Найдис Давид Иосифович : другие произведения.

Железный Феликс, резчик по мылу

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жанр этого произведения определён автором как плутовской роман. Здесь я, в меру своих возможностей, попытался продолжить традиции, заложенные Франсуа Рабле, Марком Твеном, Гашеком, Ильфом и Петровым, Жоржи Амаду, Войновичем.

   Это - повествование о моём друге Феликсе Железном (имя и фамилия - подлинные!), по прозвищу Железный Феликс, весёлом, никогда не унывающем рыжем одессите, сыне чеха и еврейки. Прожившем интересную, пёструю жизнь. В основном, в своё удовольствие.
   О вечном холостяке, ставящем личную свободу выше счастья семейной жизни. Соблазнившем великое множество девушек и женщин разного возраста и различных национальностей. О чём здесь повествуется откровенно, без цензурных купюр.
   О художнике, гравёре, резчике по различным материалам: камню, дереву, штукатурке, картону, линолеуму, металлу, пластику, эбониту, резине, но в основном - по мылу.
   О человеке необычной судьбы, который по воле Случая прошёл испытания огнём, водой и медными трубами. Причём, неоднократно.
   Который трижды сильно разбогател и трижды терпел полный крах. Но - не сломался!
   Которому, вольно и невольно, довелось участвовать в многочисленных очень серьёзных, рискованных переделках, из которых он всегда, к чести своей, выходил победителем. Потому что самые неблагоприятные обстоятельства непостижимым образом умудрялся повернуть в свою пользу.
   О человеке, который не знал, что такое страх, смотрел опасности прямо в лицо, не отводя глаз.
   Который никогда не прощал обид и не оставлял обидчиков без отмщения.
   Который всю свою жизнь руководствовался правилом: "Из любой безвыходной ситуации непременно есть, как минимум, два выхода". И всегда находил хотя бы один из них.
   Который пережил всего столько, что хватило бы с лихвой десятерым.
   Который имел шаткие нравственные устои (а некоторых не имел вообще!), и потому частенько нарушал всяческие законы и постановления родной советской власти. Особенно те, которые почему-то считал дурацкими, а, следовательно, - неприемлемыми для себя.
   О беспечном шутнике, жизненное кредо которого звучит так: "Ничто в нашей жизни не заслуживает того, чтобы относиться к этому серьёзно. Даже собственная смерть". А любимой поговоркой всегда была: "Жизнь - хорошая шутка!"
   О человеке, который никогда не верил (и скорей всего, уже не поверит) ни в Бога, ни в Дьявола, ни в приметы, ни в астрологические прогнозы, ни в гадания и предсказания, ни в предначертанную Судьбу, ни в карму и переселение душ.
   Но - свято верит в Его Величество Случай.
   О человеке очень неудобного характера, который нажил множество врагов и только одного преданного друга - автора этих строк.
  
   И вот, когда ему стукнуло ровно пятьдесят, Железный Феликс, обретя вдруг, по Воле Случая, массу свободного времени, чего ему всю жизнь не хватало, в ответ на мои многочисленные просьбы и увещевания, начал рассказывать мне, помалу, урывками, подробную историю своей жизни.
   Не прошло и двух лет, как я узнал о нём, кажется, всё или почти всё.
  
   И он великодушно позволил мне литературно обработать эти сведения и издать в виде книги.
   Ибо, к счастью, не страдает, как и большинство человечества, отсутствием тщеславия.
  
   Читатель!
   Здесь - только избранные эпизоды из истории жизни моего друга. Записки мои - гораздо обширнее. Но такое обилие фактов утомило бы Вас и повредило бы стройности и цельности повествования.
   Так я решил.
   Но, возможно, впоследствии изменю своё решение.
   Я не могу ручаться за достоверность событий, описанных мною с его слов.
   Я не могу ручаться за абсолютную документальную точность его откровений и даже подозреваю, что Железный Феликс вполне мог кое-что вымыслить или домыслить (проще говоря, - приврать), кое-что приукрасить или просто... пошутить.
   . Поэтому кое-какие даты, географические пункты, а также фамилии людей, упомянутых им в своих рассказах (а некоторые из этих людей широко известны Одессе и даже всей Украине), мне пришлось изменить.
   Сведущие - догадаются.
  
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
   Повествующая о том, как некий рыжий мальчик Феликс обнаруживает у себя уникальные способности. И добивается потрясающих успехов в манипуляциях с самосознанием и собственными яичками.
  
   1.
  
   Проснувшись однажды ночью, одиннадцатилетний Феликс, как обычно, потянулся к своей мошонке. И - вскрикнул от удивления. Он обнаружил... о, ужас!... недостачу яичка! Одно яичко одиноко лежало в тугом мешочке, а от другого - и след простыл!
   "Может быть, выскользнуло и упало на пол?" - спросонья предположил мальчик.
   Феликс настолько растерялся, что даже заглянул под кровать. Естественно, там было пусто.
   "Очень странно", - подумал он.
   Да, странно. Тем более, если учесть, что ни мыши, ни крысы в доме не водились, и укатить яичко, если оно действительно упало на пол, из-под кровати не могли.
   Феликс был уже достаточно взрослым мальчиком и, к тому же, очень стеснительным, и не решился тут же сказать родителям о своей потере. Но не спал всю ночь, мучительно размышляя, что же такое могло случиться с яичком.
   Почему оно растворилось без следа? Результат ли это какой-то таинственной болезни? Или - чего хуже - слишком ранних и интенсивных занятий рукоблудием? Возможно, израсходовалась, вытекла вся сперма? Которой, понятно, не может быть бесконечное множество. Она должна была израсходоваться. Хотя никто из товарищей об этом Феликса не предупредил. Возможно, он переборщил, занимаясь этим ежедневно, а иногда и дважды в день? И яичко не выдержало, лопнуло?
   Как же теперь быть? Сможет ли он жить дальше таким инвалидом, с одним яичком? Не исчезнет ли и оно?
   Феликс мучался и жутко потел. Как же будет он выглядеть в бане, на пляже? Ведь его засмеют! Сможет ли он в дальнейшем встречаться с девочками и делать с ними то, что полагается с ними делать? Сможет ли он жениться и иметь семью?
   А что скажут родители, когда узнают? И как вообще признаться им, что подглядывал за ними, рассматривал самодельные порнографические фотографии и карты и онанировал, онанировал? Ужас, какой стыд, хоть из дому беги!
   Разбитый от бессонницы, Феликс без аппетита позавтракал омлетом (на яйца, даже куриные, он уже смотреть не мог!), и, избегая взглянуть в глаза матери, оделся и поплёлся в школу.
   Но время поджимало, и пришлось пуститься рысцой. Но всё равно, на первый урок он не успел, и поэтому решил проказёнить его.
   От волнения приспичило ему пописать, и он спустился в туалет, в подвал. Там уже курили несколько подростков. Феликс не стал к писсуару - не дай бог, ещё увидят его увечье! - а зашёл в кабинку. Присел и заглянул вниз.
   Чёрт побери! В мошонке выпячивались два(!) яичка. Он не поверил глазам и потрогал рукой. Случилось чудо - яичко возродилось!
   Так неужели же ему это приснилось?
   Счастливый Феликс тут же поклялся себе и богу, что раз и навсегда покончит с онанизмом. И даже когда женится (а до женитьбы - ни-ни!), будет заниматься сексом с женой (и только с женой!) очень разумно, чересчур не увлекаясь. И обязательно посоветуется с врачом, как часто можно этим заниматься, учитывая, что одно из яичек уже ослаблено, и следует беречь его от перегрузки.
   От дальнейшего участия в регулярных соревнованиях с друзьями - кто раньше кончит - он решительно отказался. Сослался на то, что слышал от старшего брата, будто онанизм плохо влияет на память и разрушает умственные способности.
   Один из товарищей поддержал его, так как, в свою очередь, слышал от своего старшего брата, будто каждому человеку отпущено природой ограниченное число семяизвержений. Неизвестно сколько, но уж точно не более трёх тысяч. И частым, бездумным онанизмом и безудержным занятием сексом с женщинами (об иных видах секса они тогда ещё не догадывались) можно быстро исчерпать отведенную природой квоту. И уже к тридцати-сорока годам можно стать окончательным импотентом. А это, согласитесь, - ужасно, зачем тогда жить!
   Феликс начал подсчитывать в уме, сколько, примерно, раз ему ещё осталось, и пришёл к выводу, что первую тысячу он далеко ещё не исчерпал. Поэтому оснований для беспокойства пока что нет. Но молодые, неокрепшие яички, конечно же, перегрузил основательно. И этот первый звоночек будет ему наукой и предостережением на дальнейшее.
  
  
  
   И всё же полностью отказаться от игр с самим собой Феликс не смог. Но старался не доводить дело до семяизвержения.
   Но где-то через полгода случилось вот что.
   Перед сном он, как обычно, играл своим перчиком и мошонкой, перебирая их пальцами. В процессе, чувствуя прилив сладкой неги, туго сжал яички, чтобы удержаться. И - вскрикнул от тупой боли. Одно из яичек выскользнуло из руки и... вошло внутрь, под лобок. И опять мошонка опустела наполовину.
   Вот это да! Вот это номер!
   Так вот оно что! В тот раз яичко не растворилось и не восстановилось! Оно просто спряталось, а потом, когда Феликс бежал в школу, вывалилось обратно в мошонку!
   Парень решил проверить догадку. Тихонько прошёл в туалет и принялся прыгать на одной ноге. Прыгал на левой, потому что спряталось именно левое яичко. Пятнадцать минут интенсивных прыжков восстановили статус-кво. Феликс был вне себя от счастья.
   В течение следующей недели интенсивные манипуляции подобного рода привели к тому, что ему удавалось без труда и особой боли прятать под лобок и возвращать в мошонку не только одно, но и сразу два яичка, что приводило к комическому эффекту. Феликс хохотал до слёз, разглядывая себя в зеркале. Теперь он мог смело претендовать на должность евнуха в гареме восточного паши, и никто не заметил бы подвоха.
   Феликс решил пока что держать в тайне эту свою приобретённую особенность, не зная, правда, пригодится ли ему это в дальнейшем.
   Осторожно расспрашивая взрослых и товарищей, он убедился, что обладает уникальными способностями, свойством, науке неизвестном и поэтому неизученным. Он даже может, если захочет и не постесняется, выступать на эстраде или в цирке с фокусом "Исчезающие яйца", который не под силу и самому Дэвиду Копперфильду.
  
   2.
  
   Такая возможность манипулирования своими яичками, как ни странно, навела его на мысль, что он - человек необычный. Уникальный, с выдающимися способностями. И это предопределило его дальнейшую судьбу.
   Мальчик начал воспитывать в себе всякие выдающиеся качества, о каких только мог узнать из книг, фильмов и разговоров. И в дальнейшем манипулировал не только собственными яичками, но и сознанием отдельных людей и целых коллективов..
   Прежде всего, начал с себя, с собственного самосознания.
  
   Тут необходимо отметить, что в детстве и ранней юности наш герой, не про вас и ваших детей будет сказано, страдал несколькими фобиями. Говоря проще, - страхами.
   Первый страх был - сильнейшая застенчивость, скованность, обострённая реакция на чужой взгляд, слово, мнение. В разговоре с кем-либо, кроме родителей и брата, он терялся и мучительно краснел, когда собеседник смотрел ему в глаза. А от нескольких взглядов, направленных на него, мог и вовсе упасть в обморок. Например, впадал в панику, когда учитель вызывал его к доске, и он должен был отвечать урок, стоя лицом к одноклассникам. И, даже зная предмет, не мог внятно произнести двух связных слов. Отвечал у доски примерно следующим образом.
  
   На уроке русской литературы.
   - Э-э... это... так сказать... получается, что... э-э... Онегин... в общем... так сказать... играл... этими... в общем... чувствами этой... как её... Лариной."
   На уроке истории.
   - Э-э... этот ... как его... царь Павел Первый э-э... был сыном... нет, мужем ... э-э этой... Екатерины ... как её... в общем... Второй... Нет... это потом она стала... второй, в общем...
   На уроке математики.
   - Э-э... эта... как её... в общем... гипотенуза... равна... равна... двум катетам... нет... вроде бы... квадрат её... значит... равен... этому самому...
   - Чему э-э... равен? - нетерпеливо спрашивал педагог под общий смех учеников.
   Лицо бедного Феликса то бледнело, то краснело, то покрывалось пятнами так, что одно ухо становилось багровым, другое - белым. Не было у него никаких сил противиться трём десяткам насмешливых взглядов. Они стреляли в него очередями трассирующих пуль. Пули впивались в его воспалённый мозг. Ему становилось дурно и страшно.
   - Так что там... э-э... говорит нам э-э... как её... гипотенуза? - не унимался жестокосердый учитель.
   И тут, не дослышав фразу, Феликс - бумц! - падал навзничь, потеряв сознание.
  
   - Железный, тебя следует перевести в школу для глухонемых! - говорили педагоги в один голос.
  
   Но никто его не переводил. Мало того, родная школа гордилась его успехами!
   Феликс преуспевал в математике, лузгая самые сложные задачки, как семечки, что покупал у бабки на углу. Он был начитанней всех своих одноклассников, вместе взятых. Ибо уже в двенадцать лет освоил изобретённую и вошедшую тогда в моду методику скорочтения, позволяющую "проглатывать" страницу текста одним взглядом. И в библиотеке, которая находилась через дорогу от его дома, обменивал толстые тома сочинений классиков чуть ли не каждый день.
   Суждения его отличались неординарностью. Апломб - выше крыши! Его сочинения по литературе были лучшими в школе, их зачитывали вслух учителя в параллельных классах. Не раз побеждал он на районных и городских математических и литературных олимпиадах.
   Но, когда его вызывали к доске, ноги его подкашивались, голова тупела и язык заплетался. Все мысли куда-то улетучивались, горло перемыкало. Класс веселился и зубоскалил, преподаватели негодовали. Оценки в школьном журнале чередовались в такой последовательности: "пятёрка" - за письменную работу, "двойка" - за устный ответ.
   Понятно, что такая ситуация ещё более угнетала и расшатывала психику юного "вундеркинда".
  
   Вдобавок, наш юный герой был чрезмерно впечатлителен. Истории, описанные в книгах, которые он читал запоем, происходили как бы с ним самим. Он активно в них участвовал. Влюблялся и разлучался, дрался и братался, гнался за преступником и убегал от погони, страдал от ранений и умирал всякий раз вместе с главными героями.
   При просмотре кинофильмов бурно реагировал на все события, переживал и вскрикивал. Все выстрелы были направлены в него. Поцелуи героинь ощущал он на своих губах и ложился с ними в постель, возбуждаясь до такой степени, насколько может возбудиться пылкий юноша от близости с прекрасной незнакомкой.
   Естественно, что и это очень плохо отражалось на его психическом здоровье. Он плохо спал и нервно реагировал на самые безобидные замечания родителей и окружающих. Нервный тик поразил верхнее веко его левого глаза. Не слишком заметно, но всё же.
  
   Кроме этого, у него была ещё одна сильная фобия - жесточайшая морская болезнь. Живя у моря, Феликс не мог не то что предпринять даже самое краткое морское путешествие, но и просто покататься на лодке или катере. Даже не мог смотреть на рябь и незначительные волны. Один лишь вид парохода или самолёта вызывал у него головокружение и тошноту. И только непреодолимая сила могла бы заставить его подняться по трапу.
  
   3.
  
   Однажды он всё же пересилил себя и взошёл на теплоход "Адмирал Нахимов". Потому что победил в городской математической олимпиаде и был награждён не только грамотой, но и заманчивой турпоездкой в Севастополь.
   Судно было огромным и, казалось, могло противостоять любой волне. Ничто не предвещало беды.
  
   Когда Феликса провели в его каюту, он пришёл в восторг, - настолько шикарной она ему показалась.
   Восторженность юноши достигла точки кипения, когда в каюту (двухместную!) вошла его попутчица.
   Познакомились. Девушку звали Тоней, и Феликс сразу вспомнил романтическую героиню из своей любимой книги "Как закалялась сталь".
   Тоня - яркая блондинка лет двадцати - с первых же слов очаровала его свободной, раскованной манерой общения. Высокий рыжий паренёк, выглядевший гораздо старше своих пятнадцати лет (светлые усики уже пробивались на его верхней губе!), также, похоже, заинтересовал её, и она даже намекнула:
   - Думаю, что нам предстоит приятное путешествие.
   И ушла на верхнюю палубу прощаться с родственниками.
  
   Феликса никто не провожал, - невелико расставание. Поэтому он остался в каюте, принял душ, разложил вещи из чемоданчика и сел за книгу.
   Трижды прогудел гудок. "Адмирал Нахимов" отчалил.
   Миновали маяк.
   Опускались сумерки. На море был полный штиль. Покой. Красота!
   Феликс отложил книгу и принялся фантазировать.
   Что и говорить, ему сказочно повезло с попутчицей! Конечно же, за ужином в ресторане они сядут рядом, даже если первоначально их места окажутся за разными столиками. Он попросит, и его пересадят к ней. Тоне, конечно же, будет приятно такое внимание. Конечно же, он очарует её своей начитанностью и способностью вести светскую (!) беседу. Он расскажет ей много интересного, а особенно (тема, прошедшая многократные успешные испытания!) о богах и героях Древней Греции и Древнего Рима. Десятки языколомных имён, которыми Феликс оперировал так же ловко, как жонглёр - многочисленными обручами, всегда производили на девушек ошеломляющее впечатление. Настолько сильное, что головы у них кружились, бдительность притуплялась, а руки непонятным образом слабели и оказывались не способными к отражению напора этого рыжего фавна, совратителя и соблазнителя.
   Да, греческие боги благоволили Железному Феликсу и часто помогали ему брать приступом одну Трою за другой.
  
   Мужчиной он стал в четырнадцать с половиной лет, увлёкши в кусты старого парка некую деревенскую простушку, работницу джутовой фабрики. Танцплощадка в парке, который носил гордое имя Ленинского комсомола, расположена была рядом с этой фабрикой, и девчат там было не считано.
   Феликс стал бегать туда, на охоту, ещё будучи восьмиклассником. Но, как я уже упоминал, выглядел он гораздо старше своих лет и утверждал, что ему - семнадцать с гаком.
   Девочки, сельские булочки, пухленькие, свеженькие, прямо из домашней печи, только-только закончившие семилетку, попавшие в огромный город, сияющий соблазнами, совсем теряли головы, жадно ловили каждое "интеллигентное" слово городских парней и свято верили этим пустым словам. Высказанное вскользь обещание жениться действовало на их разум и тела как цветы дурмана - они враз теряли способность к маломальскому сопротивлению.
   К чести нашего героя следует заметить, что он никогда не пользовался таким дешёвым, подлым приёмом. И в юности, и в более зрелом возрасте - вплоть до пятидесяти лет (так он утверждает, а я не вправе ему не верить) ни разу обещание жениться не слетело с его уст.
   Он брал обаянием, шармом, начитанностью, хорошо подвязанным язычком.
  
   Невинность свою он потерял в зарослях сирени, на голой земле. Причём, как начал терять, так не мог остановиться, терял её семь раз подряд в течение часа. Это был его жизненный рекорд! Никогда больше не достигал он таких высот.
   . Вымазались прилично - только что прошёл лёгкий дождик. Там даже травки приличной не было, - всю вытоптали и укатали другие влюблённые парочки.
   Девочка оказалась вовсе не такой уж девочкой, но это было даже хорошо, - не пришлось отмывать брюки от крови.
   Она стонала под ним и только просила шёпотом:
   - Постарайся на сторону! А то сделаешь мне медвежонка. Пожалуйста, постарайся, придержись!
   Какое там "на сторону"?! Какое там "придержись"?! Разве тут успеешь?!
  
   Прощались, сто крат целовались, обещались любить друг друга до гроба.
   Но уже на третий день пути их разошлись.
   А на четвёртый - она уже стонала под другим, а он увлёкал в кусты другую.
  
   Феликс по натуре своей был очень непостоянен. Влюблялся моментально, с пол оборота. Первую ночь после такого нового знакомства обычно не спал. Мечтал. Но уже на третий день окидывал свою очередную пассию критическим взглядом: "и чего такого особенного я в ней нашёл?"
   И моментально рвал отношения. Но почти всегда следовали сцены, упрёки и плачь его невинных жертв, что стоило и ему больших переживаний. Железному Феликсу было до слёз жаль этих девчонок...
   Но ведь сердцу не прикажешь! Да и, кроме того, столько красоток вокруг, готовых жертвовать собой, дабы доставить ему, рыжему фавну, новые наслаждения!
   Наступил сезон охоты, охотник вышел на тропу!
  
   Мама Соня, имевшая большой житейский опыт, сразу поняла, что сын стал уже взрослым и ведёт взрослую жизнь. В первое же утро после его семикратного грехопадения она обнаружила, что его новые брюки мало того, что в грязи, но ещё и "заляпаны мороженным". А носки светлых бежевых туфель почти до самых шнурков стали чёрными от налипшей на них земли.
   "Ах, сынок, сынок, - как же сильно ты ими упирался... Не рано ли?" - с нежностью и горечью подумала она.
  
   Сейчас, сидя в шикарной каюте "Адмирала Нахимова", того самого, что через двадцать лет трагически затонул в Новороссийской бухте, наш нововлюблённый путешественник предавался мечтам.
   После ужина, - фантазировал он в том же фривольном ключе, - они с Тоней постоят на палубе, в тесной близости, но без объятий, - ведь стремительная чапаевская атака обычно пугает девушек. Нужно добиться, чтобы она влюбилась в него - ушами, как это принято у женщин. Спустя пол часа он скажет: "Что-то прохладно стало!" Но, вопреки её ожиданиям (а этого момента, как он уже убедился, с нетерпением ждут все девушки!), он не предложит ей спуститься в каюту (куда спешить, вся ночь впереди!), а пойдёт сам и вынесет свой пиджак, чтобы галантно накинуть ей на плечи. Накинет, и рука его так и останется на её плече. Спустя минут пятнадцать (как выдержать, ведь время в подобных ситуациях тянется так медленно!) он лёгким, но настойчивым движением развернёт девушку на пол оборота, возьмётся обеими руками за полы пиджака и притянет к себе её мягкое податливое тело. И губы их сольются в долгом, захватывающем дух, поцелуе.
  
   Так сладко размечтался Феликс, и уже чувствовал на своих губах вкус её ярко накрашенных губ.
   И тут он взглянул в иллюминатор.
   Лёгкая рябь покрыла чёрную поверхность моря.
   - О, боже! Волны!
   И хотя это, едва заметное, волнение моря никак не сказывалось на устойчивости судна, -оно по-прежнему, мелко дрожа, уверенно двигалось вперёд, - Феликс почувствовал, как дурнота и тошнота подкатывают к его горлу с неодолимой силой.
   Он попытался отвлечься.
   Не получилось.
   Держался до последнего, но - не выдержал.
   Если бы он не терпел, а сразу кинулся к унитазу, возможно, всё бы ещё обошлось.
   Но когда уж стало невтерпёж, схватился с дивана, рванулся к туалету. И, зацепившись ногой за чемодан, растянулся во всю длину каюты.
   Зловонный фонтан переработанной организмом пищи, смешанной с едкой желчью, вырвался из его кричащей от боли глотки на коврик, на стены, на дверь, на диван. На тот самый диванчик, на котором должна была спать очаровательная блондинка Тоня, и куда он намеревался перебраться ещё до полуночи.
   Феликс орал и корчился от боли, извивался всем телом. Ему уже нечем было рвать, только обжигающая горло желчь вырывалась наружу.
   Каюта наполнилась смрадом.
  
   И тут... вошла Тоня. Открыла дверь и вскрикнула. И в ужасе закрыла рот и нос ладонями. До самой смерти не забудет Феликс той гримасы омерзения и отвращения, которая исказила её очаровательное личико.
   И она, матерясь не хуже торговок с рыбного ряда на "Привозе", выбежала вон из каюты.
  
   Спустя несколько минут пришли две девушки из обслуги и укоризненно покачали головами. Феликс уже поднялся и сидел на своём диване, потерянный, уничтоженный и вдобавок изгаженный вонючей слизью с головы до ног.
  
   Не только каюта, из которой его тут же перевели в другую, но и всё путешествие были вконец испорчены.
   Тоню за эти два дня он видел только издали в окружении двух кавалеров и, конечно же, не подошёл к ней.
  
   4.
  
   Крайне неприятное происшествие на "Адмирале Нахимове" ещё более усугубило морскую болезнь нашего героя.
   Так бы и промучился он всю свою жизнь, если бы случайно не наткнулся в библиотеке на книгу известного психолога, психиатра и писателя Владимира Леви "Искусство быть собой". И не открыл для себя замечательнейшую штуку, именуемую аутогенной тренировкой, аутотренингом.
   Эта и другие книги по психотерапии помогли ему в корне изменить свою психику и свой организм.
  
   Уже в первый год усиленных каждодневных занятий самовнушением, самогипнозом его психическое здоровье пришло в полную норму. Он перестал стесняться людей, полностью избавился от комплекса неполноценности, и в дальнейшем неоднократно смело и красноречиво выступал на собраниях перед широкой аудиторией. А тогда собраний было множество.
   Впоследствии, в совершенстве овладев приёмами аутотренинга, в повседневном общении с чужими людьми он чувствовал себя раскрепощёно, вполне комфортно, как рыба в воде.
  
   Он не боролся с морской болезнью - она непонятным образом улетучилась сама собой! В дальнейшей жизни ему пришлось множество раз летать самолётами, плавать на небольших судёнышках по бурному морю, ездить за рулём по умопомрачительным горным серпантинам и - никакого укачивания или головокружения! Просто фантастика - то, что делает с человеком самовнушение!
  
   Полностью излечился он и от чрезмерной впечатлительности. С тех пор всё, что происходило не только на экране, но и в жизни, даже когда он сам нередко попадал в острейшие драматические ситуации (всё это подробно описано в этой книге), воспринималось им как бы со стороны, с точки зрения не участника, но - постороннего наблюдателя.
   Он абсолютно спокойно и даже иронически перенёс два банкротства, два пожара, три ограбления, четыре увольнения с любимой работы и несколько десятков расставаний с любимыми женщинами. Вряд ли какое чрезвычайное событие, включая собственную смерть, способно было бы вывести его из равновесия.
   Большой любитель приключений и острых ощущений, он несколько раз попадал в жестокий переплёт, когда речь, буквально, шла о жизни и смерти. И только благодаря аутогенной тренировке, смог и в эти критические моменты сохранять спокойствие и принимать верные решения, не впадая в панику.
  
   Сильно выручал его аутотренинг и в интимной жизни. Помогал настроиться (особенно это важно в более старшем возрасте), отвлечься от негативных моментов - страха перед неудачей, страха перед чьим-то непредвиденным появлением. Помогал продлить до получаса половой акт, быстро восстановиться, "не брать в голову" негативные особенности и неудобства окружающей обстановки, аномальный внешний вид, странный запах и и неординарное поведение партнёрши.
   А были в его "практике" такие, извините за откровенность, дамочки, с которыми может почувствовать себя мужчиной лишь тот мужчина, психика которого закалена аутотренингом, что позволяет ему полностью отключиться от внешних раздражителей.
   Не подумайте, не дай бог, что это были уродины, пьянчужки, скандалистки или - бррр! - неряхи.
   Нет, почти все женщины, которых Железный Феликс личным обаянием и внушением, граничащим с гипнозом, склонял к грехопадению, были хороши собой, примерного поведения и чистоплотны, - он органически не переносил грязнуль.
   Но, к сожалению, многие из них имели, мягко говоря, отдельные, только им присущие недостатки.
   Какие?
   Вы действительно хотите это знать?
   Тогда не обессудьте!
  
