Это была последняя машина, которую пригнал из-за границы. И уже не из Германии, из Польши. На Германию не было визы у товарища. Брать самому не хватало денег. Только закончил ремонт двушки - паркет, обои, выключатели, плитка. В общем, таяли "зеленые" стремительно, а машина, хоть и на двоих, давала перспективы на будущее. Пусть и не далекое. Во всяком случае, пережить пару месяцев можно.
Сидя на кухне, распивая водку, когда жены в дальней комнате занимались семейными фотографиями, а потом последними нарядами, купленными на рынке у какой-то знакомой, я так и сказал Олегу, без предисловий:
- Давай пригоним машину.
Он был уже прилично выпивший, шла вторая "столичная", женщины не спеша баловались вином и потому ответил без заминки:
- Давай.
Глаза его загорелись, расширились как-то по особенному.
Я знал, что он завидовал, может потому из-за этой зависти и "дружили", больше семьями. Одно из обстоятельств, почему сейчас нет тонких настроек общения. Дружба странная вещь, в основном, из меркантильных соображений, а посредник понимания - водка. В детстве, конечно по-другому. Видно, самообман оттуда.
Вот эта связь, меркантильности и водки меня вдруг стала угнетать. Но тогда был молод, вернее, недостаточно взрослый, и мы делали вид, что нужны друг другу. Я ему - для возможных перспектив, он - для компании, когда пить с женой хуже некуда, да и небезопасно. Вопросы там всякие, мысли нехорошие, дурные воспоминания, особенно про баб. Любят они про случайных баб под рюмочку.
А завидовал сосед по причине того, что, "этот, со второго этажа", то есть - я (про "этого" узнал от сочувствующих), уже три года, как гонял машины. Время тяжелое, инфляция, с работой плохо, увольнения, цены опережают зарплаты, а во дворе каждый месяц новая, и следующая, а потом еще. И номера нехорошие, немецкие. И все понимают, что на базар и складывают факт к факту, бумажку к бумажке. И цену знают, прикидывают.
- Пригнал? - спрашивает сосед и гладит по крыше свежачок.
- Пригнал, - отвечаю устало, с внешним безразличием, будто вагон угля разгрузил.
- Продавать.
- Ага.
Огонь в его глазах, нездоровый, чувствую. Если бы ничего не было после, то с удовольствием треснул меня болванкой по башке или припасенным разводным ключом, чтобы раз и навсегда, чтобы от души и точка. А в конце слово гадкое какое-нибудь извлечь, типа - мразь, и плюнуть. Не важно, что ради этих гонок бросил престижную работу и занялся непривычным, даже не знаю слово-то, какое, подобрать, бизнесом что ли, на свой страх и риск. Не сам конечно, не просто так, на пустом месте. Стечением обстоятельств, случайных знакомств, цепочка очень непростая, где дело поставлено на поток. Просто так ничего не бывает. В общем, мальчиков со стороны там нет. Не благотворительный фонд.
Или успокоился, если бы сказал:
- Последняя.
- Последняя? - переспросил бы он с надеждой...
А пока пьем водку, и жены наши тра-ля-ля, тра-ля-ля. И она, его жена, чувствую, завидует. Только в другом отсеке, женском. Там то и тряпки так себе, что показывает моя. И возгласы восхищения:
- Ничего себе! Круто! А этот цвет тебе очень.
И во всем некая фальш. Так и звучит между строк: "Пусть бы твой взял моего балбеса в дело. А то гайки крутит за три копейки".
И вслух:
- А что мой? Вообще на своей сварке не зарабатывает. Где мне такое купить. Старье донашиваю. Видишь, в чем?
- Так он же у частника? - говорит моя.
- И что? Платить-то тот не хочет, а работы с утра до вечера.
- Пусть уходит, - говорит жена.
- Куда?
И чувствую ее паузу, ее взгляд, Тоже бы сейчас рожковый не помешал. Разводной слишком мужской, замах сложный. А моя продолжает, будто не замечает, тоже хитрая.
- Смотри, а этот костюмчик из Германии привез сыну. На следующий год сгодится. С размером прогадал. Чукча.
Бабы, они такие.
- Завели пластинку, - говорит Олег.
В общем, загорелся у него глаз. Чувствую, давно ждал этого елея, моих слов. Ну а я на деньги сразу пробил. Как оно, интересуюсь, собираешься брать новую?
Знаю, что хочет поменять "жигуль" - копейку, под которой загорает, чуть ли не каждые выходные. Может, ломалось что, ведь машине лет двадцать, а может, получал металлический оргазм. Есть такие образцы мужей, жить не могут без - построгать, попилить, то есть, уклониться от супружеского долга.
Жена с утра:
- Надо ковер выбить, пропылесосить или полку прибить.
А он демонстративно собирает инструмент, сопит по-деловому:
- Я в машину.
- Чего?
Ковры и пол, конечно, лучше, для женщины, более правильно, когда про семейные ценности, но мужчина кремень, он о главном:
- Что-то стучит, может выхлопная оторвалась.
- А пол, а по дому? - с каким-то ядом говорит она, - Дома ничего не оторвалось?
- Ок. Не иду делать машину, только про завтрашнюю поездку к теще забудь.
Понятно, мама святое. И бьет, падла, по самому - самому. Перед мамой отступаю все ковры, полы, люстры и гора немытой посуды. А как проверить - правда, или нет? Под машину, что ли нырнуть?
- Тысячи три есть? - спрашиваю.
Мнется или марку держит, по этой пьянке не сразу поймешь.
- Ну, где-то есть. Плюс-минус.
- Ты мне точно, без "плюс-минус", - говорю, - На что можем рассчитывать.
Чешет голову, наполняю рюмочки. Сейчас самое время язык разболтать.
- Давай.
Выдыхает, забрасывает в рот жидкость, потом кусок ветчины. Морщится, нюхает джинсовую куртку, кашляет.
- Пошла не туда, сука, - говорит.
Жду, не тороплю. Расслаблен. Это его шанс и мне вроде все равно, хоть и не очень. Заработать тоже не лишнее.
- Если перехвачу у брательника сотни четыре, то три тысячи будет.
Говорит через силу, глотая воздух. Что-то там внутри на самом деле случилось, но видно - гордится.
- Точно три будет?
- Зуб даю.
- Ну и лады.
Живут прямо над нами, и чувствую, как все ночь матрас скрипит. Противно так, неторопливо, как старая лесопилка.
- Что это с ними? - спрашивает жена.
- Праздник, какой, - говорю, и поворачиваюсь на бок.
Всю неделю разговор только об этом, а потом, тот день. Провожают, будто не за границу, а по повесткам на тридцатидневные сборы. Стол, правда, без выпивки, но приличный, напутствия всякие. Особенно старается благоверная соседа. Деньги немалые и единственные, переживают. Но, то, что наконец, приобщил к делу, захватывает больше и его и ее. Моя никогда не церемонится, когда один. Привыкла, рядовые будни, так сказать. Пригнал, продал, деньги в шкаф. Лишь спросит - когда назад? Чтобы планировать что-то, и, конечно, по телефону:
- Ой! Мой к пятнице возвращается, может, привезет что-то вкусненькое.
Это Элке, своей лучшей подруге. Есть и худшие и просто подруги, но эта лучшая, пока.
А так, кивнет головой, как само собой разумеющееся, как "кибальчишу" напутствие - щи в котле, каравай на столе, вода в ключах, а голова на плечах. И музыка. Не помню. Грустная. И поле в золотых колосьях.
Деловой, даже дерзкий стал, показывает зубы, хоть еще и не тронулись. Это от нервов. Но билеты в кармане, дата известна, ночью в путь. То есть все решено, про, отступать никто не говорит, поздно. Машина будет, уверены. Женщины на сто процентов. Но все равно:
- Будет? - спрашивает Олег в сотый раз.
На слабый пол играет.
- Будет, - говорю.
Конкретность главное. Здесь и адреналин, но больше про будущее, про деньги, которые чаша изобилия и полный дом.
- А вас там грабили? - интересуется беспокойная соседка, - Вещи, деньги или машину у кого-нибудь? Чик?
- Типун тебе на язык, - говорит моя.
- Иди к черту, - вторит Олег
Стараюсь успокоить, ведь женщина, да и деньги трудные. Копеечка к копеечке. Мои тоже непростые. Надо понимать. Эмоции.
- Мы по объездной едем, не через Варшаву. А грабят, в основном, на выезде из столицы, там развилка такая нехорошая, с уступи дорогу.
- С чем? - интересуется моя.
- Знак такой, - говорит важно Олег.
