатые понятия, брат.
- А я говорю об этом не понаслышке.
- Это лишь твоя перспектива, Дато. Я, конечно, понимаю, что тебе через многое пришлось пойти, пока ты вкалывал там, в Германии, но мне и барменом быть нормально.
- А до каких пор ты так будешь сидеть и прожигать дни, без конца бухать? Бар же не не будет вечно.
- Нет смысла гадать, поживем - увидим, - спокойно ответил я и хлебнул очередную рюмку.
- Какой ты гений, Ото. То есть просто сидеть и жить вслепую. Наивный ты какой.
- А зачем что-то планировать и мучиться? Все равно нет никаких гарантий, что все будет как в сказке, многие твои планы могут с легкостью накрыться медным тазом, пока ты живешь в собственном мирке. Мне и так хорошо. Гораздо легче жить без больших ожиданий.
- Планируешь ты или нет, гарантий не будет в любом случае, брат, мы живем с постоянными рисками.
- Может быть, и так, но это моя перспектива, - улыбнулся я.
- Были бы у тебя сейчас дети и любимая женщина - жил бы ты спокойно.
- Дети? Это огромные риски, и мне не хочется, чтобы отпрыск, которого я по своему решению впустил в мир, потом меня возненавидел, а такое очень легко допустить по неосторожности. Одно слово, один строгий взгляд - многое способно повлиять на ребенка. А из меня никудышный отец. А жена... невозможно читать мысли, и порой даже тот, кого ты знал большую часть своей жизни, может открыть неожиданные грани своей души. Зачем мне это всё?
- Ото, я же сказал, вся жизнь - это постоянные риски, и твой пессимизм вреден для здоровья, ты не можешь знать, как все будет.
- Я все равно не согласен с тобой, что мужчине обязательно нужно быть с семьёй, можно даже просто заняться карьерой, как ты это сделал, а можно и не заниматься - делай как хочешь.
- Нет, Ото, семья нужна мужчине для ориентира, опоры, тыла. У тебя я никакого тыла не вижу.
- Опять какие-то навязанные догмы. Все относительно, как и твое понятие тыла. И кто тебе, на фиг, сказал, что это все обязательно - семья и куча бабок? Отец? А то такое ощущение, - начал я тыкать на Давида пальцем, - что ты мне что-то по бумажке втираешь.
- Не впутывай моего отца! - вскрикнул Давид и ударил кулаком по столу. - Если бы не он, я бы не вырос человеком, и я его уважаю за все, что он дал и чему научил.
- Сам-то веришь в то, о чем говоришь, Дато?
Потом он открыл рот, будто бы собираясь мне что-то сказать, затем отвел свой взгляд и продолжал сжимать кулаки. Его лицо выражало смесь гнева и озадаченности, брови нахмурены. Давид снова посмотрел на меня и сказал, махнув рукой:
- Ладно, черт с тобой, до твоей упрямой башки все равно ничего не доходит. Вот ещё что хочу спросить: с Викой ты говорил и пытался ее как-нибудь удержать?
- Говорил, но это мало помогало, мы просто не сошлись характерами, и она ушла. Вот и все.
- А мог побороться ради нее, хотя бы попытаться поменяться.
- Я вокруг себя никого не держу, Дато. Захотела уйти - ее решение.
- А может, Отар, ты просто эгоист, который думаешь только о себе?
- О чем ты?
- Ну, смотри: ты боишься, ведь за столько лет ты и другую бабу не нашел, боишься, что она от тебя тоже уйдет. Ты можешь себе лапшу на уши вешать, пить и думать, что все в шоколаде, но я не думаю, что это так.
Я долго смотрел ему в глаза, не находя слов. Проницательность за все эти годы у него не ушла, и в его словах звучало рациональное зерно. Может, я действительно боюсь и обманываю самого себя все эти годы? Черт его знает.
Через какое-то время Давид ухватился за голову и, видимо, ему было совсем плохо. Его глаза совершенно ничего не выражали, и он что-то бессвязно бормотал, а меня, как обычно, начало предательски клонить в сон. Давид неожиданно схватил меня за рубашку и начал говорить сдержанным и отстраненным тоном:
- Слушай, - он тяжело дышал, - на самом деле.. я.. обманул тебя. Ева и дочки не заболели. Я убежал от них. Вот так просто взял и убежал. А знаешь, почему я так сделал? Хочу просто вырваться из тисков этой жизни. Все эти постоянные работы с бумажками в офисах, скандалы с женой по ночам - все труднее это выносить. Ты знаешь, сколько у меня любовниц сейчас? Три, - он начал показывать пальцами, не сводя холодный взгляд, - три. Я тебе никогда не об этом говорил, но отец заставил меня взять себе этот чертов бизнес, понимаешь? Он всегда был строгим и заставлял меня очень много работать и говорил, что у него на меня большие надежды и планы, я его слушал, по-другому не мог, он постоянно угрожал, что выгонит меня из дома, если я не оправдаюсь. И в Германии мне пришлось продолжить его автомобильное дело, все сделать по его правилам, хотя я не хотел этого, - тон Давида резко повысился, а затем он продолжил спокойно: - Мне иногда кажется, что я попугай в клетке - здоровой клетке, базара нет, жердочки золотистые, но выбраться я не могу. Ничего не оставалось, кроме как обмануть семью, что уезжаю по делам, и хотя бы приехать сюда, забыться.
