Я -- слаб. Созданный из советского генетического материала, запуганный школой, коммуняками, ментами, неизвестностью, судьбою. Я слаб, очень слаб.
Я -- один.
Но я -- человек!
И потому я рискую, пишу, возвращаю из тьмы исторической несправедливости вычеркнутые нелюдями имена.
Почему черно-серый кардинал Пятро Глебка стоит во весь рост на престижном Московском кладбище, а прозаик с задатками гения Лукаш Калюга расстрелян на взлете и погребен в одной из ям-могильников людоедки Сибири? Сотни, тысячи безымянных могил! Между тем на проспекте Ф.Скорины, почти напротив бывшего кафе "Весна" (так назывался и первый рассказ Лукаша Калюгi -- рок!), на месте которого в тридцатые годы находился Дом писателей, в желто-сером здании (где уничтожали этих писателей -- снова рок!) служат люди, которым стоит мизинцем шевельнуть, и -- мы узнаем, где лежат классик белорусской литературы Максiм Гарэцкi, географ Мiкалай Азбукiн, академики Язэп Лёсiк и Вацлаў Ластоўскi, редактор "Нашай Нiвы" Аляксандр Уласаў, зачинатель белорусской литературной критики Адам Бабарэка, краевед Мiкалай Каспяровiч, поэты Сяргей Фамiн, Уладзiмiр Хадыка, Сяргей Дарожны, Мiкалай Гваздоў, Сяргей Ракiта, Янка Тумiловiч, Сяргей Астрэйка, драматург Васiль Шашалевiч и его брат сатирик Андрэй Шашалевiч (А.Мрый), прозаики Сымон Баранавых и Барыс Мiкулiч, языковед Язэп Воўк-Левановiч, один из организаторов и руководителей Слуцкого восстания Павел Жаўрыд, журналисты Радыён Шукевiч-Траццякоў и Сяргей Знаёмы, правовед Рыгор Парэчын, врач и литератор Павел Каравайчык, сотни других невинно убиенных. Где в Минске закопаны двадцать два белорусских литератора, расстрелянных в "американке" в ночь с 28 на 29 октября 1937 года? Двадцать два за одну ночь! Где?
И был же шанс узнать. Еще вчера. В начале 1990-х. Упустили. Наплевали на историю! Все время плюем на историю! Не желаем ее знать. Не хотим укрепить фундамент, на котором стоим. Стоим, не дергаемся, не шевелимся, молчим. Стоим в болоте и молчим. Молчим и уходим в землю. Болото засасывает. Медленно, незаметно. Все глубже вбирает в себя. Десять миллионов. Как тогда тех двадцать два литератора...