Серо-чёрные мысли в придуманном мире людей... Отрешённостью оставшихся надежд на что-либо.
'All good things are eleven'...
Так просто. Они ходят туда-сюда. Верят? Дышат. Существуют. И думают, что живут... Смотрят в глаза... в глаза.
Но ничего не видят. Ничего не видят сквозь стекло.
Ты слышал? Я когда-то узнала, стоя рядом с каким-то человеком... Я услышала, что они говорят, что мы безумцы. Я подумала... Тогда зачем нам жить в мире идеально-правильных людей? Для чего? Чтобы наши вены были исколоты, а кровь превратилась бы в смесь гемоглобина с глюкозой и антидепрессантами вкупе с транквилизаторами?.. Ты знаешь, я отказывалась. Я била ампулы, била по рукам сестёр, меня не удерживали никакие ремни, и я не давала колоть себе смесь героина с успокоительным. Я кричала, кусалась, брыкалась, пока, наконец, мне не выдали эту смирительную рубашку. На меня снова повесили ярлык, теперь он гласил: "Потенциально опасна", а к истории болезни приписали всего 1 ёмкое предложение: "Состояние резко ухудшилось", вместо того, чтобы просто понять. Документация всегда важнее людей - она олицетворяет собой идеальный порядок и всеобщую нормальность тех, кто её создаёт, кто её хранит и о ней заботится. В отличие от тех, кто здесь находится, она всегда должна быть правильной, верно? Так и есть. Пара слов в личном деле для них важнее самого состояния. Поэтому я могу позавидовать их терпению и упорству. Но они никогда не видели, как я плачу, никогда не понимали, что я чувствую. Когда мне вновь вкалывали лекарство, моя рука всегда заметно дрожала. Мне вкалывали дневную дозу успокоительного за раз, но я никогда не спала. Я была постоянно напряжена. Почему я ничего не давала им с собой сделать?.. Потому что боялась, что забуду, как это - уметь чувствовать.
Зачем нас лечить?.. Если они знают, что мы неизлечимо больны другой стороной одного и того же мира? Это не другой мир и не другая реальность. Мы ведь просто видим всё по-другому. Но в этом мире, в их мире - иное восприятие уже значит, что ты являешься отклонением от их нормы, но если ты ещё и сопротивляешься их навязчивым идеям, это значит, что ты совершенно сошёл с ума. Тут так нельзя. Тут все должны являться частью системы. А такие, как мы - это всего лишь какой-то ненужный, расшатанный винтик, который случайно [_а может, и не случайно?..] выпал, тем самым нарушив целостность. Но нам всегда найдётся замена, знаешь...
Меня всегда удивляло: они же ничего не видят. Ни неба, ни луны. Ни звёзд. Они даже не умеют слушать шёпот ветра... и тишину. Неужели это мы так больны? Так, как они говорят?..
Сквозь стекло вглядываться в стремительно исчезающее время, с каждой секундой втаптываемое в песок чьими-то невежественными ногами. Отражения неба... Это нас выпускают... Потому что мы всегда молчим. И сидим на разных холодных подоконниках, прислонившись лбами к стеклу.
А на пустом дворе осень. Рассыпанные деревьями листья. И серый дождь. Дождь, который не кончался никогда. И осень там длится 12 месяцев в году. Ты видишь? То высотное здание за той пятиэтажкой. Я когда-то с той крыши хотела прыгать. А потом передумала. Потому что люблю высоту. Мне не страшно. Знаешь?.. Мне уже давно не страшно. Только есть одна неприятность: тот резкий свист ветра в ушах.
