Теория игр. Чтоб я сдох. Взял, и сдох, на месте. Кто придумал эту дрянь. Зачем? Впрочем, для вопросов времени нет, поздно. Лежу под учебником. Нужно что-то рассказать, еще задачку решить, про трубы с нефтью, или автобусы, или еще какую мать-растумать. Самое обидное - доцент дерьмо. Вы не сдадите, сказал. Я на всякий случай изобразил круглые глаза, спросил:
- Почему?
- Пропусков у вас много.
Его очки неприятно блестели, в них видел себя, маленького, ничтожного. Видно таким и должен быть студент в глазах преподавателя.
Кто сочиняет эту муть, для чего? Термины, определения. Это чтобы ими, как бы, оперировали, мастерски, как умею на гитаре. Играть я люблю. Говорят, неплохо. А пропуски от частых репетиций и друзья поджимают. Ты, чего, говорят? Давай! Скоро. Не расслабляйся. Что происходит - вспышка. Готовимся к рок-сейшн. Первый раз. А эту чепуху не полюблю никогда. Даже под страхом смерти. Глаза слипаются. Десять листов осилил. Впереди еще двести. Даже интересно, сколько всего. Как в детстве - что там в финале? Оглавление - 267. Кому надо столько дряни намудячить, обозвать наукой. Я бы тоже смог. Допустим, моя нога, торчит из-под одеяла. Вот палец, и ноготь и волосы и кожа и суставы видны, лодыжка. Сейчас задам термины. Ноготь - роговые пластинки на тыльной стороне пальцев. Волосы - составная часть защитного покрова у млекопитающих. Кожа - наружный покров позвоночных животных. И так далее. Придумывать, лень. Подглядываю в Википедию. Сам бы замучился. Но скажу по научному, по своей науке. Больше не буду произносить - волосы, ногти, кожа. Я же ученый, как тот, на кафедре. Начну так - на наружных покровах имеется составная часть защитного покрова и все заканчивается роговыми пластинами на тыльной стороне пальцев. Как вам? Человечище! Именно так и пишется наука, которая из пальца. Чушь все это. Лишь бы запудрить мозги.
Она не звонит. Так договорились. Будет только отвлекать. И то верно. С ней не учеба. О сексе думаешь. Хотя, секс не мешает. Расслабляет. Как и перекур. Когда куришь, мысли плавные, нирваной. Лечь, обложиться льдом и замерзнуть на несколько дней. Там уже будет все ясно, все равно.
В запасе сутки. Чуть меньше. Главное распланировать. Чтение, отдых, перекус, сон. Без сна нельзя.
Вместо привычного кофе. Горячий. Уже на кухне. Вынужденный антракт. Я здесь главный, режиссер. А учебник там, в спальне. Пусть отдохнет. Минут десять посижу в тишине, возле теплой спинки чайника, посмотрю грустью в окно, будто с чем-то прощаюсь, потом начну снова. С одиннадцатой страницы. Новый параграф. Быстро начну. А смог бы сейчас секс?
С ней уже полгода. Раньше замечал, но не так, чтобы тянуло. Девчонка, и девчонка. Стройная, симпатичная. Вещи на ней обычные - блузки всякие, юбки. Не интересные. Есть более эффектные дамочки. С ней больше, чем привет - пока и еще пару дежурных слов по учебе. Может, потому тормозил. Секретарша какая-то. Папа шишка в исполкоме, городском. Плевать на эту шишку. Но сейчас удивительно. Так бывает к последним курсам. Вдруг начинаешь задумываться, и сложные комбинации происходят. Семен с Авдеевой, Андрюха и Элла после учебы вместе. Впрочем, они всегда тянулись друг другу. Шифровались, черти. Эта же с лабухом связалась. То есть, со мной. Учеба - так, сопровождение, косяк от армии, а рок - с этим надо родиться. Подошла сама, когда танцы играл. Здесь же, в институте. Кругом веселятся, а мы, вроде, вроде свои, словечками перекидываемся. Так и началось.
Нет, она не отстанет, контролирует. Плевать на договоры. Звонит после обеда. Только сел с сигареткой, на кухне.
- Как ты? - спрашивает.
