Он был начинающий писатель и уже издал первую книжку в мягкой обложке, достаточно пухлую. Это потому что формат малый, так посоветовал издатель. И был прав. В таком виде книжка смотрелась компактно и выгодно. Хорошо, если в дорогу, думал он. Правильное решение.
У него хранилось несколько экземпляров. Презентации не было, уровень не тот. Рано - посоветовали в редакции. Но несколько книжек он берег, чтобы подарить близким или почитателям с личным автографом.
С Машей он тоже познакомился на почве литературы.
- Вы, талант, - говорила она, - Вас ждет великое будущее. И вот эта ваша фраза...
Она зачитывала понравившийся кусок.
Он не верил настоящему, все казалось неправдой, вычурным гигантизмом, но ее слова грели душу. А может на самом деле что-то есть, может, не вижу, как и многие пишущие. А она - говорила и говорила. Сначала по электронной почте, правильно построенными предложениями, потом по телефону.
И однажды они встретились. Она позвонила во второй половине дня - узнала, как настроение, что пишется, какие литературные планы.
- Ничего особенного, - сказал начинающий писатель, - Сейчас депрессия, осень и что-то с музой. Или со мной.
- Вам надо обязательно выходить. Вы выходите?
- Нет. Прихожу после работы и запираюсь, больше в себе.
- Нет, нет, нет, - сказала она, - Вам нужно выходить. Многие писатели ловили мысли в пути. Новые идеи. Лечились от депрессии. Путешествовали.
- Даже не знаю, - сказал он.
- Давайте погуляем, - сказала она так просто, будто сто лет знала его. И ее голос не терпел возражений, - Сделаем небольшое открытие.
- Давайте, - неожиданно согласился автор.
Они гуляли по парку, поднимали осенние листья, смотрели на багровый закат и он чувствовал, что внутри что-то происходит. Что быстрее хочется к столу, к компьютеру и писать, писать.
В тот вечер он на самом деле писал, и, казалось, за несколько часов создал шедевр. Слова, как чувства, думал он. Чувства, как слова - красота, гармония.
- Чепуха какая-то, - сказал издатель, когда автор скинул рассказ по электронной почте, - Нет жизни, только юношеский романтизм, - Вам, сколько лет? - поинтересовался он.
В голосе чувствовалась насмешка, и автор попрощался, сославшись на неотложные дела.
Через два месяца они поженились. Свадьбы особой не было. Взрослые люди. Расписались, потом посидели в кафе со свидетелями. Она говорила об искусстве, писателях, картинах, театре, увлеченно, словно порхая. Свидетели поддакивали и налегали на горячее.
- Нет, вы послушайте, - говорила Маша, - Вот, это, послушайте..
Доставала записную книжку и читала его же цитаты.
Автор краснел, но было приятно.
Утром она сказала:
- Я жена писателя. Как это прекрасно. Это подумать только - жена писателя!
Да, это было прекрасно, но за этим последовало:
- Котик, чисти зубы, умывай лицо, тебе нужно приходить в себя и работать, работать. Ведь талант - это труд. Ежедневный.
Писатель согласился. Он сам знал, что талант, это труд.
Он сел за стол, включил компьютер, но ничего не получалось.
- Ну, что ты уже написал, - спросила она, внося на подносе острый запах кофе.
Писатель не пил кофе, поблагодарил, сделал глоток и понял, что очень трудно, не та атмосфера, что слова не получаются, расплываются мылом. Не то настроение, разобран после вчерашнего. Свадьба, выпили, пусть и немного, разве я писал после такого?
Он вышел из-за стола и улегся на диван.
-Что?! Что с тобой? - вскинула руки Маша, увидев лежащего мужа.
- Голова болит, - сказал автор.
- Да, отдохни, обязательно поспи. Дождись музы.
А потом добавила:
- А твоя земная муза сходит на педикюр. Можно?
Автор кисло улыбнулся и облегченно махнул рукой.
Он еще несколько раз подходил к компьютеру, нажимал на клавиши, потом убирал буквы, снова нажимал. Затем размышлял, что подвигает автора к творчеству - работа или вдохновение. Как другие пишут каждый день. Каждый. А если трагедия, горе, тоже пишут? Вряд ли. И когда температура под сорок? Значит про каждый день это форма, обман, растиражированная ложь.
Ночью он спал хорошо. Они отвернулись, будто прожили много времени.
- Может, хочешь? - спросила она, - Не стесняйся, говори, тебе надо для творчества?
- Давай завтра, - сказал он, хотя не был уверен в этом.
Рассказ не шел. Не те слова, не те мысли, не было искры. Нервничал и она, чувствовала.
- Не переживай, - говорила жена, - Все будет хорошо. Не получается сейчас, ну и что? Это еще раз доказывает, что ты талант - нервный, импульсивный, а не ремесленник. Ты, чудо. Я тебя очень люблю. Можно схожу с подругой на выставку? Там новый модельер представляется.
Он же ложился на диван, запрокидывал голову и долго тер глаза, до хруста.
