Чтобы начать новый день, лучше побриться. День и так начнется, и бреешься ты всегда, ну, почти. А чувство - сначала день, потом бритва. Или наоборот. Все наоборот. И начать день не с той ноги и прошагать с левой до вечера. Вдруг так лучше.
Но начал с ванны. Это целый ритуал - книги, мочалка, но больше лежишь с закрытыми глазами. Главное правильно регулировать воду - напор и тепло. Делаю это ногой, потому что она ближе всего к крану и не надо менять позу. И можно смотреть в потолок без всякого стыда. Голый смотришь вверх и пар от воды - зеркала затуманились. Потом можно читать, когда согрелся и спокойно в белоснежной керамике.
То лето было особенным. Нестерпимо жарким. Все вновь заговорили об изменениях в климате, черной дыре, озоновом слое. Раскупали воду упаковками, мороженое и вентиляторы. Автомобили задыхались от выхлопных газов, и у кого не было кондиционера, получали сполна от работающих двигателей.
- Может, форточку закрыть? - сказал Димон, после порции гари от пронесшегося грузовика.
Мы ехали за город, где обитали его тесть и пара животных - кот с собакой. И стоял недостроенный коттедж, в три этажа. Они купили его таким, продав однокомнатную квартиру в городе, и он так же не достраивался, как и с прежними хозяевами. Но на земле появились грядки, и набирала сок первая клубника. И мысли были о хорошем - о переезде из душного мегаполиса, приобретении недорогой машины, впрочем, и до электрички здесь недалеко.
- Там все поместимся, - говорил Димон. - А тестя можно в сарай.
Тесть много пил, потому от бывшей жены получал нагоняй и сочувствие, от зятя понимание. И хотя супруги были в разводе, женщина жалела его. Потому что больше некуда. "На улицу, что ли"? - спрашивала себя. "А прожитые годы, дети"?
Я часто думал, вспоминая конкретную ситуацию, как можно опуститься от помощника министра до обычного бомжа. Скатиться кубарем по служебной лестнице да еще закатиться под нее. И не было ответов. Винил восточную культуру, где ум сочетается с бесшабашностью, расхлябанностью, пофигизмом. Но это не было однозначным, потому мысль преследовала долго. Она и сейчас в шкатулке с отложенными решениями.
И Димон не отличался порядком. Выпивал, с женой поддерживал странные отношения на грани разрыва. Только теща находила со всеми общий язык, обеспечивала центробежную силу рода. Веселая и оптимистичная.
В этот раз мы везли продукты. Помочь другу не сложно, если есть время. А оно было. Работы основной не много, да и планировать можно, когда сам на себя.
- Там все изголодали, - говорил Димон. - Тесть пропил деньги, что оставили для рабочих, съел все припасы, свое и для животных и начал потихоньку распродавать стройматериалы.
- Откуда информация? - спросил я.
- Теща ездила. Вернулась злая. И ладно, деньги потратил, еду уничтожил. Так животные голодные. Кот в поле ходит мышей ловить, собака смотрит косо. Может и человека порвать. И стройматериалы жалко - копеечка к копеечке собирали.
Они давно мечтали взять ротвейлера. Благородного "парня" с хорошими кровями, манерного. Это удалось. Но крупный щенок сразу начал проявлять характер - озлобленный, рычал, гавкал не по делу, чужих боялся, забивался под стол. Возможно, этим и пришелся по душе. Пес вырос, превратился в огромное, злобное создание, смотрящее на мир из-под бровей, и держать его в городе становилось опасно. А манеры исчезли.
Коттедж недалеко - десять километров от города. Поселок вдоль дороги и рядом деревня, почти сливается с новостройками. И магазин, куда зачастил тесть, здесь и местные завсегдатаи, с удовольствием меняющие самогон на добротные стройматериалы. Димон не ехал разбираться. Его дело накормить пропадающих - тестя, собаку, кота, оставить запас на будущее. Хотя, какое будущее с пьющим человеком. А разбираться удел других.
Коттедж виден с магистрали, запутаться сложно. Если проскочить поворот, через двести метров второй.
- Здесь, - сказал Димон.
- Помню, - сказал я.
Нас встречали. Интуиция? Скромная фигура, сгоревшая до шоколада, с какой-то тряпкой на голове, похожей на старые трусы, недельная небритость, седые волосы на груди - коттеджный Робинзон Крузо. Жесткие, жилистые руки, в них коса. Нет, не Крузо. Коса мешала. Тихий человек. Безобразно трезвый - сутки не пил, очнулся, отхватил по полной. Потому что жить в доме лучше, чем прописаться у магазина без прав и обязанностей.
Машина остановилась, поднимая облако пыли.
- Нас убивать? - поинтересовался Димон, расправляя брюки после долгого сидения.
- Вас? За что? - серьезно спросил абориген.
Димон закурил:
- На всякий случай.
- Чего ж вас убивать? - не унимался тесть.
Длительная водка делала свое губительное дело.
