Гульпихнур была в депрессии. У них в деревню вот уже две недели не привозили пива. Приходилось пить водку, а с водки Гуль всегда впадала в депрессию. Даже Юлсалгус не могла ее развеселить. Будучи депрессивно настроенный, Гульпихнур начинала плохо пахнуть. Это не говорит о том, что обычно от нее пахло хорошо, нет. Просто депрессия приводила Гуль к расстройству желудка, ее пучило и пахла она ну-очень-плохо. Пролетавшие над ней мухи дружными стайками падали замертво. Даже живший в хлеве и успевший заматереть хозяйский сын мгновенно трезвел и начинал строить планы на будущее. А хозяева очень не любили, когда их сын начинал строить планы. Потому что строил он их основательно, фундаментально. На родительские деньги. Поэтому баба Нюра, едва унюхав Гулевскую депрессию, брала хворостину и прогоняла ее за Кудыкину гору. А гора называлась Кудыкиной, потому что на ней жил старый, облезлый кабан Кудык, который по вони ничуть не уступал Гульпихнур.
Так вот, в этот раз история повторилась. Гуль загрустила, хозяйка прогнала ее, и Гуль от этого загрустила еще больше. Она даже пробовала сочинять хокку, но вовремя взяла себя в копыта. Плюнув на пробегавшего мимо зайца-гопника, Гуль с горя уснула. Ей приснился сон, и во сне она была прекрасной пятнистой коровой. Гуль всегда мечтала стать коровой, поэтому сон ей очень понравился. Но только она собралась лягнуть доярку, нацелившуюся на ее вымя, как услышала рычание мотоцикла с коляской. То есть, рычал мотоцикл. А то, что он с коляской, Гуль увидела уже потом. Болван, который рулили дрындулетом, явно не видел Гульпихнур и гнал прямо на нее. Гульпихнур это очень обидело. Она всегда считала себя колоритной и импозантной овцой и думала, что не заметить ее невозможно. Поэтому она вскочила на все четыри ноги и грозно завыла в сторону мотоциклиста. Тот заорал, перекрестился и врезался в сосну. Принюхавшись, Гуль поняла, что водила ОЧЕНЬ СИЛЬНО ее испугался и, довольная собой и даже повеселевшая, собралась спать дальше. Но тут прибежали хозяева с чуркой в фуражке. Оказалось, мотоциклист был вором-рецидивистом и наглым образом спер хозяевский самовар с растапливающим сапогом. И фиг бы с ним с самоваром, но сапог хозяину еще от пра-пра-прадедушки достался. Раритет, так сказать.
В общем, Гульпихнур тут же простили, привели домой, накормили сеном и разрешили вонять, сколько ей угодно. А тут еще и Юлсалгус прибежала, рассказала, что пиво привезли. Так что, Гуль благополучно вылезла из депрессии, но иногда пованивала для профилактики, чтобы хозяева не расслаблялись...