Не помню, как появилась та, первая гитара. То есть примерно помню, забыл порядок, что за чем следует. Возможно, сначала был брат, двоюродный из далёкого города, интеллигентный "студентик", хотя уже работал, это внешность такая обманчивая, с весёлым взглядом и грустными балладами под струнный аккомпанемент. Песни не его, каких-то авторов, со смыслом от начала до конца, не как сейчас. В них история развивалась по классическим канонам - завязка, лирическая часть, эпилог, больше трагедия, там кто-то грустил, или наступал на врага, а после строчил окопные письма, что подписывал комбат. И гитару приносила соседка по площадке. Его ровесница. Или был у нас инструмент в ту пору? Вот здесь развилка, пропасть. Впрочем, кажется, сначала было и не так, а какое-то застолье, в честь чего-то, по поводу. Вроде, соседи пригласили на день рождения. Это сейчас все сами по себе, а тогда любили собираться, особенно по площадке. Там три квартиры и все уважаемые - завуч школы, у нее муж инженер, напротив директор торговой базы. Тот реже участвовал. Время такое. Осторожничал. Боялся быть должным по пустякам. Ну и в тот раз племянник, не оставлять же в квартире одного.
- Что вы, что вы,- сказала тогда Анна Николаевна, а папа посетовал на обстоятельства. - Непременно берите с собой. Да и парень хороший, красавчик.
Здесь она заулыбалась. Брат на самом деле симпатичный, мне так казалось, и не мне одному - высокий стройный брюнет, с тонкими чертами лица, всегда веселый, так, что видна золотая коронка. И говорил он весело, словно праздник рассыпал. К тому времени окончил институт и работал, на какой-то, автобазе. Впрочем, какая разница, да и говорил уже об этом.
У соседей дочь симпатичная и очень приятная, главное, воспитанная. Она тоже улыбалась, более скромно и я сожалел, что годами не вышел. Назвать ее красавицей, так, с натяжкой, на любителя, но для меня однозначно, и красота не дворовая, не броская, с некой значимостью, книжной сентиментальностью.
Брат появлялся в основном летом - зимой неуютно, снег, много лишнего - теплая одежда, день короткий и в квартире торчать, если мороз или непогода, а здесь особое настроение и любые события приобретают совершенный смысл, и очередное появление, через месяц или чуть больше, после первого раза, немало удивило родителей, а меня обрадовало.
А события, пусть и не особые были. Во всяком случае, я их чувствовал.
В следующий раз брат уже запросто общался с Олей, так звали соседку. Она принимала ухаживания, и они много времени проводили вместе, в основном, в нашей квартире. Говорили, улыбались, а вечером шли гулять или в кино. Мне было тоже интересно. Я хотел участвовать в разговорах, хотя бы слушать, о чем там, как все происходит, видеть счастливые лица. Во второй приезд появился еще один двоюродный брат, почти ровесник далёкого, разница в пару лет. Он жил в нашем городе и родственники непременно встречались - традиция обходить всех, чтобы без обид. Оля ему тоже нравилась, я понял сразу, и он зачастил к нам, у них даже соревнование образовалось. Далёкий брал гитару и исполнял грустные песни, а местный, хоть с осторожностью относился к алкоголю, всегда приходил с шампанским и коробкой конфет. Тогда они уединялись на кухне, говорили вполголоса, только громко смеялись, если было смешное, а как по другому? Мне места там не было, глупо сидеть за одним столом с взрослыми. И я не знал о чем речь, лишь понимал, что им смешно. А мне становилось одиноко, тогда брал в руки гитару. Струны - тугая проволока, корпус с запахом дерева и клея. Прижимаешь к ладам - звук. Только пальцы очень болят, самые кончики.