   Ну, например, такие.
   Одна дамочка, изящная миниатюрная брюнетка с осиной талией, как у Софи Лорен, всегда неистребимо пахла... украинским борщом!
   Это был её естественный натуральный запах, которого не могли перебить ни дезодоранты, ни французские духи. Когда Феликс ложился с нею в постель, ему всегда хотелось добавить к этому аппетитному борщу добрый шмат сала с несколькими зубчиками чеснока. Так скажите, пожалуйста, можно ли заниматься полноценным сексом с такой "ароматной" дамочкой?
   Можно, утверждал Феликс, рассказывая мне об этом эпизоде своей жизни. Но только - человеку, который в состоянии отвлечься. Который способен настроить себя такими, примерно, словами:
   "Спокойно, Феликс! Не волнуйся, всё будет хорошо. У тебя всё получится! Представь себе, что ты лежишь на цветущем лугу, среди аромата полевых цветов. Поют птички. Порхают бабочки. Приятная нега разливается по всему твоему телу, потоки тепла наполняют твои вены. Тебе хорошо. Тебе очень хорошо! Рядом с тобой - очаровательная развратная женщина. Возьми её, пока она тёплая, пока она хочет тебя, а ты хочешь её!"
   Примерно такое вот самовнушение очень помогало нашему герою избавиться от мыслей о борще, сале и чесноке.
   И всё у него прекрасно получалось!
   А что бы у него получилось, если бы он не наткнулся в юности на замечательную книгу Владимира Леви?
   То-то!
  
   Другая дама - статная и величественная, как Екатерина Вторая, имела иной существенный недостаток. В юности её, к сожалению, изнасиловали. Причём, в грубой, извращённой форме. И это, почему-то, так негативно сказалось на её психике, что во время полового акта с мужчиной она изредка непроизвольно оглушительно вскрикивала: "Ой, мам-м-ма!"
   Когда Феликс впервые услышал этот дикий вопль, он страшно перепугался, соскочил с кровати и вылил ей в лицо стакан воды. Он решил, что Екатерина Вторая потеряла сознание или даже вообще сошла с ума.
   Но та, блаженно улыбаясь, утёрла ночной сорочкой широкое лицо и широкую грудь и успокоила его:
   - Не волнуйся, это нервное, это со мной бывает.
   - Ничего себе, - пробурчал Феликс. - Так мы всех соседей перепугаем!
   Но дело происходило днём, соседи как раз были на работе. На всякий случай Феликс врубил телевизор на полный звук, - пусть думают, что это кричит Маугли в одноименном фильме.
   После этого он ещё более часа не мог настроиться, но потом вспомнил о приёмах аутотренинга. И следующее "Ой, мам-м-ма!" уже не смогло сбить его с темпа.
  
   Третья дама - красавица-полковница, военный врач, которая прошла Афган и насмотрелась там всяких ужасных ужасов, которая часто ночевала в обнимку не только с офицерами, но и с автоматом и гранатами, оказалась отъявленной психопаткой-мазохисткой. Она всю ночь неистово требовала от Феликса, чтобы он унижал, оскорблял и избивал её.
   Но интеллигентный любовник, как ни старался пойти навстречу её желаниям, ударить или, хотя бы, оскорбить её, как следует, всё же не сумел. Его запас матерных слов быстро иссяк, и уже через десять минут он ничего новенького придумать не мог. А что касается избиений, то такое вульгарное поведение вообще было для него неприемлемо, - он ни разу в жизни на женщину руку не поднял. Даже укусить хорошенько в шею, чтобы кровь пошла, сколько она ни просила, не решился, - не Дракула же он, в конце концов!
   Но брал он её с такой первобытной силой и грубостью, что полковница, в конце концов, осталась, по её словам, почти довольна.
   Если бы не аутотренинг, Феликс ни за что не смог бы переспать с такой неординарной военной женщиной. Что, конечно же, сильно обеднило бы его биографию
  
   Огромнейший опыт, приобретенный Железным Феликсом в результате тесного общения с несколькими сотнями внешне привлекательных особ слабого пола, привёл к железному убеждению, что вся эта приторная романтика: охи, вздохи, гулянье под ручку, нежные взгляды, "до свадьбы ни-ни (!", "девственность превыше всего (!)", - всё это - глупость несусветная! Он вывел железное правило, которому, по идее, должен был бы следовать каждый уважающий себя мужчина. Слушайте, мотайте на ус!
   "Прежде, чем жениться, нужно, как минимум, раздеть невесту догола и рассмотреть каждую частицу её тела через очень сильную лупу. И, как технический минимум, переспать с нею пару раз. Чтобы потом не кусать локти!"
   Ибо у многих женщин, приятных во всех отношениях, нашёл он хотя бы один, но очень неприятный изъян. При обнаружении которого нормальный мужчина должен был бы не только вмиг лишиться твёрдости в отдельных органах своего тела, но и приобрести стойкое отвращение к объекту прежней любви.
  
   Вот, для примера, лишь некоторые из этих аномалий, на которые наткнулся наш герой на обширном поле любви.
   Извините за натурализм, сии таковы.
  
   Чрезмерная потливость.
   Чрезмерная стыдливость.
   Чрезмерная распущенность.
   Вульгарные слова и манеры.
   Инфантильность.
   Отвратительная жеманность.
   Запах изо рта по причине гнилой печени.
   Огромное родимое пятно, причём прямо на лобке.
   Пучок волос между полушариями груди.
   Шесть пальцев на левой ноге.
   Аллергия к половым сношениям. Аллергия ко всему, к чему только возможно её иметь.
   Слишком узкая щёлка или, наоборот, лоханка между ногами.
   Стойкое нежелание разнообразить секс.
   Различные фобии, превращающие совместную жизнь в сущий ад.
   Чуть заметные усики, которые впоследствии могут разрастись до полного неприличия. Вываливающийся клитор.
   Полное отсутствие вкуса при приготовлении пищи.
   Полное отсутствие эстетического вкуса.
   Полное отсутствие или, наоборот, переизбыток чувства юмора.
   И так далее. Перечисление всего заняло бы несколько страниц.
   Возможно, кого-то из читателей шокируют такие интимные подробности. Но Феликс рассказывал мне о жизни людей, а не о жизни пчёл.
  
  
   Железный Феликс отдавал себе отчёт, что у мужчин, скорее всего, значительно большее количество подобных аномалий. Но знать точно об этом не мог, поскольку ни с одним мужчиной никогда в интимной связи не был. Не имел такого желания. Впрочем, это не мешало ему считать всех мужчин одной сплошной аномалией.
  
   5.
  
   Из книг по психотерапии, а он читал всё подряд, включая толстенный учебник для медицинских вузов, Феликс твёрдо уяснил, что аутотренинг возвращает и укрепляет психическое здоровье.
   И только. Но ни в одной книге не говорилось, что занятия эти укрепляют и физическое здоровье.
   И совершенно напрасно!
   Вот какие физические недуги смог преодолеть наш герой с помощью саморегуляции организма.
  
   Уже в двадцатилетнем возрасте его чрезмерное увлечение чтением, сидячий образ жизни привели, пардон, к запорам, геморрою и анальным трещинам. Он страдал от этого, и безуспешно лечился свечами.
   Но, спустя несколько месяцев после освоения приёмов, позволяющих регулировать процессы, проходящие в организме, раз и навсегда избавился я от этой проблемы. У него, практически, никогда уже не было осложнений с желудком, как бы ни питался.
  
   Раньше он легко простужался. Но в дальнейшем это стало случаться крайне редко, считанные разы за всю жизнь. Он никогда не лежал в больнице. И только три-четыре раза за всю жизнь болел гриппом.
  
   Засыпал он моментально, как только голова касалась подушки. Сон всегда был глубоким, с красочными сновидениями, в развитии сюжетов которых мозг принимал активное творческое участие. Перед сном он определял для себя, когда должен проснуться, и просыпался точно в назначенное время.
  
   У него никогда не было проблем с сердцем, головой, печенью, почками, пищеводом, суставами и сосудами. При этом он постоянно, ежедневно, без ограничений ел то, что категорически запрещают есть врачи: жирное мясо, копчёности, соления, яйца - по два-три в день, молоко - литрами, и другие подобные "смертельно опасные" продукты, обильно приправляя их солью и пряностями.
   Правда, никогда в жизни не курил и не пил спиртных напитков. Не имел такого желания.
  
   Сейчас, в пятидесятипятилетнем возрасте, на лице у него - ни одной морщины, руки и шея, - то, что у человека стареет прежде всего - как у тридцатилетнего.
   Несмотря на то, что он никогда не занимался спортом и лишь изредка делал зарядку, тело его упруго, нигде ничего не висит, и ущипнуть его, извините, крайне трудно.
   Я не пробовал, но он так утверждает.
   Нет видимых вен - ни на руках, ни на ногах. Потенция - дай бог каждому мужчине в этом возрасте. Опять же, я пишу это исключительно с его слов. Никаких гарантий! Дам прошу не беспокоиться!
   Сёма, родной брат Феликса, старше его на пять лет. Но те, кто встречает их впервые вместе, часто принимают их за отца и сына.
  
   6.
  
   Феликс часами рассказывал о своём жизненном увлечении - занятиях аутотренингом. Из этих рассказов я почерпнул массу интересных сведений, которыми не могу не поделиться. Опять же, никаких гарантий - правда ли это. Советую вам принимать на веру. Так, по крайней мере, поступаю я, общаясь с Железным Феликсом.
   Оказалось, утверждает он, что в результате этих занятий его биополе чрезвычайно усилилось. Приборы, которые измеряют это поле, буквально зашкаливает. Сложная аппаратура зачастую выходит из строя при одном его приближении.
   Могу подтвердить. Однажды, во время нашей беседы, сгорел старый трансформатор. Более того, за два года общения с ним в моей квартире перегорели три лампочки. Мелочь, но - впечатляет.
  
   Со временем Феликс ощутил в себе способность аккумулировать и излучать тепловую и магнетическую энергию. Многие дамы утверждали, что он - ходячий кондиционер. Летом возле него прохладно, а зимой жарко. Думаю, что эта его особенность сильно их привлекала, - ведь женщины сами не знают, чего им хочется в данный момент - прохлады или тепла.
  
   Совершенно случайно обнаружил он у себя целительские способности. И стал помогать родственникам и тем же случайным дамам бесконтактными пассами. Снимал боль. Причём, сразу двумя способами: то ли прогревал биотоками воспалённое место, то ли "вытягивал" воспаление на себя.
   Мама Соня в старости страдала от полиартрита, ощущала сильные боли в коленях, ходила с трудом. Он снимал ей боль мануальными пассами. Но этого хватало ненадолго, на пару дней. И тогда он подумал: а почему бы и её не научить приёмам аутотренинга?
   И, представьте себе, научил. До самой смерти старушка пребывала в полном здравии, чего и вам желаю.
  
   - Конечно, - как-то заметил Феликс самокритично, - то, что я тебе здесь понарассказывал, не следует воспринимать буквально. Самовнушением можно избавиться от неврозов и фобий. Но никаким самогипнозом нельзя избавиться ни от геморроя, ни от простатита, ни от полиартрита Дело тут в другом. Мозг человека, досконально овладевшего аутотренингом, отдаёт команду сосудам и капиллярам, и они расширяются. Горячие ручейки крови и лимфы устремляются в эти расширившиеся русла, и поэтому данный участок тела теплеет. Положительные результаты подобной ежедневной тренировки налицо.
   И он начал перечислять:
   - Во-первых, постоянно растягиваются и сокращаются стенки сосудов, сохраняя эластичность. Во-вторых, усиливающиеся токи крови смывают соль со стенок вен, предотвращая возникновение возможных закупорок и узлов. В-третьих, отток крови к конечностям питает и омолаживает подкожные слои, предохраняя кожу от высыхания и старения. Уменьшение притока крови к сердцу облегчает его работу, является профилактикой против инфаркта. Отток крови от головы улучшает работу мозга, снижает черепное давление, является профилактикой против инсульта.
  
   Меня от такого обилия крови уже подташнивало, но он немилосердно продолжал свою пропаганду аутотренинга.
   - Прилив крови в область солнечного сплетения способствует лучшему пищеварению, а - следовательно - избавлению от запоров и геморроя. Периодические приливы крови к пенису (такие команды способен отдавать мозг множество раз в день!) иногда восстанавливают потенцию. И так далее...
   - Ну, а простатит? - задал я вопрос, особенно актуальный.
   Он поднял указательный палец и торжествующе посмотрел на меня:
   - И, наконец, о простатите. Достаточно отдать мысленную команду, и поток свежей горячей крови наполняет тот участок под лобком, где находится опухоль. Идёт атака на неё. Я не читал о такой практике лечения простатита - бича пожилых мужчин - ни в одной книге. Но - я так чувствую, я проверил это на себе! Результат - быстрый и просто потрясающий!
  
   Так запальчиво убеждал он меня в пользе занятий самогипнозом. И почти убедил. Но как я ни старался, у меня абсолютно ничего не получилось. Оказалось, что я - полнейший бездарь, не способный направлять в нужное русло ручейки своей крови. Неспособный отдавать внутренние команды.
   Попробуйте, возможно получится у вас?
  
   7.
  
   Феликс продолжал внушать мне своё убеждение о чрезвычайной полезности таких тренировок. И я прилежно записывал. Вот отрывки из этих записей.
  
   "Но, конечно же, скажу я тебе, главная задача аутотренинга - это лечение души.
   Для укрепления здоровья духа следует в течение дня несколько раз мысленно или даже вслух повторять такую фразу: "Для меня не имеет никакого значения то, что окружающие думают обо мне. Имеет значение только то, что я думаю о них".
   А, ложась спать, нужно мысленно повторить несколько раз такое заклинание.
   "Я спокоен, я совершенно спокоен. Мой лоб прохладен, мои мысли ясны и чисты. Дыхание моё - равномерно и глубоко. Завтра я проснусь с ясной головой. Ничего плохого со мной случиться не может! Всё будет хорошо, всё у меня получится!".
   Попробуй, ведь это так легко! Ручаюсь, что вскоре ты почувствуешь себя совершенно другим, обновлённым человеком.
   Если даже и случится с тобой какая-то неприятность, возникнут проблемы, и осложнения пойдут чёрной полосой, не уставай повторять фразу, которая, по преданию, была выгравирована на перстне царя Соломона: "Всё проходит". Уверяю тебя, вскоре кончится эта чёрная полоса, и настанут светлые дни".
  
   Железный Феликс поведал мне совершенно невообразимые вещи.
   Рассказал, например, о том, что мысленно способен перевоплотиться в любое живое существо или даже неодушевлённый предмет. И почувствовать то, что чувствуют они. Например, он может представить себя улиткой, сидящей в раковине в тепле, покое и полнейшей безопасности, и плюющей на всю мирскую суету. Очень успокаивает душу! Он может почувствовать себя дверной ручкой и ощущать тепло или холод от человеческой руки, открывающей дверь. Это воспитывает доброту и общительность. Он может перевоплотиться в деревянную колоду и остро чувствовать боль от пилы или топора, вонзающихся в неё. Это обостряет чувствительность и делает ярче остроту ощущений Он может почувствовать себя змеёй и извиваться между камнями, ощущая их шероховатость или гладкость. Это развивает логику мышления и находчивость.
  
   Но это ещё не всё. Другое упражнение помогает заглянуть... внутрь самого себя.
   После достижения полного расслабления отдаётся команда глазам: "Развернуться внутрь зрачками!" И они разворачиваются. Не натурально, конечно. Но ощущение - полное!
   И начинается путешествие внутрь собственного тела. Видишь содержимое черепа и нити нервов, дущих от мозга. Видишь трахею, лёгкие, ритмично пульсирующее сердце. Спускаешься вниз, к печени, почкам, селезёнке, сплетениям и клубкам кишок...
  
   Тут я останавливал поток его словоизлияния. Ибо мне становилось не по себе от такого натуралистического сюрреализма и сюрреалистического натурализма.
   - Хватит! Хватит! Меня уже тошнит от этих подробностей!
  
   Тут он, без излишней скромности, сообщил мне, как бы между прочим, что способен... летать.
   - Что? - переспросил я. - Летать?
   - Конечно, мысленно, - поспешил успокоить он. - Но при этом приобретая полное ощущение левитации.
   - Ерунда! Как ты это делаешь?- совершенно не веря этой чепухе, решил уточнить я.
   - А вот так! - абсолютно серьёзно принялся пояснять он.
   И поведал такие подробности. Излагаю по записям.
  
   "Поначалу следует хорошенько настроиться и многократно мысленно повторить все те фразы, о которых я только что упоминал.
   Затем следует лечь на спину, закрыть глаза и вытянуть руки и ноги вдоль туловища, приняв позу "солдатика".
   Форточку в окне спальни нужно предварительно открыть. Потому что никому не дано вылететь наружу через стекло!"
  
   - А через форточку? - с ехидцей спросил я.
  
   "- А через форточку, естественно, совсем просто!
   Следует максимально расслабить своё тело, все мысли и чувства сосредоточить в одной точке - точке "солнечного сплетения".
   Затем нужно постараться убедить себя, что в твоём кожном покрове нет ни одного отверстия, через которое мог бы уходить лёгкий газ вроде гелия - ни ротового, ни носового, ни ушных, ни прочих известных нам отверстий.
   Если человек является авторитетом для самого себя, то убедить себя он сможет в чём угодно!
   Затем следует отдать команду о наполнении кожной оболочки гелием.
   Тело наполняется газом и становится всё легче и легче. Соприкосновение тела с матрацем ослабевает и, наконец, полностью исчезает.
   Тело парит в воздухе. Повинуясь командам, посылаемым мозгом, оно поднимается выше и выше. Наконец, касается потолка. Оголённые участки тела - кисти рук и бёдра - явственно ощущают холод плоскости потолка.
   Теперь мозг отдаёт телу команду: "Перевернуться лицом вниз!"
   Оно переворачивается (естественно, виртуально) и человек видит комнату уже совершенно под другим углом. Ему открывается вид сверху на все предметы, стоящие в ней."
  
   Потом он отдаёт себе новую команду "Лететь!", подплывает к форточке и легко проникает сквозь неё.
   - Легко?
   - Легко! И пусть тебя совершенно не смущает тот факт, что тело, раздутое гелием, как маленький дирижабль, по своим габаритам гораздо больше проёма форточки.
   - А кто тебе сказал, что это меня смущает?! После всего только что услышанного меня ничто на свете уже не сможет смутить.
  
   - С этого момента, - продолжал изливать свою галиматью Феликс, - и начинается захватывающий полёт над ночным городом. Я медленно пролетаю над прямоугольными кварталами и вижу деревья, улицы, тротуары, бродячих собак и кошек, редких прохожих, освещённых огнями витрин. Водителей такси, собравшихся в кучки у ресторанов в ожидании пассажиров. Парней, пьющих пиво из горлышка, и старуху возле них, стоящую в ожидании пустых бутылок. Бомжей, ночующих на скамьее трамвайной остановки. Влюбленную парочку, оживлённо жестикулирующую, очевидно выясняющую отношения. Патрульных милиционеров, заглядывающих в подворотни. В общем, вижу всё то, что неоднократно видел днём. Но уже сверху, под другим углом и при другом освещении. Я испытываю реальное ощущение полёта и полного, непередаваемого словами блаженства.
   Заметь, что летать я могу только вдоль тех улиц, которые хорошо знаю. Ибо на незнакомых улицах не вижу ничего. Дома и деревья сливаются в одну серую однородную массу. Я могу натолкнуться на них и сломать себе шею. Конечно, мысленно.
   - Слава богу! - воскликнул я. - Не хватает только, чтобы ты разбился натурально!
  
   Полёт обычно заканчивается тем, что Феликс засыпает где-то над перекрёстком.
   Утром он просыпается в своей постели и отчётливо вспоминает подробности полёта. И радуется, что приобрёл такую замечательную способность - парить в воздухе, подобно дирижаблю.
  
   Проводил он над собой и другие опыты. Бритвой делал надрез на пальце и мысленной командой останавливал кровь и притуплял боль. Не всегда, но всё же удавалось обезболить ранку. Через год-два, после длительных и упорных тренировок, он добился того, что нервы, передающие мозгу болевые сигналы, почти полностью атрофировались.
   Я не уверен, что это звучит научно, но пишу так с его слов.
   Бывало, он замечал, что выпачкался в крови. Осматривал руки и ноги и обнаруживал ранку, порез, сделанный случайно. Но не почувствовал, когда и как это произошло, ибо совсем не чувствовал боли.
  
   Самое замечательное упражнение, кстати, изобретённое Феликсом лично, заключалось в том, что он мысленно... сокращал самого себя.
   Постепенно сосредоточив всё своё внимание в области солнечного сплетения, он усиленно представлял, что тело его начинает уменьшаться. Уменьшаются все части и органы равномерно, пропорционально. Нужна была чрезвычайно сильная концентрация внимания, чтобы не отвлечься от процесса минимизации, как это научно (?) он называл.
   Он явно ощущал, что, подобно бальзаковской шагреневой коже, съёживается всё его тело. Сначала - до размеров крупной собаки, потом - кошки, потом - мышки, потом - мушки. И, наконец, уменьшается до точки! Если поместить эту точку под микроскоп, то можно будет рассмотреть, что эта точка вовсе не точка, а тот же Железный Феликс, с головой, руками, ногами и всем прочим, и даже с рыжими волосами.
   И эта точечная человеческая фигурка неподвижно парит во Вселенной. В самом центре! А Вселенная медленно вращается вокруг неё... по часовой стрелке! В общем, - пупок Мироздания.
   - А ощущение! - воскликнул Феликс. - Если бы ты знал, какое божественное ощущение испытываю я в этот момент! Вернее, - никаких ощущений! Абсолютно! Полнейшее блаженство, вершина блаженства, только блаженство и более ничего! Знаешь, как это называется?
   - Не знаю, - сказал я.
   И предположил:
   - Прострация? Нет? Эйфория? Тоже нет? Мечта идиота?
   Феликс опять торжествующе поднял палец вверх:
   - Это называется - нир-ва-на! Нирвана! Слышал такое слово?
   - Слышал, но никогда не видел.
   - И никогда не увидишь! И никогда не ощутишь! Никогда не впадёшь! А почему?
   - Да, действительно, почему? Почему не впаду?
   - Потому что, как последний дурак, не желаешь овладевать аутотренингом!
  
   8.
  
   Вернёмся к детским и юношеским годам нашего героя.
   Научный интерес Железного Феликса не был однобоким. Не только психотерапия интересовала его. Уже в тринадцать-четырнадцать лет он прочёл довольно значительное количество научных книг, из которых почерпнул обширные сведения о таких науках, как психология, биология, философия, всемирная история, теология, астрономия и даже астрология и оккультизм. Постарался разобраться в таких понятиях, как диалектика, логика мышления, эволюция, идеализм и материализм, этика и эстетика. Прочёл некоторые из книг таких авторов как Платон, Паскаль, Ницше, Фрейд, Шопенгауер.
  
   - Но где он нашёл такие книги? - спросите вы. - Ведь они не выпускались советскими издательствами! Эти авторы не укладывались в проскурово ложе пролетарской науки.
   Выпускались, отвечаю я. Российскими издательствами, до революции семнадцатого года.
   - Не морочьте мне голову, - скажете вы. - Эти книги были изъяты из библиотек, сожжены или сданы в макулатуру. А если и оставалось кое-что в запасниках, то кто допустит школьника в научную библиотеку!
  
   Вот именно, не только сжигались, но и сдавались в макулатуру. А макулатура - заметьте и зарубите себе на носу - неисчерпаемый источник литературных, научных и других полезных знаний!
   К такому выводу, в отличие от вас, уже в эти юные годы пришёл наш любознательный герой.
   И - подружился с двумя-тремя приёмщиками макулатуры. По воскресеньям помогал им сортировать, укладывать, увязывать, переносить, погружать на машины тонны этого ценного вторсырья. Совершенно бесплатно!
   Впрочем, не совершенно.
   Сортируя макулатуру по видам, газеты - в одну стопку, журналы и книги - в другую. картон - в третью, ветошь - на кучку, Феликс откладывал кое-что и для себя.
  
   Жильё тогда было (да когда же не было!) в большом дефиците. Люди жили в подвалах, переделывали под жильё мансарды, чердачные помещения. И, поселяясь там, выбрасывали всякий хлам. А старые газеты, журналы, книги - иногда раритетные издания(!) - несли и везли в детских колясках в пункты сбора вторсырья, где им платили по две копейки за килограмм бумаги.
   И то - деньги!
   Некоторые из этих книг и статьи, выдернутые из журналов, а также гравюры и цветные иллюстрации, - вот это и была щедрейшая плата любознательному подростку за его нелёгкий труд.
   Его личная библиотека, которую он оборудовал в старом сарае (тогда каждой квартире полагался сарай, а у Железных было два), и усиленно охранял от воров, крыс и мышей, медленно, но верно пополнялась не только научными изданиями, но и книгами репрессированных, уничтоженных или просто запрещённых литераторов. Среди них - книги Аверченко, Булгакова, Бабеля. Есенина, Мандельштама. И многих других антисоветских авторов, всех не перечесть.
   А также несколькими книгами религиозного содержания и даже двумя экземплярами "Библии" в кожаных переплётах.
   Одно время он сильно увлёкся теологией. Месяцами читал Святую Книгу чуть ли не по складам, пытаясь проникнуть в суть, впитывая в себя духовность древней еврейской мудрости. Прочёл дважды, трижды, почти выучил наизусть. К своему несказанному удивлению и даже мистическому ужасу он обнаружил, что в Библии имеются множество противоречий, нестыковок и, извините, явной чепухи. Впоследствии он получил полное подтверждение своим выводам, прочтя книги Ницше, Таксиля, Косиодовского, Фейербаха, Дулумана.
  
   Разочаровавшись в религии и раз навсегда уяснив для себя, что бог, всякие святые, пресловутые заповеди, "откровения" обкуренных наркотой великих пророков вроде Исаии и Даниила, это - ничто иное как откровенная туфта, он увлёкся... политологией и даже - не поверите! - геополитикой.
   В тюках макулатуры обнаружил книги Макиавелли, Бакунина, Кропоткина и Троцкого. И этот опасный груз приволок домой.
   Через пять-шесть лет ему это аукнется.
  
   Приносил он домой и детективы. Но - для старшего брата, ибо Феликс никогда детективами не увлекался. Чтение их считал пустой тратой времени.
  
   Книги классиков мэ-лэ (так Феликс именовал марксизм-ленинизм), почему-то, попадали в макулатуру чаще других книг. Юноша не догадывался, почему. А загадка решалась очень просто.
   Впрочем, со Сталиным всё было ясно - его труды ликвидировали ещё в пятьдесят шестом году. То же случилось и с непревзойдёнными книгами Никиты Хрущёва в шестьдесят третьем. И, двумя десятилетиями позже, с книгами ещё более великого писателя Леонида Брежнева, лауреата Ленинской премии за гениальную трилогию о своих героических подвигах и не менее героических делах.
   Но вот чем Маркс, Энгельс и Ленин провинились? И отчего их идеологически выдержанные, крайне необходимые каждому сознательному советскому человеку, труды отправлялись в макулатуре, юноше было непонятно.
   Впоследствии он понял, отчего и почему.
  
