О том, что у меня небольшой и тонкий я узнал совершенно случайно от очень "деликатной" дамы, после распитой вместе бутылки водки и оперативно спущенных штанов. Хорошо, что это произошло после сорока, когда неприятная информация уже не вызывает состояния разрыва бомбы. Если бы мне это сообщили в двадцать лет, то я бы сильно расстроился и, возможно, все привело бы к мужской трагедии, с последующим развитием соответствующих комплексов. Тогда я не придал этому большого значения. Потом эту информацию вскользь подтвердила мне бывшая жена. Видимо она хотела сделать мне приятное, как запоздалый подарок на день рождения. Мы говорили о каких-то общих проблемах, которые еще остались от старой жизни и когда диалог начал угасать, она как бы невзначай выдала: "Ах, да, кстати, у тебя не такой и большой, как я считала раньше". Жить с этим не стало сложнее, но какой-то нехороший осадок, все же остался. Я стал невольно заглядывать на сайты для взрослых и присматриваться к исключительно сильной половине, пытаясь на глаз, с совершенно нового ракурса, рассмотреть мужскую гордость, которой раньше не придавал особого значения. За этим занятием и застала меня новоиспеченная супруга. Я был настолько захвачен осмыслением невероятных открытий, что вздрогнул, когда на плечи опустились чьи-то руки и прозвучал нежный голос, с привкусом веселой иронии:
- Развлекаешься, дорогой?
Конечно, если бы я рассматривал прелести обнаженных нимфеток, это бы было более естественно и понятно, а здесь? Я ощутил, как лицо принимает неприятно зеленоватый оттенок. Да, именно зеленоватый, поскольку в моем возрасте краснеть просто неприлично.
- Ну что, давай выбирать вместе. Какой тебе больше нравится? - поинтересовался я.
Моей выдержке позавидовал бы даже человек, закрепленный к электрическому стулу и внимающий напутствиям священника. Она фыркнула и недовольной кошкой удалилась из комнаты.
Я давно пришел к выводу, что мужчины визуалисты, любители подсмотреть чужие постельные сцены с не меньшим интересом и наслаждением, чем принимать личное участие в эротических баталиях. Благо прилагать к этому больших усилий не надо, ни физических, ни материальных. Несколько движений мышью и на экране возникают пейзажи, от которых дух захватывает, а качественная распущенность и всякие штучки-дрючки "артистов" вносят особый колорит в застоявшееся мироощущение. Женщины же устроены по-другому и свое любовное пространство не готовы делить ни с силиконовыми суррогатами, ни с механическими оргазмами. Им нужен предмет обладающий голосом, нежной тактильностью и запахом тестостерона.
Новая жена, в отличие от предыдущей, была чертовски молода, определенно красива, гибкая и энергичная. Она каждый день насиловала тренажер, доводя стального партнера до трагического стона, а тело до своих пятидесяти двух килограммов. Я же все обещал подтянуть живот. Скажем честно, мой живот ее сильно не беспокоил. Лишние претензии не входили в набор ее ежедневных переживаний, но я регулярно давал обещания, видя ее старания по поддержанию стройной привлекательности. Конечно, иметь рядом с собой высокого, подтянутого мужчину - мечта каждой женщины, но где же таких набраться. Кому-то приходится мириться и с забавными пузатиками, благо в комплекте с ними часто идут мозги и деньги, дающие уверенность, что беззаботное завтра обязательно наступит.