Когда Оля уходила, или родители на работе, а к соседям ещё неудобно, Володя показывал как нужно с гитарой, кстати, второго тоже звали Володя, хохма какая-то. Сидят, беседуют, она - Володя, и оба поворачивают голову. Можно, конечно, одному говорить Вова, второму Володя, или что-то вроде этого, но каждое слово несёт смысл, произнесённое имя тем более. Приходилось трогать за плечо или взгляд пристальный добавлять, чтобы понятно. А она никого не хотела обижать или выделять, на первых порах. Парни неплохие, достойные. И наши родители смотрели на все с хитрой улыбкой...
Далекий брат допускал обидные слова, типа, троечник или цыпленок, или чего похлеще. Впрочем, вины его не было. Он лишь с улыбкой повторял, что прилетало мне от родителей. Хуже, когда при ней звучало что-то некрасивое. Это когда особенно надоедал. Тогда краснел и уходил. Чуть обижался, немножко. Зачем при ней. Но с гитарой забывался, пыхтел, и делал все, как он говорил.
Это были первые шаги, чтобы научиться, а ему, чтобы ей понравится. Я же был уверен, что соседка отдает предпочтение дальнему брату за игру на гитаре и умение красиво говорить, правильно и четко, будто все знает. И когда он так говорил, серьезно, чуть приподнимал брови и морщил лоб, а потом насвистывал...
- Так, а теперь два пальца сюда, а этот посередине.
Фигура сложная и то баре, что получилось до этого, уже не звучало.
- А теперь убери средний палец...
Он болезненно отрывал прилипший к струне сустав, потому что тот упирался, непроизвольно.
- Вот, сейчас минор.
Минор, мажор, бемоль... Тогда я погрузился в мир непонятных слов. Они как колдовство. А ещё купил нотную тетрадь и рисовал скрипичные ключи. Потом ставил темные кружочки и полые и пририсовывал к ним хвостики. Ставил просто так, в случайном порядке, главное симметрия и чтобы красиво. После пробовал играть, что получилось. Мы это по пению проходили, ноты всякие, паузы. Там тоже рисовали пять полосок и объясняли что и почему, только тогда запоминать неохота.
- Ноты тоже неплохо, - говорил брат.
Я верил, ведь он играл в студенческой группе, на конкурсах всяких, а потом на танцах, уже после института. Все это слышал, когда тот с Олей беседовал. Впрочем, он не особенно любил распространяться.
- Ноты можно знать, но они не так важны, - говорил брат. - Можно и без них, главное знать верхушку. Допустим, говорят до-минор, и ты должен понимать, что за аккорд или какую ноту брать, если соло, на каком ладу.
Я слушал, и каждый день упражнялся. Вскоре увлек соседского мальчишку, своего друга. Сначала одного. Мы собирались дома, у меня, или́ в подвале и по очереди подбирали всякие мелодии. А ещё я рассказывал, какой крутой у меня брат, и что у него в другом городе настоящая электрогитара, тяжелая, там два звукоснимателя и вибратор.
- Вибратор круто, - говорил друг и показывал, как он бы вибрировал звук. У него здорово получалось.
Второй брат не умел играть и относился к этому занятию равнодушно с некой иронией. Он закончил радиотехнический и его слабостью были приемники, детали из которых те собирались, всякие диоды, транзисторы, сопротивления. Дома у него были коробки, где хранилось много всяких предметов, самые мелкие в спичечных коробках, собранные в большой блок, паяльник на подставке и чудесная проволока с канифолью внутри. Крутить ее, делать всякие фигурки одно удовольствие. А ещё у него спидола, японская, "Националь", в кажаном чехле. Он постоянно носил ее с собой, слушал музыку. Когда все трое отправлялись на прогулку, спидола непременно звучала. Брат крутил рычажок и там появлялись далекие звуки, хрипящие на непонятных языках с бульканьем или свистом, если проскакиваешь сигнал, пока не найдешь нужную станцию.
- Прием хороший, - говорил брат. - Даже без антенны, уверенный, мейд ин джапан.