- Учу.
- Сколько уже?
- Десять листов.
Молчит и громко дышит. Нарочно. Потом оживает, будто из Марианской впадины кит вынырнул с кучей брызг.
- Так утром было десять.
Даже заикаться придумала.
- Ага, - говорю.
- Пять часов прошло.
- Муть несусветная, - говорю, - В голову не лезет.
- А сапоги в голову лезут?
- Нет, армию не люблю, - говорю, - Я же музыкант.
Армии не боюсь. Просто, не люблю, и все. Там нет дивана из белой кожи, что в гостиной - люблю валяться, и котлет, что делает мама, когда к ним заворачиваю, и звука там нет драйвового, друзей, с кем потереть про музыку, лишь телевизор в ленинской комнате с тремя программами. Если только из пушки пальнуть или танка. Но для этого пару часов достаточно.
- Я сейчас приеду, - говорит.
- Приезжай.
Мне все равно. Тот очкарик заверил прямо. Постепенно склоняюсь к его правоте. Умный чел. Несомненно. Я тоже умею быть сильным - признавать ошибки и поражения. За это и уважают, за рассудительность. На его совести будет грех. Да, грех.
В телевизоре мультик - Золотая Антилопа. Не читается. Никак. Она же снимает каблуки в коридоре. Громко.
"О, раджа"! - кричит подхалим с гнусной рожей, - "Ты по ошибке положил в ларец и мои деньги! Отдай"!
"Ай-яй-яй", - говорит раджа, - "Если я стану отдавать тебе твои монеты, вдруг среди них попадутся и мои. А свои деньги я не намерен отдавать никому".
Быть жадным - хорошо. Все мои, кто жадные или экономные - это все равно, а еще педантичные, уже при машинах и бизнес какой-то мутят, а я на гитару еле набрал. Классную. Стану взрослее научусь жадности. Это правильно. Условие, что себе поставил после всепрощения. Пока не получается. Пока от доброты отучился. Тоже наука.
- Правда, смешно, - говорю.
- Очень, - отвечает и берет пульт.
- Подожди, - говорю, - Сейчас классно будет.
- Придурок, - говорит.
Зачем она выключила? Женщины считаются мудрее. Или считают.
Занимаемся сексом. Это лучшее, что могло прийти в головы. Выброс адреналина.
- Быстрее, кончай, - говорит, - Тебе еще учить.
- Я уже все выучил, - говорю.
- Сейчас проверю.
Нет, она не берется проверять. Мы курим на кухне, кутается в покрывало, как сфинкс - только голова торчит и колени.
- Все так плохо? - интересуется.
- Хуже не бывает.
- Препод дурной, знаю.
Она знает. На одном потоке, только в разных группах. И они уже сдали, а я нет.
- Двоек у нас много. Штук семь или восемь, - говорит.
- Сложный он чел.
- Сложный.
Потом мы молчим.
- Иди уже, учи.
- Да, сейчас, двести пятьдесят страниц влуплю, и на задачки останется.
Нет, в меня ничего уже не влезет. Потому что знаю на тысячу процентов - не пригодится. Не стану таким же лощеным. Точно не стану. Может, позже, когда дурь испарится. В жизни свои теории. Без правил и шаблонов. Засыпаешь с прошлым. А завтра, так, в общих чертах, условно. Задания меняются. И экзаменатор, самый главный, кто до конца с вопросами, в день по тысяче раз. Понимание гнусности постоянно. С утра еще надежда. Маленькая. А сейчас гаснет, словно забытый костер. И что армия? Неприятный отрезок. Главное пальцы не убить. Не страшно совсем, привыкнуть, и сейшн отбарабанить.
Она уходит, кому-то звонит. Недалеко. Говорит вполголоса. Чувствую тошноту. Пытаюсь войти в ту комнату - шипит, прикрывает трубку. Лицо делает страшное.
Мне уже все равно, я в космосе. Даже водки чуть хлебанул, прямо из горла, чтобы быстро и не заметила. Только губы вытер и в носу щекотно.
А вообще, интересно - одно движение, и ты входишь в двери, где все меняется - количество кислорода, ощущения, уровень одиночества. Двери большие и маленькие. Их много. Маленькие для простых вещей, обыденных, большие для событий, изломов.
