Цыгане, как известно, народ вольный. С детских лет они привлекали меня, как, впрочем, пожалуй, и многих, своей непохожестью на другие нации. Несмотря на уклад жизни, образ поведения, иногда экстравагантный внешний вид, в их неординарности, открытости, бесшабашности, непокорности, беззлобной лукавости, смелости, ловкости есть что-то магнетически притягивающее. В чём же заключается цыганский магнетизм? Долгие годы мне понадобились, чтобы понять его природу. Цыгане - народ, который не скрывает своего лица, своей сущности, со всеми её недостатками и достоинствами. Они живут, как поют. А поют, как живут. Им абсолютно, грубо выражаясь, наплевать, кто и что о них подумает. Они живут сами по себе. Их кто-то за это может, возможно, упрекать, говоря о каком-то общественном долге. Всем нам надо понять, что цыгане никому ничего не должны. Если они, как и все грешные люди, живут на этой земле, значит, так должно быть. Более того, их существование придаёт человечеству особый колорит, спектрами которого являются приветливость и весёлое настроение. В качестве примера, приведу один короткий эпизод из своей жизни. Как-то в летнее утреннее время, когда на улицах стихает поток людей: многие из них уже находятся на рабочих местах или в учебных заведениях, я шёл с женой на вокзал, чтобы приобрести железнодорожный билет. Ближе к вокзалу многоэтажные строения сменялись частными домами. Окружающая тишина, утреннее солнце, свежесть воздуха создавали атмосферу библейской идиллии. Вдруг всё это нарушил неожиданно громко раздавшийся мужской голос: "Хозяйка, хозяйка! Дай, пожалуйста, кружечку холодной воды". Мы направили свой взор в сторону, откуда услышали просьбу человека. У пересечения дорог, на тротуарной дорожке стоял мужчина, одетый в куртку цвета хаки, ниже которой виднелись тёмно-синие галифе, заправленные в хромовые сапоги. Он был среднего роста. Пряди густых чёрных волос красиво спадали на его смуглое лицо. Видно, что это был цыган. Большой палец левой руки он держал за брючным ремнём, а правой махал в сторону одного маленького домика, на крыльце которого, согнувшись, мыла пол женщина. Чувствуя, что она не обращает на его воззвание, цыган ещё раз произнёс: " Хозяюшка! Красавица! Дай, пожалуйста, кружечку холодной водички". Женщина медленно распрямилась и глянула в сторону просителя. Увидев цыгана, который так не вовремя оторвал её от дел из-за пустяковой просьбы, женщина всё же направилась в дом, понимая, что уж кружку воды она в любом случае обязана подать человеку. Не успела она сделать и два шага, как вдруг снова раздался голос цыгана: " И с варэньицем, с варэньицем, пожалуйста!". Женщина резко развернулась в его сторону. В долю секунды на её лице пронеслось молниеносное негодование, отражающее, видимо, словами, примерно, следующее: " Ну, однако, ты и наглец! Мало того, что я вынуждена отвлечься от своих хлопот, так ещё тебе я должна и варенья в кружке подать". Но, увидев обезоруживающую, весёлую, обворожительную улыбку незнакомца, услышав раскат смеха наш и ещё двух прохожих, женщина тоже расхохоталась, приговаривая: "А больше ты ничего не хочешь?". Смеялись люди, улыбалось солнце, весело щебетали птицы, где-то радостно заливалась лаем, видимо, понимая происходящее, дворовая собачонка. Неожиданно мир наполнился необыкновенной радостью и добротой. И заслуга в этом была сына вольного племени. И пусть кто-то ворчит, что цыгане не работают, а только воруют лошадей и гадают. Разные люди есть среди всяких народностей. На мой взгляд, лучше гадать, давая людям хоть какую-то надежду, лучше воровать лошадей, чтобы владельцы больше их оберегали и ценили, чем убивать и насиловать, чем грабить страну, набивая карманы миллиардами, купаясь в небывалой роскоши. Если цыганская улыбка, шутка способна согреть сердца людей, отвлечь их от горести нашей непростой жизни, развеселить их души, значит, они выполняют своё предназначение - делать мир добрее. О-о-о, ромалэ, о-о-о, чявалэ! Ай, цыгане, ай, ребята!