Но все равно доставал длинную антенну и звук улучшался.
То лето было прозрачным и чистым, как зарождающая жизнь, безветренное счастье. Солнце рано вставало, наполняло день до краев и нехотя уходило, давало возможность сделать, что задумано, даже больше.
Я же забросил все - рыбалку, походы в карьер, футбол с дворовыми. Сидел с другом в подвале, осваивал гитару. Уже что-то выходило и мы показывали друг другу, как правильно брать аккорды, как лучше, чтобы пальцы не болели. А потом шли покупать медиаторы, взамен поломанных, а после бродили у пластинок на высоких стойках:
Мне очень хотелось, чтобы Володя женился на Оле. Не тот, со спидолой, а дальний, с гитарой и грустными песнями. К тому же у них были неравные условия. Одному ездить, проделывать расстояние в шестьсот километров, трястись на поезде, подарки волочить. А второй здесь под боком, все на блюдечке. Впрочем, подарки он уже не привозил. Раньше полчемодана вез - сигареты, конфеты, какие-то заказы, кофе. И сейчас, но не так, как бывало - блок сигарет и нам с мамой конфеты. А ещё привозил пластинки, то есть, одну в приезд. Фирмы "Мелодия", но с хорошими песнями, заграничными или нашими ВИА. Тогда мы с другом заводили радиолу и, дёргая иголкой по черному, как смола, винилу, пытались подбирать понравившуюся музыку.
К концу лета мы уже неплохо играли. Димка брал аккорды, а я выводил основную мелодию. И это чувство, когда получается, безграничное счастье. И мы знали, что будет, безусловно, лучше, и уже ездили в универмаг смотреть на настоящие электрогитары, что висели на витрине за спиной продавца. И если кто-то постарше брал инструмент на пробу, мы не уходили, стояли в стороне и обсуждали, больше скептически:
- Так себе техника, слабо берет.
Или:
- У этого хорошие пальцы, смотри какой мизинец.
С этим самым мизинцем у нас самих были проблемы. Он никак не хотел подчиняться. Возможно, потому что тонкий и самый дальний, неуправляемый.
Родители тоже немного устали от частых посещений родственника. Впрочем, они вздыхали, но не о том. Больше мама.
- Хорошо бы, чтобы женились, - мечтала она.
- Угу, - говорил папа, уткнувшись в книгу.
Племянник ему явно не мешал, поскольку был сыном родного брата.
- Они красивые и подходят друг другу, - говорила мама с улыбкой.
- Да, подходят, - соглашался папа.
- А если женятся, вот интересно, он переедет к ним или она туда?
- Угу, - говорил папа, переворачивая страницу.
- Что угу? - интересовалась мама.
- Что, что? - спрашивал папа.
- Не слушаешь меня, вот что, - обижалась мама.
В отличие от папы я всем интересовался, все слушал. Сядешь под родительской дверью на корточки и грустишь, думаешь, а как у них было вначале, так же бурчал или как брат, с цветами и улыбкой. Я тоже хотел, чтобы у брата все получилось, и чтобы второй не мешал. Тот и здесь найдет, не хуже. И что он хитрый не нравилось, подкатывал со своей японской спидолой. Он не музыкант и толку в этих приемниках, даже собранных своими руками. Лишь шипит и ловит пару местных станций. Одно баловство.