Димон курил, глядя в голубое до белизны небо, словно всплыл после длительного погружения. Тесть припал к забору. Я не понимал, что дальше. Впрочем, понимал, только паузы не любил. Ни о чем они.
- Открывай багажник, - скомандовал Димон.
Здесь он главный - при продуктах, что купила теща, при машине, что привез друг. Наслаждался моментом редкого счастья. Мужское окружение проще, понятнее. Я не обращал внимания на детали, то есть, не придавал значения условной игре. Две огромные сумки нес он. Не доверял. Рука, дающая должна быть одна и понятная. Так правильно, так привыкают.
В доме тень и прохлада. И две полутени - ротвейлер и кот-Васька. Они дружили, как дружат попавшие в несчастье и познавшие нужду. Васька иногда выбирался на улицу в поисках удачи, а ротвейлер, в силу дурного характера - порвал несколько местных собак и накинулся на велосипедиста, грустил взаперти.
- Ну что, животинки? - улыбался Димон.
Животинки стояли и смотрели. И в глазах ротвейлера - ну, давай, не томи, брат, и Васька думал про хорошее.
- Дай уже им, - сказал тесть.
- Разберусь, - сплюнул Димон.
До театра он не дотягивал, но паузы держал совершенные. И место указал по случаю.
Впрочем, провинившийся и так стоял в стороне, ждал очереди.
Димон получал удовольствие, наслаждался. Давать с руки в таком состоянии дело опасное. Ротвейлер выглядел непредсказуемым и стремительным. Приличные куски взмывали в воздух, кобель показывал мастерство гибкости и прыгучести. Васька тоскливо поглядывал на представление. Когда ливерка ударялась о морду, отлетала в сторону, чуть напрягался, готовый к рывку. Покормить злобного в первую очередь. Не от любви или причуды, мог и кота порвать в гневе. Васька грустил, блаженно прикрыв глаза, лизал сбившуюся шерсть на груди. Когда прилетело ему, даже присел от страха. Сориентировался, схватил добычу и нырнул под ближайшую постель.
Однажды он стащил огромную бедренную кость, облизанную до блеска сожителем. Чем ее зацепил, неизвестно. Там ни мяса, ни хрящей. Упирался и тянул на второй этаж от греха подальше. Мосол, издавал правильный запах, и предательски гремел о ступеньки. За этим занятием и настиг его очнувшийся пес. Тогда досталось прилично, даже бок порвал. Васька помнил.
Сейчас он старался быстрее проглотить огромный кусок ливерки. Время - жизнь, и все условно, и то, как живут иные, с полной миской, и поглаживанием хозяина - барство и пижонство. И голод, особая прострация и уходя на охоту, не всегда имеешь добычу. Переживали за Ваську все, даже тесть.
- Смотри, целым куском глотает, - сказал он.
- А если тебя не кормить, - сказал Димон.
Васька жадно пропихивал кусок, и видно, как тот проходит по горлу, вздыбливал шерсть. Как организм задыхается, давится, пытаясь отторгнуть непреодолимую величину, но сила жизни направляет обратно. И эти глаза, что устремлены ото всюду, разные, застывшие. Пес переживал, что не мог дотянуться, в мгновение кот стал врагом. Васька все видел и понимал.
После пришла очередь тестя, и тот, осмотрев представленный набор, нерешительно спросил:
- А этого ничего?
Димон лишь прыснул.
- Я так, поинтересоваться, - сказал тесть.
- Я бы привез, но где деньги взять, - сказал Димон.
Он бы выручил. Но сам после запоя и потери очередной работы. Мне же помогать компании не имело смысла, да и не очень-то замечали они меня.
- Могу взять авансом - сказал тесть.
- Где? - загорелся Димон.
Тесть открылся:
- Завтра будем бить кабана, - сказал он. - Под мясо "шурики" местные дадут.
- В смысле бить? - сказал Димон. - Лето в разгаре, в такую жару?
- Теща приказала.
Трансформация от жены, до тещи произошла давно. И та слов на ветер не бросала.
- А почему? Ничего не сказала? - удивлялся Димон.
- Кормить его нечем...
Тесть умудрился уничтожить все, даже то, что положено свинье.
Уже утром теща разводила руками. Они приехали на электричке - она и жена Димона. Тот приобнял Варю, а она отстранилась.
Я тогда остался ночевать. Димон упросил. Скучно одному в компании аборигена. Тот достал авансом самогон, желтого цвета, паршивый, слабый и вонючий.
- Лучшего не было, - говорил он, кряхтя после выпитого.
Я не пил, не мог. От одного вида дурно. Димон несколько стопок опрокинул и сказал - не страшно. И тесть посмотрел на него с сожалением и надеждой.
Животные любили женщин. От тех понятное тепло. Ротвейлер крутил обрубком хвоста, говорил - здравствуйте, как приятно видеть вас, дамы, а Васька мурлыкал, терся о ноги. Настроению способствовал и плотный ужин, перенесенный недавно.