У цыган есть чему поучиться. Например, их приветливости и дружеским отношениям, их чувству достоинства и самопожертвованию. Помнится, ехал я однажды со знакомым цыганом, водителем грузовой машины. Он никогда не был хмурым. Карие, весёлые глаза его захватывали своим оптимизмом. Беседуя со мной, он внимательно следил за происходящим на дороге. Неожиданно, прервав себя на полуслове, водитель остановил машину. К его двери кабины подбежала группа цыган. Они о чём-то дружелюбно, судя по голосовым интонациям, разговаривали. Один из цыган кивнул головой в мою сторону. Мой знакомый что-то ответил ему. Через пять минут они распрощались. Мы продолжили свой путь. Я поинтересовался: "Знакомых, видимо, встретил?". Водитель отрицательно закачал головой, сказав, что первый раз их видит. Я, удивившись, не выдержав, спросил: " А почему ты в таком случае остановился?". Цыган в свою очередь удивлённо посмотрел на меня и сказал: " А вдруг им нужна была моя помощь". Я прикусил язык. Мне невольно был дан урок на всю жизнь. Урок добродетельности! После минутной паузы я поинтересовался: " А что спрашивал тот, кто кивал головой в мою сторону?". Молодой водитель, посмотрев на меня озорным взглядом, улыбаясь, ответил: "Приняв тебя за цыгана, удивились, что ты всё время молчал". Мы расхохотались. О-о-о, ромалэ, о-о-о, чявалэ.! Ай, цыгане, ай, ребята!
В обывательском представлении цыгане выглядят несколько небрежно. Это ошибочный взгляд. Цыгане разные есть. Мне запомнился один незнакомый для меня цыган. Однажды вечером на танцевальной площадке, что находилась в городском парке, заиграла рок-музыка. В центр танцевального круга вышел, бог знает, откуда появившийся, статный, красивый, одетый в великолепный чёрный костюм, под которым бросалась в глаза белоснежная рубашка без галстука, расстегнутая на две верхние пуговицы, лет тридцати цыган. Под брюками красовались с блеском начищенные чёрные туфли. С ним была приятная молодая женщина. Они стали танцевать рок-н-ролл, который все присутствующие видели только по телевизору. Все, затаив дыхание, наблюдали за красивой парой. Танец они исполнили великолепно. Присутствующие им дружно аплодировали. Нет, цыган не играл на публику. Его чувство достоинства, его галантность, выраженные в осанке, во внешнем виде, в спокойной невозмутимости, в мастерских танцевальных движениях, были сутью его характера. Видно было, что он пришёл не рисоваться, а получать удовольствие от музыки и танца. Много времени прошло, а в моей памяти он так и остался ярким представителем современной цыганской культуры, в широком смысле этого определения. О-о-о, ромалэ, о-о-о, чявалэ! Ай, цыгане, ай, ребята!
Зажигательные цыганские танцы и песни всегда очаровывали зрителей и слушателей. Слушая, например, неподражаемый голос Шабана Байрамовича, сербского цыгана, наблюдая в видео альбомах его мужественное, выстраданное лицо, отключаешься от всего на свете, особенно в его исполнении песни "Джелем, Джелем", сочинённая им в 1968 году, которая стала гимном цыган Восточной Европы. Цепенея, охватываешь при этом голову руками, чувствуешь, как тебя всего пробирает проникновенно захватывающая музыка и всепоглощающий голос тоски, ностальгии, надежды, радости, безудержной стремительности к свободе, к счастью, которых так всегда не хватает человеку. Только в исполнении этого замечательного певца песня "Джелем, Джелем" достигает пика своего звучания. Это гимн цыганской надежде, цыганской вере в счастливую жизнь, цыганской широкой открытости. О-о-о, ромалэ, о-о-о, чявалэ! Ай, цыгане, ай, ребята!
