О Париже можно писать бесконечно много. Многие люди, кто впервые посещают этот чудесный город, желают обязательно увидеть башню Эйфеля. Но мало кто из них думает побывать на набережной Конт и постоять на мосту Деа-ар . А уж о розовом доме Мориса Утрилло, пожалуй, никто и не ведает духом. Ну, и ладно, все люди разные и у всех свои приоритеты.

Удивительно, мост Деа-ар в Париже и Крымский мост в Москве, при всём их огромном различии, при всех разных ассоциациях, рождающихся в восприятии, были очень близки для Максима. Хотя, с другой стороны, ничего в этом удивительного нет: оба моста, так или иначе, связаны у Максима с памятью событий разных лет, как и розовый дом французского художника, который посещал Максим летом, ещё до COVID-19, остался для него одним из самых дорогих воспоминаний о Париже. Этот небольшой дом, находящийся на углу La Maison Rose (Розовый дом) на пересечении улиц Rue de lAbreuvoir и Rue des Saules, привлекал Максима не той помпезной красотой, характерной для множества парижских зданий, а своей неброскостью, непритязательностью, завуалированной, особой красотой, похожей на тихие, милые домики, стоящих под кронами деревьев, чем любовался Максим в детстве, глядя на гобелен, висящий над его кроватью.

Почему такое название улицы - Rue de L'abreuvoir, улицы Пьющего? Возможно, думал Максим, потому что Морис Утрилло был пристрастен к алкоголизму. Возможно, потому что на другой стороне улицы розового дома имеется огромный виноградник, насчитывающий 2000 лоз, первую из которых посадила в 16 веке Аделаида де Саволь, первая настоятельница аббатства Монмарт, а обитатели которого понимали, несомненно, толк в вине. К тому же, ниже этого виноградника, совсем рядом, на углу пересечения Reu des Salles и S-t. Vincent находится оранжевй дом, кабаре - "Au Lapin Agile Cabaret", некогда, с 1860 года кабаре "Cabaret des Assassins", где вино, по вполне понятным причинам, лилось рекой. Одним словом, действительно, пьющая улица. Однако, как выяснил потом Максим, название улицы связано не с виноградником и не с вином. Rue de l'Abreuvoir - это была первоначально извилистая аллея, именуемая 1325 года под названием Ruelle de Buc, а в 1672 году обозначена на карте уже как дорога, используемая населением для получения воды, ведущая к питьевому желобу Монмартра, которого больше нет. где вечером гнали лошадей и скот, ниже нынешней площади Далида. Chemin de l'Abreuvoir, который стал улицей в 1863 году.

Зайдя в переднюю комнату розового дома Мориса Утрилло, где находится сейчас ресторан, Максим сел на деревянный стул, точь-в точь похожим на стул, стоящий в его доме, за небольшой столик, к которому вплотную был приставлен ещё один стол: и планировка небольших комнат в ресторане, и не очень высокие потолки, и мебель, и ставни на окнах невольно напоминали родной дом Максима, где он долгие годы прожил, от чего у него на душе стало теплее и радостнее. В этом дом часто заходил Морис Утрилло, чтобы в ресторане выпить вина со своей матерью, Сюзанн Валадон, и с другом. Знаменитый дом для парижанской богемы имеет давнюю историю. Никто не знает, кто были первоначальными владельцами.Точная дата открытия La Maison Rose неизвестна, но многоие считают, что это было где-то около 1850 года. Первоначально он был не розовым, а бежевым, в очень плохом сосоянии. В 1905 году этот захудалый дом, ставший потом именоваться La Maison Rose был приобретен приобретен Лорой Жермен и ее мужем Рамоном Пишо Жироном. Морис Утрилло нарисовал несколько картин розового дома, который посещали в своё время многие художники и писатели с мировым именем.. Первая картина, около 1905 года - Маленький розовый домик - принесла художнику огромный успех. На памятной доске дома есть надпись, что это La Maison Rose de Maurico Utrillo. Розовый дом Мориса Утрилло это мир во времени и вне времени.