   В те незабвенные времена в кабинетах руководителей различного ранга сочинения этих товарищей должны были присутствовать в обязательном порядке! И мне совершенно непонятно, как это сейчас современные менеджеры могут без них обходиться?!
   Томов в твёрдых красных переплётах с золотым тиснением никто никогда не брал в руки и не открывал с целью прочтения и идейного обогащения. Но, тем не менее, они стояли на полках и свидетельствовали.
   Руководителей часто снимали, в частности за то, что они действовали вопреки тем же заветам вождей и десяти заповедям Морального Кодекса строителей коммунизма. Не только снимали, но и сажали. А порой и расстреливали за особо крупные махинации. Новые руководители, назначенные партией на эти сладкие и скользкие места, закупали новую мебель, перестраивали кабинеты, очищали их от вещей и книг предшественников.
   Но, спросите вы, как же могли они обходиться без этих необходимейших идеологических томов?
   Не обходились! Покупали новые издания, вышедшие недавно, оформленные по последнему слову новейших достижений отечественной полиграфии.
   Впоследствии и эти великие труды, которые никто никогда не читал, отправлялись в макулатуру, перерабатывались в картон и приходили в дома советских людей уже в виде коробок с обувью, сувенирами, домашней техникой. И тем были, несомненно, полезны.
  
   Феликс основательно проштудировал многие труды Энгельса, Ленина, Сталина. Был поражён их эрудицией и умением осмыслить, разобраться и оценить сложнейшие философские и политические вопросы и проблемы, умению логически мыслить и убеждать.
   Кое-что очень одобрял. Кое с чем не соглашался. И даже делал на полях страниц пометки, отражающие его особое мнение, как положительное, так и отрицательное. Особенно доставалось Ленину.
   Эти опрометчивые суждения, изложенные письменно, юному рыжему политологу также вскоре аукнутся.
  
   Попутно хотел бы отметить, что моего героя и вождя мирового пролетариата, по странному стечению обстоятельств, связывало очень многое.
   Множество поразительных фактов!
   Считайте сами.
  
   Рыжим был Ленин, и наш герой был также огненно рыж. И почти так же умён, подавал большие надежды на будущее.
   Он звался Железным Феликсом, - точно так же, как и ближайший соратник вождя.
   Во втором классе наш Феликс стал пионером, юным ленинцем. В восьмом - членом Ленинского комсомола.
   Читал газету "Ленинская искра", которую выписывали родители.
   Городская детская библиотека, которую поначалу посещал Феликс, носила имя Надежды Крупской, жены и соратницы вождя.
   Но в пятнадцать лет, набравшись ума, он решительно порвал с Надеждой Константиновной и, кроме библиотеки имени Франко, часто посещал вполне взрослое заведение - городскую научную библиотеку имени Ленина.
   Почти всю свою жизнь Железный Феликс прожил в Ильичёвском районе города Одессы.
   Многие годы проработал на Пересыпи, - Ленинском районе города Одессы.
   В ранней юности ходил на танцплощадку, которая находилась в парке имени Ленинского комсомола.
   А потом, когда приелся девчонкам с джутовой фабрики и они приелись ему (просто не из кого уже было выбирать!), стал посещать танцплощадку в парке имени Ильича в конце улицы Советской армии (когда-то и ныне - Преображенская). Где танцевали буквально на костях, ибо на этом месте до войны располагалось кладбище. Молодёжь этого знать не могла, а власти молчали.
   Как видите, там - Ленин и здесь - Ленин.
   Там - Ильич, и здесь - Ильич.
   И везде имя вождя мистическим образом пересекается с именем моего героя.
  
   После того как вы получили такие странные, фантастические, не поддающиеся логическому осмыслению, сведения о таинственных нитях, связующих имена этих двух неординарных, и можно даже без преувеличения сказать, выдающихся личностей, вас уже нисколько не удивит тот нотариально заверенный факт, что мой герой... родился 22-го апреля 1950-го года, тютелька в тютельку в день восьмидесятилетия со дня рождения Владимира Ильича!
  
   Теперь спрошу я вас, - может ли такое чудовищно неправдоподобное стечение имён, дат и обстоятельств закончиться чем-то хорошим? Конечно же, нет! Никогда!
   И действительно, не прошло и двадцати лет с того дня, как он осчастливил мир своим появлением на свет, наш Железный Феликс сильно погорел. И опять же - на Ленине, написав портрет вождя маслом на полотне размером шесть на четыре метра, и приуроченном к вековому юбилею.
   Но об этом - попозже.
  
   На смену увлечением Энгельсом, Лениным и Сталиным пришёл повышенный интерес к исторической и мемуарной литературе.
   Стендаль восхитил Феликса.
   Эренбург потряс его.
   Жукова он "проглотил" за два дня.
   Прочёл также множество книг из подписной серии "Жизнь замечательных людей"
   Обнаружил он в макулатуре и такую "бомбу" как "Конь бледный" террориста Бориса Савинкова, изданную в 1909-м году. Принёс домой ещё несколько опасных идеологических "снарядов". В общем, как говорится, искал приключений на свою, извините, мадам Жо!
   А кто ищет, тот всегда найдёт, как любил говаривать верный рыцарь революции товарищ Дзержинский. Который своё прозвище - "Железный Феликс" - получил задолго до рождения настоящего, неподдельного Феликса Железного..
  
   9.
  
   Но каким же макаром это славное прозвище прилипло к герою нашей книги?
   А вот как.
  
   Накануне очередной октябрьской годовщины в школу пришёл лектор из Общества по распространению. И рассказал детям о революции, о восстании эсэров, о предательстве Каменева и Зиновьева, а затем - Троцкого и Бухприна. О том, как славно расправлялась с внутренними врагами, кулаками, подкулачниками, агентами мирового империализма наша доблестная ЧеКа во главе с металлическим рыцарем революции.
   После лекции, когда пришло время задавать вопросы, один озорник невинно поинтересовался:
   - А это правда, что Феликс Эдмундович Дзержинский был рыжим?
   - Рыжим? Не знаю, - смущённо ответил лектор. - В истории партии ничего об этом не говорится. А почему вы спрашиваете?
   - А жена и дети у него были?
   - Очевидно, были. Если хотите, я могу выяснить. Приду и расскажу вам.
   - Выясните, пожалуйста. А также узнайте, были ли у него внуки.
   - А зачем вам это надо знать?
   Тут пересмешник и выдал:
   - Так ведь и у нас есть свой железный Феликс! Мы так думаем, что это - внук Дзержинского. А раз внук рыжий, то и дед должен был быть рыжим! - пояснил он под общий хохот.
   Лектор вконец растерялся и густо покраснел.
   - Тише, ребята! - строго сказала старшая пионервожатая и, наклонившись к гостю, прояснила для него ситуацию.
   - Что ж, бывают такие совпадения, - сказал лектор. - Истории известно и не такое.
   - Вы имеете в виду историю партии? - подняв брови вместе с очками, решила уточнить старшая пионервожатая.
   - Я имею в виду историю вообще, - вконец смутился молодой лектор. И быстренько ретировался.
  
   С этого момента кличка "Железный Феликс" намертво прилипла к нашему герою. Хотя изредка его, по старинке, кое-кто окликал:
   - Эй, Рыжий!
   А если он сразу не отзывался, уточнялось:
   - Эй, я тебя зову, Железный Феликс!
   Но Феликс никогда не шёл на чужой зов. Он останавливался и говорил, чеканя слова:
   - Если тебе надо, подойди сам!
  
   В школе его никогда не били, но и он никогда никого не бил и не входил ни в какую группировку, держался особняком.
   В вожаки он не годился из-за мягкости характера. Но и не "шестерил", считал это недостойным мужчины. Особенно, после прочтения "Овода".
   Ещё в классе то ли третьем, то ли четвёртом пытался прижать его к ногтю некий верзила- второгодник. Но до потасовки не дошло. И только потому, что после очередного оскорбления, сильно задевшего честь и достоинство нашего героя, он схватил фаянсовую чернильницу-непроливашку (было в школьном обиходе такое изобретение какого-то гения, которое почему-то всегда проливалось, оставляя кляксы на бедной одежде учеников) и со всего размаху бросил её в голову обидчика. К счастью, промахнулся, иначе быть бы горю. Чернильница вдребезги разбилась о стену, заляпав побледневшее чело верзилы.
   - Вот сумасшедший! - ахнули две девочки. А ещё две захлопали в ладоши.
   После этого броска Феликса в школе затрагивать опасались.
  
   Так получилось, что после другого хулиганского поступка нашего героя с опаской относились к нему и соседские пацаны.
  
   Этот эпизод относится ко времени, когда Феликсу было десять лет.
   Во дворе трёхэтажного дома на Пушкинской, между улицами Чкалова и Воровского (Малой и Большой Арнаутскими) где в двух крошечных десятиметровых комнатушках коммунальной квартиры ютилась семья Железных с 1945-го по 1963-й год (Феликс отметил здесь свой первый юбилей, второй - двадцатилетие - он также отметил в тесной комнатушке, подвальной камере следственного изолятора КГБ) пацаны объявили Рыжему настоящую войну. Сильно раздражал их его независимый характер, нежелание подчиняться дворовому кодексу поведения. Ну никак не желал он вливаться в дружное кодло дворовой шпаны, которая совершала набеги на фонтанские сады, бахчи и огороды, задирала на улице нищих, отправлялась на "Привоз" тырить продукты, авоськи и кошельки, стукалась с пацанами из соседских дворов.
   Так что, в собственном доме рос Феликс парией, изгоем, всеми презираемым книгочеем.
   А таких гнид нужно убивать!
   Железные жили на третьем этаже. Парадный вход находился на фасаде. Это позволяло Феликсу незаметно для неприятеля выскальзывать из дому. Перед этим он подкрадывался к открытой двери парадной и осторожно выглядывал наружу. Если горизонт был чист, быстро перебегал через дорогу и так же, перебежками, прячась за толстыми нагими стволами платанов, добирался до конца квартала и скрывался за углом. А тут уже и школа близко.
  
   Но после полудня его уже поджидали у ворот дома опасные враги, сразу от трёх до пяти человек, с твёрдым намерением на этот раз уж точно отдубасить. Ибо сверху, с открытой веранды третьего этажа, выходящей во двор, он поливал их, как хотел. Причём, не только словами, но однажды и собственной мочой, собранной за три дня и присыпанной, для вящего эффекта, острым перцем.
   В словесной перепалке равных ему не было, последнее слово всегда оставалось за ним.
   Так что, от полудня у парадной Рыжего ждали с кулаками, палками и камнями. Но дворовая шпана не знала точного времени его возвращения домой. Ведь после уроков Феликс отправлялся прямиком в городскую детскую библиотеку, в читальном зале которой проводил несколько часов. Поэтому пацаны, играя в просторном квадрате двора, только периодически выбегали на улицу и зырили по сторонам, не идёт ли этот гад.
   А Феликс, подойдя к своему дому, прятался за платаном и выжидал момента, когда очередной дозор скроется за воротами.
  
   Пару раз его чуть было не прихватили. Но оба раза он успевал вырваться из цепких рук и юркнуть в парадную, одним прыжком преодолев несколько ступенек лестницы. И тут уж разворачивался лицом к нападающим и с криками, достойными диких ирокезов, отбивался ногами, как мог. А мог сдержать напор сразу нескольких пацанов, поскольку лестница была довольно узкой.
   В результате они отступали, матюкаясь, морщась и потирая ушибленные места. Но клялись, что уж в следующий раз Рыжий получит своё сполна. Оторвут они ему голову нахрен!
   ...Так и не оторвали.
  
   Десятилетний Феликс был довольно хорошо физически развит. Спортом не занимался и физкультуру не любил, но обожал поплавать в море. Всё лето проводил с книжкой на Ланжероне. Утром мама Соня давала ему два одинаковых бутерброда - хлеб со сливовым повидлом.
   Слива на "Привозе" стоила в сезон сущие копейки, и в квартире Железных, на самодельных, необструганных антресолях стояли десятки бутылей с иссиня-чёрным повидлом, уваренным мамой Соней.
   Это был харч! На всю зиму!
   На протяжении первых семи лет учёбы в школе именно такие бутерброды Феликс носил в школу и съедал на большой перемене. А так как в детстве был он не слишком аккуратен, лицо его и руки, тетради и учебники всегда были в синих липких пятнах. И хотя он очень любил сладкое, проклятое сливовое повидло так ему осточертело, что к пятнадцати годам у юноши выработалась сильная аллергия к нему.
   Летом к бутербродам (всё-таки, целый день на пляже, кушать хочется, червячок грызёт), добавлялись два три яблока, пара помидоров и одно-два крутых яйца. В исключительных случаях получал он парочку котлет.
   Семья жила бедно. Оклады у родителей были мизерными. Кроме того, Железным приходилось помогать старшей дочери Мире, разведенной, которая с маленьким сыном Гариком жила отдельно, в общежитии. И с родителями и братьями была не в ладах.
   .
  
   Вернёмся к дворовым баталиям.
   Повторюсь, - Феликс был прекрасно физически развит и крепок для своих лет. Увлечение плаваньем, ежедневные соревнования на скорость и на расстояние со случайными одногодками, с которыми знакомился в воде или на песке и заключал с ними пари, укрепили его мышцы и раздвинули вширь грудную клетку. Так что торс его производил впечатление не только на дворовых девочек, но и на мальчишек, которые не прочь были его поколотить. Но опасались выходить с ним один на один. А втроём, вчетвером поколотили бы обязательно, рано или поздно. Если бы не случилось вот что.
  
   Однажды Феликс с высоты своего балкона, скучая, наблюдал, как пацаны и девчонки играют в прятки. В компанию его, естественно, никогда не приглашали, да он и сам не участвовал бы в этой тупой игре.
   Водила, застуканный последним в предыдущем коне, закрывал рукой глаза, остальные - прятались, кто где мог и успевал.
   - Раз, два, три, четыре, пять, - медленно говорил водила. - Я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват.
   Так быстро никто не успевал спрятаться. И ему кричали:
   - Ещё! Ещё раз! Не считается!
   И он повторял считалку два-три раза, как договаривались.
  
   В результате получасового наблюдения за игрой и трезвого анализа ситуации, в голове рыжего Феликса зародился дерзкий план мести. И он не стал откладывать исполнение в долгий ящик.
   Быстренько спустился вниз, на улицу, подкрался к воротам и заглянул во двор.
   Пришлось немножко подождать.
   Главарём дворовой шайки-лейки был довольно таки упитанный тринадцатилетний мальчик Коля, Колян. Сильно не нравилось Феликсу его широкое маслянистое лицо, которое с высоты третьего этажа он обидно обзывал рожей.
   Драться Колян умел хорошо, но бегать - не очень. Вес не позволял. Потому-то он и не успевал перегнать водилу и добежать до кона, и его застукивали чаще других.
   И чаще других ему самому приходилось водить и идти искать .
   Вот этого-то момента и ждал наш герой, который был в диком азарте, так, что сердце вылетало из груди.
  
   Водила Колян добросовестно закрыл руками глаза и принялся считать:
   - Раз, два, три, четыре, пять. Я иду искать...
   Пятеро других игроков побежала прятаться.
   И тут рыжий мститель уверенной походкой вошёл в ворота.
   Конечно, мог засуетиться, подбежать. Но всё-таки он был мужчиной, а мужчине не к лицу суета. Кроме всего, он уже неплохо разбирался в психологии сверстников и был уверен, что ни один из играющих не выбежит из своего убежища.
   Ведь они спрятались! Они участвовали в игре! Они не были психологически готовы к такому повороту событий!
   Две минуты понадобились Феликсу, чтобы подойти вплотную к водиле. И только-только
   Колян опустил руки и взглянул на этот прекрасный мир, прищурившись от яркого солнца, как Рыжий со всего размаху, со всей силы, со всей злости всадил ему кулаком в масляную рожу.
   - В-вах!
   И увалень, который был вдвое толще и на пол головы выше Феликса, рухнул навзничь, на брусчатку двора. Да так неудачно, что разбил голову. Из носа и со щеки у виска потекли ручейки крови и соединились в маленькую речку.
  
   Такого оглушительного эффекта Феликс и сам не ожидал. Но, из последних душевных сил сохраняя самообладание, так же степенно прошествовал обратно к воротам. Пока он не скрылся с глаз, никто не вышел из своего укрытия!
   И тут уж началась паника. Вызвали "Скорую". Она привела Коляна в чувство. В принципе, ничего страшного с ним не случилось. Кроме того, что он целую неделю позорно светил двумя "фонарями" под глазами.
   Пришёл участковый милиционер и провёл с Рыжим и его родителями профилактическую беседу. Пообещал, в случае повторения подобного зверского поступка, поставить рыжего хулигана на учёт в райотделе.
   Но опрошенные соседи дали Феликсу прекрасные характеристики, а Коляна честили браными словами. Заступиться за него было некому, - Колян рос сиротой, жил у старенькой бабушки.
   Родители остальных пацанов категорически запретили им приближаться к Феликсу ближе, чем на два километра. Те уж и сами передрейфили.
   Коляна сместили, перевели в рядовой состав.
  
   С этого исторического момента, который одесские летописцы, по только им одним известным причинам, до сих пор не включили в свои летописи, наш герой почувствовал себя настоящим героем и выходил из дому, и возвращался домой уверенной походкой, с гордо поднятой головой. Его самоуважение к себе возрасло до небес.
  
  
   10.
  
   В 1963 году умерла их дальняя родственница, старушка, за которой, лежачей, несколько лет ухаживала мама Соня, и у которой был прописан старший сын Семён. Маленькую комнатку, оставшуюся от старушки, и свои две комнаты в коммуне Железные поменяли на двухкомнатную квартиру в Книжном переулке, что у "Привоза".
   Вышло, как в русской сказке, - щуку бросили в реку. Напротив дома, в старинном треугольном здании размещалась городская библиотека. Всё своё свободное время Феликс проводил здесь, в читальном зале.
   Через пару месяцев заведующая залом Надежда Петровна, которая потеряла в войну сына примерно такого же возраста, прониклась к рыжему любознательному пареньку материнской любовью, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она подолгу разговаривала с ним, делилась своими радостями и горестями, подкармливала, приносила из дому всякие вкусные вещи - то котлетки, то фаршированный перец, то тарелочку холодца. Иногда угощала конфетами и пирожным. Иногда ласково обнимала и целовала в щёчку. Чем приводила юнца в замешательство.
   Феликс получил свободный доступ к стеллажам с книгами, и это было невообразимой удачей.
   Ну, тут он уже развернулся! Читал запоем, всё подряд, по два три толстых тома за день!
   Поначалу Надежда Петровна была уверена, что он только просматривает книги. Но когда он рассказал ей о методике скорочтения, которой овладел в совершенстве, она только ахнула.
   Но решила проверить. Взяв книгу наугад, Феликс медленно перелистал несколько страниц и тут же рассказал ошеломлённой женщине, о чём написано на этих страницах. Она была в восторге и хлопала в ладоши. И взяла с мальчика слово, что он и её научит этой полезной технике.
  
   Да, Феликс, несмотря на свой сангвинический темперамент, был, что называется, домашним ребёнком. После школы не болтался на улице с оравой пацанов, а сидел себе тихонько то ли в библиотеке, то ли в крошечной двухметровой кладовке, которую превратил в свой кабинет, и читал какой-нибудь роман при свете керосиновой лампы. Электрический свет тогда включали с большими перебоями. Да и в кладовку проводка не была заведена.
   Уроков он практически не делал никогда, ему вполне хватало объяснений учителя. Решив одну математическую задачку в классе, без труда справлялся со всеми задачками подобного типа. Что касается литературы, то о литературных героях у него было особое мнение, часто не совпадающее с трактовкой, изложенной в учебнике.
   Поначалу хромала грамматика - делал слишком много ошибок, хватал тройки и даже двойки.
  
   В седьмом классе он вдруг загорелся желанием поступить в библиотечный техникум. Ибо пределом его мечтаний было - жить в окружении книг. Но он понимал, что с тройкой по русскому языку в свидетельстве поступить в техникум нереально. И подналёг на грамматику.
   И опять ему повезло. В одном научно-популярном журнале набрёл на интересную методику овладения стопроцентной грамотностью. Автор методики утверждал, что следует зубрить только те правила, которые касаются допущенных морфологических и синтаксических ошибок. Что же касается ошибок в написании слов, то нужно сотню раз повторить эти слова, что позволит запомнить их написание на всю оставшуюся жизнь.
  
   Такая немудреная методика, как это ни странно, принесла отличные плоды!
   Диктовать сыну, после долгих уговоров, согласился папа Ян. Написанный диктант Феликс тут же нёс к соседке Ольге, студентке пятого курса филфака, и она, поощряемая его бесстыдной лестью, безудержными комплиментами её красоте и уму, проверяла и исправляла ошибки. И указывала номера параграфов, на которые следует обратить особое внимание.
   Всего за два месяца Феликс выучился тому, чему не могли научить его за семь лет учёбы в школе. И после этого исключительно редко допускал ошибки при письме, по русскому языку был первым в школе.
   Нужно заметить, что помог он не только себе, но и Ольге. Вдохновлённая успехами рыжего соседа, она, став учительницей, применила эту методику в своей практике. Её ученики-шестиклассники в короткий срок, всего за полгода, стали поголовно грамотными. И вскоре о ней заговорили, как о педагоге-новаторе, одном из лучших не только в районе, но и во всём городе.
   А в библиотечный техникум Феликс так и не поступил. Туда принимали только девушек.
  
   Феликс очень любил маму Соню и старался помочь ей, чем мог. Уже с десяти лет его обязанностью было - мыть полы и окна, носить папе Яну горячий обед на завод, где не было столовой, а также раз в неделю "делать базар".
   На "Привоз" он ходил с особым удовольствием. Ему нравилось, вообразив себя мальчиком из богатой семьи, пробовать тюльку и хамсу в рыбном корпусе. В овощном ряду - изюм и виноград. А в ряду с солениями - скибочки мочёных яблок и квашеную капусту. В молочном корпусе - упругую брынзу и перч1ную домашнюю колбаску. Так что на "Привозе" мальчику (не босяку, а прилично одетому) можно было неплохо позавтракать.
   Своим чистеньким видом и вежливым обращением симпатичный рыжий паренёк располагал к себе простодушных крестьянок, и они отрезали ему кусочки побольше, чем другим. Так, пробуя, он нормально угощался деликатесами, недоступными другим членам семьи Железных.
   Но чтобы купить деликатесы, - об этом не могло быть и речи! Денег хватало в обрез, на самое необходимое.
   Прежде чем что либо купить, Феликс долго торговался. Но - с достоинством, не унижаясь. И ему часто уступали.
   Мама Соня не верила (или делала вид, что не верит), что сын так дёшево "сделал базар" и поощряла его пятнадцатью копейками на мороженое.
   Железные в то время жили очень скромно. Зарплаты заводского техника и рядового бухгалтера едва-едва хватало от получки до получки. Как я уже упоминал, немного помогали неблагодарной старшей дочери Мире, которая воротила от них нос.
   Мясо к обеду было долгожданной редкостью. В основном, питались картошкой, макаронами и кашами. Крестьянские куры также "кусались".
  
   Однажды Феликсу выпала удача, и он очень дёшево сторговал синенькую курочку, которая явно умерла своей смертью.
   И он нёс её домой, взяв за лапы. Окровавленная головка её, обёрнутая в бумажку, билась о его голые коленки. А насмешливые торговки сопровождали эту похоронную процессию беззлобными, но обидными шуточками:
   - Эй, рыжий, куда ты её тащишь? Похорони её здесь!
   - Да кто ж это зарезал такую молодую курочку? Она ж ещё петушка не знала!
   - Ничего, что молодая, - возражала третья. - В ней хоть и мало филейной части, но зато много кожи и косточек!
   - Мальчик, а ты её нюхал? Она свежая? - спросила проходящая мимо бабка.
   - Да вона ж щэ тэплая! Тилькы што трепыхалася,- потешалась четвёртая торговка.
   - Я тоже ещё трепыхаюсь, - парировала бабка. - Но уже не свежая.
  
   В другой раз Феликс решил порадовать семью и принёс с "Привоза" двух живых кролей. Какой-то дядька продавал их очень дёшево, почти задаром - по три рубля.
   Мама Соня, как говорят в Одессе, пришла в ужас:
   - Зачем ты их притащил! Что я с ними буду делать? У меня на них рука не поднимется!
   Я курицу зарезать не могу! Дурак, только деньги потратил!
   Расстроенный Феликс отнёс кроликов в ближайшую кочегарку, к пьянице дяде Васе. И тот за скромную плату - головы и шкурки - забил кролей молотком между глаз. И тут же освежевал.
   Феликс, обладая чувствительной душой, не присутствовал при экзекуции, предпочтя прогуляться на свежем воздухе.
   Когда дядя Вася позвал его, красные обезглавленные тушки уже лежали рядышком на деревянном ящике из-под пива.
   У кочегара был кантор, и они взвесили кролей.
   - Ни хрена соби! - сказал дядя Вася, причмокнув языком. - Аж кило восемьсот заважили! С гаком!
   За шесть рублей, которые истратил Феликс на кролей, можно было купить всего лишь килограмм говядины. А тут, - почти вдвое больше, причём, крольчатина, деликатес!
   Феликс помог кочегару (у него не было кисти правой руки) соорудить из щепы рамки и натянуть на них шкурки для просушки. Дядя Вася сказал, то их принимают на пункте по рубль двадцать. Так что ему хватит на хлеб и на два флакона тройного одеколона. Вот это бизнес!
   - Дядь Вася! - однажды поинтересовался Феликс. - А почему ты пьёшь именно тройной одеколон, а не, к примеру, "Шипр" или "Красную Москву"?
   Дядя Вася задумался.
   - Шо тебе сказать, хлопчик? Традиция! Воны там на хфабрике до спирту добавляють лыше три якыхось дряни. В других деколонах оно его побольше. Завредно, вишь, для здоровья и печёнки.
  
   Особой любовью Феликса пользовался мясной корпус. Он входил в него, как в театр, предвкушая зрелище. Ноздри его раздувались от запаха свежего мяса, глаза блестели, дыхание перехватывало.
   Это был хищник!
   Он любовался ловкими движениями рубщиков, их бесстрашностью в обращении с опасным инструментом - ножами и топорами. Он восхищался их искусством разделки туш, тем, как они делили мясо по сортам, рубили битки с косточкой, окрашивали руки кровью, вырезая лёгкие и печень.
   Ходил и приценивался. Но хорошее мясо, а особенно - любимейшие битки и говяжья печень - были недоступны по цене.
   Феликс покупал обрезки, почки, ливер, всяческую требуху, которую мама вкладывала в "пирожки с мясом".
   Мама Соня твердила, что не любит мясо. Но это была уловка, чтобы мужчинам досталось больше. Она также утверждала, что не любит куриные пульки, но Феликс иногда замечал, как она сглатывает слюну, кладя пульку в тарелку мужа. Братьям также приходилось довольствоваться крылышками. Обе пульки доставались Яну по праву главы семьи и основного кормильца.
   Но не следует понимать это так, что он съедал их за один присест. Нет, бульон варился на три дня, и куриное мясо из бульона также делилось на три дня.
   Впрочем, какое там мясо! Купленные куры (а покупала их только мама, не доверяя сыну, который в птице не разбирается), как правило, были тощими и зобатыми - зоб, набитый кукурузой, составлял чуть ли не треть от общего веса. Двести-триста граммов филе, куриной грудинки мама Соня прокручивала на мясорубке и, замешав их с манной крупой, делала крошечные фрикадельки.
  
   11.
  
