Солнце уже катилось за горизонт, когда на окраине деревеньки Дроль распахнулась старая, прогнившая дверь такой же таверны.
Дверь, ударилась о избитый косяк, стряхнув с потолка горстку пыли, и намеревалась, было, отвесить обидчику сдачи, но фигура в желтом плаще поймала ее рукой. На руке блеснуло кольцо, развеяв сомнения посетителей, относительно ремесла новоприбывшего.
Поэт окинул темный зал взглядом и, чуть помедлив, вошел.
Ему было не ново бывать в таких тавернах, но он до сих пор не мог привыкнуть к ним. Наверное, от того, что сидящий рядом с тобой здоровяк мог легко оказаться убийцей, за голову которого обещано тысячу сереб; или вон тот, благородного вида мужчина, кажется, был известным в округе, работорговцем.
Поэт прошел мимо них, не задев ни грубых не тесанных столов, ни пьянчуг, свисающих со стульев. Он шел прямо к трактирщику, и уже готов был раскрыть рот, что бы окликнуть его, когда тяжелая, грузная рука опустилась на его плече.
- Эй, друж-жище... - дыхнул перегаром какой-то разбойник. - Ты ведь поэ-ат, да?...
Он кивнул.
- Тогда сп-хой нам?... М?... - предложил пьяный толстяк.
- Я не могу. - мрачно ответил поэт.
- С-с-што? - удивился разбойник. - Как ето.. ты поет... и не мошешь петь?... Да такова не бывает!...
Поэт из-под капюшона взглянул на толстяка. Взгляд его излучал не то злобу, не то отчаяние... и внушал почему-то опасность.
- Аэ... Ну теп-бя!.. - махнул рукой пьяный разбойник и неуклюже поплелся к столу.
- Думаешь, если бы я мог петь, я бы был здесь... - злым тихими шепотом ответил поэт. А затем подошел к трактирщику.
- Эй, трактирщик! Мне кружку пива и яичницу с беконом! Плачу серебром.
- Хорошо. - Отозвался крупный мужчина, с засаленным полотенцем на перевес. - Будет через минуту...
Через несколько минут трактирщик поставил перед гостем аппетитно пахнущую яичницу и большую кружку светлого пива.
- Путешествуешь? - поинтересовался он, обтирая руки полотенцем.
- Угу. - буркнул тот, набивая рот.
- Не часто у нас поэты бывают... - ухмыльнулся трактирщик. Он был уже в возрасте. Шрамы на руках говорили о многих сражениях, но глаза выдавали человека добродушного, общительного.
- А я и не поэт. Можно сказать... - нехотя бросили в ответ. - Черт! Ну, и жарко же тут вас!..
Поэт дернул за пряжку на вороте плаща, и скинул капюшон. Светлорусые кудри выпали из ткани, словно золото из мошны; Все кто мог в таверне, единодушно уставились на не него. Спиной почувствовав взгляд, молодой мужчина повернулся, явив им уродливое лицо. В глубине зала раздался крик, и кого-то стошнило.
- Хм. - ухмыльнулся он, растягивая отвратительные губы. - Прости, я немного смутил твоих посетителей...
Он вновь повернулся к трактирщику. Тот отступил на шаг, вжавшись в стену, и дрожащей рукой схватился за рот. Бледный, с проступающим зеленоватым оттенком, он вытаращил глаза, и что есть силы боролся с подступающей рвотой.
Поэт разочарованно цикнул зубом, и закинул в рот оставшийся кусочек мяса. Краем уха он слышал нарастающий шепот за своей спиной.
- Кто ты, черт тебя побери... - наконец, выдохнул трактирщик.
- Жак. Жак-Луи - ответил он.
- Бездарный... - шепотом пронеслось по залу.
В следующие мгновение поэт отпрянул, и в место, где только что была его рука, вонзился нож. Он еще раз цикнул зубом, и взяв нож, не оборачиваясь швырнул его назад.
В зале раздались крики, затем посыпались ругательства. Люди кинулись в рассыпную, налетев друг на друга и своротив столы и стулья. Воспользовавшись замешательством, поэт вынул из кармана несколько серебряных монет и кинул их в ниску.
- Ну, бывай.. - тихо сказал он испуганному трактирщику, и накинув свой капюшон исчез.