Она уходит стремительно. Как и пришла. Лишь спросил:
- Куда?
- Потом узнаешь.
Может, одному правильно, в такой час, когда все летит в тартарары. Даже рад, что ушла. Зачем видеть дерьмо? Звоню.
- Что затеяла?
- Скоро...
Что скоро?
Он в кафе, где условились. Высокий мужчина, с приятным запахом. Такие следят за собой до женской маниакальности. Аккуратные ногти, галстук в правильных тонах. Прическа, будто нарисована, волос к волосу.
- Садись, - говорит, - Что будешь?
- Немного шампанского.
- Как живешь - поживаешь?
- Нормально.
Она хочет о главном, чтобы быстрее, зачем спектакль, но боится, сразу, не спугнуть, хотя оба в курсе, почему здесь. Он первым ломает условности, облегчает событие.
- За музыканта впряглась?
В голосе пустота. Он всегда был таким, важным, чуть надменным. К просьбам внимательный, не кокетничал. Из породы людей, что любят быть полезными, подчеркивают глубину расхождений. Отказывал долго и нудно, объясняя суть невозможного. Потому и расстались, от приторной правильности. Впрочем, она. Он молчал. Были и другие причины, но в голове главная, как оправдание.
- Ты же знаешь.
От слова музыкант его передергивает, слегка, будто дотронулся до чужой слюны. Вытирает пальцы салфеткой. На всякий случай.
Внешне, без изменений, словно не расставались, не было исчезнувших месяцев. Та же ровность и безразличие ко всему. Впрочем, такие не меняются.
Лощеный с кафедры - его друг. Тянутся взаимно по признакам. Рудименты схожие. Бывший нравился папе. Случайно познакомила. Или нет. Оказались неожиданно в одном месте? У них случайностей не бывает. Какая, впрочем, разница. От музыканта родичу предстоит раздумье. Это на десерт, когда нервы подлечит очередной Испанией. Тоже правильный, с запахом Clive Christian, будет молчать при встрече.
- Ты же торопишься? - говорит он.
- Вроде.
- Поехали.
Все надо упрощать. Деловая встреча. Конкретно, по пунктам. Раз, два, три...
В его квартире ничего не изменилось. Тот же порядок, приглушенный свет.
- Тебе Чайковского или что-то потяжелее? - спрашивает.
Стебётся, Чайковский его страсть.
- Успокойся, давай старую.
Старая - это первый концерт. Грандиозный. Ей тоже нравится, все в прошлом, но сейчас не про это. Одежда разбросана. В такой момент допускается нервозность. Он входит в нее с первыми звуками, мощно, размерено, подчиняясь классическим построениям. Та-да-да-дам!... Застыл. Та-да-да-дам!... Потом ускоряется, следуя за музыкальной схемой. Сложные вариации сменяются адажио, и противно дышит ей в лицо. Нет, еще не конец, еще будет. Она знает.
Женщины волшебные. Им дано нечто большее. Власть над событиями, ответственность за будущее. У них свой алгоритм взаимосвязей, в которых мужчина, как элемент, временно возведенный в главные персоналии.
Вот и она уехала. С загадкой. Уверен, в основе общее. Точно. Но от этого противно. Может потом, когда с музыкой завяжу, стану писателем. Плохим, хорошим, какой получится. Вот сейчас, накрутил драму, что слезы душат. Внутри много образовалось, диалогов, описаний, нервных окончаний. Некоторые повторяю несколько раз. Для убедительности.
Ее телефон отключен. Вне зоны. Уже не верю, что вернется. Но этого хочется. Больше, чем до первого появления. Что там происходит, за стеной воображения?
Не хочу знать с кем сейчас и раньше, зачем. Договорились изначально.
Ничего не хочу. Просто, возвращайся. То, что завтра - все равно, неуютно, не более. Побудь со мной. Или бросишь? Потом. Когда все изменится. Зачем ждать бестолкового.
Ладно, уже скоро. Ночь приходит комком во рту, желтыми фонарями, прохладой из форточки. Пожелайте удачи.