А ещё думал, если брат переедет, а переедет однозначно, то это очень хорошо, будет кому уроки давать, помогать пробивать тернистый путь, ведь у всех художников или музыкантов так, трудно вначале. Жалко, что далёкую группу придется бросить. Я представлял, как звучат те гитары, барабаны и инструмент со странным названием "ионика" и при этом мечтал о своем. Впрочем, такой музыкант и здесь легко подберет группу или пойдет кому. Человек с собственной электрогитарой нужен везде и уж точно не пропадет. Больше беспокоило, где будет жить. Что у соседей понятно, но там ещё младший брат, моложе меня хоть и у них три комнаты, квартиры наши одна в одну. Допустим, родители в зале, молодые в одной и брат в третьей. Вроде, помещались. А если бы две комнаты, то могли бы жить и у нас, пусть временно. Например, в зале, который пустовал. Если честно, я любил их обоих. Брата, поскольку музыкант и пристрастил к гитаре, а ее, потому что красивая и мягкая, а ещё потому, что ее выбрал брат. Когда думал обо всем, садился на диск, такой, для похудения, что вращается - мама купила для фигуры, отталкивался руками, потом вытягивал ноги и по закону физики вращение значительно ускорялось. Брат причмокивал от неудовольствия, скептически оценивая мои старания, а Оля чуть заметно махала рукой, прищурив глаз, мол, пусть. Но другого места для этого не было. Зал самый большой и они там же. У нас был зал, вместо гостиной, я не понимал, в чем разница, да и не особо придавал этому значение. На диске думается хорошо, будто в полете. И я мечтал, что когда вырасту, у меня будет такая же Оля, или похожая, добрая и спокойная.
К концу лета нас уже было трое, целая группа. Двух гитаристов пока достаточно, третьему дали барабан, его стащил в пионерской комнате сосед по подъезду. Можно было и горн, сказал он, только трубы не модные, все эти джаз-банды начинали отходить. Зато палочки мы купили настоящие, скинулись с обедов и купили. В общем, новому было не отвертеться, впрочем, он не очень и сопротивлялся.
Брат снова приехал ближе к сентябрю. Было грустно и необычно. Плохо, что такое чудесное лето пролетело, и школа вот-вот начнется, и туда хочется, потому что там Ленка и не хочется, пусть даже первое время не очень и спрашивают. А ещё там уже знают, что у нас группа, что репетируем, и скоро будем выступать, может даже на школьных вечерах. Слухи по району разлетались стремительно. И можно ходить с высоко поднятой головой, по-особенному, и девчонки по-другому смотрят.
К тому времени пальцы были в мозолях, и мы выучили несколько приличных мелодий. Хорошо выучили. Димка даже пробовал петь. У него получалось.
В последний приезд мы решили все показать. В подвал брата не повели, там пыльно и пахнет ржавыми трубами. Притащили барабан в квартиру, пристроили на стул. Долго настраивали гитары. Потом брат сказал:
- Родители, идите сюда, сейчас отпрыск будет исполнять концерт.
Родители стояли в дверном проёме, улыбались, улыбался и брат, а мы старательно краснели и выводили мелодии, если кто-то не попадал в такт или ноту, бросали злые взгляды. Жалко, что Оли не было.
Вот, говорят, листья опадают, прохлада, дождь по стеклу и мысли особые грустные с примесью ожиданий или сожалений. У меня все не так. Может, из-за этого не люблю осень. В последний приезд и они меньше улыбались. Были грустные, какие-то серьезные. Меня угнетало такое состояние, и я хотел знать причину. Подходил к серванту и долго рылся в книгах, потом брал гимнастический диск для вращения, раскручивался на полу. Там закон физики постоянно работает. Это так круто. Если сначала сгруппироваться, а потом ноги вытягивать сидя на диске, то ускорение происходит по науке.
Они в этот раз были чуть другие, ничего не говорили, и на меня не особо смотрели. Ждали. Я тоже понимал и после нескольких попыток уходил к себе. Зачем портить настроение?
Снова появлялся второй брат, так же с шампанским и спидолой, но соблюдал дистанцию. Был как всегда весел и улыбчив. И мне казалось, что он побеждает музыканта. Что существуют непонятные сигналы, по которым люди притягиваются. Анна Николаевна также накрывала стол и в разговоре старших проскакивали противное слово зять. Странное слово. Как музыкант может быть зятем, полная чепуха. Зять собирает картошку или пашет землю. А еще пьет с тестем самогон. Но были настроения, и происходило что-то необычное, больше непонятное.