Слово то, какое - грабят, аж самому прохладно, словно ветер кладбищенский дунул, и, вообще, не хочу развивать тему, проскочим, не в первый раз.
- С богом, - говорят жены, чуть ли не одновременно.
Моя зачем-то, сплевывает через плечо, его крестит уходящие спины.
И уже возле лифта:
- Права взяли?
- Что тебе сложила? - спрашиваю Олега, когда тот суетится с пакетом.
Пристраивает на столик у окна, то на сиденье возле стены.
- Да наложила всего, как в последний раз. Не пропадет, а деньги тратить не охота по пустякам.
- Это правильно, - говорю.
Поезд уже больше часа движется. За окном темно, мелькают ночные пейзажи. Дорожное полотно то выше, то ниже, болтает на поворотах. Когда мост или встречный, картины пролетают, словно "хичкок" и думаешь - хорошо, что окно плотно закрыто.
- А почему в Честохова, - интересуется партнер.
- Не в Честохова, а Ченстохова, Ченст..., поправляю, - Рынок там, в будни неплохой. И дальше от Варшавы. Ближе все выбирают неопытные, те, которые не знают.
Соглашается. Да и разговор так, ни о чем, просто, чтобы говорить. Маршрут давно известен. Озвучен заранее, еще под водку и каких-то аргументов против не найдено. Да и сложно это, аргументы, от человека, который первый раз пересекает границу. Чувствую, волнуется, переживает. Смотрит в окно, а пальцы мелодию отбивают.
- Сейчас бы рюмочку, - говорю и хитро подмигиваю.
- Ты что? - возмущается, - А как за руль? Сегодня же обратно.
- Да пошутил, не переживай.
Люблю ехать молча. Но тоже волнуюсь. Всегда так. Неизвестность - и что тебя могут ограбить или что-то случиться поломка там или авария, всякое бывает. Женам об этом знать не нужно. Им результат. Они все еще там на кухне, с бутылочкой сухого провожают, делятся. Еще раз плюют или стучат по дереву, а может, примеряются уже к новым покупкам. Рассказывают, как оно будет. Продолжение того прежнего диалога в отсеке.
Ок. Это их жизнь. Разве мы против? Наше - купить. Сделать правильно, без проколов, ошибок, чтобы не фуфло, какое. Чтобы добежала до дому без приключений. Все остальное потом. Всякому переживанию свое время. А то начнешь думать, как удачнее продать то, что еще не купил. Мрак.
Закрываю глаза и делаю вид, что сплю. Через некоторое время:
- Спишь?
Ох, переживает, крепко переживает и на меня грусть нагоняет. Нет, чтобы анекдоты какие, истории веселые. Но попутчик задумчивый. В любом случае он свой, понятный, и вдвоем легче, даже когда тьфу, тьфу, поломка или ограбят. А сам-то, когда в первый раз? Не помню. Видно, то же самое. Руки тряслись. А ведь продал первую, еще до поездки, еще не видя, продал, или начал продавать. Ночью, во сне. Перед отъездом.
- Сплю, - говорю, - А ты?
- А я не могу. Думаю.
- О чем?
- Какую машину лучше купить.
- И какую?
- Крутую, чтобы лучше продать.
- Ну и ладно, - говорю.
Границу проходим без проблем. Лица, документы и жалкие пожитки не вызывают вопросов. Знают за чем и прятать что-либо не имеет смысла.
- Сколько денег, - спрашивает таможенник.
- В декларации указано, - говорю.
Олег исполняет все, что сказал до этого. Правильно исполняет.
- На границе сиди и смотри в окно, не суетись. Они не любят суеты. Глаз наметан, - наставляю перед остановкой.
- Первый раз боязно, - говорит, когда в форме уходят.
- Не ссы.
В Варшаве утро. Очень рано. Перрон пустой. Зябко. Ощущение, что одни, хотя пару силуэтов маячат. Прохладная роса на дорожной плитке, на поручнях невысокой лестницы, на вокзальной двери. Где-то далеко встает солнце и отражается от стекла.
- Без двадцати пять, - говорит Олег.
- Это по-нашему.
- Ну, да.
В окошке молодая блондинка.
- Проше пани до Ченстохова, два.
Здесь привыкли к смеси польского и разного. На пальцах уточняем время, и она пытается что-то пояснить. Нам побыстрее, показываю рукой, словно завожу двигатель. Блондинка приветливо кивает, мол, поняла.