У нас была большая разница, и это придавало особый азарт в совместное существование. Сейчас я склоняюсь именно к такому определению - азарт, поскольку попытка совместить несовместимое, происходит только в пылу возбуждения, на волне обостренных нервов и эмоций. С ее стороны это был вызов условностям, предрассудкам и далеко не безупречному прошлому, связанному с множеством случайных и крайне беспорядочных связей, о чем она честно предупредила меня в самом начале нашего пути. Это было как знак - "Внимание, скользкий подъем", означающий, что при любых неожиданностях не вините никого, кроме себя и возвращайтесь в исходную позицию - читайте знак. С моей - возможность глотнуть уходящей молодости, как любому стареющему вампиру, покрывающемуся мхом и начинающему дурно пахнуть ритуальными принадлежностями, подтянуть самомнение, упавшее после развода и потрафить внутреннему эгоизму стареющего бабника. От мысли, что тебе принадлежит молодая красивая женщина захватывало дух, но, как взрослый мужчина, я прятал эмоции глубоко внутри, ловя на улице недвусмысленные взгляды посторонних мужчин и получая комплименты от случайных людей, что удивительно - женщин, в барах, и кафе, куда мы часто ходили, или просто так, в случайных компаниях. Получать комплименты от другой женщины в адрес своей спутницы, мне приходилось впервые, это был некий параллельный мир, в котором я вдруг оказался. В этом был тоже своя изюминка. И самое удивительное, что наши отношения строились вовсе не на деньгах или на иной житейской упрощенности. В наших отношениях присутствовала любовь, самая настоящая любовь, с длинными разговорами по телефону, ночными эсэмэсками, неурочными цветами и возбуждающими поцелуями, во всяком случае так мне казалось - у нее, как результат пресыщения свободными отношениями с разными мужчинами и некотором разочаровании в стремительном разнообразии, у меня как результат недолюбленности и большим запасом нерастраченных идей, эмоций и поступков.
Наш союз был идеален, как может быть идеальным выдержанное в подвале старое вино. К тому времени я успел многому научиться и понял ошибки, допущенные в молодости, на которых пытался строить предыдущую жизнь. Я чувствовал, что со временем превратился в некого гуру, взявшего под опеку молодую ученицу и преподающего нудные уроки правильного этикета. Ее это вполне устраивало, хотя монотонная стариковская философия иногда утомляла, особенно под воздействием алкоголя, когда пляшущие чертиками озорные глаза, требовали разгульной компании и положительных эмоций, подпитываемых мужским восхищением. Ругались мы крайне редко, и очень удивлялись этому особенно спустя некоторое время, поскольку ссора для нас была очень необычным событием. Но в этот день все произошло именно так.
После обеда мы стали спорить. Не так, чтобы сильно, но незримая черная кошка важно продефилировала между нами, оставляя за каждым убежденность в своей правоте. Из-за чего произошла наша размолвка, я даже не вспомню. Было ли это следствием небрежно сказанного слова, или редким несовпадением эмоциональных волн, а может неудачная утренняя реплика о легких признаках целлюлита, на ее совершенной попке, воспроизведенная еще не проснувшимся мужским разумом и глубоко запавшая в ее сознание, но мы начали, "покусывать" друг друга и цеплять по мелочам. И хуже всего, что это произошло за час до того, как нам нужно было идти на день рождения к ее знакомым. Я их толком не знал и поэтому данное мероприятие не значилось в моем графике архиважных событий, в отличие от молодой супруги. Возможно, поэтому оно и попало под раздачу. Именно предстоящий вечер стал разменной монетой в нашем непримиримом противостоянии. Слово за слово и мы договорились до того, что ее индивидуальный поход к ее же друзьям является лучшим вариантом в разрешении взаимного непонимания. Закрепив разногласия резким разворотом своих фигур, мы как дуэлянты, спиной к спине разошлись по местам предстоящей дислокации.
Тревожно следя за ее сборами, пытаясь прятать равнодушную физиономию, то за разворотами газет, то за экраном ноутбука, а напоследок я принялся за огромный сканворд, который рябил перед глазами множеством клеток и дурацких вопросов. Мой мозг отчетливо осознавал катастрофичную безнадежность положения. На борцовском ковре схватились разные стили и весовые категории - женская молодость в ярком, привлекательном трико, которая не требуют особого мастерства, а когда нужно пускает в ход приемы айкидо, используя энергию противника и поистрепавшийся греко-римский тяжеловес, набравший элементы диванного сумо. Учитывая заявленные параметры, схватка была проиграна изначально, но сдаваться без боя было не в моих правилах.
