Люблю ужинать один. Это уже не привычка, способ существования. Но здесь позвонил друг по скайпу, художник.
- Что будешь? - спросил, оценив мою сервировку.
Странный вопрос.
- Как обычно, - сказал я. - Только дай пару минут.
Ужинаю скромно. На связи старая гвардия и соответствующая атрибутика положена.
Налили, чокнулись, аж экран задрожал - это сначала, эмоции, и я спросил:
- Зачем тебе это?
- Что это?
- Эта история.
Ее услышал от другого человека, тоже художника. Общего знакомого. Сам не увлекаюсь чепухой - пробовал, не пошло и это в далеком детстве, но многих знаю, кто сменил обязанность на потерю времени. "Ничего не заработаешь", - говорил ему тогда. "И не надо", - отвечал он. Видно сейчас тревоги образовались, как разломы в горной породе. И девчонка, что настроился, как бородавка на пальце. Впрочем, у каждого своя карма. Способ насиловать душу.
- Что хочешь поведать, - говорю примирительно.
Проводит рукой по бороде, снимая невидимые крошки, затем, отправляет в рот жирную шпротину - масло летит на рубашку, вовремя подставляет руку - творческая личность, чувствует полет. Вытирает ладонь салфеткой.
- Все пучком, - говорит.
Знаю эти пучки, пучечки. Как закрутит, не выберешься. Из ямы да в овраг и по косогору.
- По деньгам проблема? - помогаю ему.
Отмахивается.
- Давай еще, - говорит.
Видно причина серьезная, раз после первой не пошла.
Кряхтит, улыбается. Располагает. Я тоже улыбаюсь. Знаю его давно. Мягкий характер, но если что, может врезать, и словом, и так, по-простому, сверху вниз или наоборот. Проходили. Руки в экране нежные и мощные, как морские узлы.
- Как сам? - говорит. - Давно не заходил.
- Нет времени, работа и мелочевка замучила.
- И у тебя.
- Как у всех.
- Машина что-то звенит под капотом, - говорит.
Нужна ему эта машина. Ездит пару раз в году на дачу узнать, что украли за зиму, потом как заросло за лето. Разбавление киселя водой.
- Пригоняй, посмотрим, - говорю.
- Но это не к спеху.
- Понятно.
Прелюдия к главному. Или увертюра. Впрочем, я не художник.
- Простых путей ты, вроде, никогда не искал. Любишь житейскую акробатику. Походить на голове. Вроде, не мальчик уже.
- Дело не в акробатике, нужно помочь человеку.
Ну, ну - равняйсь, на вытяжку. Для этого надо выбрать стройную и красивую. Взял бы любого старика на лавочке и помогал. Альтруист хренов.
- Это да, сочувствие и сопереживание, - говорю.
- Не ерничай, - говорит. Чуть дуется. Лицо трет, нервничает.
Вроде не пережимаю. Скверное держу в себе. Кто поможет, если не друг. Кто правду скажет, которая никому не нужна. Кто поделится сомнениями и наростами в неудобных местах. Вот смотри, здесь и здесь. Майку выше поднять? Как думаешь, может, пора?
- Это ее портрет? - интересуюсь.
За спиной друга свежая работа. Тьфу, ты - работа. Судя по разбросанным краскам, перепачканным тряпкам и окуркам в пепельнице, недавно занимался черт знает чем.
- Ее.
- Хорошая фигура. А почему лица нет?
Оборачивается, цепляет что-то - шум, стук.
- ... "твою ж мать"... Водку чуть не разбил, - говорит. - Слава, тебе господи.
- "Чуть" и "не" - огромный спасательный круг.
Превращаюсь в оракула.
- Давай нальем, а то беда.
Выпиваем. Уже розы внутри распускаются, и добрый волшебник делает массаж извилин. Пока гладит, пощипывает.
- Лицо еще в работе, - говорит.
- Загадка?
- Где-то так, душа.
- Это понятно, - говорю.
И желание что-то схватить поострее - кислую капустину или помидор, что лопается и заливает все на свете - красный, кровяной помидор. Но есть бутерброд с колбасой, увядающей на глазах.
- Да, что ты там насчет денег говорил?
Я? Когда? Тебе послышалось. Впрочем, у нас такой ритуал винить друг друга в том, что не произошло.
- Сколько.
- Буквально на пару недель.
У каждого свои истории, на своей волне. И не только потому, что влюбляться глупо. Уже молчу про возраст. Там, вообще, неприлично. И недорисованный образ. Что ты хочешь, девочка?