   До шестнадцати лет, пока не научился зарабатывать сам, Феликс не получал от родителей и рубля на карманные расходы. Мама Соня считала, что нельзя баловать сыновей, иначе не будут ценить деньги.
   За те рубли, что получал Феликс, идя на "Привоз", он отчитывался с точностью до копейки. Считал зазорным для себя, недостойным настоящего мужчины завысить реальную цену, что-либо утаить и использовать для личных нужд.
   Впрочем, он прекрасно обходился без денег.
   На трамваях ездил зайцем, выглядывая в окно у передней двери и вычисляя контролёров среди людей, стоящих на остановках. Причём, никогда не ошибался.
   На танцплощадку, как и многие его сверстники, проникал, перемахнув через высокую решётчатую ограду. Ловко увёртывался от милиционеров и дружинников.
   Знакомых девочек в кино не водил, ничего им не дарил и ничем не угощал. Впрочем, тогда это не было так повсеместно принято, как сейчас.
   Всё же, иногда перехватывал пару копеек, то ли помогая в выгрузке машин у ближайшего "Гастронома", то ли выполняя заказы соседей по покупке картошки или яблок на рынке. Сгибался вдвое под тяжестью мешков и радовался заработанному полтиннику, который тратил на кино.
  
   Кроме покупок на рынке и мытья полов, Феликс добровольно принял на себя ещё одну заботу, - мелкий ремонт всего, что требовало в доме ремонта.
   Контуженный и очень слабый здоровьем папа Ян, а также старший брат Семён, гуляка и повеса, не брались, как говорится, ни за холодную, ни за горячую воду. И домашние проблемы их не интересовали.
   Течёт кран? Ерунда!
   Пробивает электропроводка? Мама, не лезь мокрыми руками куда не надо!
   Отвалился кусок штукатурки? И так перезимуем!
   Треснуло стекло в окне? Но это же в самом уголке, почти не видно!
   Скрипят дверные петли? И пусть себе скрипят, они же кушать не просят!
  
   Тринадцатилетний Феликс решил сохранить мамины нервы. И брался за всё подряд. Смазывал петли, вставлял в окно новое стекло, а старые укреплял свежей замазкой. Изолировал проводку, менял прокладку в кране, чинил примус и керогаз, замазывал пластилином дырку в большой кастрюле для солений. Заклеивал треснутую крышку унитаза, укреплял расшатанные "венские" стулья, шпаклевал щели между половицами, красил ржавые трубы масляной краской. В общем, был на подхвате.
  
   Никакая работа его не пугала, он умел делать очень многое.
   Потому что был очень любознательным. Его интересовало всё на свете. Особенно - ручное мастерство. Если к ним в квартиру или к соседям приходили мастера - сантехник, электрик, плотник, штукатур, стекольщик, - Феликс был уже тут как тут. Вызывался помогать. Придерживал, когда просили, подавал инструмент, откручивал и закручивал гайки, замешивал раствор, забивал гвозди - мастера охотно поручали ему эту простую работу.
   И - впитывал, впитывал, впитывал!
   Запоминал, никогда не записывая, какие инструменты нужны для той или иной работы. И постепенно, на протяжении двух-трёх лет, экономя на кино, мороженом и конфетах, у "синячков", которые крутились возле "Привоза", покупал за копейки молотки, отвёртки, гаечные ключи, стеклорез, пассатижи, клещи и иные инструменты, а также скобяные и крепёжные изделия. Скорей всего, ворованный товар, но это его мало волновало.
  
   Думаю, что вы, Читатель, уже имеете полное представление о детстве и юности моёго героя, о его характере, увлечениях и наклонностях.
  
   Что касается других членов семьи Железных, то я ограничусь лишь некоторыми, известными мне, сведениями.
   Во-первых, Феликс рассказывал о родственниках своих мало, крайне скупо. Во-вторых, в последующих главах мы сталкиваться с ними практически не будем. Потому что с семнадцати лет Феликс ушёл из дому и жил отдельно, навещая родителей один два раза в месяц, преимущественно по праздникам и в дни семейных торжеств.
  
   Подробности женитьбы своих родителей были ему неизвестны. Знал он об этом только в общих чертах.
  
   Вот что он знал.
   Ян Железны, который служил техником на немецком аэродроме, расположенном неподалёку от Одессы, был контужен при освобождении города и попал в плен. На допросах обнаружилось, что отец его, чешский коммунист Зденек Железны, был арестован и погиб в гестапо, когда прокатилась волна репрессий в связи с удачным покушением на протектора Чехии и Моравии генерала Гейдриха.
   Также нашлись свидетели, которые подтвердили, что Ян был членом группы солдат, в основном - словаков, поддерживающих связь с одесскими подпольщиками, штаб которых находился в катакомбах. И что он участвовал в акциях саботажа, порчи военного снаряжения, хищениях боеприпасов и бланков с печатями.
   На основании этих сведений Яна Железны освободили из-под стражи, наградили медалью "За освобождение Одессы" и назначили техником-нарядчиком и переводчиком при группе пленных немцев, разбирающих развалины центрального универмага на углу Пушкинской и Малой Арнаутской.
   Очистив площадку, немцы стали возводить новое здание универмага.
   Здесь же, в вагончике на строительстве, работала бухгалтером Соня Капцан. Жила она рядом, в ста метрах от универмага.
   И ежедневно встречая добродушного долговязого чеха, как-то познакомилась с ним и подружилась.
  
   Феликс не знает подробностей, - родители об этом периоде их жизни почти не упоминали, - но вскоре Ян и Соня поженились. В советском паспорте к его фамилии добавили букву "й". Так Ян Железны стал Железным, гражданином Советского Союза. Краем уха Феликс слышал, что Соне и Яну очень помог старший брат Сони, Ефим, который служил в Москве на какой-то очень важной должности, в чине генерала.
   Сопоставив некоторые даты, Феликс пришёл к выводу, что до своего второго замужества мама Соня уже была основательно беременна братом Сёмой. Что, конечно же, послужило ещё одним веским доводом в ходатайствах о судьбе Яна Железны.
  
   До войны отец Сони был главным инженером крупнейшего одесского станкостроительного завода. Летом 1941-го года завод был эвакуирован за Урал, в Башкирию, в город Стерлитамак. И Соня, с дочкой Мирой, уехала с отцом. Муж её, Иосиф Шварц, был призван в армию и погиб в первые же дни обороны Одессы.
  
   В 1946 году, спустя год после возвращения в Одессу, Мира была уже школьницей и юной пионеркой. Поэтому тот факт, что её мама, еврейка, вдова героя, вышла замуж за немецкого солдата, по сути - фашиста, убийцы её отца - нанес её душе непоправимую, всю жизнь незаживающую травму. И никакие объяснения, вроде того, что Ян вовсе не немец, никакой не фашист, а - антифашистский партизан, переубедить её не смогли.
   В шестнадцать лет, после окончания восьмилетки, Мира поступила в медучилище. Рано вышла замуж, но - неудачно. Осталась одна с сыном Гариком. Устроилась в лабораторию сахарного завода и получила комнату в общежитии.
   Её отношения с родителями всегда были на грани замерзания. Иногда звонила по телефону. Но дни рождения не приходила и к себе не звала.
   Дружба с братьями также не складывалась, по причине большой разницы в возрасте. К тому же, она не считала их своими, евреями, а - чехами, чуть ли не иностранцами.
   Мира была тихой замкнутой женщиной, мало интересной, вечно недовольной жизнью. Жила с таким настроением, что её обделили, что все ей что-то должны, что все обязаны ей помогать. Как будто во всём городе только она одна была матерью-одиночкой.
   Железные, через Феликса, как могли, поддерживали её. То продуктами, то деньгами, то одеждой для маленького Гарика.
   Но ей всё было мало, она рассчитывала на большее. Она - из породы людей, которым сколько ни дай, всё мало.
   Такова сестра Мира.
  
   12.
  
   Брат Сёма был человеком иного склада. Абсолютно отмороженный тип! Ничего в жизни его не интересовало, не привлекало и не волновало. Даже деньги. Он относился к ним, как к средству передвижения. Тусовался в компании таких же балбесов. Немножко кирял, немножко подбирал то, что плохо лежит, немножко резался в очко. Здесь имеется в виду карточная игра в "двадцать одно", а вовсе не то, о чём вы сейчас подумали.
   Искал "кошёлку" - богатую и глупую невесту. Парочку таковых нашёл, но не спешил с выводами. Авось, завтра приплывёт рыба покруче. Авось, клюнет Золотая Рыбка.
  
   Талантами не блистал, учёбой не злоупотреблял, но и физического труда не боялся. Ночами ходил разгружать вагоны на товарную станцию и корабли на причалы. И тут, и там всегда можно было чем-то поживиться, что-нибудь стянуть.
   После того, как, благодаря папе-профессору одной из потенциальных невест, он поступил в сельскохозяйственный институт, не ленился ехать со студенческим отрядом на целинные земли.
   Благодаря хорошо подвязанному язычку и природной ловкости был избран командиром отряда. Командовал неплохо. Находил для бригады выгодные, денежные приработки. Приезжал с неплохими бабками и щедрыми подарками. Но, как мама Соня не билась, так и не научился Сеня откладывать что-либо "на чёрный день". Всё, до копейки, в две недели спускал на кабаки и на шалав.
  
   Сеня был нагл, как танк. И даже наглее.
   Прохаживаясь по Дендиштрассе (так именовалась левая сторона Дерибасовской, где фланировали одесские стиляги, в отличие от Гапкенстрит, где гуляла молодёжь, приехавшая из сёл) в весёлой компании таких же лоботрясов, он снимал девиц на счёт раз-два-три.
   Однажды забил пари с приятелями на червонец, что за минуту уговорит на секс любую красотку, на какую они ему укажут.
   Шумели, хохотали, громогласно обсуждали достоинства и недостатки проходящих мимо девиц и дам.
   Наконец, указали. Сёма посмотрел и обомлел. Это была богиня, на которую простой смертный не смел поднять глаз.
   Парню стало чуть-чуть не по себе.
   Но пари есть пари, червонец - большие деньги! Червонца жалко!
   Семён выступил навстречу богине:
   - Девушка! Можно вас на секундочку?
   - Да? - она приостановилась, ровно на секундочку. Но этого вполне хватило Сене, чтобы решительно взять её за руку. Взял и чуть было не упал от нахлынувшей на него волны дорогого парфума.
   Девушка стояла и не думала вырываться. Она, Её Королевское Величество, презирала всех и вся, и не допускала и мысли, что с ней вдруг может произойти что-то непредвиденное.
   Семён крепко стиснул её руку чуть выше запястья. Приблизился к ней вплотную. Посмотрел тяжёлым взглядом своих наглых зелёных глаз в её прекрасное лицо и сказал роковое слово. Ни тихо, ни громко, но с расстановкой. Решительно, повелительно:
   - Отдайся!
   Королева опешила. Она не поверила своим ушам! Среди бела дня, среди гуляющей публики, на виду у милиционера, - что такое требует от неё этот парень! Сумасшедший, что ли?
   Беспомощно озиралась по сторонам. Ещё раз посмотрела ему в глаза. Может быть, она не расслышала? Может быть, ей это померещилось?
   - Отдайся! - так же твёрдо повторил Семён.
   Она покачнулась. У неё закружилась голова. Видно было, что она потрясена, вот-вот шлёпнется в обморок.
   - Но где? Где? - пролепетала она в ужасе.
   Насильник, - а это, несомненно, был какой-то маньяк! - услышав сии панические слова, отпустил её руку, широко улыбнулся, отступил на шаг и театрально поклонился, приподняв воображаемую шляпу.
   - Пардон, мисс! Извините, ради бога! Ошибочка вышла! Я вас принял за другую. Извините ещё раз! Вы свободны.
   - Свободна?
   - Да, как птица! Летите!
   Она пошла нетвёрдой походкой, озираясь на каждом шагу. Потом побежала.
  
   Компания гоготала до упаду. Надорвали животики.
   - Ну и Сеня! Ну и выдал!
   - Умора, чуваки, я прям обчурался! Клёвый номер!
   - "Отдайся", говорит. А она уже местечко стала присматривать. Где, говорит, прям тута, при менте?
   - Нет, говорит, здесь нельзя! Советчиков много будет!
   - Сеня, признайся, ты где хотел её трахнуть? Вон на той клумбе?
   Семён посмотрел, театрально ужаснулся:
   - Ша, чуваки, вы что, обалдели? Мне ещё дело пришьют. Мало того, что попытка изнасилования среди бела дня, да ещё и - с антисоветским уклоном. Кочумайте, чуваки, в натуре! Похиляли отсюда!
   На зелёной клумбе горела красная надпись из цветов: "Слава КПСС!" Отсюда напрашивался вывод, что клумба эта не была предназначена для соитий.
  
   Так Семён выиграл десятку. Ведь красотка, практически, согласилась на секс. Оставалось только найти удобное местечко.
   Для склонения девушек к интиму у Семёна были и другие проверенные жизнью способы. Один из них он как-то продемонстрировал Феликсу.
  
   Полнейший бездарь, Сеня относился к младшему брату, что был на голову выше по уровню интеллекта, покровительственно и снисходительно, порой иронически посмеиваясь над ним. Но Феликс не обижался, он знал себе цену.
   Тем более, что Сеня, щедрая душа, иногда водил его в кафе-мороженное и угощал полной креманкой пломбира с малиновым сиропом, да ещё и присыпанным шоколадом. Объедение, пальчики оближешь! А после того, как однажды брат добавил к этому стакан молочного коктейля, да ещё и заварное пирожное, Феликс проникся к нему таким уважением и даже любовью, что готов был всю дальнейшую жизнь сносить любые Сенины насмешки.
  
   Была веская причина столь необычной щедрости брата, - они пришли в кафе втроём.
   Сусанна, очередная потенциальная невеста Семёна, смуглая, толстая, усатая и недалёкая, жеманно ела мороженое и грубо подведенными бараньими глазами пожирала своего ухажёра.
   Семён уже успел сообщить пятнадцатилетнему брату, что все попытки завалить её на спинку, на травку, кончаются неудачей. Ручки у неё хорошие, умелые, шаловливые. Но вот ноги пришуруплены к заднему месту так неудачно, что совершенно - мать твою! - не раздвигаются.
   Сёма ласкал её, как хотел, крутил так и эдак, заводил до предела, приводил в дикий, сумасшедший экстаз. Но добраться штопором до заветного местечка, проникнуть дружком своим в святое святых ему всё же не удалось, - толстенькие волосатые ножки никак не хотели раздвигаться! Ну никак!
   Сусанна цеплялась за свою девственность до последнего вздоха. Дура, в общем, счастья своего не понимает!
   - Я уже думаю, может её к ортопеду повести, чтобы он ей другие шарниры в таз вставил? - горько шутил Семён.
  
   А ему необходимо было позарез, кровь из носу, "оприходовать" перезрелую смуглянку! Только таким способом, только через эти иерусалимские ворота мог он проникнуть в семейство Сусанны Шульман, в объятья её дорогих, в буквальном смысле слова, предков.
   Папа Сусанны, полуеврей, полуцыган, был директором крупного комиссионного магазина, торгующего шубами, хрусталём, дорогим фаянсом, золотом, антиквариатом. И был чересчур зажратым жлобом, то есть, лавэ имел под самую завязку. Сеню, отпрыска нищих "аристократов", он на нюх не переносил.
   - Тоже мне, жених с голой жопой! - брезгливо говорил он, противно лыбясь, сверкая тридцатью золотыми зубами. - Суса, потеряй его! Ему не ты, ему бабки нужны. Он спит и видит, как будет сорить нашими бабками. Тоже мне, прынц с Молдаванки!
  
   Сеню сильно обижали такие жлобские мансы. И он поклялся себе, что рано или поздно приговорит любимую дочь этого животного, этого золотого Тельца. И сделает ему рыженького наследника или наследницу. Ибо и Семён, как и брат Феликс, был жгучим блондином.
   И тогда уж Сева Шульман не отвертится, сделает его своим зятем. Иначе будет позор на всю Одессу. А кому это надо? Вам это надо?
   И здесь, за столиком кафе-мороженого "Снежинка", взяв Сусанне, себе и брату по двойной порции пломбира (шесть шариков - три белых и три розовых), политого малиновым сиропом, да ещё и присыпанного шоколадом, а также три бокала молочного коктейля, и к тому же (пировать, так пировать!) заварные пирожные, Семён решил прибегнуть к крайнему методу убеждения, который был проверен и действовал почти безотказно.
  
   В этот день на мизинце Семёна красовалось кольцо из фальшивого золота с александритом грязной воды.
   Он снял его с пальца и положил перед девушкой. На Сусанну это не произвело никакого впечатления. Гурнешт! Почти на каждом пальчике Суса имела по кольцу с мелкими бриллиантами и изумрудами.
   - Сусанночка! - проникновенно заговорил Семён, томно взирая на её смуглую лунообразную усатенькую мордочку, где даже на щёках уже проглядывались волосики. - Ты прекрасно знаешь, это для тебя не секрет. Я тебя хочу, очень хочу, смертельно хочу! И нет уже больше никаких моих дамских сил, так я тебя хочу!
   - Что ты такое говоришь! Да ещё при ребёнке! - возмутилась Сусанна.
   И так резко дёрнулась, что пролила коктейль на стол. Совсем немного, с четверть бокала.
   Сеня вынул из подставки бумажные салфетки и аккуратно промокнул.
   - Сусанночка! - продолжал он, как ни в чём ни бывало. - Не обижай моего брата! Какой он ребёнок?! Он уже зрелый мужчина. Он уже так много знает про это дело, что мне надо у него поучиться. У него уже дети в штанах бегают, вот-вот наружу выбегут. Феля, братишка, правду я говорю? Признайся, как давно ты стал мужчиной? Признавайся, рыжий бес!
   Феликсу от этого разговора стало весело и легко. И он включился в игру.
   - Уже две недели, как стал.
   - Вот видишь, Сусанночка! Две недели! Огромный срок! За это время можно такого натворить! Аж в дрожь бросает, как представлю. Ведь для этого нехитрого дела нужно всего-то пять минут. А то и три, как у кого. Так что, в среднем, четыре. А теперь попробуем разделить две недели на четыре минуты. Сумасшедшее число получается! Феля, ты ведь силён в математике! Скажи, сколько это будет? С точностью до десяти раз.
   Феликс сделал умный вид и ответил наугад:
   - Пятьсот сорок три с половиной.
   - Вот видишь, Сусанночка, с половиной, - продолжал трепаться Семён. - И это очень печально! Мужчина начал действие, но не закончил. Очень плохо отражается на здоровье! Так что же должна делать приличная девушка в таком случае?
   - Что? - спросила Сусанна, облизав губу и потихоньку возбуждаясь, отчего дыхание её стало частым и шумным.
   - Приличная девушка, если она имеет хоть каплю сострадания к ближнему своему, должна помочь ему завершить действие.
   - Да неужели? - улыбаясь, спросила Сусанна и нечаянно положила горячую ладонь Феликсу на бедро.
   У парня, как у той крыловской вороны, дыханье в зобу спёрло!
   Но Семён не заметил легкомысленного жеста своей возлюбленной и продолжал:
   - Так вот, Сусанночка, хорошенько подумай об этом на досуге.
   - Хорошо, подумаю, - ответила плутовка и передвинула ладошку повыше.
   Феликс готов был сквозь землю провалиться!
   - Теперь слушай дальше. Как я уже здесь однажды упоминал, я тебя хочу. Желаю! Всеми фибрами души. И в знак любви дарю тебе это дорогое кольцо. А ты?
   - А я тебя не хочу, - сказала Сусанна, учащённо дыша. И поиграла пальчиками по гульфику юнца, как по клавишам рояля, чем привела его в сильнейшее замешательство.
   - Феликс, что с тобой? Ты весь красный! - забеспокоился Семён. - Тебе плохо?
   - Простудился. Мороженного объелся, - рассмеялась Сусанна и убрала руку.
   - Вылечим! Наложим компресс из хорошенькой девочки на всё тело, и вся простуда пройдёт. Так о чём же это я говорил? Ах, да. Сусанночка, как сказал предыдущий оратор, я тебя хочу и в знак сего готов подарить тебе это прекрасное кольцо. Которое дорого мне, как память, - убедительно внушал Сёма - Ты же меня не хочешь, и поэтому - что?
   - Что?
   - Поэтому ты должна отдать мне своё кольцо, - указал на самое дорогое колечко. - Хотя бы, вот это. Логично, Феля?
   - Вполне логично! - ответил юноша, которого всегда приводила в восхищение железная логика старшего брата.
   Сусанна немножко растерялась. Глупенькая смуглянка интуитивно понимала, что в такой "логической" цепочке должно быть какое-то слабое звено. Но никак не могла сообразить, какое.
   - А я вовсе не обещала тебе своё кольцо! - парировала она.
   - Я тоже не обещал, - парировал Сеня. - И всё же дарю.
   - Но я не продаюсь за кольца! - воскликнула развратная Сусанна, не зная, что ей делать. И девственности ей было жалко, но своего золотого с брюликами и изумрудом кольца ещё жальче.
   - Это подарок, а не плата, - нагло улыбался рыжий студент. - Я тебе дарю такое дорогое кольцо (фальшивое, конечно!). А взамен ты мне даришь нечто иное. То, что вообще не имеет никакой цены на "Привозе" в базарный день. Справедливо, Феликс?
   - Справедливо! - отвечал младший брат, который уже в те юные годы решил, что посвятит всю свою жизнь борьбе за справедливость на Земле.
  
   В конце концов, вдоволь поиздевавшись над здравым смыслом, Семён отпустил расстроенную паненку Зюзанну восвояси, целой и невредимой. Со всеми кольцами на шаловливых пальчиках-сардельках. И девушка могла ещё радоваться, что отделалась так легко. Она ушла, не прощаясь, плача на ходу.
   - В следующий раз так просто не отделается. Не пройдёт и года, как будет Маша наша! Ручаюсь головой! Вернее, головкой!
  
   Итак, неприступная Сусанна сбежала вместе со своей девственностью, мелко перебирая неправильно пришурупленными ножками, которые никак не желали раздвигаться.
   Но Сеня не унывал. В его богатой практике было много лёгких побед. Сенина железная логика буквально валила с ног простодушных девчат, и они, обезоруженные и обескураженные, падали навзничь, на спину. То есть, говоря военным языком, занимали заранее подготовленную позицию.
   Нужно заметить, что, придумав эту дурку с кольцом, причём, совершенно случайно, брат Семён и сам так и не смог до конца разобраться, в чём тут фокус, и каким образом можно опровергнуть его железобетонные доводы.
  
  
   ГЛАВА ВТОРАЯ
  
   Повествующая о том, как три тома некоего учебного пособия предопределили дальнейшую судьбу нашего героя. А также о том, как рыжий юноша Феликс и его не менее рыжий старший брат Сёма поднимали уровень сознания широких масс одесского народонаселения на невиданную доселе высоту и прививали тем же массам эстетику социалистического реализма и, в частности, чуждого нам примитивизма.
  
   1.
  
   А теперь наступил как раз тот самый момент, когда я должен познакомить вас, Читатель, с главным увлечением Железного Феликса. Увлечением, ставшим делом всей его жизни.
   Такая вот случайность случайно случилась.
   Помогая на пункте приёма вторсырья, разбирая сданную макулатуру, Феликс в одной из увязанных кип, среди старых книг и газет обнаружил несколько прямоугольных листов линолеума, вложенных сюда тайком, с целью увеличения веса.
   Он вытащил их и ахнул, - это были линогравюры! Изящные, резаные опытным мастером, пейзажи с деревенской тематикой.
   Кони на пастбище. Избы, присыпанные снегом, с дымками, поднимающимися из труб. Рыбак с удочкой ночью у реки, и лунная дорожка. Собаки, лающие на жеребёнка. Мальчик-пастушок и три овцы рядом.
   Гравюры были старыми. Линолеум покоробился. Типографская краска облущилась. Но это были произведения настоящего мастера!
   В той же кипе лежали книги по искусству. И среди них - три последних тома десятитомника "Школа изобразительного искусства". Потрёпанные, с корешками, изъеденными мышами. Но - с прекрасными иллюстрациями и статьями художников разных направлений и техник, лучших специалистов в своём деле.
   Феликс перелистал книги.
   В восьмом томе были статьи об искусстве плаката, о написании шрифтов, лозунгов и изготовлении стенгазет, о художественном оформлении клубов и витрин.
   В девятом томе - статьи в помощь художникам театра, - об изготовлении декораций, бутафории, театральной мебели, театральном костюме, сценическом гриме, освещении и спецэффектах, основы архитектурных знаний.
   Десятый том был посвящён декоративно-прикладному искусству. Различные техники гравировки и резьбы по дереву, кости, камню и другим материалам. Способы обработки металлов. Лаковая живопись на папье-маше Федоскина, Палеха, Холуя, Мстёры и роспись по металлу Жостова. Обработка стекла. Вышивка, плетение кружев, изготовление форм для печати на тканях. Ручное плетение ковров.
   В общем, - ценнейшие пособия для начинающих художников и самодеятельных умельцев всякого рода. С подробнейшим описанием технологического процесса и специальных авторских приёмов и техник, подробным перечнем нужных материалов, с многочисленными рисунками и фотографиями необходимых инструментов и приспособлений.
   В общем, книги бесценные!
   Особенно для такого парня, как Железный Феликс, который брался буквально за всё, абсолютно не допуская мысли, что у него это может не получиться. Такую вот гипертрофическую уверенность в себе дал ему пресловутый аутотренг!
  
   Феликс запомнил старушку, что принесла эту кипу. Вернее, привезла на самодельной тележке. И очень надеялся, что она когда-нибудь появится вновь.
   И - дождался.
   - Девушка! - сказал он ей, добродушно улыбаясь. - Это вы в прошлый раз принесли книги по искусству?
   Восьмидесятилетняя "девушка" зарделась, - её уловка с линолеумом была разоблачена.
   - Да, а что случилось? - в страхе промямлила она.
   Но молоденький помощник приёмщика, к её удивлению, и не упомянул о линогравюрах.
   - Очень меня интересуют такие книги! Есть у вас ещё? Я куплю.
   - Вы хотите купить? - оживилась старушка. - Но, конечно же, не по цене макулатуры?
   - Нет, конечно. Но и не как новые. По сходной цене.
   - А что вы называете сходной ценой, молодой человек?
   - Проторгуемся, - сказал Феликс, ослепляя её радужной улыбкой. - Договоримся! Ведь мы же в Одессе!
   Этот железный довод убедил недоверчивую сдатчицу утяжелённой макулатуры.
   - Хорошо, - после минутного колебания согласилась старушка. - Идёмте, я вам покажу. Хотя почти все книги я уже сдала. Видите ли, нуждаюсь я.
  
   Как и предвидел Феликс, старушка была вдовой художника. Все книги по искусству, к сожалению, она уже сдала в макулатуру. Гравюры - тоже. Но всё же Феликсу очень повезло, - остались инструменты для гравирования.
   Резачки, штихеля, спицы, маленькие стамески-сечки, старая бормашинка, боры, фрезы, бруски для заточки инструмента (как выяснилось впоследствии, очень дорогие). И, самое главное, - настольное приспособление для получения оттисков с гравированных листов линолеума, так называемый, тискальный станок.
   Старушка понятия не имела, сколько стоит всё это наследство. Не знал и Феликс. Но более тридцати рублей у него не было, и в ближайшее время не предвиделось.
   Старушка была несказанно рада и этой сумме, так как вообще собралась выкинуть это барахло.
  
   Так появилось у нашего героя новое занятие, ремесло, совершенствованию которого он посвятил всю свою жизнь.
   Параллельно с изготовлением линогравюр Феликс занимался резьбой по дереву, камню, эбониту (разбитые аккумуляторы), свежей штукатурке (сграфито). В общем, резал всё то, что поддавалось резьбе.
   Совершенно нечаянно обнаружилон прекрасный материал для работы - обычное туалетное мыло!
   Оказалось, что на брусках мыла можно вырезать изящнейшие рельефы и барельефы. Обнаружилось, что эти изделия, после шлифовки их тонкой материей, неотличимы от мраморных или нефритовых (хвойное мыло), могут храниться годами, не теряя первозданного вида.
  