Она мелькала где-то за дверью. Через узорчатое стекло я видел силуэт ее стремительной фигуры, пролетающей из ванной на кухню, а затем в спальню и обратно. Это была фигура любимой женщины, но какие-то токи отчуждения электризовали пространство и, проносясь мимо, она, эбонитовой палочкой, пускала болезненные разряды в мое воспаленное воображение. По легким щелчкам и звонам косметических наборов и всевозможных флакончиков и баночек, я чувствовал аромат предстоящей красоты. Острый запах растворителя говорил о том, что пришла очередь аккуратных ноготков, а гудящий фен разносил по квартире терпкий вкус ее рыжеватых волос.
Иногда она заскакивала ко мне, выискивая на своей полочке нужные запахи, извлекая любимое темное белье, расписанное кружевами, бронзовые колготки "Конте-топ" и исчезала, оставляя после себя концентрированный запах желаний и откровенного секса.
Когда она была готова и в коридоре раздавались заключительные аккорды одеваемых сапог и шумной куртки, я сделал над собой усилие и открыл дверь примирения. Я понимал, что она сейчас выйдет прочь, в непогоду, и будет идти по улице, одна в вечерней темноте, раздираемая промозглым ветром, окруженная сугробами, в непонятную компанию совершенно непонятных людей. Как будет удаляться ее фигура с тающими на ресницах снежинками и мне, до дрожи в животе, виделась эта завораживающая полоска ног между сапогами и курткой, облаченная в прозрачный полиамид среди мрачных пейзажей мокрой зимы взывающая бурю эмоций и греховных фантазий. Она была желанной, и я ощущал предательское возбуждение. Ее нужно было обнять, поцеловать и сказать правильные слова, которые всегда были припасены в моем житейском сундучке. И я знал эти слова и чувствовал, как она боялась моей выверенной, концентрированной логики. И если бы я сказал то правильное, что роилось в моем сознании, а затем добавил: "Подожди десять минут, я сейчас быстро соберусь и ты не будешь одна, среди непогоды, темноты, в плену чужих, незнакомых людей", - то все могло бы пойти по иному жизненному маршруту. Но сейчас, чувствуя неприятный осадок от произошедшего недопонимания и не видя в глазах встречного импульса, который находил раньше, что-то остановило меня на полпути.
- Ну, пока, - выдавил я.
- Пока, - ответила она.
Закрылась дверь и в квартире наступила тишина. Совершенно необычная. Это тишина тревожных ожиданий, когда приглушаешь телевизор, оставляя лишь движущиеся тени и слышишь стрелки настенных часов, отсчитывающих тягостные минуты. Я тайком провожал ее, глядя в узкую щель между гардиной и оконной рамой, боясь качнуть занавеску и видя исчезающий ее силуэт в свете вечерних фонарей и вихре быстро падающих снежинок.
Случилось что-то не то, случилось впервые, я не мог дать этому объяснение. Вероятно виновницей примирительной нерешительности была зима. Та пора года, когда я впадаю в спячку. Я любил зиму в детстве, когда хоккей во дворе на залитом без коробки пространстве, лыжи, снежки, катания с горки. Возможно, именно активные игры спасли меня от тех диагнозов, которые жирным крестом стояли в моих эпикризах. Мама плакала, а я не соглашался с прописанным приговором, делая все наоборот, что советовали врачи. С улицы я возвращался весь потный с промокшими до колен ногами, не чувствуя пальцев и мама растирала мне холодной водой онемевшие конечности до иголок, до боли и слез. Это было так давно. А сейчас я воспринимал зиму лишь как набор насморков, простуд, гриппов, неожиданных падений, тысячей одежек и медвежьей спячки. За окном мела метель и я не хотел уходить в зиму с недопонятой, неожиданно чужой женщиной. Я плотно задернул штору и, набрав книг, пошел в ванную. Вода всегда успокаивала.