Каждый народ заслуживает высокого признания. Меня за всю жизнь не обидел, в отличие от моих соплеменников, ни один цыган. К цыганам я питаю какую-то особенную симпатию. Улыбаясь, жена говорит, что у меня, пожалуй, течёт часть цыганской крови. Нет, цыганских корней в роду не замечено. А вот итальянские, как указывают некоторые источники, имеются. Если же говорить серьёзно, на отношение к цыганскому народу повлияло, возможно, моя жизнь в далёкие детские годы в Молдавии. В Кишинёве, где после войны отец служил офицером, было много цыганских семей. И я, босоногий ребёнок, рос среди молдавских и цыганских мальчишек и девчонок. Среди них я невольно стал осваивать молдавскую и цыганскую речь, вместе с ними подпевал смугловатым взрослым и пританцовывал в дружном хороводе. Мать, обеспокоившись, что я начинаю больше говорить не на родном языке, настояла на том, чтобы отца перевели служить в иное место. Вскоре он получил назначение прибыть в Туапсе. Так я был оторван от своих молдавских и цыганских друзей. Но след доброго отношения ко всему молдавскому и цыганскому, который остался в детской душе, передался и во взрослом моём мире. Так, видимо, цепко держит детская память всё светлое и весёлое. Чему я, безусловно, рад.
Как сквозь густой туман, я вижу себя маленьким мальчишкой, открывающим дверь дома, где мама что-то стирает. Я поспешно протягиваю ей руку и произношу, вперемежку употребляя русские, молдавские и цыганские слова: " Мама, пыни, пыни! Чявалэ!", что означает: "Мама, хлеба, хлеба! Ребята!". Пока мама намазывает на кусок хлеба масло, я спрашиваю: " Мама, я мальчик фурмос?". Улыбаясь, мама отвечает: "Да, да, ты, Сашок, мальчик красивый". Взрослые молдоване называли меня мальчиком фурмосом. И я, чтобы удостовериться, спрашивал об этом свою маму. Получив от неё долгожданный кусок хлеба с маслом, я рвусь к двери, спеша к своим друзьям, приговаривая при этом: "Чявалэ, чявалэ!".
Прошла целая жизнь...
Видя цыган, слушая их задорную речь, которую абсолютно уже не понимаю, я любуюсь их выразительными, очаровательными глазами, бронзовым цветом красивых лиц, мускулистостью их тел. Я подхожу к всегда неунывающим цыганам и начинаю заводить дорогую для них, да и для меня, песню Шабана Байрамовича. Они дружно подхватывают, и мы вместе поём:
В эти минуты я счастлив с ними, забывая о дурацкой перестройке, о всякой хрени: о либеральной экономике, о финансовом кризисе, о модернизации, о непомерно высоких ценах, крайне низких зарплатах и нищенских пенсиях, обо всех мерзавцах, политиканах, чинуш, о государственном дурдоме, в котором вынужден проживать остаток своей жизни.
Я счастлив с цыганами, словно человек, выбегающий из мрака навстречу солнцу, свету, теплу и радостно произносящий строки замечательного русского поэта Николая Рубцова: "К табуну с уздечкою выбегу из мрака я. Самого горячего выберу коня. И по травам скошенным, удилами звякая,... Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны, неведомый сын удивительных вольных племён!".
Я счастлив с цыганами, потому что с детских лет они научили меня радоваться жизни, улыбаться и веселиться. Может быть, в этом.... Нет-нет, не может быть, а совершенно точно, в этом и заключается их главная миссия на земле.
Я счастлив с цыганами, потому что они живут, как поют. А поют, как живут. О-о-о, ромалэ, о-о-о, чявалэ!