Кто-то вошёл. Чтобы с кем-то переговорить... За нами никто не придёт, чтобы забрать к себе. Потому что просто мы остались одни. Врачи, санитары, запах валокордина, валерианы [зачем?_], иглы, иглы, шприцы. Всё проходит мимо нас... так медленно. Потому что мы обычные душевнобольные, заклейменные навсегда. А ты знаешь лекарства, которые могли бы вылечить душу? Я пыталась найти выход. Вот только все двери закрыты. А туда, куда я стучусь - никто не хотел пускать - находились свои причины. Всегда. Моя проблема в моём нескончаемом доверии. Только люди всегда хотели большего, потому что были такими же равнодушно-алчными, как и все те нормальные, кто нас теперь окружает и старается вбить нам в голову, что мы должны помогать в своём лечении. Они все желают нам исключительно добра, и больше ничего. Даже ни о каком счастье речи не ведётся. Они пытаются нас вытянуть - по их собственному мнению. И чем? Подумать только - разговорами! Только их новейший запатентованный метод ампутации душ закончился полным провалом - как можно проводить такую операцию, просто пытаясь вырвать душу с мясом голыми руками? Я снова хотела покончить с этим - чтобы мне её никогда не вырывали, я хотела с ней уйти. Только в очередной ничего не вышло, попытка оказалась не смертельной, но зато привела ко множеству истерик и окончательному душевному истощению. И теперь нас выпускают, чтобы мы раз в неделю взглянули на небо и вспомнили, кто мы на самом деле, и хотя бы на миг почувствовали безупречность и красоту мира, в самый дальний и тёмный угол которого нас загнали. Как стадо баранов в загон. Где там, в каких глубинах этих чёрствых душ находится элементарное уважение? И где эта хвалёная человечность, о которой столько нелепых полилогов, но которая тут является лишь способом самоутверждения, либо тешит чьё-то самолюбие и гордость? Где обещанная забота? Нет ничего. Ложь и фальшь. Зато питание три раза в сутки. Зато высочайшие проявления милости в виде разрешения выйти 1 раз в неделю из душного плена четырёх пыльных стен. Это у них зовётся человечностью и проявлением самого что ни на есть сострадания. Не думай, что я окончательно сошла с ума. Я слышала: они так всё это называют. Наверное, мы с тобой просто до сих пор путаем понятия. Или что-то понимаем не до конца.
На моём запястье стоит номер: 666. На твоём - 999. Взаимозаменяемые числа. И нас посчитали?.. Я никогда не попаду в Рай, если он есть. Мне не на что надеяться - лифт не пойдёт на небо. Туда даже лестницы нет. И поэтому мне не во что верить - зачем мне вера, если я и так всё знаю?.. А во что веришь ты?.. Ты молчишь. И опускаешь взгляд... Знаешь... у меня тоже когда-то отняли все мечты. И стёрли из памяти чей-то образ, который я теперь никогда не найду. Теперь мне окончательно не во что верить - потому что нет надежды. Надеяться не на кого и не на что. А воля случая бывает такой капризной дамой...
Но только ты говорил, что веришь. В воздушные пространства, укутанные льдом. За твоим окном постоянная зима... Только я её не вижу, как уверяешь ты. Ты веришь в то, что тебе говорят низкие облака. И безгранично доверяешь музыке внутри своей головы. А ещё - словам. Не тем, какими общаются с тобой врачи, санитары и медсёстры, нет. Ты веришь тем хрупким наборам символов, что создают безграничную и волшебную неповторимость, уникальность той, казалось бы, обычной вечной зимы за твоим окном. Ты всё-таки веришь, что что-то можно изменить не ценой своей собственной жизни...
А я однажды даже видела свет. Свет в конце тёмного тоннеля. А потом всё замигало и погасло. Это была лампочка на 60 Ватт. А потом меня поместили сюда. Они думали, что здесь я перестану слышать чьи-то мысли. У меня отняли бумагу и ручку, и красные чернила. А дали разноцветную горсть таблеток. Ты знаешь, из них было так забавно составлять разные фигуры...
Они так решили - меня выпускать - потому что я постоянно твердила о небе. Мне его не хватало. А ещё я наотрез отказывалась всё это принимать. И мои вены почти не исколоты. Они махнули рукой и просто оставили меня здесь... Им всё равно. А я привыкла спотыкаться на безразличии и равнодушии. Все люди одинаковы, когда их на самом деле ничего не касается.
Смотри... внимательно. Там кого-то снова выносят? Лицо скрыто покрывалом. Пятая палата. Который уже за неделю? (или год?) Не знаю... нам говорят не смотреть... А мне жаль. Я тяжело переживаю чужие смерти. И почему надзирательница такая жестокая? Я отворачиваюсь к окну. А двор по-прежнему пуст. Мы так и останемся одинокими. В этих стенах. И раз в неделю будем смотреть наверх... в отчаянной, но больной, умирающей надежде на то, что что-то всё-таки изменится.
Покрывало... А может, следующей жертвой врачей буду я? Или ты... Что для меня ещё мучительнее.