Потом табло с крутящимися, как домино ячейками. Язык не сложный, тем более знаем пункт назначения и время, в которое два раза ткнула ручкой кассирша.
Электричка полупустая, поляки сонные, как наши. И голова, склоненная к груди, и взгляд, отрешенный в окно. Одинаковые мы и, просыпаемся одинаково и лица утренние суровые, смотрящие сквозь предметы.
Вновь дорожные пейзажи, перестук колес. Бесконечность и ерзание на затекшей опоре.
Большая часть пройдена. Вроде веселее. И само утро, оно всегда начало. Все по плану.
- В Ченстохове будем к восьми, за час доберемся до рынка, - говорю, тихим оптимизмом, чтобы не разбудить соседей.
Для меня ничего нового, особенно за окном. Олег смотрит, что-то пытается сказать, чувствую по нервозности, но молчит.
- Вот, кажется, город, - говорю, так, чтобы говорить, - Но разделен на две части - дома, улицы, а по центру граница. В одной, ты что-то понимаешь, где поляки, в другой ни бум-бум. Но один город и только будочки переходов. Таможенники пограничники. Поляки туда с сигаретами, водкой, ну а немцы с пустыми баками заправлять машины.
- Куда мы едем?
- Нет, это Герлиц - Згожелец. На польской Згожелец, на немецкой Герлиц. Красивый город. Да и все города здесь и там красивые, Европа. А еще нравятся полицейские в Германии, их пистолеты. Рукоятка оголена, только перемычка. И ощущаешь некую силу, власть. Как нарочно. У наших все закрыто. Можно вообще ничего не носить. Так, для вида.
Вроде и поспать надо. Но что-то не спиться. Уже скоро. Уже подсасывает. Нерв нарастает. Закрываю глаза и вижу, как подъезжаем к Бресту. Именно к нему, обратно. Словно наркотик какой. Рефлексии. Хочется, быстрее. Достали эти вояжи. Ох, как достали.
Если бы кто сказал, что буду когда-то машины гонять - плюнул бы в лицо. Ну, или презрительный взгляд, на худой конец.
Папа тогда гордился. Сразу, после института.
- В министерстве работает, - говорил гостям.
На дне рождении или так, по-соседски.
Если уединялся с кем-то, на перекур, добавлял, чтобы "посторонний" не слышал:
- Ну, министры там всякие, шишки, Совмин в том же здании. Понимаешь.
Понимал? Просто ощущал некую потребность хозяина выговориться.
Любил родитель знаки всякие, должности громкие. Мечтал. Слабость такую имел. А вдруг?
Но не вдруг. Впрочем, вдруг, но не так, как представлял. Кувырком.
Конструкция вдруг сломалась и в глазах растерянность, типа - куда сынок, ты что, а звучит другое:
- Ну, надо, так надо. Ты уже взрослый.
А тоска дремучая и лицо серое.
Возможно, тогда стал взрослым. Никто больше про недоеденный суп, жена о перспективах всяких втирает. И начальник - только сам. Сам будильник, сам расписание, сам выходные. Жизнь крутая, главное - разнообразная и никто не тычет, особенно, если дурак.
Спи, дружок, спи. Еще за руль, еще дорога, непростая.
Это себе.
И река. Рассвет. И никого. И я с удочкой, ловлю рыбу. И спрашиваю себя - зачем? Ведь в жизни никогда не ловил? И внутренний голос - сейчас ловишь. Почему? Не знаю. Просто... Ничего просто не бывает. И какая-то сила заставляет забрасывать наживку. Снова и снова. И тащу рыбу, а она ртом пытается что-то изобразить. И мне это не надо. Но не отпускаю, а снова наживку...
- Вставай, приехали, - сказал Олег.
На рынке не так много машин, как хотелось бы. Думал больше.
Место нашли быстро. Первый же таксист подсказал, ну и подвез заодно, за деньги.
Ходим между рядов, лица кислые.
- Это бред, - говорит Олег, останавливаясь у очередной "Тойоты", - У нас цены такие же.
Сам вижу. Никогда не ездил сюда за машинами. Вроде и поближе к немецкой границе, а результат нулевой. Маржу забирают перегонщики, подчистую.
- У нас такие же деньги, - брюзжит напарник.
