Henry Wadsworth Longfellow
THE SONG OF HIAWATHA
Introduction
Should you ask me, whence these stories,
Whence these legends and traditions,
With the odors of the forest,
With the dew and damp of meadows,
With the curling smoke of wigwams,
With the rushing of great rivers,
With their frequent repetitions,
And their wild reverberations,
As of thunder in the mountains?
I should answer, I should tell you,
"From the forests and the prairies,
From the great lakes of the Northland,
Should you ask me, whence these stories,
From the land of the Ojibways,
From the land of the Dacotahs,
From the mountains, moors, and fen-lands,
Where the heron, the Shuh-shuh-gah,
Feeds among the reeds and rushes,
I repeat them as I heard them
From the lips of Nawadaha,
The musician, the sweet singer."
Should you ask where Nawadaha
Found these songs, so wild and wayward,
Found tliese legends and traditions,
I should answer, I should tell you,
"In the birds'-nests of the forest,
In the lodges of the beaver,
In the hoof-prints of the bison,
In the eyrie of the eagle!
"All the wild-fowl sang them to him,
In the moorlands and the fen-lands,
In the melancholy marshes;
Chetowaik, the plover, sang them,
Mahng, the loon, the wild-goose, Wawa,
The blue heron, the Shuh-shuh-gah,
And the grouse, the Mushkodasa!"
If still further you should ask me,
Saying, "Who was Nawadaha?
Tell us of this Nawadaha,"
I should answer your inquiries
Straightway in such words as follow.
"In the Vale of Tawasentha,
In the green and silent valley,
By the pleasant water-courses,
Dwelt the singer Nawadaha.
Round about the Indian village
Spread the meadows and the corn-fields,
And beyond them stood the forest,
Stood the groves of singing pine-trees,
Green in Summer, white in Winter,
Ever sighing, ever singing.
"And the pleasant water-courses,
You could trace them through the valley,
By the rushing in the Spring-time,
By the alders in the Summer,
By the white fog in the Autumn,
By the black line in the Winter;
And beside them dwelt the singer,
In the Vale of Tawasentha,
In the green and silent valley.
"There he sang of Hiawatha,
Sang the Song of Hiawatha,
Sang his wondrous birth and being,
How he prayed and how he fasted,
How he lived and toiled, and suffered,
That the tribes of men might prosper,
That he might advance his people!"
Ye who love the haunts of Nature,
Love the sunshine of the meadow,
Love the shadow of the forest,
Love the wind among the branches,
And the rain-shower and the snow-storm,
And the rushing of great rivers
Through their palisades of pine-trees,
And the thunder in the mountains,
Whose innumerable echoes
Flap like eagles in their eyries;-
Listen to these wild traditions,
To this Song of Hiawatha!
Ye who love a nation's legends,
Love the ballads of a people,
That like voices from afar off
Call to us to pause and listen,
Speak in tones so plain and childlike,
Scarcely can the ear distinguish
Whether they are sung or spoken;-
Listen to this Indian Legend,
To this Song of Hiawatha!
Ye whose hearts are fresh and simple,
W^o have faith in God and Nature,
Who believe, that in all ages
Every human heart is human,
That in even savage bosoms
There are longings, yearnings, strivings
For the good they comprehend not,
That the feeble hands and helpless,
Groping blindly in the darkness,
Touch God's right hand in that darkness
And are lifted up and strengthened;-
Listen to this simple story,
To this Song of Hiawatha!
Ye, who sometimes, in your rambles
Through the green lanes of the country,
Where the tangled barberry-bushes
Hang their tufts of crimson berries
Over stone walls gray with mosses,
Pause by some neglected graveyard,
For a while to muse, and ponder
On a half-effaced inscription,
Written with little skill of song-craft,-
Homely phrases, but each letter
Full of hope and yet of heart-break,
Full of all the tender pathos
Of the Here and the Hereafter;-
Stay and read this rude inscription,
Read this Song of Hiawatha!
THE PEACE-PIPE
On the Mountains of the Prairie,
On the great Red Pipe-stone Quarry,
Gitche Manito, the mighty,
He the Master of Life, descending,
On the red crags of the quarry
Stood erect, and called the nations,
Called the tribes of men together.
From his footprints flowed a river,
Leaped into the light of morning,
O'er the precipice plunging downward
Gleamed like Ishkoodah, the comet.
And the Spirit, stooping earthward,
With his finger on the meadow
Traced a winding pathway for it,
Saying to it, "Run in this way!"