Я всегда не сплю по ночам. Я хочу беспрепятственно ходить по чёрным коридорам - там не так пусто и ощущается чьё-то присутствие... Не так пусто, как в этой квадратной комнате с мягкими стенами. Но мне нельзя. Знаешь... Потому что они думают, что я всё-таки могу себя убить. Снова. Как бывало не раз.
Всё, что нам остаётся - это ждать конца. Иначе нельзя. Ждать, прижавшись к стеклу. И отдавать всё ради этих редких моментов, редкой возможности окунуться в пространство своих собственных воспоминаний или наоборот - придумать то, чего ещё никогда не было. Только почему-то снова и снова становится как-то больно от того, что тебя причислили к числу "не таких, как все". Почему, когда просто больше не хочешь жить, автоматически становишься ненормальным? Значит, все ненормальные не хотят жить. Значит всё, кто есть здесь, не хотят жить. Они все могут убить себя. Тогда почему только нам выдали такой строгий надзор, почему только у нас решётки на окнах, а сами окна вне пределов их досягаемости?.. Почему, когда просто хочешь всё остановить, тебя самого начинают останавливать?
Ведь мне просто... было больно. И я хотела прекратить эту боль. И всё!
Холодный, холодный подоконник. Босые ноги. А мне всё равно, что они там скажут. В сердце к ним давно не осталось ничего, кроме равнодушия, как и у них. Оклики санитаров... гневные. Почему они так орут? Я же просто хочу смотреть в окно. Они видят, что не такие, как мы. И, наверное, чувствуют себя ущербными..? Успокойся, без истерик. Они не загонят нас насильно... Хочешь, я подойду к тебе ближе? Я могу рассказать тебе о смерти... Всё будет так, как раньше. Просто ещё один день прошёл в изучении граней замёрзшего неба. У меня за окном оно тоже замёрзло и стало похоже на ломаный лёд. Но только там до сих пор ветер. И осень... И замёрзшие, такие несчастные листья, небрежно разбросанные по асфальту... Всё осталось таким, каким должно было быть - не более того. Это естественные изменения моих не-состояний. Я расскажу, как это происходит в моей голове. А может, у тебя на глазах? А может, я всё это создаю своими руками. Но только не замечаю этого так же, как не замечаю почти ничего вокруг.
А потом нас уведут. И разделят по разным камерам - так надо. Я иногда чувствую себя экспонатом. Потому что часто ко мне присоединяют всякие проводки и тому подобное. Изучают меня. Стараются вывернуть наизнанку мою душу. И стараются что-то понять... Им не дано, и я пожимаю плечами - я бессильна против приборов, бессильны приборы против меня, и мы ничего не можем создать в нашем общем бессилии. И с тобой та же проблема. Всё будет заново. И проводки тоже. Я знаю. Ты знаешь. Улыбаешься только мне, медленно уходя. И я улыбаюсь в ответ.
Мне когда-то казалось, что ты можешь читать мою душу, а теперь остались только улыбки. Но мне уже всё равно. Мне уже почти всё равно.
Я приду и сяду в свой угол, и тяжёлая дверь захлопнется, чтобы открыться только завтра. Я обниму руками замёрзшие колени. Сделаю для них вид, что всё в порядке. А потом посмотрю на решётку... высоко. Почти под потолком. Хотя бы возможность созерцать себя со стороны они никогда у меня не отнимут.
Только здесь темно и всегда становится страшно, хотя я не боюсь темноты. И пусто. Сгустилась ночь, и я вижу далёкий блеск луны. И тени падают от решётки на упругий мягкий пол. Неужели им до сих пор не понятно, что я не причиню себе вреда?.. Я просто буду ждать конца. Вместе со всеми. И без всех.
А может, я уйду раньше, если мне надоест ждать. Смертельная доза наркотика, который они всем нам дают, и сердце навсегда остановит свой бег. Это не больно. Я знаю, что это не больно. Такое уже бывало. Только когда?.. Потеряла счёт времени. Может, я здесь день... неделю... или месяц... или год?..
Верните меня в их реальность. Чтобы я могла всё воспринимать так, как они считают правильным. И никаких проблем бы тогда не было.
Я бы просто молча себя ненавидела. И через день меня бы не стало. Но я не умею так виртуозно притворяться и лгать себе. Мне не дано.
Ты, наверное, ещё помнишь, как когда-то, одним таким вот морозным утром [_из твоего мира], убеждал меня, что я - ангел.