В голосе разочарование и лицо невыспанное.
Паскудно как-то на душе, погода портится. Не дождь, но нагнетает. Утро в Варшаве другое, перспективное. И мысли другие крутились. Вроде обещал, грозился. Истории там всякие рассказывал, а здесь, как обманул.
- Сам в Польше первый раз по этому делу, - говорю.
Хочу успокоить. Или оправдаться?
Молчит. Вернуться пустыми неправильно. Провал. Его не поймет, точно. На дорогу потратились. Он с работы отпросился, небось, наболтал с три короба. Да и самому неприятно. Как-то неудобно, вроде подвел. И голос его не такой заискивающий, как раньше.
В общем, ходим, руки в карманы, молчаливые. Даже не останавливаемся, мельком взгляд и дальше по рядам. А эти возле машин важные и довольные. В заключительной стадии. Сейчас продать и дело с концом. Натирают бочки, полируют бамперы, убирают влагу с "лобовиков".
Это у нас все только в начале, неприятности эти. Спиной ощущаю, нижней частью.
- Такая же цена, как и у нас. Смысл тащиться сюда, если тоже самое.
Очередной камень в мой огород. Ну, слышал я уже это, слышал!
- Нет, я не про то, не думай, - оправдывается, - У нас все получится, знаю.
Теперь успокаивает. И это неплохо и сам знаю, что все получится, что паника такая, начальная, когда в непривычных обстоятельствах. Крутить начинает, потом проходит.
Народу прибавляется. Много наших, приезжих, но большого энтузиазма нет и у них. Не с чего. Да и перегонщики, те, что из Германии, сюда, на этот рынок стараются, в основном наши, поляков мало, немцев вообще нет.
- Нужно было под границу, под переход, - говорю.
- А что там?
- Там горячие пирожки, челноки, которым не до базара. Им бы побольше выгнать на Польшу, количеством, и быстрее сбыть, чтобы обратно, пока виза живая.
- А сейчас можно?
Ходим. Хорошо, что погода налаживается. Во всяком случае, солнце начинает пробивать серую пелену. Вынырнет местами и снова туча. Но это уже приятнее.
- А как тебе этот "бумер", - говорит Олег.
- Пятый?
- Да.
- С битой дверью?
- Да.
- Так битая же?
- Ну и что.
Уже настырный. Понимает, что отступать нельзя. Правильно понимает.
Как-то и подзабыл, что партнер из тех, кто про гайки, сварку, не книжки по вечерам читает, у кого руки всегда темные от солидола, с черной каймой под ногтями, даже, когда в гости. Останавливаемся у "аппарата", осматриваем повреждение. Только передняя. Сзади целая, крыло тоже. Да и сама жестянка помята не сильно. Обходим со всех сторон. Щупаем, наклоняемся. Остальное живое.
- Дверь можно поменять или эту рихтануть, - говорит Олег вполголоса.
Отходим в сторону, закуривает.
- А краска? Попадем?
- Попадем, - говорит тихо, по-деловому сплевывает.
Начинает нравиться, его запал, нахрапистость. Значит не все так прискорбно.
- Можно поднять капот? - спрашивает у продавца.
- Запросто.
Осматриваем двигатель.
- Внимательно на балки, внешне можно скрыть, а по внутренностям удар виден, - шепчет он.
Вот, не зря постоянно лежит под своей "старушкой". Опыт. Про эти балки я и сам в курсе.
Достает щуп, смотрит масло - черное, но уровень нормальный.
- Вроде подтеков нет, - говорит.
И уже хозяину:
- Завести можно?
Тот ныряет в кабину, его не видим за поднятым капотом. Щелкают, какие-то "релюхи", двигатель взрывается.
- Пороги целые, - говорит Олег, пока хозяин выбирается из салона.
Двигатель еще какое-то время работает.
- Глуши, - говорим.
И главное.
- Сколько.
Все всё понимает и начинается игра.
- Скинуть могу долларов триста.
Здесь опять включается напарник, цена, вроде, неплохая, но его рабоче-крестьянская натура требует безусловной максимальности. Он не за тем здесь оказался, чтобы отпустить лишнюю сотку.
- Ремонта долларов на семьсот, а то и больше, - говорит деловито, - Замена двери, полная покраска. Это, как минимум.