Убийство наметили на вторую половину дня. Обычно это происходит утром, тем более жара, но ждать еще день никто не мог, я роптал - вечером непременно надо быть дома, жена беспокоилась. А как отвезти мясо без машины. Испортится или исчезнет в понятном направлении. А женщины, хоть и приехали рано, но подготовка - помыть холодильник, посуду, столы для разделки. Тесть лишь показывал хорошо наточенный нож. Хвастался.
Не люблю жертвоприношений, потому к неприятному моменту удалился в лес. Побродил у пруда, посмотрел, как местные грустят над удочками. Прошелся возле поля, сорвал несколько незрелых колосков. Попробовал молочное зерно, потом доставал застрявшую ость из горла. Как туда проникла? Когда вернулся, смерть уже наступила и работа кипела во всю. Паяльная лампа ходила по бокам, шипела синим пламенем, выжигая щетину, и делала убитый предмет поджаристо-темным.
Димон курил в стороне, цыкал зубом, часто сплевывал. Женщины готовились к разделке, выливали грязную воду в огород, протирали посуду ручниками, были шумные и веселые. Ротвейлер, выпущенный в загон, потому что везде мешал, бесился от запаха крови, ощущения жертвы. Стоял на задних лапах и враждебно наблюдал за происходящим. Потом опускался и бродил порыкивая.
И уже был вспорот живот, и тесть получал некое наслаждение, оргазм от происходящего. Играла деревенская кровь где родился, закваска, воспоминал о приятном, когда на стол подавали отварную картошку и парное мясо с удивительно свежей печенкой. Он помнил вкус, несмотря на кубометры водки, выпитой после.
Ротвейлер все же вырвался и женщины завизжали, Димон грязно выругался и повис на заборе. Может, шпингалет плохо закрыт или пес сломал запор своей массой. Обстоятельства уже не имели значения. И сцена выглядела безобразно, до ужаса. Впрочем, тесть характерный мужик, если по трезвому. Привык выживать в сложных условиях. Недаром в свое время дошел до помощника министра.
К тому времени они сцепились не на шутку. Ротвейлер рвал заднюю ляжку жертвы, пытаясь тащить всю тушу. Тесть упал на кабана, как Матросов и кричал: "Дайте что-нибудь, дайте"!
Подали чугунную сковороду, и абориген начал лупить собаку со всей дури по голове. Сначала лежа, потом на коленях, после стоя. Не от злости или неуважения, он знал цену мяса, и не мог допустить такой несправедливости. Димон же успокоился и мысленно делал ставки, кто победит, повторяя:
- Ну, сука, ну дает...
Собака не отпускала ногу. Считала себя равной в дележе добычи, как нормальный член семьи, которого с возрастом узурпировали. И нужно лишь отстоять права, доказать превосходство, или равенство. Чугун звенел о голову ротвейлера, а он рычал и сражался.
Впрочем, силы оказались не равны. Варя периодически подбегала сзади и угощала ротвейлера ногой по мужским достоинствам, чем отвлекала того от борьбы.
- Знает, - говорил Димон, сплевывая. - В тему.
Собака сдалась и ее за ошейник увели в деревянный туалет, где она видеть ничего не могла. А запахи стали всеобщими и однородными - борьбы, победы, поражения, фекалий.
Потом все закончилось. Все, все закончилось. Мы перекусили и выехали с темнотой. Сначала отвез тещу, потом Варю.
- Я с тобой, - сказал Димон.
- Куда?
Он показал бутылку столичной, что прихватил из дома, когда помогал относить пакеты.
- Все так плохо? - спросил я.
Он опять закурил, пока я выруливал со двора.
- Застукала, - сказал он. - Пригласил бабу, а жена приехала раньше. Должна была к вечеру, а явилась утром.
- И что? - сказал я без злого умысла.
- Ничего. Другая баба в постели. Я ее накрыл одеялом и ждал.
- Заметила?
- Не тупи. Там по коридору все ясно и на стуле платье, колготки.
- И что?
- Развод, - сказал Димон и сладко зевнул.
А ротвейлера потом отдали. В школу какую-то серьезную с последующими званиями и формой, с подвигами и режимом питания. Служить, приносить пользу людям. Злой был, собака.
Я в тот раз не побрился, в те сутки за городом, не был предупрежден и не брал с собой принадлежности, а бриться чужой бритвой в доме Робинзона - ну, знаете ли. А ванну принял сразу по приезду. Люблю горячую воду, книгу. Тогда мысли уходят, в основном плохие. Тогда смеешься или грустишь, в зависимости от того, что вложил автор в текст. А они такие, авторы, манипуляторы. И водка, выпитая с Димоном, не мешала. Лишь сняла налет чужой жизни. Завтра наступит новое утро, новый день. Ничего в мире не меняется миллионы лет. А может и больше? И я опять думал, с какой ноги встать. И что бриться не надо. Побрился с вечера. А потом жена сказала: