В Силифке Октавиус чувствовал, особенно находясь рядом с знаменитым каменным мостом, необъяснимую причастность к жизни своих далёких предков, о чём он никогда никому не рассказывал. Однажды, сидя на скамье у входа на висячий мост, что рядом с каменным, Октавиус обратил внимание на черноволосую женщину, появившуюся на балконе третьего этажа дома, стоявшего через улицу напротив скамьи, где он сидел. Женщина была, как ему показалось, лет пятидесяти или чуть моложе. Она села в кресло, взяла в руки сигарету, закурила и стала смотреть в сторону каменного моста. Неизвестно, о чём она думала в этот момент. Но Октавиус почему-то почувствовал её тоже сопричастность к этому мосту, построенному римскими легионерами. Он ничем не мог это объяснить. Через минуту женщина повернула голову в сторону Октавиуса. Расстояние между ними было метров двадцать пять. Она непрерывно смотрела на него, держа в руках сигарету. Между ними было двадцать пять метров разной жизни, разных судеб. Но в тоже время их что-то загадочное, таинственное объединяло. Они не отрываясь продолжали смотреть друг на друга, пытаясь понять, что же их влечёт друг к другу. Можно было строить по этому поводу самые разные предположения, объяснения, но все они для каждого из них будут казаться, в конечном итоге, иллюзорными, наивными, смешными, фантастическими, далёкими от действительных причин их некоторого или большого понимания того, что происходит в их устремлённых взглядов друг на друга.
Октавиус, понимая, что такое обоюдное внимание не может продолжаться долго, поднялся со скамейки, сделал несколько шагов во сторону небольшой арки, стоящей у входа на мост, и зашагал по слегка раскачивающемуся мосту, думая о женщине, смотрящей на него, стремительно уходящего на другой берег зеленоватого цвета реки Гёкса. Раскачивались мысли, раскачивались чувства, раскачивались люди, идущие навстречу, раскачивались люди, идущие сзади и впереди А там, на другом берегу реки Гёкса, оставалась женщина со своей историей жизни, с своим укладом жизни, со своими радостями и невзгодами, со своей любовью, с своими надеждами.
Он ходил по тем же дорогам, по тем же мостам, где ходила и эта женщина, он смотрел на крепость Александра Македонского, на которую смотрела и она, он опускался в подземную церковь святой Теклы, где бывала и она. Октавиус дышал чистым воздухом, которым дышала и она, неизвестная ему эта женщина. Они жили в одно время на огненно - красной каменистой земле с оливковыми, лимонными деревьями, пили гранатовое вино, как и римские легионеры, их предки. И потому-то Октавиус стал понимать причину устремлённых взглядов друг на друга, его и женщины, сидящей на лоджии в окружении растущих цветов: между ними было очень много общего в их жизни. Они, несомненно, знали друг друга, несмотря на то, что многое уже забыли. Да, их разбросала судьба по историческим эпохам, но осталась, пусть смутная , как очертания гор, оливковых деревьев в густом тумане, осталась память их некогда совместной жизни.
Октавиус не мог предположить, что встретится с ней когда-нибудь.
Но... Однажды Октавиус ночью оказался в незнакомом аэропорту, в котором было много людей. Все они куда-то спешили, Не понимая ничего, что происходит, он пытался каким-то образом покинуть терминал аэропорта и перейти в другой, чтобы пересесть на маленький самолётик и прилететь в небольшой город. Наконец, это ему удалось и он оказался в аэропорту этого городка. Вокруг него суетились люди, говорящие на незнакомом языке. Он, как и прежде, стал глазами искать выход из здания аэропорта. Рядом с ним оказалась брюнетка лет сорока пяти, а может быть, чуть старше. Она, поняв, что мужчина впервые здесь, сказала, чтобы он следовал за ней, к месту, где стоят автобусы. Перейдя улицу с одинаковыми стоящими домами, похожими на американские дома в Нью-Джерси, они подошли к одному из автобусов и сели на свободные места. Женщина с улыбкой посмотрела на своего спутника и произнесла:"Скоро прибудем в Тамугади". Октавиус опешил от того, что женщина знала цель его приезда. Он внимательным взглядом посмотрел на неё и узнал в ней ту kadid, ту женщину, которая смотрела на него со своей лоджии в Силифке.
- Как, каким образом ты оказалась здесь? спросил он её?
- Зов крови. У нас с тобой одни предки, римские легионеры, - ответила она ему. - Я почувствовала, что ты стремишься посмотреть и побывать в лагере легионеров, расположенном в Тамугади.
- Wow! This is fantastic! - восклинул Октавиус. - Как твоё имя, kadid?
- Меня звать Плотина. Этим именем меня назвали в честь Помпеи Плотины, которая была женой римского имератора Траяна. Кстати, он же и является основателем Тамугади. Надеюсь, ты это знаешь, иначе не прилетел бы сюда.
Прошло немного времени и они прибыли в этот древний город, пройдя через его триумфальную арку, от которой по её обе стороны стояли колонны, посмотрев на полуразрушенную знаменитую библиотеку и на хорошо сохранившийся амфитеатр, обойдя несколько стоящих бань, Октавиус, неожиданно для Плотины, предложил вместе воспользоваться римскими общественными туалетами, разделёнными между собой каменными перегородками. Услышав это, Плотина смущённо посмотрела на Октавиуса, который, чтобы развеять её нерешительность, сказал, что ничего в этом постыдного нет, так как это дело житейское. Тем более, что после поездки на автобусе испытывает в этом необходимость. Он достал из рюкзака рулон туалетной бумаги, а Плотине предложил спиртовые стерильные салфетки. Через пару минут послышались звуки двух журчащих струй, точно такие же, что были слышны и две тысячи лет назад: люди есть люди, а не роботы с искусственным интеллектом. По сути дела, в этот момент между римскими легионерами, арабами, жившими некогда в Тамугади, и Октавиусом, Плонитой не было времени, они жили в едином пространстве и выполняли нормальные человеческие потребности. Для них столетия, тысячелетия сфокусировались в двух минутах в римских общественных туалетах под открытым небом.
Цель поездки Октавиуса и, возможно, Плотины, в Тамугади как раз и заключалась в ощущении единого времени и пространства со своими далёкими предками. Подойдя к одной из плит, на которой была надпись, Октавиус пальцами своей ладони проводил по каждой её букве, впитывая энергетику слов того римлянина, кто их написал, тем самым трансформируясь в автора этих строк. Плонита, наблюдая это, радовалась происходящему. Нет, нет, совсем не просто так смотрела она на Октавиуса и тогда, в Силифке, и сейчас здесь, в Тамугади. Она видела человека, которого притягивает к себе зов крови. Делясь впечатлениями о всём увиденном в древнем городе, Октавиус и Плонита обратили внимание на молодую пару, вышедшую из джипа и направившуюся в их сторону. . По мере их приближения Октавиус понял, что это его сын и Лилия.
- Как вы здесь оказались?! - удивлённо спросил он.
- Своих не бросаем!, - весело ответил сын отцу. - День подходит к вечеру. Мы заехали к вам, чтобы привезти вас в отель, где в одном из номеров Мустафа накрывает стол, на котором будет замечательное блюдо адана-кебаб, которое он сам приготовил, а также фрукты и гранатовое вино. Все мы будем отмечать наше волнующее, приятное посещение невероятно красивого римского города Тамугади, копию Рима.
- Это не тот ли Мустафа, что держит в Силифке салон свадебных платьев, что недалеко от аллеи завоевателей? - снова удивлённо спросил Октавиус. - Если это он, то я с ним уже знаком, между прочим.
- Да, да, верно. Это он, - отетил сын отцу.
Через пять минут все они сели в автомобиль, которым управляла Лилия. Джип начал постепенное движение, оставляя позади Триумфальную арку, на которую падали лучи солнца, освещая не только её золотистым цветом, но и каменную плиту с надписью: Охотиться, мыться в бане, играть в кости, смеяться - вот это жизнь!