Хозяин тоже не пальцем деланный, но, чувствует покупателя. Хочет быстрее закончить, чтобы снова в путь, за новым металлоломом. Стоять на своем или оборачивать деньги, это игра рынка. Но, чтобы не переиграть.
- Сотку еще сброшу, но не больше, - говорит.
Я в стороне, пусть "новичок" решает. Это его первое дело и пусть будет, чем гордиться. Тоже про первую долго рассказывал. Несколько лет, когда под водку.
- Только давай проедем, послушаем на ходу, - говорю.
- Да, надо послушать, - говорит Олег.
Машина в целом неплохая. Ход мягкий. Набирает хорошо. А как может быть по-другому, если под капотом бодрячок в два с половиной литра. Вот только жрет много, падла.
Заметили сразу, как выехали из Ченстохова, перед первой заправкой.
- Стрелка подозрительно падает, - говорит Олег.
Я за рулем, он - на приборы, типа штурман.
На рынке время незаметно. Уже и день в разгаре, даже больше, чем день, за обед перевалило. Заправляем самым дешевым. Дорогой он здесь. В Германии еще дороже, а нам до Бреста тянуть, по оптимальной цене, чтобы лишнего ничего. Деньги экономить. Считаем расстояние, смотрим по карте, прикидываем, заливаем сорок.
- Чувствую расход больше, - говорит Олег.
Когда выходим на объездную, ту, что мимо столицы и мимо "уступи дорогу", нахожу уютную парковку.
- Перекус.
Напарник оживает, дело хорошее, шумят пакеты, приготовленные женой, свои тоже разворачиваю. Запах курицы, яиц, котлет с добавлением хлеба. Перекус неплохо, он как этап проделанной работы, завершил и подкрепился. Уже и шутки в ходу. Дело, вроде, сделано, главная часть.
- Хочешь за руль? - говорю.
Немного волнуется, первый раз за границей баранку крутить. Дорого пустая, ничего страшного, да и населенные пункты так себе, пролетишь, не заметишь, лишь до сорока сбрасывай, когда знак. Пусть тренируется. Обходит капот, важно, не показывает эмоции. А внутри бурлит. Знаю.
Дорога всегда хорошо. Уже не ожидание, движение вперед, то есть назад, в исходную точку. Ожидание и действие, разные знаки. Одно предшествует, второе кульминация. Очередь и касса, вокзал и поезд, скрип двери, когда ждешь. Жизнь делится на предысторию и историю. Приготовление и итог. После новые события, их ожидание. Когда об этом, представляю спринтера на стометровке. Вот старт, набирает скорость, мышцы напряжены, реагируют на движение. Финиш, дышит. Потом можно и фужер шампанского, даже когда последний пришел. В любом случае дело сделано.
Разделительная полоса, столбы, знаки. Населенные пункты, ограничения, допущения, предупреждения. Дорога домой особенная. Значит, все случилось, сделано. Значит, жизнь продолжается в нужной октаве, на правильных нотах. Сейчас бы на самом деле музыку хорошую. Ту, что люблю.
-Себе бы такую хотел? - спрашиваю.
- Нет. Хочу дизель, как... ну, что-то попроще. И не с таким объемом.
На мою намекает. То есть хотел, но вовремя тормознул. Особый элемент зависти. Уж очень нравится. И ремонт недорогой и топливо брать можно. Так и говорит:
- На работе знакомые дизелисты за полцены продают. А один берет тепловозную, там парафинов мало. И у него могу.
Проработал вопрос. Не один раз обсасывал.
Пора на пенсию, думаю. До основной еще далеко, но структуру жизни пора менять. Гонки, перегонки, а что потом? Не срастается потом. Смотришь вдаль и пустота. Хочешь что-то представить, но кроме новой тачки, тряпок, хорошо посидеть с друзьями ничего не получается.
А товарищ продолжает. Говорить ему хочется, накопилось. Пар выпускает.
- Была, - говорит, - Любовница. Так мы, то на заднем сиденье, то на переднем. Откинешь спинку, все равно не получается. Нет, получается, но так, чтобы в кайф, не очень.
- Это в твоей?
Хотя, обычный вопрос, но скользкий какой-то. Вроде с иронией.
- Так там и любовница - мочалка, - говорит.
Серьезный сейчас. Явно на новую пассию нацелился. Перебирает. Мир меняется. Как мало надо до этого переключателя внутренних этажей.