История любви застыла в трех абзацах. Не получалась. Вроде совсем недавно пережил и еще внутри. Вот, живое, бери и лепи. Но цеплялись пошлости - котики, зайчики, "чудесные настроения" и сюжет сворачивался в катастрофу. И герои неважные. Вроде пишу с себя и не понимаю, в чем дело.
- Котик, ты снова не писал, - говорила она, по возвращению, - Ты закапываешь наш талант.
В ее глазах появлялись слезы, а он готов был расшибиться в доску от своей несуразности. Что, почему, как ей достались такие трудности.
- Я знаю, знаю, ты сильный, говорила она и целовала в голову.
Прошло три недели. У автора не писалось, Маша страдала.
- Может, я тебя в сексе не удовлетворяю, - интересовалась она, - Ты стал какой-то замкнутый, даже внутренне агрессивный, я чувствую.
- Нет, - коротко отвечал автор.
- Котик, может тебе сделать минет? - спрашивала она.
Он накрывал лицо подушкой и тяжело дышал.
- Тише, тише, - успокаивала она, - Все придет, все будет хорошо.
Потом ложилась рядом и прижималась.
- Ты обязательно напишешь большой роман, как Хемингуэй или Фицджеральд, а еще лучше, как Страут. Ты можешь. Ты лучший. О тебе будут говорить.
Мужчина поворачивался к ней, чисто механически, но от услышанного становилось тошно. Как будто он должен родить ненавистного ребенка.
Он засыпал и гипнотизировал себя - выспаться, никаких кошмаров, даже снов, голова чистая, как летнее небо и в нем золото солнца, золотое...
- Ты что будешь, сырники или овсянку, - говорила она утром.
Сырники, овсянка, пульсировало в голове. Потом снова - сырники, овсянка. Затем голос из коридора говорил:
- Носки твои стирать?
И затем:
- Извини, что отвлекаю, котик.
Писатель теребил волосы и думал над тем, что жизнь какая-то странная. Несбалансированная. Что невозможно найти равновесие и компромиссы.
Потом звонил издатель и автор нервничал:
- Работа идет. Небольшой тупик, ну, тема, новая не сразу войти в колею, - говорил он.
Потом добавлял:
- Сроки. Да помню. Но не могу, когда нет души, если не цепляет. Нет... Нет... Не могу... Стараюсь.
Потом клал трубку и массировал пальцами виски.
А она спустя время начинала:
- Ты, пиши, любимый. Нам летом в отпуск. Можно, конечно и здесь, в пансионат - здравствуй старость, но хочется на Мальдивы или Сейшелы. По Европе проехать, в крайнем случае. Как тебе путешествие в Париж? У нас так и не было медового месяца. Ты там освободишься от кошмаров и напишешь что-то главное.
И он садился писать, понимая, что семья это ответственность и чем больше думал об этом, тем стремительнее исчезали нужные слова.
- Тебе очень повезло, - кричала она из ванны, - Меня добивались такие мужчины, видные кавалеры. А выбрала я тебя. Тебя! Слышишь?
- Иди ты к черту, - неожиданно сказал он достаточно громко.
- Что? - крикнула она сквозь шум воды.
Он испугался собственной решительности, накинул куртку и вышел на улицу.
Долго бродил по улочкам, которые знал с детства, останавливался у витрин, смотрел на отражение странного человека. Кто это? - спрашивал себя. Что с тобой произошло, незнакомец, какая несуразная фигура, волосы. Надо подстричься, думал он.
Шел в ближайшую парикмахерскую и сидя в кресле и чувствовал нежные руки, что массировали мокрую голову. Закрыл глаза и мысли стали чистыми, прозрачными, будто только родился.
- Вам, как, - поинтересовалась мастер.
- Все равно, главное чтобы другое.
Придя домой, застал жену крайне расстроенной. Она долго молчала, глядя в пустоту. Мужчина гладил ее по спине и пытался завести рассыпавшиеся волосы за ухо.
- Зачем ты со мной так? - наконец сказала она.
- Как? - глупо произнес он.
- Вот так, без души, цинично, будто растоптал. И это за все хорошее, что я делала?
Автор не понимал, о чем она, но на всякий случай сказал:
- Извини.
- Я тебе не нужна, чувствую. Не нужна. Ты мной тяготишься, перестал писать. Я не твоя муза. Не твоя.
- Ну что, ты, что ты, - успокаивал автор, - Да, видно я плохой. Но все можно исправить.
Вечером она ушла, хлопнув дверью, будто выстрел из пистолета. Он же всю ночь работал. От злобы, обиды, ощущения несостоятельности. Писал, как в последний раз, иносказательно, вынося личные обиды в контекст своего героя.
Утром отослал в редакцию и упал на пустую постель. Нет, нет, буду сильным, сказал себе, вытирая подушкой влажные глаза.
Через два дня ожил телефон. Она - решил автор и с волнением метнулся в коридор.
- Ну вот, - сказал издатель, - Чувствую твою манеру, остроту. Прекрасно. Говорят, что женился?
- Да, - коротко ответил автор.
- И все в порядке?
- Все в порядке, - сказал автор.
- Злые языки, - сказал издатель, - Это бывает, когда талант.