  
   2.
  
   Итак, Железный Феликс в свои шестнадцать лет уже умел довольно прилично рисовать, вырезать рельефы и фигурки, гравировать на линолеуме и даже писать маслом, но был абсолютно непрактичен. Зато слишком практичен и предприимчив был его старший брат Сёма, студент ветеринарного факультета сельскохозяйственного института.
   И он придумал - скорее, еврейской, а не чешской половинкой своего мозга, - как можно красиво продать то, что Феликс красиво нарисовал.
  
   Семейный подряд был налажен в в первых числах апреля 1967- го года. Феликсу было тогда без трёх недель семнадцать лет, Семёну - двадцать два года.
   . Это Семену первому пришла в голову мысль, - использовать приближающийся праздник солидарности всех трудящихся Земли - Первое Мая - во благо (материальное, естественно) младшего поколения семьи Железных.
   Для этого он мобилизовал всю свою недюжинную наглость, замешав её на тонком расчёте и отличном знании психологии советских торговых и бытовых работников. У которых мандраж был естественным, повседневным состоянием не только душ, но и всего организма.
   Сказать, что они боялись своей тени, было бы сильным преуменьшением. Мощные прожекторы неусыпного наблюдения, направленные на них многочисленными контролирующими организациями, со всех сторон бросали свои беспощадные лучи на эти жалкие, трепещущие фигуры. Так что теней эти дельцы отбрасывали несколько. И всех своих теней боялись.
   Нужно заметить, что директора магазинов и заведующие бытовыми пунктами, несмотря на постоянный мандраж, старались выглядеть солидно и уверенно. Но вечный страх (а все они воровали со страшной силой!) разрушал их сердца и нервные системы и приводил к ранним инсультам и инфарктам.
  
   С учётом этих реалий и построил ушлый Семён свой хитроумный план.
   Где-то раздобыл аж триста рублей и купил на эти деньги два стометровых рулона кумача, четыре плоских кисти, пятнадцать килограммов побелочной извести, три килограмма плиточного столярного клея и тридцать килограммов скульптурного гипса.
   Об этих компонентах, необходимых для написания лозунгов, он разузнал у профессионального художника-оформителя, с дочерью которого встречался уже три недели. Не столько с целью женитьбы, сколько для того, чтобы выудить у папы некоторые секреты художественно-оформительского мастерства. Потому что младший брат его рисовать-то рисовал неплохо, но в написании патриотических лозунгов ни бельмеса не смыслил.
  
   Сёме удалось выяснить, что в гашёную известь следует добавлять клей, чтобы надпись дождём не смыло, и гипс, который придаёт раствору плотность и белизну.
   Научив брата таким технологическим секретам, Сёма передал ему кисти и все материалы, а также листок с тремя текстами лозунгов.
   Первый текст гласил: "Да здравствует 1-е Мая - день солидарности трудящихся!" Второй текст гласил: "Да здравствует советский народ - строитель коммунизма!" Третий текст был из той же оперы: "Да здравствуют мир и дружба между народами!"
   Братья нарезали кумач на трёхметровые полотнища и прикрепили к торцам полотнищ планки от разбитых овощных ящиков, груды которых громоздились у каждого магазина.
  
   Через три недели вся сотня лозунгов была готова. Как говорится, косо криво, лишь бы живо.
   Пока младший брат, потея, корпел, выводил патриотические слова и словосочетания, старший брат несколько раз обошёл весь город. И составил перечень магазинов и бытовых пунктов, с указанием их номеров, адресов, профиля деятельности и фамилий директоров. Благо, информация эта имелась в торговых залах и холлах и была доступна всем покупателям и заказчикам.
   Братья отпечатали список на пишущей машинке "Москва", и в правом верхнем углу первой страницы (Феликс уж постарался, нарисовал) изобразили пятно, отдалённо напоминающее гербовую печать. В то же время, этот рисунок не был печатью, и герб был не герб, так что братья почти ничем не рисковали.
  
   3.
  
   И вот наступил момент истины. Свежим апрельским утром братья-разбойники отправились на разграбление города.
   По этому случаю Семён надел парадный костюм и вооружился списком. Феликс, также при параде, нёс под мышкой полтора десятка свёрнутых лозунгов.
   Войдя в магазин, Семён первым делом требовал к себе директора. Когда директор представал пред светлы очи студента, тот солидно спрашивал:
   - Пятый магазин Ильичёвского райпромторга?
   -Да, - отвечал директор.
   - Николаев Алексей Юрьевич?
   - Есть, - отвечал директор.
   - По распоряжению городского комитета партии и горисполкома!
   - Да, я слушаю, - говорил директор, готовясь к худшему.
   - Не позднее завтрашнего дня вам надлежит укрепить вот это на самом видном месте!
   Директор начинал интенсивно потеть.
   - Сергей! - обращался Семён к Феликсу, - подайте лозунг номер восемнадцать!
   Брат протягивал ему первый попавшийся под руку лозунг. Один из трёх разновидностей.
   Семён чуть-чуть разворачивал его, вроде бы для того, чтобы убедиться в том, что помощник ничего не перепутал, и номер соответствует.
   - Вот, - протягивал побледневшему директору. - Получите и распишитесь! С вас - десять рублей!
   Тот безропотно ставил закорючку против своей фамилии и протягивал десятку. Пожимал руку представителю властей:
   - Спасибо, товарищ! Исполним.
   - Смотрите, дело под контролем самого товарища Кузьменко!
   Директор знал фамилию секретаря горкома партии. И тут же бросался выполнять его распоряжение.
  
   Так, всего за одну неделю братья-разбойники обеспечили патриотической наглядной агитацией сотню магазинов и бытовых пунктов, внеся посильную лепту в общенародное дело - достойную встречу Первомая.
   Как и предполагалось, не было ни одного прокола!
   Подсчитали выручку и чистую прибыль. Семён сообщил Феликсу, что ему, Семёну, положено двести рублей из прибыли - за идею и общее руководство. Остальные пятьсот он, с присущим ему великодушием, предложил разделить по-братски, пополам.
   Логика брата поначалу показалась Феликсу несколько странной. Но, поразмыслив, он пришёл к выводу, что, не будь столь блестящей идеи, он сам не заработал бы и копейки.
  
   Успешно осуществив операцию "Лозунг номер восемнадцать", Семён понял, в чём его призвание, И сразу же после праздника устроился на работу по совместительству сразу в три райторга.
   Кем? Ну, ясно, - художником-оформителем, кем же ещё!
   Приходил к начальникам торгов и спрашивал:
   - Вам нужна наглядная агитация?
   - Да, конечно, - отвечали начальники. - Она у нас хромает.
   - У всех хромает. Значит, вам нужен художник-оформитель!
   - Нужен-то нужен. Но он не предусмотрен штатным расписанием. Разве что оформим вас подсобником с окладом в семьдесят рублей.
   - Согласен! - отвечал Семён.
   - И вы готовы за эти деньги оформлять все наши двадцать магазинов? - не веря такому счастью, вопрошал каждый из начальников. - Лозунги, стенды, стенгазеты и так далее?
   - Согласен, - отвечал самозванец, не моргнув глазом. - Ваши краски и кисти, моя работа.
   - А как насчёт качества?
   - За качество я ручаюсь.
  
   Так Семён обеспечил себе легальный доступ к кассам шести десятков магазинов.
   Но, будучи скромным человеком, о своём устройстве на работу сразу в три конторы младшему брату не сообщил. Феликс узнал об этом только спустя пятнадцать лет, случайно. Как-то он познакомился с одним старичком, бывшим начальником райторга, и тот вспомнил, что когда-то у него работал художник по фамилии Железный. Семён Железный.
  
   Уже на второй день после приёма на работу Семён посетил три-четыре "своих" магазина. И опросил заведующих и директоров, имеют ли они потребность в лозунгах, стендах, стенгазетах, ценниках. Те отвечали, что такая потребность существовала всегда и никогда никуда не исчезала.
   Выслушав поставленную задачу, Семён исчез на несколько дней. Но в эти дни посетил другие магазины.
   Портфель заказов разбухал на глазах.
   И тут уж Семён подключил младшего брата. Он обеспечил его ватманской бумагой, белой и красной тканью, кистями, акварелью, гуашью, тушью различных цветов. А также сообщил брату расценки. Стенгазета - пять рублей, лозунг - семь, объявление - рубль, прейскурант - два, ценники - по пять копеек. Но это были деньги, которые ещё следовало выжать у директоров магазинов и разделить пополам между братьями.
   - Честно? - спросил он Феликса.
   - Честно! - отвечал тот, в восторге от такой справедливости.
   И дело было поставлено на поток. Придя в магазин, Семён протягивал директору прекрасно оформленную стенгазету с красочными заголовками и виньетками. Только место для заметок ещё пустовало.
   - Великолепно! Спасибо! - восторгался директор.
   - С вас - пять рублей, - отвечал Семён.
   - Как это - пять рублей? Ведь вы же у нас в штате!
   Семён становился в позу.
   - И вы полагаете, что за какие-то несчастные семьдесят рублей в месяц я буду оформлять все двадцать магазинов?! Вы всерьёз так полагаете?
   Директору ничего не оставалось, как признать справедливость слов "художника". Да и пять рублей, если вдуматься, не такие уж большие деньги. Зато стенгазету имеем! Начальство зайдёт, похвалит.
   Так, благодаря деловой сметке старшего брата, и младший стал неплохо подрабатывать.
  
  
   Потом пришла мода разрисовывать витринные стёкла магазинов и бытовых пунктов белой эмульсионной краской, в которую Феликс подмешивал цветную гуашь. Чего только не рисовал он на стёклах! Головки сыра и палки колбас, сахарные головы и рыбу, баночки чёрной икры. Короче, всё то, чего на полках магазинов тогда и в помине не было.
   И витринные стёкла магазина детского питания, на которых весёлые персонажи детских сказок должны были прикрыть нищету полок. Ведь на них, кроме овощных соков, никакого иного детского питания нельзя было обнаружить даже вооружённым глазом.
  
   Но не всё проходило гладко. Случались и неприятные моменты. Не везде платили, как договаривались. Не везде признавали, что работа выполнена качественно, хотя братья были уверены, что лучше их никто в целом мире не нарисует.
   А однажды...
  
   Подрядились они расписать шесть огромных стёкол центрального овощного магазина города. По двадцать пять рублей за стекло, в принципе - неплохо.
   Никаких свежих овощей в магазине и в помине давно уже не было. На длинных, пятиметровых стеллажах, тянущихся вдоль стен, на пластиковых полках аккуратными рядами стояли трёхлитровые стеклянные бутыли с консервированными помидорами, огурцами, яблоками, сливами, томатным, яблочным и берёзовым соком. Это был весь ассортимент, - сущее богатство по сравнению с прочими продовольственными магазинами, торговавшими исключительно рыбными консервами.
  
   Грузчики отодвинули стеллажи от витринных окон, и братья начали малевать. Феликс рисовал контуры всяческих плодов, как отечественных, так и сказочных, иноземных - бананов, ананасов, грейпфрутов. Тоненькой кисточкой делил эти силуэты на отдельные ячейки, предназначенные для различных оттенков краски. И в полулитровых баночках замешивал колеры для Семёна, коими тот аккуратно заливал ячейки.
   Другое стекло было отведено под овощи, третье - под ягоды, четвёртое - под бахчевые, пятое - для грибов. И только шестое верно отображало печальную действительность, - на нём художники изобразили банки и бутыли с соками, помидорами и огурцами.
   Заведующая магазином и продавщицы периодически выходили на улицу - оценить работу, и возвращались удовлетворёнными увиденным. Постепенно витринные стёкла расцвели, фасад магазина преображался на глазах. Но братьям пришлось задержаться, так как они не успели управиться до семи часов - времени закрытия магазина.
  
   Наконец, к восьми, ответственная работа была закончена. Заведующая уже мяла в руках обещанные полторы сотни.
   Все были довольны друг другом. Семён успел назначить свидание молоденькой практикантке. А Феликс шепнул ей, чтобы обязательно привела с собой подружку.
   - Зайчики, вы молодцы! - сказала дородная заведующая певучим голосом. - Всё получилось сверх всяких ожиданий. Только есть к вам ещё одна-единственная просьба. Не могли бы вы пододвинуть стеллажи к окнам? Рабочие, к сожалению, уже ушли по домам. Не в службу, в дружбу!
   Художники ещё раз оценивающе посмотрели на громадные стеллажи, на каждой из четырёх полок которых стояли в три ряда трёхлитровые бутыли. Они были связаны между собой тоненькой бумажной бечёвкой, что, по идее, должно было препятствовать кражам. Вес каждого из этих стеллажей был неподъёмным.
   - Ничего страшного, - сказал Феликс. - Завтра раненько утром ваши рабочие возьмут и передвинут.
   - Так ведь пол у нас мозаичный, шлифованный, гладкий, - возразила заведующая. - Зайчики мои! Стоит вам только хорошенько плечом нажать, и стеллажи вмиг станут на место.
   И тут Семён, подбадриваемый улыбкой практикантки, решил выказать себя настоящим джентльменом.
   - Ладно, Феля, что нам стоит? Давай подвинем!
   Три стеллажа с большим трудом и потом были водворены на свои места.
   Но четвёртый - их сильно подвёл. В последний момент у него подломилась одна из четырёх ножек. И сразу же - вторая. И он резко накренился в одщну сторону...
  
   ...Эту жуткую картину Феликс не забудет, сколько будет жить. Катастрофу, которая здесь произошла, можно сравнить разве что только с гибелью "Титаника". Правда, там были жертвами люди, а здесь - консервированные овощи.
   Бутыли, со всех четырёх пластиковых полок пятиметрового стеллажа, вдруг ожили и начали медленно, но верно ползти к правому краю стеллажа и потихоньку переваливаться через него. Но не падали сразу, а повисали на бечёвке.
   Могла ли бумажная бечёвка удержать бутыль весом в четыре килограмма? Увы! Он отрывался и падал на хвалёный мозаичный шлифованный пол.
   Трах-бах! Тарарах! Бух!! Бабах!!! Бубух! Дзинь!
   Банки разбивались одна за другой, и остановить эту канонаду было невозможно! Тем более, что все - и продавцы, и художники - впали в глубокий стопор.
   Рассол бил фонтанами. Огурцы и помидоры разлетались шрапнелью. Томатный сок оставлял на халатах и одежде "кровавые" потёки.
   Эта бомбёжка продолжалась несколько минут и превратила красивый центральный образцовый магазин в смрадное болото, на поверхности которого, как головы лягушек, торчали зелёные огурцы.
   Наконец, пал героической смертью последний бутыль.
   Несколько минут никто не мог произнести и слова. Стояла гнетущая тишина. Заведующая окаменела и походила на библейскую жену Лота, которую только что за любопытство наказал Господь Саваоф.
   Первым нашёлся Феликс. Ибо, закалённый аутотренингом, как вы уже знаете, стал толстокожим и ничего не брал ни к сердцу, ни в голову.
   - Мда... дела... - пробормотал он. - Вот вам и зайчики. Сверх всяких ожиданий...
   Никто ничего не ответил.
   - Так насколько же мы вам тут наколотили? - он стал лихорадочно прикидывать эту фантастическую сумму.
   Молчание. Шок ещё не прошёл.
   - Я думаю так, - на рублей триста, не больше. А?
   Заведующая, уставившись на него ошалелыми коровьими глазами, неуверенно кивнула.
   Феликс решил подвести сальдо.
   - Значит так, гражданочки, убыток налицо. Разделим его по-братски. Полторы сотни - ваши, полторы - наши. Пошли, Сеня!
   И они, подобрав кисти и эскизы, беспрепятственно прошли к выходу. Как говорится, не солоно хлебавши.
   Семён несколько дней был в подавленном состоянии. И больше никогда в жизни не обсуждал с братом это печальное событие. Он чувствовал свою вину, - ведь это была его идея: передвинуть стеллажи.
  
  
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
   Повествующая о московских родичах Феликса, - дяде Ефиме, тёте Ираиде и двоюродном брате Мише. А также о том, как Мишу решили женить, и что из этого, в конце концов, вышло.
  
  
   1.
  
   Я уже упоминал о том, что Железный Феликс имел в Москве родного дядю по маме. Ефим Капцан служил в министерстве железнодорожного транспорта, на высокой должности, имел генеральские погоны.
   Жили они вдвоём с дородной женой Ираидой (дети уже давно вылетели из гнезда) по-барски, щедро и хлебосольно. В доме была прислуга, целые дни они вдвоём с хозяйкой варили, жарили и парили, квартира благоухала ароматами. К обеду стекалась вся московская родня и друзья, за стол меньше пятнадцати человек не садилось. А родня иногородняя, тьфу-тьфу, не сглазить бы, приезжая в Москву или проезжая через Москву, иначе как у дяди Ефима не останавливалась. Порой спали на полу, но в ночлеге и щедром питании никому отказа не было.
   И родной племянник Феликс также не утруждал себя поисками гостиницы. В те годы, когда работал инженером, в своих командировках в Рязань, Казань, Омск и Ташкент позволял он себе остановиться в Москве на денёк-другой ради посещения театра или картинной галереи.
   Правда, уходил он раненько утром и приходил поздно вечером, не желая выглядеть прихлебаем. Дядя Ефим компенсировал ему расходы на еду бесплатными проездными талонами на метро и другие виды транспорта, а также пригласительными билетами на различные выставки и ярмарки.
   И тётя Ираида относилась к Феликсу весьма благосклонно. Несмотря на то, что он уже с порога громогласно вопрошал:
   - Тётушка, вы ещё живы? И даже не больны? И не готовитесь к смерти? Очень странно. Но всё же я рад, что мне не придётся умирать вместо вас.
   Дядя Ефим всякий раз встречал эту шутку раскатистым смехом, а тётя Ираида хлопала племянника ладонью по затылку.
   - Шутник ты наш одесский. Надеюсь, тараньку не забыл?
   Она была большой любительницей вяленой рыбы, и Феликс никогда об этом не забывал.
  
   Чёрный юмор шутника имел свою подоплеку.
   Лет десять назад в этой семье случилось некое драматически-комическое происшествие, в котором Феликс принимал самое активное участие.
  
   Надо сказать, что его двоюродный брат Миша рос барчуком, - семья эта всегда была зажиточной. Закончил он среднюю школу с золотой медалью, отчасти - благодаря своим недюжинным способностям, отчасти - благодаря папиным деньгам и связям. Потому что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем советскому еврейскому пареньку пройти в золотые медалисты.
   Ефим уже наметил для сына престижнейший ВУЗ с международным экономическим уклоном. Но своенравный Миша - комсомолец, красавец, умница и спортсмен - решил иначе. Он сбежал из дому на Волгу, в Качинск, в высшее военное авиационное училище. Поступок для еврейского паренька из приличной столичной семьи, согласитесь, неординарный.
   Рычал и угрожал отец, плакала и умоляла мать, - Миша был непреклонен - буду лётчиком, как дядя Соломон, погибший в воздушном бою над польским городом Краковом.
   Но не об этом происшествии речь. Драма, гораздо большая по накалу страстей, разыгралась семью годами позже, в Одессе, и наш юный Феликс оказался в этом основательно замешан. Скажем так, - по самые уши.
  
   После окончания училища лейтенант Михаил Капцан был направлен в авиационный полк, расположенный у чёрта на куличках, южнее Байкала, на реке Селенге, на границе с Монголией. Здесь самолёты, первично испытанные на авиационном заводе, проходили вторую очередь испытаний, нередко с трагическим исходом.
   Дядя Ефим, в отместку за строптивость, перестал хлопотать о сыне, предоставив ему самому строить свою судьбу.
   В пустынной местности, вдали от столичной цивилизации и каких-либо мало-мальских очагов культуры и сдерживающих факторов, Михаил стал дичать и понемногу спиваться, в чём не отличался от остального рядового, сержантского и офицерско-командного состава. Влился, так сказать, в общую струю.
   Так прошло два-три года. Ему уже исполнилось двадцать пять лет, но жениться старшему лейтенанту Капцану - красавцу и богатырю - было не на ком, - вокруг лишь староверки, бурятки, тувинки и монголки с лунообразными лицами, непривычными для еврейского ока. Окультуренные иудейки в эти дикие края испокон веков почему-то не забредали и не залетали.
   Парень буквально пропадал, его срочно следовало спасать. Спасти, значит, - женить. На порядочной нашей девочке из хорошей (состоятельной!) семьи. А таких в Москве - море!
  
   Жениться - так жениться, Миша был не против. Но вот на ком?
   Во время очередного отпуска Ефим и Ираида срочно кинулись подыскивать сыну подходящую пару. Но основная масса московских невест парню не понравилась. А у двух, вроде бы подходящих, девочек при ближайшем знакомстве не было обнаружено желания ехать с неведомым старлеем в дикую Тмутаракань.
   Стало очевидно, что найти такую дуру среди москвичек не удастся. Не так воспитаны!
   Тогда вспомнили, что имеется родня в Черкассах и в Одессе. Может быть, какая-нибудь провинциалка и согласится на такой скоропалительный брак?
   Черкасские смотрины ни к чему не привели, и последнюю неделю отпуска Михаил решил провести в Одессе.
   Остановился, естественно, у Железных. В честь его приезда все знакомые семьи, в которых имелись девицы на выданье, были приведены в повышенную боевую готовность, а сами девицы, затаив надежду и выщипав бровки, с нетерпением ждали визита претендента на их руки и сердца.
  
   2.
  
   Феликсу только-только стукнуло семнадцать лет, он только что окончил десятилетку и был свободен, как птица.
   Мама Соня взяла отпуск. Старший брат Сёма уехал со студентами на целину - была тогда такая пошесть. Папа Ян, как всегда, был загружен по горло на своём заводе, и от участия в работе жюри конкурса на звание миссис Капцан категорически отказался.
   Обзвонив знакомых и составив внушительный список, мама Соня совместно с сыном и племянником принялись ходить в гости по нескольку раз на день.
   Поначалу Феликса это забавляло. Но после седьмого-восьмого визита все эти надутые и рассудительные девицы, обладающие массами талантов к пению, стихосложению, музицированию и рукоделию, страдающие избыточной эрудицией, избыточно пышными нарядами, избыточной эротичностью и, почти все, избыточным весом - в общем, всего здесь было неумеренно - стали наводить на него тоску. И он окончательно убедился, что сам никогда в жизни ни за что не женится.
   Три дня прошли безрезультатно, но на четвёртый счастье им улыбнулось. Девушка Изольда (лицом очень симпатична, фигура - в норме, ноги - в порядке, умом старается не блистать; образование высшее, фармацевтическое; папа - медицинское светило, проректор медина по хозяйственной части; мама - какая-то там театральная деятельница, выбилась из билетёрш; дом - полная чаша, антиквариат и прочая дешёвка для пускания пыли в глаза) произвела на нашего старлея неизгладимое впечатление.
   Дом был богатым, угощали по первому разряду, чёрная икра и красная рыба красноречиво свидетельствовали в пользу такой невесты.
   Сам же Феликс был несколько обескуражен тем, что Изольда пила водку большими фужерами, объёмом в полстакана, и вовсю демонстрировала свои ляжки из-под мини-юбки. А мини-юбки, как и брюки-дудочки, надо заметить, в те пуританские времена крайне осуждались партией, правительством и комсомолом, и свидетельствовали о распущенности незначительного числа отдельных представителей советской молодёжи. Но, возможно, в глазах Михаила девичья смелость в выпивке и одежде являлись дополнительными плюсами, ведь и сам он слыл человеком смелым и неординарным.
   Следующий день был воскресеньем. А в воскресенье сам бог велит идти делать предложение руки и сердца. Но поскольку на дворе стоял жаркий июль - тот же бог велел днём идти на пляж.
   Предварительным звонком было выяснено у родителей Изольды, что их дочь - романтическая особа, и ничего не имеет против бурятской и тувинской экзотики. Так что договорились посетить их вечером - ковать железо, пока горячо
   Как показали дальнейшие события, без вмешательства господа бога здесь явно не обошлось.
   Отправились на пляж вчетвером: Ян, Соня, Феликс и Михаил. Последний, естественно, в цивильном. На остановке трамвая случайно встретили двух одноклассниц Феликса - ослепительную пышногрудую блондинку Риту Залесскую и неприметную смуглянку Иру Спектор, щупленькую, с мальчишеской фигурой. Те также, как выяснилось, направлялись на пляж Ланжерон и, по предложению Феликса, присоединились к компании. Такая вот случайная встреча.
   - Мой брат Михаил, - представил Феликс. - Лётчик-испытатель. Без пяти минут капитан, без пяти часов официальный жених, в перспективе - покойник-орденоносец.
   - Феликс, что ты такое говоришь!- возмутилась мама Соня.
   -А что, мам, Миша сам рассказывал, что в его полку каждую неделю кто-нибудь разбивается. Зато посмертно получает орден. А молодая вдова, в свою очередь, чтоб не убивалась, получает приличную пенсию. Как вам, девочки, такая перспектива?
   - Закрой уже рот, ещё накаркаешь беду!
   Девушки назвали свои имена и с интересом поглядывали на Михаила.
   Трамвай был переполнен. Маленькую Иру люди прижали к высокому лётчику, маленькой грудью к большому животу. Она густо покраснела и всеми силами пыталась отодвинуться. Рита деликатно оттирала Иру, взяв Михаила под руку.
   Феликса это развеселило.
   -Девчата, а вы, случайно, не хотите замуж? Жених пока ещё не окручен.
   -Феля, ты же знаешь, что я жду своего Толика, - жеманно сказала Рита.
   Мать Маргариты была весёлой разбитной морячкой, и дочери жизнь морячки также очень нравилась. И морячок с папиного судна уже клюнул на эту золотую рыбку.
   -А ты, Ира? Смотри, какой парень! Не хочешь спеть песенку:
   Мама, я лётчика люблю.
   Мама, за лётчика пойду.
   Лётчик высоко летает,
   Много денег получает.
   Вот за это я его люблю.
  
   Ира ещё гуще покраснела и упёрлась в живот Михаила острыми локотками.
   Мама Соня ткнула Феликса в бок, и он понял, почему.
   Ирина была из бедной, почти нищей семьи, которая жила в глубоком сыром подвале.
   У её родителей, людей уже пожилых, неприспособленных к жизни, выросли четыре дочери. Ирина появилась на свет, когда супругам было уже далеко за сорок. Ни одной дочке не дали они высшего образования, ни одну не выдали замуж. Трое сестёр трудились в поте лица работницами на фабриках, а младшая, Ирина, также не помышляла об институте и только-только поступила ученицей в швейный цех.
   Отец семейки Герш Спектор, в быту - дядя Гриша, был сапожником и пил, как сапожник. Мать, сварливая толстуха тётя Серафима, родом - донская казачка - трудилась техничкой (уборщицей) в школе. Родители соучеников её дочерей общения с ней избегали и смотрели на неё, как на пустое место.
   Как-то один парень посватался к третьей дочери сапожника, Эмилии, но Герш его отшил. Он поклялся, что выдаст своих девочек замуж только по старшинству, сначала - самую старшую и страшную Галину, потом - остальных, по очереди. Конечно, это выглядело самодурством, но все вынуждены были смириться и ждать. Так что Ирине в ближайшие несколько лет замужество явно не светило. Да она пока что об этом и не задумывалась
  
   Дребезжащий трамвай довёз их до парка. Спустились к пляжу. Расположились на склоне над пляжем, на травке, в тенёчке. Мама Соня и папа Ян накрыли поляну.
   Братья и девушки купались, гуляли вдоль кромки пляжа, болтая обо всём и ни о чём, задевая один одного и посмеиваясь друг над другом. Играли в волейбол в общем кругу и снова купались.
   Соня приготовила вкусные вещи - котлеты, биточки из свежей тюлечки, молодую картошечку с маслом и укропом, жаренных бычков (речь идёт, конечно, о рыбе такой черноморской, а не о молодых быках), яйца вкрутую, помидоры, кислые огурчики, икру из баклажан. Ян открыл пару бутылок сухого вина.
   Но решили особо не наедаться и не напиваться. Всё-таки, вечером - важное рандеву.
  