Потом брат уехал, надолго и не было никаких вестей, во всяком случае, для меня. Кое-что слышал, кто-то звонил туда - отец или мать, но я не придавал значения или не хотел вникать. Школа шла своим чередом, уроки, контрольные, замечания в дневнике. То, что играем, что группа, только на первых порах было темой для разговоров, потом и это затихло. Ленка все равно не обращала внимания. А мы так же репетировали, и родители Димки купили кассетный магнитофон. Можно было записывать, что хочешь и даже самих себя через специальный микрофон. Мы таскали его с собой, если надо что-то обновить из записей. Погружались в новую атмосферу, знакомства, больше музыкальные, деловые, те, что давали новинки, даже оригинальные пластинки попадались, настоящий заграничный винил. Многие записи звучали неразборчиво из-за частых копий, но уж лучше, чем местные ВИА. И мы гордились, что причастны к этому особому миру и новому сочетанию - хард-рок.
Ближе к весне я узнал, что Володя женился. Тот далёкий. Нашел какую-то важную персону или нашли. Дочь кэгэбэшной шишки. Я не знал, как к этому относиться, и считал, как минимум, его предателем. Променять хорошую соседку на черт знает что. Оля не заходила к нам, была занята, грустная, деловая, даже чуть резкая, да и чего заходить. Она также здоровались, но более сухо, без эмоций, с натянутой улыбкой. И мне почему-то было стыдно перед ней, и я предательски краснел, словно не брат, а я виноват во всем произошедшем. А она видела мою неуверенность и не впечатлялась. Кто я ей, родственник предателя. Я же хотел сказать, что это свинство, что она замечательная и если бы я был старше, то непременно на ней женился, потому что она лучшая. И мама распекала папу:
- Вот твои родственники такие, прости господи.
Папа курил, пуская дым в форточку.
- И ты такой, чурбан, - говорила мама.
Здесь я с ней соглашался. Ещё та семейка.
Переживая, сказал себе, что никогда не буду таким бездушным предателем. А ещё понял, что не такой уж он и крутой музыкант и песни его полная чепуха по сравнению с настоящими западными группами. Но все равно, я был ему обязан. Я не мог по-другому. Любить и ненавидеть так странно и непонятно. А еще думал, что просто делать людей счастливыми. Просто, очень просто, нужно только не обижать.
Брат приехал через год с новой женой. Так же насвистывал что-то про себя, брал гитару и звучали старые песни про комбата и ещё что-то. Галя мне не понравилась. Более крупная, тоже добрая, с восточными чертами лица. В ней не хватало некой понятной мне нежности, той, что у соседки. Брат с Олей, конечно, переговорил. Жена не мешала, осталась у нас, видно была договоренность и она в курсе, а те вышли в подъезд, потом на улицу. Мне было не интересно, ведь все уже произошло и ничего хорошего в этой истории не предвидится. Лишь очередное испытание нервов. Главное, чтобы никаких скандалов. Уж очень я это не любил.
Но все было спокойно. Лишь ощущение чужеродности, разобщение молекул прежнего понимания, что наполнили в тот момент атмосферу и не только между ними, вообще. Анна Николаевна дулась, казалось, и на нас. Понять ее не сложно. Во всяком случае, уж я ее точно понимал.
Чуть позже Оля вышла замуж. Думаю, назло брату. Муж ее тоже симпатичный и приветливый. И жили они в одной из комнат, где должен был жить Володя. И я видел Олю чаще, уже улыбающуюся и понял, что она счастлива. И я успокоился, улыбался при встрече, и она улыбалась уже по-доброму, без внутренних колебаний. И мне было хорошо от того, что у нее все сложилось. А еще я знал, что когда-то встречу именно такую, как она, потому что должен все повторить с самого начала, только правильно повторить.