From the red stone of the quarry
With his hand he broke a fragment,
Moulded it into a pipe-head,
Shaped and fashioned it with figures;
From the margin of the river
Took a long reed for a pipe-stem,
With its dark green leaves upon it;
Filled the pipe with bark of willow,
With the bark of the red willow;
Breathed upon the neighboring forest,
Made its great boughs chafe together,
Till in flame they burst and kindled;
And erect upon the mountains,
Gitche Manito, the mighty,
Smoked the calumet, the Peace-Pipe,
As a signal to the nations.
And the smoke rose slowly, slowly,
Through the tranquil air of morning,-
First a single line of darkness,
Then a denser, bluer vapor,
Then a snow-white cloud unfolding,
Like the tree-tops of the forest,
Ever rising, rising, rising,
Till it touched the top of heaven,
Till it broke against the heaven,
And rolled outward all around it.
From the Vale of Tawasentha,
From the Valley of Wyoming,
From the groves of Tuscaloosa,
From the far-off Rocky Mountains,
From the Northern lakes and rivers,
All the tribes beheld the signal,
Saw the distant smoke ascending,
The Pukwana of the Peace-Pipe.
And the Prophets of the nations
Said: "Behold it, the Pukwana
By this signal from afar off,
Bending like a wand of willow,
Waving like a hand that beckons,
Gitche Manito, the mighty,
Calls the tribes of men together,
Calls the warriors to his council!"
Down the rivers, o'er the prairies,
Came the warriors of the nations,
Came the Delawares and Mohawks,
Came the Choctaws and Comanches,
Came the Shoshonies and Blackfeet,
Came the Pawnees and Omahas,
Came the Mandans and Dacotahs,
Came the Hurons and Ojibways,
All the warriors drawn together
By the signal of the Peace-Pipe,
To the Mountains of the Prairie,
To the great Red Pipe-stone Quarry.
And they stood there on the meadow,
With their weapons and their war-gear,
Painted like the leaves of Autumn,
Painted like the sky of morning,
Wildly glaring at each other;
In their faces stern defiance,
In their hearts the feuds of ages,
The hereditary hatred,
The ancestral thirst of vengeance.
Gitche Manito, the mighty,
The creator of the nations,
Looked upon them with compassion,
With paternal love and pity;
Looked upon their wrath and wrangling
But as quarrels among children,
But as feuds and fights of children!
Over them he stretched his right hand,
To subdue their stubborn natures,
To allay their thirst and fever,
By the shadow of his right hand;
Spake to them with voice majestic
As the sound of far-off waters,
Falling into deep abysses,
Warning, chiding, spake in this wise:-
"Oh my children! my poor children!
Listen to the words of wisdom,
Listen to the words of warning,
From the lips of the Great Spirit,
From the Master of Life, who made you!
"I have given you lands to hunt in,
I have given you streams to fish in,
I have given you bear and bison,
I have given you roe and reindeer,
I have given you brant and beaver,
Filled the marshes full of wild-fowl,
Filled the rivers full of fishes;
Why then are you not contented?
Why then will you hunt each other?
"I am weary of your quarrels,
Weary of your wars and bloodshed,
Weary of your prayers for vengeance,
Of your wranglings and dissensions;
All your strength is in your union,
All your danger is in discord;
Therefore be at peace henceforward,
And as brothers live together.
"I will send a Prophet to you,
A Deliverer of the nations,
Who shall guide you and shall teach you,
Who shall toil and suffer with you.
If you listen to his counsels,
You will multiply and prosper;
If his warnings pass unheeded,
You will fade away and perish!
"Bathe now in the stream before you,
Wash the war-paint from your faces,
Wash the blood-stains from your fingers,
Bury your war-clubs and your weapons,
Break the red stone from this quarry,
Mould and make it into Peace-Pipes,
Take the reeds that grow beside you,
Deck them with your brightest feathers,
Smoke the calumet together,
And as brothers live henceforward!"
Then upon the ground the warriors
Threw their cloaks and shirts of deer-skin,
Threw their weapons and their war-gear,
Leaped into the rushing river,
Washed the war-paint from the faces.
Clear above them flowed the water,
Clear and limpid from the footprints
Of the Master of Life descending;
Dark below them flowed the water,
Soiled and stained with streaks of crimson,
As if blood were mingled with it!
From the river came the warriors,
Clean and washed from all their war-paint;
On the banks their clubs they buried,
Buried all their warlike weapons.
Gitche Manito, the mighty,
The Great Spirit, the creator,
Smiled upon his helpless children!