   Девушки поломались для вида, но всё же присоединились к трапезе. Рита щебетала, не умолкая. А Ира больше молчала. Взгляд её блуждал по окрестностям, иногда подолгу останавливаясь на лице Михаила, особенно, когда он говорил.
   - Что же ты, мама, в котлеты и икру лука и чеснока наложила! - возмутился Феликс.
   - Ну а что? - не поняла Соня.
   - Ведь свататься идём. Вдруг целоваться придётся.
   - Так уж сразу и целоваться. В приличных домах лизаться не принято. А впрочем, до вечера провоняется.
   - Ты, Михаил, на икру не налегай, - посоветовал Ян. - Не знаем, как у невесты обстоит дело с обонянием. Как бы она в обморок не упала.
   Рита и Ира, услышав такие речи, от котлет и баклажанной икры решительно отказались. И отварную молодую картошечку, сдобренную сливочным маслом и укропчиком, ели осторожно, приглядываясь, нет ли на ней крошек чеснока.
   Солнце жарило вовсю. На горизонте не было ни облачка. И ничто не предвещало беду.
  
   3.
  
   Но беда случилась. Правда, только к вечеру.
   Семья вернулась с пляжа заранее, к часам четырём. Чтобы успеть помыться после пляжа, погладить одежду и принарядится к ответственному визиту.
   Ян, Соня и Феликс были заняты собой, и только через час заметили, что Михаил и не собирается гладиться и переодеваться. Сидит себе тихонько на диване и листает журнал "Наука и жизнь".
   - Наука наукой, а жизнь жизнью, - не выдержал Ян. - Ты что, так в пляжном и пойдёшь?
   -Я не пойду, - сказал Михаил. - Я передумал.
   - Передумал жениться?! - воскликнули все трое.
   - Передумал жениться на Изольде.
   - Вот те на! И что же теперь?
   - Я женюсь на Ирине.
   - На Ирине??? Ха! Новое дело. И когда это ты решил?
   - Два часа назад.
   - Феликс, образумь его!- запричитала мама Соня. - Он хоть знает, что это за девушка! Что это за семейка! Ах, тихоня Ирочка! Когда это она успела парня окрутить! Ловкая особа, ничего не скажешь!
   - Нет, она, в общем-то ничего, - промямлил Феликс. - Хорошая девчонка. Все её в нашем классе уважали.
   - В тихом болоте черти водятся, - вставил словечко Ян. - И чем она тебя так взяла?
   - Я себе жену свою представлял именно такой, - твёрдо сказал Михаил.
   - Но ведь ты собрался жениться на Изольде!
   - Жениться - одно, а любить - другое. Не было у меня другого варианта. А сейчас - это именно то, что мне нужно.
   - Так ты уже её полюбил? Быстрый перец! - восхитился Ян
   - Скажем так, сильно она мне понравилась.
   - Вот это по-нашему! - воскликнул Феликс. - Раз-два, и в дамки. Пойду и я, кажется, в авиацию.
   - А ты её спрашивал? Она согласна? Захочет она ехать в Монголию?- не сдавалась Соня.
   - Не спрашивал. Сегодня вечером спрошу.
   - Так что, у вас уже свидание?
   - Да, в семь часов.
   -А как же Изольда?
   - Отбой!
   - Может, повременим. Ещё не всё ясно.
   - Пусть Изольда идёт в задницу! - вскричал Феликс - А если Ирка будет упираться, я приду тебе, Миша на подмогу.
   - Феликс, брось свои штучки! - замахнулась на сына мама Соня. -А ты, Яник, беги срочно на почтамт, вызывай сюда Ефима и Ираиду! Пусть немедленно прилетают, пока этот жених не натворил глупостей. Я с себя ответственность снимаю. Хорошенькие дела! Морочит девочкам головы. Вчера - Изольда, сегодня - Ирина, завтра - ещё кто-нибудь. Позор на всю Одессу! Что люди скажут!
   Феликс загоготал:
   - Люди скажут "Вейс мир! Если еврейскому мальчику позволили стать лётчиком, то неудивительно, что он может позволить себе всё, что ему будет угодно, даже жениться на гойке".
   - Ой, она же гойка! - заплакала мама Соня. - Ираида этого не перенесёт.
   - Разве она не еврейка? - насторожился лётчик.
   - По отцу - да. Но у нас, ты знаешь, считается по матери.
   - Ой, тётя. Это всё пустяки и предрассудки.
   - А что скажут на это твои родители?
   - Предкам вовсе не обязательно знать об этом. И точка. Молчок!
   -Мы скажем, что тётя Фима - караимка. А караимы - те же евреи, - нашёлся Феликс.
   - Только попробуй! Уши оторву, караим ты необрезанный.
   В семь вечера лётчик надушился и ушёл.
   В одиннадцать вернулся. Никто не спал, ждали результата.
   - Завтра идём делать предложение, - сказал Михаил.
   - Она согласна?
   - Согласна.
   - Ты сказал, что отвезёшь её за край света?
   - Она согласна.
   - Ну-ну? А благословение отца она получит?
   - Она твёрдо сказала, что поедет со мной. Пару дней назад я приснился ей во сне.
   - Ох уж эти сны! - возмутилась мама Соня. - Ничто иное, как хитрая уловка. И ты поверил!
   - Феликс! - Михаил взял за руку брата. - Мы гуляли три дня назад в городском саду на Дерибасовской?
   - Да, гуляли. Ну и что? Ха-ха, все там гуляют. Об этом нетрудно догадаться. И она видела во сне, как ты там гуляешь? Вот хитрованша! - восхитился Феликс.
   - Феля, а ты помнишь, что мы в городском саду у бородатого художника хотели купить одну картину?
   - Картину? Да. Развалины старой крепости, что в парке.
   - Так вот, она видела нас во сне. И меня, как я держал в руках эту картину и как торговался.
   - Не убедил. Она могла случайно там оказаться и видеть нас.
   - Она описала, как мы с тобой катались потом на катере и о чём говорили.
   - Не убедил. Она могла следить за нами.
   - Но я помню всех пассажиров. Их было не более десятка. И ты их разглядывал. Не было её там!
   Феликс задумался.
   - Да, странно. Чертовщина какая-то. Не иначе - судьба.
  
   Ефим и Ираида, извещённые по междугороднему телефону, прилетели первым же утренним рейсом.
   И завертелась катавасия. Ефим переживал молча, а Ираида рвала и метала.
   - Кто? Что за особа? Что за семейка? Как они познакомились? Феля, мерзавец! Это твои штучки, ты их специально познакомил! Случайность? Случайностей не бывает! Эта девица вас поджидала. Ведь вы сами сказали, что она видела его во сне. Она легко могла узнать, когда вы выйдете из дому. Не иначе, она колдунья, ведьма! Она ему что-то в вино подсыпала! О, Боже! Она нам испортила мальчика, навела на него порчу! Иначе как он мог влюбиться так сразу, так безоглядно?!
   - Вы правы, тётя! Она и мне подсыпала. Чувствую, что я тоже влюбился. Если Мишка не женится, я сам на ней женюсь. В два счёта!
   - Соня! Убери прочь с моих глаз своего шутника! Нет, я этого не допущу! Только через мой труп! Будьте прокляты вы и вся ваша семейка! Как вы нам всё подгадили!
   - Тётя! Не увлекайтесь! - нахмурился Феликс. - Ваше горе можно понять, но свои проклятия держите при себе. Не то, если мама разойдётся, мало вам не покажется.
   - Плевать я хотела! И где взялась эта шлюха на нашу голову? Я говорила тебе, Ефим, чтобы он в Одессу не ехал. Тут нет порядочных девушек, одни бляди и сутенёры. Твой племянничек Феля - первый сутенёр!
   - Нет, до первого мне ещё далеко, - скромно сказал Феликс. - Я ещё маленький. Я ещё учусь.
   - Одесские шуточки! Они у меня уже в печёнках сидят.
   - В печёнке, тётя, - поправил Феликс.
   - Пошёл вон, подлец! Если я говорю: в печёнках, значит - в печёнках. Эта девчонка - твоя бывшая любовница?
   - Ираида, что ты такое говоришь! - разгневалась мама Соня. - Он - ещё мальчик.
   - Не свисти! По нему видно, что давно уже нет! Пробы на нём ставить негде.
   - А как вы определяете, тётя Ираида? По какому органу? - поинтересовался Феликс.
   - По твоим бесстыжим глазам, болван!
   - За себя ручаться не буду, но Ира - точно, ещё девушка. Не гуляла она ни с кем. Никого к себе не подпускала.
   - Ай, не говори! Все они скромницы! Как, ты сказал, её зовут?
   - Ира, Ирина.
   - Ирина!!! - и тут тётя Ираида грохнулась в обморок.
  
   Все кинулись её спасать. Очнувшись, спустя несколько минут, она тут же принялась вопить, вцепившись в сына:
   - Ты что, смерти моей хочешь? Ты что, не знаешь, что у нас так не положено?
   - Что не положено, мама?
   - Нельзя допустить, чтобы у свекрови и невестки было одно и то же имя! А если такое допустить, свекровь скоро умрёт. Непременно.
   - Мама, это всё - еврейские предрассудки. Выдумки древних раввинов.
   - Не гневи Бога, сынок! Если ты сделаешь это, я очень скоро закрою глаза. Ты этого хочешь?
   - Скоро, это когда? - поинтересовался Феликс. - Уже в этом веке?
   - Нет, он меня уморит уже сегодня, этот мерзавец! Скоро - это непредсказуемо. Может быть, сразу же на второй день после свадьбы.
   - Нет, я хочу знать точно. Тётя, на второй день можно. Главное, чтобы вы не испортили торжества. Тётя, а можно я умру вместо вас? Это для меня - большая честь!
   - Но будем говорить серьёзно, - вставился простак Ян. - Я не пойму, об чём речь. Ведь она же - Ирина, а ты - Ираида.
   - Об чём, об чём, об кирпичом! - процедила интеллигентная московская родичка. - Ты в мой паспорт загляни. И-ри-на!
   - Так ты - Ираида для форсу? Да, проблема...
   - Мишенька! Сынок! Передумай, пока не поздно. Я тебя заклинаю!
   - Поздно, мама. Я дал слово.
   - Ай, слово! Как дал, так и взял.
   - Вы с отцом меня учили другому. Что слово мужское - железно.
   - Научили на свою голову. Но что люди скажут! Ведь эта семейка - не нашего круга! От тебя отвернутся все твои друзья. Все родственники.
   -Что мне до них! Они сами по себе. Я - сам по себе. Я уже, мама, не могу жить один. Сопьюсь к чёртовой матери. Мне нужен друг и сдерживающая рука.
   - И ты за три часа знакомства в ней это разглядел?
   - Да, я так чувствую.
   - Ну-ну. Хорошо, идём знакомиться. Хочу посмотреть на этот притон и на эту семейку.
   - Мама, держи себя в руках!
  
   Отправились на Молдаванку. Нашли подвал, в котором жила семья Спектор. Спустились на пятнадцать ступенек. На последней ступеньке тётя Ираида вновь потеряла сознание.
   Очнулась она в постели, на удивление мягкой и чистой. Над ней склонились участливые лица двух женщин - Сони и Серафимы.
   - Я где?
   - Вы у нас, - мягко сказала школьная техничка. - Как вы себя чувствуете? Вам лучше?
   -Да, хорошо, лучше не бывает. Вы - мама?
   - Да, я Ирина мама, меня зовут Серафима, для вас - Фима. А моего мужа зовут Гершл, Гриша. Он и старшие три дочери сейчас на работе. А это - Ирина, младшенькая.
   Ирина отрешённо сидела за столом. Михаил стоял рядом, положив руку ей на плечо.
   - Так это она? Невзрачная...
   - Какую имеем, - поджала губы Серафима.
   - Извините, вы должны меня понять, как мать. Я волнуюсь за судьбу своего ребёнка.
   - Я тоже, это понятно.
   - Мой сын вдруг влюбился в вашу дочь. Понимаете, на пляже, между купанием и загоранием.
   - Так случается.
   - Но он уже хочет на ней жениться!
   - О, до этого ещё далеко, поверьте мне. Видите ли, у нас четыре дочери. Все - незамужние. И пока старшие не устроят свою судьбу, Ирине придётся потерпеть. Мой Гриша так решил. А он от своего решения не отступит.
   - Вы уверены?
   - Да,
   - Разумное решение. Нам тоже, знаете ли, некуда спешить.
   - У меня до конца отпуска - два дня, - уточнил Михаил.
   - А что, тебе, сынок, уже никогда больше отпуск не дадут? - через силу улыбнулась мать.
   Тут Ирина выскочила из-за стола и кинулась прочь.
   - Беги за ней! - крикнул Феликс.
   - Стой, Миша, я тебя умоляю, если не хочешь моей смерти!
   Но Миша убежал.
   - Горячий у вас сынок!
   - Да и ваша дочь с характером!
   Ираида поднялась с постели.
   - Приятно было с вами познакомиться. Извините меня, Фима! Нервы, понимаете ли.
   - Понимаю.
   - Давайте оставим этот вопрос до следующего отпуска сына. Пусть молодые проверят свои чувства. Время покажет. Время лечит.
   - Пускай. Хороший у вас сынок. Положительный. Счастья ему!
  
   На том и расстались. Все, кроме Феликса, вернулись домой в приподнятом настроении. Михаил не появлялся. Но тётя Ираида уже воспрянула духом.
   - Всё вышло даже лучше, чем я ожидала. А Михаил перебесится. Он - человек настроения. Весь в тебя, Ефим.
   Дядя Ефим иронически взглянул на жену.
   - Если весь в меня, то дело так просто не кончится. Вспомни, как мы с тобой поженились. За два дня. Пришёл, увидел, победил. И увёз тебя на Сахалин.
   В конце тридцатых годов молодой инженер Ефим Капцан вслед за старшим братом Ильёй отправился на остров Сахалин, на разработку нефтяных месторождений. Трудились героически, за что оба были награждены орденами. Старший - орденом Трудового Красного знамени, младший - орденом Ленина. Это помогло им в дальнейшей карьере. Илья стал руководителем горнодобывающего комбината, Ефим - железнодорожным генералом.
   Михаилу было в кого пойти.
   - Вот ещё вспомнил, - засмеялась тётя Ираида. - Мы историю делали. А сейчас всё по-другому. Другое время, другие нравы. Соня! Я всё же хотела бы с Изольдой познакомиться. И с её родителями. Уверена, что не всё ещё потеряно. Он перебесится и осознает, что для него лучше. Позвони им, пусть они нас примут.
   - Без Миши?
   - Пойдём без него, неизвестно, когда заявится, и захочет ли идти с нами. У него есть ключ от квартиры?
   - Имеет.
   -Вот и прекрасно.
   Родители отправились в гости, Феликс - на танцплощадку.
  
   Вернулся он домой поздно, около двенадцати. И уже в передней услышал громкий плач и крики.
   Ефим, Ян и Соня сидели на диване, мрачнее тучи. Ираида за столом обняла за плечи рыдающую женщину и сама рыдала и выла, как белуга. Феликс узнал в гостье Фиму Спектор. Страшная догадка пронзила его мозг: "Неужели покончили с собой?"
   Оказалось, что Серафима ждала Капцанов и Железных у подъезда. Плача, она показала им записку дочери:
   "Мама, папа, не волнуйтесь. Мы улетаем к Мише на восток, в военный городок. По приезде обязательно распишемся. Без росписи вместе жить мы не будем, я вам обещаю. Я, конечно, вас люблю, но Миша - моя судьба! И я лучше вас знаю, как строить свою судьбу. Целую вас и сестричек. Не сердитесь! Всё образуется. Я напишу. Ира".
   Капцаны обнаружили на столе записку аналогичного содержания, подписанную Михаилом.
   Две матери долго сидели, обнявшись. Их сроднило общее горе.
   - Почти по Шекспиру, - сказал Феликс и, хлопнув дверью, прошёл в свою комнатку.
   Свалился на кровать и заплакал. Ему вдруг стало очень жалко себя и досадно, что он так легко упустил эту замечательную девчонку, с которой несколько лет учился в одном классе, но как-то не обращал на неё особого внимания.
   "Болван ты, болван, - ругал он себя. - И когда поумнеешь?..
  
   ... Ира действительно оказалась колдуньей. волшебницей. Она быстренько прибрала Михаила к рукам. Он остепенился, перестал толстеть и пить. Через пол года получил ещё по одной звёздочке на погоны и был переведен в Белоруссию, в Оршу. Ещё через три года стал майором, командиром эскадрильи.
   Ефим и Ираида в невестке и двух внученьках души не чаяли, одаривали их лаской и дорогими подарками. Для Гершла, Серафимы и сестёр Ирины дом их был всегда радушно открыт. Без лицемерия звали в гости.
  
   Неожиданный отъезд младшей дочери потряс дядю Гершла. Все ждали, что он вконец сопьётся. Но сознание того, что он породнился с богатой генеральской семьёй, потрясло его ещё больше. И он остепенился.
   Вскоре семью переселили из подвала в большую коммунальную квартиру. Не прошло и года, как две дочери, вторая и третья, также вышли замуж. Правда, за простых рабочих парней. Но и это было большой удачей. Сложилось общее мнение, что удачу семье принёс смелый поступок Ирины. И ей были благодарны.
  
   4.
  
   Забегая вперёд, скажу, что однажды, спустя двадцать лет после побега молодых, Феликс побывал в гостях у двоюродного брата.
   Сорока шестилетний полковник Михаил Капцан был уже военным пенсионером и работал на солидной должности в горсовете эстонского города Тарту, где много лет размещалась лётная часть.
   Ирина раздобрела, побелела лицом и перекрасилась в блондинку. Она стала настоящей гранд-дамой, одетой в моднейшее платье и туфли, сверкающей золотом и бриллиантами.
   И Феликс влюбился в неё ещё сильнее. Но виду не подал, хотя душа его переполнялась страданием. Понравились ему и её девочки, высокие в отца, старшая из которых была уже студенткой. Семья выглядела очень счастливой. И, скорее всего, это не было показухой. Феликса, сердце которого грыз червь ревности, всё же грела мысль, что он причастен к этому спокойному семейному счастью. Что есть в этом и его несомненная заслуга...
  
   ...Ведь операция под кодовым обозначением "Золушка-66", названная так по аналогии с популярным в тот год кинофильмом "Айболит-66", была разработана им, Феликсом (с привлечением Риты Залесской) в тот самый день, утром которого он узнал, что двоюродный брат Михаил едет в Одессу с одной-единственной дурацкой целью: найти себе верную жену-еврейку.
   Ира с Феликсом дружили с пятого класса, сидели за одной партой. И она была ему, как сестра, с которой можно было обсуждать всё на свете, начиная от книг и школьных новостей и кончая темами интимными и даже подробностями его очередного романа с внеочередной девицей.
   Ирина выслушивала подробности серьёзно, понимающе, с неподдельным интересом (своих-то романов ещё не было и в помине), давала дельные советы, обнаруживая недюжинную интуицию и прекрасное знание девичьей психологии. Она была, как говаривали в старину, в девятнадцатом веке, его сердечным другом, наперсницей. Странно, но вплоть до её исчезновения Феликсу и в голову не приходило рассматривать Ирину под другим углом зрения. Сами понимаете, под каким.
   Поэтому желание попытаться, используя удачный момент, выдать подружку Ирочку замуж (чем чёрт не шутит!) возникло в его изобретательном уме вполне естественно, хотя и спонтанно. А Рита Залесская, ближайшая подруга Иры, после подружки по имени Феликс, предвкушая интрижку, согласилась участвовать в претворении этого плана в жизнь.
   Феликс разработал сценарий, а Рита взяла на себя режиссуру, ориентируясь по ситуации.
   Четыре дня не удавалось познакомить парочку между собой. То Иру не могли вечером вытащить из дому (посвящать её в дело было нельзя, ни за что не согласилась бы), то Михаил был занят походами по домам невест.
   Последний шанс представился в воскресенье, и тут уж хитрецы-заговорщики не упустили его.
  
   Так получилось, что девушки пришли на трамвайную остановку за пол часа до семьи Железных. Но пропустили несколько трамваев, - Рита возмущалась тем, что они, видите ли, переполнены. Затем, когда подошли Железные, она при посадке протолкнула Иру вперёд, да так ловко, что та оказалась прижатой к Михаилу - маленькой грудью к большому животу.
   Приехали на пляж. Поначалу молодёжь прохаживалась вдоль кромки моря вчетвером, но Рита вдруг пожаловалась на головную боль, а Феликс как галантный кавалер вызвался проводить её в медпункт. И они отсутствовали более часа. Любопытная Рита расспрашивала о лётчике, и Феликс поведал ей то, что знал. Кроме всего прочего, рассказал он ей также, что они с братом гуляли по горсаду, чуть не купили картину с видом на развалины крепости, что катались на катере и обсуждали вопросы международной политики. Тогда и возникла у Риты мысль о "вещем" сновидении. Феликс идею одобрил, но выразил серьёзное сомнение, согласится ли на это Ира.
   - Если хочет замуж, согласится. - уверенно ответила Рита. - Когда пойдём домой, я проведу с нею сеанс внушения. Пригрожу, что сама его заберу.
   А лётчик и юная одесситочка, ничего не подозревая, были в этой пьесе для двоих не столько актёрами, сколько статистами.
   Заговорщики предполагали, что, возможно, - о, если бы! - у молодых людей возникнет интерес друг к другу. Затем, возможно, - о, если бы! - они обменяются адресами. Затем, возможно, - о, если бы! - между ними завяжется переписка. А дальше - кто знает...
   ...Но никто, ни один человек в целом мире, не мог бы предположить, что кульминация и развязка этой пьесы будут разыграны столь молниеносно, изломав каркас сценария в щепки!
  
   Так оно и осталось в тайне. Хотя Феликсу не раз хотелось эту тайну открыть - как молодой паре, так и её родителям. Останавливало его только то соображение, что никто не поверил бы в правдоподобность этой истории.
  
  
   ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
  
   Повествующая о том, какими трудовыми достижениями встретили братья Железные полувековой юбилей Великого Октября.
  
  
   1.
  
   Ещё в десятом классе Железный Феликс открыл для себя неплохой вид заработка. Он прекрасно освоил технику линогравюры. Довёл её до совершенства. Покупал у укладчиков обрезки линолеума. Шлифовал его шкуркой нулёвкой, а потом и доводил до кондиции зубным порошком. И гравировал днями и ночами. И оттиски своих гравюр предлагал областным и городским газетам. Их всё чаще брали, и даже иногда заказывали новые.
   Тематика была разнообразной. Иллюстрации к произведениям писателей по случаю юбилеев. Виды Одессы. Заставки, виньетки к тематическим и литературным страницам. Платили мало - от десяти до двадцати рублей. Но и это были деньги!
  
   Лето 1957-го года выдалось очень тревожным для евреев Союза и, в частности, города Одессы. На Ближнем Востоке гноился нарыв войны. И вот-вот должен был прорваться.
   Шесть арабских государств, поддерживаемых Советским Союзом, придвинули свои войска вплотную к границам Израиля и грозились покончить с ним, скинуть его в море.. Контингент ООН, находящийся в буферной зоне, покинул Суэцкий полуостров по требованию Египта и Сирии. Путь к наступлению был открыт. Несмотря на это, советская пропаганда вовсю клеймила "израильского агрессора".
  
   Одесские евреи прекрасно понимали, что война, при любом её исходе, коснётся и их также.
   И симптомы уже обозначились. Усилился государственный антисемитизм. Явственней обозначились ограничения при приёме на работу.
   А когда же Израиль неожиданным упреждающим ударом, молниеносной шестидневной войной показал всему миру, а особенно, Советам, кто есть кто, отношение Москвы к отечественным евреям стало ещё хуже. Многие центральные периодические издания почти в открытую писали о "пятой колоне", о поддержке и одобрении нашими евреями захватнической политики Израиля.
   На всех предприятиях проходили "стихийные" митинги, где "агрессора" клеймили позором, читая утверждённый текст по бумажкам. После окончания митинга бумажки собирали в конверт, и ответственные лица брали их с собой на другое предприятие.
  
   Этой осенью Феликс намеревался поступать в педагогический институт, на художественно-графическое отделение. Но у него не было достаточной профессиональной подготовки. Он вряд ли выдержал бы экзамен по специальности, - по рисованию и композиции. В основном, сюда поступали выпускники двух одесских художественных училищ и трёх художественных школ.
  
   Но главной причиной, удержавшей Феликса от подачи документов, был его иудейский фейс. И хотя пятая графа в паспорте была в порядке, но, как говорили тогда в Одессе, бьют по морде, а не по паспорту.
   Все домашние убеждали его потерпеть и в институт не соваться, пока на Востоке не утрясётся. Оно так и не утряслось.
   - Сейчас такое время, - говорила мама Соня. - Что лучше не высовываться.
   Эту сакраментальную фразу она повторяла, по поводу и без повода сотни раз на протяжении всей своей жизни. Вся тихая жизнь её прошла под знаком "такого времени".
   А пока что Феликс поступил на подготовительное отделение в этот же институт.
  
   Встал вопрос об устройстве на работу. Нужно было где-то годик перекантоваться.
   - Не спеши! - остановил его брат Семён. - Сдай куда-нибудь документы, только чтобы стаж шёл. Но не работай, а зарплату отдавай начальнику.
   - И что дальше? На горбу у родителей сидеть? - возразил Феликс.
   - Не дрейфь, всё будет о-кей! Вот-вот начнётся жатва!
  
   Но вовсе не жатву колхозных полей имел в виду Сеня.
  
   Неотступно приближался большой юбилей - пятидесятилетие Советской власти. И нужда в наглядной агитации росла с каждым днём. В начале сентября - достигла апогея.
   Посыпались заказы, - один выгоднее другого.
   Самыми щедрыми были совхозы.
   Платили не только деньгами, но и натурой: мясом, птицей, яйцами, подсолнечным маслом, картофелем, яблоками, бахчевыми. Семейство Железных уже не знало, куда складывать всё это добро. Но пронырливый Семён и тут нашёл выход. В пригороде, в частном секторе, за пару рублей арендовал у бабок два холодных погреба.
   А также двор арендовал, причём совершенно бесплатно. Да и бабкам было развлечение - глазели, "як мажуть" художники.
   Добычей заказов занимался исключительно Сеня. Младший брат был к этому не приспособлен. Его молодость и некоторая застенчивость не внушали доверия и респекта.
   А Семён напускал на себя важный вид и загибал такие цены, что Феликс ахал от восхищения.
   Но старший брат не имел представления, сколько времени может забрать та или иная работа. Поэтому, приехав в совхоз и получив перечень необходимой наглядной агитации, брал два-три дня на раздумье. Советовался с Феликсом, вместе определяли общую сумму.
   - Так ты говоришь, шестьсот рублей? Нет, округлим. Скажем так, семьсот пятьдесят. За три недели работы вдвоём. Не мало ли?
   - Да ты что! - глаза у Феликса чуть ли не вылезли из орбит. - Это шикарно! Но вряд ли они заплатят столько. Это - вдвое выше комбинатовских расценок.
   - Ну, Феля, ты не знаешь, сколько сейчас худкомбинат берёт! Да он уже полгода, как не принимает заказов вообще!
   - Что ж, попробуй. Уступи, если заартачатся.
   - Как бы не так!
  