О чём думал Максим в этом ресторанчике, держа в руках бокал великолепного французского вина? О многом... о своей жизни, о Лине..., о своём отце, о своём сыне, о Морисе Утрилло, о его семейной "проклятой тройке", о его картинах, проникнутых тишиной, безмятежностью, покоем, несмотря на все страдания, которые испытал великий художник. О многом Максим думал, о том, что не всё получается в жизни, как это хотелось бы.

И вспомнился этот уютный розовый особняк недавно, благодаря ночному сну. Максим давно заметил, в снах кроется что-то с прошлым в его жизни, которое может трансформироваться в них самым невероятным образом. Он увидел, подсевших к его столу, Мориса Утрилло, Люси Валор, его жены, мать художника, Сюзанн Валадон, подлинное имя которой Мари-Клементин Валадон, скандальную даму Монмартра, тоже талантливую художницу, её возлюбленного Андре Уттера, Хулио Кортасара с Кэрол Данлоп, французскую актрису Марину Влади, своего отца с гитарой в руках. Все они с любопытством смотрели на Максима, а он на них: каждый думал о нежданной встрече. Между ними завязалась непринуждённая беседа, в которой Марина Влади переводила с французского, а с испанским же Максим кое-как справлялся сам. Интересно, находясь до этого в разном времени и в разном пространстве, всем им казалось, что они хорошо знают друг друга уже многие десятилетия. Хулио Кортасар в связи с этим заметил, о чём он уже писал в своём романе "Rayuela": " que un encuentro casual era lo menos casual en nuestras vidas" - "нечаянная встреча - самое чаянное в жизни", а Максим тут же продолжил его слова из романа, сказав: " y que la gente que se da citas precisas es la misma que necesita papel rayado para escribirse o que aprieta desde abajo el tubo de dentнfrico. " - " и что заранее договариваются о встречах лишь те, кто может писать друг другу письма только на линованной бумаге, а зубную пасту из тюбика выжимает аккуратно, с самого дна".

Все эти люди были для Максима очень близки по многим обстоятельствам. С ними он когда-то проживал жизнь... У него была, как и у парижан, бережно относящихся к Histoire de Paris, феноменальная память.

Странные штуки, эти сны... Они могут эпатировать, радовать, настраивать на меланхолию или, наоборот, поднимать настроение. Но сны, в любом случае, это составная часть жизни, реальной жизни. После пробуждения сны могут казаться невероятными, фантасмагорическими. Однако поразмыслив, Максим приходил к пониманию, что реальность, в которой он находится, бывает иногда тоже чрезвычайно удивительной, странной, головокружительной.

Розовый дом Мориса Утрилло вошёл в жизнь Максима навсегда. Розовый дом это и есть мироощущение, мировосприятие самого Максима. Без розового дома, без розовых облаков, без розовых снов не было бы и самого Максима. Розовый дом Мориса Утрилло это реальность, розовые облака это реальность, розовые сны это тоже реальность, без которых мир был бы серым, скучным, мрачным. Можно, конечно, не обращать внимание на розовый дом Мориса Утрилло, можно не замечать розовые облака, можно считать, что розовые сны это иллюзии, что это блеф, что это воспалённое воображение, можно говорить, что зубную пасту нужно выжимать медленно, аккуратно, с самого дна, что писать надо только на линованной бумаге, соблюдая все знаки препинания, всю грамматическую пунктуацию, что нужно следить за точными стилистическими оборотами, что нужно жить только правильно, не думать о всяком розовом бреде, можно не читать умопомрачительные романы Генри Миллера, не стоять завороженным перед картиной "Автопортрет" Ван Гога, можно ..., можно..., можно не восхищаться розовыми облаками. Но тогда это будет уже другой, тусклый мир, это будет уже другое мировосприятие, чуждое Максиму, которому ближе красочный мир французского поэта Артюра Рембо, вольный дух другого французкого бесшабашного поэта Франсуа Вийона, "неправильно" пишущий Уильям Фолкнер, мир экстравагантной художницы Сюзанн Валадон, мир всех тех, кто отбрасывает стереотипные мирощущения, кто не боится быть непонятым, осмеянным. Лучше жить в розовом, небольшом доме, чем во дворце с золотыми унитазами, лучше видеть красочные, розовые сны, которые могут и не сбываться, чем совсем их не видеть.