And in silence all the warriors
Broke the red stone of the quarry,
Smoothed and formed it into Peace-Pipes
Broke the long reeds by the river,
Decked them with their brightest feathers,
And departed each one homeward,
While the Master of Life, ascending,
Through the opening of cloud-curtains,
Through the doorways of the heaven,
Vanished from before their faces,
In the smoke that rolled around him,
The Pukwana of the Peace-Pipe! |
Генри Лонгфелло
ПЕСНЬ О ГАЙАВАТЕ
Вступление
Если спросите, откуда
Я принес вам песни эти
Про преданья и легенды
С ароматом рощ зеленых,
Влажной свежестью долины,
Вьющимся дымком вигвамов,
Со стремительным потоком
Рек великих, чье бурленье
Громовым несется эхом?
Я отвечу, я скажу вам:
'От лесов и прерий вечных,
Северных озер и речек,
Я принес вам песни эти
Из страны Оджибуэев,
Из страны Дакотов гордых,
С горных круч, с низин болотных,
Где пасется средь осоки
Цапля сизая Шухшухга.
Повторю, как их услышал
Я из уст певца седого
Музыканта Навадаги'.
Если спросите, где слышал
Навадага эти песни,
Первозданные преданья,
Я отвечу, я скажу вам:
'В гнездах птиц - лесных певуний,
В жилищах бобров в запруде,
На следах бизонов в поле,
На скалах - орлиной воле.
Песни диких птиц он слышал
В северной стране вереска,
На болотах, в топях мерзких;
Читовейк-зуек там пел их,
Манг-нырок, гусь дикий Вава,
Цапля сизая Шухшухга,
Куропатка Мушкодаза'.
Если б вы меня спросили:
'Кто был этот Навадага?
Расскажи про Навадагу',-
Я бы сразу вам ответил
На вопросы этой песнью:
'На равнине Тавазента,
В зелени лугов безмолвных,
Средь веселых бурных речек
Жил певец тот Навадага.
Вкруг индейского селенья
Простирались луг и нивы,
А вдали от них виднелся
Бор поющих древних сосен,
Что зеленые все время,
Полные печали, песен.
Тех великих бурных речек
Можно разыскать в долине
По разливам вод - весною
По ольхам зеленых - летом,
По туману - в день осенний,
По руслу - зимой студеной;
И средь них певец жил скромно,
На равнине Тавазента
В зелени лугов безмолвных.
Там он пел о Гайавате
Песню пел о Гайавате,-
О его рожденье дивном,
Как молился и постился,
Как он жил, страдал, трудился,
Чтоб его народ в заботах
Бед не знал и век был счастлив'.
Вы, кто любите Природу,
Солнца свет в лугах зеленых,
Тень листвы лесов уютных,
Ветер вольный средь деревьев,
Бурный ливень и метели,
Рек бушующих потоки,
Что весной ломают сосны,
Гром в горох стократным эхом
Разносящийся по скалам
Словно плеск крылов орлиных,-
Вслушайтесь в сказанье древних,
В эту Песнь о Гайавате!
Вы, кто любите легенды
И народные баллады,
Голоса веков минувших,
Что взывают нас послушать
Тихий говор, шепот детский
Еле слышный нашим ухом -
Песнь ли это, иль сказанье,-
Вслушайтесь в рассказ индейцев,
В эту Песнь о Гайавате!
Вы, чье сердце сохранило
Веру в Бога и Природу,
В ком сомненья нет и боли,
Что терзает душу старца,
И кто верит в силу духа
Дикаря лесов дремучих,
Чья печаль добром омыта;
Всем, кто понял, что бессилье
Застилает зренье тьмою
И находит путь к спасенью,
Прикасаясь к длани божьей,-
Вслушайтесь в простую сагу,
В эту Песнь о Гайавате!
Вы, кто бродит по аллеям
В дикой зелени безмолвной,
Где свисают барбариса
Гроздья темно-красных ягод
Над седой от мха стеною,
Задержись на миг в раздумьях
Над могилой предков наших
И прочти простую надпись
Полустертую на камне,
В столь нехитрых оборотах
Выражающих надежду
И отчаянное горе,
И любовь на все столетья,-
Прочитай стихи простые,
Эту Песнь о Гайавате!
ТРУБКА МИРА
На горах пустынных Прерий,
На Скале из Красной Глины
Гитчи Манито великий,
Сам Владыка, вниз сошедший,
Там стоял на красном камне
И сзывал к себе народы,
Всех мужчин собраться вместе.
От его следов струилась
Речка, круто обрываясь
И сверкая как комета
В свете утренней зарницы
. И Создатель, наклонившись,
Перстом праведной десницы
Начертил дорогу водам,
Молвив: 'Это будет русло!'