Он медленно отпустил рубашку и отвел взгляд, по его щеке потекла слеза. Я впервые видел его таким - растерянным, уязвимым, и внутри здоровяка оказался сомневающийся в себе маленький ребенок. Мы все, правда, немного дети, вопрос в том, кому хватает мужества признаться себе в этом. Давид признался, хотя я прекрасно понимаю, что, будучи трезвым, он бы никогда в жизни этого не рассказал. Мои глаза начали смыкаться все сильнее, и я потерял сознание.
Я проснулся на гостиничном диване из-за проступивших солнечных лучей, и, конечно же, грянула головная боль. Я пытался вспомнить, как уснул, но эти попытки были тщетными. Повернув голову, я увидел Давида, который поправлял галстук, стол был полностью чист, лежала только недопитая бутылка водки. Он заметил, что я проснулся, и подошел ко мне, смотря внимательно:
- Живой, Ото?
- Живой, живой...
В голове моей потихоньку начала восстанавливаться хронология ночных событий, и навалились приступ уныния и неловкость одновременно. В строгом, на первый взгляд, взгляде Давида ощущалась смущенность и скованность.
- Послушай, Отар, мне позвонили из Германии по срочному делу, поэтому завтра же придется улетать.
Я однозначно не мог понять, была ли это правда, и даже не знал, помнил ли Давид то, что случилось.
- Конечно, дай оденусь и проведу тебя до двери, - вяло буркнул я.
Пока Давид направился к выходу, я приоделся, а потом открыл ему дверь. Мы долго молчали и стояли в задумчивости, и я решил прервать это первым:
- Ну, ладно, удачи тебе, Дато, и спасибо, что зашел, - с небольшим усилием я натянул на себя улыбку.
- И тебе спасибо, Ото, очень рад был повидаться. Может, ещё увидимся, - мы сухо пожали друг другу руки, Давид похлопал меня по плечу и развернулся, я помахал ему вслед.
Я закрыл дверь и достал из маленькой комнатушки свою старую гитару, которая была покрыта толстенным слоем пыли и всем своим видом давала понять, что давно не использовалась по прямому назначению. Я почистил ее, проверил звучание. Струны уже никуда не годились, но было терпимо. Взял со стола ту самую бутылку водки, и что-то меня остановило. Нет, так не пойдет. Срочно нужно кому-то составить компанию. В голове проносился хаотичный поток мыслей, крайне скоротечных и разнообразных, словно разум был сплетением дорог с машинами, проезжавшими на сумасшедшей скорости, но при этом впервые за долгое время было сильное и жгучее чувство бездонной пустоты. Я думал обо всем - и о ночном разговоре с Давидом, и о Вике, и о своих решениях, которые успел принять к своему третьему десятку. А может, пойти к Нике? Да, почему бы и нет, ведь он неоднократно меня приглашал в гости, а я почему-то постоянно отнекивался. Сделаю сюрприз. Надеюсь, он не будет против. Я все ещё помнил, где Ника живет, хоть и бывал у него всего один раз вместе с Тамазом по одному делу. Мигом переодевшись, я взял с собой гитару и быстро вспомнил, где находится его район и корпус. Потратил час на дорогу. Я находился на нужном этаже и тупо уставился на черную железную дверь, но все же, глубоко вздохнув, постучал. Ника, одетый в черную рубашку и спортивки, открыл дверь с хмурым взглядом и, вытаращив глаза, удивленно меня осмотрел.
- Ото? Как ты, слушай? Ну, здравствуй.. Что-то ты неожиданно, но я рад тебя видеть, наведался все-таки!
Мы обнялись.
- Нормально, нормально. Да вот решил тебя удивить, дружище, - ответил я со смехом.
Ника бросил взгляд на гитару.
- Не знал, что ты играешь.
- Было дело когда-то.
- Ника, может, хватит оставлять тарелки на столе? Хотя бы в раковину бросай, - раздался усталый женский голос подошедшей ко входу девушки. Очевидно, это Диана.
- У нас тут гости, Дико.
Ника жестом указал на меня.