   По мере того, как Семён приближался к конторе совхоза, аппетит у него разгорался всё ярче.
   И, в результате жарких переговоров, под заказ этот он выбил ровно тысячу рубликов. Что называется - округлил!
   Феликс был в восторге:
   - Сеня, расскажи, как ты это делаешь!
   - Очень просто, - отвечал пройдоха Семён с широкой белозубой улыбкой. - Пришёл я к председателю, парторгу и профоргу не абы як, а с форсом! Теперь зырь! Начинаю производить впечатление. И не просто так, а за деньги. И не просто за деньги, а - за большие деньги! Считай! Шляпа - пятьдесят рублей! Бабочка - пятьдесят рублей! Это я ещё продешевил, - они чуть мозгами не поехали, когда увидели мою бабочку! Лакированные штиблеты, - они таких даже в кино никогда не видели, - ещё стольник. Белый шарф, как у незабвенного Остапа, - ещё тридцатка наверх. Несколько учёных слов и фраз, типа: "творческая разработка общей концепции стендов", "современное решение интерьера", "эскизная проработка" и так далее - считай, по двадцатнику за штуку. Вот и набежала суммочка!
  
   Купили материалы. Сбили стенды. Принялись малевать. Работали чуть ли не круглосуточно. Ночью над двором светил огромный фонарь.
   Возле них крутились окрестные мальчишки и вызывались помочь. И помогали здорово. Когда - за рубль. Когда - за два. Но чаще - за просто так, "заради интересу".
   Феликс иногда ненадолго отвлекался от работы и показывал им, как можно лепить чёртиков из чёрного хлеба. Как держать кисточку, когда раскрашиваешь картинку. Как выгнуть силуэт кошки или коня из мягкой проволоки. Чем приводил их в восторженное восхищение.
  
   До октябрьских праздников братья успели выполнить ещё три заказа, на общую сумму почти в две тысячи рублей.
   Заработанные деньги делили поровну, хотя младший был мастером, а старший - жалким подмастерьем. Но Феликс прекрасно понимал, что без деловой хватки брата не заработал бы и трети.
   Эта сумасшедшая гонка закончилась в ночь на шестое ноября. Ещё день братья помогали монтировать стенды.
  
   Не успели оглянуться, как подошёл Новый год.
   Братья встретили его во всеоружии. Были ими сбиты несколько десятков подрамников размером метр на полтора и обтянуты простынным полотном. Феликс размашисто рисовал на них Дедов Морозов, Снегурочек и зайчиков на санках. Кроме, того, обязательную ёлочку. И надпись "С новым Годом!", украшенную ватой и блестящей мишурой.
   Примитивные картинки эти разошлись "на ура".
  
   Заработанных денег с лихвой хватило им на всю зиму. Ещё и родителям сделали подарок, купили новый телевизор "Электрон".
  
   Железный посещал изостудии при Дворце моряков и Дворце студентов. Рисовал с натуры. Работал над собой. На подготовительных курсах был самым успешным и подающим надежды. Зачёты сдал прекрасно. И уже в мае без сдачи экзаменов был зачислен на первый курс худ-графа.
   Всё складывалось для него прекрасно.
  
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ
  
   Повествующая о том, какое повышенное внимание, следуя заветам Ильича, оказывали нашему герою десятки юных пионерок, собранные со всей Украины. И как его чуть было не обвинили в педофилии, но потом передумали.
  
  
   1.
  
   В начале мая Семён нашёл большую халтуру, - оформление пионерского лагеря "Заветы Ильича" (опять Ильич тут как тут!), расположенного на пятнадцатой станции Большого Фонтана. Причём, лагерь не простой, а образцово-показательный. Всеукраинского значения. Принадлежащий Центральному Совету профсоюзов Украины.
  
   Это был очень ответственный заказ, но - хорошо оплачиваемый!
   Основную работу - огромные стенды и транспаранты - выполнили художники комбината худфонда. Но оставалось ещё множество мелких работ - стенгазеты, дверные таблички, указатели, распорядки дня, правила поведения, тексты различных песен и гимнов, оформление пионерской комнаты и столовой, флаги и вымпелы.
   Пантелей Парфентьевич, начальник пионерского лагеря, полковник в отставке, Герой Советского Союза, пожилой мужик с бровями, как у Брежнева, выделил двум нашим художникам просторное помещение. Не скупился на деньги, хорошо кормил в уже работающей столовой лагеря. Дал им комнату для ночлега. Но ежедневно подгонял:
   - Вьюноши, время не ждёт, поджимает! Давайте в темпе! Открытие - на носу!
   На носу у него было старомодное пенсне, которое всё время спадало, но не падало на пол, ибо держалось на золотистом шнурке.
  
   Время действительно поджимало. Братья трудились, не покладая рук.
   Весь персонал пионерлагеря, в свободное от работы время, приходил на них посмотреть. И все цокали языками и чмокали губами, восхищаясь их мастерством.
  
   Уже через пару дней рыжие братья-разбойники обзавелись секс-партнёршами. Семён совратил медсестру Генриетту Михайловну, даму лет тридцати, сухощавую, строгую, малопривлекательную, но хорошо обеспеченную мужем-мариманом.
   Феликс очаровал помощницу шеф-повара Оксану, семнадцатилетнюю симпатюлю, пышечку, с ямочками на щеках, беспредельно страстную в любви. Приходя на свидание, тихонько проникая в их комнату, она каждый раз приносила что-нибудь вкусненькое: то пончики с повидлом, то зажаренную половинку цыплёнка, то плацинду с кабаком, то кусок отваренного, а затем запечённого, нашпигованного морковкой и чесноком мяса. Ела это мясо вместе с ним, чтобы он не стеснялся запаха чеснока.
   Всей этой вкуснятины не было в меню. Она тайком готовила, старалась для любимого. Но Феликсу было скучно с ней. Примитивное дитя рабочей Пересыпи. Секс-машинка, мягкая игрушка, - и только. Впрочем, - всегда на подхвате, под рукой, а то и под ногой - и он это ценил.
   Семён не мешал им, все вечера ночи проводил в комнате медсестры.
  
   В двадцатых числах мая в лагерь "Заветы Ильича" приехала старшая пионервожатая, Лидия Максимовна Шуметьева.
   Когда братья увидели её, они буквально обалдели. Языки у них запали, и они долго не могли произнести и слова.
   Яркая брюнетка с голубыми глазами, что само по себе - большая редкость, двадцатитрёхлетняя Лидия Максимовна производила сногсшибательное впечатление на всех мужчин, без исключения. У неё был идеальный украинский тип лица - точёное, очень белое, с ярким румянцем на пол щеки, с чёрными, изящной формы бровями. Глаза её сверкали, как два идеально отшлифованных голубых опала.
   И фигура была подстать. Очень стройная, с тонкой талией. Бёдра и грудь, как говорится, в самый раз! А ноги... Ноги старшей пионервожатой - это... это... это вообще отдельный разговор!
  
   И внутренне, характером своим Лидия Максимовна оказалась незаурядной личностью. Обаятельная в разговоре и общении, живая, бойкая, энергичная, предельно коммуникабельная, она привлекала к себе людей, притягивала, как сильный электромагнит, постоянно находящийся под напряжением.
   Все, и мужчины и женщины, слушали её, открыв рты. Все умолкали, когда она начинала говорить. Потому что говорила она так умно и так по делу, что любое чужое слово, сказанное поперёк, сразу превращалось в глупость. И собеседник прекрасно это сознавал и тушевался.
  
   Авторитет Лидии Максимовны вырос до небес, когда выяснилось, что она - корреспондентка одной из республиканских газет, член ЦК комсомола Украины, и прибыла в пионерский лагерь по путёвке ЦК.
   Сам Пантелей Парфентьевич, на что уж полковник, фронтовик и герой, и тот сник перед новой старшей пионервожатой, а через пару дней вообще отошёл в тень, передав в её руки руководство лагерем. И она с лёгкостью и житейской мудростью, непонятно как приобретённой в столь молодые годы, решала все вопросы и проблемы, множество которых возникало ежедневно.
   Все - и главврач, и шеф-повар, и завхоз, и физрук, и начальник охраны, и даже кураторы из обкома профсоюза - все они с этого момента по всем вопросам обращались исключительно к Лидии Максимовне, а не к тугодуму-полковнику.
   Парфентьевичу оставалось только одобрять её решения, что и делал он беспрекословно.
  
   Старшая пионервожатая, энергия из которой била фонтаном, тут же взяла в оборот братьев Железных. Впрочем, как и всех остальных людей на территории подведомственного ей лагеря.
   Поначалу она категорически забраковала половину из того, что они уже успели намалевать. И велела, - то, то и то переделать, а вот это вообще выкинуть с глаз долой!
   - Но где время взять? - взмолились братья, робея под её насмешливым взглядом. - Через десять дней - открытие!
   - Я вам одолжу! - заверила Шуметьева.
  
   И, представьте себе, одолжила! Потому что привезла с собою массу нормативных материалов и методических пособий, подробно объясняющих, каким должно быть наглядное оформление образцового пионерского лагеря. С фотографиями и цветными рисунками, на которых показаны были образчики стендов, стенгазет, плакатов.
   Братья воспрянули духом. Теперь уже не приходилось им ничего придумывать и изобретать, на что уходила масса времени. Копируй - и все дела!
   И работа закипела.
   - Ну и Лидия! Вот это - человек! - восхищался Семён.
   - Потрясно! - вторил ему Феликс, который уже влюбился в Лидию Максимовну по самые уши. Ибо, как я уже упоминал, влюблялся мгновенно, с пол оборота.
   Влюблённость эта была чисто платонической, ибо ни о какой интимной близости с такой блестящей, незаурядной, авторитетной личностью речи быть не могло. И Феликс отдавал себе в этом отчёт. Но - обожать её, восхищаться ею, любоваться ею, ловить её взгляд, впитывать в себя каждое её слово, - кто бы мог ему это запретить!
   Лидия Константиновна чувствовала, что парень неровно дышит в её присутствии, но никак не реагировала. Не привыкать ей было к повышенному вниманию парней и мужчин.
  
   2.
  
   Через пару дней, в полдень, она подольше задержалась у столов, где трудились художники.
   - О, вот это - уже другой компот! - решила похвалить она их работу. - Мальчики, вы растёте прямо на глазах.
   И, дав несколько ценных указаний, спросила:
   - Мальчики, вы не знаете кого-либо, кто бы мог вести в лагере кружок рисования и прикладного творчества? Я имею в виду: выжигание на фанере, вырезание силуэтов из цветной бумаги, вышивание, макраме, лепку из пластилина.
   - Таковых не знаю, - сказал Семён, - вот если бы кружок бальных танцев и галантного обращения...
   - А вы, что, специалист по этому делу? - Лидия Максимовна подняла вверх свои прекрасные чёрные брови.
   - Вообще-то нет, но я мог бы попробовать.
   - Ах, вы шутите, а я серьёзно спрашиваю. Кружок рисования нам крайне необходим.
   - Я сейчас как раз поступил на худ-граф педина. Спрошу у преподавателей, может быть, кого-нибудь это заинтересует, - предположил Феликс.
   - Лидия Максимовна! - воскликнул Семён. - Есть идея! А почему бы вам не предложить моему брату этим заняться?
   - Вы опять шутите! Сеня, вы неисправимы!
   - Нет, на этот раз я вовсе не шучу. Как вы уже заметили, надеюсь, он прекрасный художник! Кроме того, готовый мастер прикладного искусства. Лучшего вам не сыскать! Режет гравюры и фигурки, лепит из глины, выгибает различные силуэты, рисует на стекле, выжигает.
   Насчёт стекла и выжигания, это Семён приврал.
   - Да? Это интересно, - сказала Лидия Максимовна. - Но тут нас больше интересует умение общаться с детьми, некоторые, так сказать, педагогические навыки.
   - Насчёт этого можете не беспокоиться! - заливался соловьём Сеня. - Он - врождённый педагог! К тому же, студент педагогического института. Видели бы вы, как липнет к нему малышня!
   - Когда это липла? - решил уточнить Феликс.
   - Ты что, не помнишь, - когда мы работали во дворе у бабы Клавы? Помнишь, ты показывал окрестным ребятам, как лепить чёртиков, как рисовать, как силуэты гнуть. Да они же от тебя потом отстать не могли!
   - Да, - вспомнил Феликс, - было.
   Лидия Максимовна немного подумала и сказала:
   - Что ж, можно попробовать. А не то, пока будем искать другого человека, только время упустим. Феликс, а на каких условиях вы бы согласились работать у нас всё лето? Причём, не только вести кружок, но и выполнять обязанности художника. А именно - каждую смену рисовать по одной стенной газете для всех отрядов. А их у нас - шесть. Изготавливать реквизит для всяческих мероприятий, которых мы будем проводить немало. Ну и потом, - любые объявления, надписи, оформление итоговых альбомов. Работы, в общем, немало. Скучать не будете.
   - Да, проблемки у вас...- протянул Семён. - Бери побольше, кидай подальше. Если бы это касалось меня, то я бы вам загнул цену - ой-ёй-ёй! Но брат мой - скромный парень. Дадите ему корочку хлеба с маслом и стакан молока, он и будет доволен.
   - Так на что вы рассчитываете, Феликс? - нетерпеливо повторила Лидия Максимовна.
   - Я даже не знаю. Не могу сказать. Предложите сами, - нерешительно проговорил Феликс.
   - Хорошо, я переговорю с Парфентьевичем. Иду к нему прямо сейчас!
   Она не откладывала в долгий ящик. Не имела такой привычки. И быстрой, энергичной походкой направилась к зданию администрации.
   - Швидкая дамочка! - восхитился Семён. - Слово и дело!
  
   Шуметьева вернулась через пол часа.
   - Так, с начальником мы обговорили. Предложения таковы. Отдельная комната для проживания - раз. Питание в столовой - бесплатное, как у всех сотрудников, - два. Впрочем, чисто формально они платят за питание, где-то около семи рублей. Но вас это не будет касаться. Кроме того, оформим вас на должность руководителя кружка с окладом восемьдесят рублей в месяц - это три. Подходит? Сейчас ответите или подумаете?
   У Феликса перехватило дыхание. Это были царские условия! Отдельная комната на весь летний сезон, прямо у моря! Да только за это курортники платили хозяевам двести-триста рублей в месяц! А тут ещё и бесплатное питание по повышенным нормам! Да ещё и восемьдесят рублей зарплата! Здорово!
   Но не успел он ответить, как вмешался Сеня.
   - Условия, конечно, неплохие. Я так думаю, что мой брат их примет. Но есть ещё одна просьбичка.
   - Какая? - невозмутимо спросила Лидия Максимовна.
   - У нас есть маленький братик. Восемь лет ему.
   Феликс недоумённо посмотрел на старшего брата.
   - Ну да, Феля. Ведь мы же не можем забыть о Гарике! Очень хилый ребёнок! Ему бы совсем не помешали свежий морской воздух и диетическое питание!
   - Этот вопрос я также должна обсудить с начальником лагеря.
   Лидия Максимовна развернулась на каблуках и снова отправилась к Парфентьевичу.
   - Ты что, сдурел? Причём тут Гарик?
   Семён примирительно улыбнулся.
   - Феликс, но мы же должны помочь Мире! Какая-никакая, но всё-таки - наша сестра. Кто ей поможет, как не мы?
  
   Да, конечно, Мире следовало помочь. Но как только Феликс подумал о сестре и племяннике, тошно ему стало. Мира не из тех людей, что способны испытывать благодарность. Это доброе дело вылезет ему боком. Она будет приезжать сюда каждый день и предъявлять всё новые и новые претензии. К нему, Феликсу, и ко всему персоналу лагеря. Она всех тут задолбает! Будет упрекать, то её сыну не уделяют должного внимания. Что за ним не смотрят, что его не кормят, что его обижают. В общем, это будет кошмарный кошмар и ужасный ужас! И чего это Сёма влез со своим дурацким предложением! Добренький, за чужой счёт.
   Но было уже поздно. Вернулась Лидия Максимовна.
   - И этот вопрос утрясён. Берём вашего братика на весь сезон. Получите льготные путёвки.
   - Льготные, это по сколько?
   - По сорок рублей с копейками.
   - Спасибо, Лидия Максимовна! - сказал Феликес. - Принимается. Мой старший брат оплатит эти путёвки.
   Семён скис от такой новости.
   - Хорошо, считаем, что мы договорились. Пишите заявление! Будете зачислены с первого числа.
   - Но наш гонорар за эту работу останется тем же?
   - Да, конечно! Работайте, мальчики! Темпов не снижать!
  
   - Ты что, с дуба упал? - возмутился Семён, когда она удалилась.- С какой это стати я буду платить за Гарика?
   - Предложил, значит плати! Или ты думаешь, что Мира заплатит? Как бы не так! Опять будет плакаться, то нуждается в деньгах, но никто ей не помогает.
   - Верно, она такая. Но ты должен войти в долю.
   - И не подумаю. Достаточно с меня будет - возиться с Гариком. Он мне покоя не даст. Будет ходить за мной, как привязанный, плакать и канючить: "Домой хочу, к маме!" Сопливый болванёнок.
   Семён подумал о Гарике, вечно сопливом и хнычущем худобздее, с прыщами по всему телу и ячменями на веках обоих глаз, и его передёрнуло от отвращения.
   - М-да, погорячился я.
   - Добренький дяденька! Убить тебя мало.
   - Ну что ж, убей меня! Но хоронить будешь за свой счёт.
   - Генриетта Михайловна похоронит.
   - О, кстати о птичках. Может, она даст денег на оплату путёвок? Скажу, отдам, когда Парфентьич с нами рассчитается.
   - Да, ты отдашь... Когда рак свиснет.
   - Ну, ты же меня знаешь. Я всегда отдаю. Когда-нибудь... Рано или поздно.
   - Да, знаю. Потому тебе и одалживаю.
   - И правильно делаешь, мой мальчик! Кстати, это называется - давать взаймы, а не одалживать.
   - Всё равно не дам.
  
   3.
  
   Разговоры - разговорами, но жизнь вносит свои коррективы. Конечно, Феликс вошёл в долю, дал шестидесятник на путёвки для Гарика. Кроме того, нытьё Миры привело к тому, что братьям вдобавок пришлось купить племяннику два комплекта пионерской формы. Деньги у них были, Парфентьич рассчитался с лихвой.
  
   Разговоры - разговорами, но обещанной комнаты Феликс не получил. Кураторы из обкома профсоюза и функционеры из республиканского Совета побеспокоились о своих семьях и о своих сопливых детях. И им выделено было пять лучших комнат.
   Младшему персоналу лагеря пришлось потесниться и объединиться.
  
   Но руководителя "изобразительной студии" (так солидно, посовещавшись, решили назвать кружок!) не оставили ночевать на улице или в какой-то там палатке. Большой, длинный класс для занятий кружковцев, имеющий две двери, два входа - со стороны центральной аллеи и со стороны хозяйственного двора - перегородили шкафами. И меньшую часть оборудовали для жилья. Поставили там кровать, тумбочку, небольшой стол, вешалку, провели туда освещение. Получилась вполне сносная комнатушка для одного непритязательного вьюноши.
   Днём, правда, спать там было некомфортно, - мешали громкие детские голоса за перегородкой. Но Феликс никогда не спал в дневное время, не был к этому привычен. Да и работёнки ему хватало - с утра до вечера. Здесь деньги никому зря не платили.
  
   Ярко выраженные знаки внимания оказывали ему девушки-пионервожатые. Но не было никакой возможности завести с ними интрижку и затащить в постель. Они неотлучно, все двадцать четыре часа находились при отрядах. И должны были - очень строгое правило! - ночью спать в отрядах, никуда не отлучаясь.
  
   Поначалу Феликс и сам толком не мог сообразить, с чего начать работу кружка, то бишь, изостудии. Вручил завхозу большой список необходимых материалов и инструментов. Но тот не спешил привозить, всё откладывал.
   А первая лагерная смена уже началась. Прошло три-четыре дня. И неугомонная Лидия Максимовна стала делать прозрачные намёки, - пора, мол, и к своим прямым обязанностям приступать!
   И тут Феликс вспомнил о мыле. И написал объявление о начале работы "изобразительной студии". И прикнопил его к двери столовой.
  
   В назначенное время, после полудника, пришло четыре будущих студийца. Не густо, если учесть, что в лагере отдыхало более чем полторы сотни пионеров.
   Начало было неутешительным. Феликс даже расстроился. Вполне может так случиться, что никто так и не заинтересуется. Ведь в пионерлагере - полным-полно развлечений. Кому охота нудиться, сидеть и рисовать?
   Возраст четырёх студийцев - трёх девочек и мальчика - также не внушал оптимизма. Им было на вид по восемь-девять лет, совсем малышня! Что они могут? Разве что в песочнице ковыряться.
   Но ничего не поделаешь! Назвался груздем - полезай в кузов.
   - Девочки, и ты, мальчик, а у вас мыло есть?
   - Есть, Феликс Янович.
   - А зубные щётки?
   - Есть, Феликс Янович.
   - Пойдите в отряд, возьмите и принесите!
   - А зачем, Феликс Янович?
   - Вернётесь, узнаете.
   Принесли.
   - А сейчас мы с вами будем делать ножики для вырезания. Смотрите, как это делается!
   Феликс заточил ручку зубной щётки об асфальт. На это ушло две-три минуты.
   - Понятно? Приступайте!
   Тщательно, высунув от натуги языки, принялись затачивать. Кое-как заточили. Феликс подправил.
   - А теперь начнём вырезать. Вырежем белочку, грибочек, домик с трубой и собачку.
   - Чур, я собачку! - закричал мальчик, подняв руку.
   - И я хочу собачку! - сказала девочка.
   - И мы хотим собачек!- закричали две других.
   - Хорошо, вырежем собачек. Кто вырежет красивее, тот и станет победителем.
   - А приз будет? - спросила пухленькая девочка.
   - Приз? Конечно! Победитель получит совершенно новый, в обёртке, кусочек мыла.
   - Ура! - закричали все четверо.
   Феликс наметил контуры и объяснил им, как надо вырезать.
   И они принялись за дело. Каждую минуту дёргали учителя за рубашку.
   - А я правильно начала?
   - А я?
   - А как тут дальше?
   - А у меня отвалился кусочек!
   - А у меня ничего не получается.
   Феликс подсказывал, подправлял, утешал:
   - Всё получится!
   Получилось, что все четыре собачки вырезал он сам. Но так ненавязчиво, незаметно, каждый раз вкладывая резачки в руки детей, что у них возникла полная иллюзия, будто этих прекрасных собачек вырезали они сами, самостоятельно, без посторонней помощи. Учитель только подсказал, и всё. Но это помощью не считается.
   - А теперь отполируем платочками. Платочки у вас есть?
   Нет, конечно! Пригодились пионерские галстуки.
   У пухленькой получилось лучше всех, и она получила приз. Вынула мыло из упаковки и стала заворачивать в неё своё произведение.
   - Не прячь! Дай, покажи! - закричал мальчик.
   - Всем показывать, давать, - поломается кровать! - басом ответила девочка фразой, которую, очевидно, не раз слышала в доме или во дворе.
   "Нивроку, развитая нынче пошла молодёжь!" - подумал Феликс.
   И они побежали в отряды хвастаться.
  
   Успехи малышей произвели впечатление на их товарищей и подружек. И через день, на очередное занятие студии, явилось уже человек пятнадцать. В руках у каждого пионера и каждой пионерки было по кусочку мыла, зубные щётки и платочки. Предусмотрели!
   В этот день вырезали различных представителей животного мира. Учитель по многу раз брал в руки все бруски мыла и подправлял работы точными, выверенными движениями. Подрежет немножко и скажет одобрительно:
   - Вот видишь, как хорошо у тебя получается! Старайся, скульптором будешь!
   И опять же, пионеры и пионерки отходили от него, непомерно гордые своими творческими успехами. Внушалась им эта гордость и вера в свои замечательные способности очень умело. Что и говорить, Феликс работал с полной самоотдачей, как профессиональный гипнотизёр!
  
   На следующее занятие пришло более тридцати начинающих скульпторов и резчиков по мылу.
   Феликс Янович встретил их во всеоружии. Разложил на столах множество коробок и коробочек, привезенных завхозом, - гуашь, акварель, тушь цветные мелки, ручки, карандаши, кисти, пластилин, наборы для выжигания, лобзики и фанеру, сорок кусков "Детского" и "Хвойного" туалетного мыла.
   Каждый студиец получил занятие по душе.
   Но резьба по мылу была вне конкуренции!
  
   Ещё через неделю в изобразительной студии занимался весь пионерский лагерь!
   Конечно, класс не вмещал всех. Поэтому, получив задание, пионеры разбредались по территории. И, устроившись где-то на тумбочке, на подоконнике, на ступеньках, - вырезали, лепили, выжигали, рисовали.
   В воскресенье, в родительский день, самодельные сувениры торжественно, гордо вручались мамам, папам и бабушкам, которые приходили в неописуемый восторг. И тут же бежали за туалетным мылом.
   Расхватывали, как перед войной, десятками кусков.
   За три недели ближайший к лагерю магазин выполнил годовой план по этой позиции. А за три месяца - план трёх лет!
  
   К большому удивлению самого Феликса, очень скоро обнаружились и настоящие таланты. Три-четыре студийца вырезали на мыле не хуже преподавателя. Их первые же работы их были впоследствии выставлены на областной выставке детского творчества и получили дипломы. Два десятилетних мальчика-близнеца бесподобно лепили из пластилина. Вылепленные ими фигурки - солдатики, офицеры и генералы - были точными копиями тех, что нарисованы в книжках, с филигранно выполненной экипировкой из пластилина различных цветов - настоящее чудо!
   Впоследствии эти близнецы стали известными режиссёрами и художниками мультипликационного кино.
   Но до того момента, как они пришли в студию Железного, никто, даже родители, и не подозревали о чудесных способностях, скрытых в этих мальчиках!
   Одна девочка лет двенадцати плела замечательные панно в технике макраме. И через десяток лет стала выдающейся театральной художницей. Сплела великолепный занавес для постановки известного всей стране режиссера.
  
   Не успела закончиться эра мыла, как началась эра стекла. Феликс выпросил у завхоза несколько старых оконных стёкол, вооружился алмазным резаком и нарезал множество прямоугольных стёклышек размером с тетрадный листок. И научил детей изготавливать красочные плакетки.
   Техника изготовления была примитивнейшей. На какую-нибудь книжную иллюстрацию накладывается стёклышко. Затем пером, обмакнутым в тушь, обводятся все контуры и линии разделения цветов. После высыхания туши стёклышко переворачивается и ячейки аккуратно заливаются эмульсионной краской, подкрашенной акварелью. Такая вот примитивная техника позволяет изготавливать очень симпатичные, яркие, красочные настенные плакетки.
  
   И эта лёгкость очень привлекала пионеров. Стёклышки разошлись по рукам со скоростью ветра. Десятки художников сидели, где смогли пристроиться, и прилежно рисовали.
   У завхоза очень скоро кончились все запасы стекла. Парфентьич приказал привезти пятьдесят новых листов и на свой страх и риск выделил деньги.
   Но завхоз, как всегда, медлил.
   Тогда пионеры стали бить окна. И приносили бесформенные куски стекла Феликсу.
   - Феликс Янович! Вырежьте нам аккуратненько! Вы же умеете!
   - Где взял? - строго спрашивал учитель.
   - На свалке нашёл. Честное пионерское! - клялся маленький хулиган.
   - Брешешь!
   - Не брешу! Можете Кольку спросить.
   Свидетель Колька стоял тут же, рядом, осторожно сжимая пальцами свой осколок стекла.
   - Порежьте и мне, Феликс Янович!
   Завхоз сильно злился на Железного и на его студийцев и ежедневно жаловался Парфентьевичу:
   - Эти байстрюки в гараже все стёкла повыбивали. И в прачечной.
   - А ты вставляй, вставляй, - невозмутимо отвечал начальник лагеря. - Вот если бы уже купил и отдал Феликсу Яновичу, то, смотришь, и не били бы.
   - Так на эту прорву никаких стёкол не хватит!
   - Ничего, ничего, пусть делом занимаются, чем без дела гонять! - отвечал Парфентьич, вдохновлённый похвалой проверяющих комиссий.
  