Я пускал тугую, шумную струю, пяткой регулировал слив, потом затыкал вновь, наполняя объем постоянно теплой водой, текущей непрерывно, создавая ровный убаюкивающий фон. Иногда я засыпал, под эти водяные вариации, но что удивительное, никогда не было случая катастрофы. В этот раз я тоже заснул, интуитивно просыпаясь, когда уровень достигал подбородка. Сколько я проспал, не помню, да и имело ли это значение. Отдав долг воде до сморщенных подушечек пальцев, я перебрался в постель, пытаясь освободиться от преследуемых мыслей. А мысли были неважные, похожие на те недавние картинки породистых "артистов" с атлетическими телами и внушительными гениталиями, обладанием которых меня обделила судьба. Я никогда не отпускал ее одну и в этом была своя особенная острота, учитывая приобретенный ею до этого скользкий опыт. "Что такое ревность?"- думал я. Это внутреннее мироустройство, свой космос и расположение звезд? Почему я не ревную, когда узнаю историю о прошлых ее похождениях и почему сейчас неведомая сила раздирают внутренности железными клещами, в чем различие вчерашнего, сегодняшнего и того неизвестного, завтрашнего? И что есть измена? Какая страшнее моральная или физическая? Почему одни звереют от случайного взгляда на его женщину, а другие наслаждаются телом жены на нудистском пляже? С этим грузом человеческого несовершенства я кое-как заснул.
Она вернулась домой поздно и очень пьяная, не так чтобы не держаться на ногах и бессмысленно бормотать, а спотыкающаяся, надменная и угрожающе молчаливая, с размазанным по лицу уже вчерашней красотой, с заметными царапинами на руках. От нее явственно пахло изменой. Не той изменой, где легкий флирт и дружеские поцелуи, а тот где чужие руки, проникающие в запретные места, где одежда лишняя и самое сокровенное становится доступным. Кто бы что ни говорил, но измена всегда видна, она в предчувствии, в интуиции, она в телефонной тишине, она мерзкая и ползучая, она проступает словно жирное пятно на скатерти, как бы вы его не застирывали. И наше право принимать измену или нет. Очень чужая женщина, сидя в коридоре на подставке для обуви, широко раскинув ноги, неуверенно снимала сапоги, иронически улыбаясь, готовая дать отпор любым атакам, допущениям и претензиям.
- Раздевайся и иди спать.
Такой вариант ее устраивал. Она еще долго отмокала в ванной, пытаясь смыть с себя происшедшее и пугая меня монотонностью тишины, не той, которая связана с ожиданием, а той, от которой пахнет беспокойством жизни и смерти, затем пришла в постель и, забравшись под одеяло, повернулась спиной, пытаясь возложить на меня часть ответственности за случившееся.
Утром я проснулся от ощущения теплой руки, обнимающей меня, и понял, что прощен. А еще через полчаса она убирала с лица остатки вчерашних событий, готовила легкий завтрак, была задумчива и по-домашнему уютна.
Как хорошо, что я научился прощать. Это в молодости эмоции чеканятся категориями, как золотые дукаты, а с возрастом границы допущений размываются, разрешая сознанию принимать крутые виражи и пике, происходящие с любимыми. Все зависит от того, что остается в сухом остатке ненависть и недопонимание или чувство, что произошедшее случайно и во всем виноваты оба.
Она осторожно, словно боясь спугнуть, гладила меня по руке, виновато говорила, что побаливает голова, а на предложение подлечиться рюмочкой коньяку отвечала отказом.
Я никогда не мог понять вкус кофе. Нет, не подумайте, вкус настоящего кофе я понимал, лишь однажды столкнувшись с ним лицом к лицу. Это были образцы продукции, присланные потенциальным партнером из Германии. Открытый тетрапакет наполнял ароматным запахом квартиру до отказа, его микрочастицы проникали в самые укромные уголки, даже в ванную и туалет, а пару ложек, брошенных в кружку и заваренных крутым кипятком, создавали неповторимую вкусовую гамму, от кисловатого привкуса до внутреннего космоса. Тогда я впервые и возможно в последний раз выпивал несколько чашек подряд этого божественного напитка. Все, что попадалось позже вызывало лишь разочарование и со временем стойкое неприятие.
Она пила суррогат, кутаясь в свои мысли и переживая головные спазмы, где не было места моим сомнениям и скепсису, где происшедшее оставалось тем событием, с которым ей еще предстоит разобраться, копошась исключительно самой себе, оставляя на поверхности лишь то, за что я ее любил и прощал.
А вечером мы пошли в театр, и я опять ловил восторженные взгляды случайных мужчин обращенных на мою женщину. Единственно чего я боялся - это ощутить взгляд того, кто был с ней накануне.