Диана была хрупкой сероглазой брюнеткой со стрижкой каре, одетая в розовую рубашку и шорты. Ее миловидное лицо непривычно детское, однако это ей вполне подходит. Она озадаченно рассматривала меня, затем улыбнулась и протянула мне руку. Я легонько пожал её в ответ.
- Вы тот самый Отар, да? Рада, что вы здесь! Проходите, не стесняйтесь.
- Да, Ото, заходи, не стой столбом.
Я вошел в среднюю комнату с небольшим столиком рядом с окном, кроватью, парочкой шкафов и кухонной утварью - простая однушка без изысков. Повесив чехол с гитарой, я сел за стол, Ника сел напротив.
- Чаю? - предложила Диана.
- Да, не откажусь.
Ника удивленно приподнял бровь и засмеялся.
- Чай? - спросил он. - Как-то на тебя это совсем не похоже, Ото.
- Иногда могу хлебнуть, - улыбнулся я.
Диана поставила мне чашку, а чуть позже разложила на столе несколько кусков слоеного хачапури и другой легкой еды. Мы какое-то время просто молча сидели и ели, и она решила начать разговор:
- Отар, как работа в баре? Вам нравится?
Ника легонько задел Диану локтем и сказал:
- Что за идиотские вопросы, Дико? Человек и так много работает, пускай хоть здесь отдохнет от всего этого.
- Да мне же просто интересно, - возмущенно ответила она.
- Да все нормально. Работа в баре отличная, не жалуюсь.
- Слушайте, - начала Диана, - Ника рассказывал, что вы человек творческий, мне бы очень хотелось узнать ваше мнение: я очень люблю рисовать и практикуюсь уже год, не хотели бы оценить мои работы?
- Конечно, я не про-...
- Диана! - перебил меня Ника. - Ты каждому гостю задаешь этот вопрос. Может, Отару это неинтересно, не надо его смущать.
- А то, что ты постоянно всем рассказываешь про коллекционирование марок по поводу и без, - это ничего?
В воздухе повисло напряжение, и, чтобы разрядить обстановку, я сказал:
- Ника, Диана, мне интересно и на марки посмотреть, и рисунки оценить, я совершенно не против. Я, в конце концов, пообщаться к вам зашел. Потом я могу рассказать, что я обычно делаю дома, могу ещё истории вспомнить. Вы же не против?
Их лица стали заметно спокойнее, они улыбнулись и кивнули.
- Да конечно, Ото!
- Рассказывайте!
И мы так провели весь день, общаясь между собой. Я оценил работы Дианы, в альбоме по большей части были изображены привычные горные пейзажи, однако весьма богатые на детали. Потенциал однозначно был, я похвалил её. Потом Ника достал толстенную книгу, в которой были наклеены разнообразные советские марки, и я с удовольствием рассмотрел их все, затем рассказал о своей коллекции монет со всего мира, которые я начал собирать с выпускного, Ника и Диана внимательно меня слушали.
- ... помню, в школе я решил подшутить над одноклассником, Лука его звали. После ночевки у него я наутро шел в шаурмечную, чтобы прийти в себя, и нашел полупустую бутылку с пивом, поднялся и предложил ему её, чтобы опохмелиться, мол, половину я уже выпил. Лука сразу учуял подвох, и пришлось сказать правду. Он резко начал махать рукой, скорчив лицо, и попросил бутылку выкинуть. Я снова выхожу на улицу и вижу какого-то мужика, который обращается ко мне и говорит: "Слушай, у меня долг в магазине, а одноразовые стаканчики я не могу взять, можешь мне и себе заодно купить?" Ну, я купил и ему, и себе стаканы, поднялся обратно к Луке, и он с недоумением и выпученными глазами спрашивает: "Сначала с пивом приходишь, но без стаканов, а теперь со стаканами, но без пива? Ото, что с тобой?"
Ника и Диана засмеялись.
Я смотрел на них - на этих молодых, немного инфантильных, но добродушных людей, и чувство тепла обволакивало меня, я надеялся, что у них все будет в порядке и они со всем смогут справиться, что бы ни случилось. Я, широко улыбаясь, совершенно искренне сказал им:
- Вы классные.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись в ответ, поблагодарив меня за визит.
Я взглянул на чехол и вытащил гитару.
- Вы не против, если я сыграю? Я, наверное, разучился, но все же, - улыбнулся я.
- Конечно нет! - ответил Ника и хлопнул меня по плечу.
- Сыграйте, пожалуйста, не наговаривайте на себя!
Я начал играть, и мои руки стали инстинктивно нащупывать различные аккорды, а в голове стали всплывать практически все выученные наизусть песни, сыгранные сотню раз в подземке. Мы сидели и пели. Доволен ли я текущим положением вещей? Я этого ответа не знал, рассудить могло лишь время. В общем-то, в данный момент момент это было несущественно. Так я играл и наслаждался музыкой.