Это он своею волей
Создал чашу Трубки Красной
Из камней тех гор высоких,
Что разбросаны повсюду;
С берегов реки великой
Длинный взял тростник мундштучный
С множеством зеленых листьев;
Трубку от набил доверху
Красной ивовой корою;
Дунул сильно в лес соседний
Так, что сучья загорелись
Словно их растер индеец;
И поднявшись над горою
Гитчи Манито великий
Закурил ту Трубку Мира
Как сигнал ко всем народам.
Дым сначала поднимался
Сквозь прозрачный воздух утра
Одинокой темной струйкой,
А потом густым туманом,
Белым облаком раскрылся
Как весной деревьев кроны.
Беспрерывно ввысь взмывая,
Он коснулся небосвода
И, разбившись, раскатился
Клубным паром над землею.
Из долины Тавазента,
Из долины Байоминга,
Из лесистой Тоскалузы,
От скалистых гор далеких,
Северных озер и речек
Все народы увидали
Дым сигнальный от Покваны,
Дым далекой Трубки Мира.
И пророки всех народов
Говорили: 'То Поквана
Нам сигналит из далёка,
Словно ива изгибаясь,
Как рукой зовет нас, манит:
Гитчи Манито великий
Племя воинов сзывает
На совет собраться вместе.
По равнинам пешим строем
И по рекам на каноэ
Прибывали Делавары,
Оджибвеи и Каманчи,
Воины Мэндэна, Поны,
Черноногие, Дакоты,
Шли Омоги и Шошоны,
Плыли Чоктосы, Могоки
И отважные Гуроны -
Все воители народов
Собрались в Большой Равнине
По сигналу Трубки мира.
И заполнили равнину
Сотни воинов свирепых
В ярких красках и доспехах,
Словно осенью деревья,
Дико глядя друг на друга;
На их лицах - дерзкий вызов,
В их сердцах - вражда столетий,
Ненависть всех поколений,
Родовая жажда мщенья.
Гитчи Манито великий,
Прародитель всех народов,
Посмотрел на них, жалея,
С отчей нежностью, с любовью;
Посмотрел на спор их, ярость,
Как на ссору малолетних,
На вражду детей драчливых.
Он простер над ними руки,
Чтоб смягчить их нрав упрямый
И унять их жар сердечный
Сенью рук своих могучих;
Обратившись к ним с воззваньем
Голосом царей небесных,
Словно шум воды в ущелье,
Упрекая в жажде мщенья:
'О несчастные дитяти!
Вслушайтесь в слова простые -
Мудрости предупрежденье
От Владыки Жизни вашей,
От создателя народов!
Я дал земли для охоты,
Для рыбалки дал вам воды,
Дал бизона и медведя,
Дал косулю и оленя,
Дал бобра вам и казарку,
Я наполнил реки рыбой,
На болоте много дичи;
Чем тогда вы недовольны
И воюете друг с другом?
Я устал от вашей бойни,
Нет терпенья слышать споры,
Видеть распри и раздоры;
Я устал от просьб о мести,
Ваша сила - жить всем вместе,
Все опасности - в разладе,
Примиритеся навеки
И как братья в дружбу верьте.
Я пошлю до вас Пророка,
Избавителя народов,
Кто научит вас смиренью
И разделит труд и горе.
И умножаться народы,
И наступит эра счастья.
Если ж будете глухими,
Вы исчезнете навечно!
Искупайтесь в этих водах,
Смойте краски боевые
С ваших лиц и кровь на пальцах,
Закопайте все доспехи,
Отломите красной глины,
Выточите Трубки мира
И тростник нарвите рядом,
Ярко перьями украсьте,
Закурите Трубку Мира
И как братья впредь живите!'
Каждый воин сбросил плащ свой
И рубашку, и доспехи,
Побросали все на землю,
Смело бросилися в реку,
Смыли краски с лиц и тела.
Выше их вода стекала
Чистой, светлою струею
От следов Владыки Жизни,
Ниже их вода стекала
Темно-красною струею
Словно смешанная с кровью.
Вышли воины из речки,
Все очистились от краски,
И зарыли в землю копья,
Все дубинки и доспехи.
Гитчи Манито могучий,
Дух Великий и создатель
Улыбнулся мирным братьям.
И все воины в молчанье
Отломили красной глины,
Выточили Трубки Мира
И тростник нарвали рядом,
Перьев ярких повязали
И отправились до дому,
А Владыка воспарился
Сквозь туманную завесу
По небесной дивной тропке
И исчез в дыму, который
Все клубился и клубился
Над Покваной - Трубкой Мира. |