   И Феликс был рад за своих подопечных. Но сильно волновало его то обстоятельство, что по всему лагерю валялись мельчайшие осколки стекла. Их не успевали подбирать. А многие пионеры бегали босиком! И если бы хоть один из них поранил ногу - а могло быть очень опасное ранение! - то скандал вышел бы грандиозный.
   Но - бог (или тот, что его там замещает) миловал! За три месяца не случилось ни одного ранения. Ни пореза, ни царапины. Вот такие чудеса!
  
   А проверяющих комиссий было множество! Все хотели на шару пообедать.
   После гама и крика, Содома и Гоморры других пионерских лагерей, "Заветы Ильича" встречали их мёртвой тишиной, нарушаемой только пением птиц и стрекотаньем кузнечиков.
   - Где ваши дети? - ошалело спрашивали проверяющие. - И день, как будто, не для купания, и время не для сна. Куда вы подевали ваших детей?
   Парфентьевич и Лидия Максимовна только загадочно усмехались. И водили их по закоулкам парка, по кладовкам и спальным комнатам. И указывали на группки и одиночек, отрешённо склонившихся над альбомами, фанерками, стёклышками и кусками мыла.
   Пионеры, верные заветам Ильича, не бегали, не орали, не баловались и не хулиганили. Они - творили!
   Комиссии, накормленные и удовлетворённые увиденным, отзывались о лагере в превосходной форме. Конечно, всё это приписывалось заслугам начальства "Заветов". Скромный руководитель студии оставался в тени.
   Но это мало волновало нашего героя.
  
   А волновало его совсем другое.
   Кроме поварихи Оксаны, мешали ему спать думы о золотом дне.
  
   4.
  
   Дело в том, что в лагере не было своего фотографа.
   Пару раз приходил какой-то забулдыга. Рассадив на скамье и расставив пионеров в четыре яруса, перещёлкал за час все шесть отрядов.
   В ближайшее воскресенье он пришёл к воротам и продавал фотографии родителям. И хотя эти фотки были очень низкого качества, разбирали их очень хорошо.
   Как раз в этот день дежурным воспитателем у ворот назначен был наш Феликс. И поражался, как легко и непринуждённо никчемные, вроде бы, людишки зарабатывают большие деньги.
  
   "Нашёл чувачок золотое дно! Могут же люди!"
  
   Дважды этого фотоалкоголика просили, как Парфентьич, так и Лидия Максимовна, придти, заснять очередные мероприятия, - День Нептуна и День обжоры. Но оба раза он не приходил. Сильно подводил, зараза!
   Парфентьич распорядился гнать его в шею, не подпускать к лагерю на пушечный выстрел и искать другого фотографа.
   - Не надо никого искать, - сказал Феликс, который случайно оказался рядом. - Я возьму это дело на себя.
   - Так вы ещё и фотограф? - поразился начальник лагеря, который сильно зауважал молодого руководителя изостудии.
   - Во всяком случае, не хуже того ханыги, что вы нагнали. И постараюсь вас не подвести. Вот только выделите мне какую-нибудь коморку для проявления снимков.
   - Дерзайте, вьюноша! - дал добро Парфентьич.
   Феликс почувствовал, что настал его звёздный час!
  
   По правде говоря, Железный Феликс до этого момента имел весьма туманное представление о фотографировании и изготовлении снимков. Но это его нисколько не смущало. Закалённый аутотренингом, он никогда не сомневался, что всё, за что бы ни взялся, у него непременно получится.
   И получалось! И вовсе не нужно было ему для этого учиться в профессиональных училищах или, хотя бы, посещать годичные курсы. Феликсу достаточно было только один раз посмотреть, как работает специалист, и он уже это умел!
  
   Был у него сосед - профессиональный фотограф, работающий в ателье. Отпросившись на день у старшей пионервожатой, Феликс приехал к нему в ателье с бутылкой коньяка и дорогими сигарами (а к ним тот был большой охотник!), и всего за три часа овладел знаниями, необходимыми для изготовления качественных снимков.
   Сразу же купил фотоаппарат "Зенит" с хорошим цельсиевским объективом, плёнку и фотобумагу, фотоувеличитель, резак, ванночки, реактивы и прочие необходимые приспособления. На что потратил уйму денег.
   Это был, конечно, риск, но риск оправданный.
  
   Через три дня в лагере была военная игра - "Зарница". Пешком отправились на батарею - площадку над морем, где были собраны, в память об обороне Одессы, образцы военной техники - бронетранспортёры, танки, пушки, зенитные и ракетные установки, тягачи. И даже - настоящий самолёт.
   Пионеры и пионерки разбежались, кто куда, забирались на броню, на дула орудий, выглядывали из люков.
   Потом выстраивались в колонны, маршировали, равнялись направо, отдавали честь Герою Советского Союза Пантелею Парфентьевичу Шелуденко, Почётному Караулу и Знамени лагеря.
   Соревновались в беге и преодолении препятствий, в кидании гранат.
   А Феликс щёлкал и щёлкал. Три плёнки нащёлкал!
  
   Плёнки, отснятые при помощи экспонометра, получились отличными. Сидел ночи напролёт. Пришлось дать Оксане временную отставку, чем очень опечалил бедную девушку. Но - одно из двух, либо дело, либо любовь!
   Проявлял и закреплял, глянцевал на специальном приспособлении. Перепортил множество бумаги. Но всё-таки добился своего - отобранные снимки (свыше четырёхсот!) были гораздо лучшего качества, чем те, что делал тот алкоголик. Очевидно, жалел он деньги на хорошую бумагу и не менял вовремя реактивы.
  
   В субботу, к девяти часам утра пришёл к воротам. Вывесил лист ватмана с наклеенными на нём образцами фотографий. И номерами под ними.
   И наступила страда, день жатвы!
   Эти сумасшедшие родители налетали, как коршуны. Им достаточно было увидеть на снимке голову своего отпрыска, пусть даже величиной с булавочную головку, как они тут же вытаскивали свои кошельки. Их дети были сняты в движении, в действии, а не сидящими на скамейках, с деревянными лицами. И это привлекало.
   В отличие от ханыги, продававшего снимки по полтиннику, Феликс отдавал их за сорок копеек. И всё равно имел тройной подъём!
   До четырёх часов разобрали почти все фотографии. Феликс подсчитал, что за три дня заработал около сотни. Блестяще, вьюноша!
  
   И так - каждую неделю, ибо каждую неделю в лагере был праздник. То олимпиада, то открытие смены, то закрытие смены. Работы фотографу хватало. Феликс почувствовал себя Крёзом.
   Оставшиеся, не разобранные родителями фотографии он лепил на стенды и в лагерные альбомы. И родители, и комиссии теперь могли получить полное представление о том, чем занимаются советские пионеры в этом образцовом пионерлагере.
  
   Феликс работал на износ, выматывался сильно. Студия, фотостудия, сбор народных средств. Сильно утомляло его это. Особенно - подсчёт вырученных денег. Очень тяжёлая работа, скажу я вам, кроме шуток!
  
   А тут ещё, вдобавок ко всему этому горю, и сердечный роман у него закрутился. И с кем бы, вы думали?
   Сильно удивитесь, когда узнаете. Но об этом - потом.
   Да и некстати нам отвлекаться..
   Потому что в пионерском лагере случилось страшное ЧП, чрезвычайное происшествие!
  
   5.
  
   В четыре час ночи, в середине июля, во вторую лагерную смену, в одной из спален шестого отряда, где были собраны самые младшие пионерки и октябрятки, вдруг раздался сильный визг. Сначала завизжали две-три девочки. Сразу же закричали ещё несколько. Потом - вся палата. Потом - весь шестой отряд. Через несколько минут весь лагерь был на ногах!
   Персонал, все без исключения, устремился к спальному корпусу. Пионервожатые, завхоз, физруки, медики, повара и кухонные работницы. Прибежал и Феликс.
   - Что такое? Что случилось? Что за шум? Что за гвалт?
   Никто ничего не мог понять. Восьмилетки рыдали, не могли произнести и слова. С трудом удалось выяснить, что к ним через окно залез какой-то мужчина. От шума одна или две пионерки проснулись. Он шёпотом приказал всем молчать, потом присел к одной на кровать и стал трогать малышку за грудь, за живот, за ноги. Девочка, полумертвая от ужаса, молчала и дрожала. Страшный гость пересел на другую кровать и снова щупал. Так продолжалось минут десять-пятнадцать, может быть, и больше. Пока не проснулись ещё двое и не подняли шум.
   Педофил прыгнул на подоконник и исчез в темноте.
   - Как он выглядел? Молодой? Старый? Худой? Толстый? Высокий? Низкий? Блондин? Тёмный?
   Девочки плакали, сбиваясь, твердили, что они его не разглядели. При свете фонаря, что стоит на ближайшей аллейке, разглядели только силуэт и волосы. Худой молодой мужчина. Высокий. Светловолосый. Вот и всё, что успели увидеть.
   Не густо. И тут одна девочка взглянула на Феликса и зарыдала ещё громче. Прямо зашлась в крике:
   - Это он! Это он! Это был Феликс Янович!
   Все уставились на художника.
   - Что???
   - Надо вызвать милицию! - сказал шеф-повар, который уже давно имел на Феликса зуб из-за Оксаны.
   - Тише! - приказал завхоз, который этой ночью, в отсутствие Парфентьича, был старшим по должности на территории лагеря.
   И стал допытываться у других девочек:
   - Вы видели? Это действительно был Феликс Янович?
   Две из них нерешительно бормотали:
   - Нет, как будто...
   - Тот был выше...
   - И волосы были светлее.
   Но первая уверенно кричала:
   - Да, да, это был он! Он меня трогал! Я видела хорошо!
   После этого и те две смущённо сказали, что тот мужчина был сильно похож на Феликса Яновича.
   Несколько остальных не подтверждали, но и не отрицали этого.
  
   Персонал негодовал.
   - Ужас, что творится!
   - Такой, вроде бы, симпатичный молодой человек, а надо же, какой мерзавец!
   - Под суд его!
   - Извращенец чёртов!
   - Срочно вызывайте милицию!
   - Тише! - прекратил базар завхоз. - Пока что - никакой милиции! Подождём приезда начальника лагеря. Он разберётся. А пока что - все по своим местам. А вы, девочки, успокойтесь! Мы сильно накажем этого человека, даже если это - Феликс Янович
  
   :6.
  
   - Нам надо поговорить, - незаметно для других шепнула Лидия. - Я иду в кружковую комнату. А ты - к себе. Но смотри, чтобы никто не видел, как ты входишь, не то - поймут. А я уж поостерегусь.
   Феликс окольным путём пробрался к своей двери.
   Зашёл и прислушался. Некто перебирал книги на полке.
   Он кашлянул.
   - Да, это я, - сказал Лидин голос. - Услышишь, если кто-то сюда войдёт?
   - Услышу. Для чего ты меня звала?
   - Феля, зачем ты лазил к девочкам седьмого отряда?
   - Но я не лазил!
   - Не ври!
   - Да ведь мы же с тобой провели почти всю ночь.
   - Почти...
   - Но у меня не было причин, чтобы лазить к ним.
   - Ты перевозбудился, разговаривая со мной, и полез к ним удовлетворяться.
   - Ха, с тобой перевозбудишься! Холодная, как... как рептилия.
   - Спасибо за комплимент. Потому-то ты и возбудился, оттого, что я тебе ничего не позволяю.
   - Да и не позволяй. Я тебя уже давно не хочу.
   - Что такое? Я стала некрасивой? - в её голосе послышалась обида.
   - Скажем так, ты перешла в другую категорию. Ты стала моим другом, а друзей, как знаешь, не...
   - Перестань хамить!
   - Я ещё ничего не сказал.
   - Всё, оставили эту тему! - резко оборвала Лидия. - Ты хоть понимаешь, что Парфентьич может вызывать милицию?
   - Но ведь нет прямых улик! Девочки сказали - похож, вроде бы.
   - На них надавят, они испугаются и скажут - да, точно, это он.
   - Но ведь это был не я!
   - Милиция возьмёт тебя в работу, а они это умеют, и ты в конце концов сознаешься, что лазил.
   - Но ведь это не я!
   - Ты сознаешься, Феля! А ты знаешь, как поступают с педофилами в тюрьме?
   -Не знаю, а что?
   -Лучше бы тебе не знать.
   - Так что же мне делать?
   - Сознайся и покайся! Ведь они утверждают, что ты гладил их по ножкам и животикам. Я думаю, за ножки и животики срок не дадут. В крайнем случае, условно.
   - Но ты понимаешь, что это крах! Пятно будет на всю жизнь. И из института погонят.
   -Не надо было лазить, дурак!
   -Но, подумай, - взмолился Феликс. - зачем мне к ним лазить, если я - постоянно в окружении этих девочек. С утра до вечера, без всякого распорядка! В студии их несколько десятков. Они и сюда врываются без стука. "Феликс Янович! Посмотрите, как я эту овечку вырезала! Правда ведь, миленькая! Я могу её на выставку отдать?" И другая верещит: "Феликс Янович! Вы мне тут не подправите?" И так -от подъёма до отбоя! Покоя от них нет! Лид, ну действительно, подумай сама! Зачем мне лазить к ним в окно и трогать их за ноги, если эти девочки сами трутся о меня весь день?
   - Что значит - трутся?
   - То и значит, в прямом смысле!
   - Касаются тебя руками?
   - И руками, и всем телом.
   - Брось!
   - Клянусь! Девчонки десяти-двенадцати лет - у них ещё и сисек нет, только чуть намечаются. Льнут всей грудью. Бесстыдно, по-женски. "Феликс Янович, я правильно вырезаю?" А другая её отталкивает "Раньше посмотрите, как у меня получается!" И третья, и четвёртая, наперебой. Мне кажется, что они специально сговариваются, чтобы создать вокруг меня толчею, чтобы не было заметно, как они ко мне прижимаются, как вскользь задевают губами моё плечо, как вроде бы нечаянно касаются ладошкой моего зада.
   - Врёшь, не может быть! Видно, что они к тебе льнут, что они от тебя в восторге, Но - как к старшему брату, как к художнику, человеку искусства. Они в таком возрасте, что придумывают себе кумира. Я и не думала, что это зашло так далеко.
   - Лид, я клянусь, что их прикосновения носят ярко выраженный сексуальный характер. Но я рукам волю не даю. Знаю, чем это чревато. Если и коснусь кого-то, то ненароком. Как бы случайно, не акцентируя.
   - Хитрый жук! И тебе это, конечно, очень нравится!
   - А какому же парню не понравится!
   - И ты возбуждаешься!
   - Лида, у меня всё болит внутри. Ты знаешь, как это у мужчин!
   - К сожалению, знаю. И как же ты разряжаешься? Ночью, когда ходишь щупать малышек?
   - Лид, мне этого не надо!
   - Но ведь ты должен разрядиться?
   - Ну зачем тебе эти подробности? Мне кажется, что у тебя проявился нездоровый интерес. Ты в порядке?
   - Скажи, Феля!
   - Лид я разряжаюсь по ходу, непроизвольно, во время таких вот тисканий. Стараюсь не подать виду, но меня всего передёргивает. Мне кажется, что они это уже заметили, и их это забавляет. Что-то уж часто они перешёптываются и прыскают в ладошки. А две девчонки, знаешь, что придумали? По-моему, им всего по десять о лет.
   - Что придумали? Ну, говори!
   - Бывает, я присаживаюсь на краешек стола, когда веду кружок.
   - Кажется, я понимаю. Ты делаешь это специально.
   - Хорошо, я делаю это специально. Я присаживаюсь на краешек стола. Ноги у меня полусогнуты, колени торчат.
   - Ну и?
   - Они подходят ко мне вроде бы затем, чтобы я подкорректировал их работу. Одна прижимается к моему колену промежностью...
   - Лобком?! - воскликнула Лидия.
   - Вот-вот, именно этим местом. И начинает потихоньку раскачиваться. Чуть-чуть, так сказать. Невольные, самопроизвольные движения тела. И в глаза мне заглядывает. Снизу вверх.
   - А вторая?
   - А вторая в это время прикрывает подружку от посторонних глаз. Потом они меняются местами.
   - Мерзавец!
   -Ну почему же - мерзавец? Я ведь ничего не делаю, просто сижу себе на краю стола.
   - Так сел бы нормально, на стул, как все люди!
   - Не помогает.
   - Что значит "не помогает"?
   - Сидел. Так они онанируют, прижавшись к моему плечу. Я ещё могу убрать колени, но как и куда мне убрать плечи, чёрт побери?
   -Нет, Филя, тебе надо увольняться! Это к добру не приведёт.
   - И не подумаю!
   - Почему? Так будет лучше для тебя.
   - Почему? По нескольким причинам. Во-первых, мне это приятно. Я получаю массу удовольствия. Причём совершенно бесплатно, не прилагая к тому никаких усилий. Во-вторых, лагерь не может обойтись без такого кружка, он вам крайне необходим. В-третьих, где вы найдёте такого хорошего руководителя?
   - Да уж, такого ловкача ещё поискать надо!
   - Вот именно. Ну, и где гарантия, что с новым человеком они не станут проделывать те же штучки? Я хоть руки не распускаю. Я другой пустит в ход и другой орган. Вот тогда будет скандал.
   Лидия помолчала, по-видимому, обдумывая ситуацию. Молчала долго. Феликс даже забеспокоился, не стало ли ей дурно от всего услышанного.
   -Эй, - наконец, позвал он, - Ты в порядке?
   - Да, Феля, опасная у тебя работа. Кстати, несколько лет назад я видела один фильм. Назывался он, кажется, "Опасная профессия", то ли "Рискованная профессия". Вот, вспомнила - "Профессиональный риск". Так там одна американская школьница, которая часто видела своего учителя во сне и во сне же занималась с ним любовью, обвинила педагога в том, что он пытался её изнасиловать. Городок был маленький, нравы простые, и его чуть не линчевали. Семейная жизнь его рушилась, полиция взяла его под стражу.
   - И чем же кончилось?
   - Он вконец отчаялся. Он пытался даже уговорить свою бывшую ученицу, которая соседнем городе работала проституткой, предоставить ему алиби. Но, как назло, оказалось, что именно в этот день отец этой пострадавшей школьницы был у той же шлюшки. Так что алиби она предоставить не могла.
   Девочка сказала, что это было на продлёнке, когда учитель занимался с нею индивидуально. Она сказала, что, когда они были одни в классе, он подсел к ней слишком близко и стал тискать, целовать, пытался сорвать кофточку. Что она с трудом вырвалась и убежала. В общем, очень убедительно. Все ей поверили. А его должны были засудить. Но он придумал план спасения и потребовал провести следственный эксперимент.
   - И в чём же заключался эксперимент?
   - Он настоял на том, чтобы всё было повторено, шаг за шагом. Девочка показала, где они вдвоём сидели, где лежало её пальто, где лежал портфель. На глазах у полиции и возмущённых родителей он уселся с этой ученицей за тот же стол, вещи её положил на другой, тетрадь и учебник - перед ней. "Так всё было?" спросил он. "Так", - ответила она. Потом он придвинулся к ней поближе, затем стал обнимать её и целовать, щупать грудь, наконец, сделал вид, что хочет сорвать кофточку. Рыдая, она вырвалась и кинулась вон, к дверям. "Стой, Кетти! - крикнул он ей вдогонку. - Ты забыла портфель!" И тут все поняли, что она соврала. И она поняла, что попалась на лжи.
   - Как же они поняли?
   - В тот раз она прибежала домой в пальто и с портфелем.
   -Да, молодец он! - восхищённо воскликнул Феликс. - Вот бы и нам сделать такой эксперимент!
   - Ты это всерьёз? - возмутилась Лидия. - Ты хочешь, чтобы тебе позволили ночью снова залезть к девочкам и щупать их животики?
   - Да, ты права, я не подумал. Но ведь что-то можно придумать.
   - Придумай. Скажи, что всю ночь ты был не один.
   - Но я ведь и был не один. Могу я сказать, что был с тобой?
   Лида опять помолчала.
   - Ты можешь сказать всё, что угодно. Но понимаешь ли ты, какие будут последствия? Как ты думаешь, найдётся ли хоть один человек, который поверит, что мы всю ночь напролёт только то и делали, что говорили о политике и литературе?
   - Вот и я всё время твержу, что мы занимаемся не тем, чем нужно!
   Лидия стукнула кулаком по шкафу, да так сильно, что у Феликса зазвенело в ушах.
   - В такой ситуации ты ещё шутишь! А у меня - мороз по коже, когда подумаю о последствиях.
   - Ты что, не имеешь права на личную жизнь?
   -Не имею! Я здесь - по путёвке ЦК комсомола. Я здесь - на работе. Я здесь для того, чтобы проводить идеологическую работу, прививать навыки высокой нравственности подрастающему поколению, внедрять в жизнь коммунистическую мораль. И что же, днём внедряя мораль, ночью я занимаюсь развратом с неким руководителем кружка, который на пять лет младше меня? Какой пример я подаю? Гнать меня надо поганой метлой! Из ЦеКа, из комсомола!
   - Ночью ты тоже должна подавать пример?
   - Должна! Я день и ночь нахожусь на территории пионерского - слушай внимательно, вдумайся! - пи-о-нер-ско-го лагеря. Я двадцать четыре часа в сутки нахожусь на работе! Но я не работаю, а занимаюсь блядством!
   - С кем? - не понял Феликс.
   - С тобой, идиотом ненормальным!
   - Да? Что-то я этого не заметил. Как-то прошло мимо меня.
   - Шутишь, да? Одессит хренов!
   - Лид, успокойся! Я никому не скажу, что мы занимались блядством и прочей политикой. Я буду молчать. Как еврейский партизан на допросе. Пусть меня пытают, режут, но твоё имя они не услышат. И фамилию - тоже.
   - А что же ты скажешь?
   - Что я провёл всю ночь с одной из пионервожатых. Все знают, что они ко мне липнут.
   - Тоже нельзя. От тебя потребуют назвать её имя.
   - Не, но ведь я джентльмен, я не могу назвать. Я не могу так поступить.
   - Ой, джентльмен, смотри, как бы тебя не повязали.
  
   Тут в дверь к Феликсу постучали.
   - Железный, ты здесь? - спросил голос завхоза.
   - Здесь, Михаил Юрьевич.
   - К директору! На летучку!
   - Лечу, Михаил Юрьевич.
  
   В коридоре, у кабинета директора, толпилось три десятка пионервожатых. Девушки с интересом поглядывали на "виновника торжества". Феликс пытался сохранять невозмутимость.
   - Сказали - нужно подождать, - пояснила одна из девушек. - У Парфентьевича совещается руководство: главврач, начальник охраны, старшая пионервожатая, завхоз, директор столовой.
   Наконец, пригласили художника.
  
   Парфентьич начал с места в карьер
   - Феликс Юрьевич, ответьте, как на духу - это были вы?
   - Это был не я.
   - Но девочки утверждают.
   - Девочки ошибаются. Утверждает, кстати, только одна. Померещилось ей.
   - У вас всё в порядке с психикой?
   - Как и у всех присутствующих.
   - А почему вы за всех расписывайтесь? - возмутилась главврач.
   - Извините, Нина Александровна, я не имел вас в виду.
   - Вот хам! Мы вас на экспертизу пошлём!
   -Только после вас, Нина Александровна.
   - Перестаньте препираться! - прикрикнул начальник лагеря. - Дело серьёзное! Можно даже сказать, оглушительное. Позор какой! На всю Украину. Феликс Юрьевич, вы уверены, что эту ночь провели в своей комнате, никуда не отлучаясь?
   - Уверен.
   - И лунатизмом не страдаете?
   - Не страдаю.
   - И в туалет не бегали?
   - Как сбегал в десять часов, перед отбоем, так до утра и не бегал.
   - Жаль, что никто не может этого подтвердить.
   И тут Феликс решился.
   - Если дело дойдёт до милиции, я предоставлю алиби.
   В зале прошелестел ропот.
   Лидия густо покраснела. Кое-кто обратил на это внимание. Впрочем, многие в лагере уже имели основание для подозрений. Ходили упорные слухи, что эта парочка спелась.
   -То есть, вы утверждаете, что были всю ночь с кем-то из наших сотрудниц? У себя комнате, или у кого-то другого?
   - У себя.
   - Это очень плохо! Это не делает вам чести. Если бы нам позарез не нужен был такой кружок, вашей ноги здесь бы уже не было. Впрочем, мы не ханжи. Дело молодое. Но оставьте его до сентября. Я вам это настоятельно рекомендую. Надеюсь, вы меня хорошо поняли? Что ж, до милиции мы пока что доводить не будем. В принципе, ничего страшного не произошло. В спальню залез какой-то вор. Но ничего не украл и никого из наших пионерок не обидел. Мы никого не подозреваем. Прямых улик нет. Девочкам могло померещиться. Но охрану усилим. Окна - запирать на ночь!
   - Богема! - сказал завхоз, осуждающе глядя на художника. - У них всё не как у людей.
   Он был, конечно, неправ. У Феликса всё было как раз, как это обычно бывает у людей.
   - Будем надеяться, что эти девочки не расскажут родителям, - подытожил Парфентьич. - Я провёл с ними и со всем отрядом разъяснительную работу. Сказал, что если они твёрдо уверены, что это был Феликс Янович, то мы посадим его в тюрьму. Они расплакались и просили не сажать вас. Сказали, что не уверены. Дело, конечно, серьёзное. Я поговорил с руководством лагеря. Все о вас хорошего мнения. Все сходятся на том, что не стоит выносить сор из избы. Но всё же остались некоторые подозрения. Идите и работайте. Пока же будем считать, что ничего не случилось.
  
  
   Неизвестно, чем бы это всё кончилось. Ведь девочки могли проболтаться родителям, а те бы уж точно подняли вой. Но охрана, жёстко проинструктированная своим начальником, на этот раз уже не спала, а усиленно патрулировала всю территорию.
   И через двое суток поймала-таки педофила.
   Он был высок, худощав и рыжеват. И в темноте, при скудном освещении фонаря, его запросто можно было принять за рыжего Феликса...
  
   ...Так уж в нашей жизни бывает. Кому-то сильно не повезёт, но зато другому - повезёт сильно.
   А наш герой, как вы ещё не раз убедитесь, был потрясающим везунчиком. Ну, просто, - всё ему сходило с рук! Чего и вам желаю!
  
   ===========
  
   Здесь представлены первые пять глав моей новой книги - 70 страниц текста. Объём её - около четырёхсот страниц. Всего в романе - двадцать две главы, подробно описывающих жизнь главного героя - от юности до пятидесятилетия. Рассказывающих без утайки о его многочисленных приключениях и злоключениях. О победах и поражениях. О любви и ненависти. Об обретении мудрости.
   Надеюсь, знакомство с моим героем пробудит интерес к нему у пишущей и читающей публики, пасущейся на этом сайте.
   Роман находится в стадии завершения. Главы будут добавляться по мере готовности. Ещё пять-семь глав обязательно появятся здесь до конца сего года. Остальные - не позднее апреля 2008-го года.
   Жду ваших оценок! Оставить комментарий
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"